Инкуб Горъ Василий

– Как измельчали рыцари, – ужаснулась Екатерина. – Надеюсь, с копьем-то у тебя все в порядке?

Нож сверкнул в ее руке в тот самый момент, когда отзвучал последний аккорд любовной симфонии, и два тела, мужское и женское, готовились расстаться на короткий срок. Выучка, полученная когда-то в молодости, и в этот раз спасла Смагину жизнь – он успел перехватить женскую руку и почти сломать ее в локте. Екатерина дернулась, пытаясь вырваться из мужских объятий, но вместо этого сама насадила себя на лезвие. Во всяком случае, так хотелось думать Борису, когда он вдруг осознал, что рыцарь Ланселот отправил на тот свет прекрасную даму, не сказав ей последнего прости. Рукоять ножа, в виде изготовившегося к прыжку волка нелепо торчала под левой грудью Екатерины, повергая Смагина в трепет и панику. Борис подхватился с постели и тупо уставился на кровавое пятно, расплывающееся по простыни вокруг тела в сущности незнакомой ему женщины. Детектива била нервная дрожь и, чтобы хоть как-то совладать с нервами, он залпом осушил обе чашечки еще не остывшего кофе. Далеко не сразу, но до Бориса все-таки дошло, что орудие, которым его собирались убить, очень похоже на нож, вонзившийся в сердце Костлявого, когда тот склонился над телом Светланы Кобяковой. И в тот же миг Смагина осенила еще одна догадка. Он метнулся к сейфу, с трудом подбирая дрожащими пальцами цифры. Замок сухо щелкнул, дверца открылась, и Борис извлек из секретного хранилища целую папку фотографий. Сомнений у него не осталось, в постели лежала женщина, которую его помощники зафиксировали у дома профессора Попеляева в тот самый миг, когда туда подъехал Эдуард Кобяков. Он даже вспомнил имя предполагаемой убийцы психиатра – Екатерина Сабурова, четвертая, а может быть и первая жертва, соблазненная инкубом.

– Поздравляю, Боря, – произнес вслух детектив. – Ты убил ведьму.

Это происшествие следовало осмыслить, переварить воспаленным алкоголем мозгом, а потому Смагин, накинув халат на голое тело, отправился на кухню за коньяком. Двести грамм если и не вернули Борису хорошее настроение, все-таки позволили избавиться от противной дрожи в конечностях. Он наконец-то смог рассуждать здраво. И эти здравые рассуждения привели детектива к очевидному выводу – его хотели убить, причем с самого начала. Однако Екатерина, редкостная, судя по всему, стерва, решила, что убийство не помеха сексуальным развлечениям. Но, видимо, она слишком расслабилась в мужских объятьях, и ей не хватило концентрации для быстрого и точного удара. Все остальное – трагическая случайность. Пытаясь спасти свою жизнь, Смагин неосторожно завернул руку женщины, что и привело к печальному исходу. Перед собой Борис оправдался без особых умственных усилий, ему оставалось совсем ничего – убедить в своей невиновности присяжных. Задача, прямо скажем, непосильная не только для косноязычного детектива, но даже для самого красноречивого адвоката. В случайное убийство не поверит никто. Прокуратура будет настаивать на припадке ревности или даже на коварстве подсудимого, заманившего в силки случайную жертву. В худшем случае Смагина, признают маньяком, в лучшем – психопатом, не отвечающим за свои действия. Версию о нечистой силе, устроившей охоту за праведным Борисом, ни прокуратура, ни суд, ни даже адвокаты рассматривать не будут. Просто потому, что в уголовном кодексе Российской Федерации нет статьи, защищающей мирных обывателей от коварства ведьм. А значит, перед Смагиным сейчас стоит только одна задача, побыстрее избавиться от трупа и замести по возможности следы преступления. Какая жалость, что Борис повел эту женщину в ресторан, вместо того, чтобы сразу тащить к себе на квартиру. Слишком много людей видели их вместе, следовательно, ему придется не просто вывезти труп из города, но и закопать в тихом укромном месте. Смагин пожалел о том, что использовал коньяк вместо валерьянки. Не дай Бог, гаишники проявят ненужную активность и тогда невольному убийце никогда не выскользнуть из западни, подстроенной мстительным инкубом. Борис прошел в гостиную и стал поспешно одеваться. Промедление в его случае было смерти подобно. Предстояло сделать самое трудное – вынести из квартиры тело женщины, к слову далеко не хрупкой. Время приближалось к трем часам по полуночи. В эту пору на лестнице и во дворе можно наткнуться либо на пьяных идиотов, либо на влюбленную парочку, однако есть надежда, что те и другие не обратят внимания на мужика с тяжелой ношей на плече. Смагин вышел на балкон и огляделся. Двор был пуст. От подъезда до «Форда», мирно стоящего неподалеку от детской площадки, каких-нибудь двадцать метров. Это расстояние он способен проделать за считанные секунды. Тело следует погрузить на заднее сидение, ибо в багажник оно, скорее всего, не войдет. Ну и самое главное – не суетиться на трассе. Не привлекать к себе внимание скучающих гаишников. И тогда все будет хорошо.

– Лопата! – вдруг вспомнил Смагин.

Не руками же ему, в самом деле, землю копать. Борис полез на антресоли и достал оттуда саперную лопатку в чехле – незаменимый инструмент на охоте и рыбалке. О пистолете он вспомнил в самый последний момент, на пороге спальни. Пистолет и две запасные обоймы к нему лежали в сейфе. Стараясь не смотреть на покойницу, Смагин проследовал к стальному ящику, извлек оттуда кобуру и привычным движением застегнул ее подмышкой. Запасные обоймы он решил не брать – не на войну же собрался. Теперь Смагину предстояло самое трудное, завернуть труп в ковер. Борис подошел к ложу и замер, словно громом пораженный. Женщины не было, она исчезла, испарилась, словно никогда не переступала порога смагинской квартиры, зато на ее месте лежал юноша, почти мальчик, из груди которого торчала рукоять скифского ножа. Детектив опознал жертву с первого взгляда. Гомосек и трансвестит, замученный в подвале стрельцовского особняка и зарытый словно падаль где-то на свалке, вдруг каким-то непостижимым образом оказался в постели детектива, никогда не имевшего склонности к сексуальным извращениям. Смагин почувствовал почти непреодолимую слабость в ногах и со стоном опустился прямо на пол. Он потерял себя во времени и пространстве, а потому не сразу услышал сначала звонок в дверь, а потом глухие удары. Кто-то откровенно ломился в его квартиру, не желая считаться ни с хозяином, ни с соседями, отдыхающими после трудового дня.

– Откройте, Смагин, это милиция! Слышите! Мы знаем, что вы дома.

На принятие решение у Бориса оставалось всего несколько минут. Он был опытным человеком и очень хорошо знал, что ждет его там, за дверью. В мире, словно бы в насмешку, прозванным реальным. Но у Смагина имелся и другой выход, противоположный тому, в который сейчас ломились доблестные правоохранители. Борис достал из кобуры пистолет, сунул холодный ствол в рот и нажал на спусковой крючок в тот самый момент, когда люди в мятых мундирах переступили порог его спальни.

Завадский уже привык к потерям. И потрясла его не столько смерть Смагина, сколько сопутствующие ей обстоятельства. Конечно, пресса могла и дальше смаковать подробности скандального происшествия, строя догадки по поводу взаимоотношения двух мужчин. Договорились уже до того, что Борис Вячеславович, к слову, не выносивший гомосексуалистов, убил из ревности своего любовника, а потом застрелился сам, не в силах перенести потери. К слову, правоохранительные органы склонялись к этому же варианту, несмотря на кое-какие нестыковочки. Самой существенной из которых была разница в двое суток между смертью Александра Чибирева и самоубийством Бориса Смагина. Кстати, свидетели дружно показывали, что детектив вернулся домой в сопровождении женщины, которая и по возрасту и по внешнему виду никак не походила на трансвестита. Впрочем, следствие не собиралось предавать значение этим показаниям. В конце концов, оба трупа были налицо, имелась и устраивающая всех версия, чего спрашивается огород городить на пустом месте, если дело о гомосексуалистах, повздоривших между собой, само просится в архив.

– Я же сам этого гаденыша закапывал на опушке, – прошипел потрясенный Зуб. – Может, у него был брат близнец, такой же гомик как и тот?

– Привет от инкуба, – криво усмехнулся Годунов, глядя на Завадского покрасневшими от перепоя и недосыпа глазами. – Интересно, что он приготовил для нас с тобой, Аркадий? С фантазией у этого сукиного сына все в полном порядке.

– Не хочу, – вдруг сорвался с места финансист. – Слышите – не хочу!

Годунов перехватил взбесившегося Завадского на средине гостиной и словно пушинку швырнул на диван:

– Успокойся, Аркадий! На тот свет ты еще успеешь. А пока готовься к свадьбе. Тебе недолго ходить в холостяках.

Ирина Дятлова раскатисто рассмеялась, причем смех этот длился так долго, что стал походить на откровенную истерику. Завадский не выдержал напряжения и тоже захихикал нашкодившим подростком.

– Вколоть успокоительного? – спросил Годунов, склоняясь над Ириной.

– Мне не надо, – сказала Дятлова, резко обрывая смех. – А этому – пожалуй.

После укола в зад Аркадий Савельевич почувствовал большое облегчение. Жизнь перестала казаться ему беспросветной, а предстоящая брачная церемония настраивала на игривый лад. Впрочем, веселился он недолго и скоро забылся тяжелым беспокойным сном.

– По-моему, мы слишком далеко зашли, – сказал подполковник присмиревшей Ирине.

– Наверное, – не стала спорить та. – Но теперь уже поздно поворачивать назад. Да и некуда.

Завадского погрузили в машину полусонного. Какое-то время он болтался беспомощным мешком между Дробышевой и Зубом, пока окончательно не пришел в себя. За рулем отремонтированного после автоматного обстрела «Бентли» сидел Годунов. Ирина, облаченная в белое платье с вырезом на спине, подкрашивала губы, глядя в небольшое зеркальце. Обстановка в салоне казалась почти идиллической, но Верещагина почему-то охватила тоска.

– Пока еще не поздно нам сделать остановку, кондуктор нажми на тормоза, – пропел Завадский отчаянно фальшивя.

– Заткнись, – коротко посоветовала жениху взволнованная невеста.

– Шампанское захватили? – не унимался Аркадий Савельевич.

– Виагры надо было взять, – вздохнула Дятлова, пряча помаду в сумочку. – Не хватало еще, чтобы этот павиан опозорился в самый последний момент.

– Это ты о Люцифере, – поразился чужой смелости Завадский.

– Это я о тебе, Аркадий, – усмехнулась Ирина. – Встряхнись и будь мужчиной. Мы едем не к Люциферу, а к Осирису, богу плодородия.

– Большая разница, – согласился финансист и покосился на сидящую рядом каргу.

Несколько дней, проведенных Дробышевой в обществе двух любезных мужчин, Годунова и Зуба, сильно отразились на ее внешности. Она постарела за это время лет на десять и превратилась из строгой дамы в сущую развалину. Волосы ее окончательно поседели, а голова тряслась почти безостановочно. В глаза Марии Степановны Завадский не рискнул заглянуть, подозревая, что не найдет там ничего кроме безумия. Следов пыток на ее руках и лице Аркадий не обнаружил, а потому решил, что подполковник предпочел фармакологические меры воздействия прямому насилию. Дробышева и сейчас находилось в состоянии почти сомнамбулическом, во всяком случае, слабо реагировала на внешние раздражители.

– А она сумеет отыскать дорогу? – засомневался Завадский.

– У нас есть план, начертанный рукой Брагинского, – пояснил Годунов. – Не бойся, Аркадий, не заблудимся.

Если подполковник собирался своими заверениями подбодрить встревоженного жениха, то результат получился обратным – Завадский раскис окончательно. Его неудержимо потянуло домой. Настолько неудержимо, что он попытался на ходу открыть дверцу машины. Кулак Зуба, угодивший в правый бок, лишил финансиста дыхания, зато вернул ему способность рассуждать здраво.

– Ладно, – произнес он сиплым от боли голосом. – Чему быть, того не миновать.

Годунов остановил «Бентли» на опушке и предложил всем выгружаться. Держался он уверенно, хотя на душе у него наверняка скребли кошки. До полуночи оставалось еще более часа, но осенний лес уже погружался в спячку. К счастью, ночь выдалась теплой и безветренной. А отсутствие туч позволяло праздным гулякам любоваться звездным небом и бледноликой луною, распухшей до невероятных размеров. У Завадского вид ночного светила почему-то вызвал приступ отвращения, и он смачно сплюнул себе под ноги, дабы избавиться от горечи, заполнившей его от пяток до макушки. Подполковник, похоже, действительно знал, как добраться до ада, во всяком случае, он уверенно двинулся по известной только ему тропе. Завадский пропустил невесту вперед, демонстрируя тем самым хорошие манеры. Дятлова в своем белом наряде смотрелась в лесу существом совершенно инородным. Мало того, что она была обута в туфле на высоких каблуках, так еще и подол ее длинного платья стал цепляться за сучки и коряги, словно бы специально выраставшие на пути. Ирина не выдержала и подобрала подол, причем так высоко, что ввела в смущение не только Завадского, но и замыкавшего процессию Зуба. Проблема была в том, что Дятлова, готовясь к брачной ночи, пренебрегла нижним бельем, и сейчас ее голая задница не столько служила ориентиром для спутников, сколько сбивала их с шага.

– Ирочка, умоляю, приведите себя в порядок, – простонал Завадский. – Иначе я потеряю форму раньше, чем мы переступим порог храма.

– Импотент, – бросила ему, не оборачиваясь Дятлова, но просьбе все-таки вняла.

– Эх, если бы, – мечтательно вздохнул Завадских. – Скольких проблем и мучений мне удалось бы в этом случае избежать.

– Вход, – послышался из темноты голос Годунова. – Должен сказать, Аркадий, что твой покойный знакомый оказался очень наблюдательным человеком. Если бы не его подсказка, мы никогда бы не нашли это место.

Камень, закрывавший отверстие, Владислав и Зуб сдвинули с места с огромным трудом, используя лом, прихваченный подполковником специально для этой цели. Первые шаги пришлось делать согнувшись, но потом потолок ушел круто вверх и Завадский с облегчением выпрямил затекшую спину.

– Внимание, – предостерег подполковник. – Здесь лучше не кричать и громко не разговаривать. Штольня старая, балки прогнили, так что обвал не исключен.

