Рождение героев Прусаков Андрей
– Посмотри-ка, девочка, не осталось ли у нас еще немного еды в твоей котомке, – попросил Регнар, подсаживаясь к костру.
Девушка присела рядом с гномом и принялась распутывать затянувшийся узел на своем походном мешке. Гефорг, очутившись возле костра, ощутил вдруг разом всю навалившуюся на него усталость и напряжение последних часов. Он понял, что сейчас не в состоянии даже жевать что-либо.
– Я так устал, что не смогу сейчас даже есть. Все, что мне нужно, – это немного полежать и отдохнуть, – сообщил юноша, присматривая себе место у костра, чтобы улечься.
– Сейчас вы отдохнете! – раздался грозный скрипучий голос.
Регнар вскочил, перехватывая поудобнее боевой топор. Экраим метнулся прочь от костра, чтобы лучше видеть из темноты в темноту. Гефорг со стоном вытащил меч, не успев понять, откуда прозвучал голос, и теперь поворачиваясь в разные стороны в попытке рассмотреть говорившего. Только Элейн, хоть и отложила в сторону так и не развязанный мешок, но даже не стала подниматься на ноги. Она и не думала тянуться за оружием и лишь с интересом наблюдала за происходящим.
Громкий треск веток указал направление, с которого приближался говоривший. В самом дальнем краю поляны, где тени казались особенно густыми, стволы деревьев разошлись, открывая кому-то дорогу.
Глава 6
За богатство и славу
Ребра колонн и голые остовы домов, точно кости скелета неведомого гигантского животного, слегка запорошенного песками, торчали из высушенной земли. Небольшой отряд медленно продвигался по безжизненному городу. Звуки шагов эхом отдавались в гнетущей тишине, повисшей над окруженной горами долиной. Некоторые дома, достаточно высокие, накренились и повалились друг на друга, образовав подобие арок. Повсюду витало ощущение какой-то ужасной беды, которая случилась тут когда-то очень давно.
– Интересно, что тут произошло? – спросила Лилиан.
– Наверное, страшное землетрясение, – отозвался старик. – Такое землетрясение, что горы раздавили город.
Маерон суетливо заглядывал в каждый дом, надеясь обнаружить хотя бы малую толику драгоценностей. Но повсюду виднелись лишь обломки мебели да разбитая домашняя утварь. Прайд переглянулся с Бронаром – гном неодобрительно покачал головой. Подгорный народ всегда чтил мертвых и ни один из них не опустился бы до того, чтобы рыскать среди развалин в поисках наживы. Но Маерон не был гномом, а значит, своим поведением не позорил чести подгорного народа. Отношение Прайда к вору тоже ни для кого не являлось секретом. Правда, и рыцарь и гном сознавали, что, вопреки их собственным взглядам, в отряде Маерон совсем не слабое звено и может быть полезным именно благодаря своим профессиональным навыкам. Поэтому оба воина в очередной раз промолчали, оставляя вору право поступать так, как ему вздумается.
– Я вот все думаю… – заговорила Тария, все больше хмурясь. – А что дракон забыл в этом городе? Насколько я знаю, драконы любят обитать в пещерах.
– Ты все-таки настоящий специалист по драконам, – съязвил Маерон Лар. – Может, вам на пару с Лигтоном открыть кафедру драконоведения в Нирде?
– А ведь правда, дедушка, зачем дракону в городе селиться, если они всегда в пещерах живут? – поддержала жрицу Лилиан.
– Это всеобщее заблуждение. Глупое заблуждение, – ответил Лигтон. – Драконы живут там, где им удобно. Они могут жить и в ледяных пустошах, и в жарких пустынях, и в других местах, где гор нет и в помине. Драконы умеют приспосабливаться, иначе они бы не выжили, не были владетелями этого мира многие тысячелетия.
– Но люди и гномы обычно живут в своих городах, а драконы также обычно прячутся в своих пещерах, – возразил вор, не столько заинтересованный спором, сколько решивший поддеть старика.
Глаза Лигтона злобно сузились. Он поджал губы, но затем, совладав с собой, ответил уже совершенно спокойным голосом:
– Да, действительно, мы живем в городах, а древние существа ютятся по пещерам. Но мы, люди, пользуемся поддержкой богов, в то время как драконы рассчитывают только на себя. Мы объединяемся в общины, строим государства… Драконы слишком гордые создания, чтобы вступать в какие-либо союзы.
– А как же тогда Орден Гнева Небес? – поинтересовалась Тария, внимательно слушая слова мага. – Говорят, будто бы паладины этого ордена живут на Драконьих Островах бок о бок с драконами.
– Да, я слышал об этом. Эти драконы продали свою сущность жалким людским богам… – начал было старик, но осекся. – По крайней мере, так считают остальные драконы Эпама. Вся магия Эпама может быть подвластна этим существам. А что касается пещер… Многие из них живут в пещерах лишь потому, что им лень выстраивать свое жилище, суетясь, словно людишки, чей век короток как цвет одуванчика на фоне многовековых деревьев.
Озираясь по сторонам, искатели приключений продвигались к центру города. Частенько им приходилось возвращаться назад и искать другой путь. Непроходимые завалы, беспорядочно громоздящиеся стены или просто нависшие над дорогой здания, того и гляди готовые обвалиться на зазевавшегося путника, – все эти преграды не позволяли идти прямой дорогой. Священное Око Увара начало уплывать на запад, погружая все вокруг в таинственный полумрак.
После странного всплеска эмоций, в который превратилась очередная лекция Лигтона о драконах, разговаривать всем как-то расхотелось. За путниками молчаливо наблюдали зияющие проемы окон и дверей. Разбитые ставни и раскуроченные стены – вот и все, что осталось от былых красот города. Временами попадались полностью уцелевшие строения. Наконец Прайд остановился возле такого, внешне совершенно целого дома, стены которого лишь немного покосились под гнетом времени.
– Совсем скоро станет совершенно темно, – сказал рыцарь. – Мы не дойдем до прихода ночи. А если темнота застигнет нас среди безжизненных развалин, мы будем ночевать где придется. Поэтому я предлагаю заночевать здесь. К тому же сейчас у нас еще есть время немного обустроить наш ночлег.
Все довольно сильно устали за долгий путь, проделанный за день. Поэтому сейчас никто не собирался возражать против предложения рыцаря. Только старый маг выглядел явно раздраженным таким решением своих спутников.
– Мы уже так близко! – заговорил он. – Я могу сделать так, чтобы темнота не была помехой в пути!
– Свет лишь выдаст нас, – возразила Тария. – И неизвестно кого может навести на наш след ночью в этих мрачных местах.
– Я не говорил, что посвечу тебе! – огрызнулся старик, и голос его сейчас больше походил на лай собаки.
Даже Лилиан вздрогнула от злости, сквозящей в каждом слове старца. С тех пор как они спустились в долину, старика, и раньше ведшего себя весьма странно, как будто бы вовсе подменили. Любое слово или жест теперь раздражали его.
– Кзак, тирин дауран! – прошипел маг, простирая сухие костлявые пальцы к Прайду.
Его голос звучал так злобно, словно он собирался превратить всех спутников в скользких болотных жаб.
Прайд ощутил легкое головокружение, а затем вдруг увидел мир совершенно иначе, чем раньше. Полумрак не отступил, но контуры вещей стали намного более четкими, а его компаньонов теперь окружало пульсирующее кроваво-красное сияние.
– Нам надо закончить то, что мы начали, а не нежиться в безопасности у костра. Это заклинание временное, но его действия хватит надолго, – заверил Лигтон и, повернувшись в сторону Маерона, повторил заклинание.
Вор вздрогнул и начал с глупым видом озираться по сторонам, таращась то на мага, то на остальных.
– Тарии и Бронару, как я полагаю, этого заклинания не нужно? – предположил старик, вопросительно глядя на жрицу Нахена.
– Мой бог дарует мне это умение и без твоего колдовства, маг, – немедленно отозвалась Тария, складывая руки на священном символе в молитвенном жесте.
Жрица действительно не нуждалась в магическом усилении зрения. Но повод обратиться с мольбой к могущественному Нахену в таком путешествии всегда существовал. Тария просила не для себя – она молила о благословении для всех ее спутников. Лилиан тоже присоединилась к жрице Нахена, вновь чертя в воздухе руны охранных заклинаний, улучшающие в предстоящем бою скорость, силу и защиту воинов.
Подготовившись к последнему участку пути и предстоящему сражению, путники вышли из дома и в сгущающихся сумерках отправились дальше. Впереди вновь оказался завал, но не такой большой, чтобы его невозможно было преодолеть.
Маерон Лар вскарабкался на руины и осмотрелся.
– Там огромная площадь, а посреди нее дворец! – сообщил вор, буквально скатываясь назад. – Дворец вроде цел. Вот прямо тут, за этой баррикадой.
– Ну наконец-то! – обрадованно воскликнул Лигтон, хлопая в ладоши. – Это точно его обитель! Я совершенно уверен. Я чувствую его!
– Я готов как никогда! Мне кажется, что я в одиночку смогу разорвать дракона, стоит ему только появиться здесь. Надеюсь, остальные хоть отчасти настолько же готовы, как и я, – пылко заверил Прайд, снимая свой большой щит со спины.
– А уж я-то всегда готов! – взревел Бронар, взмахивая своей секирой, словно уже рубился с невидимым противником. – Эти твари воевали с моими предками еще на заре времен. Драконы не хотели пускать гномов в недра гор! Но мы их победили, и теперь я готов схватиться с этой спрятавшейся здесь от смерти ящерицей!
– Чего же тогда вы ждете, герои? – поторопил всех маг. – Или это ты, Маерон, устрашившись вида дворца, сам не идешь и мешаешь пройти другим?
– Я?! – искренне изумился вор.
Не зная, что сказать, он просто повернулся и молча начал первым карабкаться на завал. Вскоре весь отряд преодолел преграду и вышел на просторную площадь. Великолепие дворца заставило даже гнома восторженно выпучить глаза.
– Скорее всего, зодчими, построившими этот дворец, были Пламенные гномы, – предположил он, перехватывая удобнее свою секиру.
Дворец действительно олицетворял собой великое мастерство строителей и величие правителя, чьим указом дворец был рожден. Тяжелые створы парадного входа из темного дерева покрывала вязь кованых узоров. Рыцарь толкнул дверь, но она даже не дрогнула.
– Заперто! – удивился Прайд.
– Дракону не нужны парадные двери, – проворчал старый маг. – Он не устраивает приемов и не ждет гостей.
– А ну-ка, – оживился Маерон, протискиваясь между рыцарем и гномом, которые, похоже, примерялись, как бы побыстрее прорубить проход в двери.
Достав набор своих инструментов, бережно завернутых в тряпицу, вор склонился над замком, что-то едва слышно бормоча себе под нос. Ждать долго не пришлось – Маерон обрадованно воскликнул и распрямил спину:
– Ну вот! Путь свободен! А замок-то хоть и древний, но как новенький. Никогда не встречал подобной работы. По всему видно – века простоял и еще столько простоит, и работать будет! Счастье, что не очень сложный.
Двери отворились, и путники оказались в просторном зале. Все настороженно озирались по сторонам, аккуратно ступая по мраморному полу и обходя горы мусора, громоздящегося повсюду. Из-за беспорядка и жуткой захламленности внутри дворец уже не выглядел таким величественным, как снаружи.
– Я предполагаю, что дракон обитает на нижних этажах, – прошептал Лигтон, указывая худощавой рукой на широкую лестницу, ведущую вниз. – Я чувствую это.
Паладин и гном осторожно приблизились к лестнице, но, не увидев опасности, жестами показали остальным, что можно следовать за ними. Широкие ступени вели на один пролет вниз, где упирались в высокие двустворчатые двери.
– Если многоуважаемые господа не возражают, я пройду вперед? – поинтересовался вор, у которого от осознания своей нужности и востребованности моментально поднялось настроение.
Что-то насторожило его, и, прежде чем ступить на лестницу, он внимательно осмотрел и сами ступени, и стены, и даже потолок. Все терпеливо ждали, понимая, что Маерон сейчас в своей стихии. Наконец вор начал медленно спускаться вниз – так осторожно, словно нес в руках переполненную чашу с драгоценным напитком, стараясь не пролить ни капли. Когда до нижней площадки осталось не больше двух-трех ступеней, Маерон опять остановился. Распластавшись в позе, достойной циркового акробата, вор осматривал, касался кончиками пальцев и, казалось, даже обнюхивал каждую плиту, каждый камень.
– О, да тут ловушка! – обрадованно заключил он, убедившись в своих подозрениях.
Достав из кармана несколько небольших, выбеленных солнцем камешков, он разложил их в нескольких местах, обозначая опасные точки.
– Не наступите сюда. И вот на эту ступеньку лучше вообще не надо. Везде, где камешек, – скорее всего, смерть, но проверять я бы не советовал. А по остальным можете смело идти.
Терпеливо дожидающийся отряд послушно начал спуск по древним ступеням, а Маерон, деловито уложив еще два камешка на самой площадке, занялся дверью. Все его действия выглядели причудливым ритуальным танцем, который просто не мог не вызвать уважения. Поэтому, едва только дверные створки поползли в стороны, старый маг подал голос:
– Ты действительно хороший вор, Маерон! Я не зря вытащил тебя из застенков тюрьмы. И чутье у тебя просто отменное!
Отряд двигался темными коридорами, боясь раньше срока обнаружить себя. Теперь даже маг не пытался сделать дополнительно чего-то, чтобы улучшить видимость: слишком близко они подошли к дракону, для которого любое проявление магических действий открыло бы присутствие незваных гостей. Поэтому сейчас вся ответственность за перемещение группы легла на гнома, жрицу Нахена и старого колдуна, который, ко всеобщему удивлению, и без магических заклинаний видел в темноте не хуже гнома. Так, осторожно продвигаясь во тьме, путники очутились перед огромной решеткой из прутьев толщиной в руку взрослого мужчины. За этой тяжелой решеткой царила темень еще более плотная, чем в остальных неосвещенных помещениях. Словно не просто не было света, а нечто более черное, чем тьма, сгустилось, поджидая неосторожных путников.
Маерон пошел вдоль решетки – его руки, словно два стремительных паука, едва ощутимо касались кончиками длинных пальцев кованого железа. В углу, где решетка уходила в стену, он задержался, едва слышно пыхтя. Наконец он удовлетворенно хмыкнул, что-то скрипнуло, и решетка с чуть слышными щелчками поползла вверх. Однако не все в этом дворце пребывало в отличном состоянии. Для многих механизмов долгие годы не прошли даром. Щелчки вдруг сменились треском и хрустом. Решетка, несколько раз конвульсивно дернувшись, остановилась.
– Похоже, заклинило, – раздосадованно крякнул Маерон, пытаясь что-то сделать с рычагом на стене.
Ничего не получалось – решетка оставалась недвижимой и даже ни единого звука не издавала больше. Кроме того, она успела открыться настолько, что и вор, несмотря на свое худощавое телосложение, смог бы протиснуться только с трудом. За ним сумела бы последовать разве что Лилиан. Даже мускулистой и крепкой Тарии уже пришлось бы нелегко. А уж о том, чтобы пробраться через столь узкую щель рыцарю или гному, даже не приходилось думать. Старый маг тоже вряд ли сумел бы проделать такое гимнастическое упражнение.
– Не выходит, – громко прошептал Маерон. – Прогнило все внутри. Видно, не открывали ни разу за несколько столетий. Надо искать другой путь.
Прайд пошел к решетке, вытянув вперед руки. Когда пальцы коснулись металла, рыцарь ощупал прутья, присел рядом, примеряясь, как поухватистее взяться за нижний край. От напряжения на его бычьей шее вздулись жилы. В скрытом механизме вновь возобновились скрипы и хруст – решетка малозаметно поползла вверх. Гном, видя, что рыцарю может не хватить сил в одиночку справиться с сопротивляющимся железом, торопливо опустился на корточки рядом с Прайдом и, подсунув обе руки под нижний край, изо всех сил рванул вверх, выпрямляя спину и толкая одними только ногами. Решетка последний раз возмущенно взвизгнула, но, не в силах больше сопротивляться мощи воинов, быстрее поползла вверх. И вот путь вновь оказался полностью свободен.
Двигаясь со всей возможной осторожностью, отряд устремился в плотную тьму.
– Я не думала, что бывает настолько темно, – прошептала Лилиан, не в состоянии различить поднесенных к самому лицу пальцев.
Будто отвечая на эту фразу, со страшным лязгом и грохотом решетка рухнула, отрезая путь к отступлению. И в этот же миг во тьме что-то зашевелилось – невидимое, ибо нельзя было ничего увидеть в такой бесконечной тьме. Но тем не менее все без исключения ощутили это движение.
– Посветить? – послышался тихий рокочущий голос, словно тяжелые валуны, перекатываясь, ломали друг друга.
В тот же миг помещение залил яркий белый свет, способный, казалось, выжечь глаза, и всем пришлось зажмуриться, привыкая к яркому свету, прежде чем осмотреться.
Помещение, в котором оказались путники, представляло собой гигантский зал с высоким куполообразным потолком. В этом зале без проблем уместилась бы ратуша небольшого города. Сейчас потолок этого гигантского зала был разрушен, и только магическим вмешательством можно было объяснить ту тьму, которая только что царила здесь. Повсюду на полу грудами лежали монеты и золотые слитки. Запертые деревянные сундуки, обитые железом, выстроились в ряд возле стен. В углу комнаты отдельной огромной кучей было свалено различное оружие. Но взгляд путников был прикован лишь к одному объекту, находящемуся в зале, – блестя красной чешуей, на сокровищах, словно огромный коршун, восседал дракон.
– И кто у нас тут такой смелый? Или такой глупый? – усмехнулся дракон, обнажая огромные зубы. – Кто спешит навстречу смерти? Что за жалкие смертные?
Прайд с лязгом выдернул огромный меч, ловко перемещая щит на левую руку и пригибаясь, готовый к бою. Дракон громко расхохотался, не скрывая презрения:
– Доблестный рыцарь пришел сразить дракона! И привел с собой помощников! Уродливый гном! А тут еще и жрица ничтожного божка! Я вижу каждого из вас! И тебя, хилый воришка, хоть ты и скрываешься за широкой спиной рыцаря! И тебя, юная волшебница. И тебя… Это ты?! Так это не рыцарь всех привел!
– Да, не рыцарь, – ответил Лигтон сильным и звучным голосом. – Ты не ожидал меня увидеть, не так ли?! Так приготовься к смерти, Фирсашодар!
– Жалкие наемники и воры, пришедшие по прихоти полоумного неудачника на верную смерть! Вам всем конец, как и вашим жалким собратьям, которые называли себя чьими-то советниками! А ты, Лигирканингтон, тоже найдешь тут лишь свою смерть. Когда-то я по доброте душевной отсрочил твою погибель! Но сейчас я больше не буду столь добр.
Дракон перешел к действиям мгновенно: только что еще спокойно восседал на груде золота, разглагольствуя, – и вдруг прыгнул, извергая струю пламени.
Прайд бросился в сторону, уходя с линии атаки, но при этом успевая полоснуть мечом по крылу зверюги. Бронар, увернувшись от струи пламени, отбил замах огромной когтистой лапы и ответным ударом секиры, одновременно с выпадом рыцаря, пробил чешую на сгибе крыла. Дракон взревел, но продолжил атаку. Лилиан быстро начертила в воздухе замысловатый узор – и в грудь дракона ударила молния. Однако, в отличие от клинков, молния не причинила совершенно никакого вреда. Дракон развернулся, примеряясь, кого атаковать первым.
– Ничтожные! Вы надеялись заработать награду, да еще и добраться до моих сокровищ. Но вы найдете тут лишь свою смерть!
Дракон взмахнул своим шипастым хвостом, и Маерон Лар, не успевший увернуться, с грохотом впечатался в стену. При этом совершенно явно послышался хруст ломающихся костей. Вор упал на сокровища, оставив на стене кровавый след, да так и застыл в неестественной позе. Прайд, не останавливаясь, метался вокруг дракона, умело прикрываясь от ударов и огня и в свою очередь нанося быстрые жалящие удары. Паладин до предела взвинтил темп своих движений и все равно не успевал за драконом, движения которого были одновременно похожи на бег огибающей камни воды и на стремительный удар летящей стрелы. Несмотря на свои огромные размеры, дракон двигался очень проворно.
Очередной удар длинного клинка принес боль, дракон яростно взревел и, развернувшись, ринулся на рыцаря. Прайд только чудом умудрился увернуться, получив лишь скользящий удар в щит, все же отбросивший воина в сторону. Основная же тяжесть удара пришлась на стену, и древний камень не выдержал, рассыпаясь и крошась. Стена просела, в ней появились проломы, ведущие наружу здания, отдельные валуны полетели внутрь, попадая по голове и плечам дракона.
Сбитый с ног паладин начал подниматься, опираясь на свой меч. Дракон развернулся к нему, но тут гном рубанул монстра по крылу. Фирсашодар взревел так, что из стены посыпались мелкие камешки. Он махнул крылом, сметая гнома, который отлетел, выронив секиру и тяжело ударившись всей спиной в стену. Прайд поднялся и, оценив ситуацию, ловко полез на громоздящиеся обломки рухнувшей стены.
– Нахен, наставь меня на путь войны и даруй мне Карающий Молот Гнева! – выкрикнула Тария, увернувшись от кончика хвоста, едва не снесшего ей голову.
Одной рукой жрица сжимала свою сверкающую булаву, а во второй вдруг появился пылающий огнем молот. Тем временем Бронар, на удивление быстро оправившийся от столь сильного удара о стену, вновь подхватил свою секиру и с ревом, лишь немного уступающим драконьему, прыгнул вперед. Удар пришелся в заднюю лапу, заставляя дракона взвиться и вновь переключить внимание на надоедливого гнома. Благословленная Нахеном жрица бросилась в атаку, воспользовавшись тем, что дракон отвлекся. Сверкающая смертоносная булава, с шелестом рассекая воздух, врезалась дракону в бок. Раздался хруст, словно на скованной морозом реке лопнул лед. Алая кровь брызнула тугими струями, подтверждая, что благословение Нахена, наложенное в столичном храме Уфура, не пропало даром.
Лилиан сотворила еще одно заклинание – и облако голубых кристаллов окружило голову Фирсашодара, а в помещении повеяло морозом. Дракон взревел и, взмахнув изрубленными крыльями, тяжело поднялся к самому куполу. Прайд извернулся и с вершины остова стены рубанул длинным мечом, нанося новую широкую рану на крыле гиганта. Дракон шарахнулся в сторону, ударился в стену, но не упал, а выровнялся. Устремившись к рыцарю, он выдохнул долгую струю пламени в зажатого на стене героя. Прайд упал за камни и попытался спастись, накрывшись щитом.
Но такого чуда произойти никак не могло, и пламя яростно накинулось на воина, охватив его со всех сторон. Камни вокруг потрескались и потекли, словно расплавленный воск со свечей. Жар выжег все живое, что могло скрываться в этих камнях.
В живот дракону врезался десяток злобных ледяных шершней, сорвавшихся с кончиков пальцев Лилиан. Особого вреда они дракону не причинили, но раздражения добавили. Дракон развернулся и устремился вниз, к побледневшей от напряжения девушке. Однако едва он снизился, прямо под его брюхо выскочил гном. Бронар, увидев слабое место, изо всех сил ударил секирой по задней лапе, вновь попав в былую рану и разрубив плоть до самой кости. Тария, перехватив огненный молот двумя руками, обрушила удар на тот бок дракона, чешуя которого была проломлена ее булавой. Ответ дракона, несмотря на все раны, оказался убийственно молниеносным – он ударил Бронара лапой, распоров кольчугу, надетую под кожаной курткой, и отбросив гнома в сторону. Тотчас, изогнув шею, Фирсашодар сомкнул огромные челюсти на теле жрицы и мгновенно перекусил ее пополам, словно рыбешку. Из перекушенного тела Тарии брызнули фонтаны крови. Пылающий молот растворился в воздухе, но жрица была еще жива, загребая руками залитые кровью россыпи драгоценностей, словно пыталась подняться на несуществующих ногах, а дракон, не собирающийся второй раз оставлять живучего гнома без внимания, уже устремился к нему.
Бронар успел подняться на ноги и встретил атаку в полной готовности. Челюсти дракона клацнули, схватив пустоту там, где только что стоял гном. Зато Бронар не промахнулся, обрушив жуткий удар прямо на морду врага, оказавшуюся в удобном для него положении. Дракон извернулся и вновь хватанул гнома. И опять промахнулся. А вот гном оказался все так же неотразим – тяжелая секира угодила отточенным лезвием в довольно уязвимое место за костяным гребнем на шее. И, не оставаясь на месте, Бронар кувырнулся, подныривая под брюхо врага, и, вновь оказываясь у задних лап дракона, часто заработал грозным оружием. Фирсашодар ощутил ярость, смешанную с отчаянием: впервые за всю его долгую жизнь он вдруг осознал, что его могут победить. Не просто победить – убить!
Но это новое чувство было не поводом сдаться без борьбы, а настойчивым позывом к яростным и продуманным действиям. Дракон ударил лапой. Ударил чуть медленнее, чем мог бы. Специально, вынуждая гнома увертываться именно в ту сторону, куда ему было нужно. И тотчас, еще не завершив удара лапой, стеганул хвостом. Удар подбросил Бронара в воздух, а дракон, не дав ему даже приземлиться, прыгнул вперед. Гном, поняв, что обречен, попытался извернуться и нанести хотя бы еще один удар. Дракон схватил ненавистного гнома передними лапами и одним мощным рывком разорвал его на части. Кровь Бронара расплескалась вокруг, смешиваясь с кровью других воинов и самого дракона.
– Дедушка, они все мертвы! – закричала Лилиан, видя, как дракон неторопливо разворачивается в их сторону. – Мы проиграли!
– Не все потеряно! Вспомни о руне Кислотного Хаоса! Воспользуйся этим заклинанием! – резко приказал старик. – Не думай о поражении! Ударь не жалея сил! А после я добью это ничтожество сам!
Лигтон все это время с болезненным трепетом следил за схваткой, не ввязываясь в битву. Со своей безопасной позиции он видел, как ослабел Фирсашодар после удара благословенной булавой, которую метнула жрица. Также он видел, как гном изрубил крылья и задние лапы чудовища так, что он с большим трудом поднялся в воздух и не очень твердо стоял на израненных ногах. От него не укрылись раны, нанесенные разящим мечом паладина. Теперь близился его час, и Лигтон с волнением ждал того момента, когда сможет наверняка нанести беспощадный удар.
Лилиан начала чертить в воздухе замысловатый символ. Дракон, ощутив нарастающую опасность, с ревом ринулся к волшебнице, словно забыл о своих ранах. Он был уже на расстоянии одного броска и разинул пасть, но в этот миг руна заклинания вспыхнула, рассыпаясь золотистыми искрами, а прямо в голову несущегося дракона с раскрытых ладоней Лилиан ударил зеленоватый вихрь. Дракон заревел от нестерпимой боли – кислота, в которую превратился вихрь, залила все его огромное тело, разъедая чешую, превращая в растекающуюся слизь мускулы и кости. Глаза дракона выжгло, и он, ослепленный, но не оглушенный, прыгнул вперед. Лилиан даже не успела сдвинуться с места – слишком много душевных сил отобрало у нее последнее заклинание. Дракон рухнул на девушку всем своим огромным весом. Кровь и внутренности волшебницы брызнули из-под израненного брюха чудовища. Дракон замер, прислушиваясь к окружающему. Волшебница погибла, и кислотный вихрь утих, оставив только раны и боль. Безошибочно повернув морду в сторону мага, дракон вдруг рассмеялся.
– Ну что, Лигирканингтон, теперь твоя очередь! – прорычал он, отсмеявшись. – Все твои слуги мертвы. Теперь ты остался один! Здесь только ты и я! И что же ты скажешь теперь? Ты жалок и немощен в этой оболочке!
Шляпа Лигтона слетела, а дыхание дракона растрепало седые волосы мага, но тот не дрогнул и не отступил. Напротив, он решительно вышел из своего безопасного ранее места и пошел по кругу, заставляя дракона разворачиваться и смещаться вслед за собой.
– Это ты жалок, червяк! – ответил старик. – Моя очередь пришла, в этом ты действительно прав! Вот только ты тешишь себя глупой надеждой на несбыточное…
Глаза мага излучали холод, плечи распрямились, морщины разгладились, а черты лица заострились. Он отбросил свой посох в сторону, и теперь в глаза дракону смотрел молодой человек, только что от силы разменявший третий десяток.
– Ты оставил меня жить в этом немощном теле пятьдесят лет! – продолжил маг внезапно окрепшим голосом. – Ты присвоил мои сокровища, которые я копил веками! Ты достоин смерти, Фирсашодар! Достоин и получишь ее!
– Дурак! – зарычал дракон, порождая в своей груди огонь. – Ты уже мертв!
И в этот момент с вершины разрушенной и оплавленной стены прыгнул воин в закопченных и потемневших доспехах. Лигтон, преподнося этот щит, перед началом путешествия поведал паладину, что на нем могущественные чары, которые позволят многократно увеличить сопротивляемость огненной стихии, в частности огненному дыханию дракона.
Щит спас Прайда, оградив его от струи пламени. Кроме того, заклинание, придающее скорости, еще действовало, как и Божественное Благословение Нахена, которое призвала Тария перед тем, как они вошли во дворец. Только благодаря этому Прайд сумел так далеко прыгнуть, долетев до головы дракона. У него больше не было щита, но щит ему был сейчас не нужен. Пропустив ментальную энергию через свой клинок, рыцарь, вложив в удар всю инерцию падения и всю свою огромную силу, всадил меч туда, куда уже наносил удар гном, – под топорщащийся веером костяной гребень, опоясывающий голову дракона. Обычно гребень закрывал мягкую шкуру уязвимого места, но сейчас, когда дракон, наклонив голову, готовился испепелить мага, гребень приподнялся, приоткрыв уязвимую точку. Тяжелый клинок распорол мускулы холки и, пройдя под основанием черепа, пронзил мозг. Оставив застрявший меч, Прайд скатился по спине дракона и бросился в сторону.
Дракон заревел, извиваясь всем телом и молотя лапами и крыльями. Он свивался кольцами, как раненая змея, разбрызгивая свою кровь и вздымая в воздух брызги из золотых монет и драгоценностей. Крылья хрустели, ломаясь в агонии. Наконец, последний раз вздрогнув всем телом, дракон вытянулся и затих. Все это время Лигтон шаг за шагом приближался к бьющемуся в конвульсиях дракону и теперь оказался прямо возле его головы. Вглядевшись в замершие черты своего врага, маг плюнул в залитую кровью морду:
– Мертв ты! Мертв и жалок! И с твоей смертью я наконец обрету свой истинный облик!
Паладин, слышавший весь разговор, вначале думал, что Лигтон заметил его осторожные движения и тянет время, отвлекая внимание дракона. Да и слишком много сил и воли отнял бой, чтобы размышлять о словах, произносимых магом. Но теперь до Прайда начал доходить смысл всего происходящего, и рыцарь удивленно воззрился на мага…
Нет, уже не на мага, а на дракона в человеческом обличье. Обернувшись к воину, маг не смог сдержать насмешливой ухмылки:
– А тебе, храбрый рыцарь, я благодарен за самоотверженность и бесконечное мужество. Я буду вспоминать тебя долгими вечерами. Но, к твоему, несомненно, сожалению, тебе, герой, не суждено вернуться из этого славного похода. Придется доблестно пасть в сиянии славы. Моей славы! И ради богатства. Моего богатства!
Лигирканингтон захохотал. Фирсашодар, выглядевший совершенно мертвым, при звуке этого хохота выдохнул последнюю, предсмертную струю пламени в Лигтона. На большее не осталось в его огромном теле ни сил, ни самой жизни, и, выдохнув пламя, он умер окончательно. Но бушующий несколько мгновений огонь не причинил Лигтону совершенно никакого вреда – он предусмотрительно, еще наблюдая за сражением из безопасного места, оградил себя соответствующим заклинанием.
Прайд, осознавший всю бессмысленность гибели товарищей, а также безнаказанность, на которую рассчитывал Лигтон, бросился к магу, надеясь придушить его голыми руками. И, доберись воин до своего обидчика, он легко свернул бы ему шею. Но Лигтон рявкнул короткие слова заклинания, и паладин почувствовал, что не может пошевелить даже пальцем. Он напрягал всю свою волю, но даже зубами не мог скрипеть – маг наложил на него заклинание парализации.
Черты того, кого все считали чудаковатым старым магом, начали быстро искажаться – со смертью Фирсашодара заклинание, наложенное на Лигирканингтона, тоже умирало, и теперь дракон возвращался в свой настоящий облик. Тело изменялось, увеличиваясь в размерах, одежды трещали и рвались. Лигирканингтон понимал, что сейчас он особенно уязвим, но все враги, кроме обездвиженного рыцаря, пали, сраженные мощью Фирсашодара. Счастливый, дракон хохотал, ликуя и упиваясь своей победой. И тут произошло то, чего не мог предвидеть ни Прайд, ни один из драконов, находившихся в зале. Неожиданно смех Лигтона оборвался, сменившись бульканьем и хрипом. Он повернулся, пытаясь рассмотреть что-то, и Прайд заметил вдруг торчащий в его шее чуть ниже затылка тяжелый метательный кинжал. Еще один кинжал, мелькнув в воздухе едва уловимым росчерком, вонзился в грудь удивленного Лигирканингтона – туда, где еще билось заключенное в человеческое тело сердце дракона.
Лигирканингтон бесформенной тушей рухнул на труп своего давнего врага – уже не человек, но еще не дракон. А изумленный Прайд, со смертью Лигтона вновь обретший способность двигаться, увидел, как, с трудом волоча ноги, навстречу ему ковыляет улыбающийся Маерон Лар.
Глава 7
Хозяин Мертвого леса
– Отдохнете, как и все в этом лесу, призванные отдыхать вечно!
Неведомый гость неторопливо вышел на поляну. Впрочем, гостями здесь были как раз собравшиеся на поляне вокруг костра путники, а он являлся, скорее, частью этого леса. Лучи Горра осветили его фигуру – черная грубая кожа, напоминающая кору дерева, большие глаза, мерцающие в глубоких темных глазницах внутренним зеленым светом, клочки старой одежды, едва покрывающие могучий торс, и длинный темный плащ, свисающий за его широкими плечами, словно безвольно опущенные крылья неведомой птицы.
– Знаете ли вы, где сейчас стоите? – Голос вопрошающего был подобен далеким грозовым раскатам.
– Я стою на поляне богомерзкого леса! – воскликнул Регнар с вызовом, поднимая свой топор на плечо.
Хохот, подобный раскатам близкого грома, разнесся по лесу, многократным эхом отражаясь от древних стволов. От этого хохота поднялся ветер, с громким шелестом растрепавший голые кроны черных деревьев. Напуганному больше всех Гефоргу показалось, будто весь лес сейчас смеется над их глупостью и непростительной дерзостью.
– Ты стоишь сейчас в самом сердце Сияющего леса, гном. Вы, смертные, по незнанию своему и невежеству называете его сейчас Шаллирским.
– Ты сказал «Сияющего»? – переспросил Регнар, несколько теряя кураж забияки. – Сияющий лес – лишь легенды да сказки, да и в этих сказках он находился далеко на западе…
– Мы не можем быть в самом сердце леса, – возразил Гефорг, к которому от страха вернулись и силы и способность соображать. – Шаллирский лес простирается на несколько дней пути, а мы шли по его краю неполную половину ночи. За столь короткое время мы не прошли бы и…
– Вы шли моей Тропой.
– Но кто ты? – подала голос Элейн, пристально вглядываясь в собеседника. – Похоже, ты знаешь, кто мы, но мы не знаем о тебе ничего. И какими бы ни были твои намерения насчет нас, хотелось бы знать – кто ты?
– Кто я? – переспросил гость, которого, казалось, позабавил этот вопрос. – Я – Лесничий. Я – Хозяин Сияющего леса. Сияющего, а не богомерзкого. Именно так он звался многие века назад. Я сотни лет назад был Хозяином Сияющего леса, и сейчас я все так же его Хозяин.
Деревья вновь раздвинулись, и на поляну вышли волки. На Гефорга накатила липкая волна страха, когда он понял, что глаз не может разглядеть огромных зверей даже в ярком свете Горра. Волки состояли из самой клубящейся тьмы, принявшей очертания гордых зверей.
– Грозный Хозяин, – негромко добавил один из волков, подходя к ноге Лесничего и касаясь его опущенной руки своим боком.
Ладони Нарлинга мгновенно вспотели, и он едва не выронил свой меч. Переведя взгляд на всегда невозмутимого Экраима, который тоже был отлично виден в лунном свете, юноша заметил, как напряжен наемник, словно приготовился к, возможно, последнему своему прыжку.
Остальные могучие звери, мягко и бесшумно ступая широкими лапами, обогнули поляну с двух сторон, окружая путников.
Зеленый свет в глазах Лесничего разгорелся ярче, а ветер завыл, пригибая кроны деревьев, вторя его мыслям или воспоминаниям.
– Когда-то этот лес был благословенным местом, – тяжело произнес Лесничий, опуская голову. – Но теперь он проклят. Время разделило то, что осталось от великого леса, пристанища Детей Увара. Проклятие богов неумолимо убивает ту часть Сияющего леса, которую вы, смертные, зовете Шаллирским. Но моя сила еще позволяет сохранить свою власть над той его частью, которую вы назвали Солнечным.
Гефорг вдруг ощутил, что страх отступает, будто смываясь серебристым лунным светом, струящимся с чистого ночного неба. Лесничий был, несомненно, грозным и могущественным Хозяином леса, возможно, сравнимым по своей силе с богами, но его мощь не угрожала сейчас путникам, как бы ни были страшными вид и голос. Юноша, стараясь не шуметь, убрал клинок в ножны. Деревья высились кругом подобно зловещим исполинам. Тьма царила вокруг, но Гефорг теперь осознавал, что эта тьма – всего лишь темнота ночи. Зла не было на поляне, как и во всем окружающем их лесе. И тьма этого леса не была связана ни с силами Мрака, ни с богами Черного Трона.
– Но без них тут не обошлось, сын Нарлинга, – неожиданно вымолвил Лесничий, как будто прочитав мысли Гефорга, хотя, быть может, так оно и было. – И вас я ждал уже долгое время.
Остальные ощущали то же самое, что и молодой человек, – гном опустил топор на землю и оперся о его рукоять, а южанин расслабился, убрав свои клинки, хоть и не спешил выходить к свету костра.
– Ждал нас? – переспросил Регнар. – Но зачем?
– Мои верные слуги доставят вас туда, где мы сможем обо всем поговорить без суеты и спешки, – распорядился Хозяин леса, не считая нужным отвечать на вопрос гнома и указывая жестом на своих волков. – А после этого у вас будет время набраться сил.
– Чтобы я сел на этого монстра, выползшего из Бездны?! – взвился гном, не поднимая, однако, топора. – Да ни за что на свете!
– Ты можешь не ехать, – согласился Лесничий, и огонь в его глазах насмешливо полыхнул. – Судя по всему, ты самый бестолковый член вашего отряда, и потеря такого, как ты, не скажется на общем возможном будущем. Каждый сам кует свое грядущее. Я не буду возражать, если ты останешься тут. Ты должен знать лишь одно – никто не возвращался из этого леса просто по собственной воле. Как видишь, выбор у тебя есть немалый – остаться навеки здесь или смирить гордыню и поехать с остальными. Тебе решать.
К каждому из путников, мягко ступая большими лапами, подошел один из волков, словно звери заранее сговорились о том, кто кого повезет. С такого близкого расстояния можно было получше рассмотреть жутких зверей. По грудь рослому человеку, такому, как Нарлинг или эль Нарим, звери были по плечо девушке и гному. Густая темная шерсть как раз и создавала впечатление клубящейся тьмы, потому что каждый толстый длинный волос ее не имел иного цвета, кроме бесконечно черного, не отсвечивающего даже в серебряном свете Горра. Волк, подошедший к Нарлингу, взглянул в глаза юноши и обнажил в страшном оскале огромные белые клыки. Сердце Гефорга забилось так быстро, как будто пыталось вырваться из груди и сбежать.
– Садись, человек, – вдруг совершенно четко вымолвил волк, и Нарлинг от этих слов вздрогнул и вышел из ступора.
Глубоко вздохнув, как вынырнувший из воды пловец, юноша оглянулся по сторонам и обнаружил, что все остальные, включая неуемного Регнара, уже сидят на широких спинах волков. Гефорг торопливо вскарабкался на волка, цепляясь за густую шерсть и чувствуя, что сидеть на могучем звере ничуть не хуже, чем в седле сбежавшего недавно коня. Пока он так размышлял, устраиваясь поудобнее, Лесничий шагнул к кромке деревьев, опоясывающих поляну, и в мгновение ока растворился в лесу.
Волки бесшумно устремились следом, и деревья точно таким же волшебным образом расступились перед ними. Через несколько мгновений ничто не нарушало покоя залитой серебряным светом поляны. И даже костер, едва только последний волк скрылся в лесной чаще, вдруг сник и погас совсем, как огарок свечи, накрытый колпачком для тушения свечей.
Волки бежали ровной мягкой рысью. Настолько ровной, что всадники вовсе не чувствовали их поступи. Экраим невольно вспомнил лучших скакунов, выведенных на просторах его родины: изящные и тонкие кони были на удивление выносливы и быстры. А одним из основных их достоинств всегда считался неповторимо легкий и плавный шаг. В седле такого скакуна даже неподготовленный всадник мог проехать полдня и не растрясти спины.
Гном что-то тихо ворчал себе под нос, вглядываясь в расступающуюся впереди дорогу из-под нахмуренных кустистых бровей. Ему не нравился Лесничий и еще больше не нравились волки. Но гном, имевший за свою жизнь не одну встречу с силами Мрака, чувствовал, что ни в волках, ни в Хозяине нет зла Черного Трона. Элейн, казалось, и вовсе наслаждалась этой поездкой на спине огромного волка. Она сидела совершенно прямая, с радостной улыбкой, блуждающей на ее губах. Ей даже хотелось раскинуть руки в стороны крыльями и запеть какую-то неведомую ей самой древнюю песню, нашептываемую ей деревьями, мимо которых они проносились.
Только Нарлинг, вцепившись в шкуру волка и пригнувшись к его загривку, чувствовал себя далеко не лучшим образом. Нельзя сказать, чтобы сама поездка доставляла ему какие-то физические неудобства. Но вот эмоции, в большинстве своем выраженные в страхах и недобрых предчувствиях, от которых подводило живот, не давали ему спокойно ожидать дальнейшего развития событий. Немного расслабившись на горячей, как деревенская печка, спине волка, юноша еще больше склонился и крикнул в самое ухо зверя:
– Куда вы нас везете?
– Не кричи так, человек, не то я могу нечаянно уронить тебя. А Хозяин не будет доволен, если один из его гостей убьется о корни и землю, – рыкнул в ответ волк, нервно прядая ушами, как отгоняющая слепней лошадь. – Мы бежим в священное место.
– Священное место? – переспросил Нарлинг изумленно, сбавив тон до громкого шепота.
– Да, одно из тех мест, которое пока еще не умирает под гнетом проклятия богов.
Гефорг хотел расспросить, что это за проклятие, которое наслали боги, но волк прыгнул вперед, ускоряя бег, и юноша лишь сжал зубы, еще крепче вцепляясь в жесткую шерсть зверя.
Внезапно деревья стремительно расступились, и в глаза путников ударил отраженный от воды свет Горра. Обрывистый берег омывали быстрые воды широкой реки. Волки не замедлили бега, а, напротив, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, взмыли над рекой. Гефорг ахнул от ужаса – противоположный берег казался таким далеким, что он даже подумать не мог о том, что до него можно допрыгнуть. Однако волки выпущенными из лука темными стрелами легко перепрыгнули бурлящий поток и вновь продолжили бег под сенью вековых деревьев.
– Что это за река? – спросил Нарлинг, придя в себя после безумного прыжка.
– Вы, смертные, зовете ее Темной Рекой, – отозвался волк. – Она разделяет то, что осталось от Сияющего леса, на две половины.
Вскоре деревья отступили, и перед путниками раскинулась гладь озера, на берегу которого волки и вовсе остановились. Черная вода играла бликами лунного света, маня и притягивая взоры уставших путников. Противоположный берег озера в темноте был совершенно не виден, и казалось, что оно уходит куда-то в бесконечность. Неподалеку от остановившегося отряда, среди разросшегося кустарника и деревьев, едва можно было распознать стены каких-то строений.
Лесничий уже ждал их, задумчиво глядя на лунную дорожку в водах озера, стоя на вершине чего-то, более всего напоминающего фундамент разрушенной башни. Его рваный плащ трепетал от легкого ветерка.
– Что это за место? – спросила Элейн, первой спрыгивая со спины волка на землю.
– Все это – мой дом, – отозвался Лесничий, и в голосе его теперь явно звучали грусть и непомерная усталость. – Когда-то эти развалины были светлыми домами Детей Увара. Теперь это просто руины, мертвые и холодные.
Все путники спешились, вслушиваясь в слова Хозяина и вглядываясь в окружающее их древнее место, но говорила пока только Элейн – в отличие от других, девушка чувствовала себя как дома.
– Дети Увара? – переспросила она. – Кто это? Я никогда не слышала о них.
– Дриады, – коротко ответил Лесничий, не собираясь вдаваться в подробные объяснения. – Друзья, сегодня вы узрите судьбу Эпама.
– Судьбу Эпама? – переспросил Регнар, и в его голосе впервые вместо недовольства и агрессии зазвучали нотки удивления и даже растерянности.
– Да, Мраморная Стена, – подтвердил Лесничий, бросая взгляд на гнома. – Ты увидишь судьбу нашего мира.
Гном пристально посмотрел на Лесничего, но ничего больше спрашивать не решился. Вместо этого он молча потупил взор и погрузился в какие-то свои тяжелые мысли.
– Почему мы? – воскликнул Гефорг, боясь, что обещанное Лесничим сулит им всем лишь дополнительные несчастья и беды. – Почему ты выбрал именно нас? Мы что, единственные дураки, сунувшиеся в твой лес? Разве нам своих проблем недостает, и кто-то из нас просил тебя показать нам судьбы всего мира? Может, ты считаешь, что нам слишком легко без всей той тяжести, которую наверняка несет это твое знание? Или мы…
Лесничий сделал рукой останавливающий знак, и слова застряли у Нарлинга в горле. Хозяин леса повернулся и вдруг оказался совсем рядом с путниками, на самом берегу озера. С печальной улыбкой он заговорил:
– Вы сейчас находитесь как раз в той части Сияющего леса, которую теперь смертные зовут Солнечным лесом. Тут моя власть все еще сильна. На этом берегу озера до года Огненных Слез стоял светлый город Аз-Муралан. Это был город дриад. Но тут жили и люди и эльфы… – Огонь в глазах Лесничего потускнел, а голос зазвучал совсем глухо. – В этот город приходили, как желанные гости, даже гномы. Но все стало иначе в год Огненных Слез, когда на Эпам с Небес обрушились горящие каменные глыбы. Реки поменяли свои русла, равнины вздыбились холмами, а леса сгорели в огне. Сияющий лес разделила Темная Река. Город оказался разрушен, а все населявшие его погибли. И лишь озеро чудом уцелело таким, каким оно было до той страшной поры.
Лесничий замолчал, погрузившись в воспоминания. Путники молча дожидались, когда он сам нарушит молчание, понимая, что рассказ о тех событиях звучит сейчас от непосредственного очевидца. Хозяин леса молчал довольно долго. Наконец он тяжело вздохнул и продолжил:
– Это озеро, как когда-то и этот лес, называется Сияющим. В давние времена смертные приходили к нему в поисках ответов на волнующие всех вопросы о том, что же ждет их в будущем. Но воды озера приоткрывают завесу тайны грядущего далеко не каждому пришедшему. Озеро видит любого насквозь – со всеми его страхами, пороками, тайными мыслями и желаниями. Оно видит и великих героев, и тех, кому суждено стать воплощением зла. Однажды Сияющее озеро показало мне путников, входящих в мой лес. До этого на протяжении нескольких сотен лет озеро не показывало мне ничего. И именно волю этих священных вод я исполнил, проводив вас сюда. Вы должны заглянуть в Сияющее озеро, как оно того хочет.
Элейн первой шагнула к кромке воды и, опустившись на корточки, коснулась водной глади ладошкой. Сейчас, когда вода была совсем близко, девушке показалось, что она едва заметно светится. А там, где ее рука коснулась поверхности, свечение стало чуть сильнее, будто сама ладонь засветилась в воде мягким теплым светом. Элейн отдернула руку, и свет вновь стал едва различимым.
– Вода совсем теплая, как парное молоко, – промолвила девушка.
Остальные путники, не замечая ничего настораживающего, тоже приблизились к самой кромке спокойной водной глади.
– И чего в этом озере особенного? – ворчал Регнар, скорее следуя привычке, чем высказывая свои настоящие мысли: просто иначе реагировать на что-то, сильно воздействующее на его разум и душу, он не умел. – Может, там водится особенно вкусная рыба?
– Идите за мной и ничего не бойтесь, – приказал Лесничий, выходя впереди всех, прямо в воду озера.
При каждом шаге Хозяина леса под его ногами разгорался призрачный теплый свет. Темные стволы деревьев закачались от сильных порывов ветра, но воды озера оставались совершенно гладкими, да и путники не ощущали ни единого колебания воздуха. Лесничий раскинул руки и, подняв голову к небу, запел, продолжая неторопливо шагать по водной глади. Завороженные происходящим, путники двинулись следом, выполняя волю Хозяина леса и с замиранием сердца понимая, что вода озера не расступается, принимая их в свою глубину, а держит, как будто они шагают по совершенно гладкому и прозрачному горному хрусталю. Весь окружающий мир вдруг скрылся в недостижимой дали, угасли все посторонние образы и звуки, оставляя лишь тьму вокруг, мерцающую гладь воды под ногами и хриплый голос Лесничего, поющего неимоверно древнюю тоскливую песню. Песню, от которой даже обожженные многими потерями и лишениями сердца Регнара и Экраима вдруг затрепетали, переживая вновь все горести и радости, смех и слезы их жизни и жизней их предков.
Невольно друзья старались держаться ближе друг к другу, будто в таком призрачном единении черпали силы, пытаясь справиться с ураганом эмоций и воспоминаний, нахлынувших на них. Элейн, ощутив совсем близко Нарлинга, взяла его за руку. Свечение воды начало усиливаться, разгораясь и пульсируя в такт песни Лесничего, остановившегося и повернувшегося к своим гостям лицом. Вскоре путники перестали видеть даже друг друга, лишь ощущая присутствие каждого находящегося рядом. Пение Лесничего достигло надрывного пика, буквально физически ранящего души, и вдруг смолкло. На путников накатило ощущение, словно лопнула какая-то плотина, сдерживающая нечто еще большее, чем то, что испытали они до этого. Сияние стало таким сильным, что друзьям пришлось зажмурить глаза, и в этот момент мир перевернулся…
Друзья медленно открывали глаза и осматривались. Они очутились посреди сухой, выжженной солнцем пустыни. Только бескрайние пески да редкие клочки искореженного кустарника, торчащие то там, то тут. Путники удивленно озирались, пытаясь понять, как могли они из испытанной только что бури эмоций вдруг оказаться в столь угнетающем мертвом мире.
– Смотрите! – воскликнул Гефорг, рассмотрев неподалеку знакомый остов башни, торчащий из песка костями скелета: именно на этих руинах дожидался Лесничий, пока волки привезут к озеру его гостей. Вот только озера больше не было – один песок вокруг. – Где мы? Неужели это Сияющий лес?
– Мы не иначе в Бездне Мрака! – ответил Регнар хриплым голосом. – Но мой верный топор при мне, и я наконец сойдусь в битве с хозяевами Черного Трона!
– Посмотрите! – воскликнула Элейн, указывая на небо и ощущая, как слабость накатывает на нее от страха, не испытанного с тех пор, как она переступила границы Шаллирского леса. – Это не может быть священным Оком Увара!
На мертвенно-белом небосводе светило солнце. Только солнце это было совсем не привычным солнцем их мира. Черное, с алыми пульсирующими прожилками, слепящее своей неестественностью, оно висело в зените. Казалось, жуткое светило высасывает саму душу любого, кто оказался под его лучами.
– Это Горр? Или Торр? – неуверенно предположил Гефорг, надеясь, что всему этому есть совсем не такое страшное объяснение.
– Нет, – мрачно отозвался Экраим, уже не раз и не два видевший это небо в своих снах. – Это Око Рамита.
– Ты прав, Экраим эль Нарим, – раздался голос Лесничего, и путники, обернувшись, вновь увидели его стоящим на развалинах башни. – Это новое солнце Эпама. Это Око Рамита.
– Око Рамита?! – вскинулся в негодовании гном, выдергивая из-за спины топор.
– Где мы, во имя Бездны, ответь?! – закричал Гефорг, ощущая, как от ужаса шевелятся волосы на его голове.
– Озеро Сияния показывает вам грядущее. То, что ждет Эпам в будущем, – проговорил Лесничий. – Не держитесь за это место. Отпустите свой разум… и ужаснитесь.
Мир подернулся пеленой и закружился в бешеном вихре. Страшные видения мелькали перед лицами путников: разрушенные города, заваленные горами разлагающихся трупов; пустыни, усеянные костями в тех местах, где некогда разразились страшные битвы с силами Мрака; Пораженные, прежде бывшие людьми, ликующие и пытающие страшными пытками тех, кто еще выжил и не покорился; повешенные, распятые, насаженные на кол, корчащиеся в агонии, пропитывая землю своей кровью люди, гномы, эльфы; многочисленные твари, чья принадлежность к слугам Черного Трона была очевидной, рвущие агонизирующих людей и пожирающие их… Всюду чувствовалось, что мир соприкоснулся с великим злом, которое теперь, словно смертельная болезнь, убивает его. Небеса выцвели, и Око Увара пало с небосвода Эпама. Око Рамита – брата Таллара, верховного бога Мрака – взошло на мертвом небе отравленного мира. Орды Пораженных возводили всюду отвратительные храмы, в которых проводили нечестивые обряды, открыто поклоняясь своим проклятым богам. Мир, ставший совершенно непригодным для жизни…
– Этого не может быть, – прошептал Гефорг, буквально раздавленный увиденным.
– Может. И именно таким будет будущее Эпама. Если только вы не сумеете помешать этому.
Жуткий мир смазался, как картина из сухого песка на сильном ветру. Путники вдруг опять очутились под серебряным светом Горра в волшебном лесу. Только стояли они теперь не на мерцающей светом глади воды озера, а на каменистом дне: воды озера отступили, померкнув и превратившись в обычную темную воду. Только свет Горра спокойно отражался в темной воде, рисуя серебром лунную дорожку.
Гефорга трясло, будто в лихорадке. Каким же дорогим показался ему тот мир, в котором он сейчас жил. Посмотрев на небо, усеянное звездами, он вдохнул полной грудью чистый осенний воздух – и только после этого решился посмотреть на друзей. Элейн сидела на земле, обхватив ноги руками и опустив голову к самым коленям. Гном и южанин стояли неподвижно с каменными лицами. Только на лице Экраима играли желваки, выдавая состояние, в котором он сейчас пребывал. Однако у наемника хватило сил склониться к скрюченной девушке и осторожно положить ей руку на плечо.
– С тобой все в порядке? – едва слышно поинтересовался он.
Элейн лишь слегка кивнула головой, еще не в силах подняться из такой защитной позы, инстинктивно выбранной ее организмом. Ужас, поднимающийся из самого сердца, душил девушку, мешая распрямиться. Ничего живого – ни деревьев, ни цветов, ни птиц, только сплошная мерзость Мрака повсюду.
Мраморная Стена тяжело вздохнул, убирая зажатый в руках топор обратно в заплечный чехол. Гном выглядел практически таким же, как обычно, только по побелевшим костяшкам пальцев, сжимавших рукоять топора, да по потухшему взгляду можно было понять, что и для него все произошедшее не прошло даром.
– Но что мы можем сделать вчетвером против сил Мрака? – воскликнул Регнар, и уже по самому этому вопросу, лишенному обычной бравады и уверенности в своей способности в одиночку победить весь мир, было видно, насколько гном потрясен. – Только пасть в славной битве! Но спасет ли это Эпам? И если нет, то кто воспоет наши подвиги в грядущем? Вечная память невозможна без выживших потомков. Что же нам делать, Лесничий?
– Вчетвером мы не сумеем сделать ничего, – выдавила из себя Элейн и с трудом поднялась, опираясь на подставленную эль Наримом руку. – Надо собирать армию и вместе уничтожить всех тварей, стоящих на стороне Мрака.
– Собирать армию? – изумился Гефорг, пытаясь прикинуть, скольких человек лично он сумеет позвать: получалось как-то совсем немного – на великую битву с силами Мрака никак не наберется.
– Ты совершенно права, Элейн Калагер, – вновь заговорил Хозяин Сияющего леса, и голос его обрел былую мощь. – Только сообща вы сумеете победить Мрак и подарить Эпаму светлое будущее. Озеро показало мне будущее каждого из вас четверых. И я безмерно удивлен увиденным. Воистину даже боги не могли бы собрать вместе именно вас… всех… Это…