Инкуб Горъ Василий

– Если этот гад жив, – донесся до Завадского голос Кныша, – то он сейчас там, под плитою.

Годунов раскрыл планшет, достал из него свой знаменитый блокнот и начал что-то подсчитывать, доводя своим спокойствием Завадского до белого каленья.

– По моим прикидкам в этом месте расположен бассейн, – спокойно произнес подполковник. – Бетона для него, судя по всему, не пожалели. Закладывайте взрывчатку. Подъемного крана у нас нет.

– Будет сделано, – бодро отозвался Кныш. – Темновато только.

– Подгоните машину, – распорядился Годунов. – И поторапливайтесь, ребята. Через пятнадцать минут мы должны покинуть поселок. Где Хвост?

Хвост, контролировавший соседнюю усадьбу, на вызов начальника не откликнулся. Обеспокоенный Годунов отправил к нему человека, который почему-то замешкался с докладом. Зато во двор усадьбы въехал «Бентли» Завадского с долгожданными пассажирами. Боря Смагин смотрелся бледной поганкой, а Верещагин похож был на негра из-за крови, запекшийся на лице.

– Это не его кровь, – выдохнул детектив. – Боже мой, Аркадий, это конец. Это Апокалипсис, о котором тебя предупреждал Кобяков. Мы разбудили зверя, и теперь он идет по нашим следам.

– Заткнись! – коротко бросил Смагину подполковник и, повернувшись к водителю, спросил: – Что с нашими?

– Костлявый убит ножом в сердце, у всех остальных порваны глотки, словно на них напала целая свора диких псов.

Водитель, облаченный в комуфляж омоновца, старался говорить спокойно, но голос его при этом предательски дрожал. У Аркадия Савельевича остатки волос на голове зашевелились и встали дыбом. Он вдруг ощутил волны ненависти, надвигающиеся на него из темноты. Враги наступал со всех сторон, а у Завадского не хватало ни сил, ни мужества, чтобы им противостоять. А тут еще Боря Смагин со своими идиотскими причитаниями по поводу оживших ведьм:

– Светка была мертвая, клянусь. Она сидела голая за столом с прострелянной головой. Я сам видел дырку у нее на лбу. Костлявый, остававшийся в гостиной, подошел к ней и тронул за плечо. Не знаю, что ему почудилось, но у Светки вдруг начал раздуваться живот, она словно забеременела у нас на глазах. Я стоял сбоку, в трех шагах от нее и видел, как брюхо свисает у нее между колен – отвратительное зрелище! А тут еще Бугай, возившийся с другой ведьмой на лестнице, вдруг захлюпал горлом и стал валиться навзничь. Костлявый вскинул автомат, и тут мертвая Светка вдруг ожила, схватила со стола нож и всадила его в грудь своего убийцы. Потом они обе стали обрастать шерстью, Аркадий. Я не мог на это смотреть! У меня пистолет заклинило! А из подвала неслись вопли и волчий вой. Я не выдержал, Завадский, слышишь, я бросился бежать, но ноги не держали. Добежал до кустов и рухнул, как подкошенный.

– Успокойся, Боря, тебе почудилось, – пролепетал Аркадий Савельевич, пытаясь оторвать от себя Самгина, вцепившегося руками в его плечи.

– Нам почудилось, Верещагин, слышишь! – взвыл детектив. – Почудилось! Да вы тут все с ума посходили!

Годунов быстро шагнул к Смагину и нанес ему короткий удар под вдох. Боря икнул и стал медленно оседать на асфальт. И в это мгновение прогремел еще один взрыв. Завадский с Верещагиным присели от неожиданности, а Годунов даже глазом не моргнул. Отстранив водителя, подполковник пошел к развалинам. Завадский засеменил следом, потеряв в темноте один из шлепанцев. Плиту отбросило прочь, и заинтересованному взгляду открылся четырехугольник, заполненный водой. И посреди этого черного квадрата болталось мертвое тело.

– Свет, – крикнул Годунов и почти вырвал из рук расторопного Кныша фонарик. Шестеро мужчин в камуфляже и один в халате склонились над трупом поверженного врага. Кирилл Мартынов был мертв. В этом у Завадского не было никаких сомнений. Три липовых омоновца прыгнули в воду, которая доходила им разве что до пояса.

– Принимайте, – прохрипел Кныш, подтаскивая неподвижное тело к бортику.

Шесть рук толкали труп снизу, еще шесть тянули его вверх. Мартынов оказался не слишком тяжел, во всяком случае, ражие и хорошо сложенные ликвидаторы выволокли его из развалин дома без труда.

– Кто у нас специалист по разделке? – спросил Годунов, тяжело переводя дух.

– Топор нужен, – сказал Кныш, деловито вытирая мокрые руки о куртку соседа.

– В багажнике, – торопливо подсказал Завадский, на всякий случай отступая назад.

И в это мгновение раздался волчий вой. Тело лежащего на земле юнца вдруг дрогнуло, повергнув наблюдателей в шок. Оцепенение продолжалось всего несколько мгновений, но инкубу этого оказалось достаточно, чтобы ударами ног повергнуть наземь двух своих ближайших противников. Еще через секунду он уже твердо стоял на земле. Годунов вскинул автомат, но выстрелить не успел. Инкуб вырвал грозное оружие из рук подполковника и ударом приклада снес полчерепа противнику, наседавшему слева. Стрелял он не целясь, но без труда уложил Кныша, замешкавшегося у машины. Завадского спасло только то, что он сразу рухнул в воронку, черневшую посреди двора, и притворился убитым. А над его головой звучали автоматные очереди и предсмертные хрипы людей. Под рукой у Годунова было более десятка хорошо обученных бойцов, и они сейчас дружно поливали свинцовым дождем очнувшегося инкуба.

– Гранатометы к бою! – услышал Завадский голос подполковника Годунова, а вслед за этим прогремели подряд три взрыва.

– Он уходит, уходит! Волчара поганый!

Аркадий Савельевич то ли не выдержал пытки неизвестностью, то ли совсем потерял разум от переживаний, но, во всяком случае, он подполз к краю воронки и высунул голову наружу. Во дворе творился ад кромешный. Новенький «Бентли», изрешеченный пулями, пятился назад к воротам, но его водитель никак не мог вписаться в спасительный проем, то и дело натыкаясь бампером на железный столб. Подполковник, стоя на одном колене, целился в кого-то из гранатомета, но выстрелить не успел. Огромная волчица буквально рухнула на него сверху, повергнув бравого вояку в прах. Второй прыжок волчицы стоил жизни еще одному бойцу, который упал на вздыбленный асфальт в пяти метрах от обомлевшего Аркадия. К павшему на помощь бросился товарищ, но это движение оказалось последним в его жизни. Вынырнувший из мрака инкуб свернул смельчаку шею. В руках у инкуба вновь оказался автомат, и он длинной очередью опрокинул наземь двух оппонентов, опрометью бежавших к воротам. Третий, кажется, это был Годунов, успел на ходу запрыгнуть в салон «Бентли», отыскавшего, наконец, выход из ада. Завадский медленно сполз вниз, дабы не привлечь случайно внимание инкуба, застывшего на краю воронки. Финансисту показалось, что миновала уже целая вечность, но, скорее всего, схватка в усадьбе Брагинского длилась не более пяти минут. Вой милицейских сирен вывел Аркадия Савельевича из забытья, в которое он впал от переживаний, а громкий начальственный мат вернул ему дар речи. Завадский был обнаружен двумя расторопными сержантами и извлечен на свет божий под торжествующие крики милицейского наряда. Видимо, сообщение о нападении на элитный поселок подняло на ноги все областное и городское начальство, поскольку прежде Аркадий видел такое количество людей в мундирах только на парадах. Кроме милиции и ОМОНа на место происшествия пригнали и военных, числом никак не меньше батальона. Делать этим людям оказалась совершенно нечего, поскольку виновники безобразий уже успели скрыться, а потому козлом отпущения решили сделать немолодого дядьку в халате и шлепанце. Аркадию Савельевичу отвесили несколько чувствительных оплеух по физиономии и два раза наградили пинком под зад. Протесты Завадского возымели действие только после того, как его опознал сам Синицын, начальник областного управления милиции, прибывший к месту погрома в последних рядах.

– Аркадий Савельевич, ты ли это? – крякнул от удивления милицейский босс, глядя на перепачканного грязью финансиста. – Как ты сюда попал?

– Я здесь живу, – возопил избитый Завадский. – Точнее, не здесь, а в соседнем доме. Услышал взрыв и прибежал.

– Зачем? – удивился чужой опрометчивости Синицын.

– Я думал, что рванул баллон с газом, но подполковник Хлестов сказал, что это дело рук террористов.

– Какой еще Хлестов?

– Омоновец, – соврал Завадский, не моргнув глазом.

– Нет у меня в управлении таких подполковников, – рассердился генерал. – Ты что-то путаешь, Аркадий Семенович.

– Извини, Михаил Валерьевич, у меня голова кругом идет, – заохал Завадский. – Тут такая стрельба потом началась, что любой бы на моем месте впал в беспамятство. Да ты сам все видишь. Мне бы сейчас грамм двести коньяка выпить, да отойти от всей этой кутерьмы. А потом допрашивайте. Все, что видел, расскажу. Я человек честный, мне от властей таить нечего.

– Проводите пострадавшего в дом, – распорядился грозный начальник. – О ходе расследования докладывать мне лично. Совсем от рук отбились, сукины сыны!

Остаток ночи Верещагин провел в квартире Бори Смагина, в компании подполковника Годунова и единственного уцелевшего его бойца по прозвищу Зуб. Ящик водки, захваченный попутно в ближайшем магазине, пустел с угрожающей быстротой, а участники недавно отгремевшей битвы никак не могли обрести утерянное равновесие. Забылся Анатолий перед самым рассветом, а проснулся ближе к полудню с гудящей головой и пустотой в сердце. Рядом стонал Смагин. Верещагин толкнул его кулаком в бок и побрел на кухню в надежде раздобыть хотя бы малую толику спиртного для поправки здоровья. Годунов, глыбой нависший над столом, молча налил ему в граненый стакан сто грамм водки. Анатолий выпил лекарство залпом и обессиленно рухнул на стоящий рядом стул.

– Подсчитываешь потери? – спросил он подполковника, продолжавшего, как ни в чем не бывало, чиркать шариковой ручкой в своем блокноте.

– Семь человек были убиты из огнестрельного оружия, двоих зарезали ножами, а у семерых разодраны глотки, – задумчиво произнес Годунов. – Инкуб и его ведьмы не пострадали.

– Сильвер пристрелил вице-губернатора, – подсказал Верещагин.

– Прямо скажем, хреновый расклад, – вздохнул подполковник. – После таких провалов командира группы отправляют в запас, а генералов – на пенсию. Правда, у нас есть оправдание – нечистая сила!

– Ты лучше подумай, как будешь оправдываться перед судом, Владислав Сергеевич, – горько усмехнулся Верещагин.

– До суда еще дожить надо, Анатолий Викторович, – покачал головой Годунов. – Решающая битва нами проиграна, но мирный договор мы еще не подписали.

– Думаешь, он нас в покое не оставит? – спросил упавшим голос Борис Смагин, возникший похмельным страдальцем в дверях кухни.

Годунов посчитал вопрос риторическим и отвечать на него не стал. Опухший от впечатлений и пьянства детектив потянулся к бутылке, но с задачей не справился, и Верещагину пришлось наполнить Боре стакан.

– Аркадий Савельевич звонил, – спокойно продолжал Годунов. – Звал в офис на совещание.

– Не поеду, – взревел раненным зверем Смагин. – Пошел он со своим инкубом куда подальше.

– Я бы на твоем месте, Боря, умерил пыл, – холодно заметил Годунов. – За тобой числится похищение человека и участие в двух убийствах. Прежде чем ложиться на дно, надо по возможности замести следы. Задача понятна?

– Так точно, – ответил за всех ликвидатор Зуб.

Аркадий Савельевич был чисто выбрит и одет с иголочки. Бурная ночь почти не оставила следов на его внешности, если, конечно, не считать подрагивающих рук и боли в пояснице. Впрочем, к последней неприятности инкуб не имел никакого отношения. Давали о себе знать побои, полученные от родной милиции. Завадский обменялся рукопожатиями с гостями и, морщась, присел на стул.

– Убитых уже убрали, – произнес он глухо. – Милиция сейчас пытается установить их личности.

– Это вряд ли, – покачал головой Годунов. – Большинство из моих людей давно уже жили под чужими паспортами. Никаких бумаг на задание они, естественно, не брали. Даже если кого-то из них опознают, то я останусь вне подозрений. На службе наши пути не пересекались.

– Значит, со стороны правоохранительных органов нам ничего не угрожает, – подвел итог обсуждению Завадский. – Разве что, пригласят как свидетелей. Кстати, следствие по делу о взрыве особняка Брагинского ведет Страхов Валерий Игоревич. Что же до происшествия в моем бывшем доме, то оно расследуется отдельно.

– Почему? – удивился Верещагин.

– В милиции и прокуратуре не усмотрели связи между двумя этими преступлениями, – пожал плечами Завадский. – Им, как говорится, видней. Кстати, моя бывшая супруга и нынешняя владелица усадьбы уже успела выразить протест городским и областным властям по поводу бесчинств, творящихся в элитном поселке «Рябово». В ответ мэр города Полосухин заверил взволнованную общественность, что меры уже приняты – у охранной фирмы «Цербер», взявшейся обеспечивать порядок на вышеназванном объекте, отобрана лицензия. Сейчас «церберов» трясут правоохранительные органы. Меня тоже допрашивали. Я сказал, что в особняке обычно находился сторож, но в ту ночь он отпросился по своим делам. За особняком присматривал я сам, но ничего подозрительного до взрыва не заметил. Верещагину следует зайти к Страхову и объяснить, как и почему он оказался на месте взрыва. Тебя, Анатолий Викторович опознал кто-то из наших соседей. Не думаю, что следователь будет слишком усердствовать, да и отговорка есть, поскольку ты живешь не так уж далеко от усадьбы Брагинского. Имя Смагина пока не упоминалось, но если кто-то из охранников его назовет, то ты, Боря, сошлись на меня. Мол, заночевал у Завадского. Я подтвержу. Что касается Хлестова, выдававшего себя за омоновца, то кроме примет самого общего характера у правоохранителей ничего на него нет. Все-таки форма обезличивает человека. Да и темно было.

– Остается инкуб, – глухо проговорил Верещагин.

– Пока с этой стороны все тихо, – развел руками Завадский. – Возможно, у следователя имеются о Кирилле кое-какие сведения, но при мне Страхов о нем даже не упоминал.

– И не упомянет, – зло проговорил Анатолий. – Если мы сами не поставим вопрос о Мартынове ребром.

– Ты с ума сошел! – возмутился Завадский.

– Нет, Аркадий, он прав, – неожиданно поддержал Верещагина детектив Смагин. – Своими силами нам с монстром не совладать. Пусть им соответствующие структуры занимаются. Пора вывести этого молодца на чистую воду.

– Я скажу, что видел Мартынова в доме Завадской в ночь убийства, – спокойно произнес Анатолий Викторович. – Кстати, мои слова вполне могут подтвердить охранники. Он ведь действительно был в ту ночь в поселке.

– Мы сильно рискуем, – с сомнением покачал головой Аркадий Савельевич.

– В данном случае риск оправдан, – возразил ему Годунов. – У инкуба сразу же появится куча забот, что надолго отвлечет его от мыслей о мести.

– Хорошо, Анатолий, – поморщился Завадский. – Попробуй.

Следователь Страхов встретил ценного свидетеля с улыбкой на устах и настороженностью во взоре. Валерий Игоревич от природы отличался цепким умом, а кроме того обладал эксклюзивной информацией, позволявшей ему делать далеко идущие выводы. С вице-мэром он держался вежливо, но без угодливости, да и давнее знакомство позволяло ему выбрать верный тон в разговоре с высокопоставленным чиновником.

– Я бы сам к вам пришел, Анатолий Викторович, но раз вы уже здесь, то давайте обсудим ночное происшествие.

– Давайте обсудим, – согласился Верещагин, присаживаясь на предложенный стул. – Тем более что мне есть о чем с вами поговорить. Более того я готов сделать важное заявление по поводу смерти одного ответственного лица.

– Слушаю вас, – склонил голову к бумагам следователь, выражая тем самым готовность сохранить для потомства все мысли Анатолия Викторовича.

– Вчера в доме Завадских проходила вечеринка, – начал с главного Верещагин. – Среди гостей были вице-губернатор Кобяков с супругой и Кирилл Мартынов с незнакомой мне женщиной.

– Вы говорите это с чужих слов, Анатолий Викторович, или вы видели их собственными глазами?

– Я заходил к Елене Семеновне в девять часов вечера. Застолье в доме только начиналось.

– Видите ли, Анатолий Викторович, я расследую дело о взрыве дома Брагинского, происшествием в усадьбе Завадских занимается Владимир Семенович Синцов, вы, вероятно, его знаете.

– Дело в том, что я видел Мартынова на развалинах особняка с автоматом Калашникова в руках. Где-то примерно в час ночи. Это он стрелял в тех несчастных.

– Вы уверены, Анатолий Викторович? – с нажимом спросил Страхов. – В темноте и суматохе нетрудно было ошибиться.

– Я требую, чтобы вы занесли мои слова в протокол, Игорь Валерьевич, – холодно бросил Верещагин.

– Уже занес, – кивнул следователь. – Но насколько я понимаю, у вас есть своя версия этого преступления.

– Есть, – не стал спорить Верещагин. – Кирилл Мартынов является любовником Светланы Кобяковой, о чем знают все, включая ее мужа. Эдуард ревновал свою жену и решил устранить соблазнителя. Видимо, именно он нанял тех людей, которые сначала напали на Мартынова в доме Завадской, а потом преследовали его до усадьбы Брагинского. Кирилл попытался укрыться в доме своего отца, но безуспешно. Преследователи взорвали особняк, и Мартынову пришлось вести с ними нешуточный бой. Не исключаю, что юноша знал о готовящемся на него покушении и привел с собой в поселок целую свору псов-людоедов, с помощью которых сумел отразить нападение. Что касается Кобякова, то он был убит еще в доме Завадской, во время вспыхнувшей ссоры между ним и Мартыновым.

– Великолепная версия, Анатолий Викторович, – вздохнул Страхов, откладывая ручку в сторону. – Она объясняет почти все в этой запутанной истории. Я тотчас доложил бы о ней начальству, если бы не одна маленькая нестыковочка – Эдуард Константинович Кобяков жив и уже выразил свое недовольство действиями правоохранительных органов, не сумевших предотвратить ряд тяжких преступлений, повлекших за собой человеческие жертвы.

– Кобяков жив! – не сумел сдержать вице-мэр крика удивления. – Но я же собственными глазами…

Верещагин осекся, сообразив, что в запале сказал лишнее. Страхов сделал вид, что не заметил очевидного ляпа. В скромно обставленном кабинете следователя воцарилось тягостное молчание. Анатолий Викторович с трудом переваривал только что полученную информацию. Неужели у Сильвера дрогнула рука, и он не попал в ползающего по полу Эдика? Или он пожалел вице-губернатора? И то, и другое предположение выглядело абсурдным, учитывая послужной список ближайшего подручного подполковника Годунова. Ответ напрашивался сам собой, но Верещагин не хотел признаваться себе в этом даже в мыслях.

– Охранники фирмы «Цербер», дежурившие на выезде из поселка, подтвердили, что Завадская и ее гости покинули Рябово в десять часов вечера. Они даже предъявили книгу, где была сделана запись. Сама Елена Семеновна заявила, что провела ночь у Кобяковых. Мы ее показания не проверяли, но в этом, я думаю, нет необходимости.

– Почему? – насупился Верещагин.

– Потому что о вашей версии, Анатолий Викторович, не узнает никто, – Страхов взял со стола исписанный лист и, порвав его на мелкие кусочки, бросил в урну. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Нет, – глухо отозвался Верещагин.

– Давайте в таком случае запишем в протоколе, что вы прибежали к дому Брагинского, услышав взрыв, но надолго там не задержались и покинули место происшествия сразу же после прибытия пожарных. Вы посчитали, что взорвался газ, скопившийся в доме в отсутствие хозяев. Потом замыкание в проводке, искра и взрыв.

– Очень хорошая версия, – криво усмехнулся Анатолий. – Остается только один маленький вопрос – откуда взялись покойники в усадьбе Брагинского, да еще в столь немалом числе?

– Закономерный вопрос, – кивнул Страхов. – Я уже сутки ломаю над ним голову.

– Хотите докопаться до истины? – спросил Верещагин.

– Нет, – вздохнул следователь. – У меня другая задача – спихнуть это дело в архив, не доводя до суда.

– Вы откровенны, Валерий Игоревич.

– Я же разговариваю не с обывателем, а с вице-мэром, – пожал плечами Страхов. – У меня приказ, Анатолий Викторович, и я не собираюсь его нарушать. Разумеется, у вас хватит властного ресурса, чтобы отстранить меня от дела. Скажу сразу, я буду вам за это очень благодарен. Но мне почему-то кажется, господин Верещагин, что вы меньше всех заинтересованы в честном и непредвзятом расследовании дела.

– Тебе правильно кажется, – неожиданно даже для себя произнес Верещагин. – И ты, Валера, знаешь почему. Я был среди тех, кто попытался уничтожить инкуба, но это, конечно, не для протокола.

– Об этом догадываются многие во властных структурах, Анатолий Викторович. Однако не торопятся вступать в борьбу со злом.

– Бояться?

– И это тоже, – не стал спорить Страхов. – Но главное в другом – он хорошо платит. Гораздо щедрее, чем вы.

– Тебе он тоже заплатил?

– В моем положении, Анатолий, опасно быть белой вороной. Смертельно опасно. Убрать меня могут не только инкубы, но и свои. Извини, но это все, что я могу тебе сказать. Уезжай Верещагин куда-нибудь подальше – из города, из области, из страны. Если этот тип приговорил тебя к смерти, то никто здесь пальцем не пошевелит, чтобы тебе помочь. Своя рубашка ближе к телу.

Верещагин вернулся домой только под вечер. В гостиной горел свет, что его насторожило, но не остановило. После разговора со следователем Страховым на него навалилась апатия. В сущности, Анатолию было уже все равно, убьют его сейчас или это случиться немного погодя. Однако он предпочел бы, чтобы его пристрелил грабитель, забравшийся в дом в отсутствие хозяина. Смерть от волчьих клыков почему-то казалась ему ужасной. Увидев Завадского, сидящего в кресле с фолиантом в руках, Анатолий разочарованно вздохнул и чуть шевельнул пальцами в знак приветствия. Верещагину очень хотелось кофе, и он жадными глазами уставился на дымящуюся чашку, стоящую поодаль от гостя.

– Кофе на плите, – ответил на незаданный вопрос Аркадий, не отрывая глаз от потрепанной книги.

Анатолию пришло в голову, что этот особняк, стоивший ему немалых средств и усилий, лучше всего продать. Иначе ему никогда не удастся избавиться от связанных с ним печальных воспоминаний. Вот только продавать придется по дешевке, ибо элитный поселок «Рябово» с недавних пор пользуется очень плохой репутацией у потенциальных покупателей.

Кофе оказался на редкость крепким, и Верещагин почти пожалел, что не ограничился в этот вечер чаем. Вторую бессонную ночь его истрепанный передрягами организм мог и не выдержать. Впрочем, сейчас это не имело ровным счетом никакого значения.

– Абракадабра какая-то, – воскликнул Завадский и отложил в сторону книгу.

– Детектив?

– Магические заклятья, – усмехнулся Аркадий Савельевич. – С их помощью Ирина Дятлова собирается покорить сердце то ли самого Люцифера, то ли Осириса, повелителя подземного царства.

– Психопатка, – поставил диагноз хорошей знакомой Верещагин, не отрываясь от дивана.

– Просто ревнивая женщина, – не согласился гость. – К тому же она актриса, не привыкшая прощать другим успех не только на сцене, но и в жизни. И вдруг ее, красавицу и любимицу публики, обходит соперница, которую Дятлова все это время в грош не ставила. Да еще как обходит – на вороных. Что остается делать самолюбивой красавице, никогда не знавшей поражений? Правильно, Анатолий, – отомстить!

– Каким образом? – заинтересовался Верещагин, отхлебывая кофе.

– Найти покровителя более могущественного, чем тот, который помогает ее сопернице.

– Ей нужен настоящий папа инкуба! – догадался Анатолий. – Но это же бред.

– Не спорю, – пожал плечами Завадский. – Однако кто-то же породил монстра, перещелкавшего словно гнилые орехи крутых парней подполковника Годунова.

Логика в рассуждениях Дятловой, как это ни странно, имелась. Правда, от нее сильно попахивало психиатрической лечебницей, но в сложившейся ситуации по иному просто не могло быть. Конечно, можно и дальше утешать себя мыслью, что Кирилл Мартынов талантливый экстрасенс, ловкий авантюрист, морочащий людям головы, но этот самообман уже разнесен на куски вставшей на дыбы реальностью, и у Верещагина хватило смелости признать очевидное. Инкуб оказался самым что ни на есть настоящим, способным не только наводить морок на людей, но и превращать их в своих рабов как в мире этом, так и в мире том. Анатолий боялся нечистой силы, чего там греха таить, но страх был не того накала, чтобы окончательно потерять разум. Увы, человек привыкает ко всему, и то, что еще вчера казалось абсурдным и невозможным, сегодня превращается в обыденность.

– Я тут, на досуге, прослушал еще раз откровения нашего друга, Виталия Васильевича Брагинского. Помнишь, Анатолий, то место, где он рассказывает о зачатии инкуба. Похоже, в нем действительно участвовал третий. И этот третий наделил Кирилла Мартынова демонической силой. Кстати, кое что от этой силы перепало и самому Брагинскому. Из почти разорившегося мелкого лавочника он превратился в одного из самых богатых в нашем отечестве людей. А мог бы добиться большего, если бы его не оседлали инквизиторы и не заставили плясать под свою дудку. О Маргарите Мартыновой я даже не говорю. Гадалка превратилась в ведьму, чью бурную деятельность не смогла остановить даже смерть.

– Ты к чему это клонишь, Аркадий? – насторожился Верещагин.

– Сегодня я разговаривал с Семеном, водителем Мокшина, – проигнорировал вопрос Завадский. – Мужик он простой, даже глуповатый. Однако он утверждает, что Петр Петрович вступил-таки в сексуальную связь с покойницей, которая, по утверждению Семена, смотрелась как живая. Конечный результат тебе известен. Не знаю, кем стал на том свете вице-губернатор Мокшин, но путь его в нашем мире был завершен.

– Хочешь сказать, что меня ждет та же участь? – процедил сквозь зубы Верещагин.

– Я не могу исключить этого, Анатолий, – понизил голос почти до шепота Завадский. – Твое видение не было белой горячкой, как мы думали тогда. Впрочем, ты об этом, наверное, уже сам догадался. Рано или поздно, Зоя придет к тебе еще раз, и ты не сможешь ей отказать.

– И что ты предлагаешь мне взамен?

– Я предлагаю тебе вступить в брак с Ириной Дятловой в рамках того самого обряда, который прошел Брагинский. Не торопись с отказом, Анатолий. Я бы и сам пошел с ней под венец, но я женат и мой бракоразводный процесс еще не завершился. Конечно, мог бы рискнуть Годунов, он человек отчаянный, но у него та же проблема – жена и штамп в паспорте.

– Если мне не изменяет память, то Ирина тоже не свободна от брачных обязательств.

– Ладно, Анатолий, – вздохнул Завадский, – признаюсь честно – я просто боюсь. Быть шафером на сатанинской свадьбе, это еще куда ни шло, но роль жениха в подобной мистерии не для меня. А у тебя изначально выбор небогатый – либо спать с покойницей, либо с психопаткой. Но если в первом случае у тебя практически не остается шансов на жизнь, то связь с Ириной открывает тебе пусть и туманные, но перспективы.

– Спасибо за заботу, Аркадий, – криво усмехнулся Верещагин. – Одного только не могу понять, почему ты решил, что подобный брак вообще возможен. У тебя есть связи в адских сферах?

– У меня нет, – честно признался Завадский. – Свои надежды мы возлагаем на инквизиторшу Дробышеву. Она знает, где находится капище, давшее Валентину Брагинскому путевку в новую жизнь.

– Дробышева будет молчать.

– Она скажет все, Анатолий, – сверкнул глазами финансист. – Мы не собираемся с ней церемониться. Впрочем, это не твоя забота. Годунов взял предсвадебные хлопоты на себя. От тебя мне нужно только согласие. Я тебя не тороплю, Верещагин, но ты, надо полагать, и сам понимаешь, что времени у нас в обрез.

– Я подумаю, Аркадий.

– Может, ты до поры поживешь у меня? – предложил Завадский.

– А что это изменит, – пожал плечами Верещагин. – Или у тебя есть заклятье, оберегающее от нечистой силы?

– Пока нет, – поморщился Завадский. – Но я очень надеюсь, что добуду его. С твоей, естественно, помощью, Анатолий.

Гость ушел, прихватив магическую книгу, а Верещагин остался со своими страхами и робкой надеждой на благополучный исход. Почти полчаса он тупо пялился в экран, пока ему не пришло в голову, что телевизор можно включить. Анатолий дотянулся до пульта и ткнул в первую попавшуюся кнопку. Вице-губернатор Кобяков излагал свой взгляд на работу правоохранительных структур в области. По его словам, последние события в поселке «Рябово» показали, что в деятельности милиции и прокуратуры имеются существенные недоработки. Однако общий тон выступления Эдуарда Константиновича оказался оптимистичным. А его вера в торжество справедливости и правопорядка – несокрушимой. У Верещагина появилось острое и почти непреодолимое желание плюнуть в самодовольную рожу сатаниста, но, к сожалению, его демарш мог оскорбить всего лишь забугорный телевизор, а уж никак не вице-губернатора, довольного жизнью и самим собой. Именно из уст Кобякова Анатолий узнал, что особняк Брагинского, скорее всего, взорвали бомжи, устроившие в нем что-то вроде общежития. При этом недобрым словом было упомянуто руководства ЗАО «Осирис», не обеспечившее должный присмотр за собственностью покойного шефа и тем самым нанесшее немалый ущерб его наследникам. Верещагину ничего другого не оставалось, как только поздравить следователя Страхова с успешным разрешением задачи, поставленной перед ним мудрыми руководителями. Что касается мэра и губернатора, то оба просто промолчали по поводу проблемы, показавшейся им непосильной. И в этот момент, сидя перед телевизором, Верещагин вдруг четко осознал, что спасение утопающих есть дело рук самих утопающих, и что в этом городе просто некому хлопотать о его душе. Анатолий волен распорядиться ею так, как пожелает. А поскольку путь Кобякова для него уже заказан, то остается только принять предложение другого соблазнителя, Завадского, и пройти указанной им дорогой до конца. Верещагин набрал нужный номер и, услышав бархатный баритон Аркадия, произнес раздельно:

– Передай Ирине, что я согласен.

Приняв сомнительное во многом решение, Анатолий успокоился неожиданно даже для себя. Его вдруг неудержимо потянуло в сон, не смотря на кофе, выпитый в немалом количестве. Верещагин поднялся на второй этаж и прошел в кабинет, где не появлялся уже целую неделю. На письменном столе царил обычный беспорядок, но Анатолию лень стало перебирать бумаги. Мелькнувшую было мысль о завещании, он отбросил за ненадобностью. Все его имущество в любом случае доставалось сыну от первого брака, которого он не видел почти десять лет. Верещагину вдруг пришло в голову, что алименты с него перестали высчитывать более года назад, следовательно, сыну уже стукнуло девятнадцать. А ведь Анатолий не только не поздравил отпрыска со знаменательной датой, но и вообще почти забыл о его существовании. Первый свой брак Верещагин считал во всех отношениях неудачным, знай, он в то время, что сулит ему брак второй, возможно, не стал бы торопиться с разводом. Впрочем, теперь уже поздно было о чем-то сожалеть. Случилось то, что случилось. Верещагин отбросил ручку и порвал лист бумаги, на котором, впрочем, не успел написать ни единой буквы. Он покинул кабинет без сожаления и решительно толкнул дверь спальни. Свет ночника, тусклый и неживой, освещал семейное ложе, на котором лежала женщина, жизненный путь которой в этом мире прервался более недели назад не без помощи Анатолия Викторовича. Взгляд Зои, блуждавший по потолку, упал на оцепеневшего Верещагина, бесцветные губы раздвинулись, обнажив белые как пена зубы. Рукоять ножа в этот раз торчала у нее из груди, хотя Анатолий точно помнил, что наносил удар в спину.

– Так удобнее, – спокойно отозвалась Зоя. – Я думаю, ты не будешь возражать.

– Мне все равно, – с трудом выдавил Анатолий, с ужасом глядя на обнаженное тело жены.

– Иди ко мне, любимый, – ласково проворковала Зоя, раздвигая ноги. – Тебе сюда.

Верещагин сделал машинально шаг вперед и тут же замер, словно прилип к полу. Холодный пот медленно стекал по лицу Анатолия, но, вопреки ужасу, пронизывающему его от макушки до пят, он вдруг испытал острое желание. Его неудержимо влекло к покойнице, призывно шевелившей бедрами в предвкушении сладостного мига соития. Ноздри Зои раздувались от нетерпения, лицо перекосило от сладостной муки, а живот стал раздуваться прямо на глазах потрясенного Верещагина. Анатолий вдруг почувствовал исходившее от Зои зловоние и остановился в шаге от ложа.

– Я сейчас, – произнес он подрагивающими губами. – Сейчас. Только душ приму.

Верещагин почти скатился по лестнице, двумя прыжками миновал холл и ринулся в гараж, где стояла «Ауди». Машина завелась с пол-оборота, к большому облегчению владельца. Он ринулся к щитку, давя сразу на все кнопки. Голос Зои, зовущей его к себе, не переставая звучал в ушах беглеца. Анатолий с трудом пересилил желание вернуться. Из гаража он вылетел на огромной скорости и с трудом вписался в ворота. Мысли путались в его голове, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы поприветствовать охрану, притормозившую его на выезде из поселка. Зато на трассе он дал себе волю, «Ауди» неудержимо понеслась вперед, к желанной свободе.

– Не гони, Анатолий, – услышал он за спиной спокойный голос. – Наше счастье не за горами.

Верещагин в ужасе оглянулся на женщину, сидевшую на заднем сидении автомобиля. Зоя была одета в то самое платье, в котором садилась за руль его бумера в роковой для себя день. Она кивнула на свой выпирающий живот и произнесла с улыбкой:

– Он так и не успел родиться, Анатолий. Помешала твоя поспешность и моя непредвиденная смерть.

Верещагин скрипнул зубами и ударил по тормозам. Увы, взнуздать взбесившийся автомобиль ему не удалось. «Ауди» на полном ходу врезалась в притормозившую фуру, в одно мгновение лишив полного сил человека надежды на спасение и будущую счастливую жизнь.

Завадский узнал о смерти Верещагина от Валерия Страхова, приехавшего в его офис перед обедом. Следователь был как всегда подтянут, выбрит и надушен. Словом, являл собой тип человека, преуспевающего на избранном поприще. В укор ему Аркадий Савельевич поставил бы разве что сероватый цвет лица и неуверенность, читавшуюся в глазах.

– С ним была женщина, – произнес глухо следователь. – На третьем месяце беременности, как определили эксперты.

– Может, подвозил кого-то, – испуганно охнул Завадский.

– Ее лицо осталось нетронутым, она вообще мало пострадала, – поморщился как от зубной боли Валерий Игоревич. – Верещагина я опознал с трудом, а она лежала на столе словно живая. Это была Зоя, Аркадий Савельевич, в этом у меня нет никаких сомнений. Я сделал несколько фотографий. Можете взглянуть.

– Нет, – в ужасе взмахнул руками Завадский. – Не надо. А впрочем… Оставь фотографии, Валерий. Я посмотрю. Потом… Когда-нибудь…

Аркадий Савельевич откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Мысли путались. Собственно, их не было вообще. Не считать же мыслями тот ужас, который поселился, похоже, навечно в голове и сердце некогда преуспевающего бизнесмена.

– Но почему?! – произнес он, наконец, со стоном. – Почему это случилось со мной, Валера? Почему это случилось с Верещагиным? Ведь мы ничем не хуже других! Откуда он взялся, этот инкуб, на нашу голову.

– Спроси что-нибудь полегче, Аркадий Савельевич, – вздохнул Страхов. – А потом – не спеши завидовать другим, еще неизвестно, какой ад они носят в своих душах.

– По виду не скажешь, – горько усмехнулся Завадский.

– Ты тоже хорошо выглядишь, Аркадий. Хоть в рекламу тебя помещай – преуспевающий бизнесмен в час своего триумфа.

– И что мне, по-твоему, делать, Валера?

– Сходи в церковь, Завадский, – посоветовал Страхов. – Я со своей стороны могу предложить тебе только тюрьму.

– Остроумно, – согласился Аркадий. – У тебя есть еще новости, Валера?

– Пока нет, – сказал следователь, поднимаясь с места. – Но я сразу тебе сообщу, как только они появятся. Думаю, ждать не придется.

Завадский недолго пребывал в прострации, не прошло и пятнадцати минут, как он уже мчался в поселок «Рябово» к единственному, пожалуй, человеку, который мог ему помочь в эту минуту. Аркадий Савельевич уже не сомневался, что инкуб перешел в наступление. И что Верещагин первая, но далеко не последняя жертва, проглоченная ненасытным исчадьем ада. Въехав во двор арендованной усадьбы, Завадский бросил взгляд на соседний участок и обомлел. Там, где еще вчера были развалины, ныне красовалась огромная клумба, сплошь утыканная цветами. Кто убрал покореженные стены и засыпал чудовищную воронку, он понятия не имел, а потому предположил, что все это дело рук инкуба. К счастью, в этот раз он ошибся, чудо сотворили городские власти, усилиями самых обычных работников по обустройству садов и парков. Об этом сообщила потрясенному Аркадию Савельевичу Ирина Дятлова, распоряжавшаяся в чужом особняке вполне по-хозяйски. Впрочем, Завадский не собирался предъявлять ей по поводу самоуправства никаких претензий. Дом Стрельцова он не считал своим, и даже если бы полковник предложил забрать его даром, он бы наотрез отказался. О смерти Верещагина Ирина и Годунов уже знали благодаря усилиям журналистов с местного телевидения, успевших не только побывать на месте аварии, но и предложить публике некую версию по поводу целой эпидемии смертей, обрушившихся на многострадальную область. Речь шла о пресловутой борьбе за власть, точнее за место губернатора, освобождающееся после отставки Ильина. Разумеется, ушлые журналисты ничего не говорили прямо, просто предлагали обывателям самим подумать, почему ушли из жизни один за другим два наиболее вероятных кандидата на заветное кресло. А главное – кто будет следующим в этом скорбном ряду? О женщине, погибшей вместе с Верещагиным, телевидение пока помалкивало, из чего Завадский заключил, что в дело вмешались высокие инстанции, не пожелавшие пропустить чертовщину из мира реального в мир виртуальный.

– Придется задействовать Смагина, – сказала озабоченная Ирина, ставя перед Завадским чашечку с кофе.

– Боря не согласится, – покачал головой Аркадий Савельевич.

– А кто его спрашивать будет, – ощерился Годунов. – Накачаем наркотиками и доставим в капище в лучшем виде.

– Осталось только выяснить, где это капище находится? – вопросительно глянул Завадский на своих подручных.

– В Дубосеково, – усмехнулся Годунов. – Есть там заброшенная шахта, где во время войны добывали уголь. Потом месторождение признали бесперспективным и разработки бросили. Дробышева утверждает, что из шахты ведет туннель в подземный храм, построенный в незапамятные времена. Именно в этом древнем вертепе и был зачат Кирилл Мартынов.

– А старуха ничего не перепутала?

– Не думаю, – холодно бросил Годунов. – Мы выдавили из нее все, что только возможно.

– Я умоляю, Владислав, – сложил руки на груди Завадский, – без подробностей. Я и так практически не сплю по ночам.

– Ладно, – согласился подполковник. – Что с тебя взять, чистоплюй. Но, надеюсь, наш договор остается в силе?

– Какие в этом могут быть сомнения, – обиделся Завадский. – Миллион лежит в сейфе и будет передан тебе сразу же по завершению дела.

– Думаю, тебе интересно будет узнать, Завадский, что Дробышева доводится покойной Мартыновой родной сестрой, – проговорила с улыбкой Дятлова. – А ты называешь меня завистливой. Вот она истинная зависть, под личиной набожного смирения. Эта стерва до того ненавидела свою сестру, что готова была убить не только Маргариту, но и рожденное ею потомство. Мария всего на пять лет старше Маргариты, однако та еще в пятнадцать лет увела у нее жениха. Просто взяла и переспала с ним. После этого романтичный юноша разлюбил свою невесту Машу и прикипел телом к распутной Маргоше. Впрочем, счастья ему столь откровенное легкомыслие не принесло. Ведьма отравила своего жениха.

– Это ты о Маргарите?

– Это я о Марии, – возразила Ирина. – Страсть к убийству у набожной дамы в крови.

– Семейка, однако, – вздохнул ошарашенный чужими страстями Завадский.

– Пустяки, – махнула рукой Дятлова. – Меня затащили в постель в четырнадцать лет. В пятнадцать я сделала первый аборт. Вам мужчинам этого не понять. Я хочу отомстить всем, кто меня обидел. И я своего добьюсь, Завадский, чего бы мне это не стоило.

– Я никогда не доверял женщинам, Аркадий, – покачал головой Годунов. – А теперь окончательно разочаровался в них.

– Можно подумать, что мужчины лучше.

– О мужчинах, Ирочка, даже речи нет, – вздохнул подполковник. – На их счет у меня не было никаких иллюзий.

– Когда? – оборвал бесполезный разговор Завадский.

– Завтра ночью, – отозвалась Ирина.

– А почему не сегодня?

– Такие браки заключаются только в полнолуние. Во всяком случае, так утверждает старая карга.

– Ну что ж, – не стал спорить Аркадий Савельевич, – подарим нашему другу Боре еще одну спокойную ночь. Быть может, последнюю в его жизни.

Смагин остановил машину без всякой задней мысли – просто среагировал на призывный жест. Гуманистом по природе Борис Вячеславович себя не считал, но женщин, случалось, подвозил, причем бесплатно, без претензий на их плоть и кошелек. Правда, среди его пассажирок порой попадались особы, считавшие своим долгом отблагодарить холостого полного сил мужчину. Смагин не считал зазорным воспользоваться бабьим расположением, но неизменно пресекал все попытки дам, надолго воспользоваться его гостеприимством. Жизнь одинокого холостяка еще не приелась Борису, расставшемуся со своей половиной пять лет тому назад. Впрочем, брак их был недолгим и, к счастью, бездетным. Детектив решил целиком посвятить себя избранной профессии, которая, увы, не оправдала его надежд. Казалась бы верный и денежный заказ, полученный от солидного клиента, едва не утянул Смагина на дно глубокого и черного омута. Борис удержался на плаву только благодаря своему мужеству и удачному стечению обстоятельств. Со вчерашнего дня он твердо решил никогда больше не влезать в дела с сомнительным исходом, а в будущем подыскать себе пусть и менее доходную, но куда более безопасную профессию.

– Вы верите в ведьм? – спросил детектив у случайной пассажирки, как только та разместилась на переднем сидении его «Форда».

– Это что, намек? – кокетливо улыбнулась ему незнакомка.

Смагин опытным глазом оценил женщину. Лет тридцать, не больше. Красавицей он ей не назвал бы, но лицо приятное и улыбчивое. Фигура выше всякий похвал – как раз в его вкусе. Борис терпеть не мог худосочных девочек, плоских как школьная доска. Идеалом детектива были полногрудые матроны с широкими бедрами и обширным задом. Сдержанные, но без комплексов. Готовые принять мужчину таким, каков он есть, не предъявляя к нему чрезмерных претензий.

– Помилуйте, сударыня, я даже в мыслях не держал ничего подобного.

– Неудачный брак? – словно бы мимоходом полюбопытствовала пассажирка.

– Увы, – усмехнулся Смагин. – Вы на редкость проницательны.

– Не обольщайтесь на мой счет, – засмеялась незнакомка. – Любая женщина с первого взгляда отличит женатого мужчину от холостого.

– Неужели с первого? – притворно удивился Смагин. – Зато мужчины, к сожалению, такими способностями не обладают. Я прямо-таки теряюсь в догадках на ваш счет. Извините, я не представился – Борис.

– Екатерина. Можно Катя. Разведена.

– Не знаю, выразить ли вам сочувствие по этому поводу или поздравить.

– Поздравьте, – коротко бросила женщина и отвернулась к окну, ясно давая понять, что разговор о несостоявшейся семейной жизни ей неприятен.

– Извините, заболтался, – вздохнул Смагин. – Профессия, видимо, сказывается. Я ведь частный детектив.

– Серьезно! – встрепенулась Екатерина. – Как интересно. Погони, перестрелки, ночные клубы, шикарные женщины.

– Ревнивые мужья, неверные жены, строптивые детишки, наркоманы, проститутки, притоны и прочая дребедень, – в тон ей отозвался Борис.

– Все равно завидую, – не согласилась с ним романтически настроенная пассажирка. – Наверняка ведь есть что вспомнить и о чем рассказать.

– Пожалуй, – не стал спорить Смагин. – А вы свободны сегодня вечером? Хочу вас пригласить в ресторан.

– Вот так сразу?

– Помилуйте, Екатерина, что же в этом плохого. Столовые уже закрыты, а я сегодня не ужинал. Не откажите одинокому человеку. Когда еще мне выпадет счастье, угостить красивую женщину конфетами и вином.

– Вы рыцарь, Борис, – улыбнулась пассажирка. – А вдруг я захочу большего?

– Коньяк, омары, суп из черепахи – все к вашим услугам, благородная дама. Ланселот Озерный сегодня при деньгах.

Ужин в ресторане закончился именно тем, чем ему и положено заканчиваться – постелью. Смагин привез захмелевшую даму домой с твердым обещанием напоить кофе. И пока он возился на кухне, Екатерина принимала душ. Впрочем, процедура омовения не затянулась, и расторопная дама успела постелить рыцарю постель, раньше, чем тот закончил все приготовления. Когда Смагин в халате и с подносом в руках вошел в спальню, то увидел свою новую знакомую, лежащей на кровати во всей природной красе. То есть полностью обнаженной и готовой принять в свои объятия истосковавшегося по женским ласкам мужчину. Борис с большой заинтересованность оглядел тело партнерши и пришел к приятному для себя выводу, что не ошибся на ее счет.

– У вас довольно приличный замок, сэр Ланселот, – ласково улыбнулась хозяину гостья. – Это наследственное владение или вы отбили его у огнедышащего дракона?

– Я уличил в неверности жену одного графа, – усмехнулся Смагин, ставя поднос на столик. – И тот отвалил мне мешок золота.