Аркадий не видел ни стен, ни балок, словом ничего такого, что могло бы вывести робкого обывателя из равновесия. У него не имелось под рукой даже фонарика, и он ориентировался на бледное пятно впереди. Бледным пятном являлась его невеста, Ирина Дятлова, но Аркадию Савельевичу в данный момент было почти все равно, куда и зачем идти. Завадский впал в апатию. Ночной поход в подземное царство показался ему откровенным безумием. Впрочем, абсурдной стала вся его жизнь с того самого момента, когда он впервые услышал о Кирилле Мартынове. Породил Валентин Брагинский сыночка, ничего не скажешь. Вот кого следовало кастрировать еще в младенчестве. Эх, какая могла бы у Аркадия сложиться жизнь…

Завадский потерял счет времени, он просто брел за своей нареченной в ад, куда эта психопатка так стремилась попасть. Ему хотелось сесть посреди тоннеля, невесть кем построенного, и завыть по-собачьи, выразив тем самым тому и этому миру свою неизбывную тоску. Наверное, Аркадий так бы, в конце концов, и сделал, если бы до его ушей не долетел жаркий шепот Ирины:

– Пришли.

Завадский тоже увидел блеклый свет в конце тоннеля и шагнул вперед с решимостью обреченного. Чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо столь неожиданно, что Аркадий едва не умер от испуга. Впрочем, он вовремя опознал Годунова и облегченно перевел дух.

– Ты туда посмотри, – сказал подполковник дрогнувшим голосом и повел фонарем.

Острый луч выхватил из полумрака столь жуткую образину, что у Завадского вопль застрял в горле, а лицо вмиг покрылось липким противным потом.

– Змей, – взвизгнула Дробышева тонким противным голосом и забилась от ужаса в крепких лапах Зуба.

– Это камень, – пояснил обомлевшему Аркадию Годунов. – Где-то здесь должны быть свечи.

И свечи действительно нашлись. Во сяком случае, огоньки стали вспыхивать здесь и там, вдоль стен обширного помещения, пока не сошлись в самом центре огромной пещеры и не полыхнули огнем в огромной медной чаше, заполненной, видимо, горючей жидкостью.

– Страшилище, однако, – спокойно произнес Зуб, усаживая потерявшую сознание Дробышеву на камень у входа. – Интересно, кто это все соорудил?

Пещера, скорее всего, являлась творением природы, а вот каменные колонны, подпирающие ее свод, сделаны были человеческими руками. Эти же руки, очень искусные, надо признать, вытесали огромного зеленого змея, обвившего центральную колонну. Его огромная голова, нависающая над медной чащей, обработана была с таким мастерством, что даже при ярком свете казалась почти живой. Похоже, когда-то пещера служила святилищем древнего и уже навсегда забытого бога, а нынешние сатанисты и прочие поклонники экзотических культов просто приспособили ее для своих нужд. Додумавшись до столь простой мысли, Завадский, если и не обрел душевное спокойствие, то, во всяком случае, приободрился. В конце концов, не он первый посещает эту пещеру, служившую приютом безумцев многие тысячи лет. Слегка смущали его черные глаза змея, смотревшие на пришельцев без особого дружелюбия. В какой-то миг они даже показались Завадскому живыми, но он посчитал свою очевидную ошибку игрой света и воображения.

– А в чем заключается суть брачного обряда? – шепотом спросил Аркадий у Годунова.

– Откуда же мне знать, – пожал плечами подполковник. – Я свое дело сделал, привел вас в капище, а об остальном спрашивай у Ирины.

Завадский обвел пещеру взглядом, пытаясь обнаружить запропастившуюся невесту. Огонь, полыхавший в медной чаше, заставил его прикрыть ладошкой глаза, но все же он успел увидеть тень, мелькнувшую на стене, и шагнул вперед. На какое-то время, показавшееся ему вечностью, он почти потерял зрение. Зато осязание не изменило ему, и он руками ощутил тепло, исходящее от человеческого тела.

– Раздевайся, – услышал Аркадий жаркий шепот Ирины.

Завадский совсем потерял голову от подступившего к горлу ужаса, он даже не пытался мешать Ирине, ловко избавляющей его от одежды. Зрение потихоньку возвращалось к нему, и он тупо пялился на обнаженную Дятлову, единственным украшением которой были браслеты в виде змей и широкий пояс из зеленой кожи с золотой головой дракона вместо пряжки. Аркадия Савельевич испытал по этому поводу целую гамму чувств, но только не сексуальное возбуждение. Тело партнерши, а точнее невесты, освещенное всполохами адского огня, откровенно пугало его своими слишком уж вызывающими формами. К тому же Ирину потряхивало скорее от испуга, чем от страсти, а ее беспорядочные движения мало напоминали эротический танец, способный подвигнуть мужчину на сексуальные подвиги.

– Начинайте! – почти взвизгнула Ирина и двинулась прямо на растерявшегося Завадского. Груди ее колыхались в такт шагам, живот подрагивал от внутреннего напряжения, и Аркадию ничего другого не оставалось, как пятиться от взбесившейся бабы под сень центральной колонны, увенчано драконьей головой.

– Но я не могу! – прошипел он в ужасе, пытаясь спастись от напирающей женской плоти. К сожалению, отступать Завадскому было некуда, он уже уперся спиной в холодный камень, и ему ничего другого не оставалось, как отбиваться от наседающей стервы руками. Жуткий крик, долетевший до ушей финансиста из темного угла, заставил его содрогнуться всем телом и оцепенеть. Он вдруг понял, зачем Годунов и Дятлова притащили в капище несчастную инквизиторшу – им нужно было живое существо для жертвоприношения и, похоже, как раз в этот миг они осуществили свой страшный план. И это подношение безумцев не было отринуто хозяином пещеры, присутствие которого Завадский вдруг ощутил всем своим существом. Зря говорили, что ад – это огонь, ад – это жуткий холод. Аркадия почувствовал, что возбуждается, вот только желание было чужим, кто-то другой, завладев его телом, грубо навязал Ирине свою любовь. Дятлова закричала в миг страшного соития, и это был вопль боли, а отнюдь не наслаждения. Что, однако, не помешало ей повиснуть на шее Завадского и забиться в пароксизме страсти. Аркадий Савельевич вдруг ощутил себя всего лишь подставкой на чужом празднике жизни, быть может, и не лишним, но совершенно несущественным предметом. Сколько времени продолжалось эта противоестественная страсть земной женщины с существом из другого мира, Завадский не имел понятия. Он даже не задумывался, жив он сейчас или уже мертв. Чужая холодная кровь билась в его жилах, и чужое ледяное семя изливалось сейчас в лоно Ирины почти без его участия. Он был всего лишь удобным каналом, трубой для перекачки жидкости из одного резервуара в другой, и осознание столь прискорбного факта дошло до него только тогда, когда все уже закончилось. Ирина кулем сползла с его тела и застыла без движения на каменном полу.

– Уходим, Завадский, – услышал он голос Годунова, но сумел оторваться от колоны только с помощью Зуба, бесцеремонно потащившего его за руку прочь от страшного места. За спиной Аркадия тяжело дышал Владислав, тащивший на плечах Дятлову, то ли мертвую, то ли потерявшую сознание. Грохот в штольне вывел Завадского из оцепенения. Непрочная кровля трещала и рушилась за его спиной, повергая очнувшегося финансиста в дикую панику. Он бежал вслед за Зубом, не чуя под собой ног, с единственной мыслью в голове – вырваться любой ценой из ада. Завадский понял, что спасен только тогда, когда увидел над головой луну и звездное небо. Он взвыл от полноты чувств и рухнул на мягкую теплую землю, которая одна могла избавить его от переполнявшего душу ужаса.

– Одевайся, – бросил ему штаны Годунов. – Не везти же тебя в город голозадым.

Подполковник нервно курил, оперевшись рукой о капот «Бентли», лицо его показалось Завадскому неестественно бледным, а в глазах явственно читался испуг. Зуб скалился, сидя на пеньке, в трех шагах от Аркадия. Вряд ли он улыбался, скорее, инстинктивно пытался отпугнуть невидимого врага, прятавшегося в темноте.

– Еще немного и мы навсегда остались бы в этом подземелье, – произнес бесцветным голосом Годунов. – Теперь вход в пещеру закрыт навсегда.

– Наверное, это к лучшему, – подал голос Завадский, с трудом обретающий себя. – Ты не поверишь, Владислав, что я пережил и перечувствовал.

– Воспоминания потом, – решительно махнул рукой Годунов. – А сейчас в машину. К утру мы должны быть в городе.

Завадский заснул почти сразу, как только «Бентли» вывернул с лесной дороги на трассу, а в себя пришел только во дворе стрельцовской усадьбы после того, как Зуб грубо тряхнул его за плечо. Аркадий бросил взгляд на часы и удивленно вскинул бровь. Почти пять часов выпали из его жизни, не принеся ни забот, ни жутких видений. Утро выдалось солнечным, что после кошмарной ночи можно было, смело считать добрым предзнаменованием. Завадский вошел в дом на не гнущихся ногах, но после ста грамм коньяка, залпом влитых в осипшую глотку, почувствовал необыкновенный прилив сил.

– Ключи от сейфа в моем столе, в кабинете, – сказал Аркадий подполковнику. – Номер шифра ты знаешь. Можешь забрать деньги прямо сейчас. Я позвоню в офис охране, чтобы тебя пропустили.

– Деньги, это хорошо, – задумчиво произнес Годунов. – Но я еще не все счета оплатил в этом городе.

– Понимаю, – кивнул Завадский, косо поглядывая на оживающую Ирину. – У меня к тебе предложение, Владислав Сергеевич. В случае успешного завершения дела ты получишь треть всех акций «Осириса» и место в совете директоров.

– Не многовато ли ты оставляешь себе, Аркадий? – прищурился подполковник на хитроумного финансиста.

– Треть отойдет Ирине, – возразил Завадский. – Согласись, она честно заработала свою долю.

– С этим я спорить не буду, – мрачно кивнул Годунов. – Нам осталось только завалить медведя, прежде чем снять с него шкуру. А это будет сделать совсем не просто.

– Однако план у тебя, судя по всему, есть? – пристально глянул на нового партнера Аркадий Савельевич.

– Я тут сделал кое-какие подсчеты, – сказал Годунов, беря со стола свой блокнот. – Оказывается, капище, где мы сегодня ночью были, находится как раз под тем самым курганом, на котором похоронена Маргарита Мартынова. Теперь ты понимаешь, откуда покойница черпает силы для своих ночных похождений. И почему к этому кургану так тянет сектантов всех мастей. Кстати, покойный Боря Смагин установил, что инкуб со своими ведьмами тоже частенько там устраивают шабаши. А местные жители говорят о странном свечении, появляющемся на вершине кургана с определенной периодичностью.

– И какой вывод ты из этого делаешь, Влад? – заинтересовался Завадский.

– Я не исключаю, что там с древних времен храниться вещество, влияющее на человека. Возможно даже на генетическом уровне, то есть при зачатии. Ты, Аркадий, знаешь больше меня, и я хотел бы послушать твое мнение.

Завадский зябко передернул плечами. С одной стороны, предположение подполковника показалось ему вполне резонным, с другой стороны, оно противоречило его собственным ощущениям. Ибо в определенный момент Аркадий Савельевич почувствовал присутствие в пещере существа другой породы, но ни описать это существо, ни дать ему хоть какую-то внятную характеристику он сейчас не мог. Его ощущения были слишком субъективны, чтобы на их основе делать какие-то выводы. Завадский покосился на молчавшую Ирину, ожидая от нее подсказки. В конце концов, Дятлова пережила и перечувствовала, куда больше мужчин.

– Это существо, – отозвалась Ирина. – Его член показался мне ледяным, он едва не заморозил все мои внутренности, но семя было горячим. Я полагаю, что для оплодотворения хозяину пещеры требуется посредник – мужчина. Только смешав его семя со своим, он способен дать потомство. Причем это потомство наследует качества обоих своих отцов. Вы же не будете спорить с тем, что Кирилл Мартынов внешне похож на Валентина Брагинского?

– Ну, это положим, – с сомнением покачал головой Аркадий.

– Не спорь, Завадский, – махнула в его сторону рукой Ирина. – Я нашла в бумагах Брагинского результаты генетической экспертизы, сделанной Валентином Васильевичем еще в ту пору, когда он жил в браке с Мартыновой. Экспертиза подтвердила отцовство Брагинского с точностью в девяносто с лишним процентов. Таким образом, в лице Кирилла мы имеем дело не с демоном, а с человеком, обладающим нечеловеческими качествами. Демоны, если верить старинным фолиантам, существа бесплотные, чего не скажешь о Мартынове. Демоны пользуются краденым семенем во время соития с женщинами, а этот обходится своим. Кстати, он обрюхатил всех своих ведьм. С чем я тебя поздравляю, Аркадий Савельевич.

– А меня-то с какой стати?

– Так ведь Елена до сих пор числится твоей женой, и если ты и дальше будешь затягивать с разводом, то рискуешь залететь на большие алименты.

– Как раз алименты меня сейчас менее всего волнуют, – вздохнул Завадский.

– Зато они волнуют меня, – капризно изогнула губы Дятлова. – Я не позволю обездолить своего ребенка, который является пусть и не до конца твоим родным сыном, Аркадий.

Завадский обомлел от такой отповеди. В принципе он ничего не имел против рождения сына или дочери, но данный случай показался ему слишком сомнительным поводом для радости. К счастью, время для решения этой проблемы у него еще было. Другое дело, что решать ее следовало в срочном порядке, не дожидаясь, когда зачатое невесть от кого существо появиться на свет. Повторять судьбу Брагинского Аркадий Савельевич не собирался.

– Разумеется, я сделаю все от меня зависящее, чтобы интересы твоего ребенка не пострадали, – заверил Ирину Завадский.

– Нашего ребенка, – небрежно бросила Дятлова, поднимаясь с кресла. – Мне нужно отдохнуть, господа. Прошу не тревожить меня в ближайшие несколько часов.

Завадский проводил глазами поднимающуюся по лестнице Ирину, а потом, склонившись к Годунову, спросил шепотом:

– А тебе не кажется, Влад, что мы приобрели в ее лице еще одну проблему, не менее серьезную чем та, которую мы пытаемся решить?

– Я поклялся отомстить инкубу за смерть своих людей, – холодно ответил Годунов. – А эта женщина поможет мне это сделать.

– Каким образом?

– Пока не знаю, – пожал плечами подполковник. – Перед нами, Аркадий, стоит сложная задача – вскрыть курган и натравить отца на сына.

– Ты в своем уме, Влад, – всплеснул руками Завадский. – Кирилл хотя бы наполовину человек, а тот – чудовище! Если он вырвется в наш мир, то мало никому не покажется.

– А почему он не вырвался до сих пор? – усмехнулся Годунов. – Кто ему мешал выбраться на свет через ту самую шахту? Нет, Аркадий. Змей далеко не случайно прячется под землей. Для того чтобы творить зло, ему нужны люди. Он даже потомство не может дать, не смешав свое семя с семенем обычного мужчины. В данном случае я Ирке верю. У баб интуиция развита куда больше, чем у мужчин, они нутром чуют свою выгоду.

– Вот я и говорю, посадили мы себе на шею самую настоящую ведьму, – схватился за голову Завадский. – Теперь она будет по ночам обрастать шерстью и выть на луну. Я этого не выдержу, Влад. А жениться на ней – да никогда в жизни!

– Уже женился, – напомнил рассеянному финансисту подполковник. – И если ты вообразил, что она легко выпустит тебя из своих холеных ручек, то заблуждаешься, Аркадий. Тебе придется прислуживать ей до самой смерти. Ее или твоей.

– Но ведь Маргарита отпустила Брагинского, – возопил Завадский. – Поматросила и бросила.

– Именно, Аркадий, – бросила! Вот только кого – Змея или Валентина? Избавившись от Брагинского, она тем самым разорвала свою связь с капищем. И месть злобного существа, в конце концов, ее настигла.

– Змей забрал ее себе? – сообразил Завадский.

– Похоже на то, Аркадий. Хотя, вряд ли его власть над ней полная. Маргарита время от времени покидает свою могилу. Скорее всего, с помощью Кирилла. После смерти Брагинского Змей потерял связь с нашим миром, следовательно, не может влиять на сына, обретающего все большую мощь. Рано или поздно, Змею придется схлестнуться со своим порождением за власть над людьми. И для него лучше, если этот поединок произойдет раньше, чем Кирилл Мартынов окончательно превратиться в монстра. Ибо с годами Змей в нем будет торжествовать над человеком. Все обновляется в этом мире, Аркадий, было бы странным, если бы Зло оставалось неизменным.

– Скажи честно, Владислав, – ты кто?

– Я служу человечеству, Аркадий. А уж где, когда и в каком качестве – позволь мне на эту тему не распространяться.

– Но если ты такой всемогущий, Годунов, что тебе мешает бросить на инкуба целую армию? – возмутился Завадский. – Почему должны страдать невинные люди вроде меня, Верещагина, Бори Смагина?

– Во-первых, армию на инкуба я уже бросал, – нахмурился подполковник. – Это были отборные, хорошо подготовленные люди. Где они сейчас, ты знаешь не хуже меня. А во-вторых, где ты видишь невинных страдальцев? Не вы породили инкуба, это правда, но именно вы сформировали его таким, каков он есть. Так что впрягайся, Завадский, и трудись, не покладая рук. Думаю, тебя впереди ждет масса впечатлений, правда далеко не все они будут приятными.

– Но ты хотя бы прикроешь меня с тыла?

– Не сомневайся, Аркадий, я сделаю все, что в моих силах. У нас есть с тобой шанс совершить подвиг, боюсь только, что наших усилий никто не оценит.

– Почему?

– Нам не поверят, Завадский. Мы с тобой мало похожи на святых.

Неприятности у Аркадия Савельевича начались уже ночью. Его за каким-то лешим понесло в спальню Ирины, которая от души поиздевалась над попавшим в беду человеком. Похоже, эта полногрудая стерва просто наслаждалась властью, полученной при весьма сомнительных обстоятельствах от существа, из лап которого сам Завадский не принял бы даже галстука в подарок. Аркадий Савельевич прошел унизительную процедуру посвящения, не предприняв даже попытки к сопротивлению. В присутствии Ирины он терял контроль над своими поступками и превращался в куклу, в марионетку, которую дергала за веревочки капризная дама. Знай Завадский заранее, чем закончится для него поездка в древнее капище, он скорее удавился, чем согласился бы разделить брачное ложе с законченной психопаткой. А по утрам он еще вынужден был описывать во всех деталях свои ночные кошмары пытливому подполковнику Годунову. И хотя Аркадий до сих пор считал себя законченным циником, правда с трудом сходила с его языка.

– Терпи, Завадский, теперь уже недолго осталось, – увещевал его заботливый подполковник. – Рано или поздно, но он придет к своей избраннице.

От таких оптимистических пророчеств у Аркадия Савельевича буквально кровь стыла в жилах. Выносить чудачества сумасшедшей бабы, это еще куда ни шло, но стать игрушкой в руках то ли монстра, то ли самого Люцифера – благодарю покорно.

– У Ирины на заднице появилась родинка, но не в виде паучка, а нечто среднее между ящерицей и змеей.

– Значит, она забеременела, – сделал вывод Годунов. – Не буду тебя поздравлять, Аркадий, но, похоже, через девять месяцев ты действительно станешь отцом.

Дятлова требовала, чтобы Завадский ускорил процедуру развода, и финансисту ничего другого не оставалось, как подчиниться очередной причуде своей нетерпеливой любовницы. Елена Семеновна охотно откликнулась на просьбу озабоченного человека, приехать к нему в офис и подписать бумаги об окончательном разделе имущества. По настоятельному совету Годунова, Аркадий Савельевич принял все условия, выставленные бывшей женой. Что стоило ему немалых душевных мук. Но бравому подполковнику, озабоченному решением глобальных проблем, было глубоко наплевать на терзания маленького человека, одним росчерком пера отрекающегося от многих миллионов долларов.

Елена заявилась в кабинет Завадского все в том же строгом деловом костюме, с любезной улыбкой на устах. Улыбка, впрочем, предназначалась не Аркадию Савельевичу, а его другу и поверенному в делах Владиславу Сергеевичу Годунову. Бравый подполковник встретил даму в дверях и вежливо препроводил к стулу. Елена внимательно перечитала все бумаги, на что у нее ушло никак не менее десяти минут. Все это время Завадский забавлялся тем, что бесцеремонно разглядывал бывшую жену, с удивлением находя в ней все новые и новые достоинства. Елена сильно похорошела с недавних пор. А выглядела она и вовсе лет на тридцать, несмотря на слегка расплывшуюся талию. Аркадий Савельевич видел свою супругу беременной лет восемнадцать тому назад и теперь уже не помнил, какой она была тогда – неужели такой же счастливой? Вот уж действительно: что имеем – не храним, потерявши – плачем. От слез Завадский удержался, но бумаги подписал не без горечи в душе.

– Я рада за тебя, Аркадий, – улыбнулась мужу на прощанье Елена. – В наше время найти приличную ведьму не так-то просто. А уж стареющему мужчине, вроде тебя, и вовсе. Правда, она оборотень. А ты ведь прежде не был склонен к зоофилии. Не огорчайся, люди ко всему привыкают. Всего хорошего, Владислав Сергеевич.

Меланхолическое настроение Завадского мгновенно переросло в ярость, он собирался было разразиться ругательствами в спину супруги, но, перехватив взгляд Годунова, молча проглотил обиду.

– Доволен, – зло выдохнул Завадский, когда дверь за гостьей закрылась.

– Более чем, – охотно подтвердил Годунов. – Инкуб, следовательно, в курсе перемен, случившихся с Ириной, и будет пристально следить за каждым нашим шагом.

– Но ведь Дятлова не оборотень, – возмутился Аркадий Савельевич. – Зачем же наговаривать лишнее на человека. Вот бабы!..

– Значит, превращения еще впереди, – задумчиво проговорил Годунов. – Скажи, Аркадий, между вами действительно не было секса, или ты что-то скрываешь от меня?

– Клянусь, Влад, ни одного соития, одни сплошные издевательства.

– Скорее всего, она ждет его, а он почему-то медлит. Ирину это раздражает.

– Бесит! – поправил компаньона финансист. – Я ее просто боюсь. Такие бабы без секса и дня прожить не могут. А тут целая неделя поста.

– Ситуация любопытная. Я бы даже сказал, скандальная. Муж после первой брачной ночи ни разу не заглянул к своей избраннице и даже не вспомнил о ней. Что делают в таких случаях разочарованные женщины?

– Заводят любовников, – пожал плечами Аркадий.

– Что и требовалось доказать.

В последнее время Ирина перестала приглашать Завадского в спальню. Издевательства над солидным человеком ей, видимо, наскучили, а надежду на еще одно соитие со Змеем она, похоже, утратила. Аркадий не без злорадства отметил, что у монстра возникли сексуальные проблемы, в противном случае он вряд ли отказался бы от столь лакомого куска, как Дятлова. Завадский, глядя на осунувшуюся Ирину, уже подумывал, не предложить ли ему огорченной женщине свои скромные услуги, но от поползновений в сексуальной области его удерживал страх перед ведьмой, которая вполне могла расценить его настойчивость как наглость. Аркадию ничего другого не оставалось, как проводить ночи в кабинете полковника Стрельцова, любуясь развешанными по стенам фотографическими фрагментами чужой малопонятной жизни. Время от времени он выходил на балкон и оглядывал окрестности. Панорама, открывавшаяся его взору, не блистала разнообразием – пара-тройка унылых особняков и большая клумба на месте дома Брагинского. И все это при скудном освещении луны, находящейся на ущербе. Завадский в последнее время почему-то спал урывками. Сказалось, видимо, нервное напряжение суматошных дней. Он просыпался среди ночи, обливался холодным потом и таращился в потолок, в надежде найти ответы на мучившие его вопросы. Увы, чисто выбеленный потолок оставался равнодушен к страданиям Аркадия Савельевича, и тому ничего другого не оставалось, как брать из шкатулки полковника Стрельцова сигару и отправляться на балкон для романтического свидания с луною. Вообще-то Завадский курить бросил уже давно, но в последние беспокойные ночи вредная привычка вновь напомнила о себе, унося в промозглую осеннюю сырость остатки здоровья потерявшего покой финансиста.

Движение возле клумбы далеко не сразу привлекло внимание Аркадия Савельевича, но в какой-то миг он его все-таки уловил и похолодел от ужаса. Дальнейшее наблюдения за соседним двором слегка успокоило Завадского. Ничего существенного там вроде бы не происходило, если не считать за чудо появление бродячей собаки. Собака, правда, показалось финансисту великоватой. Впрочем, находясь на балконе второго этажа стрельцовского особняка, он мог чувствовать себя в полной безопасности. Тем не менее, страх не покинул Завадского даже тогда, когда он вернулся в кабинет и угнездился в кресле. В голову лезли странные мысли по поводу оборотней, избравших неподходящее место для прогулок. Аркадий поднялся с кресла, подкрался к двери и выглянул наружу. Пес крутился возле ограды, отделяющей один участок от другого, на том самом месте, где, по слухам, встретил свой смертный час Валентин Брагинский. Завадскому даже показалось, что таинственный зверь его заметил, во всяком случае, он повел мордой в сторону балкона. Вой, вдруг вырвавшийся из глотки то ли пса, то ли волка заставил Завадского в ужасе отпрянуть назад и нырнуть под одеяло. К сожалению, в доме не было никого, кто мог бы отозваться на его крик о помощи. Годунов и Зуб куда-то уехали после полудня, а обращаться за поддержкой к Дятловой, Аркадий счел неразумным. Конечно, это могла быть самая обычная бродячая собака, но сердце подсказывало финансисту совсем другое. Завадский почти не сомневался, что проклятый инкуб вновь вышел на охоту, и что его жертвой вполне может стать немолодой, но еще полный сил человек. Аркадий хорошо помнил, как закрывал входную дверь не только на ключ, но и задвижку, однако сильно сомневался, что меры защиты, предпринятые им, смогут помешать инкубу, пробраться в дом и насладиться местью. Страх Завадского оказался столь велик, что он внезапно ощутил прикосновение волчьих клыков к своему горлу. Аркадий Савельевич в ужасе выскользнул из-под одеяла и бросился прочь из кабинета. В какой-то миг ему показалось, что только ведьма сможет защитить его от преследования инкуба. Он ворвался в спальню Дятловой и растерянно остановился на пороге. Постель Ирины оказалась пуста. И только ночная рубашка капризной красавицы напоминала о ее недавнем присутствии в этой комнате. От страха у Завадского перехватило дыхание, он выскользнул из чужой спальни и ринулся вниз. Ему показалось, что входная дверь скрипнула, и он замер посреди гостиной, не добежав до телефона всего нескольких шагов. Однако оцепенение, столь внезапно сковавшее члены Аркадия Савельевича, быстро исчезло. Ему вдруг пришла в голову очень простая мысль – а что если инкубу вовсе не нужен потрепанный жизнью дядька? Что если он пришел к женщине, взалкавшей его любви? В конце концов, Кирилл Мартынов кобель еще тот и даже в самом что ни на есть буквальном смысле. Теперь оставалось выяснить, является ли Ирина Дятлова той самой сучкой, за которую ее держит Елена Семеновна Завадская, научившаяся, надо полагать, разбираться не только в людях, но и в нечистой силе. К двери Аркадий подойти не рискнул, зато у него хватило смелости пробраться к окну и притаиться за тяжелой портьерой. Двор стрельцовского особняка освещался фонарем, расположенным над крыльцом. В его странном почти мертвенном свечении зрелище, открывшееся Завадскому, выглядело почти мистическим. Собаковод назвал бы это обычной вязкой. Эка, право, невидаль сучка и кабель, кружащиеся в срамном хороводе, но Аркадий Савельевич, хорошо осведомленный, о подоплеке происходящего на глазах соития, впал в нервическое состояние, вылившееся в идиотское хихиканье. На его глазах ведьма и инкуб наставляли рога существу высшей породы и делали это с воистину животной непосредственностью. Чудовищный по своему сокровенному смыслу акт, наконец, завершился к облегчению Аркадия Савельевича, но сучка, к сожалению, так быстро вернулась в дом, что Завадский не успел поменять позицию. Он вынужден был наблюдать из-за портьеры, как здоровенная волчица входит в гостиную, становиться на задние лапы и лакает чай прямо из его любимой чашки. Превращение волчицы в Ирину Дятлову заняло никак не меньше пяти минут. Завадский с тихим ужасом наблюдал, как освобождается от шерсти ее тело, как звериная морда постепенно обретает человеческие черты. Особенно ужасен был промежуточный этап, когда Дятлова, перестав быть волчицей, еще не успела стать женщиной. Более чудовищного зрелища Аркадию видеть еще не доводилось. Завадского непременно вырвало бы от отвращения, если бы страх не сковал его внутренности холодом. Аркадий отдавал себе в эту минуту отчет, что ведьма не простит ему подобной осведомленности и найдет способ отомстить чрезмерно любопытному мужчине, проникшему в ее сокровенную тайну. Сожрет и не подавится! К счастью, Дятлова не заметила человека, ставшего невольным свидетелем ее чудовищных метаморфоз. Допив чай, уже в человеческом обличье, она отправилась в душ, находившийся в цокольном этаже. У Завадского появилась возможность птицей взлететь на второй этаж и улечься в постель раньше, чем на лестнице зазвучали шаги Ирины. И, надо сказать, расторопность Аркадия Савельевича оказалась вполне уместной, ибо ведьма не преминула заглянуть в кабинет, дабы убедиться, что единственный возможный свидетель ее любовных похождений безнадежно проспал противоестественное во всех отношениях любовное свидание. Завадский очень удачно изобразил бодрый храп и тем самым ввел Дятлову в заблуждение. Дверь кабинета неслышно закрылась, и несчастный финансист смог, наконец, перевести дух.

Аркадий Савельевич так и не заснул в эту ночь, донельзя напуганный происшествием. Его подмывало связаться по мобильнику с Годуновым, но он не рискнул доверить сотовой связи свою тайну. Завадский дождался утра, выпил кофе, приготовленный собственноручно на плите, и лишь потом вызвал машину. Садиться за руль своего «Бентли» в столь возбужденном состоянии он просто не рискнул. Дятлова не проснулась даже тогда, когда Завадский аккуратно прикрыл за собой входную дверь, покинув опостылевший ему особняк. Судя по всему, предосудительная связь с инкубом даже для ведьмы оказалась очень сильным потрясением, и она восстанавливала силы после ночных эротических плясок.

Годунов вернулся только после полудня. Завадский, переполненный впечатлениями по самую макушку, поспешил выплеснуть все свои страхи и сомнения на бритую голову подполковника. Рассказ финансиста был сбивчив, а местами сильно смахивал на шизоидный бред, но Владислав Сергеевич выслушал его с завидным терпением, лишь время от времени задавая наводящие вопросы.

– Воля твоя, Годунов, но больше я с этой стервой в постель не лягу. Меня стошнит. Пусть я извращенец, но не до такой же степени. Моя жена путается с животным – как это тебе понравиться?

– Красавица и чудовище, – пожал плечами подполковник. – Классический вариант.

– Какая красавица, – всплеснул руками Завадский. – Ты бы видел, Влад, ее тело в тот момент, когда она возвращалась из животного состояния в человеческое. Я этого никогда не забуду. Я теперь законченный импотент, не способный переспать с женщиной даже под дулом пистолета.

– Давай без эмоций, Аркадий, – попросил компаньона Годунов. – Прими ее оборотничество как данность. Ты же делил ее со Змеем, поделись теперь с Волком.

– А зачем же делиться, Влад, – нервно хихикнул Завадский. – Пусть забирают ее целиком без остатка. Для меня обладание этим сокровищем становиться слишком обременительным.

– Тебе придется подождать, Аркадий.

– Чего?! – взревел потрясенный финансист.

– Когда Змей сам прикажет вернуть ему Ирину.

– А он прикажет?

– Уверен, что да, – кивнул Годунов.

Завадскому ничего другого не оставалось, как только фыркнуть от возмущения. Он, видите ли, уверен! А вот Аркадий Савельевич сомневается, что ему удастся так легко избавиться от стервы, время от времени обрастающей шерстью. Ему почему-то кажется, что он сойдет с ума, прежде чем скучающий в подземелье импотент вспомнит о своей нареченной. А потом, каким образом Завадский выполнит просьбу этого зеленого монстра? Вход в капище завален наглухо. Или подполковник собирается его отрыть?

– К сожалению, земляные работы в шахте невозможны, – вздохнул Годунов. – Мы с Зубом побывали сегодня там.

– А может все-таки привлечь к работам армию, срыть этот чертов курган под корень и выкурить из-под земли древнего ящера. В конце концов, неужели современной цивилизации нечего противопоставить ископаемому чудовищу?

– Нечего, – вздохнул Годунов. – Видишь ли, в чем проблема, Аркадий. Змей есть и в то же время его нет. Он живет в каком-то ином, недоступном для нас измерении. И то, что мы видим и ощущаем, это еще не подлинная реальность. Мы можем воспринять только часть этого существа и интерпретировать его по своему. Но в конечном итоге мы будем бороться не с ним, а только с его отражением в своих собственных мозгах.

– Загнул ты, однако! – ахнул потрясенный Завадский.

– Что ты хочешь от меня, Аркадий, – развел руками подполковник. – Зло существовало всегда. Но не ты, не я не способны залезть в чужие мозги и точно установить, где там заканчивается влияние темных сил и начинается прорыв к свету. Убить инкуба мы можем только уничтожив Змея, а уничтожение Змея невозможно без истребления всего живого вокруг. Ты готов истребить человечество, Завадский?

– Причем тут человечество?! – возмутился Аркадий Савельевич.

– А при том, что наша праматерь Ева согрешила именно со Змеем. Книжки надо читать, Завадский. Если бы не этот монстр, то нас бы с тобой вообще не было. А Ева с Адамом так бы и продолжали жить в раю. На радость Создателя.

– Ты что же, веришь в библейские сказки? – удивился Завадский.

– А ты опровергни их, Аркадий, – усмехнулся подполковник. – Докажи мне, что свят. Что нет в твоей душе Зла, а есть только Добро, почерпнутое от Создателя.

– Бред, – простонал Завадский. – Так хорошо жили – свобода, демократия, бизнес…

– Деньги, убийства, мошенничество, коррупция, порнография, разврат, сексуальные извращения всех видов.

– Но мы же люди, – попробовал оправдаться Аркадий Савельевич. – А людям свойственно грешить.

– Вот я и говорю, Завадский, что ты ничем не лучше Ирины Дятловой, разве что собачьей шерстью еще не оброс.

– А ты-то сам кто такой? – взъярился Аркадий Савельевич. – Архангел Гавриил?

– Когда придет архангел, трубить конец света, таким как ты, Завадский, придется сушить сухари для вечной отсидки далеко не в райских кущах. Так что терпи, Аркадий. Возможно, нынешние твои муки зачтутся тебе как искупление за совершенные мерзости и преступления.

Завадскому ничего другого не оставалось, как только внять увещеваниям красноречивого подполковника и затаиться в ожидании то ли конца света, то ли Змея. Последний, впрочем, не заставил себя долго ждать. Его чудовищный лик вдруг проступил на чисто выбеленном потолке, на который так любил смотреть Аркадий бессонными ночами. Самое странное, что Завадский даже не испугался. Это явление было за гранью человеческих эмоций. Он просто тупо лежал и слушал, как буйствует в его мозгах загробный голос:

– Верни мне ее, червь! Жалкое отродье чужой силы.

Лексикон у адского начальника был небогатый. Наши земные руководители, да еще уязвленные изменой собственных жен, дали бы ему сто очков вперед. Конечно, Аркадий мог бы обидеться на «червя», но поскольку он в данный момент чувствовал себя в лучшем случае членистоногим, то решил не предъявлять рассерженному монстру слишком больших претензий. Хотя его так и подмывало спросить, когда на голом черепе Змея выросли рога? Даны они ему были от рождения или это, так сказать, печальный результат неразумного поведения супруги? Возможно, исчадье ада сумел прочитать мысли неразумного финансиста, во всяком случае, тембр его голоса приобрел откровенно дикий оттенок. Это уже был рык зверя, буквально раздирающий мозги Завадского:

– Верни мне ее, червь!

Такого надругательства над собственной природой, Аркадий Савельевич выдержать уже не смог, в панике он метнулся к балкону и в ужасе застыл в дверях. На месте клумбы, созданной рукой старательных работников коммунального хозяйства, возвышалось огромное существо шести метров роста. Тело у монстра было почти человеческим. То есть имелись две ноги и две руки с огромными когтями. Имелся даже вещественный признак мужского достоинства, болтавшийся огромной сосулькой именно там, где ему и положено быть. Зато вместо кожи тело монстра покрывала чешуя, зеленоватого оттенка. Но ужаснее всего оказалось лицо, точнее череп с провалами вместо глаз и носа. Губ не было, зато зубы сохранились в великолепном состоянии и сейчас безостановочно клацали в пасти озлобленного неудачами гиганта:

– Верни мне ее, червь!

Завадский не выдержал чудовищного давления и рухнул на четвереньки. Голова его разрывалась от боли, сердце готово было выскочить из груди. Не помня себя от ужаса, он пропищал раздавленным комаром:

– Верну, великий! Завтра же верну!

В чувство Завадского привели Годунов и Зуб, без особых церемоний окунувшие беснующегося финансиста в бассейн с водой. Сначала Аркадий Савельевич обрел дар речи, а потом к нему вернулась способность соображать. Впрочем, потрясение было столь велико, что он далеко не сразу смог эти способности реализовать. Кофе принес Завадскому видимое облегчение, но не смог притушить ужаса, бушевавшего в его мозгах.

– Это всего лишь отражение, Аркадий, – пытался успокоить его Завадский. – Твой мозг увидел его именно таким, каким смог увидеть. На самом деле он другой.

– Лучше или хуже? – спросил финансист, клацая зубами.

– Наверное, хуже, – не очень уверенно отозвался подполковник.

– Спасибо, Влад, утешил, – нервно засмеялся Завадский. – Я обещал вернуть ему, Ирину, а больше ничего не помню.

– Раз обещал, значит, сделаешь, – спокойно произнес подполковник.

– Каким образом, Владислав?

– Будем думать, Аркадий. Время у нас есть. До полуночи еще пятнадцать часов.

Завадскому ничего другого не оставалось, как только со стоном рухнуть на диван, к которому его подвел сердобольный компаньон. Мысли в голове у Аркадия Савельевича крутились разные, но не было ни одной, которую можно было хотя бы с натяжкой назвать стоящей.

– Может нам ее убить? – предложил негромко Зуб. – Пусть она уходит к чудовищу естественным порядком.

– Нет, – покачал головой Годунов. – Рогоносцу Ирина нужна живой.

– А вы что, его тоже видели? – удивился Завадский.

– В том-то и дело, – вздохнул Зуб, потирая чисто выбритый подбородок. – Иначе мы просто пристрелили бы тебя, Аркадий Савельевич, дабы навек избавиться от твоего хозяина. Но, похоже, он проник не только в твои, но и в наши мозги.

В эту минуту Зуб никак не тянул на простого головореза, каковым его по наивности считал не слишком сведущий в делах специальных служб Завадский. Похоже, Годунов не лукавил, когда утверждал, что против инкуба были брошены лучшие силы, коими располагало наше Отечество на данный момент. И эти отборные волкодавы потерпели крах в противостоянии с чудовищным порождением адских сил. Немудрено, что испытавший горечь поражения Годунов решил прибегнуть к помощи Змея, вот только лекарство оказалось куда страшнее болезни. Во всяком случае, на взгляд не искушенного в подобных проблемах финансиста.

– Не так черт страшен, как его малюют, – бросил словно бы вскольз Годунов. – Ирине Дятловой придется утешаться только этим.

– А нам? – спросил придушенным голосом Завадский.

– Нам предстоит битва со злом, исход которой непредсказуем, – вздохнул подполковник. – Тебе придется собрать все свои силы, Аркадий, для новой встречи со Змеем на похоронах.

– Нет, – взревел Завадский, ужом соскальзывая с дивана. – Я не смогу, слышите, не смогу. Какие могут быть похороны, если Ирина нужна ему живой!

– Пристрелить? – спросил Зуб у начальника, направляя на Аркадия Савельевича пистолет.

– Не будем торопиться, – покачал головой подполковник. – Человек он не глупый, много чего повидавший. Он сумеет взять себя в руки.

– Я пойду в милицию! – вскинулся Завадский.

– Тогда уж лучше в лечебницу, – улыбнулся Зуб. – Психиатрическую. Вот только Змей найдет тебя и там.

Завадский скрипнул зубами и залпом осушил предложенный Годуновым стакан с водкой. Опьянения он не почувствовал, только привкус горечи во рту.

– Огурчиком закуси, – посоветовал ему Зуб. – Он хоть и магазинный, но довольно приличного посола.

Завадский опустошил трехлитровую банку, порадовав собеседников хорошим аппетитом. А сам Аркадий Савельевич вдруг вспомнил, что не ел уже, по меньшей мере, два дня. Так что слабость во всем теле могла быть вызвана не столько разговором с монстром, сколько тривиальным недоеданием. Финансисту пришла в голову мысль, что глупо идти на смерть голодным, разумнее использовать оставшиеся часы жизни если не для кутежа, то, во всяком случае, для хорошего обеда.

– Может, посидим в ресторане? – предложил он ликвидаторам.

– Хорошая мысль, – согласился с ним подполковник Годунов.

Ресторанная атмосфера благотворно подействовала на Аркадия Савельевича. Он заказывал одно блюдо за другим, не считаясь с расходами, и потчевал своих товарищей по борьбе самыми лучшими винами. На краткий миг Завадский, оглушенный алкоголем и сытной едой, даже забыл о существовании монстра, но, к величайшему сожалению, забвение завершилось самым обидным и даже скандальным образом. В питейном заведении появился Николай Дятлов, представительный мужчина лет сорока с заметными залысинами на лобастом черепе и бесцветными глазами за толстыми стеклами очков. Начальник управления департамента земельных и имущественных отношений области явился в кабак не один, а в сопровождении умопомрачительной блондинки лет двадцати в зеленом вечернем платье с глубочайшем вырезом на спине. Паучок на ягодице ехидно подмигнул Завадскому, когда сладкая парочка проходила мимо столика, за которым пировали бойцы невидимого фронта. Аркадия Савельевича затрясло от возмущения. Нет, как вам это понравится! Видный российский финансист вынужден нянчиться, рискуя жизнью и душой, с супругой захудалого чиновника, пока тот развлекается с девочкой в ресторане. Интересно, на этом свете есть хоть какое-то подобие справедливости. Мало того, что эти паразиты обложили всех налогами и прочими поборами, так они еще и подсовывают деловым людям своих глубоко порочных жен, не считаясь с правилами морали.

– Владислав, я тебя умоляю, – зашипел рассерженным селезнем Завадский. – Давай возьмем «языка». Не могу я смотреть, как этот холуй инкуба развлекается, когда мы с вами боремся со злом, не щадя живота своего. К тому же он наверняка шпионит за нами по поручению своего хозяина.

– А девчонку куда денем? – засомневался Зуб.

– Она же ведьма, – возмутился Аркадий Савельевич. – У нее паук на заднице.

– Паучок может оказаться татуировкой, – продолжал гнуть свое бравый сотрудник таинственных органов. – Сейчас они в моде.

– Проверь, – предложил Завадский. – Ты у нас молодой, хваткий, тебе и карты в руки. Не мне же девушку на танец приглашать.

Пока настырный Зуб обжимался с белокурой красавицей, Аркадий Савельевич подталкивал его начальника на разумный во всех отношениях шаг. По мнению Завадского, умыкание холопа заставит инкуба подсуетиться и броситься в погоню за похитителями, что, собственно им и требуется. Появление распутного сыночка на вершине кургана в тот самый момент, когда папочка получит из рук в руки свою провинившуюся супругу, вызовет праведный гнев последнего с весьма печальными для инкуба последствиями.

– Что будет, если Змей захочет овладеть Ириной во второй раз? – жужжал расстроенным шмелем Завадский. – Воля твоя, но я в посредники не пойду. С меня одного раза достаточно. Пусть законный муж послужит ему донором. Роста мы с Дятловым одинакового, сложением схожи, так что монстр, скорее всего, не заметит подмены. Кроме того Николай на десять лет меня моложе, а значит сексуально активнее. Змей от такой замены только выиграет. А Ирочке будет приятно увидеть знакомое лицо перед возможным уходом в вечность.

– Ведьма липовая, – доложил начальнику Зуб. – Она секретарша Дятлова.