Дело беглой медсестры Гарднер Эрл
— Я так полагаю. Хотя достоверно не знаю. Я ведь ее не стерег. Но такое путешествие, если бы оно произошло, было бы вопиющим нарушением больничных порядков. Кроме того, ослабленный организм выдал бы к утру острую болезненную реакцию.
— Что скажете о ее душевном состоянии?
— Состояние неважное. Она плохо ориентируется. Я убежден, что она не могла совершить такую поездку.
— Ясно, — сказал судья. — Есть у вас вопросы, мистер Бергер?
Окружной прокурор снова зашептался с сержантом. Холкомб бурно возражал, но Бергер все покачивал головой. Наконец, Бергер повернулся к судье:
— Вопросов не имею, Ваша Честь.
— У меня возникло желание вызвать для дачи свидетельских показаний в связи с возникшей дискуссии сержанта Холкомба, — заявил адвокат.
Сержант Холкомб без возражений прошел к свидетельскому креслу. Назвав имя, адрес, род занятий, он повернулся к Мейсону.
— Господин сержант, знакомы ли вы с миссис Шарлоттой Бумер, теткой Дарвина Керби? — спросил адвокат.
— Да, сэр. Знаком.
— Когда вы с ней встречались?
— Вчера.
— Где?
— В гостиничном номере Дарвина Керби, когда она с ним разговаривала.
— Вы разрешили ей посетить Дарвина Керби?
— Да, сэр.
— Разговаривали с ней?
— Недолго.
— И все-таки вы разговаривали?
— Да.
— Можете ее описать?
— Ну, она была в инвалидной коляске, наполовину в одеялах, как я понял — чтобы не переохладилась. Вся в мехах. На голове — шляпка. Седые волосы…
— А лицо описать можете?
— Резкие черты, здоровый цвет. Поразили меня глаза, умные, проницательные, настороженные.
— Какого они цвета?
— Ярко-серые.
Доктор Эннис крикнул со своего места:
— У миссис Бумер карие глаза!
Судья так заинтересовался этим возгласом, что даже проигнорировал явное нарушение процессуальных норм.
— Какие у нее глаза, доктор? — переспросил он.
— Карие.
— Серые! — запротестовал сержант. — Я же их хорошо разглядел.
— И черты ее лица не назовешь заостренными, — встал с места доктор Эннис. — У нее распухшее, одутловатое лицо. В связи с нарушением обмена веществ организм перенасыщен жидкостью, которую периодически необходимо откачивать.
— Да нет же, она настоящий сухарь, — подал голос сержант Холкомб.
— А почему вы сочли ее Шарлоттой Бумер? — спросил Мейсон.
— Она так назвалась, и Дарвин Керби называл ее так.
— Стражи порядка не должны верить слухам, — улыбнулся Мейсон. — А вот правда может оказаться губительной для вашей карьеры, сержант Холкомб. К вашему сведению, под маской миссис Бумер гостиницу посетил доктор Саммерфилд Малден. И вы позволили ему ускользнуть.
Мейсон сел.
Гамильтон Бергер вскочил, сделал глубокий вдох, ошеломленно посмотрел на Мейсона, перевел взгляд на сержанта, потом на судью и вдруг рухнул в кресло, словно подкошенный потрясением.
Судья посмотрел на свидетеля, потом на Мейсона, потом на доктора Энниса.
— Доктор Эннис, вам под силу установить с абсолютной достоверностью, покидала ли вчера санаторий миссис Бумер?
— Разумеется, — отозвался доктор Эннис.
— Сколько времени у вас на это уйдет?
— Ровно столько, сколько потребуется на телефонный разговор.
Успокоившись, Гамильтон Бергер снова встал.
— Ваша Честь, — проговорил он. — Я протестую против безумного предположения защитника, что это был якобы доктор Малден. Он этого не докажет.
— Ваша Честь, — сказал Мейсон, — прокурор заявил здесь, будто бы Дарвина Керби посетила вчера миссис Бумер. — Адвокат умолк, дожидаясь, пока смысл его слов дойдет до окружающих, потом продолжил: — Он тоже этого не докажет. Поскольку утверждение прокурора, что в гостинице побывала больная старуха, ошибочно, более того, как в ближайшее время выяснится, лживо, я вправе предположить, что в отель приезжал доктор Малден.
Журналисты рванулись к выходу из зала Суда, не обращая внимания на призывы судьи к порядку, на нервный стук его молоточка. Каждый спешил поскорее добраться до телефона, чтобы первым сообщить в редакцию ошеломляющую новость.
19
Стук Дрейка в дверь нарушил тишину кабинета. Делла Стрит открыла сыщику дверь. Дрейк занял свое любимое черное кресло и с улыбкой спросил у адвоката:
— И откуда ты все всегда знаешь? А, Перри?
— Да ничего я не знаю, — усмехнулся Мейсон. — И ничего не знал. Просто предполагал.
— На каком основании?
— В определенный момент, — начал объяснять Мейсон, — у меня появилось чувство, словно все мы присутствуем на сеансе опытного фокусника. Завороженные трюками и болтовней артиста, мы упускаем из виду потаенный смысл происходящего. Вспомните, как это бывает. Иллюзионист забирает часы у зрителя в последних рядах, потом движется по проходу между рядами к сцене и перекладывает часы из руки в руку, демонстрируя публике, что это те самые часы. А на самом деле незаметно их меняет под прикрытием словесной завесы и собственного тела. Что произошло в нашем случае? Доктор Малден, изнуренный круглосуточной работой, осознает, что жить ему осталось считанные годы. Он нуждается в полном отключении от рутины, физическом и духовном. Он влюблен в свою сотрудницу. Естественно, он желает уединиться вместе с ней. А его жена оказалась стяжательницей, держащей под контролем каждый цент, она шпионит за ним, переснимает его записи, подделывает ключи, контролирует каждый шаг. Развода у нее не получить. И доктор Малден исчезает, прихватив с собой сто тысяч долларов. Его возлюбленная по случайному совпадению исчезает в это же время. Какой вывод напрашивается в подобной ситуации?
— Когда ты излагаешь факты, — усмехнулся Дрейк, — возможен только один логический вывод — доктор Малден принимает решение дожить последние годы в счастливом уединении с любимой женщиной.
— Правильно, — подтвердил Мейсон. — Доктор Малден — искусный создатель безукоризненных планов, продуманных до мельчайшей детали. Он обставил бы свое исчезновение с истинным драматизмом. Скажем, выпрыгнул бы из самолета на парашюте над морем, где спасла бы его в условленном месте Глэдис Фосс. В историю авиации этот случай вошел бы как очередной пример безрассудства любителей, пренебрегающих прогнозами синоптиков. К счастью, обстоятельства сыграли на руку доктору Малдену. Во всяком случае, так мне кажется.
— И правильно кажется, — поддержал его Дрейк. — Я только что из Управления полиции. Брошенная тобой бомба их расшевелила. Они всерьез взялись за Раймона Кастелло. В конце концов Кастелло во всем сознался. Суммируя факты, можно признать, что твоя схема событий верна. Доктор Малден и Глэдис Фосс начали жизнь под новыми именами. Никто бы и не подумал, что мистер и миссис Амбой — это они. В дальнейшем они собирались переехать на Гавайские острова. Там доктор нашел бы настоящий рай. Теплая вода, никаких тебе телефонов, пациентов и налоговых инспекций, субтропический климат, бананы, кокосовые орехи, солнце, беззаботные дни под рокот прибоя. Керби пожил там, обосновался, время от времени писал доктору об этой благодати. Письма его доктор уничтожал, поскольку Керби скрывал свое местопребывание. Из показаний Кастелло следует вот что — доктор Малден и Керби по дороге в аэропорт подсадили в машину механика, которому и предстояло доставить автомобиль обратно. Доктор Малден намеревался отбыть на своем самолете в Солт-Лейк-Сити, после чего Кастелло предстояло подвезти Керби до аэропорта. Доктор Малден оформил документы, полностью приготовился к отправлению, а потом неожиданно предложил Керби лететь с ним до Солт-Лейк-Сити. Керби возразил, что гул мотора помешает их общению. И сказал, что лучше доехать до Солт-Лейк-Сити в машине — им есть о чем потолковать. Как рассказывает Кастелло, доктор предложил механику перегнать самолет в Солт-Лейк-Сити, а домой возвратиться поездом. Кастелло не дурак и не слепец и сразу догадался, что доктор, наобщавшись с Глэдис Фосс, назад полетит, а Глэдис Фосс поедет на машине. Доктор Малден и Керби уехали. Но у Кастелло были собственные проблемы. Он воровал у доктора Малдена наркотики, был причастен к махинациям преступников. Главарь шайки, которого Кастелло смертельно ненавидел и боялся, все время требовал от механика прогулку на самолете доктора Малдена. Хотел смотаться в пустыню на встречу с контрабандистами, транспортирующими наркотики. Едва доктор Малден уехал, Кастелло позвонил этому главарю и сказал, чтобы тот собирался, что самолет подготовлен, что он может взять в пустыне товар и по быстрому подбросить в Солт-Лейк-Сити. Главарь клюнул на эту удочку. Кастелло начинил флягу с виски морфием, украденным у доктора Малдена. Главарь хотел улететь как можно скорее. Кастелло же предложил сначала выпить на дорожку. Главарь, как истый пьяница, не устоял. Кастелло отпил самую малость, а торговец наркотиками хлебнул изрядную порцию. После чего отправился в путь. Кастелло сознательно планировал убийство. Понимал, что при сложившихся обстоятельствах поймать его невозможно. Он предвидел аварию самолета, после которой погибшим сочтут именно его. А он благополучно спрячется. И Кастелло выжидал, как развернутся события. Однако, странное дело, покойника приняли за доктора Малдена. Кастелло прячется, уверенный, что доктор Малден с минуты на минуту объявится и заодно объявит имя погибшего, то есть его, Кастелло, имя. Между тем доктор Малден и Керби услышали, скорее всего по радио, сообщение об аварии и о предполагаемой гибели владельца самолета. Ложная гипотеза всецело отвечала замыслам доктора, собиравшегося разделить райское блаженство своего закадычного дружка на тропическом острове. У одного — любовь с туземкой, у другого — с медсестрой. Кастелло знал об этих планах, не зря же он перехватывал некоторые из писем Керби. Минуло двадцать четыре часа. Доктор по-прежнему хранил молчание. Кастелло сообразил, что происходит — Малден воспринял аварию, как удобный повод для реализации своих планов. Предполагая, что погиб Кастелло, что труп, обнаруженный среди обломков самолета, его труп, беглецы получили возможность выдать исчезновение доктора за несчастный случай. Лишь бы никто не узнал о подмене пилота. Кастелло вернулся домой, на вопросы куда он подевался и где был, отвечал, что ремонтировал мотор на катере доктора Малдена. Внезапно он почуял преимущества своего нового положения — прямо к нему в руки валом валил материал, пригодный для последующего шантажа! Однако над ним уже сгущались тучи. Федеральная служба по борьбе с наркотиками заинтересовалась его теневой деятельностью. А в это время окружной прокурор, обнаруживший фляжку с отравленным виски, пришел к скоропалительному выводу, что миссис Малден отравила своего мужа. Кастелло, этот прожженный негодяй со свеженьким убийством за плечами, подставил окружному прокурору в качестве своей сообщницы по торговле наркотиками, а заодно и убийцы собственного мужа, миссис Малден. Взамен Гамильтон Бергер гарантировал ему неприкосновенность. Теперь Кастелло чувствовал себя королем. Лишь доктор Малден да Дарвин Керби могли опровергнуть его показания. Получив отпущение грехов от самого окружного прокурора, он оболгал миссис Малден и надумал впоследствии шантажировать доктора Малдена и Глэдис Фосс. Прекрасный ведь объект для вымогательства, найди их — и снимай сливки!
— Значит, — продолжил Мейсон рассуждения Дрейка, — изменив свои планы, Малден и Керби в Солт-Лейк-Сити расстались. Керби отправился в Денвер решать свои семейные проблемы. А Глэдис Фосс, узнав из радионовостей о мнимой гибели доктора Малдена, все же вылетела из Финикса в Солт-Лейк-Сити. Какова же была ее радость, когда она услышала по телефону его голос! А ведь в самолете, как рассказала стюардесса, она оплакивала своего мужа. Но ты ничего не сказал о деньгах из сейфа в Диксивуд-апартаментах, Пол. Что слышно о них?
Дрейк покачал головой.
— О той квартире Кастелло не знал. О Глэдис Фосс знал, а о квартире не знал. А вот миссис Малден разнюхала все тайны мужа. Бедный доктор Малден! Все домашние за ним шпионили, все обворовывали. Теперь о финансовой стороне дела. Разумеется, доктор Малден припрятывал значительную часть своих денежных доходов от налогового обложения. Вдобавок он играл на скачках, стараясь брать выигранное наличными. Будучи человеком железной воли, расчетливым, умным и хладнокровным, он разработал тайную систему, позволявшую предвидеть вероятностные комбинации. Выигрывал он по-крупному, проигрывал мелочь. Вернемся к Глэдис Фосс. Ее машина оставалась в Сакраменто, она прилетела туда из Солт-Лейк-Сити и отправилась в Диксивуд-апартаменты, чтобы забрать оттуда свои личные вещи. Тем временем доктор Малден, возможно, слегка подгримированный, также посетил свое любовное гнездышко, опорожнил сейф, оставив дверцу открытой. Зачем? Чтобы сбить с толку налоговую инспекцию, бросив тень на Глэдис Фосс, которая якобы позволяла себе вольничать с наличностью. За доброе имя Глэдис Фосс волноваться не надо было. Все равно ведь ей предстояло исчезнуть вместе с ним. Представляю, как поразилась Глэдис Фосс, посвященная, конечно, в этот замысел, когда увидела, что дверца сейфа захлопнута, картина повешена на место и все прибрано!
Мейсон кивнул, соглашаясь.
— Одного только не понимаю, — сказал Дрейк. — Почему доктор Малден, ненавидя жену, завещал ей все свое состояние?
— У него не было другого выхода, — объяснил Мейсон. — Если бы он лишил ее наследства, у налоговой инспекции тотчас же зародились бы всяческие подозрения. Он ведь не собирался подсовывать общественности свой труп. Он хотел элементарно испариться.
— Что верно, то верно, — засвидетельствовал Дрейк.
— Так что миссис Малден в принципе не врала мне при первой нашей встрече, — рассмеялся Мейсон. — Она желала, чтобы именно я открыл квартиру в Диксивуд-апартаментах, открыл во всех смыслах слова. Чтобы именно я обнаружил шифр сейфа. Чтобы именно я извлек оттуда денежки. А потом… Ей представлялось, что я буду прятать эти денежки, пока улягутся страсти. А затем отдам ей пятьдесят тысяч долларов, не подлежащих налоговому обложению. Что касается доктора Малдена и Глэдис Фосс, они усердно взялись за реализацию своих далеко идущих планов. И довольно успешно — вряд ли кто-нибудь их когда-нибудь найдет.
— А что будет с Керби? — полюбопытствовал Дрейк.
— Сомневаюсь, чтобы Гамильтон Бергер стал о нем тревожиться, — усмехнулся адвокат. — На что ему сейчас сдался Керби? Но как Керби старался выгородить доктора Малдена! Какую историю придумал газетчикам и прокурору! А вот давать показания под присягой побоялся. Ложное свидетельство под присягой — это серьезно. За ложное свидетельство, если всплывет истина, придется отвечать. И тогда прощай, тропический остров, прощай, морской прибой, прощайте, бананы и кокосовые орехи. Взамен — одиночная камера и скудная тюремная похлебка.
— Значит, под видом парализованной тетушки к Дарвину Керби в гостиницу пробрался доктор Малден?
— Разумеется. Керби каким-то образом известил доктора о своем местонахождении… Погоди-ка… Делла, где вчерашняя газета?
Делла Стрит принесла из приемной вечернюю газету.
Мейсон торопливо пролистал ее, всмотрелся в колонку объявлений и вдруг щелкнул пальцами.
— Нашел? — спросил Дрейк.
— Черт возьми, как это я не сообразил раньше? Послушайте: «С. М. Готов в помощь тебе отрубить правую руку, но шевельнуть ею не в силах. Д. К.».
— Все сходится, — подвел итог Дрейк.
Мейсон улыбнулся Делле Стрит.
— Юридически я остаюсь преступником, обвиненным в оскорблении Суда. Делла, предлагаю отметить это дело приличным обедом. Кто знает, скоро ли я дождусь теперь нормальной пищи?
— Судья Тэлфорд испытывает глубочайшее раскаяние, — сообщил Дрейк. — На сегодняшней пресс-конференции он только о тебе и говорил. Еще никому, сказал он, не удавалось с таким блеском провести судебное рассмотрение, и в этой схватке ты проявил себя непримиримым борцом справедливости, поборником человеческих прав, отстаивающим клиента до последней капли своей крови. По его словам, твой отчаянный, рискованный поступок помог Суду узнать истину.
Мейсон встал и надел шляпу.
— Пол, мы с Деллой идем отмечать мое успешное избавление от трех месяцев тюрьмы и благополучное окончание дела. А ты прими оставшиеся рапорты оперативников, и подведи итог.
— Ну вот, — пробурчал Дрейк, — как всегда вы идете гулять, а мне сидеть в опротивевшем кабинете и работать.
— Прогулялся бы ты с дубликатом ключа в квартиру мистера Амбоя в Диксивуд-апартаменты — понял бы разницу между прогулкой и работой.
— Хорошо, Перри, сдаюсь, — взмолился Дрейк. — Идите, отдыхайте — заслужили. А я пока подобью счета, что выставлю миссис Малден и поразмышляю — какого это любоваться чужими любовными гнездышками?
— Поразмышляй, тебе пойдет на пользу, — рассмеялся Мейсон. — А чтобы легче было представить картину, открой сейф и вообрази, что там должно быть сто тысяч долларов, а их нет. До свидания.