Прокурор расследует убийство Гарднер Эрл

– Ладно, ладно, – улыбнулся этой горячей речи Селби, – твоя взяла. Мы найдем убийцу к четырем тридцати.

– К четырем пятнадцати, – поправила она. – Вообще-то, надо найти ответ чуть раньше, чтобы я могла подготовить материал и передать его по телефону в редакцию.

– Когда начнем? – спросил он, не переставая улыбаться.

– Немедленно.

– Хорошо, даю факты, над которыми можешь поразмышлять. Вот фотоаппарат убитого. По неизвестной нам причине камера играет важную роль. Кто-то пытался украсть ее у меня в Голливуде вчера вечером.

– Из-за снимков, которые были в аппарате? – спросила Сильвия, не скрывая возбуждения.

– Не думаю, – ответил Селби, – на снимках представлены различные уличные сценки. На них изображена центральная улица Мэдисон-Сити.

– Но там должно скрываться нечто важное, может быть, снимки смогут раскрыть цель пребывания пастора здесь.

– Да, в них есть нечто, – заметил прокурор мрачно. – Нечто исключительно важное.

– Что именно?

– Новый ажурный столб на углу перед отелем «Мэдисон». Столб устанавливали во вторник утром, когда я подъехал к отелю, после того как было обнаружено тело. Иными словами, фотографии были сделаны спустя часы или даже дни после того, как пастор был убит.

– Но как это могло произойти?

Он пожал плечами.

– Фотоаппарат находился в чемодане, когда ты прибыл в отель?

– Да.

– Значит, пленка была подменена.

– Каким образом?

– Что потом случилось с камерой?

– Ее взял коронер и закрыл в своем сейфе.

– Но ведь кто-то мог подменить пленку?

Селби рассмеялся.

– Это была бы непростая задача. Для ее решения надо немало времени. Нельзя просто подменить пленку, не засветив ее… – Вдруг он прервал фразу, задумчиво уставился на Сильвию и неожиданно произнес: – Рон был отравлен.

– Кто такой Рон?

– Собака коронера, большой сторожевой пес. Кто-то отравил его. Яд был хитроумно спрятан, и отравленные куски мяса разложены в десяти местах.

– О да. Я припоминаю теперь. Просто не знала, что кличка собаки Рон.

– Это случилось вчера, вскоре после нашего возвращения из Ривербенда.

– Собака жива?

– Не знаю, я видел ее в ветеринарной лечебнице.

– Следовательно, тот, кто это сделал, подменил пленку.

– Не знаю, как он мог это сделать, потому что я тут же забрал фотоаппарат.

– Но коронер, наверное, был крайне привязан к своей собаке?

– Да.

– В таком случае он наверняка оставался с ветеринаром, чтобы увидеть, как идет лечение?

– Да.

– Тогда все ясно, – заявила Сильвия. – Пленка была заменена, пока коронер оставался в лечебнице. Теперь можно точно установить временные границы.

Селби кивнул:

– В твоих словах что-то есть. Как относится шериф ко всей этой истории?

– Ты имеешь в виду его реакцию на статью в «Блейд»?

– Да.

– Не знаю. Конечно, ему следует думать о своем будущем.

– Интересно… – сказал Селби.

– Нет… наверняка нет. То, что я мог об этом подумать, показывает, насколько извращено мое мышление. Рекс Брэндон не тот человек, чтобы бросить друга. Он останется со мной.

Казалось, шериф лишь ждал этой реплики. Как в театральной постановке, дверь открылась, и Брэндон вступил в кабинет со словами:

– Привет, ребята. Ничего, что я явился без предупреждения?

Большое черное сомбреро шерифа было лихо сдвинуто на затылок. Самодельная сигарета свисала из угла рта.

– Ну что, сынок, – начал он, – похоже, мы сильно вляпались?

– Оставь-ка это «мы». Вляпался я один. У тебя все в порядке. Тебе следует позаботиться о своей судьбе, Рекс. Не связывайся со мной – я теперь прокаженный.

Лицо шерифа выразило искреннее недоумение.

– Надеюсь, ты шутишь, сынок? – спросил он.

– Совсем нет. Мое положение отвратительное, а у тебя все в порядке. Ты вовсе не должен страдать из-за моих ошибок.

Шериф тяжело уселся на стул.

– Вот уж никак не ожидал от тебя такого.

– Чего такого?

– Выступления против партнера.

– Ты хочешь сказать, что я иду против тебя только потому, что не хочу, чтобы ты делил со мной позор? – с недоумением спросил Селби.

– Может, я не совсем точно выразился, – ответил шериф, – но вроде бы мы затеяли все вместе и вроде бы не очень хорошо с твоей стороны… Ну ладно, так что же мы предпримем дальше?

Сильвия Мартин подняла телефонную трубку.

– Соедините меня с редактором «Кларион»… Алло, это Сильвия. Измените, пожалуйста, заголовок… «Селби и Брэндон раскрывают тайну убийства»… Да, я в самой гуще событий. Вот-вот все разрешится. Убийце теперь уже никуда не уйти. Сейчас они обсуждают последние детали, перед тем как нанести удар. Арест состоится сегодня часа в четыре пополудни, может быть, в три тридцать. Да, мы получили право на эксклюзивный материал. Как только я закончу статью, тотчас позвоню… Нет, не сейчас… Это вовсе не блеф… Да, я понимаю, что рискую местом… Хорошо, до свидания.

Она положила трубку на место.

Селби печально посмотрел на Сильвию и спросил:

– Значит, теперь и твоя работа зависит от исхода дела?

– Несомненно, – радостно ответила она.

Селби выудил из кармана пленку.

– Ладно, шериф, вот все, чего я достиг. Замечательные фотографии центра нашего города.

– Пленка из аппарата пастора?

– Да. Но фотографии были сделаны после того, как он отдал богу душу.

– Что?

– Это бесспорно. Мы размышляли о том, как могли подменить пленку. И почти пришли к выводу, что собака коронера была отравлена тем, кто хотел произвести эту подмену.

– Когда была отравлена собака?

– Сейчас мы узнаем, – ответил Селби и потянулся к телефону.

Но тот зазвонил раньше, чем прокурор коснулся трубки. Он поднял ее, произнес: «Хэлло» – и услышал полный раскаяния голос Ширли Арден:

– Дуглас Сел… Я хочу сказать, мистер Селби?

– Да. – В голосе прокурора чувствовалось напряжение.

– Я здесь, в отеле. Инкогнито. В том же номере – пятьсот пятнадцать.

– Что это еще за трюк? Я получил достаточную дозу подлости вчера вечером. Если хотите узнать подробности, можете взять экземпляр «Блейд».

– Да, – сокрушенно ответила актриса, – я уже все видела. Пожалуйста, приходите.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. Я иду. Но на этот раз я не собираюсь изображать молокососа, – сердито сказал Селби и с силой швырнул трубку на место.

Сильвия Мартин посмотрела на него широко открытыми глазами и настороженно спросила:

– Ширли Арден?

Он утвердительно кивнул.

– Ты идешь, Дуг?

– Да.

– Пожалуйста, не ходи.

– Но почему?

– Не знаю. Я ей не доверяю. Она хитрая. Она актриса. В ней… есть блеск, боюсь, она тебя гипнотизирует.

– На сей раз ей не удастся загипнотизировать меня, – твердо пообещал Селби.

– Ну, пожалуйста, Дуг, останься. Пусть шериф Брэндон передаст ей повестку, чтобы она предстала перед Большим жюри. У тебя есть шанс показать всем, что ты не подкуплен. Это может оказаться ловушкой, даже, возможно, и не специально подстроенной. Только подумай, ведь Биттнер знает о ее приезде и ожидает твоего появления. Мы же сейчас бежим наперегонки со временем. От результата гонки зависит все.

Он упрямо покачал головой:

– Я обещал прийти и приду. Это теперь вопрос самоуважения. Она позвонила, доверяя мне, я не имею права обманывать ее доверие.

– Она подлая лицемерка, – яростно заявила Сильвия. – Каждый раз, как ты встречаешься с ней, тебе достается на орехи. Качество пудинга познается во время еды. Тебе пора бы уже раскусить ее самому.

– Прости, Сильвия, но я иду, – ответил он просто.

Ее губы задрожали. В поисках подмоги девушка взглянула на Рекса Брэндона, но шериф покачал головой, затянулся своей сигаретой, выпустил длинную струю голубоватого дыма из угла рта и сказал:

– Бесполезно, сестренка, он все равно пойдет.

Селби двинулся к выходу. Оглянувшись, он поймал умоляющий взгляд Сильвии. Прокурор вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

Глава 18

Дуг Селби постучал в дверь пятьсот пятнадцатого номера и, не ожидая ответа, распахнул ее. Ширли Арден шла ему навстречу. Она была одна. Селби закрыл за собой дверь и остановился, глядя на актрису.

– Итак? – сказал он.

– Я чувствую себя виноватой.

– Не без оснований.

– Мне не следовало верить Бену. Он крайне подозрителен и легко выходит из себя. Но поймите, как со стороны выглядела вся ситуация.

– Итак, я вас слушаю.

Она подошла ближе и положила ладони на плечи прокурора. Глаза, потрясающие миллионы любителей кино, смотрели на него и неодолимо притягивали к себе. Ширли Арден спросила:

– Я прощена?

– Прежде посмотрим, что и как вы скажете.

– Что вы хотите услышать? Ну, пожалуйста… Я не осуждаю вас за то, что вы рассердились на меня, но все происшедшее было так ужасно, а объяснения Бена выглядели настолько логично!

– И вы поверили, что это был рекламный трюк с моей стороны?

– Да. И что вы использовали меня. Он уверял, будто вы устроили утечку информации в газеты. Бен говорил, что вы хотите втянуть меня в расследование, чтобы привлечь внимание крупных газет, получить рекламу и нажить политический капитал.

– Да, – ядовито сказал Селби, – вы видите, какой капитал я себе нажил. Попытки играть с вами честно сделали из меня всеобщее посмешище.

Она кивнула и произнесла покаянным тоном:

– Да, мне все стало ясно, как только я узнала о «Блейд». Я здесь, чтобы помочь вам. Вы вели себя честно и поступали правильно.

– Полагаю, вас прислал Бен Траск, предварительно хорошенько отрепетировав всю сцену.

– Бен Траск считает, что я сейчас в самолете на пути в Мексику.

– Траск был здесь в день убийства? – спросил Селби.

Она кивнула утвердительно.

– А днем раньше?

Актриса вновь кивнула.

– В чем секрет вашего влияния на Кашинга?

– Он мой отец, – ответила она просто.

Селби не смог скрыть изумления и переспросил:

– Ваш кто?!

– Мой отец. Он выкинул меня из своей жизни, когда мне было всего одиннадцать лет. Лишь после того, как я стала знаменита и богата, он возник вновь.

– А как насчет пастора?

Ширли Арден указала Селби на стул, приглашая сесть.

– Я расскажу все. Мне плевать на последствия и безразлично, что считают папочка и Бен Траск.

– Продолжайте, – подбодрил ее Селби.

– Никто не знает в подробностях моего прошлого. Время от времени журналы публикуют жалостную повесть о том, как я росла в женском монастыре. Это ложь. Я выросла в подворотне.

Прокурор посмотрел на актрису внимательным, изучающим взглядом.

– Когда мне было семнадцать, меня приговорили к тюремному заключению как не поддающуюся исправлению. Если бы я попала в исправительное учреждение для малолетних преступников, уже ничто не смогло бы спасти меня. Но мне повстречался человек, который поверил в меня, понял причину моего поведения.

– Это был Ларраби? – спросил прокурор.

– Да. Пастор всего себя отдавал людям. Он побеседовал с судьей и добился, чтобы исполнение приговора было отложено на год. Он заставил меня поверить в себя, заставил что-то делать во имя большой цели. Он пробудил во мне честолюбие. Вначале я думала, что все его слова – чушь, но он мне нравился, мне не хотелось обижать старика, и я старалась вести себя хорошо. Четыре года спустя я начала сниматься в третьестепенных ролях в Голливуде. Это были годы непрерывной борьбы, я бы давно сдалась, если бы не его письма, его святая вера в изначальное добро, заложенное в человеке.

– Я слушаю очень внимательно, – сказал Селби.

– Что случилось потом, вам хорошо известно. В течение года я оставалась на эпизодических ролях. Затем мне досталась роль с текстом. Режиссер решил, что у меня есть данные, и я получила наконец главную роль.

На прошлой неделе Ларраби позвонил и сказал, что должен увидеть меня немедленно, но не может сразу приехать в Голливуд, так как у него есть дела в Мэдисон-Сити. Он сообщил, что ему нужны пять тысяч долларов. Я отправилась в банк, сняла со счета пять тысяч в тысячедолларовых банкнотах и приехала в Мэдисон-Сити. Ларраби привез на продажу сценарий под названием «Да не судимы будете». В его основе лежал мой жизненный путь. Вы сами знаете, насколько этот сценарий безнадежен. Я объяснила пастору, что не имею отношения к приобретению сценариев.

– Что произошло потом?

– Ларраби еще раз сказал, что ему необходимы пять тысяч долларов. Его близкий друг по имени Брауер испытывает финансовые затруднения. Ларраби обещал ему достать деньги. Он затратил несколько месяцев на этот сценарий и верил, что создал шедевр. Пастор считал, что с моей поддержкой легко получит за него пять тысяч долларов. Я дала ему деньги и посоветовала этому доброму человеку забыть о своем сценарии. Пусть он рассматривает эти деньги как заем, сказала я.

– Это все?

– Все.

– Объяснил ли он, почему зарегистрировался в отеле под именем Брауера?

– Мистер Ларраби сказал, что у него в Мэдисон-Сити еще одно дело и что человек, с которым пастор связан, просил сохранить его прибытие в секрете. Он сказал, что написал этому человеку из Ривербенда, тот позвонил в ответ и предупредил, что мистеру Ларраби опасно регистрироваться под своим настоящим именем. Он посоветовал пастору, когда тот приедет в Мэдисон-Сити, взять вымышленную фамилию.

– Ларраби рассказал вам еще что-нибудь об этом деле?

– Да. Тот человек интересовался, знает ли кто-то еще, что мистер Ларраби писал ему. Мистер Ларраби ответил отрицательно. Человек заметил, что это прекрасно и пусть мистер Ларраби приедет тайно, не ставя в известность даже жену. Бедный пастор считал, что грех будет не таким большим, если он зарегистрируется под фамилией реального человека, а не под какой-нибудь выдуманной. Поэтому он назвался Брауером, позаимствовал у него водительские права и бумажник. Брауер же скрывался, опасаясь ареста за растрату церковных денег или чего-то в этом роде. Он ждал в Лос-Анджелесе вестей от Ларраби.

– Значит, Ларраби сообщил, что он писал письмо человеку, с которым встречался здесь?

– Да.

– И он не назвал этого человека?

– Нет.

– Даже не намекал?

– Нет.

– Послушайте, каждый раз, когда мы беседуем, вы утверждаете, что говорите только правду. И каждый раз это оказывается не совсем правда или нечто, совершенно противоположное истине.

Она молча кивнула в ответ.

– Как я могу верить в то, что сейчас вы говорите правду?

Ширли Арден подошла к нему и сказала:

– Разве вы не видите? Разве вы не понимаете, почему я так поступаю? Вы были великолепны, абсолютно искренни, вы заставили меня уважать вас. Я говорю правду только ради вас.

Селби задумчиво взглянул на нее:

– Вы можете остаться здесь до тех пор, пока я не разрешу вам уехать?

– Да. Я сделаю все. Все, что бы вы ни сказали.

– Кому известно, что вы здесь?

– Никому.

– Где сейчас Кашинг?

– Не знаю. Где-то скрывается. Боится, что все всплывет.

– Но чего же бояться ему?

Она ответила, не отводя глаз:

– Если история моей жизни станет известна, на всей карьере можно ставить крест.

– Все было настолько скверно? – спросил он.

– Да. Мало кто сможет это понять. Оглядываясь назад, я сама многого не понимаю. Ларраби утверждал, что я обладала слишком большой жизненной энергией, чтобы поступать, как все.

– Это вы снабдили Кашинга средствами для покупки гостиницы?

– Да. Я держу этот номер. Он мой. Его никогда не сдают. Я приезжаю сюда, когда пожелаю, и использую как убежище, когда хочу отдохнуть.

– А Ларраби знал что-нибудь об этом номере?

– Нет. О нем не знает никто, кроме отца и Бена Траска.

– Но как пастор ухитрился найти вас здесь, в отеле?

– Не знаю. Он заметил меня, когда я входила в номер, и решил постучать. Для меня он был как крестный отец.

– Пастор знал вашего отца?

– Нет. Они не встречались. Вернее, он знал его лишь как владельца отеля.

– Но он что-то должен был знать о вашем отце.

– Да. Он слышал кое-что… очень давно… не очень хорошее.

– Каково прошлое Кашинга?

Она пожала плечами:

– Достаточно скверное. Наверное, много можно сказать в его оправдание, но вряд ли кто-то захочет понять. Однако он мой отец и сейчас ведет честную жизнь. Теперь вы видите, в какое я попала положение? Я была вынуждена врать, попытаться сделать все, чтобы увести вас в сторону. Сейчас я чувствую себя очень виноватой перед вами. Правда, я изо всех сил старалась подсказать вам настоящее имя покойного и его местожительство. Я думала, что вы найдете на карте все названия, в которых содержится слово «ривер», и проверите, не пропал ли где-нибудь пастор.

– Да, наверное, я бы так и поступил, если бы не открылась иная возможность.

Он принялся мерить комнату шагами из угла в угол. Актриса не сводила с Селби глаз.

– Вы понимаете теперь? – спросила она.

– Да.

– Я не могла вести себя иначе. Вы же можете посмотреть теперь на все с моей позиции?

– Да, я могу посмотреть с вашей позиции.

– По-моему, вы все же меня не понимаете. Но ведь то, что произошло, не помешает нам быть друзьями? Я уважаю вас и восхищаюсь вами. Для меня встреча с вами значит очень много. В вас нет никакого притворства. Я редко кому предлагаю свою дружбу… Мне нужны друзья, похожие на вас. Меня окружают якобы блестящие личности, которые на самом деле так же фальшивы, как фасад дворца в декорациях. Вы понимаете?

Селби спокойно, глядя ей в глаза, махнул рукой в ту сторону, где находился его офис.

– Там, – сказал он, – ждет девушка. Она верит в меня и в мое дело. Она рискнула своей работой, заверив редактора, что я найду убийцу сегодня не позже четырех пополудни. Она так поступила только из дружеских побуждений. У нее нет денег, роскошных нарядов, влиятельных друзей и великолепного дома.

Я не знаю, поймете ли вы то, что я хочу сказать, но я попытаюсь довести мои слова до вашего сознания. Если мы станем друзьями, как вы предлагаете, мне придется постоянно метаться между Мэдисон-Сити и Голливудом. Помимо своей воли я попаду под влияние того искусственного блеска, который вам так не по нраву. Постепенно я начну замечать ограниченность моих теперешних друзей. Эта ограниченность не результат каких-то недостатков в их характерах, она проистекает из всего их образа жизни. Я непроизвольно начну задирать нос перед теми, кто ездит на старых, дребезжащих автомобилях, усвою городскую утонченность и начну смотреть на обитателей Мэдисон-Сити сверху вниз.

Вы просили меня понять, почему вы лгали мне. С вашей точки зрения, ничего другого не оставалось. И я настолько понимаю вашу позицию, что мне ваши слова кажутся логичными, если смотреть с вашей точки зрения, конечно. Ладно, покончим с этим. Ваша жизнь окружена славой и блеском, моя же – честными, прямыми друзьями в городке, где каждый знает каждого настолько, что для лжецов просто не остается места. – Он направился к двери. – Вы мне нравитесь, но мне не по нутру ваше окружение. Скажу больше, меня тянуло к вам с самого начала, со дня первой встречи. Однако я не желаю играть роль мотылька, порхающего у огней Голливуда.

С этими словами прокурор резко распахнул дверь.

– Куда вы идете? – спросила она растерянно.

– Ловить убийцу и верить в девушку, которая скорее отрубит себе правую руку, чем солжет мне.

Она смотрела на него полными слез глазами, лишь гордость не позволяла ей умолять Селби остаться. Прокурор вышел в коридор и медленно закрыл за собой дверь.