По тонкому льду Гарднер Эрл
Да уж, она была хороша.
Я проследовал к офису, на двери которого висела табличка: «Алтинг Л. Бэджер. Капиталовложения». Я вошел за нею следом.
В приемной за коммутатором сидела секретарша, рядом с ней пустовал еще один письменный стол.
Моя девушка двинулась прямо к этому столу, сняла трубку внутреннего телефона и что-то тихо проговорила, все еще держа в руках красный конверт.
В ту же самую минуту распахнулась дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», и мужчина, которого я знал как Клейтона Даусона, быстро подошел к столу. Забирая у девушки конверт, он недоуменно посмотрел на него, перевернул, нахмурился и, пожав плечами, направился в свой кабинет.
– Доброе утро, мистер Даусон! – сказал я.
Он резко обернулся и уставился на меня с открытым ртом.
– Если вы не очень заняты, я хотел бы обсудить с вами некоторые детали того дела, о котором мы уже говорили раньше.
Оглянувшись, Даусон наконец заметил недоуменные выражения на лицах двух молодых женщин и сказал:
– Очень хорошо. Входите.
Я последовал за ним в роскошный кабинет.
– Итак, – продолжил он, когда мы уселись. – Скажите мне, каким образом вы все устроили? Я полагаю, что конверт имеет к этому какое-то отношение, но как, черт побери?.. А впрочем, это неважно. Дело сделано. Итак, какие проблемы?
– Проблемы в том, что один полицейский в Лос-Анджелесе, который привык идти напролом и не питает особой слабости к тем, у кого хорошо подвешен язык, встал на тропу войны и жаждет получить мой скальп. Проще говоря, он собирается отобрать у меня лицензию.
– Почему?
– Потому что я покрывал своего клиента.
– И кого же?
– Вас.
– В таком случае чего вы хотите от меня?
– Я полагаю, что вы знаете об этом деле все, – сказал я.
– Мне известно достаточно.
– Думаю, что Колтон Эссекс докладывал вам по телефону.
– Ясно, – выдохнул он. – Предположим, он докладывал мне по телефону. Предположим, я его нанял. И что с того?
– Мне просто хотелось знать. Вот и все.
– Полиция вас и пальцем не тронет, – заявил бизнесмен. – Они отлично знают, кто ваш клиент, им также хорошо известно, как регулируются подобные дела! Этому копу в жизни не найти жертвы. Он не сможет доказать вашу причастность к уголовному преступлению.
– Меня беспокоит не это, – сказал я. – Ваш адвокат объяснил мне все очень подробно и был довольно настойчив.
– Тогда о чем вам тревожиться?
– Меня беспокоит дело, в которое я замешан.
– Вы ни во что не замешаны.
– Черта с два! Все это дорожное происшествие сфабриковано. Оно было подстроено так, чтобы создать впечатление несчастного случая. Мне полагалось замять это дело, и, как только я достиг соглашения с жертвой, вы или ваш адвокат позвонили сержанту Селлерсу и сказали ему, что я покрываю преступника. Из этого следует, что кто-то отлично знал о моих взаимоотношениях с сержантом Селлерсом. Отсюда вытекает, что меня выбрали как агнца на заклание. Можете считать это каламбуром[1]… Из этого также следует, что я оказался в достаточно щекотливом положении. Я должен был сыграть роль приманки для Селлерса и заманить его в квартиру вашей так называемой дочери, чтобы он нашел автомобиль, которым она якобы управляла. Дальше Селлерсу полагалось передать машину в полицейскую лабораторию, где после тщательного осмотра обнаружили нити из одежды, которая была на миссис Честер, когда ее, так сказать, сбила машина…
Таким образом, Селлерс занимается теперь расследованием типичного дорожного происшествия, при условии, что он отыщет пострадавшую и докажет, что ее действительно сбила машина.
В любом случае он не смог бы отыскать жертву, а если бы даже и смог, то не сумел бы доказать наличие преступления. Из всего вышесказанного вытекает – козлом отпущения становлюсь я. Селлерс, конечно, не отнимет у меня лицензию, но он не забудет мне этого по гроб жизни. Так вот, примите к сведению, что я не желаю быть мальчиком для порки.
– Сколько вы хотите? – неожиданно спросил он.
– Много.
– С шантажом у вас ничего не выйдет. Я не люблю шантажистов.
– Я и не говорю о шантаже. Я говорю о компенсации, но, прежде чем мы перейдем к этому вопросу, мне хотелось бы знать, что все это значит.
– Что вы хотите сказать?
– Вы инсценировали несчастный случай в Лос-Анджелесе. Вы заставили многих поверить в то, что женщина, которую мы назовем Филлис, сидела за рулем той машины, умело подбросив полиции косвенные доказательства. Нам с вами прекрасно известно, что никакого инцидента не было и что Филлис не могла в тот момент сидеть за рулем. Поэтому единственная причина, которая могла заставить вас пойти на такой риск, – это создать себе алиби. Другими словами, вы хотели продемонстрировать, что во время аварии либо вы, либо Филлис, а, может быть, и оба находились в Лос-Анджелесе… Потому что вам во что бы то ни стало нужно было доказать, что вас не было в Денвере. Вы решили из двух зол выбрать меньшее. В Лос-Анджелесе можно было отвертеться от уголовной ответственности, тогда как в Денвере сделать это было бы гораздо труднее. При желании я мог бы докопаться до сути. Я подозреваю, что здесь идет игра по-крупному, иначе вы не рисковали бы своей шкурой и своей репутацией. Не исключено, что вы сбили кого-то на улице в состоянии алкогольного опьянения, а может быть, за этим кроется и кое-что похуже.
– Ну и? – спросил он.
Я поудобнее устроился в кресле, вытянул ноги и заявил:
– Я буду сидеть так до тех пор, пока не узнаю всю подноготную.
– Вам это может не понравиться, – предупредил он.
– Догадываюсь, – спокойно отозвался я.
– Вы поставили меня в такое положение, что у меня практически нет выбора. Я просто не могу позволить, чтобы вы наследили здесь, в Денвере.
– Я на это и рассчитывал.
– Вы правы, – вздохнул он.
– В каком смысле?
– В том, что нам понадобилось алиби.
– Кому это нам? – наседал я.
– Филлис и мне. Главным образом ей.
– Значит, я угадал, когда предположил, что вы стремились избежать более серьезного наказания?
Он кивнул.
– Что это было? – спросил я.
Он посмотрел мне прямо в глаза:
– Убийство.
Меня словно током ударило.
– Убийство?
– Да.
– Расскажите мне.
– Это был шантажист… Грязный, скользкий, хитрый, сообразительный, дьявольски умный и безжалостный вымогатель. У него были компрометирующие фотографии. И подлинные регистрационные карточки, которые заполняют в отелях.
– Вы не пробовали с ним договориться?
– Его бы это не остановило.
– И что произошло потом?
Человек, сидевший напротив меня, нервно забарабанил пальцами по столу и вздохнул.
– Я дал маху.
– Каким образом?
– Я хотел получить доказательства.
– И что вы сделали?
– Я должен был передать ему деньги, а он должен был представить доказательства.
– Вы встретились с ним?
– Да.
– Где?
– В меблированных комнатах. Он сам их выбрал.
– Вы отдали ему деньги?
– Да.
– Он не представил доказательства?
– Нет. Он сказал, что он их раздобудет и передаст мне потом, что они находятся в надежном месте и что он не верит, что я действую по доброй воле. Он подозревал, что я могу навести на него полицию. Разумеется, это была чушь собачья, поскольку если бы я захотел, то обратился бы в полицию с самого начала.
– И как же вы поступили?
– Я предложил ему коктейль, а Филлис подлила туда капли, от которых сразу вырубаешься.
– Ой-ой-ой!
– Он выпил и почти сразу же заподозрил неладное. Он потянулся к оружию, которое прихватил с собой, но я огрел его по голове… и он отключился. Взяв ключи от квартиры и оружие, мы направились к нему. Прошло не меньше часа, прежде чем мы обнаружили то, что нужно. Мы забрали все и вернулись, чтобы положить ключи обратно в карман.
– Он все еще был без сознания?
– Он уже отдал концы. Остановилось сердце.
Я на секунду задумался, потом спросил:
– И тогда вы позвонили Колтону Эссексу в Лос-Анджелес и сказали, что вам с Филлис требуется железное алиби?
– Главным образом Филлис, – напомнил Бэджер.
– Понятно. Вам потребовалось алиби для Филлис, и нужно было срочно создать его. Вам просто необходимо было доказать, что Филлис в это время была в Лос-Анджелесе.
– Правильно, – подтвердил он.
Я подумал, что теперь мне все ясно.
– Итак? – спросил Бэджер. – Хорошо ли я поступил, открыв вам всю правду?
– Я сам об этом просил… Откуда вы взяли имя «Даусон»?
– Я его выдумал.
– Для чего?
– Мы с Филлис использовали его, чтобы обмениваться письмами.
– Вы женаты?
Он медленно провел пальцем по подбородку:
– И да и нет.
– Что это значит?
– Я женат… но мы давно не живем вместе. Она отправилась в Лас-Вегас, чтобы получить развод.
– В таком случае, – удивленно поднял я брови, – к чему вам было связываться с шантажистом?
– Ее адвокат – чертовски хитрый парень, – усмехнулся Бэджер. – Жена знала, что я завел себе девушку на стороне, но ничего не могла доказать. Она целый год не давала мне развода, пытаясь меня поймать. За мной по пятам следовали детективы… чего они только не перепробовали!
– Кто эта девушка в приемной, та, что принесла вам письмо?
– Это человек, которому я могу доверять.
– Как ее зовут?
– Мелли Белден.
– Не Милли?
– Нет, Мелли.
– И вы всецело ей доверяете?
– Я готов доверить ей свою жизнь.
– Эта Мелли предана вам до такой степени?
– Она предана работе. Она компетентна, способна, хладнокровна, сдержана и лояльна.
– А Хелен Лумис, она знает, кто вы на самом деле?
– Нет. Она знакома только с Мелли. Когда поступает какая-то важная корреспонденция, она звонит ей. Мисс Лумис полагает, что именно Мелли и представляет Финансово-страховую компанию Даусона.
– Вы оставляете за собой так много следов, что адвокату вашей жены грех было бы ими не воспользоваться.
– Но они не воспользовались.
– Но вы боялись, что за этим дело не станет?
– Если бы шантажист отправился к адвокату жены, он мог бы продать ему информацию за очень приличную сумму, и он прекрасно это понимал.
– Как его звали?
– Диринг Л. Кэнби.
Какое-то время я переваривал информацию, затем спросил:
– Откуда вы знаете, что он этого не сделал?
– Не сделал чего?
– Не отправился к адвокату вашей жены?
– Потому что они так и не получили нужных доказательств. Они у меня.
– Мне кое-что известно о шантаже и шантажистах, – заметил я. – Если на рынке существует конкуренция, товар попадает к тому, кто больше заплатит.
– Только не в моем случае, – усмехнулся мой собеседник.
Я задумался снова.
– Вы сошлись в цене?
– Да.
– Сколько?
– Двадцать тысяч.
– Эти доказательства стоили больше?
– Я выложил бы и сто, если бы это было нужно.
– Значит, вы встретились в меблированных комнатах?
– Да.
– Комнату снимал шантажист?
– Да. Он сказал, что хочет быть уверен в том, что помещение не прослушивается.
– Но не принес с собой компрометирующие материалы?
– Нет.
– Вы оговорили время встречи?
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Это может иметь большое значение.
– Мы оговорили время встречи, причем он предупредил, что будет ждать не больше двух минут.
– Не больше двух?
– Совершенно верно.
– То есть вы могли прийти раньше назначенного срока, и это было бы вполне допустимо, но ни в коем случае не должны были опоздать больше чем на две минуты? – уточнил я.
– Правильно.
Пошевелив извилинами еще немного, я спросил:
– Сколько дней вам осталось до развода?
– Около десяти.
Я тяжело вздохнул.
– Благодаря вам я влип в это дело с дорожным происшествием, – сказал я, – а теперь еще и убийство на мою бедную голову. Я вот что скажу: многие вещи юридически являются строго конфиденциальными, но только не информация об убийстве. Если я не сообщу об этом в полицию, у меня будут серьезные неприятности.
Он поднял руки вверх, словно бы оправдываясь:
– Вы просто не оставили мне выбора. Я был вынужден все рассказать. Вы шли по горячим следам и все равно докопались бы до сути.
– Да, – согласился я, – я бы докопался. Мне полагалось как можно дольше водить за нос полицию, пока вы спешно создавали себе алиби. Копам известно о Диринге Кэнби?
– Они знают, что он был шантажистом. Им также известно, что у него намечалась встреча с объектом шантажа. Они знают про снотворное, подмешанное в коктейль, и что он умер насильственной смертью. Еще они знают, что при нем не оказалось компрометирующих материалов. Там по соседству стояла машина Филлис. Вот почему нам пришлось действовать быстро. Копы разыскивают ее, чтобы допросить, и, когда отыщут, у нее должно быть прочное алиби. Я хочу, чтобы полиция Лос-Анджелеса обеспечила ей алиби до того, как здесь станет слишком жарко.
Я молча выслушал его.
– Итак? – спросил он. – Собираетесь сдать меня властям?
– Еще не знаю.
– Если нет, то перед вами открываются широкие перспективы.
– Насколько широкие?
– Почти беспредельные. Моя судьба висит на волоске. Городские власти предлагают мне баллотироваться в мэры. Я, знаете ли, здесь видный гражданин. Скандал поставит крест на моей карьере. Информация, которая попадет в руки моей жены, обойдется мне как минимум в полмиллиона.
– Кто подал вам мысль использовать усыпляющее средство?
– Моя жена. До того как мы поженились, она работала медицинской сестрой.
– Это она рассказала вам о хлоргидрате?
– Да.
– Это опасная штука, – заметил я.
– Теперь я это знаю. Многое зависит от состояния организма человека, какое у него сердце и прочее, но мы дали этому парню всего несколько капель, полагая, что этого достаточно, чтобы он отключился на полчаса. Нам пришлось долго обыскивать его квартиру, и я уже начал опасаться, что он очнется и позвонит в полицию раньше, чем мы уйдем из его дома.
– Где вы встретились?
– В меблированных комнатах «Раунд Робин». Как я уже говорил, он боялся, что нас могут подслушивать, поэтому сам выбрал место.
– Везет же нам обоим, – заметил я. Мужчина удивленно поднял брови.
– Мы с вами влипли в чертовски неприятную историю. Я свяжусь с вами позже.
Он потянулся к бумажнику:
– Вам нужны деньги?
– Не сейчас, – ответил я. – Позже.
По дороге в отель я обдумывал наш разговор.
Когда я подошел к стойке, чтобы получить ключи от номера, мне навстречу поднялся незнакомый мужчина.
– Мистер Лэм?
Я посмотрел на него и молча кивнул.
– Очень хорошо, – сказал он. – У меня имеется ордер на ваш арест, выданный в Лос-Анджелесе. Вам предъявлено обвинение в соучастии в преступлении и в попытке скрыться.
– Сначала я отправлю телеграмму, потом отвечу, – сказал я.
– Нас предупредили, что с вами будет трудно договориться, – поморщился человек в штатском.
– Только не со мной, – отозвался я. – Я послушен, как котенок.
Затем я отправил Колтону Эссексу, адвокату, телеграмму следующего содержания:
«Арестован Денвере тчк соучастие преступлении зпт отягченное попыткой бегства тчк настоящее время нахожусь полицейском участке тчк оказывать ли сопротивление следствию впр».
Подписавшись «Дональд Лэм», я повернулся к полицейскому.
– Ну вот, – сказал я. – Можем идти.
Глаза 11
Мне отвели камеру в тюрьме города Денвера. Спустя час туда же доставили телеграмму. Она была распечатана, прочитана, проштемпелевана и подвергнута цензуре.
Телеграмма была подписана Колтоном Эссексом.
«Послание получил тчк не предпринимайте никаких действий тчк надлежащее зпт повторяю зпт надлежащее время принимаются меры для удовлетворительного решения вашего дела тчк ничего не предпринимайте тчк сохраняйте хладнокровие тчк».
Я поинтересовался, могу ли заказать в камеру обед, за который уплачу из собственного кармана, и получил объяснение, что подобные привилегии мне не полагаются.
Я также осведомился о том, нельзя ли освободить меня под залог, но мне дали понять, что такие вопросы решаются в установленном порядке, хотя если я подпишу заявление о том, что согласен дать показания, то смогу воспользоваться некоторыми льготами.
Тогда я заявил им, что не собираюсь предпринимать подобных действий.
На это мне было сказано, что за мной вскоре должен прибыть человек, который повезет меня обратно в Лос-Анджелес, где мне придется предстать перед лицом калифорнийских властей. Напоследок мне еще раз настоятельно рекомендовали согласиться дать показания и тем самым облегчить свою участь.
Эта ночь была не самой лучшей в моей жизни.
Утром за мной прибыл Фрэнк Селлерс.
Из камеры предварительного заключения меня препроводили в кабинет, где за столом сидели какие-то двое в штатском. Фрэнк Селлерс заговорил, тщательно подбирая слова. Дураку было ясно, что комната прослушивается и что любые мои показания зафиксирует магнитофонная лента.
– Итак, недоросток, – сказал Селлерс, – плохи твои дела. Хочешь нам что-нибудь рассказать?
– О чем это вы?
– Обо всем. В общем и целом.