Ядовитая кровь Туров Тимур
Костер уже загасили, козаки сидели вокруг казана, держали ложки в руках. Ждали, пока Чугайстр с Приблудой сядут в круг и Черепень разрешит есть.
Влад, садясь к котлу, заметил свеженасыпанную кучу земли, пару чужих коней в татарской сбруе и татарское же оружие, сложенное на кошме возле обложенного камнями родника: два сагайдака, два лука, два копья с пучками лошадиных волос у наконечника, два кожаных щита. Переметные сумки стояли возле оружия.
— С богом, — приказал Черепень, и ложки принялись работать, но не как попало, а по старшинству своих хозяев, по возрасту, по заслугам.
Дошла очередь до Приблуды. Густой кулеш из пшена с салом обжигал, и Приблуда часто задышал с открытым ртом, чтобы остудить.
— Что, горяче? — участливо спросил Звыняйбатько.
— Горяче, — кивнул Приблуда, зная, что последует за этим, но выполняя ритуал.
— Студи, дураче! — разом выдохнули козаки и засмеялись.
Засмеялся и Приблуда.
— Тут кто-то был? — отсмеявшись, спросил он.
— Был, — ответил Волк. — Два татарина сторожили дорогу, да не усторожили себя.
— Дорогу? — удивился Приблуда. — Тут же нету дороги, степь одна. Шлях там, западнее.
— То общий шлях, все его знают, а тут... — Волк усмехнулся, облизал ложку и сунул ее за голенище, рядом с ножом. — Тут та дорога, что мы ее искали. И нашли. И значит это, что этой ночью...
— Волк! — Голос Черепня прозвучал резко, как свист атаманского канчука.
— Волк, — сказал Волк и усмехнулся недобро, по-звериному скаля зубы. — Я — волк. Я вас сюда привел. А он... Ты ему когда скажешь?
— Пасть закрой! — прикрикнул Черепень.
— А, ну вас! — махнул рукой Волк и вскочил на ноги. — Хочешь, Приблуда, я тебе саблю подарю? Хочешь? И татарского коня отдам, будет у тебя запасной. Выбирай!
Приблуда недоверчиво посмотрел на Волка, перевел взгляд на Черепня, на лица остальных козаков. Козаки хмурились, опускали глаза, только Чугайстр выдержал его взгляд, прищурившись.
— Болтать прекрати, — медленно, словно перекатывая тяжеленные камни, проговорил Черепень. — Поедим, потом — дело у нас еще. Дело.
Приблуда не сообразил сразу, что за дело, но потом, когда кулеш был съеден, котел вымыт и спрятан в мешок, увидел, что козаки вынесли из-за поворота балки татарина, связанного, с кляпом во рту и бросили на землю возле сизых углей кострища. В глазах пленника был дикий ужас. И только тогда сообразил Приблуда, что именно сейчас будет происходить, что будут делать его товарищи с плененным татарином.
Он слышал о таком. Только слышал, но даже рассказы зимними вечерами о допросах вызывали у него приступы тошноты. Он мог себе представить, как лишить жизни человека в бою. Пусть даже не человека, нехристя, но живого, дышащего, проткнуть копьем, прострелить пулей или полоснуть саблей.
Но вот так, связанного, испуганного медленно убивать, не обещая жизни, а лишь суля в качестве награды быструю смерть — от одной мысли об этом становилось тошно, живот сводило болью, и мир вокруг начинал покачиваться и меркнуть.
Сейчас это должно было случиться наяву.
— Чугайстр! — сказал Черепень.
Старый козак подошел к татарину, присел над ним. Остальные расступились.
— Здоров будь! — тихо-тихо, даже ласково сказал Чугайстр.
Татарин зажмурился.
Чугайстр медленно через голову стащил с себя рубашку, которая когда-то была белой. Поправил на шее ладанку, крестик и оберег.
— Вот, смотри, — все так же ласково проговорил Чугайстр. — Видишь? У меня ханская грамота есть. Посмотри, как красиво на мне бахчисарайские писари расписались. Читай!
Татарин зажмурился сильнее, будто так мог спрятаться от Чугайстра.
— А ты не закрывай глаза, паренек. Если ты на меня смотреть не хочешь, я тебе веки отрежу, чтобы тебе все видно было... — Лезвие кинжала коснулось щеки татарина возле самого глаза. — Как бог свят — отрежу.
Пленник открыл глаза.
Приблуда хотел встать и отойти подальше, чтобы не видеть этих глаз, не слышать голоса Чугайстра, но козаки, сидевшие по бокам от него, вроде как случайно оперлись руками о его плечи, удержали на месте.
— Я тебя не буду мучить, — ласково-ласково протянул Чугайстр, и от тягучести его голоса Приблуду замутило. — Я кляп выну, вопросы задам, а ты мне ответишь. И я тебе обещаю, Богом клянусь, что отпущу тебя быстро и без боли. Слышишь?
Татарин быстро кивнул.
— Веришь?
Снова быстрый кивок.
Чугайстр медленно вытащил тряпку изо рта пленного.
— Дать воды?
— Да, — еле слышно выдохнул татарин.
Чугайстр, не оборачиваясь, взял протянутую Задуйсвичкой сулею, вытащил пробку и поднес горлышко к разбитым губам пленника. Тонкая струйка воды только коснулась губ, как Чугайстр отдернул руку в сторону.
— Чуть не забыл, старый дурень, — покачал головой Чугайстр. — Ты еще и не сказал ничего. Не сказал... Ты скажи — далеко до крепости?
— Медленным ехать... — сказал татарин, облизнув губы. — Сейчас ехать — до захода солнца приехать.
— Медленно, говоришь... — Чугайстр оглянулся на Черепня. — А почему медленно?
— Ямы копали. Кони ноги ломать... В ямы падать, на колья... И огонь... Не видеть огонь. Вступить в невидимый огонь... сгореть...
— Невидимый, говоришь, огонь... Не врешь?
Чугайстр, словно забывшись, провел лезвием кинжала по лицу пленника. Выступила кровь.
— Не врешь! Не врешь! — закричал татарин. — Невидимый огонь. Пять мест с огнем вокруг крепости... и бродячий огонь...
— Если не врет — мы на место приехали. — Чугайстр вытер окровавленное лезвие об одежду пленника. — Водичку ты заслужил.
Татарин глотал воду жадно, со стоном. Чугайстр лил ее, не скупясь. Когда татарин стал захлебываться, Чугайстр сулею не убрал, лил воду на лицо, в глаза...
Пленник дернулся, пытаясь уклониться от струи.
— Не хочешь больше воды? — спросил Чугайстр.
Татарин закашлялся, брызги попали на лицо козака.
— Я его водой пою, а он мне в лицо плюет! — обиделся Чугайстр. — Нехристь неблагодарный.
Лезвие кинжала чиркнуло по лицу, теперь уже брызги крови полетели вокруг, ударяя по глине. Одна капля попала на руку Приблуды, и тот торопливо вытер руку об одежду.
— Сколько там ваших, в крепости? — спросил Чугайстр.
— Половина сотни. Пять десятков... — быстро, захлебываясь словами, проговорил татарин. — И Степной Орел.
— А пленных сколько?
— Десять, десять! — Голос татарина сорвался на визг. — Было двенадцать — двое вчера умерли. Вчера...
— Кто?
— Старик... Старик. И женщина.
— Какой старик?
— Старый старик... Совсем старый... Волосы белые... чуб... усы белые... пальцев на правой руке нет... три пальца всего было... три...
— Значит, Лихолета убили... — сказал Чугайстр. — За что?
— Он двух воинов убил... Руку освободил, махнул... Два воина ударились о стену... со всей силы ударились... Степной Орел приказал охранника, который связывал старика, казнить... Спину ломать... А старика приказал на стену, на крюк серебряный. Долго умирал, кричал... потом совсем умирал, через два дня умирал...
— Не дождался Лихолет... — сказал Чугайстр. — Совсем чуть-чуть не дождался. Всегда нетерпеливым был. А женщина...
— Молодая, красивая, Степной Орел ее в гарем хотел взять, она кричала, ударила... Степной Орел не сдержался, тоже ударил... Убил совсем.
— Убил, — глухо произнес Стриж. — Катерину — убил...
Стриж вскочил на ноги, простонал что-то нечленораздельно, и ушел прочь из балки.
Солнце опустилось к горизонту, тень от края балки поднялась из-под ног вверх, как вода, заливая лица сидящих козаков.
Татарин хрипло дышал, будто и на самом деле тонул... Или был рыбой, выброшенной на берег, пытающейся дышать пересушенным горячим воздухом.
— Когда вас ждут в крепости? — спросил Чугайстр, и кинжал снова скользнул по лицу татарина.
— К полночи... К полночи сюда приедут другие воины... Десяток воинов и огненноглазый чужак...
— Огненноглазый... — повторил за татарином Чугайстр.
— Огненноглазый... — пробормотал сидящий справа от Приблуды Задуйсвичка.
— Сколько таких чужаков в крепости?
— Трое. Степной Орел, три огненноглазых и один оборотень... — Татарин заскулил: — Не нужно резать... я правду говорю... правду...
— Оборотень? — Волк вдруг оказался рядом с татарином, рывком за веревки поднял его, заглянул в глаза. — В кого оборачивается?
— В змею... — выкрикнул татарин, рука Волка разжалась, и татарин упал на землю. — В змею...
— Еще в кого? — спросил Волк.
— Только в змею, только в змею... В огромную змею, ядовитую... Он плюнул — верблюд умер... живьем сгнил от яда... Сразу сгнил... только мясо гнилое осталось...
Козаки молча переглянулись.
Приблуда смотрел перед собой, на глиняную стенку балки над лежащим татарином, чтобы не видеть изуродованного лица.
Змея.
Он раньше слышал сказки о гигантских змеях, охраняющих путь к Крыму. Думал, что это только сказки.
Характерники умеют превращаться в зверей — в волка, в орла, в громадную кошку. Но это характерники. И даже их вблизи увидел Приблуда только недавно, перед самым походом. Да и тогда не сообразил, кто именно перед ним, только к концу второго дня пути, когда перекинулся Волк в серого зверя, а балагур Синица стал вдруг орлом, понял Приблуда, с кем ему выпало идти в первый поход. И заподозрил, что не простой поход ему предстоит.
Характерники умеют превращаться, но они оборачиваются обычными зверями, каких можно встретить на самом деле. Но гигантская ядовитая змея... Плевком способная убить верблюда...
— Пять десятков воинов, Степной орел, три огненноглазых и оборотень... — перечислил Чугайстр. — Ничего не спутал?
— Нет, не спутал... всю правду сказал. Правду!.. Дай смерти... Дай! — закричал татарин. — Дай-дай-дай-дай!
Приблуда зажал уши, чтобы не слышать этого крика, крика, в котором не осталось ничего человеческого.
Так позапрошлой зимой кричала лошадь приемного отца, сломав ногу на льду. Тонко, пронзительно, пока старый Охрим не перерезал ей горло.
Тогда Приблуда подумал, что Охрим — жесток. Сейчас... Сейчас жестокий Чугайстр все не перерезал горло визжащему татарину. Не желал отпустить того.
— Пойди, погуляй! — сказал Черепень, положив руку на плечо Приблуды.
— Я с ним. — Волк подхватил Приблуду под мышки, легко поставил на ноги. — Я с ним пройдусь.
— Хорошо, — сказал Черепень. — А мы тут. Кто хочет что у татарина спросить — спрашивайте, братья-товарищи. Все спрашивайте.
Ноги почти не держали Приблуду, когда Волк вывел его из балки.
Стриж сидел на вершине холма, держа на коленях саблю и осторожно полируя ее лезвие куском кожи. На Волка с Приблудой он даже не оглянулся.
Приблуда глубоко вдохнул горьковатый воздух, закашлялся.
— Ничего, — сказал Волк, — у всех так бывает по первому разу. Когда смотрят. Потом по первому разу, когда сами пытают. Получается, правда, не у всех. Я вот так и не научился. А Чугайстр... У него учителя были хорошие, в Кафе, в Бахчисарае, даже в Царьград, говорят, возили его, как в плен взяли. А он выжил.
Приблуда осторожно высвободил руки и сел. Волк сел рядом.
Солнце опустилось уже почти к самой земле, тени козаков далеко вытянулись по рыжей, выжженной земле.
Волк посмотрел вверх, прикрыв глаза рукой от солнца.
— Я Синице завидую, — сказал Волк. — Он умеет летать. Рассказывал, что живет только от полета до полета. Не любит по земле ходить. Когда-нибудь... Когда-нибудь он не сможет превратиться в человека...
Волк вдруг засмеялся.
— В человека... — повторил он со странной интонацией. — В человека!
Волк наклонился к уху Приблуды:
— Ты думаешь, я человек?
— А кто? Ты — характерник.
— Характерник... Вы молодцы, придумали название и успокоились, вроде как вопроса больше и нет. Ты слышал такое слово — маах'керу?
— Нет... — ответил Приблуда.
— Запомни его. Мы уже привыкли, а кто-то другой из наших... тот же змей... обидится. Маах'керу. Повтори.
— Маах'керу, — медленно произнес непривычное слово Приблуда.
— Молодец! — похвалил Волк. — И батька твой — молодец. Он ведь саблю тебе посеребрил?
— Он.
— Жаль только, что может не пригодиться. Хотя... Степной Орел может не ожидать, что мы привели тебя... Может не ждать. Змей будет впереди, чтобы убить, испугать... Маах'керу трудно убить. А серебро... серебро помогает. Сумеешь достать змея саблей — все может и по-другому сложиться. Главное — не робей.
От балки донесся крик — словно зверь кричал, получив смертельную рану.
— Зачем они...
— Зачем? — переспросил Волк. — Правдивость проверить нужно. Вначале — без пытки, с угрозами. Я ведь его дружка не просто убил — рвал медленно, заодно и поел. А татарин лежал и ждал, когда его очередь наступит. Если бы я его не напугал, Чугайстру еще дольше возиться бы пришлось. Потом наступает очередь обещаний. Кому жизнь, кому облегчение... А уж потом — проверка болью. Если врет пленный — то от страха и боли люди врут по-разному. И не могут запомнить, как врали совсем недавно. А если одно и то же говорят — значит, правда.
Татарин снова закричал.
— Козаки сейчас его про оружие в крепости, про привычки стражи, про обычаи Степного Орла спрашивают, — пояснил Волк. — Подробно спрашивают, чтобы умирать, значит, не зря. Потом, когда выжмут татарина досуха, отправят кого-то, по жребию, назад, чтобы добытое не пропало. Синица или я добрались бы быстрее, но мы в жребии не участвуем. Ты — тоже. Нас некому заменить.
Некому... Некому... Некому...
— Что, дверь открыть некому? — услышал Влад, уже просыпаясь, голос Богдана. — Лейтенант, забурел совсем, старшим по званию спать не даешь?
В дверь позвонили.
«Не первый раз, судя по всему, — подумал Влад. — Вон как Лютый лютует».
— Кто там? — спросил Влад. — Я сейчас! — Щелкнул замок, открылась входная дверь. — Доброе утро!
— Участковый инспектор старший лейтенант Свиридов! — донеслось из прихожей.
— Ты, что ли, Колька? — спросил Влад, вскочив с дивана и выходя туда. — Случилось что?
Капустян отступил в сторону.
Участковый, Колька Свиридов, с которым было столько выпито за прошлый год, вид имел всклокоченный и растерянный. Он, странно раздвинув ноги, молча стоял на пороге, вроде как не решаясь посмотреть в глаза Гетьману.
— Что случилось? — повторил свой вопрос Влад, подойдя к двери.
— Мамочки, — неожиданно произнес Капустян и указал пальцем на дверь, открывшуюся внутрь квартиры. — Ни хрена себе...
Наверное, если бы кто-то набрал в кружку красной краски и плеснул ее на дерматин обивки, все выглядело бы именно так — потеки, брызги. Только не краской залили дверь квартиры капитана милиции Влада Гетьмана, а кровью.
Кровавая дорожка тянулась от двери по лестничной площадке к лестнице.
— Докуда кровь? — спросил Влад.
— До седьмого этажа. До девяносто седьмой квартиры. — Участковый снял фуражку и вытер лоб платком. — Сосед из квартиры напротив утром вышел на работу, увидел кровь, позвонил. Перезвонили мне — тела нет, сам понимаешь, только что-то, похожее на кровь. Я прибыл. Толкнул дверь — там... там, понимаешь, трупы. И кровь. И ведет к твоей квартире. Кто-то налил целую дорожку. Спустишься со мной, посмотришь?
Уже успевший натянуть штаны и свитер Богдан стоял за спиной Влада и слушал историю участкового. Капустян отступил к кухне, неуверенно, словно слепой, снял с себя фартук, который надел перед тем, как приступить к приготовлению завтрака.
— Трупы точно? — Влад осторожно переступил через потеки крови, вышел на лестничную клетку.
— Два видел сам, — ответил участковый. — Мужчина почти на пороге, женщина — подальше, в коридоре. Везде кровь.
— Там еще двое детей было, — сказал Влад.
— Пойдешь, посмотришь?.. — В голосе участкового проступили просительные нотки.
Он разве что не добавил: «Вместо меня».
— Посмотришь?
— Посмотрю, — сказал Влад.
Он спустился на седьмой этаж по лестнице, держась ближе к стене — кровь была на всех ступеньках.
— Четыре человека, — бормотал участковый, спускаясь следом за ним. — Четыре человека.
— Маах'керу, — тихо сказал Влад.
— Что? — не расслышал участковый.
— Четыре человека. В квартире девяносто семь жила семья из четырех человек: муж, жена и два сына. Трех лет и пяти. Пяти и трех.
Сосед из сотой квартиры так и стоял на пороге, не решаясь ни закрыть дверь, ни ступить на площадку.
— Вы когда увидели? — спросил Влад.
— В седьмом часу, — сосед судорожно вздохнул. — Я минут в двадцать седьмого вышел... а тут... Я, значит, позвонил... позвонил... А Семеныч мне дрель так и не отдал. Я потом смогу забрать дрель?
— Сможешь, — кивнул Влад. — Скажешь, я разрешил. А пока иди, посиди дома. На работу уже не пойдешь?
— Я позвонил... Сказал, что не приду... — Сосед все никак не мог отвести взгляд от крови. — Бригадир разрешил.
— Это не ты сюда наступил? — спросил Влад, заметив отпечаток ботинка в крови.
— Что? — сосед посмотрел на свои ноги. — Нет, я не выходил. Я как увидел, сразу позвонил. И стоял тут, чтобы никто, значит, не проходил. Потом он пришел... участковый.
— Я не вступил, — сказала участковый, — вот, можешь на подошвы мои глянуть. Что я, первый раз, что ли? Я на лифте подъехал на шестой этаж, потом поднялся наверх. Дальше уже осторожно. К двери, потом к тебе.
— Лады, — кивнул Влад. — Со мной пойдешь?
— Я... — участковый неопределенно поводил в воздухе рукой. — Я тут, если можно, постою. Хорошо?
— Хорошо, — сказал Влад. — Хорошо.
Осторожно ступая на чистые участки лестничной клетки, Влад подошел к двери. Она открывалась наружу — хозяин поставил новую металлическую дверь всего пару недель назад.
Влад посветил фонариком — дверь и замок были без царапин, гладкий металл замка отсвечивал чисто, кожзаменитель на двери выглядел неповрежденным.
Достав из кармана платок, Влад аккуратно взялся за дверную ручку, надавил на нее и потянул.
До командировки в Косово Влад даже здоровался с соседом снизу за руку. И угощал старшего мальчишку конфетами, с разрешения его матери, естественно.
А когда вернулся из Косово и обнаружил, что в квартире номер девяносто семь живут оборотни, с трудом сдержался, чтобы не сказать на приветствие главы семейства что-нибудь резкое.
Счастье еще, что кроме этой семьи, в подъезде жили только люди.
Теперь в подъезде живут одни люди. Без исключения.
Он так и не выяснил, в кого превращаются его соседи. В кого умеют превращаться. В волков? В пантер? Или в змей?
Оказавшись с ними в лифте, Влад испытывал одновременно и неловкость, и отвращение. Сейчас — только стыд.
«Это из-за меня. Их убили из-за меня...»
Влад знал, кто убил этих маах'керу. И, убивая оборотней, человек наверняка улыбался.
Этой семье не повезло — они не люди.
Глава 6
Половина дня пропала. Причем, не только у Влада, но и у Богдана Лютого. Возможно, были на первую половину дня какие-то планы и у Игоря Капустяна, но его никто об этом не спрашивал, а сам он помалкивал, отвечал на вопросы, писал объяснительную и терпеливо ждал в коридоре областного управления, пока отпустят капитана Гетьмана.
Влада задержали дольше, чем остальных. И допрашивал его целый полковник из штаба. Допрашивал долго, въедливо, будто подозревал, что это сам капитан Гетьман ночью убил своих соседей.
Напрямую, естественно, это обвинение не прозвучало, но в суровом полковничьем взгляде читалась ненависть почти классовая, а вопросы полковник задавал таким тоном, будто готов был сразу после допроса приступить к пыткам.
«Не знаю» — к этому словосочетанию сводились в основном ответы капитана милиции Гетьмана. Не знаю. Откуда мне знать? Не слышал. Не видел. Понятия не имею. Кровью дверь облили — мстит кто-то из бывших подопечных.
Мелькнул у Влада соблазн сообщить, что Кроха со вчерашнего вечера может иметь зуб если не на него, то на его стажера-лейтенанта, но соблазн этот был преодолен и отвергнут, как бессмысленный и бесполезный. Полковник и дальше допрашивал бы капитана, если бы не звонок в тринадцать ноль пять.
Полковник трубочку поднял, внимательно выслушал то, что ему было сказано, собрал на лбу складки, глянул исподлобья на Гетьмана и, тяжело вздохнув, быстро свернул допрос.
Звонок был по внутренней связи, отметил Гетьман, вопросов полковник позвонившему не задавал, а это значило, что звонил начальник, а начальников в областном управлении у полковника было не слишком много. Из этого следовало, что либо кто-то из областных генералов был заинтересован в свободных передвижениях капитана Гетьмана, либо у Серого были очень веские аргументы в разговоре с этими самыми генералами.
Серый, кстати, дожидался выхода Влада из областного управления. Прогуливался по скверу Победы, прикрывшись от дождя громадным зонтом.
Кроха, с рукой на перевязи и в длинном кожаном плаще, маячил на углу Совнаркомовской и Мироносицкой. Увидев Влада, бросился к нему и пригласил на собеседование к Серому.
Капустяну, молча следовавшему за Владом, Кроха улыбнулся и протянул левую, не пострадавшую при вчерашнем знакомстве, руку:
— Ты чем занимался?
— Рот закрыл, — буркнул Влад. — А ты, лейтенант, даже и не открывай. Иди и молчи.
Лейтенант вздохнул.
— Твоя машина где? — через плечо спросил Влад, когда они перешли через дорогу.
— Возле оперного.
— Иди и жди. Молча, — напомнил Влад. — А ты, Кроха, если сейчас за ним попрешься, получишь от меня пулю в задницу.
Кроха хотел что-то ответить, но рассмотрел выражение лица Влада и сник. А заметив, что Серый идет к ним навстречу, совсем погрустнел.
— Мне куда? — спросил Кроха у Серого.
— В машину, — ответил Серый. — Если что — я позвоню.
— Ага, — кивнул Кроха. — Я в машину...
Серый чуть приподнял зонт, словно собираясь предложить мокнущему Владу укрытие, но промолчал.
— Кто знал, что я занимаюсь этим делом? — спросил Влад.
Лучше, конечно, смотрелась бы эта сцена по-другому. Удар с правой, Серый отлетает, взмахнув полами своего шикарного серого пальто, падает в лужу, а Влад наклоняется над ним, сгребает лацкан в кулак и спрашивает: «Кто знал, что я занимаюсь этим делом?»
Смотрелось бы лучше. Но Влад не стал экспериментировать. Он просто спросил.
— А я тебя предупреждал, — сказал Серый. — Специально позвонил. Кто-то из ваших ссучился. Иначе — никак.
— Ты себя слышишь? — закипая, спросил Влад. — Слышишь ту фигню, которую сейчас несешь? Маньяк-одиночка подкупил кого-то из ментов? Ты меня за идиота держишь? Позавчера вечером я согласился. Знали об этом трое — киевский гость, подполковник Осокин и ты. К ночи круг расширился на твоего водителя и Кроху.
— И циркачей, — напомнил Серый.
— И циркачей, — согласился Влад. — Только я им не представлялся. И в клубе я тоже не называл ни имени, ни фамилии. Тем более, адреса. Утром мы едем к СИЗО и нас уже ждут. Ты мне рассказываешь, что это меня хотели убрать, но по всему выходит, что тебя. И не иначе. А вот этой ночью пришли уже по мою душу. При этом обо мне уже знали цыгане, которые очень хотели сегодня утром со мной пообщаться. Без тебя, заметь. А это значит, что информация у них не из ментовки, там о твоем участии в деле ничего, насколько я знаю, не ведают. И ночью кто-то убивает моих соседей. Бессмысленно, между прочим. Мне предупреждение? О чем? Чтобы я отошел от дела? Или чтобы не водился с тобой?
— Думаешь, соседей твоих — цыгане? — спросил Серый.
Читать бесплатно другие книги:
