Прокурор держит свечу Гарднер Эрл
– Если он совершил убийство, мы должны это выяснить, – спокойно разъяснил прокурор. – В конце концов, Рекс, мы не знаем, может, Уоткинс собирался убить не одного человека, а двоих. Тот, которого он подстерегал в домике, мог быть второй его жертвой.
И вот еще что, Рекс: до сих пор мы действовали, исходя из предположения, что он прятался в домике, поджидая свою жертву, которая должна была вернуться туда; но среди улик есть две-три вещи, которые доказывают, что это не так.
– Какие? – удивился Брэндон.
– Понимаешь, в домике горел свет. Если бы убийца поджидал жильца домика, он сидел бы в темноте. Уезжая в «Пальмовую крышу», ребята выключили свет. Если бы по возвращении они увидели в окнах свет, то, естественно, что-то заподозрили бы… Дальше, обратите внимание, Уоткинс не опустил шторы до конца, а оставил щель приблизительно в дюйм, через которую девушки смогли заглянуть внутрь и увидеть его ноги, торчащие из-под туалетного столика.
– Ну-ну, – протянул Брэндон. – Я слушаю.
Селби продолжил:
– Так что не похоже, что Уоткинс сидел в засаде, поджидая какого-то человека. Если бы он действительно кого-то подстерегал, то обязательно тщательно занавесил бы окна и выключил свет. Ну а если предположить, что он ждал кого-то, кто должен был пройти мимо домика, направляясь в кемпинг «Кистоун»? Ведь основная подъездная дорожка идет как раз мимо этого домика. Тот факт, что Уоткинс оставил щель между шторой и подоконником, показывает, что он специально так сделал, чтобы выглядывать наружу.
– Когда в комнате горит свет, снаружи ничего не увидишь, – заметил шериф.
– Да, конечно, но он мог выключить его в любую минуту. Если он там писал эту записку, чтобы потом приколоть ее к трупу, ему нужен был свет.
– Тогда он не оказался бы за туалетным столиком, – возразил Брэндон.
– Это я понимаю, – согласился Селби. – Я только говорю, что версия о том, что Уоткинс ждал, пока не вернется кто-то из жильцов домика, не соответствует всем обстоятельствам и уликам. И есть еще одна вещь, которую мы не приняли во внимание, – Уоткинс ждал не того, кто снял этот домик, а какого-то другого человека.
– На что ты намекаешь? – не понял Брэндон.
Селби кивком указал на Грейса, из глаз которого к этому моменту уже ручьем текли слезы, а на лбу выступили крупные капли пота.
– Грейс, – многозначительно сообщил прокурор, – уезжал в Лос-Анджелес и должен был вернуться вскоре после полуночи. Может, Уоткинс подстерегал Грейса?
– Как ты себе это представляешь, Дуг?
– А вот как. Допустим, Грейс на самом деле вернулся бы в три или четыре часа утра и увидел бы в одном из домиков свет. Естественно, его это насторожило бы. Штора была опущена не полностью. Грейс заглянул бы вовнутрь, чтобы посмотреть, что там происходит. Не забудь, он платит за свет и за газ. Судя но тому, что у него вышел спор с газовой компанией по поводу счетов за газ, он очень внимательно следит за использованием электричества и газа. Итак, увидев включенный среди ночи свет и полыхающее пламя газа, Грейс, естественно, пустил бы в ход свою отмычку, подходящую ко всем замкам кемпинга, и проник бы в домик, чтобы выключить обогреватель…
Брэндон задумчиво кивнул.
– А тут, – продолжал фантазировать Селби, – лежащий за столиком человек выстрелил бы в него, приколол бы к его трупу записку, выскочил бы за дверь – и был таков. И у нас не было бы ни малейшего намека на то, кто был убийцей, потому что мы никогда не связали бы с ним нашего бродягу.
– Слушай, Дуг, а в этом что-то есть! – признал шериф.
– Ладно, Рекс, успокойся. Не стоит ничего говорить Грейсу, посмотрим, не запутается ли он. Помни, он ведь поклялся, что не знает Уоткинса и никогда его не видел.
– Если уж на то пошло, – вмешалась Сильвия Мартин, – то Уоткинс в своей записке говорит, что человек, которого он хочет убить, его не знает.
– Верно, – подтвердил Селби.
– Господи, Дуг, давай возьмемся за Джимми Грейса и потрясем его как следует! – предложил Брэндон. – Дадим ему попотеть и выясним…
– Не думаю, что нам стоит это делать, – остановил его прокурор. – Во-первых, я не уверен, что Грейс знает, что имел против него Уоткинс. Я только указываю на несоответствие с установленными обстоятельствами нашего предположения, что он ждал кого-то из жильцов домика. И эти обстоятельства также не соответствуют предположению, что он воспользовался домиком для укрытия, намереваясь кого-то застрелить через окно. Будь это так, он оставил бы окно приоткрытым, выключил бы свет. Но включенный свет и щель в шторах были бы идеальной приманкой для Джеймса Грейса, чтобы убить его, оставив множество доказательств того, что преступление совершили Каттингс и Глисон.
– А с этой бутылкой из-под виски и тремя стаканами, – подхватил Брэндон, – все выглядело бы так, будто они выпивали перед тем, как убить Грейса.
Селби кивнул.
– Тогда мне незачем ехать в Сан-Франциско, – решил шериф.
– Нет, Рекс, ехать нужно, – возразил Дуг. – Я как раз подхожу к этому. Для твоей поездки есть серьезная причина. Ты помнишь Тэлбота Грейса? Он должен был прибыть в Лос-Анджелес на самолете, но почему-то воспользовался более ранним рейсом, чем предполагалось. Никто не знает, где он находился. У него была отличная возможность доехать до Мэдисон-Сити и успеть вернуться в Лос-Анджелес. Сейчас Тэлбот Грейс в Сан-Франциско, где намеревается провести воскресенье и понедельник. В понедельник вечером он уезжает в Сиэтл. Думаю, будет неплохо, если ты побеседуешь с ним.
– Хорошо, – согласился Брэндон, – как только закончим здесь, поеду в Лос-Анджелес, а оттуда самолетом до Сан-Франциско.
В этот момент Грейс встал с кровати, отер пот со лба, покачнулся и, спотыкаясь, побрел к выходу. Брэндон возбужденно крикнул:
– Он выходит! Ему плохо! – и бросился от окна к двери.
Селби и Сильвия побежали за ним. Брэндон распахнул дверь. В лицо им ударила струя горячего, сильно пахнущего газом воздуха, заставив их глаза немедленно заслезиться. Грейс, цепляясь за притолоку, кое-как выбрался на свежий воздух и закашлялся. Но через минуту-две его кашель прекратился. Обессиленно прислонившись к стене домика, он упрямо проговорил:
– Обогреватель… в полном порядке… только там… чертовски жарко… я просто обливаюсь потом.
Брэндон подмигнул Селби, обхватил Грейса за плечи и спросил:
– Чувствуете себя нормально?
– Немного голова кружится… Видимо, сердце у меня уже не такое крепкое, как прежде… Но там только невыносимо жарко, и все. Как будто сидишь в печке. А обогреватель работает нормально. Никто не оставляет его так гореть, чтобы согреть помещение… Причина не в том, что очень плохой обогреватель, а в том, что газ горит слишком сильно.
У механика, следившего за счетчиком, вырвался крик. Селби и Сильвия Мартин бросились к нему.
– Что случилось?
– По-моему, вам следует это знать, – сказал механик. – Через счетчик прошла ровно половина того количества газа, которое было использовано за вчерашний день, судя по записям Грейса.
Селби посмотрел на часы.
– Прошло всего семнадцать минут, – констатировал он.
Механик кивнул.
– Что ж, продолжайте наблюдать.
Окружной прокурор взял за руку Сильвию Мартин и повел ее к арке над входом в кемпинг, подальше от механика, который склонился над газовым счетчиком.
– Ну вот, – шепнул он ей, – Грейс запутался в собственной истории.
– Каким образом, Дуг?
– Записанные им показания физически невозможны, – пояснил Селби. – Поэтому он подделал цифры. Так стремился доказать, что его оборудование в полной исправности, что переусердствовал. Мы знаем, что в ту ночь газ был включен незадолго до двух часов и горел приблизительно до без двадцати четырех. Это – час сорок.
– Как ты это установил?
– Тело было обнаружено в три двадцать. Девушки оделись, добежали до телефона и сообщили Ларкину. Ларкин связался с Рексом Брэндоном. Они прибыли сюда минут через двадцать и тут же выключили газ, то есть в три сорок. Дальше, Уоткинс оказался в домике до начала дождя. На его ботинках была обнаружена пыль, но грязи не было. А дождь начался в два часа ночи.
– Если ты это знал, Дуг, то зачем же ты разрешил Грейсу устроить эту проверку? – удивилась Сильвия.
– Потому что хотел проверить Грейса, – объяснил он. – Согласно его цифрам, обогреватель работал всего тридцать четыре минуты. Следовательно, он горел еще двадцать минут после того, как нашли мертвого Уоткинса. Если его цифры верны, Уоткинс провел в домике всего четырнадцать минут до того, как девушки заглянули в окно и заметили на полу его торчащие из-под туалетного столика ноги. Но этого не могло быть, потому что Грейс просидел там семнадцать минут и нисколько не отравился газом!
Сильвия Мартин с подозрением взглянула на него:
– Дуг, почему ты так хочешь избавиться от Рекса Брэндона? Зачем отсылаешь его в Сан-Франциско?
– Потому, – ответил он, глядя ей прямо в лицо, – что я намерен совершить политическое самоубийство и не хочу втягивать в это Рекса Брэндона.
– Что ты задумал, Дуг? – встревожилась она.
– Хочу показать Чарльзу Девитту Стэплтону, что в этом округе именно я занимаю должность окружного прокурора!
Сильвия бросила на него быстрый взгляд, но, увидев в его глазах отчаянную решимость, только махнула рукой:
– Валяй, Дуг, дружище!
Глава 12
Приехав домой, Селби узнал от оператора коммуникатора, что ему звонил Чарльз Девитт Стэплтон и просил связаться с ним по телефону, как только он вернется.
Окружной прокурор прошел в комнату, набрал номер и услышал скрипучий голос Стэплтона:
– Хэлло, Селби. Как поживаете?
– Отлично, спасибо, мистер Стэплтон. Хорошо съездили?
– Поездка была перенасыщена деловыми встречами, – сдержанно сообщил Стэплтон. – Селби, я хочу попросить вас об одолжении.
– А в чем дело? – насторожился тот.
– Я хотел бы поговорить с вами. Но, как вы знаете, я только что вернулся после довольно длительного отсутствия, у меня на столе буквально горы всякой корреспонденции и десятки дел, требующих немедленного рассмотрения. Так что я не могу приехать к вам, но, может, вы смогли бы заглянуть ко мне в офис на несколько минут?
– Я занимаюсь расследованием и…
– Но это займет буквально несколько минут. Уверен, мы очень быстро во всем разберемся.
– Хорошо, – согласился Селби, – я приеду. Вы где находитесь, в офисе на фабрике?
– Да, на фабрике. В приемной есть люди, но я прикажу секретарше сразу же проводить вас ко мне.
– Приеду минут через пять, – пообещал прокурор.
Повесив трубку, он умылся, надел шляпу, пальто, натянул перчатки, затем, усевшись в машину, осторожно проехал по дворам внутри квартала и, только выскочив на дорогу, прибавил скорости. Фабрика по производству сахара из сахарной свеклы находилась в двух милях от Мэдисон-Сити. Это был внушительный комплекс зданий, вне сезона пребывавший в тишине и покое, но остальное время года здесь все кипело: из высоких труб вырывались клубы дыма, десятки вентиляторов извергали струи густого белого пара, как будто на громадной печи непрерывно кипели гигантские чайники. Селби въехал в просторный двор и направился прямо к административному зданию, около которого поставил машину. В управлении он проследовал по коридору к кабинету с табличкой на двери «Президент» и сказал сидящей в приемной секретарше:
– Мне назначена встреча…
Секретарша мгновенно вскочила:
– Да, мистер Селби, мистер Стэплтон сразу вас примет.
Она провела его вдоль ряда кресел, где сидели, ожидая приема, несколько посетителей, открыла внутреннюю дверь, и Селби оказался в роскошно обставленном кабинете хозяина фабрики.
Чарльз Девитт Стэплтон был в Мэдисон-Сити важной персоной. Он вносил в казну города большую часть его доходов и, судя по его манере держаться и вести дела, полностью сознавал объем своей власти и престижа. Высокий, полный, живой и светский, но с холодными глазами и твердой складкой губ, которые скрывались короткими седыми усами, он славился умением расправляться с любыми делами, проходящими через его руки, уделяя каждому вопросу не больше трех минут.
– Как поживаете? – поинтересовался Стэплтон, пожимая руку окружному прокурору. – Прекрасно выглядите, мой мальчик! Кажется, груз ответственности идет вам на пользу! Проходите, усаживайтесь… Вот сюда, к столу… Курите, пожалуйста… Эти сигары заказывают в Гаване специально для меня.
Холеной рукой с тщательно ухоженными ногтями Стэплтон открыл коробку сигар и придвинул ее к Селби. Аромат душистого гаванского табака медленно поплыл в воздухе.
– Нет, благодарю, – отказался прокурор. – Я завзятый курильщик трубки и лишь изредка курю сигареты.
На лице хозяина кабинета отразилось некоторое разочарование. Он помедлил, затем захлопнул коробку и уселся на вращающееся кресло за столом.
– Давно уже не видел вас у себя дома, Селби, – сказал он. – Раньше вы с Инес частенько вместе играли в теннис и катались верхом. Теперь вы, вероятно, настолько заняты делами, что забываете даже об отдыхе?
– Да нет, пожалуй, – отозвался Селби. – Хотя, конечно, сейчас у меня не так много досуга, как в те времена, когда я занимался юридической практикой.
– Да, конечно. Вы занимаете очень важный пост, чрезвычайно важный! Но вы должны помнить, Селби, что ваш первый долг – следить за собой. Ваше тело – это машина, которая везет вас по жизни… Хотя, пожалуй, не мне это проповедовать. Я и сам целыми днями на ногах, до ночи провожу различные совещания… Однако у вас самого слишком много дел, чтобы тратить время на обсуждение чужих.
Я хотел поговорить с вами о моем сыне, о Джордже. Не знаю, хорошо ли вы его знаете. Думаю, вы редко встречались с ним у меня дома, когда заходили навестить Инес. Вряд ли он хоть один вечер в месяц проводит дома… но в наше время так живут все молодые люди. Джордж довольно приличный мальчик, но в настоящее время достиг того возраста, когда не находит взаимопонимания с матерью. Собственно, они почти не встречаются. У миссис Стэплтон, как, вероятно, вы знаете, масса общественных обязанностей. Ее положение как моей жены… да и ее собственное очарование, – поспешно добавил Стэплтон, – вынуждают миссис Стэплтон проводить много времени вне дома. А мои дела заставляют меня постоянно ездить в Нью-Йорк… – Он выдержал солидную паузу, чтобы Селби мог осознать контраст между человеком, неразрывно связанным с судьбами нации, и должностным лицом местного округа. Затем продолжил: – Пока я находился в отъезде, Джордж, пожалуй, почувствовал себя чересчур свободным и независимым. Он не только превысил сумму денег, выдаваемых ему на карманные расходы, но и выдавал долговые расписки, выписывал чеки задним числом. Я понимаю, он понемногу поигрывал на деньги. – Селби кивнул. – И также понимаю, что вам кое-что об этом известно.
– Сегодня рано утром я застал его за игрой, – сообщил окружной прокурор. – Собственно, я случайно оказался в этом клубе, где велась игра, и ваш сын был в числе игроков.
– Так я и понял, – отозвался Стэплтон. – Теперь, Селби, относительно этой «Пальмовой крыши». Мой сын говорит, что познакомился там с несколькими приезжими, весьма приятными людьми, но я полагаю, что их прошлое не очень ясно.
Селби опять кивнул.
– Сын говорит, что одного из этих людей вы обвинили в том, что он является профессиональным игроком. Это заставило Джорджа задуматься. Он всегда считал этого человека бизнесменом – каким-то служащим страховой компании, который просто любит играть в карты. Но после вашего обвинения и после того, как этот человек на него отреагировал, Джордж увидел вещи в другом свете. Он понял, что его водили за нос. Также понял, что обманывали и другого человека, брокера на пенсии по фамилии Нидхэм. То есть Джордж…
– Сколько он проиграл? – прямо спросил Селби.
Стэплтон нахмурился:
– Довольно солидную сумму. Но я не об этом хотел поговорить с вами, Селби.
– О чем же? – поинтересовался тот.
– Я чувствую, что «Пальмовая крыша» является угрозой для нашей молодежи. И считаю, что это заведение должно быть закрыто, зло надо вырывать с корнем!
– Да, им придется прикрыть у себя игровой притон, – сурово подтвердил прокурор.
