Инкуб Горъ Василий
– Непорочность, это сильно сказано, моя дорогая, – засмеялся Завадский. – Но что-то явить действительно придется.
Борис Смагин был до крайности удивлен, застав своих нанимателей в обществе на редкость красивой женщины. Сама по себе ситуация не выглядела бы скандальной, если бы не спущенные штаны Завадского и расстегнутая ширинка Верещагина. Детектив так долго приходил в себя после срамного зрелища, что Завадский вынужден был его успокоить:
– С тебя, Боря, мы тоже снимем штаны, но немного погодя.
– Зачем? – растерялся детектив.
– А как еще мы узнаем, что ты не служишь инкубу.
– Я ценю ваш юмор, Аркадий Савельевич, но сегодня мне совсем не смешно.
– Можешь говорить при даме, она в курсе наших дел.
– Козинцев умер, – произнес раздельно Смагин. – Понимаете? Умер, держа палец на спусковом крючке. Из чего я делаю вывод, что он уже видел цель. Винтовку я успел забрать, так что подозрений против нас никаких.
– Козинцева убили? – спросила Ирина.
– Он умер от внезапной остановки сердца – это пока официальный диагноз, о котором я узнал у Страхова. Уголовное дело возбуждать не будут. Подле умершего нашли бинокль. Правоохранители решили, что имеют дело с любителем клубнички, взобравшемся на крышу, дабы полюбоваться на девочек в окнах женского общежития, расположенного неподалеку. Разумеется, я не стал их опровергать.
– Какая нелепость, – покачал головой Завадский.
– А если это закономерность, – спросил Верещагин. – Сначала умирает Мокшин, потом Козинцев.
– Ну и что между двумя этими смертями общего, Анатолий? – развел руками Завадский.
– Общее – инкуб, – отрезал Верещагин. – А его возможностей мы с тобой не знаем.
– Воля ваша, Аркадий Савельевич, но я тоже не верю, что крепкий здоровый мужик, прошедший огонь и воду, не раз смотревший в лицо смерти, вдруг взял и умер то ли от испуга, то ли от чрезмерного волнения. Когда я провожал Козинцева на крышу, он был спокоен как сфинкс. И вообще Николай не был склонен к истерикам и глубоким переживаниям.
– И что ты предлагаешь? – спросил Завадский.
– Я поручил Степану Кольцову, второму охраннику Брагинского, отыскать кухарку Марию, которая, по его словам, очень много знает. Кстати, Степан полагает, что возглавляла инквизиторов именно она, а Брагинский с Попеляевым были всего лишь ее подручными.
– Я поговорю с Марией, если вы не возражаете, – предложила Ирина. – Мне кажется, двум женщинам легче понять друг друга.
– Хорошо, – не стал спорить с артисткой Завадский. – А что делают наши гости?
– Танцуют, – процедил сквозь зубы Верещагин. – Похоже, им очень весело. Особенно моей жене.
Аркадий отодвинул портьеру и заглянул в зал. Зоя кружилась в вальсе с Кириллом Мартыновым. Это был совершенно невероятный танец, когда партнеры почти не касались ногами натертого до блеска паркета, но удивило Завадского совсем не это. Его потрясло лицо Зои, такие бывают только у женщин, обретших, наконец, свое счастье в надежных мужских руках.
Верещагин ждал от жены если не оправданий, то хотя бы объяснений, но Зоя молча сидела на заднем сидении автомобиля, не делая даже попытки заговорить. Анатолий видел лицо жены в зеркало, он смотрел на него едва ли не чаще чем на дорогу, но не сумел разглядеть даже тени смущения или раскаяния. С некоторой оторопью он осознал, что его жена не считает свою связь с инкубом, чем-то из ряда вон выходящим, а уж тем более позорным.
– Ты спала с ним? – спросил Верещагин хриплым голосом.
– Я отдалась ему два дня назад и тех пор обрела, наконец, желанный покой, – с сияющей улыбкой на устах отозвалась Зоя. – Ты можешь гордиться мной, Анатолий, я стала избранницей того, о ком не смела даже мечтать.
– И много у него таких избранниц? – с ненавистью выдохнул ревнивый муж.
– Нас четверо самых близких ему людей. Завадскую и Кобякову ты знаешь. Четвертая – Екатерина Сабурова. Это она устранила с пути Хозяина его едва ли не самого главного врага.
– Брагинского, что ли? – спросил Верещагин.
– Нет, Попеляева. Ты должен был его знать, он часто приходил к Валентину Васильевичу.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – вспылил Анатолий. – Хочешь запугать?
– Я просто знаю, что ты если не сегодня, то завтра войдешь в наш круг и принесешь клятву верности Хозяину. Ты же умный человек, Анатолий, и очень скоро поймешь, в чем твоя выгода. Эдуард Кобяков слишком молод для губернатора, а тебя уважают не только в городе, но и в столице.
– Передай своему инкубу, что я никогда не буду его рабом! – злобно выдохнул Верещагин и, обернувшись к жене лицом, почти крикнул: – Сука.
– Сукой меня сделал ты, Анатолий, когда подкладывал под своих влиятельных знакомых, – невозмутимо отозвалась Зоя. – Тогда выбор делал ты, теперь его сделала я. И тебе придется с этим смириться.
Верещагин вдруг отчетливо увидел лицо своего покровителя, насилующего несчастную Зою в охотничьем домике, предназначенном для высоких гостей. Анатолий в тот момент был изрядно пьян, но сил для вмешательства у него хватило бы. Однако он предпочел притвориться спящим. От этого человека зависело его будущее. И, надо признать, Филипп Всеволодович щедро отблагодарил Верещагина за терпение и молчание. С той бурной ночи карьера Анатолия стремительно пошла вверх. А пережитое унижение Верещагин постарался забыть, и это ему почти удалось в текучке буден. Не забыла Зоя, молчавшая целых семь лет, чтобы напомнить мужу на залитой лунным светом дороге о давней обиде.
– Это ведь я одним движением бедер заработала все, чем сейчас владею, а ты был лишь моим приказчиком, Анатолий, – продолжала Зоя ровным голосом. – Я не гоню тебя из дома, мой дорогой. Во всяком случае, до тех пор, пока ты не примешь окончательное решение.
– Задумала отомстить мне? – прямо спросил Верещагин, с трудом сдерживая бешенство.
– Нет, Анатолий, твой Филипп Всеволодович оказался неплохим любовником, и я еще трижды отдалась ему добровольно. Моей вины в этой истории нисколько не меньше, чем твоей. Я тоже жаждала твоего возвышения. Мне хотелось жить в роскошном загородном доме и менять наряды каждый день. Я многим кажусь застенчивой, Верещагин, но на самом деле я жадная до богатства и утех. Кирилл первый открыто сказал, что жадность, это мое достоинство, что я могу и должна желать еще большего. Притормози, Анатолий, иначе ты разнесешь ворота.
Зоя ушла в дом, а Верещагин все никак не мог загнать новенький БМВ в гараж. Мешали дрожь в руках и машина жены, стоящая явно не на месте. Зоя хоть и редко, но садилась за руль «Ауди», купленной для нее Анатолием два года назад. Тогда он полагал, что делает своей жене роскошный подарок, но его подвело самомнение, свойственное всем мужчинам. У Зои на этот счет, оказывается, имелось собственное мнение. И самое смешное, она оказалось права. И дом, и акции, и обе машины были записаны на ее имя. Правда, деньгами и акциями распоряжался Анатолий Викторович, но пополнял он при этом не свои, а ее счета. Все это время он действительно являлся всего лишь управляющим при богатой даме, а осознал свое истинное положение только сейчас.
В гостиной жены не было, зато здесь лежало ее зеленое платье, наделавшее столько шума на корпоративной вечеринке. Кстати, почему зеленое? Почему все три ведьмы пришли в ресторан «Парадиз» в одинаковых платьях? Это что – жест самоотречения? Стремление выполнить прихоть хозяина, не пожелавшего выделять ни одну из них. Правда, украшения на ведьмах были разными. Верещагин взял со стола ожерелье, усыпанное крупными изумрудами, напомнившее ему собачий ошейник. Сюда бы еще поводок прицепить, и тогда картина примет законченный вид. Инкуб на охоте. Свора злобных сучек готова вцепиться в горло любому, на кого укажет рука хозяина. Бедный Попеляев! У него хватило мужества, бросить вызов исчадью ада, но не хватило умения, выжить в этой борьбе.
Верещагин осторожно, чтобы не шуметь спустился в полуподвал. Здесь кроме сауны и душа располагались комната отдыха с бассейном, спортзал, а в самом углу – мастерская. Анатолий Викторович считал, что мужчина должен уметь многое, если не все, делать своими руками. В мастерской стояли два небольших токарных станка – один для работы по металлу, другой по дереву. Кроме того, там хранился пистолет, нигде не зарегистрированный, но с запасом, достаточным для того, чтобы отправить на тот свет несколько заблудших душ. Оружие он хранил в тайнике, недоступном для посторонних. Ему показалось, что пришла пора извлечь пистолет на свет божий.
Зоя плавала в бассейне. Верещагин присел в кресло, стоящее у стены и взял со столика журнал. Голые красавицы призывно улыбались ему с глянцевых страниц. Не исключено, что они тоже были ведьмами, вот только имени их инкуба Анатолий Викторович не знал. Ему вдруг впервые пришло в голову, что Завадский все это время лгал своему компаньону. Хитрый Аркаша не мог не понять, что столкнулись они вовсе не с хитрыми сектантами, а с существом совсем другой породы. Но, похоже, он не хотел в это верить сам и всячески препятствовал тому, чтобы в инкуба поверили другие. Кобяков тоже понял, с кем свела его судьба и с готовностью уступил силе, толкающей его наверх. И не прогадал. При таком-то покровителе! Хотелось бы Верещагину знать, чем они занимаются на этих своих шабашах.
– Хозяин избавил нас от главного порока глупых людей – стыда, – отозвалась Зоя на незаданный вопрос мужа. – Видишь, я стою сейчас перед тобой обнаженная и зову к утехам. Рано или поздно, ты откликнешься на мой зов, и для тебя откроются врата обители наслаждения, готовой принять любого. Мы никого не принуждаем, Анатолий, люди приходят к нам сами, ибо от рождения наделены Непознаваемым Богом чувствами и страстями. Иные знают о своих желаниях больше, другие меньше. Я не ведаю, чего хочешь ты, но любое твое желание будет исполнено.
– Любое? – переспросил Верещагин, нащупывая пальцем спусковой крючок. – Тогда умри, если сможешь!
Пистолет сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Зоя продолжала, как ни в чем не бывало, балансировать на бортике бассейна. В тусклом свете лампы ее тело выглядело мертвенно бледным, словно у покойницы, из которой разом выпустили всю кровь. Верещагин воровато осмотрел пистолет и похолодел – он забыл вставить патроны. Обойма так и осталась лежать в тайнике, аккуратно завернутая в чистую тряпку. Это каким же надо быть идиотом, чтобы, готовя убийство собственной жены, не проверить пистолет перед решающим выстрелом!
Зоя долго растиралась полотенцем, дразня мужа обнаженной плотью. Но Верещагин видел только черное пятно на ее заднице, а до остальных прелестей ему не было никакого дела. В спальню за женой Анатолий не пошел и провел, быть может, самую жуткую в своей жизни ночь в гостиной. Стрелять в Зою он больше не собирался, но и жить с ней под одной крышей не хотел. Развод мог бы стать выходом из создавшейся ситуации, но только при других обстоятельствах. В данном случае он означал для Верещагина полное поражение перед лицом сил, природу которых он пока не понимал. Он даже не знал, можно ли убить Зою выстрелом из пистолета или для этого потребуются иные средства, куда более разрушительные.
– А зачем вам взрывчатка, Анатолий Викторович? – удивился Смагин, почти мгновенно откликнувшийся на зов влиятельного чиновника.
– Рыбу глушить, – спокойно ответил Верещагин. – Так можешь достать или нет?
– Разве что пару лимонок, – почесал затылок детектив. – Но это дорого.
– Я не о цене тебя спрашиваю, Борис, – нахмурился вице-мэр.
– Извините, Анатолий Викторович, но в охоте на инкуба я участвовать не буду. Мне, знаете ли, хватило впечатлений в прошлый раз.
– Ты, видимо, плохо слышишь, Борис, – покачал головой Верещагин. – Речь идет о рыбалке. А в этой забаве помощники мне не нужны.
– Сделаю, – нехотя отозвался детектив. – Готовьте деньги, Анатолий Викторович.
Смагин проявил похвальную расторопность, достойно оцененную вице-мэром. Акт купли-продажи прошел под окнами районного отделения милиции, но это обстоятельство взволновало разве что голубей, в страхе разлетевшихся в разные стороны. Детектив вручил покупателю увесистый сверток и тщательно пересчитал полученные от него деньги.
– Я вам верю, Анатолий Викторович, – вздохнул Смагин, – но продавец попался слишком нервный. Чего доброго пристрелит из-за одной недостающей бумажки.
– Спасибо за помощь, Борис, я не забуду об оказанной услуге.
Полдня Верещагин провозился в мастерской, благо выходной день давал ему такую возможность. Зою занятия мужа нисколько не волновали. Она почти все утро провела в спортзале, приводя в порядок фигуру, пострадавшую после скандальной вечеринки. Впрочем, обед она все-таки приготовить успела. Похоже, обязанности домохозяйки так глубоко вошли в ее плоть и кровь, что она, даже став ведьмой, не потеряла интерес к главной, пожалуй, обязанности жены – насыщению желудка мужа.
– У меня проблемы с тормозами, ты не мог бы посмотреть, Анатолий, – обратилась она к мужу, снимая фартук.
– В забугорную электронику лучше не соваться, – поморщился Верещагин. – Если тебе нужна машина – возьми мою. В понедельник я вызову мастера.
– Спасибо за доверие, – улыбнулась Зоя. – А если ты надумаешь куда-то ехать?
– Вызову служебную, – небрежно бросил Верещагин.
– Вот видишь, как удобно быть большим начальникам, бедные домохозяйки в таких случаях вызывают такси.
– А ведьмы обычно летают на помеле, – не сдержал злобы вице-мэр.
– Это жутко неудобно, Анатолий, – поморщилась Зоя, поправляя платье. – Натирает промежности. Пусть лучше будет БМВ.
Сначала Верещагин наблюдал за женой из окна. Зоя была опытным водителем, а потому без проблем покинула гараж, притормозив только перед воротами. Анатолий нажатием кнопки сам открыл ей дорогу в ад. БМВ навсегда покинул надежное стойло, и Верещагину ничего другого не оставалось, как печально усмехнуться ему вслед. О машине в данную минуту он сожалел куда больше, чем о жене. Теперь Анатолию оставалось только сидеть у телевизора и ждать, пока расторопные тележурналисты сообщат печальную новость о смерти первого заместителя мэра, начальника департамента строительства и архитектуры Верещагина, павшего жертвой то ли мафиозных структур, то ли террориста-одиночки. Шуму, надо полагать, будет много, а потому Анатолию Викторовичу следует вовремя оповестить мэра и прессу о том, что он еще жив, в отличие от несчастной Зои Васильевны, которая на свою беду воспользовалась машиной мужа и приняла на себя предназначенный для него удар. Верещагин артистическими способностями не обладал, а потому очень волновался, сумеет ли он изобразить убитого горем человека. Дабы не попасть впросак, он заранее побеспокоился о траурном костюме. Переодевание заняло у Анатолия Викторовича не более пятнадцати минут, и он вновь вернулся в кресло перед телевизором. До взрыва оставалось всего ничего, минуты три не больше, произойти он должен был в черте города, значит, журналистам потребуется не более получаса, чтобы добраться до места происшествия и выдать в эфир картинку с искореженным БМВ. Номер при взрыве не должен пострадать, иначе идентификация автомобиля займет слишком много времени. Что же касается останков Зои, то вряд ли праздные зеваки, да и журналисты тоже, сумеют определить по ним пол жертвы. Здесь понадобится экспертиза. Хотя большим проблем с этим, надо полагать, не будет. Единственным наследником покойной Зои Васильевны является ее муж, Анатолий Викторович, и вице-мэр сумеет отстоять свои права, если вдруг на имущество покойной жены появятся другие претенденты.
Через полчаса все местные каналы загомонили о происшествии. Еще через десять минут о взрыве на автозаправке в областном центре сообщили столичные информационные программы. До Верещагина не сразу дошло, что это несчастье имеет к нему самое непосредственное отношение. Он вдруг вспомнил, что в баке БМВ было слишком мало горючего. Видимо, Зоя это заметила и поспешила исправить оплошность мужа. А дальше сдетонировали запасы бензина, хранившиеся в резервуарах, что и привело к печальным последствиям. Жертвы были, но количество погибших людей еще предстояло определить. Верещагин тупо смотрел на экран телевизора, где бушевало море огня, и мучительно соображал, кто и каким образом сможет вычленить в этом рукотворном аду останки его жены. Аутодафе для ведьмы оказалось даже более грандиозным, чем Верещагин предполагал. Анатолий схватился за телефон, но вовремя опомнился. Погибшие при взрыве бензоколонки люди его не слишком волновали, а о Зое спрашивать было слишком рано. Он должен выждать хотя бы до вечера, а уж потом проявлять активность. Первым Верещагину позвонил Завадский. Аркадий был сильно взволнован, из чего Анатолий заключил, что у детектива Смагина язык куда длиннее, чем ему казалось поначалу.
– Если нужно, то приезжай, – буркнул Верещагин в трубку. – Водки только прихвати.
Безучастность вице-мэра к происшествию, потрясшему город, могла бы кому-то показаться подозрительной. Поэтому Анатолий Викторович позвонил в соответствующие службы и отдал несколько никому не нужных распоряжений. Люди и без его понуканий знали, что надо делать. Пожар был потушен раньше, чем у ворот верещагинского особняка возопил нетерпеливый «Бентли».
– Ты с ума сошел, Анатолий! – прохрипел Завадский, падая в кресло. – Ты что, задумал весь город взорвать?
– Водки привез? – спросил Верещагин почти спокойно.
Аркадий Савельевич молча поставил литровую бутылку на стол и вытер вспотевший лоб белоснежным платочком.
– Эта стерва не оставила мне выбора – либо шабаш, либо нищета и забвение. Все мое имущество записано на нее, ты это знаешь, Аркадий.
– Но АЗС тут причем?!
– Случайность, – буркнул Верещагин, разливая водку по фужерам. – Взорваться должен был только мой бумер.
– Какой кошмар! – всплеснул руками Завадский. – Ведь люди погибли!
– А Брагинский! А Попеляев! Они что, не люди, – взорвался Анатолий. – А этот Козинцев!
Мы ведем войну, Аркадий, можешь ты это понять. И не с сектантами, а с нечистой силой.
Ты хотел знать, кто стоит у инкуба за спиной, я тебе могу назвать его имя – Люцифер! Иди и заяви на него в милицию. Подключи прокуратуру и ее Следственный отдел. Смелее, Завадский. Тебя там примут с распростертыми объятиями и с почетом проводят в психиатрическую лечебницу.
– Но ведь это не метод!
– Почему? – удивился Верещагин. – Теперь мы знаем, что инквизиторы были правы – ведьмы горят в огне. Я ведь не садист, Аркадий, и не профессиональный убийца. Она перестала быть женщиной, она перестала быть человеком. Зоя стала ведьмой и отнюдь не в переносном смысле. Если ты в этом сомневаешься, то переспи со своей женой или хотя бы поговори с ней откровенно.
– Я боюсь, – честно признался Завадский.
– Вот я и говорю, Аркаша, – либо так, либо никак.
– И что ты теперь собираешься делать, Анатолий?
– Завтра пойду в милицию и заявлю о пропаже жены. По времени она вполне могла быть на той автозаправке. Скажу ментам, что обеспокоен. Пусть роют.
– Не боишься, что заподозрят в первую очередь тебя?
– У нее машина сломалась. Она уехала на моем бумере, а у меня, как ты знаешь, врагов в избытке. И речь уже пойдет не о несчастном случае на АЗС, а о возможном теракте. Следовательно, подключится ФСБ. Вот этим ребятам можно подбросить имя убийцы Попеляева.
– Ты что, Кобякова собираешься подставить?
– Можем и подставить, Аркадий, но можем и помочь. Зоя назвала мне имя убийцы Попеляева. Это некая Екатерина Сабурова. Тоже ведьма. Вдова того самого тракториста, который был убит на могиле Мартыновой. Что там у нас с инквизиторшой? Нашел ее охранник или нет?
– Ищет, – вздохнул Завадский. – Но в любом случае я желаю тебе удачи, Анатолий. Не исключаю, что это действительно путь.
В кабинете Страхова Верещагина поджидало разочарование. Валерий Игоревич не вел расследование по делу о взрыве на АЗС, но, разумеется, готов был помочь старому знакомому и даже выяснил кое-какие подробности.
– Мне очень жаль, Анатолий Викторович, но свидетели утверждают, что в момент взрыва заправка была пуста. Никто не видел ни БМВ, ни вашей жены поблизости от места взрыва.
– Но этого не может быть!
– К сожалению, эти показания уже зафиксированы в протоколе, и свидетели вряд ли согласятся их изменять.
– А что говорят эксперты?
– Ничего, – пожал плечами Страхов. – Взрыв был такой силы, что ни одного приличного фрагмента даже отдаленно напоминающего деталь автомобиля обнаружить не удалось. Если ваша жена действительно была там, то она просто испарилась в море огня вместе с автомобилем.
– И что же теперь? – растерянно спросил Верещагин.
– Вашу жену будут искать. Возможно, она вас просто покинула. В семейной жизни все бывает. Не исключено так же, что ее убили, закопали в лесу, а машину угнали. Подозрение могло бы пасть и на вас, но, к счастью, охранники на выезде из поселка видели и БМВ и вашу жену. Их показания полностью совпали с вашими. Если мы найдем ее тело или фрагменты, то обязательно вам сообщим, Анатолий Викторович. А пока она будет числиться пропавшей без вести. Кстати, у вас есть доверенности на управление счетами и имуществом?
– Разумеется, есть.
– Так управляйте, Анатолий Викторович. Если в течение трех лет ваша жена не даст о себе знать, то вы можете ставить вопрос о признании ее погибшей. А следовательно, и о наследстве. На вашем месте я бы проверил, не составила ли ваша супруга другого завещания и не завела ли другого доверителя, помимо вас.
– То есть как это? – не понял Верещагин.
– Владелица вправе распорядиться своим имуществом, Анатолий Викторович. Она вправе его продать, подарить, завещать кому угодно. А уж тем более передать акции в управление любой организации или даже частному лицу.
Страхов оказался прав. Доверенность, выданная Зоей Васильевной Верещагиной своему мужу на управление движимым и недвижимым имуществом, была аннулирована три дня назад. Анатолий Викторович почувствовал себя полным идиотом, о чем и сообщил Завадскому, пришедшему выразить оплошавшему человеку свое сочувствие.
– Это не мой дом, Аркадий, – нервно хихикнул Верещагин. – Даже кресло, в котором ты сидишь не мое.
– Не надо только дергаться, Анатолий, – предостерег компаньона Завадский. – Инкуб несовершеннолетний, а потому оформить документы на него Зоя не могла.
– Она годами будет числиться пропавшей без вести – ты это понимаешь Аркадий?! Годами!
– Это только в том случае, если мы не найдем ее тело и искореженный автомобиль.
– Я же тебе сказал, что Зою и бумер разнесло на атомы! Их нет. Мне что теперь спускаться в ад, в поисках жены?
– Ты не хочешь меня слышать, Анатолий, – покачал головой Завадский. – Нужна бумага, подтверждающая смерть твоей жены. А выдадут ее в обмен на обугленное тело, сгоревшее в машине. Понимаешь? Ты опознаешь тело по кольцу, по золотой брошке, и этого будет достаточно для правоохранительных органов, которые с удовольствием спишут дело Зои в архив.
– Черт, – провел Верещагин ладонью по разом взмокшему лицу. – Как же я об этом не подумал.
Все тот же Боря Смагин развил бурную деятельность и уже через четыре дня подходящий труп был обнаружен в соседнем городе. Верещагина официальной бумагой вызвали на опознание обугленного тела. По мнению судмедэкспертов, это была женщина лет тридцати, практически здоровая на момент смерти. В морге Анатолию Викторовичу показали перстень с надписью по ободку «Любимой Зое от мужа», который он опознал с первого взгляда. Накладка вышла с автомобилем. По данным ГИБДД покойная ехала в такси, когда угодила в аварию. Шофер «Волги» погиб на месте и его останки уже передали родным. Что же касается пассажирки, то она, судя по всему, была приезжей, поскольку никаких заявлений по поводу исчезновения женщины тридцатилетнего возраста в милицию в эти дни не поступало.
– В конце концов, бумер мог сломаться, его, наконец, могли угнать, вот Зоя и воспользовалась такси, – предположил Смагин.
Патологоанатому, похоже, все равно было, кому выдавать труп. Раз муж опознал, тем более при свидетелях, значит быть по сему. Он равнодушно поставил свою подпись на свидетельстве о смерти Верещагиной Зои Васильевны и махнул рукой в сторону крутившихся здесь же санитаров:
– Выносите, что ли.
Заботы о погребении покойной взял на себя Борис Смагин, он оформил все документы, оплатил землю на кладбище и заказал катафалк. Верещагину ничего другого не оставалось, как изображать вселенскую печаль и принимать соболезнования. Похороны прошли скромно, при небольшом стечении народа, как того пожелал муж покойной. На кладбище пришли только близкие друзья Анатолия Викторовича. Венок на могилу от лица фирмы «Осирис», акционером которой была Зоя Верещагина, возложил Аркадий Савельевич Завадский. Он же произнес краткую, но прочувственную речь. На этом церемония прощания была закончена, и Верещагин покинул погост в немалом душевном смятении.
– Успокойся, Анатолий, – попробовал подбодрить его Завадский. – Мы предали земле человека со всеми полагающимися почестями – какое в этом может быть кощунство? А что касается имени на надгробной плите, то в небесной канцелярии, надо полагать, разберутся. Может, мне остаться с тобой на ночь?
– Нет, спасибо, – покачал головой Верещагин. – Справлюсь сам.
– Звони, если что, – ободряюще похлопал Завадский товарища по плечу. – Явлюсь по первому зову.
Верещагин сел в кресло с твердым намерением напиться до потери сознания. Первый осушенный стакан его оглушил, но не вернул утерянного равновесия. Анатолий включил телевизор и отшатнулся. С экрана на него смотрело лицо Зои. И он далеко не сразу сообразил, что диктор зачитывает соболезнование мэра своему заму по поводу смерти его любимой супруги. К этому соболезнованию присоединялись и коллеги Верещагина по работе и просто знакомые. В себя Анатолий пришел только после второго стакана. У него возникло горячее желание запустить в телевизор недопитой бутылкой, но он сумел совладать с нервами. Тем более что фотографию Зои Верещагиной сменил сюжет о буднях строителей, возводивших жилой дом на деньги мэрии. Дом предназначался для бюджетников, на что особенно напирал толстомордый прораб, пообещавший завершить строительство в срок и с хорошим качеством. Верещагин прорабу поверил и осушил третий стакан за его здоровье. Сюжет о выставке местных модернистов потряс Анатолия своей несуразностью. Будучи человеком консервативным, он не признавал новшеств, уродующий, по его мнению, человеческую природу. К сожалению, прочувственную речь Верещагина по этому поводу никто не услышал. И, может быть, даже к лучшему, поскольку она изобиловала выражениями, не предназначенными для нежных ушей.
– А по-моему, в этом что-то есть, – услышал он за спиной женский голос. – Безобразное тоже может быть прекрасным, важно только изменить привычную точку зрения.
– Ну, ты загнула, Зоенька, – криво усмехнулся Верещагин и тут же резко подхватился с кресла, осознав, что разговаривает с покойницей.
– Ты слишком самоуверен, Анатолий, – осуждающе проворковали ему в спину. – И слишком безапелляционно судишь о том, чего не понимаешь. Искусство не бывает однозначным.
У Верещагина затряслись руки, и он едва не выронил пустой стакан. Оборачивался он медленно, пытаясь хоть как-то освоиться в совершенно новой для себя ситуации. Зоя стояла за спинкой его кресла в том самом зеленом платье, в котором она шокировала почтенную публику в ресторане «Парадиз».
– Ты вернулась? – тупо спросил Верещагин.
– Странный вопрос, Анатолий, ты не находишь? Мы ведь с тобой не договорили. Кофе хочешь?
Зоя повернулась к мужу спиной и направилась в столовую, покачивая бедрами. Верещагин, холодея от ужаса, смотрел вслед ожившей покойнице, пытаясь удержать остатки разума в пылающей голове. Это не могло быть явью! Мертвые не возвращаются! Похоже, он просто допился до белой горячки. В таком состоянии кому-то мерещатся зеленые чертики, а он увидел ведьму в зеленом. Надо немедленно принять душ и все пройдет. Видение исчезнет, а сам Анатолий вернется в привычный мир с толстомордыми прорабами и манерными деятелями искусств.
Струи холодной воды ударили по разгоряченному телу Верещагина, но его опьянение было столь велико, что он не почувствовал облегчения. Анатолий простоял под душем более десяти минут, пока, наконец, не почувствовал спасительный озноб. Вот так люди и сходят с ума. Водка и одиночество способны даже сильного мужчину довести до психического расстройства. Надо завести любовницу. Лучше двух. Он должен забыть Зою и как можно скорее. Еще одного такого видения он может просто не выдержать. Верещагин насухо вытерся полотенцем и натянул брюки. Душ все-таки его отрезвил, хотя хмель из головы еще окончательно не улетучился. Анатолию захотелось чаю, и он побрел на кухню, шлепая босыми ногами по паркету.
Зоя стояла лицом к плите и спокойно варила кофе. Верещагин вскрикнул от неожиданности и покачнулся. Зоя медленно повернулась к нему лицом и произнесла с улыбкой:
– Сколько раз тебе говорить, Анатолий, не ходи по паркету босиком, наткнешься на что-нибудь острое.
Верещагин затравлено глянул на нож, лежащий на разделочном столе. До орудия убийства ему оставалось сделать всего пять шагов. Расстояние совсем мизерное, если считать его человеческими мерками. Но Анатолию показалось, что он затратил на его преодоление целую вечность. Ярость прихлынула к его сердцу, когда он, наконец, дотянулся до рукоятки. Удар Верещагин наносил в левую часть спины, туда, где у нормальных людей находится сердце. Стальной нож с хрустом разодрал женскую плоть. Верещагин отпрыгнул назад, чтобы не запачкаться в крови, но Зоя даже не покачнулась. Она продолжала, как ни в чем не бывало, помешивать кипящий кофе, а ее голос прозвучал совершенно спокойно в наступившей тишине:
– Один раз ты уже убил меня, Анатолий, и даже похоронил с почестями. Зачем же повторятся? Кофе будешь?
Верещагин принял фарфоровую чашку из рук убитой жены и даже отхлебнул из нее глоток. Ноги его не держали, и он почти рухнул на стул, стоящий рядом. Зоя присела напротив. Она столь старательно помешивала кофе серебряной ложечкой, словно от этого зависело ее будущее. То самое будущее, которого у нее не было и не могло быть. Анатолий смотрел на руки Зои словно завороженный, не в силах произнести ни единого слова. Да и что он мог, собственно, спросить у женщины, являвшейся всего лишь плодом его разгоряченного воображения.
– Так сорви этот плод, Анатолий, – спокойно произнесла Зоя. – Можно прямо здесь, на обеденном столе.
Платье само поползло с ее плеч, обнажив тугие груди. Она стала медленно подниматься со стула, одновременно протягивая руки к мужу, словно приглашая его в объятья. А материя все сползала и сползала вниз, открывая мужскому взгляду живот и бедра. Верещагин закричал так страшно, что Зоя вздрогнула и сделала шаг вперед, чтобы удержать взбесившегося мужа. Анатолий не дал ей этого шанса. Он отпрыгнул назад, споткнулся, упал, вновь подхватился на ноги и ринулся прочь от нежных ласк той, что уже дважды стала покойницей. Верещагин хотел выскочить на крыльцо, но дверь оказалась заперта, и он в отчаянии стал колотить в нее кулаками. Ключ был где-то рядом, но Анатолий никак не мог его обнаружить, а потому и бился в истерике, пока не услышал спокойный голос жены.
– Да будет тебе, Анатолий, ты не захотел познать меня живой, значит, тебе придется спать с мертвой. Так решил он, наш Хозяин, и нам с тобой остается только одно – подчиниться его воле. Я буду ждать тебя в спальне, дорогой, на нашем семейном ложе.
Верещагин услышал, как заскрипели ступеньки под ее ногами и в ужасе оглянулся. Обнаженная Зоя поднималась по лестнице, а из ее спины торчала рукоять кухонного ножа, которым Анатолий пытался разрешить все свои проблемы. Кровь не текла из нанесенной им раны, что являлось еще одним подтверждением нереальности всего происходящего. Незадачливый убийца вновь вернулся в гостиную и залпом допил остатки водки из бутылки. Увы, надежное средство от всех печалей в этот раз не помогло. Верещагина била нервная дрожь и он с большим трудом набрал номер нужного телефона:
– Приезжай, если сможешь, Аркадий. Она здесь.
– Кто она? – послышался из мобильника взволнованный голос Завадского.
– Зоя, – прохрипел Верещагин. – Ведьма пришла за моей душой.
Ключ от входной двери Анатолий обнаружил в левом кармане брюк. Сил на то, чтобы открыть ее и распахнуть ворота усадьбы у него хватило, но их недостало, чтобы спуститься с крыльца. Верещагин с трудом добрался до гостиной и ничком рухнул на диван. Заснуть он не смог, оставалось только лежать и стучать зубами от страха, волнами накатывающего на беззащитное тело.
Завадский приехал через полтора часа вместе с озабоченным Смагиным. Зрелище, открывшееся их глазам, было воистину ужасным. В первую минуту Аркадий даже не узнал своего старого друга. Перед ним предстал слизняк, утративший всякое представление о мужском достоинстве. А ведь ничего не происходило! Абсолютно ничего, что заставило бы здравомыслящего человека потерять разум. Если, конечно, не считать пустой бутылки, сиротливо стоящей на столе.
– Она там, – прошептал Верещагин подрагивающими губами. – Наверху. В спальне. С ножом в спине. Я убил ее во второй раз.
Смагин на всякий случай вытащил из кармана пистолет. Завадский вооружился пустой бутылкой. Вдвоем они поднялись по лестнице на второй этаж. Аркадий, не раз бывавший в доме Верещагиных, нащупал на стене холла выключатель. С левой стороны располагались две спальни и ванная комната, с правой – кабинет хозяина и биллиардная. Анатолий любил в свободное время покатать шары и слыл среди своих знакомых отменным игроком. Первым делом гости проверили спальни, но ничего подозрительного в них не обнаружили. Кровати были тщательно заправлены, скорее всего, женской рукой. Похоже, хозяин в последние дни даже не подымался на второй этаж, предпочитая проводить дни и ночи в гостиной. Завадский настоял на том, чтобы проверить кабинет и биллиардную. Смагин не возражал, хотя свое мнение о происшествии уже успел составить:
– Белая горячка, Аркадий Савельевич, поверьте моему опыту.
– А в ванную комнату ты заглядывал?
Шум льющейся воды заставил детектива насторожиться. Он толкнул дверь плечом, но она не поддалась его усилию.
– Закрыта изнутри, – шепотом сообщил он Завадскому. – Будем ломать замок?
– Давай! – обреченно махнул рукой Аркадий.
В ванной тоже никого не было, хотя краны были открыты. Смагин покосился на небольшое оконце под потолком. Кстати, открытое. При желании в него, конечно, могла пролезть хрупкая женщина, но в этом случае ей пришлось бы двигаться по наклонному скату крыши, что чревато падением.
– Не может этого быть, – покачал головой Смагин.
– Но ведь дверь была закрыта изнутри, – напомнил Завадский.
– Такое бывает с подобными замками, – возразил Борис. – Защелка срабатывает, когда захлопываешь дверь.
– А открытые краны?
– Возможно, Зоя забыла закрыть их перед уходом, а может сам Верещагин решил принять ванну, а потом забыл о своем желании. Ты же видишь, в каком он состоянии.
– И что ты предлагаешь?
– Я бы вызвал врача, Аркадий Савельевич.
– Ты с ума сошел, Боря! – всплеснул руками Завадский. – Вице-мэр и белая горячка – понятия не совместимые. Мы поломаем человеку карьеру. Ничего, мужик он крепкий, протрезвеет и оклемается.
Дабы окончательно успокоить взволнованного Верещагина, детектив с финансистом осмотрели полуподвал. Ничего интересного, а уж тем более подозрительного они там не нашли. Не считать же уликой рубаху и пиджак хозяина, висевшие возле душевой кабины.
– Никого, – сообщил хозяину Завадский, присаживаясь в кресло.
– А кофе? – вспомнил вдруг Верещагин. – Она варила кофе у плиты.
– Кофе есть, – сообщил Смагин, возвращаясь из кухни. – А к плите, по-моему, неделю никто не подходил. На ней слой пыли.
– Быть этого не может! – вскричал хозяин. – Плита должна быть горячей.
Верещагин ринулся на кухню, лично ощупал руками забугорный агрегат и вынужден был признать, что детектив прав.
– А кофе старый, – поморщился Завадский. – Ты хоть бы посуду помыл, Анатолий.
– Ножа нет, – встрепенулся Верещагин. – Того самого.
– Закатился куда-нибудь под стол, – махнул руками Смагин. – У меня ножи вообще не задерживаются. Вроде только что был, смотришь, его уже нет. Гости, что ли, их воруют.
– Приснилось тебе это, Анатолий, – мягко укорил хозяина Завадский. – Что и немудрено. Ты слишком мало спал в последние дни и слишком много пил. В таком состоянии тебе черт знает что могло привидеться. Давай-ка сейчас выпьем чайку и успокоимся. Сны, брат, это не самое страшное, что случается в жизни.
Чай заваривал Смагин, большой специалист в этом деле, по его собственным заверениям. Завадский, сидя в гостиной, просматривал журнал, искоса поглядывая на хозяина. Верещагин, кажется, успокоился. Во всяком случае, дрожь, сотрясавшая его тело, прошла. А на лице появилось осмысленное выражение. Аркадию ничего другого не оставалось, как только посетовать на злодейку с наклейкой, изломавшую жизнь многим сильным и умным мужикам. Водка вперемешку с бабами, это слишком сильный коктейль даже для человека с каменным сердцем. А тут еще больная совесть мужа, недавно отправившего на тот свет свою жену. Завадский считал, что Анатолий поторопился. Ни с Зои следовало начинать, а с инкуба. Этот сопливый экстрасенс запудрил бабам мозги и теперь открыто посмеивается над уважаемыми людьми. Демон он, видите ли! И не таких наглецов в баранки гнули.
– Забыл тебе сказать, Ирина Дятлова встречалась с Марией. Так вот инквизиторша, тоже баба с придурью, тем не менее, считает, что инкуба можно извести.
– Он не дастся, Аркадий! – встрепенулся Верещагин. – Ты слишком рискуешь.
– А хоть бы и так, – зло отшвырнул журнал в сторону Завадский. – Этот мальчик зажился на свете. Пора с ним кончать. Есть у меня на примете десятка полтора волкодавов, которые этого щенка на куски порвут. Правда, им придется заплатить. Пятьсот тысяч моих, пятьсот тысяч твоих. Причем наличными.
Верещагин был скуповат, эту черту Аркадий за ним примечал и раньше, но очень надеялся, что сегодняшняя встряска пошла ему на пользу, и он не станет экономить на собственном здоровье. Расчет Завадского оказался точен. Анатолий Викторович, совсем уже было впавший в маразм, встрепенулся и вновь обрел хватку делового человека.
– А не много ли за щенка?
– Здоровье дороже, Анатолий, – обиделся финансист. – Ты думаешь, я сделан из стали? Нет, дорогой, – из плоти и крови. Я тоже боюсь. Мне сняться кошмары по ночам. Я уже потерял две трети своего состояния, а скоро потеряю все. Не бойся, расходы нам возместят.
– Кто?
– Кобяковы, – усмехнулся Завадский. – В благодарность за то, что мы вырвем их из рук демона.
– Эдик скорее удавится, чем отдаст свою долю в бизнесе!
– Это мы его удавим, Анатолий. Сразу же, как только инкуб откинет копыта. Вице-губернатор, понимаешь. Сексуальный маньяк, устраивающий оргии в своем доме. Свидетелей у нас найдется с избытком. А будет артачиться, мы ему такой процесс показательный организуем, что чертям тошно станет. Боря Смагин собрал необходимый материал. В прокуратуре уже потирают руки в предвкушении облавы. Вся областная администрация на нашей стороне. Кому он нужен этот зятек, да еще на такой высокой должности, мы его по уши в землю вобьем.
– А что мешает нам сделать это сейчас? – нахмурился Верещагин.
– Я не хочу рисковать, Анатолий. Мы ведь тоже не святы. Пока жив инкуб с его миллионами, нам с тобой высовываться слишком опасно. Не забывай, сам Ильин поддался обаянию нашего знакомого. Грубо говоря, губернатор взял на лапу. И взял не только он один. Скандала они не допустят.
– Хорошо. Я тут приготовил кое-что для себя, но раз такое дело, скупиться не буду, – мрачно кивнул Верещагин и, обернувшись к детективу, попросил: – Боря, не сочти за труд. В мастерской в сейфе лежит чемодан с деньгами, принеси его сюда. Вот шифр.
– Предусмотрительный ты человек, Анатолий, – усмехнулся Завадский. – Впрочем, я тебя не сужу. Все мы под Богом ходим.
Смагин обернулся за пять минут. Аркадий Савельевич лично пересчитал пачки зеленых купюр и выдал Верещагину расписку.
– Деньги любят счет, Анатолий. Если инкуб останется жив, ты получишь свою долю обратно.
– От этих ребят живым еще никто не уходил, – усмехнулся Борис, присаживаясь к столу. – Давайте выпьем за успех, господа. Чаю! В определенных случаях этот божественный напиток полезней водки. Нам бы только заманить мальчишку в определенное место, а уж там профессионалы сделают из него котлету.
– Мы переночуем у тебя, ты не возражаешь? – спросил Завадский у хозяина дома. – Поздно уже возвращаться в город.
– Буду только рад, – мрачно кивнул Верещагин. – Ты убей его, Аркадий, даже если мне не суждено будет дожить до нашего общего торжества.
– Доживешь! – усмехнулся финансист. – Перемелется – мука будет.
Кобяков навестил Завадского далеко не в самый подходящий момент, но не станешь же гнать из служебного кабинета вице-губернатора, даже если он продал душу нечистой силе. Держался Эдуард Константинович уверенно, несмотря на откровенную нелюбезность хозяина. Аркадий не разговаривал с Кобяковым с глазу на глаз уже довольно давно и при беглом осмотре вынужден был признать, что белобрысый Эдик сильно прибавил в солидности. У него даже начальственное брюшко наметилось, хотя еще месяц назад он сильно смахивал на поджарую гончую, преследующую добычу. Шли Кобякову и очки в золотой оправе, делавшие его курносое лицо более значительным. А ведь прежде он на зрение не жаловался. Скорее всего, «хамелеоны» понадобились ему, что спрятать глаза от излишне наблюдательного собеседника.
– А ты похудел, Аркадий Савельевич, – покачал головой гость. – И с тела спал, и с лица. Вот что значит потерять замечательную кухарку, в смысле дорогую жену. Ваш развод, как я слышал, уже состоялся?
– Допустим, – холодно произнес Завадский. – Тебе какое дело до моих отношений с бывшей женой?
– Зря ты так, Аркадий Савельевич, я ведь с добрым советом к тебе пришел.
– Сатанисты, Эдуард очень плохие советчики для человека, дорожащего своей душой.
– О душе тебе следовало раньше подумать, Завадский, – обиделся Кобяков. – Твоих грехов на добрую сотню человек хватит.
– А я покаюсь, Эдик, – усмехнулся Аркадий.
– Тоже выход, – неожиданно согласился Кобяков. – Монастырь. Пост. Строгий устав. И каждодневные молитвы. Лет эдак за тридцать ты, Завадский, действительно вымолишь прощение. А потом вдруг окажется, что Кирилл Мартынов вовсе не инкуб, а скажем инопланетянин, собирающий деньги на летающую тарелку. Какой пассаж, Аркадий Савельевич. Ты же локти кусать будешь до самой смерти.
– Про летающую тарелку – это шутка?
– А черт его знает, Завадский, – огорченно вздохнул Кобяков. – Зря ты меня в трусости и гнусности подозреваешь, я ведь, прежде чем лечь под инкуба, всадил ему пулю в грудь из карабина.
– И что?
– Ничего. Поднялся, отряхнулся и пошел дальше. Сила за ним есть, Аркадий, это точно. Но о природе этой силы я тебе ничего сказать не могу. Пока не могу. Знаю только, что цели у него нет, или она просто недоступна человеческому разумению.
– Он же на «Осирис» нацелился! – вскипел Завадский, услышав столь очевидную ложь.
– Маленькая поправка, Аркадий, это не он собирался отобрать у нас имущество, а мы у него. Что же мы с тобой будем друг перед другом душой кривить. А за свои личные потери ты Елену Семеновну благодари. Вот кто тебя ненавидит всеми фибрами души. Кирилл же к тебе равнодушен.
– Зачем же он тогда полез в чужие дела?