Инкуб Горъ Василий

Столкновение оказалось столь неожиданным, что Елена сначала услышала истеричный визг тормозов, а уже потом осознала, что сбила человека. «Лексус» остановился в пяти метрах от ворот усадьбы, омываемых лунным призрачным светом. А на дороге белым пятном выделялось тело человека, чья жизнь, похоже, оборвалась в результате чужой безалаберности и легкомыслия. Завадская была пьяна, что в будущем сулило ей большие проблемы. Веселая вечеринка, закончившаяся пятнадцать минут назад, обернулось трагедией. Елене следовало бы прислушаться к предостережению Брагинского и не садиться самой за руль после приличной дозы коньяка, выпитой на юбилее уважаемого человека. Раскинувшаяся на заднем сидении машины Светочка Кобякова растерянно хихикнула и тут же оборвала смех, осознав его неуместность. Светлана, казалась еще пьянее Завадской, но оправданием для нее служила молодость, а вот Елена, достигшая уже тридцати семилетнего рубежа, могла бы вести себя поумнее.

– Надо посмотреть, – прошептала Верещагина, примостившаяся на переднем сидении рядом с Завадской. Зоя при резком торможении ударилась головой о лобовое стекло, и вид у неё сейчас был слегка ошеломлённый. Трезвостью она тоже не блистала, во всяком случае, покачнулась, выходя из машины, и поспешно оперлась рукой на капот. Завадская медленно двинулась навстречу судьбе, надеясь, если не на чудо, то хотя бы на снисхождение то ли небес, то ли правоохранительных органов. В конце концов, этот несчастный появился перед капотом ее машины столь неожиданно, что любой другой водитель на ее месте не сумел бы избежать столкновения. Не говоря уже о том, что человеку вроде бы неоткуда было взяться в тихом проулке, где с трудом разъезжались две машины, а пешеходы и вовсе считались экзотикой. Элитный поселок – это не место для бродяг.

– Живой! – обрадовалась Зоя, первой склонившаяся над поверженным телом. – Слушай, Елена, а почему он голый?

Завадская, преодолевая головокружение и слабость во всем теле, с трудом нащупала на шее пострадавшего бьющуюся жилку. Пульс был на удивление ровным, казалось, что юноша просто спит, убаюканный ласковым июльским ветерком. Елена огляделась по сторонам, но ничего подозрительного или из ряда вон выходящего не обнаружила. Бетонные заборы тянулись по обеим сторонам дороги, чтобы утонуть, где-то в сумраке ночи. Скорее всего, юнец прыгнул под колеса ее автомобиля именно с забора. Судя по всему, ему пришлось срочно покинуть чужой особняк, не прихватив в дорогу даже трусов, не говоря уже о прочих элементах одежды.

– А ты не догадываешься? – спросила Завадская у впавшей в задумчивость Зои.

– Симпатичный, – отозвалась та с легким смешком. – Может, отвезти его в больницу?

– А кто повезет? – рассердилась Елена. – На трассе меня остановит первый же гаишник.

– Давай вызовем «Скорую».

– Я сама врач, пусть и не практикующий, как-нибудь управлюсь с этим молодчиком.

– Крови нет, – сказала Зоя, осматривая тело. – Похоже, он не слишком пострадал. Ты собираешься оставить его здесь, на асфальте?

– По-твоему, я совсем стерва?! – обиделась Завадская. – Затащим в дом, а там уже разберемся, что это за сокол и кто сломал ему крылья.

До ворот оставалось всего ничего, но донести поверженного в прах юношу до крыльца особняка трем сильно подвыпившим женщинам было трудновато. Тем более что на Светочку в столь трудном деле рассчитывать не приходилось. Во-первых, в силу ее нынешнего состояния, а во-вторых, по причине невысокого роста и слабой физической тренированности. Завадская и Верещагина как носильщицы выглядели куда предпочтительнее.

– Честно говоря, в этом качестве я себя прежде не рассматривала, – засмеялась Зоя. – Но попробовать можно.

К счастью, юношу, коему на первый взгляд исполнилось лет семнадцать-восемнадцать, удалось расшевелить до такой степени, что тот сам поднялся на ноги. Скорее всего, мальчик находился в шоке, во всяком случае, двигался он словно сомнамбула, тяжело опираясь на плечи добровольных помощниц. Ростом он был разве что на сантиметр-другой выше Елены, зато по весу ей явно уступал. До крыльца женщины дотащили его почти без проблем, а дальше произошла непредвиденная задержка – Кобякова никак не могла справиться с замком, и только ругательство, вырвавшееся их уст Елены, заставило, наконец, Светочку подсуетиться.

– Куда его? – спросила задыхаясь Зоя. – Он же грязный.

– Вниз, – распорядилась Завадская, указывая рукой на лестницу, ведущую в полуподвал.

– А зачем? – удивилась Светочка, вертевшаяся у тружениц под ногами.

– Утопим в бассейне, – прохрипела Елена и, обернувшись к опешившей Кобяковой, распорядилась: – Свет включи, дуреха.

В цокольном этаже особняка Завадских находились не только бассейн, но и сауна с душем. Разумеется, и Верещагина, и Кобякова об этом знали, но вконец захмелевшая от коньяка и впечатлений Светочка почему-то решила, что Елена всерьез собирается утопить несчастного отрока.

– Стул принеси, – прикрикнула на нее Завадская. – Что ты раскудахталась как курица.

Подкидыша, так и не обретшего себя в этом мире, усадили на стул прямо посреди душевой кабины, достаточно просторной для трех человек. У Елены наконец-то появилось возможность осмотреть юношу. Начала она естественно с головы. Но ни под черными кудрями, ни на лице она не обнаружила шишек, синяков и ссадин. На левом плече незнакомца обнаружилась свежая царапина, на правом – кровоподтек. Спина, грудь не пострадали. Ребра Завадская ощупывала с особой тщательностью, но юноша никак не отреагировал на ее прикосновения, из чего Елена заключила, что переломов у него, скорее всего, нет. Похоже, удар пришелся в правое бедро и плечо, но подкидыш сумел сгруппироваться, а потому отделался испугом, хотя, вероятно, и не легким, поскольку до сих пор не пришел в себя.

– Жить будет, – констатировала с облегчением Елена.

– А органы не пострадали? – спросила Светочка, заглядывая в душевую.

– Какие еще органы? – рассердилась Завадская.

– Внешние, – хихикнула Кобякова.

– Кто о чем, а заяц о морковке, – пошутила Елена. – Ладно, девушки, смойте с подкидыша грязь, а я пока загоню во двор машину и закрою ворота.

«Лексус» при столкновении не пострадал. Завадская бросила на железного друга почти равнодушный взгляд и села за руль. Машину она сдвинула с места с такой осторожностью, словно та была начинена взрывчаткой – волнение и пережитый страх дали о себе знать. Оказывается, это очень непросто устранить человека, случайно вставшего у тебя на пути. И хотя вины Елены в происшествии не было никакой, в эту минуту она поклялась самой себе, что никогда не сядет за руль даже с каплей алкоголя в крови.

Завадская довольно долго возилась с воротами и с входной дверью. Из подвала доносились повизгивания Светочки и недовольные окрики Зои. Похоже, девочки развлекались в свое удовольствие, и Елена поспешила вниз, дабы приструнить расшалившихся гостий. Зрелище, открывшееся ее глазам, никак нельзя было назвать пристойным. Мокрая с ног до головы Светочка суетилась вокруг подкидыша, мешая Зое заниматься серьезной работой. Похоже, Кобякова решила последовать предосудительному примеру юноши, а потому избавилась от стесняющей движения одежды. На пьяной вакханке не наблюдалась ничего кроме трусиков, пошитых из столь незначительного куска материи, что их можно было вообще не брать в расчет.

– Не тряси грудями перед мальчиком, – сердито шипела на Светочку Зоя. – Видишь, он начинает возбуждаться.

Завадская пресекла безобразие на корню, отправив Кобякову на второй этаж за одеждой. Светочка хоть и с неохотой, но подчинилась. К удивлению Елены, Верещагина тоже вымокла до нитки, во всяком случае, ее легкое летнее платье буквально прилипло к коже, подчеркивая бесспорные достоинства фигуры своей обладательницы. Зоя была моложе Завадской на десять лет и хотя уступала ей в росте, зато превосходила стройностью ухоженного тела.

– Она включила верхний душ и окатила водой не только себя, но и меня, – пожаловалась Верещагина хозяйке дома. – По-моему, ее совсем развезло. А этот вроде очнулся, а потом вновь впал в прострацию.

– Что и немудрено, – хмыкнула Елена, бросив взгляд на внешний орган, о котором так хлопотала Светочка. Вот ведь пьяные дурехи, ввели все-таки мальчика в соблазн. Ситуация выглядела довольно глупо, и это, несмотря на хмель в голове, отлично понимала Зоя, покрасневшая под взглядом старшей подруги.

– Я ничего не делала, клянусь…

– Ладно, – махнула рукой Елена. – Я, пожалуй, сама принесу одежду, а то мы нашу пьянчужку не дождемся.

– А с этим что?

– Покарауль, чтобы не украли, – засмеялась Завадская.

Елене с трудом удалось вытащить из ванны Светочку, потерявшую, похоже, остатки разума. На препровождение Кобяковой в спальню тоже ушло много времени. К счастью, вид кровати произвел на игривую стерву нужное впечатление, и она уткнулась носом в подушку сразу же, как только ничком упала на постель. Завадская терпеть не могла пьяных мужиков, но, оказывается, отдельные особи женского пола ведут себя в сходных обстоятельствах еще хуже. Впрочем, часть вины за разгул мадам Кобяковой лежала все-таки на Елене, ей следовало бы придержать ретивую студентку еще за праздничным столом. Да и Брагинский тоже хорош. Нет чтобы предложить дамам легкого вина, так он напоил их коньяком.

Подкидыш уже очнулся и теперь с удивлением смотрел то на Елену, то на Зою, стоявшую у дверей со спрятанными за спиной руками. Судя по всему, незнакомец никак не мог освоиться в новой обстановке. Завадская поводила перед его лицом указательным пальцем, следя за реакцией. Похоже, поставленный ею диагноз оказался верным – юноша пострадал гораздо меньше, чем этого можно было ожидать.

– Елена Семеновна, – представилась Завадская. – Врач, между прочим.

– Кирилл, – назвал себя молодой человек. – А как я попал сюда?

– Вот тебе полотенце и халат – справишься?

– Да.

– Все расспросы в гостиной, – мягко улыбнулась юноше Елена. – Мы будем ждать тебя там.

Зоя, совсем, видимо, ошалевшая от впечатлений, стала переодеваться здесь же, на глазах молодого человека. Но, к счастью, вовремя спохватилась под укоризненным взглядом Завадской и юркнула в приоткрытую дверь сауны, расположенную рядом с душевой. В гостиной Верещагина появилась минут через пятнадцать, когда Елена и Кирилл пили чай, сидя друг против друга у небольшого столика.

– А где Светлана? – спросила Верещагина.

– Спит, – махнула рукой хозяйка. – У меня к тебе просьба, Зоя, поднимись на второй этаж и принеси постельное белье для Кирилла. А то я так переволновалась за этот вечер, что меня уже ноги не держат.

– Извините, – сказал Кирилл, провожая глазами Зою. – Я могу уйти.

– Нет уж, – произнесла Елена тоном, не терпящим возражений. – Спать будешь здесь, во избежание новых приключений. Ничего, что я с тобой на «ты»?

– Конечно, – тряхнул влажными волосами подкидыш и посмотрел на хозяйку большими темными глазами.

Возраст Кирилла Завадская угадала точно – вряд ли юноша перешагнул восемнадцатилетний рубеж. Зато определение «симпатичный», данное ему Зоей, было явно недостаточным для этого на редкость красивого молодого человека с густой шапкой черных кудрявых волос. Кроме всего прочего, мальчик был хорошо воспитан. Во всяком случае, глаза он опустил долу сразу же, как только почувствовал беспокойство хозяйки.

– Не спрашиваю, где и с кем ты был, но должна сказать, что сегодня ночью пережила далеко не лучшие мгновения своей жизни.

– Я не хотел вас беспокоить, сударыня, поверьте.

– Это не упрек, – ласково улыбнулась Елена, – просто констатация факта. В следующий раз, когда будешь прыгать через забор, убедись сначала, что не окажешься под колесами машины.

Пока Завадская читала нотацию подкидышу, Зоя успела приготовить ему постель на диване, стоящем у камина. Надо отдать должное Верещагиной, сегодня она проявила себя с самой лучшей стороны, причем в ситуации явно критической. А ведь Елена до сей поры считала ее тихой и даже застенчивой женщиной, находящейся целиком во власти мужа. Встречались они довольно часто, но близкими подругами не были и если бы не сегодняшняя суматошная ночь, то Завадская так, наверное, никогда и не узнала бы, что эта миловидная скромница, всегда одевающаяся хоть и со вкусом, но без вызова, обладает стойким характером.

На втором этаже особняка Завадских кроме ванной комнаты и туалета располагались еще две спальни и кабинет Аркадия Савельевича. Кабинет, разумеется, был заперт, ибо финансовый директор ЗАО «Осирис» терпеть не мог, когда кто-нибудь, включая жену и отсутствующую ныне дочь, вмешивался в его дела.

Зоя остановилась перед трюмо в холле, поправила прическу и спросила, не оборачиваясь, у Завадской:

– Мне идти к Светочке?

– Нет, – махнула рукой Елена. – Ляжешь со мной. У нас и кровать пошире и места в спальне побольше.

Проснулась Завадская от смутного беспокойства, не отпускавшего ее даже во сне. Сказалось, видимо, пережитое вечером потрясение. Все-таки она здорово испугалась, надо это признать. Особенно в первые минуты, когда еще не знала, жив сбитый ее машиной человек или мертв. Хорошо еще, что все обошлось. Если, конечно, обошлось. Кирилл слишком долго находился в бессознательном состоянии, что могло быть следствием не только шока, но и сотрясения головного мозга. Осторожно, стараясь не разбудить спящую Зою, Елена выскользнула из спальни в холл и прислушалась. Снизу неслись странные звуки, очень напоминающие дыхание астматика. Завадская замерла в предчувствие беды, а потом, опомнившись, рванулась к лестнице, ведущей в гостиную. В гостиной горел торшер. И хотя свет его оказался не очень ярким, Елена отшатнулась и даже вскрикнула от неожиданности. Однако ее крик не был услышан сладкой парочкой, предающейся блуду прямо на столе, стоящем посреди просторного помещения. Точнее, на столе расположилась Светочка, а подкидыш пристроился сзади, но по движениям их раскрепостившихся от всяких норм приличий тел становилось очевидным, что обоим сейчас очень хорошо, гораздо лучше, чем Елене Семеновне, вынужденной наблюдать за срамным зрелищем сверху. У Завадской, впрочем, хватило такта не прерывать акт любви в самом разгаре. Она просто стояла и слушала охи и вздохи Светочки, которые поначалу приняла за приступ тяжело хворающего человека. Вот негодяи! Ну ладно этот подкидыш, ходок, судя по всему, еще тот, но Кобякова-то, будь она неладна, – замужняя дама! А ведь Елена по простоте душевной считала ее верной женой. Отчасти, возможно, по той причине, что Светочка не выглядела писаной красавицей. И если личико еще можно было назвать симпатичным, то с фигурой возникали проблемы. У Кобяковой были короткие ноги и большая задница. При этом она обожала ходить в джинсах, не боясь насмешек окружающих. Плюс маечка с дурацкой надписью, обтягивающая бугорки, которые при желании конечно можно назвать грудью. Сейчас эти прелести вяло болтались перед глазами Елены, в такт движениям наглого подкидыша. В какой-то миг Завадская даже пожалела, что не задавила распутного негодяя. Во всяком случае, она знала одного человека, который был бы ей за это благодарен. К сожалению, на решительный протест у Елены не хватило сил. Она уже хотела покинуть свой наблюдательный пост, когда почувствовала за спиной шорох. Похоже, сдавленные стоны вакханки долетели до ушей Зои, вызвав у нее раздражение и законный протест.

– Что это? – спросила Верещагина шепотом.

– Молодежь, – усмехнулась Завадская. – Чтоб им пусто было.

Валерий Игоревич Страхов мог бы и не ехать на место преступления. В конце концов, сбор улик, это обязанность оперативников, а не следователя. К сожалению, потерпевшим, а точнее уже покойным, оказался хорошо знакомый ему человек. Но не это было главным. Валентина Васильевича Брагинского, видного бизнесмена, председателя правления ЗАО «Осирис» знала в городе и области каждая собака. Иными словами он был вхож в самые высокие кабинеты, как губернские, так и муниципальные. А потому уже к обеду Страхова наверняка призовут на ковер с отчетом непосредственные начальники, а может быть, и более высокопоставленные деятели, перед которыми сам Бог велел, не ударить в грязь лицом.

Ворота, ведущие в усадьбу бизнесмена, оказались распахнуты настежь. Чего, конечно, следовало ожидать. Оперативник, вышедший навстречу следователю, кивнул на машину «Скорой помощи»:

– Я распорядился, чтобы грузили. Картина, в общем-то, ясна.

Страхов открыл двери видавшего виды уазика и заглянул внутрь. Тело покойного еще не накрыли простынею, и следы преступления оставались на виду. Шея Брагинского была буквально разобрана в клочья, а рубашка на груди казалась коричневой от засохшей крови.

– Он пролежал на улице несколько часов, прежде чем его обнаружили, – пояснил старший лейтенант Кузнецов.

– Показывай, – распорядился Страхов и, обернувшись к фельдшеру, добавил: – Увозите труп, он нам больше не понадобиться.

Брагинского обнаружил на заднем дворике охранник. Случилось это уже на рассвете, хотя по прикидкам старшего лейтенанта бизнесмен погиб гораздо раньше – где-то около часа ночи.

– А кроме охранника в доме кто-то был?

– Кухарка, – с готовностью отозвался оперативник на вопрос следователя. – Собственно, она и подняла тревогу, когда заглянула в пустующую спальню хозяина.

Страхов не поленился и тщательно осмотрел едва ли не все помещения обширного особняка. Вошел он, естественно, с парадного крыльца. В холле имелись две лестницы, одна из которых вела на второй этаж, вторая – в подвал. Туалетом следователь пренебрег, зато не постеснялся заглянуть в комнату охранника, расположенную рядом с входной дверью.

– Окно с видом на ворота, – констатировал он очевидное. – Так ты говоришь, Володя, что Козинцев не слышал, как хозяин покинул дом?

– Брагинский вышел на улицу через террасу, – пояснил оперативник. – К парадной двери он даже не подходил.

Гостиная оказалась едва ли не самым большим помещением в доме. К тому же она была соединена проемом с кухней и столовой, что создавало пространственный эффект, столь любимый архитекторами-проектировщиками. Если судить по беспорядку в столовой и гостиной, пирушка затянулась, и прислуга не успела убрать посуду со стола и расставить по местам сдвинутые в угол кресла.

– Гостьи разъехались около двенадцати ночи, – подтвердил Кузнецов. – Брагинский провожал их с крыльца.

– А мужчин среди них не было? – удивился Страхов.

– Нет, только женщины.

Валерий Игоревич, хорошо знавший покойного, этим утверждением был слегка шокирован. Брагинский никогда не числился в ловеласах, скорее уж его считали женоненавистником. И вдруг такой загул с девочками…

– О девочках даже речи нет, – поправил следователя дошлый оперативник и, откашлявшись, зачитал список имен: – Завадская Елена Семеновна, супруга финансового директора ЗАО «Осирис», солидная дама лет сорока. Верещагина Зоя Васильевна, супруга начальника департамента мэрии, она лет на десять моложе Завадской, и, наконец, Светлана, дочь Петра Петровича Мокшина, которого вы, конечно, знаете.

Солидная компания, ничего не скажешь. Хорошо, что женщины покинули усадьбу раньше, чем погиб хозяин, иначе скандала не избежать. Вице-губернатор Мокшин отличался тяжелым и склочным характером, и уж конечно ринулся бы на защиту своего единственного чада со всем пылом закаленной в бесчисленных политических баталиях натуры.

– Странно, что они приехали в гости к Брагинскому без мужей?

– Так ведь мужей нет в городе, – с охотой отозвался осведомленный Кузнецов. – Завадский уехал в столицу по делам фирмы. Верещагин навещает заболевшую мать. А муж Светланы, Эдуард Кобяков, в служебной командировке.

Все свои сведения старший лейтенант почерпнул у кухарки, на редкость неприятной особы, доводившейся покойному дальней родственницей. Страхов столкнулся с нею в холле второго этажа, куда поднялся вслед за словоохотливым Кузнецовым. Эта невысокого роста женщина со строгим и даже аскетичным лицом всем своим видом напрочь опровергала игривые предположения по поводу возможных интимных отношений с хозяином. Мария Степановна Дробышева после некоторого раздумья открыла все-таки дверь своей комнаты, но Страхов туда не вошел, бросил только взгляд с порога. Зато он долго осматривал кабинет и спальню покойного, со вкусом обставленные дорогой итальянской мебелью. Брагинский слыл в городе человеком далеко не бедным, а потому Валерий Игоревич не слишком удивился количеству дорогих безделушек и старинных книг, расставленных по стеллажам в кабинете.

– Валентин Васильевич знал латынь? – спросил Страхов у кухарки, стывшей в дверях.

– Знал, – сухо отозвалась та.

Страхов вышел на балкон и оглядел задний дворик. Судя по всему, то же самое сделал Брагинский перед сном, ибо, по словам служанки, дверь на балкон так и осталась открытой, хотя обычно Валентин Васильевич ее тщательно запирал. Бизнесмен курил дорогие сигары, но никогда не делал этого в помещении, только на свежем воздухе. Видимо, и в эту роковую для себя ночь, он решил побаловаться хорошим кубинским табаком. Кстати, сигары ему подарила Завадская. Брагинский аккуратно переложил их в шкатулку из красного дерева, стоявшую на письменном столе. Наверное, Валентину Васильевичу что-то почудилось. И это нечто не столько напугало его, сколько разожгло любопытство, в противном случае он разбудил бы охранника или, на худой конец, снял бы со стены карабин. Страхов проделал роковой путь, приведший Брагинского к смерти. То есть вышел из кабинета, спустился по лестнице в холл, оттуда прошел в гостиную, из гостиной – на террасу и оказался на заднем дворе, густо заросшем декоративным кустарникам. Изгородь, отделявшая усадьбу бизнесмена от соседнего участка, не произвела на него большого впечатления. При желании ее легко мог перемахнуть даже не слишком тренированный человек. Но для собаки она была высоковата. Страхов на всякий случай потрогал толстые железные прутья и на собственном опыте убедился, что согнуть их без специального приспособления вряд ли удастся.

– У соседа есть собака?

– Мастифф, – кивнул Кузнецов. – У Валентина Васильевича даже вышел скандал с соседом вчера вечером, когда беспутный кобель облаял его гостью. Я отправил к полковнику Стрельцову лейтенанта Самойленко. Думаю, он сумеет выяснить подробности инцидента.

– А где служит Стрельцов?

– Он отставник. По виду немолодой и выдержанный дядька. Не похоже, что он вдруг воспылал к соседу жаждой мести.

– А собака?

– Через изгородь она перепрыгнуть, конечно, не могла, – с сомнением покачал головой Кузнецов. – А вот подкоп не исключается. Есть тут подозрительное отверстие. Человек там не пролезет, а собака очень может быть.

Охранник, рослый длиннорукий детина, произвел на следователя хорошее впечатление, ну хотя бы тем, что огорчился смерти хозяина почти до слез. Николай Козинцев работал у Брагинского уже четыре года и за это время не получил от хозяина ни единого замечания.

– И все четыре года вы прожили в этом доме? – удивился Страхов.

– Нет, – возразил Козинцев, – мы работаем посменно со Степаном Кольцовым. Сутки дежурит он, сутки – я. А в особняк нас перевели два года назад. Прежде здесь не было постоянной охраны.

– Возникли какие-то причины для подобного решения? – нахмурился следователь.

– Вроде нет, – пожал плечами Козинцев.

Конечно, у богатых дядей бывают свои причуды, но, не исключено, что у Брагинского появился враг, способный на решительные поступки. Что там ни говори, а Валентин Васильевич не производил впечатления пугливого человека, к тому же он слыл заядлым охотником, отличным стрелком и в случае крайней нужды мог за себя постоять. К тому же элитный поселок охранялся ражими молодцами, готовыми прийти на помощь по первому же звонку.

Вернувшийся из соседней усадьбы лейтенант Самойленко доложил начальнику, что мастифф мертв. А его хозяин отрицает причастность к убийству не только свою, но и пса.

– Альберта он успел уже закопать, – поморщился оперативник. – Пришлось извлекать труп из земли-матушки.

– Какого еще Альберта? – не понял следователь.

– Собаку так зовут, – усмехнулся лейтенант, смущенно приглаживая рыжеватые волосы. – Полковник утверждает, что мастиффа порвал здоровый черный пес, которого он видел в своем дворе. Я не эксперт, но, похоже, Стрельцов говорит правду. Рана на шее несчастного Альберта почти такая же, как у бизнесмена. Стрельцов утверждает, что мастифф с вечера вел себя странно, метался по двору, облаял женщин и, вообще, всячески демонстрировал свое бесстрашие, словно бросал кому-то вызов.

– Да он романтик, этот твой полковник, – поморщился Страхов.

– В собаках Стрельцов разбирается, – пожал плечами рыжий лейтенант. – А там, кто его знает…

Страхов полковнику не поверил. Мастифф вполне мог проползти под изгородью и наброситься на несчастного бизнесмена. А потом уползти обратно. Возможно, Стрельцов обнаружил труп Брагинского раньше охранника и догадался, кто стал виновником смерти соседа. Мастиффа он, естественно, убил, дабы избежать ответственности.

– Как тебе моя версия? – обернулся Страхов к Кузнецову.

– Очень возможный вариант развития событий, – кивнул оперативник. – Мастиффа мы отправим на экспертизу, а полковника – в отделение. Надо составить протокол. Лжет он или говорит правду, нам его подпись на казенной бумаге в любом случае не помешает.

– Вот именно, – кивнул Страхов. – Не нравится мне этот рассказ про черного пса, слишком уж отдает дешевым мистицизмом.

– Кстати, о мистике, – спохватился Кузнецов. – Я тут странные вещи в подвале обнаружил.

– А почему шепотом говоришь? – удивился следователь.

– Не хочу, чтобы кухарка слышала, – смущенно откашлялся оперативник.

Вообще-то старший лейтенант Кузнецов никогда застенчивостью не страдал. Страхов знал его не первый год, а потому удивился не на шутку. К тому же его разбирало любопытство. Он последовал за оперативником в подвал, но ничего примечательного там не обнаружил. Не считать же, в самом деле, чудом бассейн и сауну, которые есть едва ли не в каждом здешнем особняке. Самое забавное, что старший лейтенант повел его именно в сауну.

– Я на этот вход случайно наткнулся, – продолжил свой рассказ Кузнецов все тем же драматическим шепотом. – Воля твоя, Валера, но вряд ли можно считать дыбу непременным атрибутом жилища уважаемого российского бизнесмена. Отморозки среди них попадаются еще те, но не до такой же степени.

Более всего Страхова поразило распятье, висевшее на стене. Именно оно сразу же бросилось ему в глаза. А дыбу, расположенную в дальнем углу, он не сразу заметил. Солнечный свет не проникал в это помещение, а фонарик Кузнецова оказался слишком слабым подспорьем для следопытов. Возможно, здесь по углам таились и более интересные вещи, но Страхов натолкнулся только на клещи и какое-то странное приспособление из стальных полос и сыромятных ремней.

– Испанский сапог, – пояснил Кузнецов. – Главный аргумент инквизиторов. Я видел такой на картинке. Обрати внимание на горн там, рядом с дыбой. Обычно подобные используют кузнецы, но я не вижу наковальни. Похоже, кто-то раскалял в нем железный прут добела, а потом прикладывал к телу жертвы.

– У тебя слишком живое воображение, Витя, – хмыкнул Страхов.

– Я же не утверждаю, что это делал Брагинский, – слегка обиделся Кузнецов. – Он вполне мог хранить весь этот инструментарий как антиквариат. Пугая время от времени своих впечатлительных знакомых.

– Пожалуй, – согласился Страхов. – Но подобные шутки не запрещаются законом.

– Есть одно «но», Валера, – вздохнул Кузнецов. – Два года назад я занимался делом наркомана. Тот еще типчик. У него была раздроблена нога, обожжены грудь и руки. Так вот этот чудак утверждал, что его пытали в застенках инквизиции. Врачи, конечно, над ним посмеялись, но в милицию на всякий случай сообщили. Я успел только раз поговорить с этим парнем, а потом он умер от заражения крови. Дело, естественно, закрыли, тем более что ни родных, ни близких у наркомана не нашлось. А сведения, которые он сообщил, показались многим, и мне в том числе, бредом сумасшедшего.

– Не говори пока никому об этом, – попросил Страхов оперативника. – В конце концов, Брагинский мертв и теперь уже не нам его судить за возможные преступления.

– Надо бы опросить женщин, – не стал спорить со следователем Кузнецов. – Возможно, Брагинский кого-то ждал или чего-то опасался. Не знаю, Валерий Игоревич, что ты об этом думаешь, но мне отсутствие их мужей в городе в ночь убийства кажется подозрительным. Как будто они заранее побеспокоились о своем алиби.

– Я поговорю с дамами, – кивнул следователь. – Не исключаю, что всплывут какие-нибудь странности в поведении покойного, о которых умолчали охранник и кухарка. Слушай, а наследники у Брагинского есть?

– Кухарка говорила о сыне, которому сейчас лет семнадцать-восемнадцать. Но она никогда его не видела. Покойный давно разошелся с женой и почти не упоминал в разговорах об этом факте своей биографии.

Страхову пришлось довольно долго стоять перед закрытыми воротами усадьбы Завадских, пока хозяйка, наконец, соизволила его впустить. Замок сухо щелкнул, и калитка распахнулась без всяких усилий со стороны человека. Валерий Игоревич миновал ухоженный дворик и поднялся на крыльцо особняка, не уступающего размерами дому Брагинского, который он только что покинул. Елена Семеновна встретила его в холле, проявив тем самым любезность по отношению к представителю власти. Страхов первым делом предъявил ей свое удостоверение. И пока Завадская внимательно его изучала, он успел присмотреться к супруге известного финансиста. Это была рослая дама, с хорошо развитыми формами. Размер ее бюста мог бы повергнуть в трепет какого-нибудь прыщавого мальчишку, но Валерий Игоревич считал себя слишком искушенным человеком, чтобы приходить в смущения от вида женских прелестей, столь откровенно выставляемых на показ. Тем не менее, Страхов отметил пестрый халат Завадской, наброшенный на голое тело, что объясняло, а возможно и оправдывало его долгое стояние у чужого порога.

– Проходите, – кивнула хозяйка на двери в гостиную, и незваный гость поспешил воспользоваться ее любезным приглашением.

Гостиная оказалась пуста. Страхов наметанным глазом оценил обтянутые желтой кожей кресла, одно из которых ему предложили занять, и диван, стоящий слева от камина. Стол был отодвинут к окну и почему-то застелен белой скатертью, которая не гармонировала ни с обоями, ни с прочей мебелью. Подобное пренебрежение к стилю, явно не характерное для хозяйки особняка, показалась Валерию Игоревичу странным. Впрочем, Страхова все это касалось постольку поскольку, и он не стал обременять Елену Семеновну вопросами, не относящимися к делу. Завадская присела на диван и чуть передвинула маленький столик.

– Кофе? – спросила она равнодушно.

– Если это вас не затруднит.

Пока Елена Семеновна возилась на кухне, Страхов успел побывать на террасе, дверь на которую была приоткрыта. Ничего интересного он там не обнаружил, если не считать экзотических растений, являвшихся, видимо, главной заботой хозяйки. Подниматься на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице Валерий Игоревич не рискнул, хотя его не оставляло ощущение, что в доме есть еще кто-то, пристально следящий за гостем и готовый прийти на помощь Завадской, если в этом возникнет необходимость. Разумеется, Страхов не держал в мыслях ничего худого, но откровенный догляд его раздражал.

– Еще раз извините за вторжение, Елена Семеновна, – поднялся следователь навстречу хозяйке, входящей в гостиную с кофейником в руках. – Меня к этому подвигло одно печальное обстоятельство.

– Надеюсь, никто не умер? – спросила Завадская ровным голосом.

– Увы, – вздохнул Страхов, принимая из ее рук чашечку кофе. – Убит господин Брагинский.

– То есть, как убит?! – воскликнула Елена Семеновна. – Мы же были у него вчера вечером.

– Я знаю, – кивнул следователь. – Именно поэтому решил задать вам несколько вопросов.

– Какой ужас! – печально вздохнула хозяйка, присаживаясь боком на край кресла. – Бедный Валентин Васильевич. Он выглядел таким оживленным вчера.

– Оживленным?

– Брагинский был человеком чопорным, замкнутым, во всяком случае, с женщинами. А вчера он удивил нас всех. Танцевал, расточал комплименты, шутил. Даже подарил мне книгу. С намеком, как он сказал.

– Старинная книга?

– Нет. Современное издание.

– А почему с намеком? – полюбопытствовал Страхов.

– Она называется «Молот ведьм».

– Странный подарок, вы не находите?

– Это была шутка, не более того, – поморщилась Елена Семеновна. – Продолжение комплимента, если хотите.

– Вам польстило сравнение с ведьмой?

– А по-вашему, я должна была оскорбиться? – искренне удивилась Завадская. – Это не в моих привычках. Я отшутилась, сказав Брагинскому, что обязательно познакомлю его с инкубом, если тот попытается меня соблазнить. Потом мы пошли танцевать.

– Ничего подозрительного ни в доме, ни вокруг него вы не заметили?

– Нет, – покачала головой Елена Семеновна. – Все выглядело очень мило.

– А собака?

– Ах, вы об Арнольде, – усмехнулась Завадская. – Он напугал Светлану, когда та приблизилась к изгороди. Но его хозяин сразу вмешался и прогнал пса. Потом он долго извинялся и перед Кобяковой, и перед Брагинским. Очень воспитанный человек.

– Значит, ссоры между ними не было?

– Нет. За это я могу поручиться.

– Брагинский ждал кого-то еще? Все-таки день рождения, да и дата почти круглая – пятьдесят пять лет.

– По-моему, нет, – не очень уверенно отозвалась Завадская. – Хотя был один телефонный звонок, немножко странный. Во всяком случае, Брагинский слегка взволновался и на вопрос, заданный, видимо, собеседником, ответил, что ждет щенка.

– Щенка?

– Я запомнила его слова из-за Светланы, которая тут же начала отговаривать Брагинского. Сказала, что от собак никакой пользы, а только одни сплошные гадости. Валентин Васильевич засмеялся и обещал подумать. По-моему, Кобякова просто боится собак. Она этого несчастного Арнольда напугала своим визгом до такой степени, что бедняга не знал, куда от нее бежать.

– Мастифф выглядел напуганным?

– Мне так показалось, – чуть повела плечом Завадская. – Хотя кто его знает, я плохо разбираюсь в собаках. А почему вы спрашиваете?

– Видите ли, Елена Семеновна, Брагинский погиб при странных обстоятельствах. Его нашли утром на заднем дворе с разодранным в клочья горлом.

– Какой ужас! – прошептала Завадская. – Но ведь это трагическая случайность?

– Возможно, – вздохнул Страхов. – Однако мы обязаны проверить все версии. Собаку ведь могли натравить на Валентина Васильевича. Кстати, Брагинский был верующим человеком?

– Понятия не имею. Мы, конечно, встречались и довольно часто, он ведь компаньон моего мужа, но о религии вопрос никогда не заходил. Он, правда, любил рассказывать разные истории о демонах, оборотнях, вампирах и прочей ерунде. Говорил, что вычитал их в старинных книгах. На Светочку эти рассказы производили изрядное впечатление, но я уже не в том возрасте, чтобы верить в сказки.

Страхов допил кофе и вежливо распрощался с хозяйкой. Елена Семеновна любезно проводила его до крыльца. В какой-то миг Валерию Игоревичу послышался не то смех, не то кряхтение, доносящееся из подвала, но обернуться он не рискнул. Зато, выйдя на крыльцо, спросил у Завадской:

– Вы случайно бесхозных собак в поселке не встречали?

– У нас тут не только собаки, но и бродяги по переулкам шастают, – усмехнулась Елена Васильевна.

– Но ведь у вас есть охрана? – засомневался Страхов.

– А какое этим ребятам дело до собак? Бегают и пусть бегают. Хорошо хоть в наших краях тигры не водятся, иначе непременно бы наведались к нам.

Кобяков возвратился в город поздно вечером. Ночь уже вступила в свои права, но жизнь продолжала бить ключом и за окнами домов, и особенно на проезжей части. Почти у самого дома Эдуарда подрезал какой-то идиот на старенькой «Ладе». Хорошо еще, что Кобяков притормаживал, иначе столкновения не удалось бы избежать. Эдуард очень дорожил своей новенькой «Хондой», а потому пришел в ярость от поведения нарушителя дорожных правил, которому явно было наплевать и на свою прогнившую консервную банку, и на чужую, блистающую полированными боками, собственность. Кобяков обругал наглеца последними словами, но, к сожалению, впопыхах не успел зафиксировать номер его автомобиля. У заместителя начальника управления земельными ресурсами департамента имущественных отношений области хватило бы власти, чтобы привлечь к ответственности любого дорожного хулигана. Кобяков своей должностью гордился, хотя, конечно, понимал, кому он обязан столь успешной карьерой. Его тесть, Петр Петрович Мокшин, являлся далеко не последним в области деятелем – с большими связями и немалым влиянием на губернатора. Впрочем, Эдуард, с отличием окончивший экономический факультет местного университета, считался в чиновных кругах специалистом перспективным, но протекция никогда не бывает лишней для человека только начинающего свой жизненный путь.

Успокоился Кобяков только в подъезде своего дома, нажимая на кнопку вызова лифта. Свое раздраженное состояние он списал на усталость. Десять часов за рулем, это серьезное испытание даже для молодого полного сил организма.

Дверь квартиры Кобяков открывал осторожно, стараясь не разбудить спящую Светлану. Двигала им не столько забота о жене, сколько желание избежать пустых разговоров. Светлана любила поболтать перед сном о разных пустяках, и эта черта ее характера не на шутку раздражала Эдуарда. Жили они вместе вот уже два года, но этот срок, конечно, слишком мал, чтобы совершенно разные по уму и воспитанию люди успели притереться друг к другу. Кобяков считал жену глуповатой, похоже, его мнение разделяли преподаватели института, куда дочь ответственного чиновника поступила после школы. Проучившись три года, Светлана почувствовала непреодалимое отвращение к юриспруденции и решила отдохнуть от сессий и экзаменов, чрезвычайно обрадовав тем самым своих наставников. Вот уже больше года она бездельничала к великой досаде родителей, проводя по многу часов перед телевизором и компьютером, сплетничая со своими многочисленными подругами по телефону. Кобякова леность супруги раздражала, но в целом семейная жизнь оказалась менее обременительной, чем думалось поначалу.

Эдуард проник в свою квартиру словно вор и, не включая свет в коридоре, на ощупь двинулся к кабинету. Дверь в спальню была приоткрыта, и оттуда доносились какие-то звуки, чрезвычайно огорчившие Кобякова. Светлана, похоже, забыла выключить телевизор, что, кстати говоря, с ней случалось довольно часто, и теперь спокойно посапывала в подушку под чужие нервные вскрики. Подобная рассеянность, распространявшаяся, к слову, и на электрическую плиту, сулила в будущем большие неприятности, а потому Эдуард решил утром серьезно поговорить с женой. В конце концов, она не слепая и глухая старушка, которой можно многое простить по причине возраста и многочисленных болезней.

Кобяков хотел проскользнуть в семейную спальню тенью, но застыл на пороге столбом. Телевизор был выключен, равно как и компьютер, горел только ночник, в свете которого зрелище, открывшееся потрясенному Эдуарду, выглядело воистину сюрреалистическим. Звуки, столь удивившие Кобякова, издавала его обнаженная супруга, извивавшаяся в объятиях мужчины, буквально вдавившего распутницу в широкое ложе. О насилии не могло быть и речи. Мужчина явно чувствовал себя хозяином в чужой квартире и чужой постели, а Светочка с наслаждением признавала его власть, отдаваясь чужаку с таким пылом, которого Эдуард в ней даже не подозревал. Потрясение Кобякова оказалось столь велико, что он не нашел в себе сил даже для протестующего окрика, а только беззвучно шевелил губами и тупо смотрел, как трепещут в пароксизме страсти обнаженные блудодеи. Очнулся Эдуард в кабинете. Ярость тугой волной ударила ему в голову. Он сжал кулаки и готов был уже ринуться в спальню, чтобы обрушить гнев на обидчика, но вовремя остановился. Соперник мог оказаться сильнее Кобякова физически, и тогда оскорбленному мужу пришлось бы перенести еще одно унижение, совершенно невыносимое в создавшихся обстоятельствах. Мысль об охотничьем ружье, подаренном на свадьбу бизнесменом Брагинским, пришла в голову Эдуарда сама собой. Валентин Васильевич знал толк в оружии, а потому не приходилось сомневаться, что его презент не даст осечки даже в самой драматической ситуации. Кобяков решил убить обоих, и если бы ружье висело на стене в собранном виде, скорее всего участь Светланы и ее любовника была бы в эту ночь решена. Но пока Эдуард приводил в порядок оружие и искал патроны, к нему вернулось если не спокойствие, то, во всяком случае, способность рассуждать. Он вдруг ужаснулся собственному безумию. Разумеется, те двое заслуживали если не смерти, то серьезного наказания, но, увы, после их убийства главным виновником трагедии станет Кобяков. Молодой, подающий большие надежды чиновник сразу же словно бы по мановению волшебной палочки превратится в презираемого всеми уголовника. Тоже мне Отелло выискался! В наше бурное и склонное к греху время рога самое распространенное украшение мужчины. Эдуард и сам бы мог рассказать с десяток историй о похождениях жен своих друзей и коллег. Не говоря уже о грехах собственной молодости. Дабы избежать соблазна, Кобяков поспешно разобрал ружье и убрал его в шкаф. После чего достал из секретера припрятанную бутылку коньяка и в несколько глотков осушил ее едва ли не наполовину. Эдуарду сразу стало легче. Он опустился в кресло, чтобы обдумать ситуацию. Разрыв с женой именно сейчас, мог обернуться для него крахом карьеры. Мокшин при разводе встанет на сторону дочери, обвинив во всех смертных грехах непутевого зятя. Более того, зная характер Петра Петровича, можно нисколько не сомневаться, что он сделает все от него зависящее, дабы выжить Эдуарда не только из областной администрации, но и вообще из города. И тогда Кобякову придется вновь пробиваться наверх из толпы столь же честолюбивых и на многое способных молодых людей, не готовых уступать дорогу конкуренту. Пять лет неустанных трудов пойдут прахом, и Эдуарду ничего другого не останется, как пить горькую у разбитого корыта. Какое все-таки счастье, что он сумел совладать с первым порывом ревности и разгулом страстей, которых даже не предполагал обнаружить в самом себе. Кобяков всегда гордился собственной выдержкой и умением без срывов и истерик выходить из любой, даже самой сложной ситуации. Хотя Светка, конечно, тоже хороша. Ладно бы блудила где-то на стороне, так нет, ей вздумалось грешить на семейном ложе. Свою жену Эдуард не любил и никогда не питал на этот счет никаких иллюзий. В брак он вступал исключительно по расчету, надеясь найти опору не столько в жене, сколько в ее сановном папаше. Вице-губернатор области, шутка сказать, все чиновные караси задыхались от испуга и почтения при виде хищной губернской акулы. Конечно, Петр Петрович рад был сбыть свое сокровище в надежные руки молодого серьезно относящегося к жизни человека. Между прочим, это квартиру в сотню квадратных метров подарил молодым на свадьбу именно Мокшин. К немалому удивлению Эдуарда, Светлана оказалась девственницей. Такое целомудрие в наше распутное время могло означать либо физическое уродство, либо фригидность. Светочка хоть и не блистала красотой, но уродливой, конечно, не была. Более того, даже нравилась юным оболтусом раскованным поведением и мясистым задом. Что же касается секса, то особой активности в постели она не проявляла, целиком полагаясь на мужа. До недавних пор Эдуард полагал, что вполне удовлетворяет потребности жены, не отличавшиеся, к слову, особой изысканностью. Кобяков уже подумывал о том, чтобы найти на стороне более пылкую подругу, но пока не торопился с реализацией своих смутных и пока еще не оформившихся желаний. Главным сейчас в его жизни было место начальника управления, которого следовало добиться любыми, пусть и самыми постыдными способами.

Эдуард вышел из душного кабинета на лоджию и вдохнул полной грудью чистый воздух. Город притих в ожидании рассвета, хотя отдельные беспокойные граждане продолжали колобродить на улицах и во дворах. Кучка пьяной молодежи, весело гогоча, прошествовала под окнами квартиры отдыхающего чиновника, и Кобяков с трудом удержался от того, чтобы не плюнуть им на головы сверху. Подобное мальчишество почти наверняка обернулось бы скандалом, а Эдуарду не хотелось привлекать к себе внимание окружающих. В спальне никак не хотели угомониться. Расчет Кобякова на то, что хахаль, сделав свое дело, удалиться, к сожалению, не оправдался. Распутная дочь вице-губернатора продолжала грешить и мешала своим сопением спать другим. На лоджию выходили две двери, из кабинета Кобякова, и из семейной спальни, а потому Эдуард рисковал быть захваченным врасплох распутной парочкой, если бы тем вздумалось охладить свои распаренные блудом тела. Кобяков не удержался и, чуть сдвинувшись вправо, приник к окну. Первой, что бросилось ему в глаза, оказалась белая толстая задница неверной супруги. Лицо ее любовника тонуло в полумраке. Чужак сидел на кровати, а его соучастница по греху проявляла странную активность. У нее тряслась от вожделения не только задница, но и голова, без устали тершаяся о живот партнера. Когда Эдуард, наконец, осознал, чем так увлечена его жена, то с трудом удержал приступ рвоты. Он отшатнулся от окна и метнулся в кабинет, ставший для него этой ночью спасительным убежищем от своих и чужих страстей. Лекарством от ярости, вновь охватившей Кобякова, стал все тот же коньяк, который он допил единым махом. Эдуард рухнул в кресло и впал в спасительное забытье.

Разбудила Эдуарда нежная мелодия, льющаяся из мобильника. Кобяков глянул на часы и ужаснулся, прошло уже время не только завтрака, но и обеда. Голос Завадского прямо-таки вибрировал от возмущения, и заспавшийся чиновник наконец-то сообразил, что звонит ему финансовый директор ЗАО «Осирис» далеко не в первый раз.

– Я приехал в город три часа назад, – попробовал оправдаться Кобяков. – Побойтесь Бога, Аркадий Савельевич.

– Брагинский убит! – огорошил его жутковатым известием Завадский.

– Но как же так… – начал было Эдуард.

– Все подробности при встрече, – оборвал его собеседник. – Жду тебя дома через полтора часа.

– А почему не в офисе?

– Потому что сегодня суббота.

Мобильник умолк, а Кобяков еще долго сидел в неподвижности, стараясь переварить только что полученную информацию. Нельзя сказать, что Эдуард души не чаял в Валентине Васильевиче или почитал его святым и непорочным. Грехов у Брагинского хватало, как, впрочем, и у каждого человека, занимающегося серьезным делом. И враги у него наверняка имелись. Но убивать почтенного бизнесмена вот так ни за что, ни про что, это же беспредел какой-то. Вроде бы и времена уже изменились, и деловые люди научились разрешать коммерческие споры в судах и прочих инстанциях, но от мести психопатов, выходит, никто не застрахован. Эдуард вдруг припомнил во всех подробностях минувшую ночь и поморщился. Впрочем, винить ему себя было не в чем, он проявил выдержку и только. А что касается Светланы и ее хахаля, то он еще найдет способ поквитаться с ними, не подвергая себя серьезному риску.

Светлана изобразила бурную радость при виде мужа. От поцелуя в губы Кобяков все-таки уклонился, но по щеке она его успела мазнуть. Стерва толстозадая! Дабы скрыть ярость, вновь прихлынувшую к сердцу, Эдуард отошел к окну. Светлана вернулась к плите, где шипело масло, предназначенное, видимо, для глазуньи. Готовить дочь почтенных родителей не умела, однако это был далеко не самый главный ее недостаток.

– Брагинский убит! – произнес Кобяков севшим от напряжения голосом.

– Его черный пес загрыз два дня назад, – подтвердила Светлана.

– Что?! – воскликнул потрясенный Эдуард.

– Мне Елена Семеновна звонила, – зачастила супруга уважаемого чиновника. – У нее был следователь, он-то и рассказал ей все в подробностях. Какой ужас! Мне этот Альберт сразу не понравился. Гавкает еще, гадина!

– Какой Альберт? – переспросил потрясенный Эдуард. – Ты это о ком?

– О собаке, – охотно отозвалась Светлана. – Я еще сказала тогда Валентину Васильевичу, ну зачем вам щенок на старости лет. Так на меня Завадская с Верещагиной зашикали. Мол, Брагинскому еще жить да жить. А он через пару часов умер. Вот ужас!

– Убийцу, выходит, нашли, – сделал вывод Кобяков.

– Нашли, но это оказалась не та собака. К тому же Альберт сдох. А ты когда приехал, Эдик?

– Утром, – нехотя отозвался Кобяков, отчаявшись получить хоть какую-то мало-мальски связную информацию из уст супруги. – А как вы оказались у Брагинского?

– Меня позвала Елена Семеновна. Сказала, что у Валентина Васильевича сегодня день рождения и его неловко оставлять одного. Все-таки он твой компаньон.

– Не мой, – поправил жену Эдуард. – Акции записаны на твое имя.

– Ты же сам этого захотел? – удивилась его тону Светлана.

Доля в ЗАО «Осирис» принадлежала поначалу Мокшину, точнее его жене, матери Светланы, но вице-губернатор подарил их дочери на свадьбу. Пакет был солидным и уж конечно Кобяков не мог оставить его без внимания, а потому принимал самое активное участие в делах фирмы Брагинского. Немудрено, что Аркадий Савельевич позвонил в первую очередь ему, смерть Валентина Васильевича касалась Эдуарда никак не меньше, чем самого Завадского.

– Я что-то неправильно сделала? – покосилась Светлана на расстроенного мужа. – Мне не следовало ехать к Брагинскому?

– Ты все сделала правильно, – поспешил успокоить жену Эдуард. – Просто меня огорчила нелепая смерть, Валентина Васильевича.

– Никогда не любила собак, – вздохнула Светлана. – Как чувствовала…

В доме Завадских Кобякова ждали. Хозяин встретил его на крыльце, пожал руку и лично проводил в гостиную. Елена Семеновна, которой Эдуард не преминул поцеловать ручку, любезно ему улыбнулась. Хозяйка суетилась в столовой, из чего гость сделал вывод, что Завадские еще кого-то ждут.

– А Верещагин в курсе? – спросил Эдуард у озабоченного Аркадия Савельевича.

– Я ему звонил. Он потрясен этим трагическим происшествием не меньше, чем мы с тобой.