– Отлично! – согласился Стэплтон. – Кроме того, можно что-нибудь сделать в этом направлении, когда владельцу придется возобновлять свою лицензию. А тем временем, Селби, если вы сможете выдвинуть ему обвинение в том, что у них и раньше устраивались азартные игры, думаю, это послужит великолепным уроком для всех.
– Я уже обдумывал эту возможность, – признался прокурор. – Разумеется, для обвинения потребуются какие-то доказательства. Однако у меня на руках достаточно улик, которые я получил сегодня утром, чтобы подтвердить обвинение.
– Могу я спросить, какие именно эти улики? – задал вопрос Стэплтон.
Селби вынул из кармана сложенную долговую расписку, выданную Джорджем.
– Сегодня под утро мы с шерифом застали там играющих в покер, – сообщил он. – Тригс, владелец кафе, пытался убедить нас, что участники играют только на фишки, безо всяких денег, но я сам слышал, как ваш сын поставил на кон свое обещание заплатить и вот эту долговую расписку на сто долларов с его подписью, которую я и обнаружил на столе в банке. Это…
Стэплтон грозно нахмурился:
– Извините, что прерываю вас, но я понял все обстоятельства и, кажется, знаю, что вы хотели сказать. Селби, я хочу видеть это заведение закрытым. Я считаю, что для нашего города будет гораздо лучше, если мы лишимся такого злачного места, но я не желаю, чтобы имя Стэплтонов было замешано в этой истории. Поэтому предлагаю вам посмотреть сквозь пальцы на эту расписку и обосновать ваше обвинение другими фактами, доказывающими, что там устраиваются азартные игры.
Селби сложил расписку и спрятал ее во внутренний карман.
– У меня нет других доказательств.
Стэплтон нахмурился:
– Это весьма неприятно, но вы, Селби, человек разумный и способный. Уверен, вы сможете с этим справиться. Я же прошу вас совершенно не упоминать в этой связи имя моего сына.
– Я еще не решил, – отозвался прокурор, – буду ли я выдвигать обвинение против Тригса на основании сегодняшней игры.
– Но я только что объяснил вам: нельзя допустить, чтобы имя Стэплтонов упоминалось во время расследования преступлений в этом округе. Я не позволю, чтобы мой сын был замешан в этой грязной истории, связанной с загородным ночным клубом.
Селби невозмутимо продолжил:
– Если я приму решение выдвинуть такое обвинение, естественно, мне придется использовать эту расписку в качестве доказательства. В противном случае будьте уверены: мой офис не придаст этот факт огласке.
Лицо Стэплтона приняло кирпичный оттенок.
– Не знаю, правильно ли вы меня поняли, мистер Селби. Я не хочу, чтобы в ваше обвинение был вовлечен мой сын.
– Я вас правильно понял, – отрезал прокурор.
Стэплтон с облегчением откинулся на спинку кресла и улыбнулся:
– Тогда все в порядке. Я боялся, что вы можете не так меня понять.
Поднимаясь на ноги, Селби сказал:
– Я отлично вас понял, мистер Стэплтон.
Стэплтон взял недокуренную сигару, удовлетворенно пыхнул ею и кивнул.
– Думаю, – продолжал Селби, – недопонимание имеет место исключительно с вашей стороны. По-моему, это вы меня неправильно поняли.
– Что вы имеете в виду? – встрепенулся Стэплтон.
– Я имею в виду, что, видимо, вы меня не поняли, когда я сказал, что могу принять решение обвинить Тригса на основании того, чему я сам стал сегодня утром свидетелем.
Стэплтон вскочил на ноги:
– Вы, кажется, игнорируете мою просьбу не вмешивать в это моего сына?
– Нет, – сухо отозвался Селби. – Просто в данный момент размышляю над этой проблемой, и, если приду к выводу, что мой служебный долг призывает меня выдвинуть это обвинение, я его выдвину.
– В таком случае попрошу вас вернуть мне расписку, которая у вас в кармане, – потребовал Стэплтон.
– Извините, но это вещественное доказательство.
– Вы хотите сказать, что намерены использовать это доказательство против моего сына?
– Не против вашего сына, а против Оскара Тригса.
– Но это одно и то же!
Селби пожал плечами. Стэплтон сжал кулаки и, опершись ими о стол, подался вперед:
– Селби, если я понял вас правильно, вы делаете крупную политическую ошибку.
Прокурор улыбнулся:
– Вот теперь вы меня поняли, мистер Стэплтон.
– Послушайте, Селби! – с угрозой проворчал тот. – Я слишком занят, чтобы возиться с местной политикой. Видимо, вы намерены отплатить мне за то, что я не поддерживал вас во время предвыборной кампании?
– Ни в коем случае! – заверил его Селби.
– Впереди очередная кампания, – предостерег его Стэплтон, – и я всегда могу выкроить время от своих дел, если этого потребуют мои собственные интересы.
– Понимаю.
– Вы же хотите, чтобы вас переизбрали на второй срок?
– Возможно.
– Полагаю, вы понимаете, что мое влияние в этом городе весьма значительно?
– Конечно, но я хочу, чтобы вы, мистер Стэплтон, поняли одну вещь: меня избрали на эту должность, и я намерен выполнять мой долг, независимо от того, кто замешан в деле.
С искаженным от ярости лицом, едва сдерживаясь, Стэплтон проговорил:
– Вы чрезвычайно затрудняете меня, Селби.
– Очень сожалею, – откликнулся тот тоном, в котором не было и намека на раскаяние.
– Есть еще один вопрос, который я собирался затронуть в разговоре с вами, – сказал Стэплтон. – Дело настолько личное и настолько не относящееся к чему бы то ни было, что я едва поверил своим ушам, когда Инес сообщила мне о нем.
– Вы имеете в виду виски?
– Вот именно. Будьте любезны объяснить мне, почему вы воспользовались вашей властью – точнее сказать, бесправно применили вашу власть, – чтобы расспрашивать мою дочь о приобретении ею виски для моего дома?
Селби вежливо пояснил:
– Мне необходимо было выяснить, где и кем была приобретена бутылка виски, оказавшаяся в кемпинге. И в процессе расследования удалось установить, что дюжину виски этого сорта приобрела ваша дочь для подарка вам на день рождения.
– И вы утверждаете, что эта покупка была незаконной?
– Нет, разумеется!
– Тогда не понимаю, каким образом она может вас интересовать.
– Мы заинтересовались потому, что это относится к сбору доказательств.
– Доказательств чего?
– Доказательств попытки совершения убийства.
– Думаю, было бы лучше, если бы ваша контора ограничилась расследованием уже совершенных преступлений и не досаждала гражданам расспросами об их личных делах в связи с преступлением, которое только могло быть совершено!
– Возможно, – любезно согласился Селби. – Вы ведете свои дела так, как вы это понимаете. У меня по поводу моих дел имеется свое представление.
Кровь бросилась в лицо Стэплтона, но он постарался сохранять ровный голос.
– Боюсь, Селби, – проговорил он, отчаянно пытаясь придать своему голосу отеческие нотки, – вы совершенно утратили чувство перспективы. Боюсь, ваше избрание на низкооплачиваемую должность в относительно незначительном округе дало вам преувеличенное представление о вашей собственной власти и значительности.
– Хорошо, обменявшись этими любезностями, давайте вернемся к вопросу о виски, – предложил окружной прокурор. – Что же стало с той дюжиной бутылок, которые вам подарила дочь?
– Должен ли я понимать это так, что ваша контора считает возможным, будто это я принес ту бутылку виски в хижину и дал ее нищему бродяге? По-вашему, что же, я хотел облагодетельствовать это ничтожество, замышлявшее убийство?
– Вы должны понять, – Селби упрямо выпятил подбородок, – мне необходимо выяснить, что произошло с двенадцатью бутылками виски, подаренными вам дочерью.
– Так уж случилось, что я рассчитывал на каждую из них. Две захватил с собой в поездку. Дома осталось шесть бутылок. Остальные были выпиты мной и моими друзьями.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно.
– Когда вы уезжали в последнюю поездку, дома оставалось только шесть бутылок?
– Да.
– Не хочу быть назойливым, мистер Стэплтон, но мне очень важно установить происхождение той бутылки. Увы, обстоятельства указывают на то, что это была одна из вашей дюжины.
– Мне безразлично, на что указывают ваши обстоятельства, это просто невозможно!
– А Джордж не брал из вашего шкафа бутылку?
– Чушь! – воскликнул Стэплтон. – У Джорджа достаточно денег, чтобы самому купить виски.
– Скажите, остальные четыре бутылки были выпиты до вашего отъезда?
