Забытый полководец. Генерал армии Попов Смыслов Олег

До заседания Военного совета еще часа три. Стало быть, что-то другое, тоже, видимо, важное и срочное. Это предположение превратилось в уверенность, когда я переступил порог хорошо знакомого сборного деревянного домика и увидел Маркиана Михайловича, мрачно шагавшего из угла в угол.

– Вот почитайте! – Попов ткнул рукой в бумагу, лежавшую на просторном столе, покрытом картой с нанесенной на ней обстановкой в полосе фронта.

Это была телеграмма из Ставки Верховного Главнокомандования. Я торопливо пробежал взглядом по строчкам. Нам предписывалось большую часть войск передать соседнему слева Центральному фронту генерала армии К. К. Рокоссовского, а фронтовому управлению Брянского фронта с 11 – й гвардейской армией генерал-полковника И. Х. Баграмяна, 15-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Н. Ф. Науменко, фронтовыми танковым и артиллерийским корпусами, а также со значительной частью артиллерийских, танковых, инженерных и других специальных соединений, частей и учреждений срочно передислоцироваться в район севернее Великих Лук.

– Ну как вам это нравится? – спросил Попов.

– Пока понимаю мало, – озадаченно ответил я.

– Я тоже, – сказал Маркиан Михайлович.

Мы молча смотрели на карту, стараясь вникнуть в причины решения, принятого Ставкой. Оно поступило к нам в те дни, когда войска Брянского фронта неожиданным для противника фланговым ударом из района Кирова разгромили оборонявшуюся в Брянских лесах сильную немецкую группировку и освободили Брянск. Знаменитые, раскинувшиеся на сотни километров леса, свидетели легендарной двухлетней героической партизанской войны, были целиком очищены от фашистов. Из искусно замаскированных лесных убежищ вышли и соединились с войсками многочисленные партизанские отряды. Наши войска пробились на открытую ровную местность и, используя солнечную, сухую погоду, безостановочно погнали врага на запад, к Днепру. В первых числах октября 1943 года армии Брянского фронта овладели городами Унеча, Кричев, Новозыбков и подошли к рекам Проня и Сож. Командующий фронтом уже готовил прорыв вражеской обороны на Соже и нацеливал удар на Рогачев. Штаб фронта планировал сроки выхода войск к Днепру.

Конечно, все наши мысли были об этом, и смысл решения Ставки мы как следует поняли несколько позже.

– Ну что ж… Приказ есть приказ. Приступим к его выполнению, – произнес после долгого молчания Маркиан Михайлович. – По-видимому, у Ставки есть веские основания для переброски нашего фронта на север…

Слушая командующего, я размышлял о том, что следовало немедля предпринять штабу фронта. Работа предстояла большая и сложная. Требовалось, прежде всего, спланировать переброску большого количества людей и техники, произвести расчеты потребных транспортных средств, времени, составить четкие графики движения, дать необходимые заявки и организовать контроль их выполнения. Кроме того, мы должны были в самые сжатые сроки передать часть войск Центральному фронту.

Времени терять было нельзя, поэтому, согласовав с командующим необходимые распоряжения, я направился в помещение штаба».

Лишь спустя некоторое время представитель Ставки генерал Н. Н. Воронов пояснил:

– Намечается крупная наступательная операция нескольких фронтов на северо-западе. В этой операции вашему фронту отводится важная роль.

«В первых числах октября 1943 года фронтовое управление Брянского фронта, – продолжает свой рассказ генерал Сандалов, – и переброшенные на новое направление его войска вместе с силами, принятыми от Северо-Западного и Калининского фронтов, получили название Прибалтийского фронта. В его состав вошли 1-я и 3-я ударные, 6-я и 11-я гвардейские, 22-я и 15-я воздушная армии. После моего прибытия на фронтовой КП – 11 или 12 октября – командующий фронтом собрал всех руководящих работников штаба и фронтовых управлений на совещание. Показывая на большую, повешенную на стене карту с нанесенной на ней обстановкой, М. М. Попов сказал:

– От Ставки и Генерального штаба я получил разъяснение, что нас перебросили сюда с ближайшей задачей ударами на Идрипу, на Пустошку и Остров помочь Ленинградскому и Волховскому фронтам в наступательной операции по разгрому главных сил немецко-фашистской группы армий "Север" и по окончательному, полному снятию блокады с Ленинграда. В последующем вместе с этими фронтами мы будем освобождать Прибалтику. Во второй половине января, – продолжал командующий, – войска Ленинградского и Волховского фронтов одновременным ударом соединились в районе севернее Синявино и создали южнее Ладожского озера коридор шириной 8—11 километров. Кольцо вражеской блокады было прорвано. Через образовавшийся коридор войска, обороняющие Ленинград, и его жители получили прямую сухопутную связь со страной. Стало быстро улучшаться обеспечение войск боевой техникой и боеприпасами, а героического населения Ленинграда – продовольствием. Однако противник несколько раз проводил операции с целью закрытия этого узкого коридора…

– Каково же будет наше участие в этом деле? – спросил начальник политуправления фронта генерал-майор А. П. Пигурнов.

– Против войск нашего фронта действует 16-я немецкая армия, – стал пояснять М. М. Попов. – Имеются данные, что из этой армии намечается переброска нескольких пехотных дивизий и бригад к Ленинграду для участия в операции по закрытию пробитого нашими войсками коридора в кольце блокады. Поэтому Ставка предложила нам немедленно провести несколько частных наступательных операций, чтобы сковать главные силы 16-й немецкой армии и не допустить переброску ее войск под Ленинград… По телефону из Ставки мне сказали, что она учитывает богатый опыт фронтового управления бывшего Брянского фронта в подготовке крупных операций, в частности успешное руководство Орловской и Брянской наступательными операциями. Кроме того, мне напомнили о том, что накануне войны я был командующим Ленинградским военным округом, а в первые ее месяцы командовал Ленинградским фронтом и знаю местные условия, что тоже принято во внимание. Наш Прибалтийский фронт, – продолжал командующий, подходя к висевшей на стене карте, – имеет в первом эшелоне от озера Ильмень до Невеля три армии: на правом фланге 1-я ударная, в центре – 22-я и на левом фланге – 3-я ударная. За последней сосредотачивается из полосы Калининского фронта 6-я гвардейская армия. Туда же выдвигается с юга 11-я гвардейская армия Баграмяна с 5-м танковым корпусом, а также танковые и артиллерийские силы бывшего Брянского фронта.

– Не забудьте, что за правофланговой армией фронта сосредоточился двухдивизионный 8-й эстонский стрелковый корпус генерал-майора Пэрна, – подал реплику Пигурнов. – При нем находится группа членов ЦК Компартии и правительства Эстонии. А в тылу 22-й армии расположена 43-я латышская гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Бранткална. Бюро ЦК Компартии и правительство Латвии внесли предложение в Ставку развернуть дивизию в латышский стрелковый корпус…

Последним на этом совещании выступил со справкой начальник связи фронта генерал-майор Панин. Он сообщил, что с Москвой, соседями и армиями установлена связь телеграфная и по телефону ВЧ, а также и по радио.

– Средствами связи нам очень помог штаб Северо-Западного фронта, – сказал он в заключение.

В тот же день командующий фронтом и я с группой офицеров штаба и фронтовых управлений выехали в армии.

С 20 октября 1943 года наш фронт стал называться 2-м Прибалтийским, а Калининский фронт генерала армии А. И. Еременко был переименован в 1 – й Прибалтийский».

В связи с особой важностью предстоящей операции Маркиана Михайловича вызывают к Сталину дважды. 8 октября 1943 г. он входит в его кремлевский кабинет в 19.15 и находится там до 20.30 в присутствии генералов Антонова и Штеменко. 23-го он заходит к вождю, уже как командующий войсками 2-го Прибалтийского фронта в 20.05 вместе с Молотовым, Ворошиловым, Щербаковым, Маленковым, Берией и генералами Антоновым, Штеменко, Вороновым. Выходит вместе с Антоновым, Штеменко, Вороновым в 23.25.

Преклоняющийся перед полководческим талантом М. М. Попова Ф. Д. Свердлов (полковник, фронтовик, доктор исторических наук, профессор Военной академии им. Фрунзе) оставит нам о генерале Попове следующее воспоминание: «Первая встреча с генералом армии М. М. Поповым состоялась в конце октября 1943 года. Управление Брянского фронта, которым он командовал, было переброшено в район Великих Лук. Фронт стал именоваться 2-м Прибалтийским. Тут же из района Брянска была направлена наша 11 – я гвардейская армия. Дивизии двигались эшелонами, а командующий армией генерал-полковник И. Х. Баграмян с небольшой оперативной группой, в состав которой входил и я, на двух автомашинах выехали вперед, на командный пункт фронта. М. М. Попов встретил И. Х. Баграмяна и всю группу очень радушно, сразу пригласил к обеду. За столом поддерживал непринужденную беседу, много шутил.

– На фронте, – говорил он, – сейчас ударная и три гвардейские армии. Следовательно, и фронт должен именоваться гвардейским!

Затем он пригласил И. Х. Баграмяна к карте, ввел в курс обстановки, дал задание на предстоящую наступательную операцию, сообщил о средствах усиления, дал ряд указаний по взаимодействию с соседними армиями и авиацией.

И все это четко, ясно, коротко, без каких-либо записей. Видно было, что он тщательно продумал замысел операции и задачу войск. Произвели впечатление уверенность, с какой ставилась задача, и внешний вид командующего фронтом. Он был высокого роста, стройный и подтянутый, форма сидела на нем, как влитая.

Красивое, благородное лицо, четкая речь подчеркивали его волю и решительность. (…)

По дороге на новый КП армии И. Х. Баграмян много рассказывал о М. М. Попове:

– Он очень интересный человек, – говорил Иван Христофорович. – Хорошо с ним познакомился, когда вместе учились в Военной академии имени М. В. Фрунзе в начале тридцатых годов, правда, я на курс старше. Учеба давалась ему легко: большой командирский опыт, неплохое образование. Он ведь из дворян – голубая кровь. Правда, отец его учитель.

Маркиан Михайлович был известен в академии не только как старшина курса, не только своими острыми выступлениями на семинарах и заседаниях военно-научного общества, но и как душа всех наших слушательских вечеров отдыха…»

Ценные слова…

Генерал В. М. Шатилов был командиром 182-й стрелковой дивизии, когда их армию передали 2-му Прибалтийскому фронту. В своих мемуарах о новом командующем он напишет только теплые слова: «Оставшиеся войска Северо-Западного фронта подчинили вновь образованному 2-му Прибалтийскому фронту, командующим которого был назначен генерал армии Маркиан Михайлович Попов.

Мы слышали много хорошего об этом военачальнике, обладавшем большим боевым опытом, глубоким знанием оперативного искусства, решительном и смелом в любой самой тяжелой обстановке. Генерал армии Попов был прост и внимателен в обращении с подчиненными и не стеснялся посоветоваться, расспросить командиров дивизий и полков».

Командующий 11-й гвардейской армией генерал Баграмян от Москвы до Великих Лук добирался трудно: «До Торжка мы ехали по Ленинградскому шоссе, а затем свернули на запад и пробирались по дорогам, проложенным в заболоченных лесах. Лишь на следующий день мы добрались до деревни Крупошево, недалеко от которой, на берегу озера Псово, расположился штаб армии». На следующий день он выехал к М. М. Попову: «Оценивая сложившуюся обстановку, генерал М. М. Попов сказал, что гитлеровское командование, как видно, не только будет упорно удерживать выгодные для него рубежи на подступах к Невелю, но обязательно попытается встречными ударами перехватить горловину и уничтожить наши войска, выдвинувшиеся сюда. После обмена мнениями о возможных контрмерах Маркиан Михайлович, обращаясь ко мне, сказал:

– Чтобы разрядить обстановку в районе Невеля, вам, Иван Христофорович, надо продумать вопрос об организации сильного удара на Новосокольники, чтобы во взаимодействии с шестой гвардейской и третьей ударной разгромить нависающую с севера над Невелем группировку противника.

Это решение я счел вполне целесообразным.

Во время этой беседы М. М. Попов, рассказывая о своей поездке в 3-ю ударную армию, не поскупился на похвалы ее командующему генерал-лейтенанту К. Н. Галицкому, являвшемуся, по его словам, стойким, мужественным и всесторонне эрудированным военачальником.

На следующий же день в наш штаб поступил приказ о выдвижении армии к линии фронта для прочной обороны полосы от села Островки до озера Большой Иван и о подготовке удара на Новосокольники. Началась будничная фронтовая работа по подготовке к боям на новом направлении».

А теперь попробуем представить, с какими трудностями пришлось столкнуться Маркиану Михайловичу на новом направлении. Для начала это переброска всех сил и средств фронта на расстояние свыше 500 км. Притом что маршруты его войск проходили по тылам двух фронтов (Западного и Калининского). Трудно себе даже представить, каких трудов стоило перевезти массы людей и боевой техники, чтобы не помешать снабжению этих фронтов, ведущих бои. Но это было еще только начало…

Как вспоминал заместитель командующего 2-м Прибалтийским фронтом М. И. Казаков, «в октябре нас терзали противоречивые соображения. С одной стороны, Ставка Верховного Главнокомандования ставила перед фронтом глубокие задачи, что требовало предварительного сосредоточения всех сил, тщательной организации тылов. А с другой – слабость неприятеля, каким он нам представлялся, побуждала к немедленным действиям. К этому же обязывала и директива Ставки от 8 октября. В ней недвусмысленно говорилось: "Войскам Прибалтийского фронта, не ожидая окончательного сосредоточения всех сил, не позже 15 октября перейти в наступление".

Генерал армии М. М. Попов со штабом и командующими родами войск прибыли в новый район 11 октября. К 15–20 октября под Великими Луками сосредоточились уже 22-я и 3-я ударная армии, в районе Торопца и Селижарова находилась 20-я армия, туда же прибыли три дивизии 6-й гвардейской армии.

Из этих войск такой энергичный командующий, как М. М. Попов, мог, конечно, создать ударную группировку и начать наступление если не 15-го, то наверняка 25 октября. К этому сроку 6-я гвардейская армия завершала перевозку остальных дивизий и частей.

Однако жизнь опять внесла свои коррективы. (…)

Стремясь поскорее разгромить врага, мы начали проводить частные операции, не связанные общим замыслом и планом.

28 октября 22-я армия развернула боевые действия севернее Новосокольников, имея целью разгромить 205-ю пехотную дивизию гитлеровцев. Однако эта цель достигнута не была, операция успеха не имела.

Затем активизировалась 3-я ударная армия. Силами четырех стрелковых дивизий, трех танковых бригад и армейской артиллерии она предприняла удар по невельской группировке противника. 2 ноября после непродолжительной артиллерийской подготовки 28-я и 146-я стрелковые дивизии, наступавшие в первом эшелоне, сравнительно легко прорвали вражескую оборону в районе станции Новохованск и стали развивать успех в северо-западном направлении. 46-я гвардейская стрелковая дивизия, находившаяся во втором эшелоне, направилась в обход Турки-Перевоза и Усть-Долыссы на Пустошку.

Для противника это оказалось неожиданным и опасным. Командование немецкой 16-й армии, не имея здесь резервов, не смогло в первые дни организовать серьезного сопротивления. За несколько дней 3-я ударная армия сделала большую вмятину в неприятельской обороне и создала реальную угрозу перехвата коммуникаций.

Я в это время по распоряжению командующего фронтом находился в 46-й гвардейской стрелковой дивизии. Преодолевая сопротивление слабых групп противника, она продвигалась по 25–30 километров в сутки. Кроме разрозненных боевых частей на пути дивизии встречались полицейские формирования, боровшиеся до того с партизанами. Мне казалось, что все идет очень хорошо и в ближайшие дни Пустошка будет в наших руках. В штабе фронта уже планировали ввод в бой войск 6-й гвардейской армии для развития наступления в общем направлении на Идрипу.

С командного пункта 46-й дивизии, расположившегося на северном берегу озера Жадро, я видел дым над пустошкинским железнодорожным вокзалом, и это внушало большие надежды. Мы не сомневались, что, потеряв Пустошку, противник незамедлительно начнет отход из Новосокольников, Маева, Невеля.

Однако все обернулось иначе. Подкрепления неприятеля подошли раньше, чем мы рассчитывали, и наше продвижение застопорилось. К 6 ноября пришлось закрепиться на рубеже: Великое Село, Турки-Перевоз, Усть-Долыссы, озеро Ущо, Паново, Васютино, озеро Березно, западный берег озера Неведро, озеро Явно. Южнее, на озеро Неведро, Краснополье, озеро Неключ, озеро Мелкое, выдвинулись войска 4-й ударной армии 1-го Прибалтийского фронта.

Положение невельской группировки врага, конечно, осложнилось. Важные ее коммуникации оказались перехваченными. У немцев оставался здесь теперь только один железнодорожный выход на запад и одно шоссе через Идрипу.

Но и нашим двум армиям, действовавшим в выступе западнее Невеля, нельзя было завидовать. С главными силами их соединяла горловина шириной всего в 12–13 километров. Она простреливалась артиллерией и минометами. Снабжение войск общей численностью до пятнадцати дивизий, а также эвакуация раненых и поврежденной техники осуществлялись под огнем.

Разграничительная линия между 3-й и 4-й ударными армиями проходила примерно по центру горловины (она же являлась границей между 2-м и 1-м Прибалтийскими фронтами). Ответственность за горловину несли обе армии. Это, разумеется, затрудняло управление движением транспорта. Давала знать о себе и осенняя распутица: она так испортила проселки, что по ним могли двигаться только автомобили-вездеходы, да и то с половинной нагрузкой и со скоростью не более 5–8 километров в час.

Оценив остроту обстановки, М. М. Попов подтянул к горловине часть соединений 6-й гвардейской армии, а в самой горловине, в деревне Дубище, через которую протянулось шоссе Невель – Полоцк, разместил ВПУ фронта под моим руководством. Конечно, ВПУ – это не боевая часть, но присутствие его в таком месте укрепляло в войсках уверенность, что наши дела неплохи.

Дубище – чистенькая деревушка. Все дома и постройки в ней были целы, только жителей не оказалось: их эвакуировали в тыл. Вечером 6 ноября меня навестил здесь командующий фронтом. Он на месте ознакомился с обстановкой, затем мы обменялись соображениями о возможных вариантах продолжения наступления и поздно вечером разошлись на отдых. А с утра 7 ноября гитлеровцы начали сильный артиллерийский обстрел Дубища. Мы потеряли нескольких офицеров, и я уговорил Маркиана Михайловича покинуть ВПУ.

Огневое нападение противника повторялось многократно. Потом он атаковал нашу горловину и, несмотря на упорное сопротивление, сузил ее еще на три-четыре километра. Материальное обеспечение и управление боевыми действиями 3-й и 4-й ударных армий совсем затруднились. Вместо продолжения наступления они вынуждены были отбиваться. Но и это удавалось не всегда. Пришлось задействовать дополнительные силы, в том числе танковую бригаду. Лишь после этого положение стабилизировалось. Выполнение же задач, ради которых был создан 2-й Прибалтийский фронт, получило дальнейшую оттяжку.

Активное противодействие противника не прошло мимо внимания Ставки. Директивой от 12 ноября она обязала нас приостановить наступление и прочно удерживать занятые позиции. Одновременно с этим из состава 6-й гвардейской армии изымались две стрелковые дивизии и корпусное управление, а из резерва фронта забирались 5-й танковый корпус и отдельная танковая бригада. Все это передавалось 1-му Прибалтийскому фронту для наращивания удара в направлении Полоцк, Городок.

Невельская операция не прошла бесследно. Она дала понять противнику, что 2-й Прибалтийский фронт серьезно угрожает его глубоким тылам, его войскам под Ленинградом, Псковом и Новгородом. Чтобы укрепить свое общее положение в Прибалтике, командование группы армий "Север" вынуждено было перебрасывать к Невелю, Идрице и Пустошке все новые и новые подкрепления. За октябрь, ноябрь и декабрь 1943 года против нашего фронта появились 290, 81,239, 218, 24, 30, 132 и 31-я пехотные дивизии, снятые с других прибалтийских направлений.

И все-таки такими результатами мы не могли быть довольны. Нам удалось лишь оттянуть на себя значительные силы противника, но не разгромить их и даже не создать выгодного оперативного положения для последующих наступательных действий. Войска 3-й ударной и 6-й гвардейской армий крепко завязли в лесисто-болотистой и озерной местности на юго-востоке Псковской области, а также под Новосокольнаками и Пустошкой. 20-й армии не стало совсем: ее дивизии еще в октябре – ноябре действовали в составе 3-й ударной, а управление было выведено в резерв Ставки. 11-я гвардейская в конце ноября тоже ушла от нас на 1 – й Прибалтийский фронт. Лишились мы и многих превосходных генералов: убыли, в частности, генерал-полковник И. Х. Баграмян, назначенный на пост командующего войсками 1-го Прибалтийского фронта, и генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, принявший от Баграмяна 11-ю гвардейскую армию.

Все это, естественно, снизило возможности 2-го Прибалтийского фронта».

И. Х. Баграмяна в Ставку вызвали неожиданно для всех. И это в самый разгар подготовки его армии к наступлению. От предложения занять должность командующего войсками Прибалтийского фронта он, естественно, не отказался. Но за этим последовали совсем неприятные неожиданности…

– Мы решили передать одиннадцатую гвардейскую армию в состав войск Первого Прибалтийского фронта и возложить на вас задачу разгромить городокскую группировку войск противника и в последующем овладеть Витебском, – весело сказал Сталин.

– Приложу все свои силы для выполнения поставленной задачи, – заверил вождя Баграмян и добавил: – Но дело в том, что генерал Попов изъял из одиннадцатой гвардейской первый танковый корпус генерала Буткова и восемнадцатую гвардейскую стрелковую дивизию генерала Завадовского.

– Что касается танкового корпуса, то я вас вполне понимаю, и мы поправим товарища Попова, а о дивизии не стоит и говорить. Ведь в ней сейчас наверняка не больше половины штатной численности…

Но генерал-полковник И. X. Баграмян продолжает просить Верховного вернуть 18-ю гвардейскую, так как она в составе армии сражается давно и речь идет о заслуженной дивизии…

– Слышите, как дерется новый командующий фронтом за каждую дивизию и за гвардейские традиции! Это, по-моему, похвально, – обращается к присутствующим Сталин и тут же приказывает соединить его с генералом армии Поповым, у которого буквально потребовал вернуть в 11-ю гвардейскую армию 1-й танковый корпус и 18-ю гвардейскую дивизию.

Вся эта сцена происходила в кремлевском кабинете вождя 17 ноября 1943 г. Среди присутствующих, кроме Сталина и Баграмяна, В. М. Молотов, а также генералы А. И. Антонов (генерал армии, 1 – й заместитель начальника Генерального штаба) и СМ. Штеменко.

О том, что было дальше рассказывает сам И. Х. Баграмян:

«– Есть ли у вас пожелание, – обратился ко мне Сталин, – относительно кандидатуры на должность командарма одиннадцатой гвардейской? Мы здесь, в центре, подумали и пришли к выводу, что неплохо было бы на эту армию назначить опытного командующего – Героя Советского Союза генерал-полковника Чибисова. Как вы смотрите на это назначение?

Предложение кандидатуры Н. Е. Чибисова было для меня несколько неожиданным, и я не торопился с ответом, чтобы лучше его обдумать.

– Что же вы не отвечаете? – спросил Сталин. – Или имеете что-либо против Чибисова?

Собравшись с мыслями, я ответил, что если вопрос еще не решен окончательно, то я порекомендовал бы другую кандидатуру. Чибисов, безусловно, опытный командующий. Однако надо иметь в виду, что, когда он после финской кампании стал генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. Чибисов об этом, конечно, знает, и это в какой-то мере может усложнить наши взаимоотношения.

– А у вас есть кто-нибудь на примете? – спросил Сталин, не теряя благодушного тона.

– Я предлагаю генерала Галицкого, нынешнего командарма Третьей ударной.

– А вы давно его знаете? – снова спросил Сталин.

– Нет, – ответил я, – видел всего несколько раз, присутствуя на его докладах генералу Попову, но он произвел на меня очень хорошее впечатление своей собранностью, твердостью, умением быстро вникать в боевую ситуацию, точно сориентироваться в ходе боевых событий. Вместе с тем этот генерал хорошо знаком с обстановкой в районе Невеля, так как именно его войска сыграли основную роль в овладении этим пунктом.

– Что же, – ответил Верховный Главнокомандующий, – ваши доводы заслуживают внимания.

Сказав это, Сталин о чем-то задумался, раскуривая трубку, а затем энергично нажал на кнопку звонка. Сейчас же в кабинет вошел Поскребышев.

– Подготовьте проект Постановления Совета Народных Комиссаров о присвоении товарищу Баграмяну звания генерала армии, – повернувшись к вошедшему, сказал Верховный и спросил: – Кто-то еще из командующих фронтами ходит в генерал-полковниках?

– Командующий Ленинградским фронтом Говоров, – не задумываясь, ответил А. Н. Поскребышев.

– Включите в проект Постановления и товарища Говорова, – распорядился Сталин и обернулся к Алексею Иннокентьевичу: – Как вы думаете, товарищ Антонов, присвоение звания генерал-полковника товарищу Штеменко поможет ему в работе?

– Конечно, – ответил генерал Антонов.

Тогда, вновь обращаясь к Поскребышеву, Верховный сказал:

– Включите в проект Постановления товарищей Баграмяна, Говорова и Штеменко.

Спустя десять минут документ был подписан, и Сталин сердечно поздравил меня и СМ. Штеменко с новыми высокими воинскими званиями и моим назначением на пост командующего фронтом, пожелал успехов в проведении предстоящей операции.

На должность командующего 11-й гвардейской был назначен генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, а вместо него на пост командарма 3-й ударной генерал-полковник Н. Е. Чибисов.

На следующий день я отправился к новому месту службы…»

Вот именно при таких обстоятельствах возможности 2-го Прибалтийского фронта были снижены.

А тем временем действия 3-я ударной армии были успешными. Воспользовавшись теплой и сухой погодой, ее соединения освободили огромный лесисто-болотистый район западнее Невеля. Как свидетельствует офицер штаба этой армии Г. Г. Семенов, «сделали мы это без особых трудов, так как этим районом владели в основном партизаны, а немцы занимали лишь отдельные населенные пункты. Оттеснив противника, 3-я ударная вышла на подступы к городу Пустошка. Действовавшая левее нас 4-я ударная армия, тоже втянувшаяся в партизанский край, приблизилась к Полоцку. Для противника это было неприятным сюрпризом. Но и наши ударные армии оказались в очень трудном положении».

Начальник штаба фронта генерал Сандалов пишет об этом более скрупулезно: «В первых числах ноября нанесла удар из района Невеля в направлении на северо-запад, на Пустошку, левофланговая 3-я ударная армия генерал-лейтенанта Кузьмы Никитовича Галицкого. Эта армия в течение первой недели октября блестяще провела в составе Калининского фронта Невельскую наступательную операцию, разгромила вражеские части под Невелем и освободила город. И вот теперь силами четырех дивизий и трех танковых бригад, поддержанных всей армейской артиллерией, она неожиданно для противника возобновила наступление от Невеля, успешно прорвала вражескую оборону и стала быстро продвигаться к Пустошке. Воспользовавшись успехом нашей левофланговой армии, перешла в наступление и примыкавшая к ней правофланговая 4-я ударная армия 1 – го Прибалтийского фронта. Она стала продвигаться на запад, к озеру Нещердо, и частью сил на юго-запад, к Полоцку.

Уже через три дня после начала наступления войска этих армий продвинулись свыше 30 километров в глубину и расширили прорыв более чем на 40 километров по фронту. Такое удачное наступление наших войск к западу от Невеля обусловливалось в значительной мере тем, что этим лесисто-болотистым районом владели в основном партизаны, а немецкие части, главным образом военно-полицейские отряды по борьбе с партизанами, занимали лишь отдельные опорные пункты. В результате успешного продвижения в районе Невеля войска фронта охватили 16-ю немецкую армию с юга.

Немецкое командование было серьезно обеспокоено возможностью глубокого прорыва наших войск от Невеля. Ведь здесь и у него был один из самых уязвимых участков, так как тут проходил стык групп армий "Север" и "Центр". Поэтому оно в самом начале наступательных действий нашего фронта стало использовать все имевшиеся возможности для усиления 16-й армии, снимая войска с других участков и из резерва. На невельское направление, например, были направлены дивизии, подготовленные к отправке под Ленинград.

Эти данные о противнике мы получили через агентурную разведку штаба Северо-Западного фронта, вся сеть которого к тому времени была передана штабу нашего фронта. Еще активнее снабжали нас сведениями о тыловых районах противника и его войсках действовавшие там партизаны».

К 10 ноября фланговые ударные армии двух Прибалтийских фронтов продвинулись более чем на 50 километров и расширили прорыв в глубине обороны противника до 60-ти. Но тут, по свидетельству генерала Л. М. Сандалова, «поставив врага в опасное положение, наши войска оказались растянутыми по 60-километровой дуге, причем на некоторых участках между частями образовались разрывы».

Оказывается: «…образованная горловина прорыва наших войск, которая вначале достигала 10 километров, в результате нескольких вражеских контрударов с севера и юга подброшенными сюда свежими дивизиями сузилась в два раза. По этой тесной, методически обстреливаемой артиллерией противника горловине, по одной относительно проезжей дороге, и шел подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия для армий обоих фронтов. Транспортная нитка была слишком тонкой, и войска во всем ощущали недостаток. Прибывавшие в армии резервы и пополнение преодолевали горловину только в ночное время, двигаясь по колено в грязи по обе стороны дороги, по которой беспрерывно шли транспорты. Это был период осенней распутицы. Зачастили мелкие, моросящие дожди, иногда с мокрым снегом. Большое число меридиально текущих речек и ручейков, бесчисленные озерца и озера, многочисленные болотистые районы, покрытые мелким лесом и кустарником, крайне затрудняли не только боевые действия и подвоз, но и передвижение частей и подразделений. Мы ездили в войска на вездеходах, а чаще верхом. Сумерки наступали рано, особенно в ненастные дни».

После одной из таких поездок командующий фронтом делился впечатлениями с начальником штаба:

«– Проскочил через горловину под неприятельским огнем, как заяц, несколько раз "виллис" застревал, бойцы помогали вытягивать его из грязи. Да, воевать на этой земле потруднее, чем было на Орловщине или на Брянщине!

И. В. Сталин очень интересовался в то время обстановкой на нашем фронте и не раз звонил генералу М. М. Попову по телефону ВЧ. В частности, он беспокоился:

– Не думаете вы, что противник заткнет горловину и наши войска западнее Невеля очутятся в кольце?

Командующий фронтом заверил Верховного, что он и командующий 1-м Прибалтийским фронтом усилили оборонявшие горловину войска артиллерией и инженерными средствами, что не позволяет врагу перерезать горловину. А как только подойдет армия И. Х. Баграмяна, он ее и 6-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта И. М. Чистякова с двумя танковыми корпусами введет для развития прорыва на Идрипу.

И. В. Сталин, по словам Попова, согласился с ним.

16 ноября А. И. Антонов позвонил по ВЧ М. М. Попову.

– Верховный приказал вам и 1-му Прибалтийскому перейти временно в невельском выступе к обороне, – сообщил он. – А на участках других армий вашего фронта продолжать частные наступательные операции. Директиву об этом получите. Имейте в виду, что 1-й Прибалтийский фронт в ближайшие дни начнет наступательную операцию в направлении на Городок. Освобождение этого города откроет нашим войскам выгодную возможность обхода Витебска и всего левого фланга группы армий "Центр" с севера. К тому же при ударе на Городок южная половина горловины невельского выступа будет ликвидирована и опасность ее закрытия противником исчезнет.

– А какие задачи лягут на наш фронт для помощи соседу в этой операции? – спросил генерал Попов.

– Наступательной задачи вам поставлено не будет, – ответил Антонов. – Но должен вас огорчить: на время этой операции ваш фронт несколько "раскулачат". В командование 1 – м Прибалтийским фронтом вступает вместо Еременко Иван Христофорович Баграмян. Ему присвоено звание генерала армии. Вы передаете Баграмяну один стрелковый корпус из 6-й гвардейской армии. На должность командующего 11-й гвардейской армией уйдет от вас генерал Галицкий, а вместо него вашу 3-ю ударную армию примет генерал-полковник Чибисов. Перед межфронтовой наступательной операцией по деблокированию Ленинграда к вам придет новая, равноценная передаваемой Баграмяну армия. Вместо танкового корпуса на ваш фронт в ближайшее время будет направлен кавалерийский корпус. В тех условиях, в которых вы действуете, он найдет лучшее применение, чем танковый корпус. Кроме того, вам занаряжено пополнение людьми, танками, боеприпасами и горючим…»

Все это, безусловно, огорчало Маркиана Михайловича.

Командующий 6-й гвардейской армией генерал И. М. Чистяков своего командующего фронтом знал хорошо: «На редкость уживчивый с людьми, Маркиан Михайлович как-то откровенно, если можно так сказать, любил своих товарищей, и они платили ему тем же».

А в первых числах ноября Попов посетил 6-ю гвардейскую и ввел ее командующего в обстановку, «… сложившуюся перед 2-м Прибалтийским фронтом. Он рассказал:

– Немецкое командование сконцентрировало свои силы южнее, юго-западнее и западнее Невеля, у так называемой невельской бутылки. Образовалась эта "бутылка" в октябре сорок третьего года, когда войска Первого Прибалтийского фронта под командованием генерала А. И. Еременко наступали на город Пустошка, что в семидесяти километрах западнее Невеля. Соединения третьей ударной армии продвинулись до шестидесяти километров. Противник контратаковал их во фланги, пытаясь окружить вклинившиеся соединения, но сделать этого не смог. Северо-западнее Невеля остался коридор, "горлышко бутылки", шириной пятнадцать – двадцать километров. Ныне враг беспрестанно держит его под артиллерийским и минометным обстрелом, стремится замкнуть кольцо. В "бутылке" обороняются войска третьей ударной армии и Третий кавалерийский корпус.

Через несколько дней после приезда М. М. Попова мы получили директиву фронта, в которой излагался замысел операции. 6-я гвардейская армия должна была прорвать оборону противника северо-восточнее Невеля, разгромить войска 43-го армейского корпуса, обороняющегося в дуге Новосокольники – Невель, а затем выйти на соединение с 3-й ударной армией генерала К. Н. Галицкого, которая должна была нанести удар из района Невеля в общем направлении на северо-восток. Конечная цель армейской операции – расширение горловины "бутылки". В директиве командующего фронтом было указано, что НП командующего 6-й гвардейской армией должен быть севернее Невеля. Это означало, что мне предписывалось въехать в эту самую "бутылку". Такое решение мне показалось не совсем правильным, и я постарался доказать М. М. Попову, что командарму не следует въезжать в "бутылку", так как основные силы армии оставались вне ее. Мне же, находясь внутри, будет трудно управлять войсками.

Однако Маркиан Михайлович со мной не согласился, и я с оперативной группой отправился через горловину в "бутылку".

Сопровождавший меня майор воевал в этом районе не один день и досконально знал повадки фашистов. Он рассказывал:

– Немцы – народ пунктуальный и налеты делают всегда строго по графику, в одни и те же часы и минуты, точно соблюдая положенный интервал.

И действительно, время от времени майор предупреждал:

– Стойте, сейчас будет налет. Теперь можно ехать. Остановитесь…

Ознакомившись с обстановкой, я принял решение втянуть в "бутылку" четыре дивизии. Задача эта была нелегкая, поскольку горловина простреливалась артиллерийским и минометным огнем насквозь. Мы приняли все меры предосторожности. Батальоны переходили по горлу "бутылки" только ночью, бросками, и артиллерию для контрбатарейной борьбы, понятно, мы держали наготове. Все прошло у нас благополучно. После того как я втянул эти дивизии в "бутылку", почувствовал, что сижу, как говорится, крепко. Но меня сильно беспокоило то, что мы плохо знали противника. Поэтому решили провести разведку боем. Для этого было выделено от каждой стрелковой дивизии по одному усиленному батальону. Перед началом этой силовой разведки к нам приехал М. М. Попов. В назначенный час он приказал провести тридцатиминутную артиллерийскую подготовку. Я сказал Г. А. Макарову:

– Ну, Георгий Андриянович, покажи противнику, на что способны наши степные артиллеристы в лесу!

И вот наша артиллерия ударила. Бьет две, три, пять минут, а ответа противника нет. В чем дело? Не успели мы высказать свои предположения, как противник открыл огонь куда посильней нашего и хлестал нас еще дольше, чем мы его. Я так и ахнул! Только через несколько дней нам стало известно, что противник на этом же направлении сосредоточил для наступления группировку в составе семи дивизий, усиленных большим количеством танков. Мы опередили его на 30–40 минут и тем самым оказались в невыгодном положении. Нам было бы, конечно, легче, если бы он раньше нас начал активные действия. Мы бы измотали гитлеровцев в оборонительном бою, а затем сами перешли в наступление.

Тем временем противник продолжал поливать нас огнем. М. М. Попов приказал снова открыть огонь на 15 минут и быть готовыми к отражению атак врага. Но тот почему-то прекратил огонь. Проходит 20–30 минут. Противник не наступает. Тогда М. М. Попов приказал начать разведку боем. Батальоны двинулись хорошо, и нам казалось, что вот-вот ворвутся они в траншеи противника, до них оставалось добежать совсем немного. Но тут гитлеровцы открыли такой сильный ружейно-пулеметный и минометный огонь, что наши подразделения вынуждены были залечь. Положение становилось критическим: помочь своим мы уже не могли ни артиллерийским, ни минометным огнем, так как неминуемо побили бы их. И в то же время расстояние не позволяло нашим достать врага гранатой. Поняв это, гитлеровцы сами выскочили из траншей и атаковали наши батальоны. До самой темноты продолжалась жаркая схватка, однако сбить батальоны с их необорудованных позиций противник так и не сумел.

Этот бой помог нам более полно вскрыть оборону противника. М. М. Попов сделал вывод, что враг тут достаточно силен и в состоянии сам перейти в наступление, чтобы полностью окружить войска, находящиеся в "бутылке". Он приказал мне привести соединения в полную боевую готовность и не допустить прорыва. Действительно, через несколько дней предвидение командующего фронтом сбылось: противник на нескольких участках севернее и северо-восточнее Невеля после сильной артиллерийской и авиационной обработки наших боевых порядков атаковал их. С 30 ноября восемь дней круглые сутки вели мы тяжелые бои с противником, пытавшимся прорвать нашу оборону, замкнуть коридор и окружить наши войска. Мы не могли отодвинуть противника, но и он, имея явное превосходство в силах и средствах, не смог потеснить нас».

И тем не менее в декабре 1943-го войска 2-го Прибалтийского фронта продолжали активными действиями сковывать 16-ю армию противника. Генерал Сандалов по этому поводу скажет кратко: «Оборонявшаяся в невельском выступе 3-я ударная армия периодически тревожила противника то на одном, то на другом участке. В последние дни эти частные операции предпринимались одновременно с началом наступления войск 1 – го Прибалтийского фронта на Городок. Поэтому противник не без основания ожидал удара крупных сил на идрицком направлении и вел большие работы по подготовке оборонительного рубежа, который проходил по линии река Нарва, Чудское озеро, Псков, Остров, Идрица. Ни одной дивизии из 16-й армии перебросить к Ленинграду гитлеровское командование не смогло, хотя наступления наших войск против своей 18-й армии, несомненно, ожидало со дня на день».

К середине декабря после неудачных наступательных действий юго-западнее – западнее Невеля и юго-восточнее Пустошки немцы начали отходить. Причем перед левым флангом 6-й гвардейской армии. Как уточнит генерал Чистяков, «гитлеровцам стала серьезно угрожать группировка 1-й ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Г. П. Короткова и 22-й армии под командованием генерал-лейтенанта В. А. Юшкевича». Теперь 6-й армии предстояло во взаимодействии с войсками 3-й ударной и 22-й армий прорвать оборону северо-восточнее Невеля, наступать северо-западнее Идрица, Опочка.

Вот только где ее прорывать, вопрос был далеко не праздный: «Оборона противника на нашем участке шла по высотам и холмам между озерами Малый Иван, Большой Иван и Каратай. Ширина озер 100–200 метров, а местами и более. Правый берег, где был противник, выше, обрывист и позволял ему хорошо наблюдать нашу сторону. Нам было известно, что озера эти даже при хороших морозах глубоко не промерзают, лед их непрочен, а протоки, которыми они связаны, не замерзают и вовсе. Так что на танки рассчитывать не приходилось.

Долго мы ломали голову, где же лучше наступать. В межозерных пространствах? Но там, по нашим сведениям, противник организовал сильную оборону, так как сидел в этих местах более двух лет. После тщательной оценки местности противника, его огневых средств все мы пришли к одному выводу – наступать через озера по льду. Переправляться по льду, к тому же ночью, нам приходилось впервые. Поэтому штабы разработали особо детальные планы и немедленно приступили к усиленным тренировкам подразделений, выделенных в передовые отряды. Для этого оборудовали специальный полигон, где создали условия, подобные тем, в каких придется действовать во время атаки. На полигоне пробивали двухметровые полыньи, через которые учили бойцов переправляться с помощью матов, палок, жердей. Очень тяжелое это дело – ночью обнаружить полынью и преодолеть ее. Важно также было научиться не потерять в темноте направление, а то выйдешь раньше товарищей и не на том месте, где следует! Днем во время тренировок офицеры завязывали себе глаза и шли вслепую. В лесу хоть можно привлечь к себе внимание воинов, подражая крику птицы – сорокой покричать или филином, а на льду не покричишь! Правда, потом многие научились подражать звуку оседающего льда: бву-бву-бву…

Все эти дни противник методично освещал лед прожекторами и ракетами. Если летит ракета, легче: сразу сильного света она не дает, можно успеть лечь. Хуже, если осветит прожектором. Тут хоть в полынью ложись сразу! Красноармейцы учились бесшумно забираться по склонам высокого берега. Это тоже сложно: нога скользит по ледяной корке, то и дело едешь назад. Тренировались каждую ночь до пота, с полной отдачей сил. Каждый воин понимал, что, если провести всю операцию бесшумно, уничтожить противника будет легко. Артподготовку мы решили не проводить – пусть противник спит, не станем будить его».

По окончании подготовки командующий фронтом приказал организовать и провести учения передового отряда и вскоре приехал: «В назначенный день М. М. Попов ознакомился с планом на предстоящую операцию, в основном остался им доволен и сказал:

– В 22 часа поедем на командный пункт обозначенного "противника".

Пригласил поехать вместе с ним меня, командиров корпусов и дивизий, передовых отрядов. Когда прибыли на место, руководитель учений командир 71-й гвардейской дивизии генерал И. П. Сиваков доложил:

– Отряды к учению готовы.

– В полночь начинайте учения.

Все мы, навострив слух, стали ждать наступающего "противника". Периодически местность вокруг нас освещалась прожекторами и ракетами. Наготове были слухачи, и мы, командиры, смотрели во все глаза. М. М. Попов курил еще отчаяннее, чем обычно, прикуривая одну папиросу от другой. Проходит час – "противника" нет. Командующий фронтом спросил:

– Иван Михайлович, идут они у тебя или не идут?

– Должны идти.

– Наверно, далеко еще. Пошлите узнать.

Прошло еще несколько минут, и вдруг метрах в десяти от нас тихое "ура-а-а!".

М. М. Попов даже привскочил, воскликнул в восхищении:

– Черт возьми, так можно и в плен угодить!

Генерал И. П. Сиваков, понятно, был очень доволен. Все произошло так, как он приказал: подползти на десять метров и тихо – "ура!".

М. М. Попов всему личному составу объявил благодарность, а особо отличившихся на учениях красноармейцев и офицеров приказал наградить ценными подарками. Эти учения я хорошо помнил и позже, в войне с Японией, применил этот способ подготовки специальных отрядов для внезапного действия.

После учений генерал М. М. Попов приказал мне:

– В ночь на 1 января, в канун нового, 1944 года, когда гуляки эти будут веселиться, под шумок занять исходное положение на своем левом фланге и пустить по льду передовые отряды. На рассвете они должны ворваться в расположение противника.

Потом еще раз переспросил:

– Значит, артподготовку решили не проводить?

– Артиллерия готова для открытия огня. По мере надобности на том или ином направлении можем ударить".

Пока командующий фронтом находился в войсках, начальник штаба по вызову из Москвы успел слетать туда и обратно на У-2. В Генеральном штабе его немедленно принял генерал армии Антонов, рассказав об окончательном замысле предстоящей операции: "По решению Ставки Ленинградский и Волховский фронты должны были разгромить 18-ю немецкую армию, в то время как на 2-й Прибалтийский фронт возлагалась задача сковать войска 16-й армии и часть сил группы армий "Север", составлявших ее оперативный резерв. После этого все три наших фронта должны были перейти в наступление в направлении на Нарву, Псков, Идрипу, разгромить 16-ю армию, полностью освободить Ленинградскую область.

Наступление 2-го Прибалтийского фронта планировалось первым.

В соответствии с решением Ставки нам предписывалось сначала разгромить войска противника в районе севернее Невеля, затем ударить на Идрипу и севернее Новосокольников для того, чтобы лишить врага возможности пользоваться рокадными железными дорогами, не допустить переброски его войск из состава 16-й армии под Ленинград и Новгород.

– На 2-й Прибалтийский фронт во второй половине декабря прибудет с Западного фронта 10-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Сухомлина, – сказал генерал А. И. Антонов. – Несколько позже к вам подойдет 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Осликовского».

После доклада начальника штаба Военному совету фронта о полученных указаниях Ставки генерал армии М. М. Попов вместе с ним и начальниками родов войск немедленно приступил к разработке плана операции.