Тебе, Победа! Мошков Кирилл

— А… — Лорд махнул рукой. — Я начал копать очень энергично, и раскопал удивительные факты. Причем все подкрепленные документами. Они, кстати, у меня с собой, имейте в виду: за мной могут охотиться, если со мной что-то случится — вы должны знать, где документы… Да. Итак, я раскопал факты. Lightning — это только вывеска, хотя и главная, вывеска большой мафиозной структуры. Кстати, те две компании, которые я так шумно разоблачал на Мордоре и на Эфире, тоже принадлежали этой же банде. Это огромная банда. Она полностью подчинила себе экономику по крайней мере девяти независимых планет Периферии, она пустила глубочайшие корни в экономике Конфедерации и даже в Империи кое-чем располагает. У них есть свой небольшой, но мощный флот, ядерное и субъядерное оружие, огромные вооруженные формирования под видом охранных агентств. Это очень, очень серьезная, очень мощная, очень богатая и абсолютно безжалостная банда. Основную часть информации я добыл в Солнечной системе, потому что они там гнездятся. Когда я вернулся в Космопорт 26 сентября, я обнаружил, что они меня раскрыли. В меня трижды стреляли, причем один раз — прямо в Главном зале ожидания Космопорта. Я еле добрался домой. Нанял по телефону охрану, охрана приехала — и вдруг получила какой-то приказ по радио, ничего мне не сказала и исчезла. В мою квартиру так просто не попасть, там я чувствовал себя в безопасности, но что-то меня дернуло ехать в редакцию. Доехал, слежки не обнаружил, но редактор мне сообщил, что ничего публиковать не станет, и почему-то потребовал сдать ему все полученные мной материалы. Я ему, конечно, ничего не отдал, выбежал оттуда… оказывается, за мной все это время следили. Я попытался улететь на Землю — не вышло: перед самой посадкой в корабль меня вдруг арестовали. Правда, через два часа отпустили с извинениями — оказывается, приняли не за того. Даже почему-то вернули мне все мои материалы: видно, в имперской полиции своих людей у бандитов не было. Я сунулся опять в Залы ожидания — опять появились какие-то рыла и опять в меня стреляли, я спасся чудом Господним, не иначе. Вскочил в экспресс, поехал куда-то… все равно куда, только бы подальше. Так оказывается, меня на каждой станции ждали! Я высунулся на одной, на другой — везде стоят, нагло, не скрываясь, смотрят на меня и ухмыляются! Пришлось доехать до конечной, в Восточном полушарии Космопорта. Тут меня осенило. Там тоже есть причалы, но не пассажирские; зато оттуда вылетают переселенцы, это я хорошо знал еще по работе в «Экспансии». У меня первое задание в «Экспансии» как раз было такое, я сопровождал на Вальхаллу группу переселенцев, так вот мы тогда вылетали из Восточного полушария… Я заскочил в магазин возле Терминала Переселенцев, у меня с собой была кредитная карточка… Купил там эту форму, кое-какие вещи и, с огромной переплатой — вот этот дом-развертку… У выхода я едва ускользнул от того типа, который стрелял в меня после полицейского участка… — Сумбурная речь Лорда внезапно прервалась, он на секунду прикрыл глаза рукой. — Сейчас я понимаю, что наделал массу глупостей и упустил массу возможностей. Но я был в панике. Я не особенно храбрый человек, скорее — наоборот, и я просто паниковал. Вылет через Переселение сверкал передо мной, как единственная возможность уйти от преследования. Как назло, не было ни одной крупной партии переселенцев. Я оглядывался на терминал — там стояли те типы и ждали меня. Я вошел в представительство вашего Института. Мне предложили несколько планет, в том числе Акаи. Я спросил, какая дальше всего от Солнечной стороны? Акаи. Где это, спрашиваю? Мне отвечают: это другой край Мира. Хорошо, говорю, туда мне и нужно. Я приобрел разрешение на фамилию Смит — у меня с собой были именно такие документы, спасибо моим друзьям, а свои собственные я оставил на всякий случай дома. И вот я здесь. Я летел сто семьдесят дней и за это время, конечно, раз сто раскаялся в том, что сделал, и увидел две тысячи нереализованных, упущенных возможностей. Но сделанного не воротишь… и, может быть, это и к лучшему. Я проиграл дело, которое невозможно было выиграть, но зато остался жив.

Лорд задумался. Все долго смотрели на него. Наконец он сказал:

— Я не хочу подвергать вас опасности. Сегодня же я уеду куда-нибудь подальше от вашего дома…

— Нет-нет, — сказал Александр очень твердо. — Так не пойдет, Йон. Здесь вы, во-первых, в безопасности. А во-вторых, мне кажется, надо посоветоваться с монахами Сингон.

Йон, подумав, кивнул.

— Это разумно. Мой приятель писал в «Экспансии» об этой школе, это люди праведной жизни и глубокого знания. Это разумно.

— Папа, — тихо и твердо сказала Клю. — Мы должны помочь.

— Монахи ведь приглашали нас к себе, — сказал вдруг Реми, сам удивляясь своей смелости. — Мы с Клю и Йоном поедем к ним. Кстати, по дороге Йон может присмотреть себе место для жилья. А, Йон?