– Мой день рождения был полтора месяца назад. На восток я уехал месяц назад. Насколько я помню, четыре бутылки были израсходованы во время празднования моего дня рождения. Я взял из остатка две бутылки и держал их при себе. Я отлично помню, как мы прикончили эти две бутылки… Может, вас не затруднит объяснить мне, мистер Селби, почему вы так стремитесь повесить эту бутылку виски на Джорджа?
– Я ничего не стремлюсь на него вешать, – сказал Селби. – Я хочу установить происхождение той бутылки. Мне необходимо выяснить, кто находился с Уоткинсом в том домике, перед тем как он умер. Выяснив это, я смогу приблизиться к определению личности человека, которого Уоткинс намеревался убить.
– И когда вы это установите, насколько продвинется благополучие нашего округа? – с преувеличенным сарказмом поинтересовался Стэплтон.
– Не знаю, я не медиум. Я лишь общественное должностное лицо. Во всяком случае, тогда дело будет выяснено и закрыто, а мой долг – исполнен.
– Я бы сказал, – проговорил Стэплтон, – что это дело закрылось уже тогда, когда человек, собиравшийся совершить убийство, скончался от несчастного случая. В его смерти можно усмотреть определенную роль справедливого провидения.
– Лично я буду считать это дело закрытым, когда мне все станет ясно. А до тех пор намерен продолжать расследование.
– Не знаю, интересно ли вам будет знать, – ледяным тоном заметил Стэплтон, – что во время моих поездок я время от времени общаюсь с некоторыми полицейскими комиссарами и деятелями Департамента юстиции, так же как и с более важными представителями закона в крупнейших населенных пунктах. И если уж быть совершенно откровенным с вами, Селби, вы, люди проживающие в заброшенных городках и избранные на свой пост не потому, что обладаете какими-то особенными способностями в раскрытии преступлений, а лишь из политической целесообразности, и в подметки не годитесь этим профессионалам-криминалистам. Они считают дело закрытым, как только прекращается угроза обществу.
Без всякой на то необходимости вы оскорбили меня этим допросом. Думаю, что власть, которой налогоплательщики лишь временно вас наделили, ударила вам в голову. Но если вы готовы забыть об этом деле, прислушаться к голосу разума и отнестись к этому по-дружески, я дал бы вам напоследок маленький совет – следуйте примеру этих талантливых и мудрых криминалистов, у которых за плечами богатый опыт, солидное образование, зрелый подход к жизни. Короче говоря, предлагаю вам немедленно оставить это дело, и в таком случае мы забудем о том, что сейчас произошло между нами.
Селби упрямо заявил:
– Извините, мистер Стэплтон, но у себя в конторе я сам принимаю решения. У меня свои, может, и странные, способы раскрытия преступлений. Полагаю, что, когда есть правдивое объяснение поступков всех людей, все факты складываются в ясную картину. А до этого я не могу считать дело закрытым.
– Да, – протянул Стэплтон, – ваша теория раскрытия преступления, как вы сами точно ее охарактеризовали, весьма странная.
– Что ж, полагаю, все ясно.
Селби встал, направился к двери, но около нее остановился, обернулся к Стэплтону:
– Если вы пытаетесь что-либо скрыть относительно этой бутылки виски, предоставляю вам последнюю возможность сказать правду. В противном случае кому-то не поздоровится.
Стэплтон с силой вцепился в край стола.
– Черт побери ваше упрямство, Селби! – прорычал он. – Меня никогда так не оскорбляли, тем более в этом городе, в городе, который я помогал строить и в котором мое предприятие является важным экономическим фактором… Селби, мне неприятно расставаться с вами при таких обстоятельствах. Думаю, вы понимаете, что моя дочь считает вас очень близким другом и дорожит вашими отношениями. Она очень уважает вас. Ради нее я хотел бы, чтобы вы пересмотрели свое решение, и считаю своим долгом предупредить вас, что, если вы этого не сделаете, я использую все мое влияние, чтобы не дать вам продолжать работу на этом посту.
Селби открыл дверь, но опять замедлил шаги:
– Это ваше право. Играйте политиками как вам заблагорассудится. Но не пытайтесь скрыть улики, мистер Стэплтон! Вам кажется, что мы здесь не стоим и мизинца тех специалистов по преступлениям, которых вы встречали в крупных городах, но предупреждаю – я способен вас удивить. Могу даже оказаться стоящим их мизинца! – С этими словами он хлопнул дверью, пересек приемную под испуганными взглядами сидящих там людей, которые, конечно же, слышали его последний выпад против Стэплтона.
Когда окружной прокурор добрался до центра города, вечерний выпуск «Блейд» был уже в продаже. Он купил у разносчика один экземпляр, приехал домой и расположился с газетой в кресле. Как и предсказывала Сильвия Мартин, сообщив о том, как в кемпинге «Кинстоун» был обнаружен труп, основное место газета отвела статье, автор которой обрушился на Селби за его отказ назвать имена свидетелей.
«К сожалению, наш окружной прокурор еще очень молод и впечатлителен. Его отказ обнародовать имена людей, снявших домик, в котором был обнаружен мертвый человек, по нашему мнению, является грубейшим промахом. К тому времени, когда рассеется дым, скорее всего выяснится, что Эмил Уоткинс был просто бродягой, передвигающимся по стране автостопом, который искал возможности лишить временных жильцов этого домика их денег под дулом пистолета. Однако он страшно замерз и, ожидая возвращения своих будущих жертв, включил газовый обогреватель, что и привело к фатальным последствиям. И тем не менее налогоплательщики нашего города имеют право на полнейшее расследование всего дела. В случае, если погибший проник в домик с какими-то иными зловещими намерениями, было бы только справедливо, чтобы налогоплательщики знали об этом, так же как и власти. Тайна, если только она существует, без сомнения, скрыта в умах тех двух молодых людей, которые заявляют, что занимали один домик, в то время как их подружки занимали второй.
Галантность хороша в свое время и на своем месте, но не в офисе должностного лица. Весьма прискорбно, что хорошенькие женщины своей сексуальной привлекательностью способны воздействовать на решение органов закона и охраны, что освобождает их от обязанности давать показания по делу о преднамеренном убийстве; они пустили в ход свое внешнее очарование и этим воздействовали на молодого, впечатлительного и еще неопытного окружного прокурора, который до того потерял голову, что выслал живых свидетелей из округа и утаил их имена.
Жители нашего города имеют право знать факты. Дуглас Селби не оракул, который определяет, что они должны знать, а что им не следует знать. Отто Ларкин, способный, удачливый и, что самое главное, опытный шеф полиции Мэдисон-Сити, в данном случае лишен возможности действовать, так как место действия данной трагедии находится за пределами города. Однако Ларкин признался репортеру „Блейд", что, если бы преступление было совершено в черте города, этим двум девушкам никогда не позволили бы уехать, пока их показания не были бы дважды проверены, а их прошлое подвергнуто самому тщательному изучению.
Как бы то ни было, „Блейд" считает своим первейшим долгом тщательно следить за всеми новостями, чтобы ознакомить с ними своих подписчиков. Несмотря на то что должностные лица округа, кажется, составили настоящий заговор, с тем чтобы скрывать факты от своих избирателей, „Блейд" обещает не прекращать своих стараний найти девушек и взять у них интервью. Таким образом, народ будет иметь возможность проверить их благонадежность и правдивость их показаний.
Сейчас много шумят относительно государственной диктатуры, но как иначе рассматривать ситуацию, когда молодой, неопытный, поддающийся внушению, упрямый и самоуверенный должностной деятель считает себя судьей в последней инстанции, сам решает, какие сведения можно сообщить населению и какие должны быть скрыты, отказываясь передать имена важнейших свидетелей представителям прессы?
Это только подчеркивает важность тех качеств, на которые мы указывали избирателям во время последних выборов, а именно что зрелость, жизненный и профессиональный опыт являются такими же важными профессиональными качествами настоящего следователя, как и глубокие знания законов. Остается только надеяться, что до следующих выборов Дуглас Селби поймет ошибочность своих своевольных методов работы с просвещенными избирателями, а они проявят великодушие и простят ему вопиющие промахи, которые он совершает с прискорбной опрометчивостью. Ради самого же Селби будем надеяться, что жители нашего города посмотрят сквозь пальцы на его авторитарные методы работы, в которой теперь, когда избиратели уже доверили ему этот пост, он отодвигает их интересы на задний план».
Едва Селби дочитал статью, как раздался телефонный звонок, и он услышал в трубке голос Сильвии Мартин.
– Все в порядке, Дуг? – спросила она.
– Все вот-вот завертится, – ответил он.
Читать бесплатно другие книги:
