Ядовитая кровь Туров Тимур

Глава 10

Погибших они хоронить не стали — козаков отнесли в балку, положили в ряд, скрестив руки на груди у каждого. Сабли воткнули в головах, пистоли и самопалы собрали, зарядили и поделили между оставшимися в живых.

Приблуде достались два пистоля и самопал. Чугайстр сам зарядил для парня оружие, бормоча что-то о молодежи с кривыми руками, которой ничего нельзя доверить, что будь его воля...

Когда Приблуда, спохватившись, протянул старому козаку мешочек с серебряными пулями, тот уже зарядил пистоль, поэтому обозвал безголовым, безруким, но, разобравшись, что именно лежит в мешочке, поднял над головой заряженный пистолет и выстрелил, освобождая ствол.

— Сдурел? — Черепень обернулся к нему, вскидывая к плечу самопал. — Шуткуешь перед смертью, дурень старый?

Чугайстр отмахнулся, прочистил ствол пистоля, перекрестил дуло и стал заряжать. Работал он ловко, не делая ни одного лишнего движения, не просыпав ни зернышка пороха. Зарядив оружие Приблуды, Чугайстр, не спрашивая, выкатил на ладонь две серебряные пули и попытался ножом их разрезать. Не получилось, нож скользнул по блестящему шарику и поранил ладонь.

— Бисову душу! — пробормотал Чугайстр и оглянулся на стоящего в стороне Волка. — Сила в руках есть?

— Что нужно?

— Пули вот на куски нужно порубить — сможешь?

Волк подошел к Чугайстру, взял пули.

— А бьемся об заклад, что я без ножа их на кусочки поделю?

Внезапно закричал Мороз, забился на земле, но Качура и Звыняйбатько удержали его, а Черепень продолжал лить на рану Мороза горилку из фляги.

Рана была нехорошая — глаз вытек, сквозь рассеченную щеку видны были зубы, но Мороз терпел, только вот закричал, когда горилка попала на рану.

— Все, — сказал Черепень, затыкая флягу. — Перевяжем — до утра доживешь.

— А пусть он гонцом едет, — предложил неуверенно Звыняйбатько. — Какая с него польза будет у крепости? Если еще до нее не помрет.

Мороз, которому Качура завязывал лицо тряпкой, ничего сказать не мог, только сложил пальцы на правой руке в дулю и протянул обидную эту фигуру в сторону Звыняйбатька.

Тот вздохнул и отвернулся.

Луна стояла высоко, освещая степь мертвым светом. Фигуры козаков и коней отбрасывали смоляные, липкие на вид тени.

— Так бьемся об заклад? — повторил Волк. — Без ножа, без сабли, без какого железа — на четыре куска каждую.

— Не делай глупостей. — Синица подошел к приятелю и толкнул того кулаком в плечо. — Это ж серебро.

— На один золотой!

— А гроши откуда достанешь? — хитро прищурился Чугайстр.

Волк и Синица так и остались голыми после того, как снова перекинулись в людей.

— У меня в седельной сумке, — ответил Волк. — У тебя золота отродясь не было, так ты кинжал свой поставь, тот, с зеленым камнем.

— А пойди к Морозу, — ответил Чугайстр, — попроси, чтоб он тебе дулю показал, очень ловко у него это получается. Будешь пули ломать?

— Волк! — предупредил Синица, но тот отмахнулся.

— Скучный ты человек, Чугайстр. — Волк взял одну пулю, подбросил ее и ловко поймал зубами.

Звонко щелкнуло — волк выплюнул на ладонь две половинки серебряной пули, поморщился и сплюнул на землю.

— Дрянь какая... На четыре части?

— На четыре.

Волк раскусил обе половинки, потом то же самое проделал со второй пулей, сплевывая слюну после каждого раза.

— Дурень безголовый, балбес... — стонал каждый раз Синица, качая головой. — То ж яд!

— А все яд! — засмеялся Волк. — А больше всего бабы и горилка. Так, старик?

— Иди себе, нелюдь, — буркнул Чугайстр. — Не маши тут... хвостом.

Волк снова засмеялся.

— Заряди в пистоль, — Чугайстр протянул раскушенные пули Приблуде, — что-то у меня руки трясутся. Устал. То ли я старый, то ли татарин ловкий пошел — ладанку, нехристь, срубил, по самому горлу саблей провел.

Старик осторожно потрогал царапину на горле.

— Значит, судьба, — подумав, добавил он. — До крепости доеду... Еще кто не зарядил? — повысив голос, спросил он у козаков. — Еще пять пуль серебряных есть. Приблуда угощает.

Мороз подобрал с земли пистоль, протянул Качуре, тот оружие отнес Чугайстру.

— Чего ты мне его суешь? Сам вот бери пулю, заряжай... Посмотри, может, еще есть не заряженное?

— Оставь, — Черепень махнул рукой. — Там только один оборотень...

— Маах'керу... — пробормотал Приблуда, вспомнив, чему его учил Волк.

— По коням, — тихо сказал Черепень.

— А у меня кобыла! — вспомнил старую шутку Звыняйбатько, но никто не засмеялся.

Мороза и Черепня в седла пришлось подсаживать.

— Может, привязать? — спросил Звыняйбатько.

— А вяжи! — махнул рукой Черепень.

Остальные в седла сели молча.

— Здоровы будьте, — сказал Звыняйбатько, снимая шапку.

— И ты не поминай лихом, — ответил Чугайстр за всех.

— Передать что? — спросил Звыняйбатько. — Поклоны, слово какое?

— Расскажешь, как оно было, — Черепень тронул коня. — Волк, Синица, перекинетесь, как мы отъедем, не полошите коней...

Съехав с холма, Приблуда оглянулся — Звыняйбатько смотрел в их сторону, держа шапку в руке, потом размашисто перекрестился и тронул коня.

Низко, над самой вершиной, мелькнула крылатая тень.

Конь Приблуды всхрапнул, потянул в сторону, Приблуда похлопал его ладонью по шее, успокоил.

В свете полной луны видно было далеко, но ясность была обманчивой — тени скользили по степи, извивались, как черное пламя, за каждым камнем, за каждой былинкой. И самые камни начинали жить в этом призрачном свете, шевелиться, перекатываться, устраиваясь поудобнее.

Кони пряли ушами, вслушиваясь в ночь.

После схватки с татарами никто уже даже не притворялся. Все знали, что едут умирать. И никто не объяснял — зачем. Для чего умерли Стриж и Страх, остальные козаки? Зачем ехать к крепости, когда и так уже известно, где она и сколько в ней народу?

Вызволять своих? Как же вызволять, если там пять десятков? Пусть четыре, десятерых козаки уже убили. Но сорок человек, два страшных чужака-джинна, и неизвестный, но наверняка опасный перевертень, змей!

Один огненноглазый чужак чуть не перебил козаков. Черепня поранил играючи, словно не был тот опытным воином и не мог обычно выстоять в поединке против трех — Приблуда сам видел, как управляется атаман с саблей.

А тут их будет двое, против пятерых козаков и двух характерников. И змей. Волк сказал, что это Приблуде придется со змеем сойтись, как в сказке Катигорошку.

Приблуда вытащил из-за пояса пистоль, осмотрел, потом следующий. Чугайстр отдал ему еще и свой, заряженный четвертинками пуль, велел стрелять в упор, когда придется.

Черепень пропустил козаков мимо себя, дождался, когда Приблуда поравняется с ним, и тронул своего коня.

— Слушай внимательно, — тихо сказал Черепень.

— Слушаю.

— Если начнется драка... Когда, — поправил сам себя Черепень. — Когда начнется драка — не лезь вперед. И не спорь, — добавил он, увидев, что Приблуда дернул подбородком. — У тебя серебряные пули. И сабля. Мы остановим людей... сколько получится, а ты смотри змея. Он в кучу не полезет, чтобы своих не покалечить и чтобы своих коней не переполошить. Сзади подкрадется... Или сбоку. Вот тут ты его и перехвати. Попытайся...

— Я перехвачу, — ответил Приблуда, чувствуя, что руки холодеют и в животе образовался лед. — Я смогу.

— Смоги. И еще... — Черепень нахмурился, втянул воздух со стоном — Приблуда подумал, что у него болит рана. — Что бы ни случилось... Не поминай нас лихом: ни меня, ни Сечь, ни батьку своего, старого Охрима...

— Да что вы такое говорите! — задохнулся от обиды Приблуда. — Да как можно такое говорить?!

— Не поминай лихом, — повторил Черепень. — Я бы своего сына вместо тебя взял, если бы... Сам бы...

Черепень ударил своего коня рукой — отдал-таки Чугайстру свой канчук, как обещал. Конь в два прыжка вынес Черепня в голову небольшого отряда.

— Что ж это такое? — прошептал Приблуда, чувствуя, как на глазах появились слезы. — Да за что ж меня так?

Всю дорогу к нему относились, как к неразумному дитяти, а теперь... Задуйсвичка принял стрелу, предназначавшуюся ему, Качура оказался рядом, когда татарин чуть не убил его. Черепень не пускал его в схватку, да еще сейчас извинялся за себя и за всю Сечь... И даже за приемного отца.

На востоке появилась тонкая багровая полоса — день обещал быть ветреным. Уже сейчас ветер веял навстречу козакам, пока только освежая их разгоряченные лица и усиливаясь.

Скоро поднимет он пыль, и тогда снова нужно будет завязать лица специально подготовленными тряпками и платками.

Приблуда отвязал сулею, вытащил пробку и поднес сосуд к губам. В другое время на него уже прикрикнули бы или даже огрели канчуком, но сейчас никто не обратил внимания — ехали, опустив головы, словно думая о чем-то тяжелом, или вспоминая что-то неприятное.

Губа, рассеченная Черепнем, отозвалась болью, но Приблуда напился, не обращая на это внимания.

У него дрожали руки, и вода текла по лицу, попадая за ворот рубахи, тонкими струйками стекала по груди. Это не от страха. Не от страха, нет.

Он не боится. Он не струсил в первом бою и не струсит теперь никогда. Они едут на смерть? Так он и умереть сможет не хуже других. Жаль, что его друзья не узнают, как это вышло. И не позавидуют, что Чугайстр — сам жадный и нелюдимый Чугайстр — подарил ему свой пистоль.

До рассвета они подъедут к крепости.

Всхрапнул конь Черепня — волк оказался перед самой его мордой. Характерник коротко рыкнул и медленно, оглядываясь, потрусил в сторону, вправо. Черепень оглянулся, указал рукой на волка и поехал следом. Остальные последовали за ним — поворачивая коней именно там, где свернул атаман.

Приблуда, поворачивая своего, посмотрел налево и увидел... или ему показалось... багровое тусклое пятно саженях в двадцати. Словно жар от погасшего костра — громадного, праздничного, какой жгли у них на хуторе на масленицу.

Видел он или нет... или примерещилось... Словно сквозь толстый лед, мутный, с пузырьками воздуха внутри, видел Приблуда багровый отсвет, который сейчас они объезжали.

И еще одно такое же пятно объехали они вскоре, подчиняясь приказам характерника. И снова Приблуда не мог понять — видит зарево на самом деле или мерещится ему это от напряжения.

Сверху послышался клекот орла — Приблуда поднял голову, чтобы рассмотреть, но орел оказался вдруг над самой его головой, задел крылом и улетел прочь. Приблуда оглянулся, но птицы уже не было, зато странное желто-розовое облако медленно плыло шагах в пятидесяти над самой землей, как раз там, где проехали козаки.

Приблуда натянул поводья, чтобы рассмотреть странное облако, хотел даже окликнуть едущего впереди Чугайстра, но волк вдруг вынырнул из ковыля рядом и в прыжке толкнул передними лапами коня Приблуды.

Конь рванулся вперед, Приблуда натянул поводья, задирая его голову, но испуганное животное неслось дальше, мимо козаков.

— Матери твоей!.. — выкрикнул Чугайстр, не понимая, что происходит, но волк куснул его кобылу за заднюю ногу и бросился вперед, подгоняя остальных.

Крики, ругань, испуганное конское ржание — волк гнал козаков, как овчарка сбивает и гонит отару, уводя ее от невидимой опасности.

Приблуда оглянулся — облако налилось красным цветом, словно передалось ей немного киновари от восхода, и двигалось теперь быстрее, по следу козаков... Против усиливающегося ветра, как вдруг сообразил Приблуда.

«Невидимый огонь...» — сказал татарин, когда Чугайстр его пытал. И бродячий огонь.

Приблуда стегнул своего коня. Остальные тоже схватились за канчуки, только Черепень, отдавший свой Чугайстру, обнажил саблю и бил ею плашмя коня по крупу.

Ветер свистел в ушах, шапка слетела с головы — бог с ней. Быстрее, быстрее — теперь уже ярко-алое облако неслось за ними вдогонку, приближаясь, несмотря на все старания лошадей и всадников.

Приблуда посмотрел влево — волк длинными прыжками стелился над ковылем совсем рядом, не отставая от Приблуды, и не опережая его.

Снова оглянувшись через плечо, Приблуда похолодел — сгусток огня почти настиг их, и даже казалось, что жар коснулся спины. Конь не мог бежать быстрее — канчук уже до крови располосовал его круп, капли крови летели в стороны при каждом ударе, но Приблуда все хлестал и хлестал, понимая, что уйти не получится, что еще чуть-чуть и облако настигнет его.

Приблуда даже не сообразил сразу, что произошло — скачок волка, удар, крик человека и высокий, протяжный крик коня — конь Мороза рухнул вместе со всадником, перевернувшись несколько раз через голову, попытался вскочить, но сломанная нога не могла удержать его. Конь упал, снова попытался встать и снова рухнул, поднимая клубы пыли. Привязанного к седлу Мороза болтало, как тряпичную куклу, ударило о землю...

Конь, опрокидываясь снова, подмял под себя всадника и тот закричал вместе с конем, так же жалобно и протяжно.

Все это Приблуда рассмотрел, проносясь мимо них, судорожно сжимая обеими руками поводья.

Конь Мороза заржал, перекрывая крик седока — Приблуда оглянулся.

Огненный шар налетел на человека и животное, окутал их.

Вопль нечеловеческой боли взлетел к светлеющему небу — и непонятно было, человек то кричит или конь.

Приблуда остановил коня, разрывая ему губы, крича что-то непонятное для самого себя.

Огненный шар, поглотивший Мороза, стал ослепительно белым, как железо в кузнице, крик прервался.

— Не останавливайся, — прохрипел кто-то совсем рядом, Приблуда оглянулся и понял, что это Чугайстр вернулся за ним. — Ты видишь огонь?

— А ты — нет? Что ты видишь?! — выкрикнул Приблуда.

— Мороза вижу. Погиб козак...

— А ты видел, что это Волк... — Приблуда выхватил из-за пояса пистолет, заряженный серебряной пулей, завертел головой, высматривая характерника. — Это ведь он... Зачем?

— Спрячь пистоль, — почти простонал Чугайстр. — Богом прошу — спрячь.

Остальные козаки остановились поодаль, дожидаясь Приблуду и Чугайстра.

— Я его убью... — прорычал Приблуда. — Убью...

Огонь потерял цвет, снова превращаясь в прозрачное желто-розовое облако. Взлетев над черным, обугленным костяком, оно замерло, словно в нерешительности.

— Хочешь, чтобы еще кто-то умер? — спросил Чугайстр. — Я следующий останусь, имей в виду. Ковинька твоей матери...

Приблуда тронул коня.

Кожа туго обтянула скулы. Зубы, наверное, крошились — так сильно он сжал челюсти.

Ладно, подумал Приблуда. Ладно. Он не забудет этого. Не забудет, как волк прыгнул и подсек ногу коня. Как рухнул конь, как кричал молчаливый обычно Мороз. Как...

— Уже скоро, — сказал Чугайстр. — Если тут бродячий огонь, то скоро. Потерпи. Скоро крепость.

Но до крепости они не добрались.

Поднявшись на очередной холм с каменной бабой на вершине, Черепень придержал коня. Качура, Чугайстр и Приблуда остановились справа и слева от него.

На вершине другого холма, вытянутого с востока на запад, словно преграждающего путь в Крым, цепочкой стояли конные силуэты. Черные плоские фигурки на фоне пока еще голубого неба.

До них было саженей сто, не больше. Для пистоля — далеко. Для стрелы — в самый раз.

Даже бежать не было смысла — татарские кони не устали, а кони козаков дышали тяжело, хрипели после безумной скачки от невидимого огня.

Черепень вытер саблю о штанину. Приблуда взвел курки на пистолях.

— Помнишь, что я говорил? — спросил вполголоса Черепень, исподлобья разглядывая татар.

— Помню, только...

— Вот и сделай так. Чтоб не зря все... Чтоб...

— Волк... — начал Приблуда.

— Потом. Все — потом.

— Как думаешь, Степан, — спросил Чугайстр, глядя перед собой, — они нам подарят бой или как гусаков на охоте перебьют?

— Им живые нужны, — сказал Черепень, и Приблуда удивился, поняв вдруг, что у атамана, оказывается, есть обычное имя, а не только жутковатое прозвище. — Пугнут стрелами, потом...

— Характерники не предупредили. — Приблуда огляделся, задрал голову — ни волка, ни орла видно не было. — Предали...

— Не суди, да не судим будешь, — напевно произнес Черепень.

— Как судишь, так и судим будешь, — подхватил за ним Чугайстр и так необычно было слышать от них Святое писание, что Приблуда не нашелся, что сказать.

Комок подкатился к горлу, Приблуда отвернулся, чтобы не видеть неподвижные черные фигурки, или для того, чтобы они не увидели его слез. Слез обиды и разочарования.

Сзади, в ковыле, где только что проехали козаки, что-то шевельнулось. Приблуда повернул коня, вытащил из-за пояса пистоль. Теперь ему было все равно, кто сейчас появится из тени. Волк или змей. Характерник или перевертень — все равно. Он выстрелит в любого из них.

— Что там? — не оборачиваясь, спросил Черепень.

— Не знаю — шевельнулось что-то.

— Хорошо, — сказал Черепень.

— Как же, хорошо ему, — проворчал Чугайстр. — Все ему хорошо.

— Ты ему нассы в глаза, — подал голос Качура, — а ему все — божья роса.

— Дай-ка мне канчука, — попросил Черепень. — Я сразу верну.

— А дидька тебе лысого, а не канчука, — ответил Чугайстр. — Нужно было не дарить.

С ума сходят, подумал Приблуда, подумал совершенно спокойно, словно не о своих соратниках думал и не о себе. Вытащил еще один пистоль, чугайстровский. Взвел курок.

За спиной у Приблуды закричали, завыли татары, в воздухе зашуршало — стрелы градом, звонко ударяя в спекшуюся землю, посыпались позади козаков. Некоторые втыкались, некоторые отскакивали, не в силах пробить корку.

Приблуда не повернул головы. Ему было все равно, что там сейчас делают татары, двинулись с холма, или просто кричат и пугают — его враг был здесь. Его враг нападет сейчас — обязательно нападет.

— С боков появились, с арканами, — тихо сказал Качура. — Я в полон не пойду...

— Не иди, — так же тихо ответил Черепень.

— Поможешь, если...

— Помогу. Только и ты...

— Отпускаю тебе этот грех, — сказал Качура.

— И я тебе отпускаю...

— А я ничего никому не отпущу. Попы нашлись, — зло бросил Чугайстр. — Они меня убить должны. Они, не брат мой, а нехристи. Убить, если у них получится, матери их тысячу типунов на язык и задницу. В полон возьмут — в рожи их плевать стану, рот заткнут — пердеть буду, задушу иродов... А если задницу заткнут...

— Напряжешься, лопнешь и дерьмом своим ядовитым всех забрызгаешь, — закончил за него Качура, и все трое захохотали — громко, искренне, словно и не ждала их смерть на вершине соседнего холма, словно не подкрадывалась она к ним сзади.

Приблуда вскинул руку и выстрелил. Облако порохового дыма ослепило его, не дав рассмотреть — попал он или нет. Что-то большое гибко взметнулось из травы в десяти саженях от него.

Выстрелив один раз, Приблуда бросил пистоль, и, целясь из другого, вытащил из-за пояса третий. Самопал был приторочен к седлу, и так сразу схватить его не получится.

Степному ветру, наверное, было и самому интересно, что там происходит внизу. Он торопливо разогнал облако дыма, словно курильщик, перед церковью вынувший люльку изо рта и разгоняющий табачный дымок.

Выбравшееся до половины из-за горизонта солнце отразилось от гладкого, словно отлитого из жидкого металла, тела.

Здоровенный змей... Саженей пять, не меньше, толщиной с человеческое туловище. Изогнулся, свернулся кольцами в мучительной судороге, как дождевой червяк, перерубленный заступом.

Не зря отец учил Приблуду стрелять. Сейчас порадовался бы за приемного сына.

Рана у змея была на шее, возле самой головы. Из нее текла вязкая, похожая на гной кровь, летела брызгами по сторонам при каждом движении.

— Попал! — вскрикнул Приблуда и снова выстрелил — снова попал, пуля ударила в пасть змею, раздробила нижнюю челюсть. Осколки повисли на порванной коже, кажется, даже зубы болтались там же.

Татары закричали, послышался топот, гортанные выкрики — бросились спасать своего перевертня? Не успеют.

Приблуда спрыгнул с коня и побежал к бьющемуся в пыли чудовищу. Спасибо Чугайстру, подарил пистоль. И зарядил дробью. Ползучая тварь билась так отчаянно, извивалась и бросалась из стороны в сторону так стремительно, что одной пулей он мог в нее и не попасть.

А вот восьмью кусками серебра, да почти в упор — тут Волк, проклятый предатель Волк, был прав.

Приблуда выстрелил с левой руки, но в этот самый момент змеиное тело выпрямилось, хвост ударил по руке и все серебро выстрела ушло вверх, словно целился Приблуда в ветер.

Но ветер не обратил на это внимание, он был слишком увлечен зрелищем, только снова разогнал облако дыма, чтобы не мешало.

Левая рука повисла, боль пронзила все тело, но Приблуда устоял на ногах, вытащил из ножен саблю и рубанул ею туда, куда смог дотянуться — по хвосту.

Клинок вошел в плоть с хрустом, шипение змея превратилось в стон, Приблуда прыгнул вперед — и услышал, как над ним пронеслось змеиное тело. Снова ударившись левой рукой, Приблуда все-таки вскочил и отпрыгнул в сторону — истекающее кровью чудовище все еще двигалось стремительно, словно и не получило тяжелых ран.

Вот змей изогнулся молнией, приподнял окровавленную голову, глянул прямо в глаза Приблуде, и разом ослабло тело парня, холод стал оседать инеем в его жилах, сжал ледяными пальцами сердце.

Все исчезло: крики, звон стали, ржание лошадей, — только медленные удары сердца, ледяной холод, и пронзительный, яростный взгляд змея.

Приблуда пошатнулся, змей поднял голову, теперь она покачивалась перед самым лицом человека. Клочья плоти, сгустки крови — и холодные мерцающие глаза. Ближе.

В пасти твари что-то шевельнулось, Приблуда с ужасом понял, что это кровоточащий обрубок языка. Перевертень мог убить человека в любой момент, но тянул, то ли желая насладиться местью, то ли преодолевая собственную боль.

Ближе.

«Осталось только гнилое мясо», — сказал татарин.

Один плевок.

«Им нужны живые», — сказал Черепень.

Но змею живой не нужен. Змей хочет убить. Еще чуть-чуть.

У него выбиты зубы, он не может ни укусить, ни плюнуть ядом. Он убьет одним ударом. Или раздавит в стальных кольцах. Он сейчас выбирает для Приблуды смерть...

Сверху что-то обрушилось на голову змея. Удар был стремительным, но змей успел отреагировать, махнул хвостом — комок перьев отлетел в сторону.

Змей успел, но он отвел взгляд, потерял глаза Приблуды. И не успел снова приготовиться к броску — посеребренная сталь с хрустом вошла прямо в окровавленную, разорванную пасть.

Приблуда выдернул клинок и ударил снова, наотмашь, от левого плеча, протянув клинок, как учил отец. Саблей не рубят, саблей режут, сынок. Режут...