Йон посмотрел в живые карие глаза этого мальчишки, видевшего незнакомых людей всего несколько раз в жизни, и поразился его уверенности и твердости. Впрочем, подумал он, на новых мирах редко встретишь слабого, никчемного человека. Другое дело, что слабых и никчемных так много на мирах старых…

Выехать решили рано утром. Лорд никогда не ездил верхом на лошади, поэтому вместо гипподов Реми заседлал своего любимца — огромного лосеподобного зверя по имени Конь. Конь жил у них пять лет, с тех пор, как Моник подобрала его теленком в болоте с перебитой ногой. С тех пор теленок превратился в чудовищных размеров тварь с ветвистыми рогами почти двухметрового размаха, черной мохнатой шкурой на туловище трех с лишком метров длиной, страшными тяжелыми копытами и общей массой около полутора тонн. На нем спокойно можно было ехать втроем, да еще и с багажом.

На рассвете Реми подвел Коня к крыльцу. Конь важно кивал длинной губастой головой и басом фыркал. Клю поцеловала зверя во влажный нос и, уцепившись за стремя, легко взобралась ему на шею. Реми подал ей ее и свой арбалеты, рюкзаки и прочую амуницию, которую Клю сноровисто принялась укреплять в многочисленных гнездах и карманах обширного седла.

Лорд подошел к Коню не без опаски, но, когда зверь посмотрел на него умными фиолетовыми глазами и приятельски кивнул, Йон успокоился и довольно легко взобрался на седло позади Клю. Клю отвернулась от крыльца, где стояли отец и мать: близость этого необыкновенного человека очень волновала ее, и она не была настолько наивна, чтобы не понимать, какименно она ее волнует. Ей не хотелось, чтоб это заметили родители. Впрочем, Реми-то все заметил.

Отец и мать замахали руками, и уезжающие замахали руками, и Конь пошел; Реми плотно уселся впереди Клю, вдев ноги в стремена и обозревая дорогу поверх разлапистых рогов Коня. Зверь, радуясь походу, зафыркал, копыта его тяжко зашлепали по грязи и остаткам сугробов, и в этом шуме Реми на секунду, изогнувшись, обернулся к сестре и сказал ей:

— Не теряй… м-м… Ne perd-pa la tet, p'tite soeur.

Сестра сердито нахмурилась и кратко ответила на линке:

— Я постараюсь.

Я подумаю, надо ли стараться, решила она про себя. Может, потерять голову уже как раз пора.

Конь шел ровно и неостановимо, как танк. Реми рассчитывал пройти на нем все семьдесят километров за один световой день.

Первый привал сделали около полудня, пройдя не менее тридцати километров. Коня не расседлывали — могучая тварь словно и не замечала сбруи: едва все трое спрыгнули с его огромной спины, как зверь с достоинством удалился в кусты кормиться.

Реми пошел поискать валежника для костра, хотя это представлялось делом совершенно безнадежным: под кустами еще темнели дырчатые сугробы, вряд ли сейчас в лесу было что-нибудь сухое.

Йон выбрал место посуше и с наслаждением улегся: от непривычной езды ломило спину и ноги.

Клю села на жухлую прошлогоднюю траву неподалеку от него.

— Вы, наверное, столько видели в жизни, — говорила она как бы сама себе, не глядя на Йона. — Столько разных миров, людей, кораблей. Впрочем, я вам не очень завидую, знаете… Вы вот примерно восьмидесятый человек, которого я вижу в жизни — а мне уже четырнадцать. Но мне кажется, что моя жизнь и ваша слишком разная в чем-то главном. Я бегаю по лесам, одна, с братом или с родителями, уже лет десять. Я лесной человек, хотя большинство ночей провожу под крышей. А вы — человек космоса. Нам, по-моему, вообще не в чем друг другу завидовать.

— Это правильно, — отозвался Йон, глядя в голубое небо с белыми мазками облаков. — Только мне твой опыт теперь будет куда важнее, чем тебе или твоему брату — мой. Я ведь теперь буду жить здесь.

Кусая губы, Клю ничего не ответила: ей почему-то захотелось плакать, но это желание тут же прошло.

— А что касается — человек космоса, человек леса… — продолжал Йон, глядя в небо, — то я не человек космоса. То, что я раз триста или больше летал на космических кораблях — ничего не значит, я на них летал в виде груза. С тем же успехом можно было бы назвать меня человеком сна оттого, что я каждую ночь сплю. Впрочем, какую ерунду я болтаю! — Йон расстегнул ворот комбинезона: на солнышке становилось жарко. Секунду спустя он услышал быстрый звук «молнии» и глянул на Клю: она сняла куртку, оставшись в сером джемпере и джинсах, сидела на корточках перед рюкзаком, разбирала пакеты с едой, не глядела на Йона — и у Йона вдруг появилось желание во что бы то ни стало поймать его взгляд, он приподнялся и сказал:

— Клю.

Она мгновенно глянула на него и тут же отвела глаза. Йон неожиданно смутился и спросил:

— Эти леса не опасны?

Помедлив, Клю сказала неустойчивым голосом:

— Кому как. Вообще — не очень.

— Ты сердишься на меня за что-то? — вдруг спросил Йон.

Тут Клю посмотрела на него в упор, нахмурилась — и улыбнулась.

— Ты уже здесь, — ответила она, незаметно перейдя на «ты». — Какой смысл сердиться на это? Или радоваться? Ты здесь, мы едем к монахам, потом будем выбирать тебе место для жилья. Все в порядке. — Она резко поднялась и пошла куда-то, легонько покачивая узкими бедрами. Йон долго смотрел вслед ей, пока она не скрылась в лесу. Тогда он, глубоко вздохнув, лег на спину — и вдруг вскочил, сообразив, что не слышит ни издаваемого Конем хруста веток, ни чьих-либо шагов.

— Трус, — сказал он вслух. — Тебе сказано: лес не опасен. Сейчас кто-нибудь вернется.

В лесу затрещало. Йон быстро повернулся на звук, инстинктивно расстегивая клапан под мышкой.

В кустарнике двигалась неясная черная туша. Йон напрягся, но оружия не достал. Стволы густых рябинообразных зарослей тряслись все ближе, и наконец на поляну, качая рогатой башкой, вышел Конь под седлом и во вьюках.

— Это ты, Конь, — неуверенно пробормотал Йон, не зная, как одному быть с животным. Конь быстро приближался. Бледнея, Йон не двигался с места. Конь подошел вплотную, остановился, вздохнул и наклонил голову к самому лицу Лорда.

— Конь, — проговорил Йон, глядя в темно-лиловые выпуклые глаза. — Хорошо. Все хорошо.

Он осторожно протянул руку и коснулся длинной губастой морды. Конь качнул головой, мокрые губы проехались по руке. Конь фыркнул, тяжело вздохнул и потерся мордой о плечо Йона. Йон шатнулся, но устоял.

— Все хорошо, — вдруг отчетливо сказал Конь басом. Йон так и сел на землю, а Конь повернулся и резво пошел объедать ближний кустарник.

Лорд посидел немного, приходя в себя. Потом поднялся и вдруг обнаружил, что Клю уже довольно близко — метрах в десяти.

Волосы у нее были мокрые, джемпер свободно накинут на плечи, по зеленой футболке и джинсам расползались темные пятна.

— Что случилось? — испугался Йон.

— Ничего, — удивилась Клю. — Я купалась. Там озеро, за холмом.

— Купалась? В конце марта? Снег же еще!

— А что? Мы круглый год купаемся. Ну, только не когда ниже нуля…

— По Цельсию?

— По Фаренгейту, конечно. У вас же в Космопорте Фаренгейт?

Йон только присвистнул. Ноль по Фаренгейту — это ведь минус 18 по Цельсию!

— Отвернитесь. Я переоденусь. Конь! Ко-онь!

Пришел, сопя и жуя, Конь. Клю сняла с него один из вьюков и шлепнула зверя по крупу, отпуская.

— Он у вас правда говорящий, или у меня глюки? — спросил Йон, провожая Коня глазами.

— Что-что у вас?

— Глюки. Галлюцинации. Ну, кажется мне, что ли?

— Не кажется, — коротко ответила Клю и наклонилась, распаковывая тючок. — Ну, отвернитесь.

Йон отвернулся, уставившись на Коня и слушая шуршание ткани сзади.

— А как соотносится «человек леса» и стеснительность? — вдруг спросил он.

— Никак, — ответила невидимая Клю. — Мы с вами почти незнакомы. Только и всего. Своего брата я не стесняюсь. Да и вас тоже. Только мне было бы неприятно, если бы вы на меня смотрели.

— Да? — спросил Йон, не вкладывая в это слово никакого особенного смысла, и был поражен мгновенным отпором Клю:

— Да! Нет! Не знаю! Не смейте поворачиваться.

— А что будет, если я повернусь? — пробормотал Йон.

— Я не знаю, — почти со слезами сказала Клю, — только не поворачивайтесь! Ладно?..

Йон молча стоял, глядя на пасущегося Коня. Клю сзади яростно шуршала одеждой и вдруг, обойдя Лорда, возникла перед ним — в сухой футболке, сухих джинсах и босиком, с головой, повязанной косынкой — и, заглянув ему в глаза живыми карими вишенками, умоляюще сказала:

— Ты только не обижайся на меня, ладно? Я ничего не знаю о жизни, вот и капризничаю.

Она осторожно протянула тонкую смуглую руку и холодными пальцами коснулась щеки Йона.

— Колючий, — засмеялась она и вдруг одним прыжком кинулась обуваться и надевать джемпер. Ошалевший Йон поглядел вслед девочке, ничего не сказал и вздохнул. А тут и Реми появился в дальних кустах с увесистой охапкой хвороста на плече.

— Купалась? — только и спросил он сестру и, не дождавшись ответа, принялся сооружать костер. — Йон, умеете костер разводить?

— Не-а, — отозвался Йон, присаживаясь рядом и внимательно следя за руками Реми. — Я же из Космопорта, Реми. У нас там негде не то что костры разводить — я ведь, кроме крыс и пауков, никаких диких животных не видел лет до шестнадцати.

— Ужас, — искренне отозвался Реми, поглядывая то на сестру, то на Йона. Клю, стоя к ним спиной, яростно сушила волосы косынкой. — А чем вы занимались в детстве?

— В школу ходил.

— И все?

— А, — махнул рукой Йон. — Там есть всякие заброшенные коридоры, целые кварталы, где больше никто не живет. Потом, весь Космопорт пронизан разными ходами, транспортными тоннелями, коммуникационными колодцами — там годами никого не бывает. Лазили там, играли в подземные войны на Дессе, в Ужас Космоса…

— А что такое Ужас Космоса? — вдруг спросила Клю, садясь около Йона. Костер затрещал. Реми раскладывал еду из пакетов, вынутых Клю из рюкзака.

Йон, улыбнувшись, помолчал и сказал:

— Клю, сейчас яркое солнце, тепло, хорошо. Вот давай — стемнеет, и я расскажу, ладно? Тогда это прозвучит.

Клю засмеялась легко и весело (Йон внезапно испытал своего рода облегчение от этого смеха):

— Ладно. Только расскажите обязательно, не забудьте, хорошо?

Перед закатом леса расступились, и вокруг потянулись распадки, перелески, холмы, небольшие озера.

— Осталось километров десять-двенадцать, — крикнул, оборачиваясь, Реми. — Нажмем или заночуем здесь? Конь, по-моему, не устал.

Йон ответил:

— Воля ваша, только я бы тут остановился. Если мы заявимся в монастырь на ночь глядя, это будет не совсем удобно. А вот с утра…

— Хэ! — крикнул Реми, и Конь встал, тяжело переступая с ноги на ногу. — По-моему, правильно. Клю, как ты считаешь?

— Я бы тоже тут остановилась, — ответила Клю, потягиваясь. — Давай вот туда, на холм, ладно?

Лагерь раскинули удивительно быстро. С Коня была снята вся сбруя и вьюки, на лысой вершине холма меж нескольких огромных валунов встала палатка, перед ней, разгоняя сгущающиеся сумерки, затрещал костер. Разбитый Йон заполз в палатку и высунулся оттуда, подперев голову руками. Клю вытащила спальник наружу и улеглась на нем, сняв сапожки и укрыв ноги запасной курткой. Реми сидел возле Йона, скрестив ноги, на сложенном запасном потнике.

Пока ужинали, совсем стемнело. Небо очистилось, покрывшись крупными звездами. Йон несколько раз переворачивался на спину и смотрел в небо, привыкая к незнакомому рисунку созвездий. Мимо зенита ползла крохотная луна серпиком, над западным краем горизонта странной двойной белой бабочкой светился далекий Центр Галактики, полуприкрытый пылевыми скоплениями. На севере ярко, заметным лучистым кружком сияла ближайшая звезда — Амбер, до которой было меньше светового года.

Когда посуда и банки были сложены в рюкзак, Реми откинулся на один из вьюков и сытым голосом сказал:

— Йон, вы обещали рассказать про Ужас Космоса.

Йон усмехнулся и помолчал. Озаренная костром Клю приподнялась на локте и стала смотреть на него глазами, блестящими от огня.

Наконец, выдержав подобающую паузу, Йон начал:

— Люди узнали об Ужасе Космоса тысячу двести лет назад, когда впервые вырвались за пределы Солнечной Стороны и проникли к Мирам Небул и дальше, к Центру Галактики. Тогда за пределами тридцати парсек от Солнца не было системы радиобакенов, не было гиперсвязи, не было маяков и диспетчерских, и расселение людей по Галактике только начиналось.

Множество опасностей и неведомых страхов подстерегали человека в Пространстве.

Экипажи некоторых кораблей внезапно поражали необъяснимые эпидемии. Люди вымирали, иногда даже не успев подать сигнал бедствия, за несколько часов. Мертвые корабли иногда столетиями могли носиться в пространстве. Один раз с таким кораблем состыковался мощный, суперсовременный по тем временам военный крейсер — и весь его экипаж вымер в течение двух часов. Два этих корабля, навечно соединенные, и поныне бродят где-то в Галактике, если только их не затянуло гравитационное поле какой-нибудь звезды.

Случалось, что целые экипажи поражало безумие. Иногда люди приходили в себя спустя которое время и ужасались тому, что натворили в беспамятстве. Иногда же не оставалось никого, чтобы рассказать о произошедшем.

Страшна была участь тех, кто услышал Голос Пустоты…

— А это еще что? — вздрогнула Клю.

— На самых разных частотах люди по всей Галактике и иногда даже за ее пределами слышат время от времени Голос Пустоты, — объяснил Йон. — Это бесполый и вряд ли даже человеческий голос, с плачущей интонацией произносящий одну и ту же фразу несколько раз подряд, потом он отключается, и никто не может поймать пеленг этого сигнала. Что он говорит — никому не известно до сих пор, язык этот — если это язык — расшифровке не поддается. Но тот радист или пилот, который услышит Голос Пустоты — пропал. На всю жизнь его поражает сильный и абсолютно иррациональный страх Пространства. Таких людей приходилось в лучшем случае срочно списывать с летной работы… если их успевали довезти до ближайшего порта и не дать застрелиться.

— Где-то я о таком читал, — пробормотал себе под нос Реми, но перебивать Йона не стал.

— Есть еще Шепчущие, — вдохновенно продолжал Лорд. — Это спокойные человеческие голоса, они не вызывают ужаса, они часами твердят на линке, иногда — на старых языках — одни и те же слова. В основном что-то о порте приписки, о пеленге на причал — короче, как будто перехваченные и закольцованные фрагменты стандартных портовых переговоров. Сигналы эти исходят из пустоты. Корабли ловили пеленг и пускались на поиски источника, и всем казалось, что еще пара биллиметров — и передатчик будет найден, как вдруг пеленг терялся, оказывалось, что передача идет уже совсем с другого направления. Известно много случаев, когда корабли погибали от какой-нибудь нелепой случайности, охотясь за Шепчущими.

Тысячу сто лет назад в коридоре одного рейсового корабля вблизи Пандоры впервые появился Сын Тьмы…

— О, Боже, — сказала Клю.

— Это был абсолютно черный бестелесный силуэт человеческой фигуры. Он проходил по коридорам и переходам корабля, ни на что не реагируя и сторонясь людей; если, преодолевая страх, люди пытались зажать его в угол, он немедленно исчезал. В таких случаях он почти в ту же минуту — сравнивали, сопоставляли — нигде не видели его одновременно; так вот, в ту же минуту он появлялся в коридорах какого-нибудь корабля или станции за несколько парсек от того места, где его пытались ловить. В тех же случаях, когда ему дают набродиться по кораблю, он уходит сам и не появляется годами и десятилетиями…

Йон замолчал. Огонь, догорая, трещал. На склоне внизу с хрустом топтался в невысоком кустарнике Конь. Вдалеке печально крикнула ночная птица, и сейчас же у далекой реки заухал водяной вран.

— Но самым поразительным был Ужас Космоса. Ни один корабль не мог считать себя защищенным от него. Внезапно в отсеках появлялись невысокие коренастые люди в шкурах и с копьями в руках. Не выползали, не выходили — именно внезапно появлялись, с ревом, свистом и ором. И с дикой жестокостью принимались убивать всех, кто попадался на их пути. Они не грабили, ничего не захватывали — только убивали. Почти всегда от них удавалось отбиться. Они оставляли вполне материальные трупы, обломки оружия, обрывки шкур — и, почуяв поражение, мгновенно спасались бегством и исчезали, но куда? Ни чужого корабля, ни даже планеты земного типа на световые годы вокруг… Они исчезали, зверски перебив тех, кого заставали врасплох. Анализировали их тела (раненых никогда не удавалось захватить, все живые исчезали), их оружие, их одежду — никаких указаний на то, какая земля могла породить их. Homo sapiens с обычным метаболизмом. Ясно, что с планеты земного типа, но их ведь десятки тысяч! Ученые так и не смогли разработать никакой правдоподобной теории этого феномена, а фольклор космонавтов утверждает, что эти люди попадают на корабли силой своей воли и сражаются отчаянно, думая, что попали в обиталище злых духов. Последний случай такого нападения зафиксирован лет четыреста назад в самом оживленном уголке Галактики, на линии Космопорт — Легора…

— Боже мой, Господи, — сказал Клю. — А я-то еще хотела спать на улице. Пустите меня в палатку.

Она поднялась и потащила в палатку свой спальник. Реми слегка шлепнул ее:

— Трусиха.

— Да! — заявила Клю, выпрямляясь. — Трусиха! А ты? Еще брат! Трусиха… — с возмущением повторила она. — Сам, можно подумать, не перепугался.

— Страшно, — подтвердил Реми, посмеиваясь. Впрочем, Йон заметил, что мальчик тоже как-то косится на звездное небо. Едва Клю устроилась в середине палатки, Реми тоже влез внутрь, снял сапоги и опустил полог.

— Застегни, — сердито сказала Клю.

Реми послушно застегнул палатку, и воцарилась абсолютная тьма.

Йон залез в мешок, лег на спину и потянулся. Рядом возилась, устраиваясь, Клю, за ней — Реми.

— Простите, что я вас так напугал, — несколько виновато сказал Йон.

— Да ну вас, — сказала Клю. — Вы меня ДО СМЕРТИ напугали. Я теперь буду темноты бояться.

Реми вздохнул и сказал:

— Собиралась наша Клю лететь учиться… Теперь ее в корабль не загонишь.

Клю сердито фыркнула.

— Я тебе поиздеваюсь. Дай руку! Я боюсь. Спокойной ночи, Йон.

— Спокойной ночи, — растерянно откликнулся Йон: он не ожидал столь скорого окончания вечера.

Несколько минут прошло в тишине. Потом Йон услышал тихий шепот:

— Спишь? Братик, ты спишь? Remy, dorm-tu?

Реми ровно сопел и не отвечал. Тогда последовало быстрое движение, и мягкие губы Клю поцеловали Йона в лоб.

— Спокойной ночи, — прошептала девочка, опускаясь обратно на свое место.

— Спокойной ночи, — шепотом ответил Йон и долго еще лежал, прислушиваюсь к ровному сонному дыханию брата и сестры. Потом усталость победила, и Лорд заснул.

Он открыл глаза внезапно, как будто вынырнул. Светало. Рядом тихо посапывала Клю. Реми в палатке не было, клапан был расстегнут, сквозь щель вливался ледяной утренний воздух. Йон приподнялся и стал разглядывать спящую девочку… Или девушку? Не мог он для этого чертенка подобрать правильного слова.

Клю пошевелилась, открыла глаза, искоса глянула на него и лукаво улыбнулась. Йон не нашел слов и просто улыбнулся в ответ, тогда она — почему-то чуть печально — сказала:

— Доброе утро, многоуважаемый Йонас. Вы на меня очень сердитесь за вчерашнее?

— Помилуй Бог, не знаю, на что тут можно сердиться, — совершенно искренне отозвался Йон. — Доброе утро. — Он быстро наклонился и поцеловал Клю в щеку. Девочка зажмурилась с улыбкой и спряталась в подголовник спальника.

Тут снаружи раздались приближающиеся шаги, и в палатку просунулся Реми.

— Доброе утро. Клю, спишь?

— Не-а, — раскрасневшаяся Клю вынырнула из спальника, но Реми не заметил ее смущения.

— Поднимайтесь. — Он был очень озабочен. — Посмотрите. Мне это очень не нравится.

— Йон выскочил из мешка, ожидая ломающей боли во всем теле после вчерашней скачки, но неожиданно обнаружил, что вполне может двигаться. Он наскоро сделал восстанавливающее упражнение (вспомнил молодость и годы занятий форсблейдом). Вслед за ним из палатки выбралась Клю, торопливо натягивая куртку — было холодно. Над миром висел пронзительный, кристально ясный рассвет.

Реми легко забрался на один из валунов, окружающих палатку.

— Залезайте, Йон.

— По-моему, уже можно на «ты», — проворчал Йон, не без труда поднимаясь вслед за мальчиком. Он хотел помочь залезть и Клю, но она сама буквально взлетела вслед за ним. На плоской верхушке валуна было довольно тесно, поэтому она как бы невольно прижалась к Йону. Тот не отстранился, даже положил руку на ее плечо, но все ощущения, которые она надеялась испытать, были безнадежно испорчены: Йон, глядя на восток, чуть левее красного шара встающего Пеллинора, невольно присвистнул, да и сама она невольно нахмурилась, даже испугалась.

В алом свете занимающегося дня на горизонте, среди холмов, на огромную высоту вздымался черный столб дыма.

— Это там, куда мы едем, — мрачно сказал Йон.

— Да, — ответил Реми.

— Плохо, — мрачно сказал Йон.

— Да, — ответил Реми. — Я свяжусь со станцией, узнаю, может, есть какие-то новости.

Он спрыгнул на соседний валун, пониже, освободил от рукава запястье с радиобраслетом и принялся вызывать «Северо-Запад».

Йон и Клю продолжали вглядываться в плотный, угрожающе клонящийся к северу дымный столб.

— Йон, — тихонько сказала Клю. — Случилось что-то ужасное. Я чувствую.

Она сделала маленький шажок вперед, оказавшись чуть впереди Йона, и он положил сзади вторую руку ей на плечо.

— Не бойся, — проговорил он не очень уверенно. — Справимся. Вы же лесные люди. Я, правда, в лесу — дуболом, но вообще не так уж и безнадежен.

Он слегка прижал ее к себе — попытался успокоить. Клю вздохнула, высвободилась и спрыгнула вниз, к брату. Йону ничего не оставалось, как последовать за ней.

Реми поднял к ним растерянное лицо.

— Станция не отвечает, — упавшим голосом сказал он.

— Ну, может, вышли куда-нибудь, — успокаивающим голосом сказал Йон и тут же понял, что сморозил глупость.

— Отвечает автомат, — сердито сказал Клю, — а потом вызывает кого-нибудь к терминалу.

— Станция не отвечает, — проговорил Реми. — Даже несущая частота пуста. А браслет работает, я слышу несущую спутника.

— А можно связаться с остальными станциями? — спросил Йон.

Реми качнул головой.

— Только с терминала. Браслет слишком слабый. Поймать спутник я могу, а подать на него сигнал — нет.

— Реми, — сказала Клю. — Я боюсь. Что-то случилось.

Мальчик сидел, неподвижно уставясь в серый ровный бок камня. Постепенно брови его нахмурились, глаза приобрели собранное выражение, губы сжались. Он резко поднялся.

— Да. Что-то случилось. Я думаю, что-то плохое. Йон, у вас есть какие-нибудь предположения?

Йон внезапно почувствовал признательность этому тощему, на вид такому жесткому мальчику: тот как бы признавал опыт Йона — хотя, может быть, в основном и бесполезный здесь.

— Последние месяцы, — хрипло сказал Йон и прокашлялся, — последние месяцы у меня по любому поводу одно предположение: Lightning.

— Кто они и чего хотят? — вдруг спросил Реми. — Я этого не понимаю.

— Да, я же так ничего и не рассказал, — вздохнул Йон. — Коротко — дела обстоят так. Lightning — это только вывеска, официальное прикрытие. За этой конторой, за этим преступным синдикатом стоит тайная политическая сила, цель которой — развалить Конфедерацию человечеств и подмять под себя большую ее часть. Эта сила — замкнутое сообщество, о ее деятельности очень мало сведений, это своего рода орден или тайное братство. У меня здесь, с собой, неопровержимые свидетельства того, что в нее входят некоторые очень известные в Конфедерации политики и промышленники, даже федеральные министры! Все это у меня здесь, на одном хардике, — Йон постучал ладонью по левому нагрудному карману комбинезона. — Вот как эти бандиты действуют. Орден — они называют его shura, по-арабски — «совет» — только принимает решения. Сами они, эти политиканы, ничего не исполняют. Они только собираются где-нибудь на Луне или в каком-нибудь отеле в Земле-Большой, собираются на полдня и опять разлетаются по всей Солнечной системе. А их решения выполняет верхушка Lightning — они называют ее «нарийя», по-арабски это то же самое, что по-английски — Lightning, то есть молния. Кроме «нарийи», никто в Lightning не знает, откуда исходят приказы. Нарийя располагает дискретными, но хорошо организованными и законспирированными военными силами. Они их держат на всех планетах, где у них есть денежный интерес или свои производства. Маскируют их под охранные агентства, под учебные лагеря, под спортивные общества… Набирают туда всякую шваль, каторжников, дикарей с дальней Периферии, бандитов… Я был поражен! Оказывается, в любом большом городе, где есть молодежные банды, работают вербовщики нарийи! Полиция не нарадуется — уличная преступность уменьшается; рано радуются! Из уличных подонков уже много лет вербуют отряды нарийи… Нарийя целые планеты скупает! Не удается закрепиться законными путями — пускают в ход взятки, подкуп, угрозы, убийства!

— Понятно, — прервал его уже полностью овладевший собой Реми. — Клю, сестренка, пожалуйста, будь умницей. Никто не обещал нам, что всю жизнь будет хорошо, что все будет так, как нам хочется. Давай держаться так, как нас учили. Ладно?

Он поцеловал сестру, и Клю, хмурясь, вытерла мокрые уголки глаз.

— Так вы считаете, что они дотянулись сюда, — сказал Реми, повернувшись к Йону.

Йон кивнул, оглядываясь на видимый в треть небосклона столб дыма.

— Это за вами?

— Вряд ли, — сказал Йон. — Если б они наверняка знали, что я не просто копаю под них, а что у меня есть… то, что у меня есть… Если б они точно знали, мне не удалось бы уйти. Они только знали, что я под них подкапываюсь и два раза раскрыл махинации их филиалов. И этого хватило, чтобы четыре раза стрелять в меня прямо в Космопорте… Скорее всего, сбывается предупреждение ваших монахов. Видно, у Lightning есть интерес и к этой планете. Что может их здесь интересовать?

Реми задумался. Тут заговорила Клю:

— У нас есть всякие полезные ископаемые, но вряд ли им это нужно — так далеко от обитаемых мест. Может, им просто нужна сама планета?

Реми кивнул:

— Именно потому, что она так далеко.

Поразмыслив, Йон согласился:

— Похоже. База, место отдыха, учебный центр, полигон — планета и впрямь для этого подходит. Весьма может быть, что им как раз и нужен такой лакомый кусочек… Что будем делать?

Реми поднялся, посмотрел на восток через верхушку большого валуна и опять сел.

— Я предлагаю быстро дойти до монастыря и разведать, что там случилось. А потом- форсированными маршем к дому.

Обдумали это предложение втроем — и признали, что ничего лучше не придумаешь: надо было, конечно, торопиться к станции, но и оставлять в тылу неизвестность тоже было нельзя.

Был свистнут Конь, мгновенно собран лагерь, уничтожены следы стоянки — и четвероногая махина понесла трех путников вниз по слону холма.

Реми жестким взглядом смотрел поверх разлапистых рогов Коня, по движениям Клю сзади (она села на круп) Йон понимал, что она оглядывает лес справа и слева. Йон остро пожалел о своей бесполезности — в лесу он видел и понимал не больше, чем в квантовой механике гиперперехода. Зато у него был девятизарядный «наполеон» и три запасных обоймы, а у Мартенов — только арбалеты. Впрочем, Йон был уверен, что в меткости что Реми, что Клю ему сто очков вперед дадут. Единственное его преимущество было в убойной силе оружия… да еще, пожалуй, в скорострельности: хоть и шестизарядные, арбалеты Клю и Реми требовали изрядного времени на взвод тетивы — надеть стремечко на левую ногу, левой рукой держа за ложе, правой взяться за рычаг, подхватить левой и, выпрямляясь, двумя руками взвести рычаг, чтобы тетива отошла за спускной крюк и пружина подала дюралевый болт со стальным наконечником в стреловод. Поднимая оружие, нужно было еще и перекинуть рычаг обратно, чтобы он не ударил по пальцам при выстреле.

Конь углубился в перелесок на добрых полкилометра по довольно заметной кабаньей тропе. Вдруг, повинуясь движению поводьев, зверь резко встал, и Реми, вскинув руки, потянул из-за спины оружие. Сзади Йона резко толкнула Клю, делая то же самое; он едва не свалился с седла, однако удержался и даже вытащил пистолет. Но, пока он искал глазами цель, Реми уже отпустил арбалет и спрыгнул с холки Коня, поскользнулся на сырой тропе, но удержался и побежал с протянутой рукой навстречу молодому буддийскому монаху в грязном, изорванном дхоти.

Лорд тоже спустился с седла.

Монах очень вежливо пожал руку Реми, поклонился и сказал, волнуясь:

— Мсьё Мартен… благословенны небеса… какое чудо!

Видно было, что он чрезвычайно устал и угнетен.

— Йон, — обернулся Реми. — Это Сакамото Ёсио, наш друг, который приезжал к нам в ноябре. Сакамото-сан, это Йон Лорд.

Юный монах поклонился и даже нашел в себе силы вежливо улыбнуться:

— Как, знаменитый журналист и писатель Йон Лорд? Я узнаю ваше лицо. Вы — автор «Жизни против тьмы», не так ли?

— Что же у вас случилось? — подхватил Лорд монаха под локоть. Юноша почти падал от усталости; спрыгнув с Коня, Клю повела могучего зверя в ближайшие заросли. Туда же отвели Сакамото, усадили его на торопливо расстеленную попону, и монах, раскачиваясь от горя, сказал:

— Монастыря больше нет. Я единственный остался в живых.

Он закрыл глаза, пытаясь сдержать эмоции.

— Учитель погиб первым… Они застрелили его прямо в храме… После его смерти я не имел права умереть, потому что я единственный, кроме него, посвящен на этой планете в сокровенные тайны учения Сингон…

Самообладание, видимо, почти покинуло его. Он говорил, словно захлебываясь.

— Вся уважаемая благородная община пала, они прикрывали меня, и я бежал в лес, со мной был Ёхара, он был ранен… я нес его на плечах… и последняя пуля убила его, вошла в его тело, которое защитило мою голову… — По щекам монаха потекли слезы, он стащил с бритой головы, покрытой едва заметной щетинкой, грязную войлочную шапку, закрыл ей лицо и замолчал, раскачиваясь из стороны в сторону.

Йон и Реми смотрели на него, опустив руки и не зная, что делать. Клю сердито глянула на них, дернула плечиком и захлопотала: добыла из вьюков еду и питье, опустилась на колени возле Сакамото, принялась утешать его и кормить… Йон и Реми сели рядом и, пока юный монах ел, рассказали ему все — и про прилет Йона, и про злоключения, приведшие его на Акаи, и про то, что станция «Северо-Запад» не отвечает на радиовызовы. Тем временем Ёсио (он решительно воспретил Лорду и Маренам называть себя по фамилии) насытился, овладел собой и, стесняясь недавних столь бурных проявлений эмоций, рассказал о том, что случилось в монастыре.

Вчерашнее утро не предвещало никакой беды. Как обычно, монахи поднялись перед рассветом, вкусили скромную трапезу, совершили службу в храме и приступили к своим ежедневным делам — к работе, как это ни странно звучит для знатоков традиционного буддизма. Но Сингон, буддизм галактической эры, учит, что самосовершенствование возможно и через действие в миру. Монахи разошлись по территории монастыря, и каждый занялся тем, что было для него определено как главное дело сегодняшнего дня. Ёсио вместе с настоятелем Сакамото Кодзё удалился в храм. Две недели назад настоятель провел для Ёсио последние, самые суровые испытания перед тем, как назвать его своим преемником и присвоить высший перед настоятельским ранг Сингон — звание отшельника, ямабуси. Теперь, в ожидании дня летнего солнцестояния, когда должно было совершиться присвоение ранга, Ёсио совершенствовал свою теоретическую подготовку. О, он давно овладел всеми тайнами, всеми совершенствами основ мистической практики Сингон. Он знал пятьсот сорок восемь магических фигур, складываемых пальцами — химмицу. Он знал девятьсот девяносто четыре мистические формулы акустического воздействия — гомицу, позволяющие вылечить головную боль, стать невидимым или ходить по потолку. Он умел погружаться в священном забытье имицу столь далеко, что только следуя по ста сорока четырем ступеням погружения, можно было обнаружить в глубине его дух, стремительно удаляющийся к глубинам познания сущности космического будды Дайнити. Теперь же он изучал некоторые особенно сложные труды мыслителей Сингон для того, чтобы связь его теоретических знаний и практических умений окрепла и укоренилась в повседневной практике.

Несколько часов Ёсио и настоятель просидели над разложенными книгами и рукописями. Незадолго до обеда, то есть около одиннадцати утра, в храм вбежал монах и, поклонившись, с тревогой сообщил, что над монастырем заходит на посадку черный флаер военного образца.

Настоятель очень удивился: флаеров на Акаи быть не могло. Он знал, что на станциях были пятиместные глайдеры, но флаер? Тут еще один монах вбежал и крикнул, что флаер сел перед воротами и сюда идут двенадцать вооруженных мужчин в зеленой одежде, а на борту флаера изображена сдвоенная молния.

При этих словах настоятель побледнел, насколько это возможно было при коричневом цвете его морщинистого лица, и вскрикнул:

— Молнии! Это Lightning! Беги, достойный ученик, беги — Ёхара, спаси его во что бы то ни стало!

— Учитель, я… — запротестовал было Ёсио, но Учитель воздел руки и громко крикнул: