Инкуб Горъ Василий
– Придумают же такое! – коротко хохотнул Мокшин.
Водитель вызвался было проводить хозяина до квартиры, но Петр Петрович только рукой в его сторону махнул – сам справлюсь. Семен, конечно, человек верный и не болтливый, но лишние уши при сугубо семейных разборках тоже ни к чему. Лифт легко вознес тяжеловесного вице-губернатора на шестой этаж элитного дома, построенного к слову не без помощи Мокшина, выбившего земельный участок у прижимистого мэра. Так что квартира для дочери обошлась Петру Петровичу куда дешевле, чем он ожидал. Но, разумеется, это еще не повод для Светланы отвечать черной неблагодарностью на весомый подарок отца. Развела тут, понимаешь, бордель на дому!
К немалому удивлению Мокшина, дверь в квартиру оказалась открытой. Петр Петрович на секунду задержался у порога, решая звонить или не звонить, но потом решительно шагнул вперед. Раз люди не боятся внезапных вторжений, значит, по идее, должны вести праведную жизнь. И хотя в праведности собственной дочери Мокшин сильно сомневался, он посчитал унизительным для своего достоинства, скрестись в дверь, распахнутую настежь для других.
В гостиной никого не было, хотя телевизор работал. Спальня тоже была пуста. Здесь тоже работал телевизор, с меньшим экраном, но столь же дурацким изображением. Зачем Светлане понадобилось включать сразу оба телевизора, Петр Петрович так и не понял. Мокшин проследовал на кухню, но и там никого не обнаружил. Скорее всего, Светлана отлучилась к соседке, забыв по своей всегдашней безалаберности закрыть входную дверь. Петр Петрович налил в стакан минеральной воды из стоящей на столе бутылки и в задумчивости присел на стул. Шум в коридоре заставил его насторожиться. Кто-то шлепал босыми ногами по полу. Мокшин почувствовал нечто очень похожее на страх. Впрочем, его растерянность продолжалась недолго, он, наконец, сообразил, что хозяйка, скорее всего, принимала душ и теперь вернулась к включенному телевизору. Петр Петрович допил минеральную воду и направился в спальню, тяжело передвигая ноги. Мокшин нисколько не сомневался, что Светлана слышит его шаги, но на всякий случай громко откашлялся, дабы не оказаться в неловком положении. Женщина, стоявшая у трюмо, действительно переодевалась, с этим Мокшин угадал. Но если судить по росту и фигуре, она не могла быть Светланой. Что, однако, не помешало незнакомке нацепить на себя чужие золотые украшения. И тут Петра Петровича осенило – воровка! Зашла в чужую квартиру, зная, что хозяев нет дома, приняла душ, а теперь спокойно выгребает все ценное из чужих закромов. А ведь у Светки одних только золотых украшений на полмиллиона зеленых, не говоря уже о рублях, хранимых в шкатулке на столике.
– Вам помочь? – спросил насмешливо Мокшин у расторопной воровки.
– Спасибо, я сама, – ответила та, увлеченно разглядывая золотой браслет с изумрудами, прежде чем надеть его на запястье.
Петр Петрович в молодости увлекался вольной борьбой. Даже занимал призовые места в соревнованиях для юношей. Былую сноровку он, конечно, потерял, но силы ему на медведя хватило бы, не говоря уже о вороватой бабе. Звать кого-то на помощь Мокшин посчитал для себя унизительным, а сложившаяся ситуация казалась ему почти забавной. Воровка хоть и была уже немолода годами, за тридцать ей, во всяком случае, перевалило, но сохранила вполне пристойную фигуру, которой вице-губернатор невольно залюбовался. Лицо женщины он видел в зеркале. Оно показалось ему неестественно бледным, а в остальном любительница чужого добра держалась с вызывающим спокойствием.
– Вам придется снять с себя все чужое, – спокойно произнес Мокшин, присаживаясь на стул, стоящий у входа. – В этом случае у нас будет шанс договориться.
– С кем имею честь? – холодно спросила женщина.
– Зовите меня Петром Петровичем. Я отец хозяйки квартиры. Вам крупно не повезло сегодня, моя дорогая.
– Наверное, – согласилась женщина. – Вы действительно хотите, чтобы я разделась?
– Я хочу, чтобы вы вернули вещи, принадлежащие моей дочери, – рассердился на чужую наглость Мокшин. – А потом я отвезу вас в милицию, где вы подробно расскажете, как проникли в эту квартиру.
– Вы полагаете, что им будет интересно?
Процесс избавления от чужих вещей затянулся. Воровка так медленно снимала с себя чужие драгоценности, что у Петра Петровича стало лопаться терпение. Зато от платья она избавилась в мгновение ока. Мокшин даже крякнул от удивления, увидев прямо перед собой обнаженное тело.
– Так мы не договоримся? – спокойно спросила незнакомка.
Вице-губернатор воровато оглянулся на входную дверь, мучительно припоминая, запер он ее за собой или нет. Предложение ему высказали двусмысленное, ситуация выглядела рискованной, но не даром же говорится – седина в бороду, а бес в ребро. Мокшин почувствовал, как кровь закипает в жилах и весь напрягся в предвкушении мимолетной интрижки. В конце концов, не отпускать же пойманную добычу просто так, а с этой стервы не убудет.
– Ты не девочка, – произнес он хрипло. – Сама должна сообразить, чем расположить к себе мужчину.
Женщина, наконец, оторвалась от зеркала и повернулась лицом к Мокшину. Большие тугие груди заколыхались у самых его глаз. У вице-губернатора перехватило дыхание. А голос воровки донесся до его ушей словно бы из другого мира.
– Подумай, Петр, у тебя есть шанс уйти отсюда, не коснувшись того, что уже истлело.
– Ты что, угрожаешь мне?! – рассвирепел Мокшин, поднимаясь со стула.
– Предостерегаю, – успела ответить женщина, прежде чем он опрокинул ее на чужую кровать. – И даже, как видишь, сопротивляюсь. Опасно добиваться любви силой, особенно у той, которую зовут Маргарита.
Прежде Мокшину не доводилось насиловать женщин, но в этот раз он даже не пытался совладать с собой. Вот только ощущения его подвели. На миг ему показалось, что он окунулся в ледяную прорубь. А потом его так обдало жаром, что он закричал от неожиданности и ужаса. Петр Петрович вдруг совершенно отчетливо осознал, что летит с ледяной горы в пропасть, прямо в русло огненной реки, готовой облизать его грешное тело. Мокшина встречали. Кто-то страшный уже открыл для него свои объятия, но как раз в этот момент он услышал знакомый голос водителя Семена, потянувшего хозяина наверх из страшного омута:
– Петр Петрович, проснитесь.
Вид у Семена был настолько испуганный, что Мокшину пришлось ткнуть его кулаком в бок, чтобы привести в чувство.
– А я уж думал, что вы того, Петр Петрович… Преставились.
– Думай, что говоришь, – цыкнул на водителя вице-губернатор. – Задремал, что-то.
– Вот я и говорю, – сочувственно вздохнул Семен, отводя глаза в сторону. – Еле-еле вас добудился. Спали как убитый.
Мокшин бросил взгляд на свои спущенные штаны и ужаснулся – черт знает что такое. Немудрено, что простоватый Семен пришел в смущение, застав начальника, лежащего на кровати в совершенно непотребном виде.
– А женщина? – вдруг спохватился Мокшин.
– Не было здесь никого, кроме вас, – покачал головой водитель.
Петр Петрович метнулся к трюмо и вздохнул с облегчением – золото и деньги были на месте. Зато на полу валялись платье и женское белье. Мокшина бросило в пот, и он в изнеможении присел на стул.
– Минералки принеси, – попросил он шофера.
Ничего кроме кофе и воды вице-губернатор сегодня не пил, это он помнил точно. Неужели Ирка подсыпала ему в отместку какой-то гадости. С нее, пожалуй, станется. Не исключено, правда, что она готовила пойло для себя, а Петр Петрович его по неосторожности выпил. Вот ведь повезло Мокшину – связался с наркоманкой! Дятлова следует уволить завтра же, а эту дуру, напичканную дьявольским зельем, послать куда подальше.
– Квартиру запирать будем? – спросил Семен у оклемавшегося хозяина.
– А ключ есть?
– На гвоздике висит.
– Запри, – приказал мстительный Мокшин. – Пусть побегают. В следующий раз будут знать, как оставлять квартиру без присмотра.
Уже перед самым домом Петр Петрович набрал номер телефона Верещагина. Муниципал откликнулся почти сразу, видимо еще не ложился спать.
– Хотел тебя спросить, Анатолий Викторович, как звали мать Кирилла Мартынова?
– Маргарита. А что случилось, Петр Петрович.
– Ничего, – отозвался почти равнодушно Мокшин. – С утра я разберусь, кто разрешил похоронить ее в неположенном месте. А в полдень, если не возражаешь, мы с тобой съездим в Дубосеково.
– Хорошо, Петр Петрович. Как скажешь…
В Дубосеково выехали после полудня, на двух машинах, в сопровождении следователя Страхова и пятерых дюжих молодцов. «Тойота» с охранниками пылила позади, а бронированный «Мерседес» вице-губернатора стремительно катил по загородной трассе, не считаясь с правилами дорожного движения. Мокшин пригласил Верещагина и следователя к себе в машину, но начинать разговор не торопился, обдумывая, видимо, сложившуюся ситуацию.
– Черт знает что такое, – наконец произнес он, прерывая неловкое молчание. – Есть бумага, есть подписи, а концов нет.
– Ты это о чем, Петр Петрович? – удивился Верещагин.
– О разрешении, Анатолий Викторович. Чиновник, который его подписал, уже уволился. По словам главы администрации, у них не было другого выхода. Жители райцентра во главе с батюшкой дружно воспротивились захоронению ведьмы на местном кладбище. А Осипенко, видите ли, не рискнул пойти против народа в столь сомнительном деле. Демократия, понимаешь. Похоронить человека толком не могут.
– И что ты решил, Петр Петрович? – спросил Верещагин.
– Могилу с холма надо убрать, но сделать это следует деликатно, не затронув чувств родственников.
– Инкуб точно будет против, – покачал головой Анатолий Викторович.
– Да что вы все с ума посходили, что ли?! – вскипел Мокшин. – Какие могут быть демоны в наше время!
– Извини, Петр Петрович, к слову пришлось.
– А потом удивляемся, откуда у нас сектанты берутся. Осторожнее надо быть в определениях. Ты мне лучше скажи, Валерий Игоревич, – ваше ведомство может поспособствовать в предотвращении конфликта?
– Разрешение на эксгумацию тела может дать районный прокурор, – с готовностью отозвался Страхов.
– Вот, – поднял палец к потолку салона вице-губернатор. – У следствия возникли сомнения по поводу покойной. Обычное дело, насколько я понимаю?
– Такое случается, – подтвердил Страхов. – Эксперты подтвердят, что женщина, похороненная на Плешивой горке, действительно Маргарита Мартынова, после чего ее останки можно будет упокоить на городском кладбище.
– А я что говорю, – усмехнулся Мокшин. – Создали проблему на пустом месте. Взбудоражили людей. Ох уж эти районные начальники, шагу не могут сделать без нашей помощи.
Высокое начальство в Дубосеково ждали. На въезде в поселок стыли в парадном ряду руководители поселка и районные начальники, а за их спинами глухо роптал народ, взбудораженный грядущими событиями. Мокшин при виде такого скопления людей даже зубами скрипнул:
– Ты посмотри, Анатолий, на этих деревенских олухов! Ведь сказал же им русским языком – без торжественных встреч и народных собраний. Так они нагнали столько милиции, словно в Дубосеково грядет социальная революция. Валерий Игоревич, я тебя прошу, помоги местным ребятам грамотно составить бумаги. А то родственники Мартыновой нас по судам затаскают.
– Сделаю, Петр Петрович, не волнуйтесь. А людям нужно сказать, что мы по поводу леспромхоза приехали.
– Осипенко! – рявкнул Мокшин, не выходя из машины.
Из толпы встречающих мгновенно, словно черт из табакерки, выскочил немолодой человек среднего роста и рысцой потрусил к «Мерседесу». Судя по всему, это и был глава районной администрации, столь не к месту подставивший под бурю народного гнева видного областного руководителя. На курносом лице белобрысого чиновника тревога была написана столь яркими красками, что вице-губернатор даже сплюнул от огорчения.
– Ты зачем митинг собрал, Иван Антонович? – вкрадчивым шепотом спросил у оплошавшего районного главы Мокшин.
– Так ведь, Петр Петрович, мы же копачей искали, – зачастил Осипенко. – Могилу-то вскрывать надо. А эти как с ума посходили. Да тут городских больше, чем деревенских. Сектанты, что с них взять. Они эту ведьму почитают. Я даже батюшку пригласил, чтобы он объяснил им, что к чему.
– А крестный ход ты здесь организовать не пробовал?
– Виноват, Петр Петрович, не догадались, – всплеснул руками Осипенко. – Но мы сейчас все поправим.
– Стоять! – взревел Мокшин. – Это я буду поправлять, а ты будешь слушать и головой кивать. Понял, Осипенко?
– Так точно, понял.
Вице-губернатор неспеша вылез из машины и чинно направился к толпе. Охрана из пяти молодцов окружила Мокшина полукольцом. Верещагин занял место по правую руку от областного чиновника, Осипенко – по левую. Толпа, насчитывающая никак не менее двухсот человек, замерла в напряжении, готовая в любую секунду взорваться громкими криками.
– Ничего вам обещать не могу, дорогие граждане и гражданки, – начал без предисловий Петр Петрович. – Решать в любом случае будут экономисты. Скажут, что разрабатывать выгодно, значит будем разрабатывать. А на нет и суда нет. Вы и сами знаете, что леспромхоз ваш дышит на ладан…
– Так загнулся он уже давно, – поправили вице-губернатора из толпы.
– Вот я и говорю, пусть высокая комиссия сделает окончательные выводы, а уж тогда мы с вами будем думать, что делать дальше. Либо вообще ликвидировать поселок, либо открыть здесь какое-то предприятие. Но в любом случае область вас не бросит.
– А если поселок ликвидируют, то нас куда? – спросил худой длинный мужик из первого ряда. – На кладбище?
– Далось вам это кладбище! – всплеснул руками Мокшин. – Кого-то в районный центр переселим, кого-то – в город. Но всем без исключения будут предоставлены жилье и работа. Однако повторюсь, вопрос этот будет решаться с вашим участием, и только вы сами вправе определить, где вам жить и чем заниматься. А пока призываю вас к терпению, комиссия вынесет вердикт через месяц, вот тогда мы с вами и поговорим. Вопросы будут?
– А как же могила?
– Вы прямо, гражданин, некромант какой-то, – пошутил Петр Петрович. – Рано вам умирать, голубчик, живите сто лет.
В толпе послышался было смех, но тут же оборвался. Похоже, не только дубосековцы, но и городские поклонники убитой целительницы пришли в смятение от пылкой речи областного начальника. От него ждали чего угодно, но только не разговоров о всеми уже забытом леспромхозе. Мокшин еще немного постоял, выражая всем своим видом готовность к диалогу, но вопросов больше не последовало, и разочарованная приезжими начальниками толпа стала потихоньку рассасываться.
– Скажи своим милиционерам, чтобы оцепили курган, но фуражками не светили, – приказал вице-губернатор главе районной администрации.
– Так ведь копачей нет, – почти простонал Осипенко. – Шутка сказать, два трупа на этой могиле. Люди даже днем боятся к ней приближаться.
– Сам будешь копать, – холодно бросил Мокшин. – Развел тут, понимаешь, сатанизм.
– Не доглядели! – почти всхлипнул Осипенко. – Я уже говорю, батюшке…
– Иди, копай, – прорычал на него Мокшин. – Через час все должно быть кончено. И без всяких эксцессов. В первую голову с тебя спрошу, Иван Антонович.
К кургану подъезжали окольной дорогой. Глава поселковой администрации, хитренький неказистый мужичок показывал матерящемуся Семену узкую тропинку, все время норовящую ускользнуть в густые кусты из-под колес грузного «Мерседеса».
– Рессоры поломаем! – стонал Семен. – Это же не танк и не вездеход.
– Может, пройдемся, – предложил вице-губернатору Верещагин. – Отсюда до Плешивой горки рукой подать.
– А ты разве был там? – удивился Мокшин.
– Довелось, – вздохнул Анатолий. – Я даже Маргариту видел, правда, уже мертвой. Мы услышали выстрелы, взбежали на холм, а она там лежит обнаженная и улыбается.
– Улыбается? – почти с ужасом переспросил Мокшин.
– Сектанты обряд какой-то совершали, но у них что-то не сложилось. В общем – доигрались.
– Красивая?
– Так ведь темно было, Петр Петрович, – удивился Верещагин чужой настойчивости. – Да и неловко как-то рассматривать мертвое тело.
– Это правда, – произнес Мокшин потухшим голосом. – Неловко.
– У Страхова в деле есть ее фотография, – вспомнил Анатолий Викторович. – Надо будет спросить.
На вершине кургана копошился народ, точнее районные начальники, мобилизованные Осипенко для нужного дела. Увы, к раскопке могилы они еще не приступили, несмотря на грозные окрики Ивана Антоновича. Подобное промедление могло дорого обойтись незадачливым гробокопателям, ибо к холму уже начали стягиваться люди.
– Это наши, – прошептал на ухо Мокшину поселковый глава. – Вмешиваться они не будут, но и помощи от них не ждите.
– В чем дело? – набросился вице-губернатор на Осипенко. – Почему до сих пор не начали копать?
– Так ведь дождь собирается, Петр Петрович. Может, переждем грозу.
Мокшин взглянул на небо и поморщился. Туча на курган надвигалась нешуточная, но и медлить было нельзя. Вскрытие могилы грозило закончиться всплеском народного гнева, а то и вовсе грандиозной дракой, где высоким начальникам вполне могли намять бока.
– Вот фотография, Петр Петрович, – подошел к вице-губернатору Верещагин.
– Кто это? – тупо уставился Мокшин в знакомое лицо.
– Маргарита Мартынова, – спокойно отозвался Анатолий Викторович. – Покойница.
Петр Петрович с минуту стоял словно парализованный, а потом вдруг ринулся вперед, вырвал из рук Осипенко лопату и закричал страшным голосом:
– Копай!
Штыковая лопата со звоном ударила в камень, лежащий на могиле. Молния ослепила всех, включая Верещагина, в ужасе отшатнувшегося назад. А когда он, наконец, пришел в себя, то увидел почерневшее, словно головешка, лицо Петра Мокшина, ничком лежащего на могиле. Рядом с поверженным телом суетился водитель Семен, повторявший в ужасе:
– Это она!
– Кто она?
Семен протянул Анатолию фотографию и произнес подрагивающими от ужаса губами:
– Новая любовница, Петра Петровича.
Верещагин, вернувшийся из Дубосеково в великом смятении, пил почти сутки напролет, пытаясь заглушить страх, железной рукой схвативший его за горло. К утру он, впрочем, оклемался настолько, что уже мог вполне связно отвечать на вопросы Завадского, пришедшего навестить прихворнувшего человека. Увы, связно, это еще не значит здраво, пояснил финансовый директор руководителю департамента. Сам Аркадий не видел в смерти вице-губернатора Мокшина ничего мистического. Переволновался человек, с кем не бывает. Завадский и сам какое-то время находился на грани сердечного приступа с летальным исходом, но сумел взять себя в руки при помощи валерьянки и прочих медицинских средств.
– А что сказали врачи? – спросил Анатолий, тупо глядя на полупустую бутылку.
– Инфаркт, – пожал плечами Завадский. – Все под Богом ходим. А у Мокшина и прежде сердце пошаливало.
– Семен меня растревожил, – признался Верещагин.
– Испугался человек, – пожал плечами Аркадий. – Вот и понес чушь.
– Но ведь он видел женщину в квартире Кобяковых. По его словам, она буквально растаяла в воздухе.
– Я не исключаю, Анатолий, что Мокшин застал у дочери воровку, а та плеснула в лицо сначала ему, а потом Семену какой-то гадости. Страхов считает, что это вполне возможный вариант развития событий. А все остальное лишь результат умственного перевозбуждения, вызванного стрессовой ситуацией. Жаль, что дело завершить так и не удалось, а к могиле теперь не подступишься.
Хоронили Мокшина с большой помпой. Губернатор Ильин лично возглавил скорбную процессию, состоящую из первых лиц области и представителей федерального центра. Все-таки Петр Петрович Мокшин был слишком крупной фигурой, чтобы его смерть не вызвала общественный резонанс. К сожалению, прошелестевшая по городу волна слухов и домыслов бросила густую тень не только на прошлое покойного, но и затронула здравствующего губернатора. Ильину вменяли в вину связи с подозрительными типами и невразумительную кадровую политику. Именно на похоронах Мокшина Верещагин впервые услышал из чьих-то не слишком влиятельных уст, что почившего Петра Петровича на его многотрудном посту сменит Эдуард Кобяков. Слух показался Анатолию настолько нелепым, что он даже не стал его всерьез обсуждать и, как вскоре выяснилось, зря. Ровно через неделю расторопный Эдуард Константинович занял кабинет умершего тестя. Весть эту Анатолию сообщила оскорбленная в лучших чувствах любовница покойного Ирина Дятлова. Белокурую красавицу прямо-таки трясло от возмущения, и Верещагину пришлось отпаивать ее чаем. Вообще-то Анатолий знал Ирину шапочно, видел несколько раз на сцене местного театра да на официальных приемах. Он никак не мог взять в толк, почему именно к нему элегантная женщина пришла делиться своими проблемами, да ладно бы в служебный кабинет, а то ведь в загородный особняк, где Верещагин обычно прятался от мирских забот. Хорошо еще жены дома не было, иначе странный визит вполне мог бы завершиться семейным скандалом. Ирина Сергеевна траур по любовнику, разумеется, не носила, тем не менее, оделась она с подобающей скорбящей женщине скромностью. Верещагин, отнюдь не чуравшийся особ противоположного пола, оценил не только наряд гостьи, но и ее во многих отношениях примечательную фигуру.
– Мы имеем дело с заговором, Анатолий Викторович, неужели вы этого не понимаете? – с большим напором произнесла Ирина и бросила на хозяина умоляющий взгляд.
Верещагин почувствовал себя витязем, которому в самое ближайшее время предстояло убить дракона. Копье прекрасная дама ему уже вручила, теперь ей следовало указать цель, достойную героя.
– Речь идет о Кирилле Мартынове, – понизила голос почти до шепота Дятлова. – Они соблазнили моего мужа. Николай человек честолюбивый, но слабовольный, когда он узнал о новом назначении Кобякова, то не смог устоять. Они заманили его в свой сатанинский хоровод и надругались над его душой и телом.
– Кто они? – тупо переспросил Верещагин.
– Инкуб и его ведьмы, – охотно прояснила ситуацию Ирина. – Но самое страшное, Анатолий Викторович, что Дятлов после шабаша действительно получил должность, которой так долго добивался. Ильин уже подписал приказ о его назначении.
– А что тут такого странного, – развел руками Верещагин. – Николай Васильевич, насколько я знаю, человек умный, опытный. Его на это место прочили еще до Кобякова.
– Вот именно прочили, – в раздражении вскликнула Дятлова. – Но все время обходили. А ведь Николаю уже почти сорок лет. И вдруг, когда он практически потерял надежду, все свершилось, словно по мановению волшебной палочки. А виной всему эта стерва Светка, она давно вокруг него хвостом крутила, без всякого успеха, кстати говоря. Мне она как-то сказала: я заставлю твоего мужа вымаливать прощение, он еще будет ползать передо мной на коленях. И ведь заставила! Продала душу дьяволу и увела у меня мужа.
– А от меня вы чего хотите, Ирина Сергеевна? – растерянно спросил Верещагин.
– Остановите их, Анатолий Викторович! – патетически воскликнула актриса. – Вы же влиятельный человек, вас давно прочат на место Ильина. На кого же мне еще надеяться, как не на вас? Чтобы отомстить этой наглой стерве, я готова на все. Понимаете, Анатолий, на все.
Верещагин, разумеется, понял, на что готова Ирина Сергеевна, пришедшая к нему вечером за помощью в борьбе с нечистой силой, завладевшей душой ее супруга. Понять Дятлову можно, она потеряла в лице Мокшина высокого покровителя, а тут еще и муж, получивший новую должность, задурил. Перед Ириной замаячил шанс, превратится из светской львицы, перед которой трепетали властные дяди, в заурядную артистку с более чем скромной зарплатой и совершенно ничтожным статусом в губернском обществе. Непонятно только, почему она решила, что именно Верещагин окажется тем простаком, который возьмет одинокую женщину на довольствие и обеспечит ей привычный комфорт.
– Ваш муж подал на развод? – прямо спросил Анатолий.
– Пока нет, – печально вздохнула Дятлова, – но он мне намекнул, что сделает это, если я буду вмешиваться в его дела.
Верещагину почему-то не хотелось затевать интрижку с Ириной Сергеевной. Как-то неловко было обнимать любовницу недавно умершего человека. Возможно, на Анатолия подействовал рассказ водителя Семена о роковой ошибке Петра Петровича. Завадскому легко говорить о воровке, якобы обманувшей с помощью зелья вице-губернатора, но Верещагин никак не мог забыть лицо Мокшина, когда тот увидел женщину на фотографии. Он, безусловно, ее узнал и практически обезумел. А ведь до этого рассуждал вполне здраво. Неужели в квартире Кобяковых действительно нечисто, и Мокшин стал жертвой потусторонних сил? Но это же бред, абсурд. Такого просто не может быть.
– Ваш муж рассказывал, что собой представляет этот, как вы говорите, шабаш?
– Разумеется, нет. Они ведь дают обет молчания. Но картина, в общем-то, ясная. Неофита сначала растлевают телесно, а потом заставляют подписать договор с дьяволом. Кстати, Светлана говорит, что инкуб неравнодушен к вашей жене. Якобы Зоя пока еще держится, но участь ее уже решена.
– В каком смысле решена?
– Кирилл Мартынов с ней переспит, после чего она станет ведьмой, послушной его воле.
– Вы в своем уме, Ирина Сергеевна?
– В своем, Анатолий Викторович, – обиженно отозвалась актриса. – Вы просто боитесь признавать очевидное. Завадский благодаря своей жене уже потерял большую часть имущества, а вы потеряете все. Ждать осталось несколько месяцев. Как только Кириллу Мартынову исполнится восемнадцать лет, вас выставят на улицу без гроша в кармане. Я ведь знаю, о чем вы подумали, Верещагин. Брошенная женщина пришла искать покровительства богатого мужчины. Но ведь вы нищий, Анатолий Викторович, все ваши акции, квартира и даже этот дом записаны на жену. А вашей зарплаты чиновника не хватит даже на то, чтобы накормить меня ужином в ресторане.
– Вы забываетесь, сударыня!
– Это вы впали в спячку, господин Верещагин, – холодно произнесла Дятлова, поднимаясь со стула. – Позвоните мне, когда очнетесь. И помните, покинутая женщина способна на многое, если не на все.
Завадский почти равнодушно взглянул на подсевшего к нему в машину Верещагина, словно не ждал от него ничего существенного. А ведь решалась судьба дела, которому они оба посвятили пятнадцать лет жизни. Неужели Аркадий сдался, пошел на поводу у простаков, верящих в идиотские слухи, распускаемые по городу? Или измена жены так его подкосила, что он признал поражение раньше, чем его положили на лопатки?
– Это ты у нас спортсмен, Анатолий, – усмехнулся финансовый директор. – А я прожженный интриган, которого на бредовую байку не купишь. Чудес вокруг нас много, дорогой друг, но это чудеса в решете. Страхов нашел человека, через которого Мартынов дал взятку Ильину.
– Взятку?
– А что ты удивляешься, Верещагин. Вопрос с Ильиным уже решен, через год он уходит. А человеку надо как-то жить. Говорят так же, что Вячеслав Данилович был неравнодушен к Ирке Дятловой. А эта дура вместо того, чтобы лечь под губернатора, замутила романчик с его замом. Можешь себе представить всю степень разочарования самолюбивого человека. Вот тебе первое чудо, Анатолий Викторович. Второе, по сведениям все того же Валерия Игоревича, обошлось Кириллу Мартынову почти в миллион долларов. Коррупция – это страшное зло, Анатолий, но нечистой силой здесь и не пахнет.
– Откуда у мальчишки столько денег?
– Его мать, Маргарита Мартынова, слыла далеко не бедной женщиной. Но не в ней, конечно, дело. Я тебе не раз уже говорил, что за наследником стоят серьезные люди. Судя по всему, одним нашим «Осирисом» они не ограничатся. Иначе, зачем им расставлять на высокие посты своих людей. Страхов говорит, что и в Следственном комитете, и в самой прокуратуре весьма обеспокоены деятельностью сектантов, но пока не решаются на открытые действия, опасаясь скандала. Что они, собственно, могут предъявить юнцу? Совращение уважаемых матрон и солидных областных чиновников? Но, во-первых, это не запрещено законом, а во-вторых, в это никто не поверит. Как не поверят и во взятку, которую милый мальчик невесть, зачем дал губернатору.
– Так может, он ее и не давал?
– Дал, – твердо заявил Завадский. – Через Семейкина Филиппа Степановича. Ты этого жука знаешь, Анатолий. А познакомил с ним нашего инкуба никто иной, как Томилин, тот самый студент, который якобы по случайности застрелил Маргариту.
– Но это же мелкие сошки? – расстроился Верещагин. – Зачем губернатору с ними связываться?
– Мелкие сошки с миллионом долларов? – усмехнулся Завадский. – Очнись, Анатолий. Сдается мне, что Кирилл просто троянский конь, который нужен только для того, чтобы прикрывать собой расчетливых и умных людей. Кстати, Страхов придерживается того же мнения. Но для того, чтобы увидеть лица наших истинных врагов, мы должны убрать этого патентованного жеребца.
– То есть, как убрать? – насторожился Верещагин.
– Пулей, – спокойно отозвался Завадский. – Можно серебряной, как его матушку. Но, думаю, сойдет и простая. Не велика птица.
До сих пор Анатолию Викторовичу убивать людей не приходилось. Конкуренты у него, конечно, были, врагов тоже хватало, но споры разрешались без крови, благодаря уму и изворотливости Верещагина. Знай Анатолий людей, которые противостоят ему в странной шахматной партии, затеянной невесть кем и непонятно с какими целями, он, конечно, попробовал бы с ним договориться. Но весь ужас как раз в том и состоял, что вести переговоры оказалось не с кем. Все попытки, предпринимаемые как Завадским, так и самим Анатолием Викторовичем, обнаружить кукловодов за спиной смазливой марионетки, заканчивались ничем. Инкуб был на виду, проявляя завидную сексуальную, а теперь уже и политико-экономическую активность, а вот о том, что творилось за его спиной, можно было только гадать.
– А родственники у Кирилла есть? – просил Верещагин.
– Нет, – твердо заявил Завадский. – У Брагинского не было ни братьев, ни сестер, ни родных, ни двоюродных. У Маргариты Мартыновой тоже. Следовательно, инкуб один как перст. Не исключено, конечно, что объявятся очень дальние родственники, но им еще придется доказывать степень своего родства с Валентином Васильевичем. Сроки уже на исходе. Доля Брагинского отойдет государству. А с чиновниками всегда можно договориться.
– Ну что ж, если другого выхода нет, – задумчиво произнес Верещагин, – то нам остается найти исполнителя.
– Исполнитель у меня есть, – спокойно отозвался Завадский. – Этот будет молчать при любом обороте дела.
– Почему?
– Речь идет об охраннике Брагинского, Николае Козинцеве, он работал в нашей фирме, но недавно я его уволил.
– Зачем?
– На всякий случай, – усмехнулся Завадский. – Ему придется заплатить, но особенно тратиться мы на него не будем. У этого парня рыльце в пушку, как ты знаешь. Он активно сотрудничал с инквизиторами, а теперь поработает на нас.
– Ты сам с ним договаривался?
– Нет, поручил это дело Смагину. Боря, конечно, сволочь первостатейная, но тем, как говорится, и ценен.
– А он тебя не продаст?
– Может и продал бы, но некому, – хмыкнул Завадский. – Страхов мне уже намекнул, что правоохранители усердствовать не будут. Этот распутный инкуб изрядно всем надоел. Он полез туда, где чужим делать нечего. Еще не хватало, чтобы какой-то сопляк занимался в области кадровой политикой. Это же святая святых местной элиты. О нем забудут через два дня, можешь мне поверить, Анатолий. Юнец без роду, без племени – кому он нужен?
– А его кукловоды?
– Этим придется либо проявить себя, либо раствориться в воздухе, подобно облачку при порыве ветра.
– Грозы, значит, не будет?
– Нет, Верещагин. Можешь спать спокойно. Ни грома, ни молнии. Я все продумал. На днях мы устроим корпоративный вечер, куда пригласим Кирилла Мартынова. Надо же акционерам и руководителям «Осириса» познакомиться с сыном незабвенного Валентина Брагинского. Я пришлю приглашение Зое, как акционеру, а тебе как гостю. Будет лучше, Анатолий, если мы оба окажемся в этот вечер на людях. Во избежание разного рода слухов.
– А где будет проходить мероприятие?
– В «Парадизе». Ресторан расположен рядом с нашим офисом.
– Я знаю, – усмехнулся Верещагин. – И уж конечно буду. Как гость.
– Почетный гость, – подчеркнул Завадский. – Думаю, в этот вечер все решится. Пожелаем друг другу удачи, Анатолий Викторович.
Смагин почти не волновался за исход дела, порученного ему щедрым заказчиком. Свою часть работы он уже проделал с блеском – доставил орудие производства в нужное место. Теперь черед был за исполнителем, которому надлежало подняться на крышу пятиэтажного дома и занять исходную позицию как раз напротив подъезда, в котором проживал Кирилл Мартынов. До ресторана «Парадиз» от элитного дома было не более двадцати минут езды, однако клиенту следовало взять в расчет вечерние пробки на дорогах. Впрочем, наследник Брагинского мог и опоздать на корпоративную вечеринку, ему это, в сущности, ничем не грозило. Тем не менее, Смагин лично проследил, чтобы исполнитель появился на крыше в нужное время. К счастью, Николай Козинцев оказался на редкость пунктуальным человеком. А в его умении обращаться со снайперской винтовкой Смагин не сомневался. Моральные проблемы Колю тоже не должны были волновать, ибо бывший охранник вполне искренне считал, что его хозяина убил сынок-оборотень. Причем убил подло, из-за угла. Смагин не собирался бороться с чужими суевериями по поводу нечистой силы и охотно согласился заменить в винтовке простые пули на серебряные. Удобную позицию для стрелка Борис выбрал сам. С такого расстояния не промахнулся бы даже начинающий стрелок, а у Козинцева имелся опыт войны в горах, где он не раз смотрел в лицо смерти. Возможно, полученная в ходе боевых действий контузия сказалась, в конце концов, на умственных способностях и психическом здоровье бывшего сержанта. Иначе чем еще объяснить, что он добровольно ввязался в совершенно идиотскую затею доморощенных инквизиторов. По словам того же Козинцева, они убили или изуродовали чуть ли не десяток несчастных наркоманов, которых Маргарита Мартынова вытащила с того света. Тронутый умом Коля считал рабов деловой женщины исчадьями ада, а потому не слишком скорбел по поводу их преждевременной смерти. Смагину ничего другого не оставалось, как только мысленно развести руками и с прискорбием признать, что в головах наших современников вместо мозгов каша, изготовленная по средневековым рецептам создателями голливудских блокбастеров. Немудрено, что их почитатели так и не смогли отличить божий дар от яичницы.
Смагин боялся прозевать вишневую «Хонду», но Кобяковы подъехали к дому своего друга на роскошном «Лексусе», стоившим, надо полагать, немалых денег. Впрочем, статус вице-губернатора обязывал Эдуарда Константиновича держать планку. Он и сам был одет с иголочки, в черный смокинг и ослепительно белую рубашку. Элегантная бабочка довершала наряд преуспевающего человека. Рядом с блистательным мужем Светлана, облаченная в поношенные джинсы и желтую майку, выглядела простой уличной чувырлой, подобранной на улице для сексуальных утех. Судя по всему, дочь покойного Мокшина собиралась переодеться прямо перед выходом к народу, ибо трудно было поверить, что Кобяков позволит своей жене появиться на званом ужине в столь затрапезном наряде. Теперь Борису, расположившемуся на проезжей части, оставалось только дождаться выстрела, дабы доложить своим заказчикам о блестяще завершенной миссии. Отход стрелку должен был обеспечить еще один пособник инквизиторов, Степан Кольцов, болтавшийся где-то в соседнем дворе. По прикидкам Смагина, если бывшие охранники не наломают дров по собственной глупости, то уже через день-два они могут спокойно проматывать полученные денежки в парижских кабаках. Заграничные паспорта имелись у обоих, получены они были еще при Брагинском, так что особых хлопот с отправкой исполнителей у Бориса не будет.
Первым из подъезда вышла Светлана, которую джентльмены вежливо пропустили вперед. Как и предполагал детектив, Кобякова сменила затрапезные джинсы на роскошное вечернее платье. Вот только обута она была не в туфли на шпильках, а в самые обычные кроссовки, что придавало ей откровенно комичный вид. Коротконогая Светлана вынуждена была поддернуть подол великосветского наряда, чтобы не запачкать его о дорожную пыль. Следом за супругой явил себя миру новоиспеченный вице-губернатор Эдуард Кобяков. Он был выше Светланы на полголовы, но значительно уступал в росте черноволосому красавцу, ступившего, наконец, за порог дома. Кирилл отстал от четы Кобяковых, которые как раз в это время усаживались в машину. Момент для выстрела показался Смагину идеальным, он даже чуть пригнулся, ожидая хлопка, но, увы, ничего существенного не произошло. Эдуард и Светлана уже устроились на заднем сидении «Лексуса», Мартынов усаживался на место рядом с шофером, оглядываясь при этом по сторонам. Смагину даже показалось, что инкуб заметил его машину, стоящую на обочине, но ничем не выдал своей тревоги. Настроение у Кирилла, судя по всему, было отличное, он что-то сказал, то ли водителю, то ли своим друзьям, и равнодушно махнул рукой. «Лексус», повинуясь его жесту, почти мгновенно набрал скорость и скрылся с глаз потрясенного детектива. Какое-то время Смагин тупо сидел в своей видавшей виды «Тойоте», вцепившись в руль вспотевшими руками. Неудача оглушила Бориса до такой степени, что на некоторое время он словно бы выпал из реальности и потерял счет времени. Опомнился он в тот миг, когда какой-то ротозей, парковавший свой «Форд» у обочины, едва не въехал в бампер его автомобиля. В любом другом случае, Смагин непременно выскочил бы наружу и обрушил на «чайника» всю силу праведного гнева, благо словарный запас, накопленный за полную превратностей жизнь, позволял ему сделать это с блеском, но сегодня он молча проглотил обиду. Детектив дождался, пока олух царя небесного покинет салон своей машины, и лишь затем выбрался наружу. Борис никак не мог взять в толк, почему сорвалась столь тщательно продуманная операция. Если Козинцева прихватили на крыше, то наверняка поднялся бы шум. Детектив минут пять покрутился по двору, присматриваясь к окружающим, но ничего подозрительного не заметил. Две старушки сидели на лавочке у подъезда и о чем-то мило беседовали. Суровый дядька отчитывал парнишку лет двенадцати, влезшего по глупости в песочницу, предназначенную для малышей. Какой-то мужик средних лет поливал из шланга старенькую «Ладу», которая явно не заслуживала подобной нежной заботы. Словом, мирная, почти идиллическая картина, в которую никак не вписывался Николай Козинцев, который давно уже должен был спуститься с крыши, после постигшей его неудачи. Борис решил рискнуть, благо обстановка к этому располагала. Быстрым шагом озабоченного человека он вошел в подъезд дома и встревоженным соколом взлетел на пятый этаж. Отсюда вела лестница на чердак, а оттуда на крышу. Люк не был заперт, а потому детектив почти без колебаний поднялся наверх. Козинцева он обнаружил на том самом месте, где ему и надлежало быть. Киллер лежал, привалившись плечом к вентиляционной решетке, крепко сжимая в руках снайперскую винтовку. Смерть поразила его столь внезапно, что он даже не успел снять палец со спускового крючка. Смагин обшарил холодеющее тело, но не обнаружил на нем никаких признаков насилия. Ни ударов тяжелым предметом по черепу, ни отверстий от пуль. Козинцев, похоже, просто умер, без всякого вмешательства людей, заинтересованных в таком исходе дела. О потустороннем вмешательстве Борису в эту минуту думать не хотелось. Он вырвал из цепких пальцев бывшего охранника винтовку, быстро разобрал ее привычными к подобной работе руками и аккуратно уложил в футляр для виолончели, лежавший поодаль. Волнение Смагин, естественно испытывал, спускаясь с крыши в подъезд, но куда большим оказалось его недоумение по поводу чужой внезапной смерти, спутавшей все карты расчетливым людям.
Аркадий Завадский лучше своих гостей знал, что нынешней корпоративной вечеринке не дано будет развернуться в светский загул и что финал у нее будет преждевременным и печальным. Что, однако, не помешало ему раскритиковать персонал за медлительность, а поваров за недостаток усердия и профессионализма. Словом, финансовый директор старался вести себя так же, как и всегда, дабы не вызвать даже малейших подозрений у окружающих. В просторный зал он спустился, когда там уже собралось изрядное количество гостей, одетых приличествующим торжественному случаю образом. И надо же было такому случиться, что почти одновременно с Завадским в зале появилась его супруга, облаченная в элегантное зеленое платье. Гости отреагировали на супругов сдержанным гулом, перерастающим в тревожный шепоток по мере того как Елена Семеновна продвигалась навстречу мужу. Аркадий Савельевич приветствовал жену самой обворожительной из своих улыбок, давая понять тем самым всем заинтересованным лицам, что скандала, которого они так ждут, не будет. Супруги встретились на средине зала, отметив столь знаменательное событие обменом любезностями. Губы Елены Семеновны скользнули по гладко выбритой щеке Аркадия Савельевича, а тот в свою очередь вежливо склонился над ее рукой. Эта сцена, по расчетам Завадского, должна была успокоить сплетников и придать началу мероприятия торжественный вид. Шепоток, однако, становился все громче, а кое-где по углам слышались даже удивленные возгласы и смешки. Аркадий Савельевич хоть и не сразу, но сообразил, что внимание присутствующих сосредоточенно на платье его супруги, глухом спереди, но зато сильно декольтированном сзади. Завадский оценил наряд Елены Семеновны только тогда, когда, вежливо пропустил ее вперед на одно из самых почетных мест в зале. Конечно, обнаженная спина и разрез сбоку до самого бедра не могли бы ввести в смущение никого из присутствующий, но, к сожалению, портной зрелой красавицы слишком увлекся ее бесспорно выдающимися формами и завершил декольте гораздо ниже, чем ему надлежало быть, оставив попку Елены Семеновны открытой едва ли не на половину. Во всяком случае, черный паучок, о котором в последнее время столько говорили, не пожелал прятаться под дорогим щелком и предпочел явить себя заинтересованным зрителям во всем блеске. Завадский с огромным трудом сдержал ругательство, рвущееся из самого нутра, и доиграл до конца взятую на себя роль любезного кавалера. К сожалению, Елена Семеновна не пожелала присесть за столик, а стала прохаживаться среди гостей с бокалом в руке, демонстрируя всем желающим достоинства своей фигуры. Публика отнеслась к столь откровенному дефиле настороженно. Большинство гостей посчитало наряд Завадской откровенно неприличным и даже вызывающим.
– Это же надо до такого додуматься, – шепнула Верещагину Ирина Дятлова. – Явится на светский раут с голым задом, словно макака из зоопарка.
К слову сказать, наряд самой Ирины, тоже не отличался скромностью, и стоящий с ней рядом Анатолий Викторович все время опасался, что легкий щелк не удержит вздымающиеся в волнении груди его соседки, и они вывалятся из глубокого выреза на потеху всем окружающим. Справедливости ради следует заметить, что тыл Дятловой был прикрыт наглухо не только мужем, но и материей. Новый начальник управления, несмотря на дурные слухи, распространявшиеся о нем по городу, держался на удивление скромно, ничем не выдавая своей возможной причастности к скандальному культу. Правда, Николай Васильевич приложился к ручке Елены Семеновны, едва ли не единственный из всех присутствующих мужчин, но Верещагин, в отличие от Ирины, посчитал это всего лишь данью вежливости.
– Одного не могу понять, зачем им понадобился мой давно уже ощипанный индюк, если и способный на подвиги, то отнюдь не сексуальные, – продолжала злобствовать Ирина. – Кофе, что ли, некому в постель подать? Лакей из Николая действительно получился бы отменный.
Верещагин нервничал. Он ждал, быть может, самого важного в своей жизни известия, но детектив Смагин почему-то не спешил порадовать своих нанимателей. Гости практически уже собрались, но к столам пока не спешили, ожидая знака от финансового директора фирмы. Все-таки подавляюще большинство присутствующих составляли сотрудники «Осириса», очень хорошо знавшие свое место во властной иерархии. Одно дело выказать презрение оплошавшей Елене Семеновне, почти уже бывшей супруге Завадского, и совсем другое рассердить самого Аркадия Савельевича, слывшего хотя и справедливым, но очень строгим руководителем. Появление Эдуарда Кобякова разрядило обстановку. Вице-губернатор прежде всего приложился к ручке Елены Семеновны, похоже, высокого чиновника не смутил ни наряд Завадской, ни ее новый незавидный статус разведенки. Он так долго расточал комплименты жене, что совершенно забыл о ее муже, терпеливо ждавшем, когда, наконец, Кобяков снизойдет до хозяина бала. Поведение Эдуарда поставило в тупик, как представителей чиновного мира, так и сотрудников фирмы «Осирис», которые никак не могли взять в толк, какому столпу ныне надлежит кланяться. С какой это стати нищая Елена Семеновна совершенно затмила своего вальяжного мужа в глазах далеко не последних в области людей.
– Вы меня разочаровали, Анатолий Викторович, – прошипела раненной гадюкой Ирина. – Я полагала, что имею в вашем лице дело с мужчиной, а не с марионеткой.
– Цыплят по осени считают, – процедил сквозь зубы Верещагин и отошел к Завадскому, сиротливо стоящему на возвышении, предназначенному для особо важных гостей. На Аркадии Савельевиче лица не было, похоже он старался и никак не мог переварить очевидный успех жены.
– Супруга опять тебя обошла, Аркадий, – бросил компаньону Верещагин.
– Не в Елене дело, – поморщился Завадский. – Мне только что звонил Смагин и сказал, что дело сорвалось.
– То есть, как сорвалось?! – вскипел Верещагин.
– Откуда мне знать, – огрызнулся Завадский. – Разговор был телефонным, большего Борис просто не рискнул поведать. Обещал объяснить все позже.
– А кому нужны его объяснения, – скрипнул зубами Анатолий. – Я хочу знать, где инкуб.
– В дверях, – печально вздохнул Завадский. – Вместе с твоей женой.
Зоя не собиралась на вечеринку, но в последний момент, видимо, передумала. Верещагин, безусловно, готов был ей простить свойственное всем женщинам непостоянство, но только в том случае, если бы она выбрала для поездки в «Парадиз» другого кавалера. Инкуб казался воистину неотразимым в своем черном смокинге. Он улыбался всем дамам сразу и каждой по отдельности. При виде его ликующего лица Анатолия Викторовича передернуло от отвращения, и он не сразу обратил внимание, что кроме Зои инкуба сопровождает еще Светлана. Причем обе дамы облачены в абсолютно одинаковые зеленые платья, очень похожие на наряд Елены Семеновны, столь шокировавший почтенную публику.
– Хотела бы я взглянуть на их задницы, – громко произнесла Ирина Дятлова, вновь оказавшаяся в шаге от Верещагина.
– Зачем? – тупо удивился Анатолий Викторович.
– А ты не догадываешься, милый, – засмеялась Ирина. – Странно. А ведь тебе очень идут рога.
Поскольку Завадский медлил со знаками внимания высокопоставленным гостям, его место распорядителя занял Кобяков. Именно Эдуард проводил инкуба и его дам на возвышение. Причем их проход по залу поверг в изумление не только гостей, но и обслуживающий персонал. Когда одна дама приходит на светский раут в экстравагантном наряде, это еще можно списать на дурной вкус, но когда таких дам оказывается целых три, то это уже вызов общественному мнению. Верещагин тупо рассматривал черного паучка на левой ягодице своей жены и никак не мог взять толк, как эта скромница, краснеющая даже в семейной постели при слишком резком движении мужа, решилась явиться в неподобающем виде на всеобщее позорище. Занятый своими мыслями Анатолий, прозевал момент, когда расторопный Кобяков начал представлять сотрудников фирмы будущему главному акционеру. Толпа, собравшаяся вокруг подиума, была настолько плотной, что Верещагин не сумел разглядеть, что же там происходит вокруг инкуба и преданных ему ведьм.
– Целование рук, – подсказала ему Ирина Сергеевна, успевшая выскользнуть из толпы. – Хорошо хоть не задниц. Первым как всегда был мой Дятлов, а потом и другие последовали его примеру.
– Я полагал, что руки принято целовать только женщинам, – холодно бросил Верещагин.
– Подданные присягают на верность новому монарху, – усмехнулась Дятлова. – Это так патетично. Я едва не прослезилась. На вашем месте, я бы последовала общему порыву, дабы сохранить расположение хозяина.
– А что тебе мешает сделать это на своем? – спросил Аркадий.
– Ненависть, – спокойно отозвалась Ирина и тут же резко обернулась к мужчинам: – Почему вы до сих пор не убили его?
– Странный вопрос, сударыня, – мягко улыбнулся Завадский. – Я бы даже сказал провокационный.
– Не доверяешь? – вспыхнула актриса. – Ну, тогда смотри, ничтожество.
Ирина неожиданно вздернула подол вечернего платья и явила растерявшимся компаньонам девственно чистые ягодицы. От столь неожиданного демарша Аркадий Савельевич даже икнул, а Анатолий Викторович смущенно отвернулся.
– Хорошо, – сказал опомнившийся Завадский. – Мы верим тебе, Ирина. Но ты должна нас понять…
– Я вас пойму, Аркадий, и даже встану в ваши ряды, если вы столь же откровенно явите мне собственную непорочность.