Тебе, Победа! Мошков Кирилл
После скудного завтрака Клю заявила, что она тоже хочет помыться. Легин посмотрел на часы регистра и сказал, что, по его мнению, еще около часа у них есть и Клю вполне может идти, только пусть Йон ее поохраняет.
Йон и Клю ушли в лабиринт скал и долго целовались там; потом они вышли к морю, и тут из-за камней появился Реми.
— Йон, — сказал он. — Я хочу с вами поговорить.
— Я тебя очень внимательно слушаю, — отозвался Лорд.
— Клю, отойди, — мрачно сказал Реми.
— Que's que c'e tu veuz-encor, — задорно ответила девушка.
— Je tu prie. Clu, je tu prie, comprenai-tu? Je lui doi questionne de quelque-choz. Clu!
Клю нахмурилась.
— Тогда оба отвернитесь! — Она быстро направилась к воде, шумно разбросала одежду и, показав язык спинам Реми и Клю, забралась в промоину с теплой водой.
— Йон. — Реми стоял хмурый, опустив голову, и вдруг схватил Лорда за руку — тот даже вздрогнул. — Йон, у нас с сестренкой теперь никого нет. Поэтому скажите мне — только честно. Что у вас с ней? Скажете?
Йон глубоко вздохнул.
— Реми, я ее люблю.
Йон взглянул в лицо мальчику. Тот кусал губы.
— А она?
— Спроси ее. Мне кажется, что она тоже меня любит.
— Йон… вы понимаете… вы первый посторонний человек, которого я вижу больше трех дней подряд. Вы понимаете? — Голос Реми дрожал. — Я ничего не знаю о людях. Я только знаю, что вы мне нравитесь как человек. Сделайте так, чтобы она была счастлива!
Этого уж издерганный событиями последних дней Йон не выдержал. Он схватил Реми за плечи, тот как-то неловко вцепился в комбинезон журналиста, и они — жизнерадостный галактический бродяга, не умеющий не ввязываться во что ни попадя, и лесной мальчишка из самой глубокой глуши в Галактике — обнявшись, повисли друг на друге и зарыдали на два голоса.
А Клю смотрела на них из-за песчаной гряды у кромки воды. Она лежала на животе в тонком слое теплой, мягко качающейся соленой влаги, легкие волны набегали на ее ноги, чуть приподнимая их, и прокатывались по спине. Она не слышала голосов и даже не видела лиц, но все прекрасно понимала — и сама поплакала, опуская время от времени лицо в набегающую воду. Два самых близких теперь ей человека тем временем уселись на песке и что-то говорили друг другу, и жали друг другу руки, и что-то говорили друг другу опять так громко, что до Клю даже долетали невнятные звуки их голосов. А она тем временем, перестав плакать, горячо молилась. Родители ее не были особенно религиозны, и на Акаи не было священника, чтобы крестить ее; но в душе она часто почти без слов, с одной только надеждой обращалась к Богу — и сейчас она шептала, покачиваясь в мелкой воде, на линке и на франсэ-эспасьяль, вперемешку, какие-то слова, прося у Бога не забирать у нее ни Реми, ни Йона. Нет, она не смела роптать на Него, шептала она, он взял к себе родителей — на то Его воля, но ведь есть же мера, Господи, шептала она. И она чувствовала кожей спины и затылком, что Бог слышит ее.
К вечеру того же дня они успели уйти еще на двадцать четыре километра к западу. Быстрее идти не получалось: Лорд не сильно, но хромал и от этого все время отставал, да и вообще идти по песку было трудновато. Легче стало после часа дня, когда прилив стал отступать и освободил полосу ровного мокрого песка. Идти по этой полосе было легко, как по асфальту, но, во-первых, оставались хорошо заметные с воздуха следы, а во-вторых — песок во второй половине дня подсох, и они опять стали вязнуть с каждым шагом. Но делать было нечего: Легин подгонял, опасаясь, что погоня вот-вот найдет скелет Сардара и, поняв, что имеет дело с андроидом, примется разбирать его черепную коробку с целью порыться в мозгах. Легин думал, что они сделают это прямо на месте, чтобы не тратить время на вывоз скелета на свой корабль. Вчера беглецы были слишком измучены, чтобы уйти далеко, и ночевали всего в семи километрах от своих сожженных машин, но теперь их от кераметового скелета, забросанного песком прямо возле сгоревшего глайдера, отделяло уже больше тридцати километров. Впрочем, пожелай погоня сначала поискать их, флаеру на разведывательной скорости нужно было бы минут пять, чтобы найти их по цепочкам следов на пляже. Но Легин надеялся, что сначала погоня все-таки сочтет необходимым осмотреть место битвы и обнаружит там то, что, судя по одежде, еще недавно было командующим службой безопасности нарийи.
Реми, как самый привычный к пешей ходьбе, вызвался до заката сходить вперед и найти место для ночлега повыше в прибрежных скалах. Ёсио попросился с ним.
Лорд лежал на песке в одних плавках и кряхтел: Легин лечил ему ногу иглоукалыванием. Игл у него, конечно, не было, поэтому он колол Лорда электродами, выдранными из глайдерового двигателя — они много с собой несли вещей, снятых с недогоревших машин. Клю сидела рядом и переживала.
Прыгая с камня на камень, Ёсио вслед за Реми спустился обратно в ущелье. У расселины журчал родник, и ручеек весело устремлялся среди камней вниз, а ниже виднелись щебнистые осыпи и густые заросли темно-зеленой ползучей травы.
— Пошли назад, — сказал Реми. — Здесь, наверное, заночуем. Ты видел — там птицы? С утра можно поохотиться… Я понимаю, что тебе нельзя охотиться, но мне-то можно. Пойдем, совсем уже темнеет.
Прыгая по плоским плитам, между которыми журчал ручей, они побежали вниз по ущелью, пользуясь последними сумерками.
Вдруг Реми резко остановился.
— Светает, — удивленно сказал Ёсио.
Ослепительный свет разлился в небе — камни на краю ущелья мгновенно стали слепяще-белыми, и вдруг белое небо за секунду потемнело, вновь став черным — и опять изменяя цвет, теперь на багровый.
— Быстро вниз! — не своим голосом завопил Реми. — Завалит!
Не рассуждая, Ёсио помчался за ним. Багровый отсвет с небес освещал им путь.
— Если это рванул Сардар, то у нас минуты полторы, — прохрипел Реми.
За минуту с небольшим они, чудом нигде не упав и не переломав себе кости, выбежали к подножию утесов, преодолев не меньше полукилометра! Им помогло только то, что плиты лежали ступенчато и они не бежали, а прыгали по ним, за прыжок пролетая метра по два. Задыхаясь, они скатились один за другим по щебнистой осыпи и в ужасе увидели на востоке чудовищное багровое облако, неимоверно быстро всползавшее к застланным бурой пеленой небесам; а вдоль побережья с нарастающим яростным утробным гулом валила в их сторону сплошная серая тьма!
— Ложи-и-ись! Заткни уши! — завизжал Ёсио, падая в заросли жесткой, горько пахнущей травы. И их, мощно ударив по всему телу, с ревом накрыл бешеный слепой шквал.
Реми показалось, что он снова попал в водопад, как год назад, во время их с отцом сплава по горной реке. Но тогда это был маленький двухметровый водопад, а здесь он имел огромную глубину, и в нем было очень много камней, и все они летели прямо в Реми, а удушающе плотный воздух вминал его в каменистый грунт и волок по нему, раздирая одежду и кожу. Что-то прокатилось рядом во мраке, сотрясая грунт, что-то навалилось сверху и вцепилось в плечи — это был Ёсио, он кричал, Реми кричал, они оба кричали не своим голосом и не слышали себя и друг друга. И вдруг все кончилось.
Они лежали в траве, избитые, засыпанные пылью и щебнем, задыхающиеся, ничего не слыша и не видя; со скал еще сыпались обломки, но шум затихал, как будто на запад по побережью с ворчанием уползало что-то огромное.
Наконец Реми поднялся, с трудом разлепив запорошенные каменной пылью глаза. Ёсио сидел рядом, быстро бормоча что-то нараспев по-японски. Над побережьем гигантским деревом, мерцающим белесо и озаренным багровым заревом у подножья, вздымалось грибовидное облако. Оно уже почти не росло, оно только клубилось, втягивая в себя свою багровую ножку. По поверхности облака неслись сполохи чудовищных молний, и с востока несся сплошной трубный гул, в котором нельзя было выделить отдельных звуков.
— Это ядерный взрыв, — сказал вдруг Ёсио, перестав читать свою сутру.
— Не может быть, — кашляя, просипел Реми. — Это Сардар. Легин говорил — в его костях был субъядерный заряд.
— А если это не Сардар? — возразил Ёсио. — Может, это бандиты Lightning сбросили бомбу? — Он поднялся, сжимая за цевье автомат. Реми завертелся, пытаясь найти свое оружие, и нашел только метрах в десяти позади себя. — Хотя, судя по мощности, это субъядерный взрыв. Это значительно лучше, потому что нам не грозит тогда радиоактивное заражение.
— А наши! — вдруг вскрикнул Реми. — Они же были на берегу!
И, шатаясь, со звоном в ушах, полуоглушенный, он бросился вниз по склону.
Ёсио, который владел всей тайной наукой Сингон, немедленно сложил одну из пятисот сорока восьми фигур химмицу — а именно фигуру «дайкоку-дэ кунидзава» — и на левой, и на правой руках, что делалось в исключительных случаях, когда надо было быстро и эффективно восстановить контроль над своим телом. Куда там светскому форсблейду, которым когда-то занимался Лорд! Юный монах помчался вслед за Реми, спокойно регулируя свое дыхание и следя за тем, чтобы не отставать от дезориентированного Мартена, который ведь мог и упасть.
Они вылетели на пляж к тем камням, где оставили своих. Все более яростные волны взбаламученного моря перекатывались через оголенные отливом отмели, уже дотягиваясь до камней, где был лагерь.
Реми заметался по песку, вопя в темноту:
— Клю! Сестренка! Йо-он! Легин! Clu, soeurett!
Ёсио тем временем с разбегу прыгнул на камни и, прищурившись, сложил на левой руке еще одну фигуру химмицу — а именно «куни-но кэйдзай» — и немедленно открывшимся ночным зрением принялся изучать неузнаваемо изменившееся лицо побережья. Волны ревели, одна из них захлестнула Реми почти по пояс, брызги хлестнули Ёсио по лицу.
— Реми! Вот они! — юный монах прыгнул в отступающую воду и, подняв автомат над головой, схватил Реми за куртку. — Там, на склоне — левее!
Он потащил Реми, окончательно потерявшего ориентацию, за собой. Выбравшись на засыпанный щебнем склон, они стали взбираться вверх и буквально налетели на Легина и Клю.
— Вы живы! — закричал Легин, перекрывая нарастающий шум ветра и воды.
— А где Йон? — проорал Реми, обнимая мокрую Клю.
Легин стремительно обернулся.
— Вон он, там, у скалы. Ну-ка, всем быстро вверх по склону, к скалам!
Спотыкаясь, падая, съезжая по щебню, все карабкались к утесам, а сзади все страшнее ревели волны, снося и перекраивая отмели тяжкими ударами, от которых тряслась земля.
У скал, прислонившись к гранитной глыбе, их ждал увешанный оружием Йон. У ног его стояли контейнеры, снятые с останков глайдера и флаера.
— Всем выше! — кричал Легин, подхватывая контейнеры. — Выше, еще выше!
Примерно через четверть часа после взрыва, казалось, пришла пора попрощаться с жизнью. Они сидели на уступе высоко в скалах, разбушевавшиеся десятиметровые волны буквально разметывали под ними побережье, снося одни отмели и намывая другие. И вдруг с оглушительным свистом и шипением вода стала отступать и берег задрожал — с востока, от смутно видимой громады расплывшегося и потерявшего свою форму гриба, надвигалось что-то ужасное. Неимоверной высоты волна пришла вдоль побережья с востока. Было несколько минут рева, потоков брызг, сотрясения скал и такого ветра, что в концентрированном вале соленых капель невозможно было дышать. Наконец все схлынуло. К полуночи волнение стало стихать. К двум ночи измученная Клю заснула сидя, за ней — Реми и Йон. К утру бодрствовали только Легин и Ёсио, созерцая величественную панораму хаотически волнующегося океана и стену белого пара, стоящую на востоке.
В девять утра Легин принял решение спускаться. Дрожа на внезапном зябком ветру и зевая, беглецы спустились на уровень щебневых склонов и направились к обследованному вчера Реми и Ёсио ущелью. Не было смысла спускаться на отмели, залитые сейчас приливом, и искать брошенные вчера переносные генераторы, опреснитель и кислородно-углеродный обменник — ночью, конечно, их унесло. Уцелело только то, что вчера успели втащить наверх: оружие, два небольших контейнера с пищевым НЗ флаера и аптечкой, патроны (в глайдере случайно уцелела одна упаковка «тяжелых охотничьих», 5.45, которые подходили к трофейным автоматам — только в патронах были не плазмогенные шарики, а стальные пули). Бачок с конденсированной водой втащить не удалось, так что всех мучила жажда. У стекавшего из ущелья ручейка Легин замерил регистром радиоактивность.
— Взрыв был субъядерным, — с облегчением сказал он. — Все чисто.
Все напились воды из ручья: она имела странный привкус, но и Легин, и Ёсио сочли ее безопасной. Постарались устроиться так, чтобы их нельзя было заметить сверху, положили под голову заряженное оружие — и почти мгновенно все заснули. Не спал только Реми, подремавший ночью, но высидел только четверть часа — монотонный плеск ручья и шум волн с побережья сморили и его.
Книга вторая
ОТ КРАЯ ДО КРАЯ
Часть первая
КОСМОПОРТ С ИЗНАНКИ
Реми Мартен открыл глаза. Открыл легко, как будто долго спал и проснулся утром в своей комнате на станции «Акаи Северо-запад». Открыл и долго смотрел вверх, не понимая, почему потолок не белый, а светло-зеленый. И где карта окрестностей? Где карта планеты? Где портрет академика Ловано, директора Института, где пейзаж Западной равнины, нарисованный им самим?
Потом он вспомнил, что станции «Северо-запад» больше нет, вспомнил полузасыпанную могилу в лесу, вспомнил Сардара, Легина, чудовищную ночную катастрофу на побережье. И вскочил.
Реми находился в очень маленькой комнате, буквально в каморке. Лежал он на полу. Пол был упругий, но довольно мягкий, как резина, и такого же цвета, как потолок и стены. Окна не было. Дверь была, но она была закрыта или заперта — во всяком случае, не поддавалась.
Больше того: на Реми не было одежды. Вообще никакой. Даже цепочки с крестиком, которую он никогда не снимал. Нигде в каморке не было его вещей. В ней вообще не было ничего, кроме самого Реми.
Он обнаружил, что тяжело дышит, что лоб его и шею внезапно залил пот, что ноги задрожали. Страх. Он не постеснялся признаться сам себе, что испытывает внезапный, очень сильный, липкий и вязкий страх.
Он несколько раз толкнул дверь — рукой, босой ногой, плечом. Ничего. Он сел возле двери на пол. Постепенно дыхание его пришло в норму. Он ладонью стер пот со лба и еще раз огляделся.
В каморке был свежий воздух. Воздух пах не так, как на Акаи. Проще было бы сказать, что воздух вообще никак не пах. Пахло покрытие пола — чем-то синтетическим. Пахло покрытие стен. Тело Реми тоже пахло. Воздух же не пах ничем — ни лесом, ни горами, ни морем. И воздух шел откуда-то сверху.
Реми поднял голову. Над дверью была пластмассовая решетка — сантиметров пятьдесят в ширину, сантиметров сорок в высоту. Воздух шел оттуда.
Реми встал и встряхнулся, глядя на решетку. Он согнул одну ногу, потом другую, помахал руками. Тело действовало. Его не били, не связывали, он не был особенно голоден, не особенно хотел пить и вообще не испытывал особенно острых физиологических потребностей. Он внимательно осмотрел себя: незаметно было, чтобы ему куда-нибудь делали, к примеру, укол. Он в последний раз с размаху толкнул дверь и убедился, что она не поддается. Тогда он поднялся на цыпочки, уцепился за середину решетки правой рукой и потянул.
Решетка поддалась и послушно выгнулась. Тогда Реми ухватился за нее обеими руками, уперся ногой в дверь и рванул.
Что-то хрустнуло, и Реми, не удержавшись, повалился, успев смягчить падение перекатом. Решетка сломалась у всех четырех углов и осталась у него в руках. Почесывая ушибленный бок, мальчик поднялся, разглядывая решетку. Как оружие она не годилась — пластмасса была слишком мягкой, но с собой больше ничего не было, и Реми осторожно разломал рамку решетку решетки пополам, получив две продолговатые рогульки с крюками.
Реми подошел к двери, разглядывая открывшееся отверстие, потом отошел к противоположной стене, поднялся на цыпочки, потом задумчиво почесал в затылке — и ойкнул, ощупывая голову: по всей голове волосы были буквально обкромсаны, будто их отрезали ножом или очень тупыми ножницами.
Некоторое время мальчик, вылупив глаза, ощупывал череп, и тут ему пришло в голову, что с таким выражением лица и такой прической он должен выглядеть довольно смешно. Он прыснул и, хихикая, посмотрел на свои ладони. На ладонях полно было стриженых волосков: значит, стригли его совсем недавно. Реми подумал еще немного, но ничего не надумал. Он не мог уяснить себе, почему он не в прибрежных скалах у ручейка, а в какой-то комнате, голый, немытый и грубо остриженный. Он не мог также выйти из этой комнаты через дверь. И он решился. В отверстие над дверью видно было низкий потолок, но дальней стенки видно не было, и Реми с места, как в лесу, прыгнул, стараясь уцепиться за края отверстия — и уцепился. Кряхтя, он заскользил босыми пятками по гладкой двери, стенам, рванул себя вверх и вперед, больно ударившись грудью. Извиваясь, Реми втянулся верхней частью туловища в дыру, увидав сумрачную плоскую нору; повернулся на бок, пытаясь развернуться; наконец, ему удалось, работая локтями и плечами, втянуть себя в отверстие, одновременно складываясь, чтобы втащить ноги. Наконец он весь очутился в низком широком ходу, снизу и сверху крытым гладким твердым пластиком, и замер, переводя дыхание. Высота лаза была не больше полуметра, и ему еле удалось приподняться, чтобы посмотреть вперед и назад. Сзади — слева от двери, если смотреть из комнаты — была полная темнота, а впереди брезжил слабый свет, и Реми пополз было туда, но вспомнил, что оставил внизу обломки решетки. В сердцах он ругнулся по-французски: слезать обратно за обломками, а потом опять влезать ему не улыбалось. Он пополз вперед, с неудовольствием подумав, что его перемещение слышно за километр — тонкий пластик под ним гулко отзывался на каждое движение. По расчетам Реми, прополз он метров десять. Справа то и дело возникали такие же решетки, как та, что он выломал в своей каморке, но за ними было темно. Ток воздуха шел сзади, а впереди все усиливался отблеск света. Наконец Реми увидел, что часть свода лаза освещена снизу. Через несколько метров под ним оказалась решетка — тоже вроде тех, в комнатах, только больше. Реми глянул сквозь решетку — и увидел, что под ним желто-зеленый, хорошо освещенный коридор. По левую руку стена коридора была сплошная, по правую в ней были двери. Через каждые три метра такие же двери, как в той каморке, где он проснулся.
Реми глянул вперед, в лаз. В трех метрах впереди, над очередной дверью (ее Реми только что видел в коридоре) лаз был освещен справа, изнутри комнаты. Реми еще раз посмотрел вниз и со всей возможной осторожностью, чтобы как можно меньше производить шума, пополз вперед: ему очень хотелось посмотреть, что может быть внутри комнаты.
В комнате была его сестра. Реми даже не удивился. Голая, как и он, с такой же обкромсанной головой, Клю задумчиво рассматривала свои руки — видно, увидела остриженные волоски. Реми с внезапной нежностью увидел, что ноги и руки его сестры за эти дни покрылись синяками и ссадинами, что лицо ее осунулось и потемнело, и что уши у нее точно такой же формы, как у него самого — раньше под волосами это не было заметно.
— Клю, — тихо позвал он.
Девочка подняла голову, и глаза ее вспыхнули радостью.
— Frero, — сказала она своим обыкновенным, чуть хрипловатым голосом, и Реми чуть не закричал от удовольствия видеть ее живой. — Ты откуда? Мы где вообще?
— Где — это я не знаю, — сказал Реми. — Я проснулся в такой же комнатке, тоже голый и стриженый. Сломал решетку и полез. Здесь нора.
— Кстати, ты меня так не разглядывай, — строго сказала Клю. — Я уже не маленькая.
— Да ладно, — улыбнулся Реми. — А то я тебя всякую не видал.
Он отполз вглубь лаза, развернувшись пятками к решетке, и выбил ее ногами внутрь комнаты. Потом опять развернулся, сунул в комнатку руки и сказал:
— Лезь сюда.
Клю ухватила его за руки, и ему удалось, отодвигаясь, относительно безболезненно втащить сестру наверх. Они лежали в узком лазе рядом, глядя друг на друга в неярком свете сбоку, и улыбались. Реми погладил сестру по обкромсанной голове.
— Je suiz-eureu que tu'e vivan, — сказал он наконец.
Клю фыркнула.
— Я тоже рада, что жива, и что ты жив. Только отодвинься. От меня разит потом, сдохнуть можно.
— А от меня?
— От тебя, наверное, тоже. Кстати, ты заметил, какой воздух? Ничем не пахнет.
— Ага. Интересно, где мы?
— Мне кажется, что в Космопорте.
— Ты что, обалдела? Какой Космопорт? Это же на другом краю мира.
— Ну и что? Вот увидишь, Космопорт. Помнишь, Йон рассказывал про Ужас Космоса?
— Ну?
— Они появлялись и исчезали, помнишь? А вдруг они появились на Акаи, схватили нас и вместе с нами перенеслись в Космопорт?
— Да ну. Что ты выдумываешь. Это же сказка! И зачем им нас хватать, стричь и раздевать? И почему Космопорт?
— Ты не спорь. Вот увидишь! — Клю толкнула брата локтем. — Ползи давай. Куда теперь?
— Сейчас, я вперед сползаю. Вдруг там еще комнаты, а в них Йон, Легин, Ёсио…
— Давай вместе сползаем.
Впереди не было больше комнат. Точнее, комнаты были темные и пустые. Через три темных решетки лаз уперся в стальную сетку, перегораживающую более широкий горизонтальный ход, куда в призрачной полутьме ощутимо утекал воздух без запаха. Чувствовался не просто ток воздуха, а ветерок; Реми сразу стало холодно, и он почувствовал, что сестра тоже зябнет. Стальную сетку подергали, но она была вделана надежно. Повернули обратно и, проползя мимо опустевшей комнатки Клю, оказались над решеткой в коридоре.
— Может, я еще в ту сторону сползаю? — предложил Реми.
— Зачем? Там наверняка такая же сетка. Давай спустимся.
Повозившись, они выломали решетку и осторожно спрыгнули вниз.
Узкий и низкий, всего чуть больше двух метров в высоту, желто-зеленый коридор заканчивался тупиком метрах в двадцати в той стороне, откуда шел воздух. А в той стороне, где Реми и Клю уперлись в сетку, коридор упирался в дверь. Причем все выходящие в коридор запертые двери комнат были непрозрачные, а в этой на уровне груди было застекленное окно.
— Подойдем? — Реми колебался. Все это было слишком непохоже на его родную станцию или киберферму, а других помещений он не знал. Лесной человек, он чувствовал себя дезориентированным в отсутствие горизонта, неба и ветра.
— А что? Подойдем. Да перестань ты на меня таращиться! — возмутилась Клю, шлепнув брата по груди ладонью. — Думаешь, я испытываю массу удовольствия ходить голой? А ты представляешь, если это Космопорт, тут ведь должна быть тьма народу. Как же мы будем голые?
И, не дожидаясь ответа, она пошла к двери. Реми ничего не оставалось, кроме как идти за ней. Слова Клю его взволновали: из книг и фильмов он знал, что в Космопорте трудно кого-нибудь удивить экстравагантностью одежды, там много странных приезжих из разных странных уголков Мира, да и сами портмены любят поэкспериментировать с одеждой, но голыми в Космопорте не ходят.
Они подошли к двери в конце коридора, и тут Клю показала брату на единственную во всем коридоре дверцу в левой стене, которой сверху видно не было.
На дверце было написано:
АКТИВАТОРНЫЙ ПУНКТ.
БЛОК ЭМБРИОНА Љ А 701.
Реми несколько раз перечитал табличку. Она явно была написана на линке. Реми знал, что такое эмбрион, что означают слова «блок» и «пункт», и даже значение прилагательного «активаторный» он мог себе представить. Только вот смысл всей надписи от него ускользал. Он переглянулся с Клю, и они одновременно пожали плечами. Тогда Клю осторожно толкнула дверь с окошком, ту, что закрывала вход в коридор.
Дверь открылась.
С величайшими предосторожностями и массой лесных хитростей они сначала выглянули, а потом и вышли в поперечный коридор.
Коридор был пуст. Справа, метрах в трех, был тупик, украшенный огромным квадратным щитом с надписями «ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА — ЗДЕСЬ» и «АВАРИЙНЫЙ ТЕРМИНАЛ». Слева коридор уходил далеко — метров на сто. Правая стена была глухая, в левой через каждые пять-шесть метров были такие же двери, как та, через которую они только что прошли. У каждой двери перпендикулярно стене торчала табличка. У «их» двери было написано:
БЛОК ЭМБРИОНА Љ А 701.
У следующей:
БЛОК ЭМБРИОНА Љ А 702.
И так далее. Реми быстро сосчитал: дверей было восемнадцать. Легко вернуться назад. Они быстро, на цыпочках, добежали до дальнего конца коридора, вдоль «блоков эмбриона», последний из которых, естественно, был «А 718», быстро и легко, почти без предосторожностей, открыли дверь с окошком в конце коридора — и замерли в ужасе.
Угол желто-зеленой стены, которую они видели сквозь окошко, оказался своего рода карманом, выходившим на узкий балкон над гигантским залом. Зал был не слишком ярко освещен, а глаза Реми и Клю не привыкли определять расстояние без горизонта и неба, но казалось, что в обе стороны зал уходит на километры, вниз было метров сорок-пятьдесят, вверх — не меньше двухсот. Зал был, сравнительно со своей длиной, узким — до противоположной стены, казалось, было не более ста метров. Вся эта противоположная стена состояла из титанических, во всю высоту помещения и метров по пятьдесят в поперечнике, полупрозрачных цилиндров.
Присмотревшись, Мартены поняли, что цилиндры — прозрачные, просто внутри них — вода. Снизу доверху. Только у самого решетчатого свода зала, у верхнего края цилиндров, можно было заметить границу воды, налитой в эти неимоверные стаканы.
Внизу справа что-то двигалось. Они отпрыгнули за дверь. Вдоль цилиндров споро проползло что-то безногое, как помесь глайдера и черепахи. И даже из-за двери было слышно, как, уйдя влево, оно грозно и тоскливо завыло.
Реми и Клю повернулись и пулей бросились назад по коридору.
Конечно, если б они родились не на другом краю мира, а в самом Космопорте, они знали бы, что это всего лишь дежурный транспортный робот и что гудки его предназначены только для датчиков состояния атмосферы, которые по степени удаленности, а значит — по скорости и условиям распространения звука определяют состав и параметры атмосферы в секторе, и что за такую остроумную идею — расположить общий для всех датчиков сектора источник тест-сигнала на дежурном роботе, который все равно круглый сутки курсирует по секторам с резервуарами воды — четыреста девяносто лет назад конструктор Роберт Шнитке получил первую премию на конкурсе «Сделаем Космопорт жемчужиной Мира». Но Реми и Клю этого не знали, а потому бросились бежать, побежденные открывшимися им неведомыми чудесами. А если бы они не бросились назад, вся остальная история могла бы пойти совсем иначе.
Добежав до восемнадцатой, последней, двери, они нырнули за нее и затаились. Минут пять они сидели на полу у двери, глядя друг на друга и постепенно успокаивая дыхание. Затем Реми поднялся на ноги и осторожно подошел к двери «активаторного пункта».
— Не надо, — сказала сзади Клю, ожидая еще какого-нибудь подвоха, но Реми осторожно потянул за ручку — у этой двери была ручка. Дверь не поддалась. Тогда Реми толкнул ее. Дверь опять не поддалась.
Тогда он просто нажал на ручку, что-то лязгнуло, и дверь открылась.
Реми прянул было назад, но ничего страшного не происходило, и он осторожно просунул голову в дверь. За дверью было темно. Он осторожно сделал шаг внутрь, и тут в помещении зажегся свет. Это не испугало Реми: в лаборатории родителей в подвале станции «Акаи — Северо-запад» тоже была световая автоматика.
Перед ним была небольшая комната, чуть больше, чем та, где он очнулся. У правой стены стоял стол с терминалом, у левой — большой зеленый шкаф.
— Сестренка, иди сюда, — позвал Реми. Клю осторожно заглянула в комнату, вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь.
— Смотри, Реми, ой, как здорово! — вдруг захлопала она в ладоши. За полупрозрачной дверцей у шкафа обнаружился санузел с душем. — Чур, я первая! — И девушка исчезла за дверцей.
Реми подошел к терминалу. Форма плоского монитора была незнакома. Он нащупал активатор питания и прижал.
Машина загружалась непривычно долго, секунд десять. Наконец на дисплее возникла симпатичная 3D-картинка, на которой веселые человечки маршировали по длинным коридорам и радостно разбегались по комнаткам за желто-зелеными дверьми. Наплыли слова:
УПРАВЛЕНИЕ АКТИВАЦИЕЙ И ДЕЗАКТИВАЦИЕЙ ЭМБРИОСТРОЕНИЙ.
СИСТЕМА КОНТРОЛЯверсия 9.2.
Космопорт Галактика, 3449-50 гг.
Управление резервных помещений
Магистрата Космопорта Галактика.
За дверцей шумел душ. Реми постучался к сестре, та недовольно спросила:
— Ну, чего тебе?
— Слушай. — Реми сунулся было в дверцу, но тут же получил мокрой ладонью по носу.
— Ку-уда? — строго сказала Клю. — Я моюсь. В туалет тебе надо? Давай, я отвернусь. Гляди, тут даже полотенца есть, целых два.
Ополоснувшись под теплым душем без мыла и вытираясь на ходу маленьким вафельным полотенцем, Реми с увлечением рассказывал сестре:
— Это и правда Космопорт. Хоть убей, не понимаю, как мы тут оказались. Сколько вообще времени прошло? Если лететь, то сама знаешь — от нас до Космопорта месяцев пять. И смотри, система очень старая, без трех лет пятьсот. Полтыщи лет, представляешь? Полистай.
Клю села листать «Управление активацией и дезактивацией», а Реми, поглядывая ей через плечо, открыл зеленый шкаф.
— Уя! — воскликнул он так, как вопил в детстве, обнаружив в ветвях гнездо с кладкой яиц незнакомого вида. — Клю, гляди! Одежда!
В шкафу была не только одежда, но первым делом они кинулись одеваться. Через три минуты они были полностью одеты — с их точки зрения, очень странно, но зато одеты. Реми, видимо, обнаружил нечто вроде НЗ работника «активации и дезактивации»: на них оказались белые полотняные штаны, белые куртки и — поверх — белые халаты на пуговицах, да еще белые носки и белые шапочки в придачу. Правда, нательного белья в шкафу не оказалось, зато нашлась обувь — липучие одноразовые бахилки без размера. Еще в шкафу была аптечка, которая отказалась открываться, замигав транспарантом «срок годности гарантированно истек». Было два комплекта инструментов неясного назначения в футлярах с надписью «резервный комплект АДК». Было четыре длинных ножа или тесака, которым Мартены очень обрадовались (на пластиковых чехлах было написано непонятно: «делить оболочки а7 и а10 до 50 % раскрытия»). Было четыре тестера-мультиметра, комплект аккумуляторов с зарядным устройством, ряд неясных приборов с названиями типа «стартовый блокиратор самосворачивания БСС-45ЕБЭ». А самое главное — был стандартный для всех космических флотов мира серый контейнер с маркировкой «Аварийные рационы-концентраты». Реми вскрыл контейнер. Рационы срока годности не имеют, это ведь не еда а средство для поддержания сил — тюбик с таблеткой концентрата под крышкой и ста граммами дистиллированной воды, чтобы запить.
Съев по четыре таблетки концентрата и запив водой, довольные Мартены устроились в кресле перед терминалом — Клю в самом кресле, Реми на подлокотнике — и принялись рыться в системе. Теперь они чувствовали себя увереннее. Местонахождение их определилось, нашлось кое-какое оружие, да тут еще по четыре рациона в желудках — сытости никакой, зато прилив энергии — можно было жить. Реми и Клю не так интересовала сама система контроля, как ее справочная часть. Помогало то, что на их детском компьютере на «Северо-западе» тоже стояла примитивная 3D-графическая операционка, как здесь; после мультиобъемной системы большого станционного терминала было тяжело, но по крайней мере понятно.
После получаса листания справок они выяснили следующее.
Они находились в Космопорте Галактика, в его восточном полушарии, в районе Четырехсотых Северных горизонтов. Вокруг на сотни километров во всех направлениях простирались никем не населенные сектора стратегических складов. Они даже выяснили точное наименование своего сектора — ON07-40-417: только вот чем это могло им помочь — непонятно.
Восемнадцать коридоров на их этаже были эмбрионом жилого сектора, пятьсот лет назад пристроенным к сектору ON07-40-417 — тогда после колоссального потока беженцев из системы Толимана, вызванного Последней войной с Мирами Кальера, Космопорт запасался резервными жилыми помещениями. В справочной системе пятисотлетней давности, конечно, ничего не было сказано о том, почему эмбрион сектора так и не был востребован и активирован.
Конечно, из этой системы нельзя также было узнать и того, как попали сюда Реми и Клю, где Йон, Легин и Ёсио. А главное — что делать дальше. Об этом предстояло догадаться самостоятельно.
Расхрабрившись, Реми и Клю через некоторое время предприняли новую вылазку. На этот раз они были одеты в лабораторную униформу, за поясами курток под халатами таились тесаки. Клю несла то, что они сочли полезным в «резервных комплектах АДК» — два фонаря с зарядным устройством и аккумуляторами (для переноски идеально подошел кофр от «резервного комплекта»). Реми нес на плече серый контейнер на ремне — в контейнере оставалось еще целых тридцать два рациона.
Они долго выглядывали с галерейки, пытаясь по тоскливым гудкам определить, где находится робот, который их все еще страшил. Наконец робот прополз под ними и удалился в десятикилометровую даль сектора с резервуарами. Тогда они выскочили на галерейку, пробежали по ней метров сорок и отправились в долгое путешествие вниз по ребристым ступенькам бесконечной лесенки. Справочная система, конечно, не могла подсказать им, где искать выход из сектора и как вообще попадать из одного сектора в другой. Для того, чтобы знать такие вещи, надо долго жить в Космопорте. А представления Реми и Клю о Космопорте были совершенно умозрительными — с десяток книг, где действие происходит в Космопорте, и с десяток фильмов, где мельком показаны помпезные Залы Ожидания, богемная Субурбия или аристократическое Старое Ядро. Поэтому они поступили так, как подсказывал им лесной опыт — единственный, который у них был: быстро перебежали открытое пространство, ненадолго затаились среди «стаканов» с водой и перебежками вдоль их сверкающих прозрачных выпуклостей двинулись в сторону, противоположную той, куда ушел робот.
Когда они спустились в тоннель, вдоль которого тянулись гигантские трубы и кабели — это был межсекторный тоннель, только они об этом не знали — Клю вдруг схватила Реми за локоть:
— Смотри, тут кто-то есть.
Впереди через тоннель кто-то перебежал.
И Реми, и Клю мигом выхватили тесаки, не зная, то ли вперед бежать, то ли назад.
Впереди кто-то метнулся обратно через тоннель. Реми острым лесным взглядом увидел мальчишку. Обыкновенного мальчишку.
— А ну стой! — гаркнул вдруг Реми. — Руки за голову и ко мне!
Клю невольно глянула на братца: губы сжаты, боевая стойка, тесак вперед, общий вид угрожающий. Чтобы не отставать, она сама приняла стойку на полшага сзади.
— Дяденька, не бей! — донеслось спереди.
— Ко мне, я сказал! — крикнул Реми. — Считаю до трех!
— А если он там не один? — шепотом сказал Клю, но мальчишка уже приближался, заложив руки за голову и спотыкаясь. Нет, обыкновенным он не был: длинные, спутанные волосы, грязная одежда, за спиной обвисший рюкзак, на ногах рваные кроссовки. Клю вспомнила фильм «Крысы идут в рай» и поняла, кого она видит перед собой. Чаннаго. Бездомные нищие Космопорта — чаннаго. Несчастные люди без жилья, денег, работы. Их отлавливает полиция, чтобы отправлять на каторгу — за нищенство полагается каторга на безжизненных индустриальных планетах Империи. Их, чаннаго, боятся другие категории бродяг — хиппи и родстеры, у которых есть паспорта и которых, если что, полиция просто вышлет на родину в грузовом корабле. Чаннаго — как затравленные крысы, но крысы опасные. От безнадежности они очень коварны и жестоки, но боятся тех, кто сильнее.
— Видно, он по одежде нас принял за какую-то власть, — шепнула Клю брату.
Тот кивнул и прошептал в ответ:
— Это чаннаго. Будь осторожна.
Приблизившись шагов на десять, чаннаго остановился, быстро глянув на Реми, на Клю и снова опустив глаза. Не такой уж он был и маленький — лет, наверное, пятнадцати — только очень тощий и грязный. Снова стрельнув глазами, чаннаго вдруг набрал в грудь воздуха и заныл:
— Начальник, ну чо я сделал-то? Ну я тут ничо не трогал, в натуре, нача-альник! Начальник, не надо, дядь, а дядь? Хошь, вот щас смоюсь ваще, следов моих не будет?
С этими словами он вдруг сунул руку куда-то за воротник, выхватил оттуда что-то стальное и метнул в Реми.
Лесной человек, Реми среагировал моментально. Пока его рука с тесаком поднималась, чтобы отбить брошенное в него оружие, он успел еще сильно удивиться: что такого он сделал этому бродяге, чтобы тот сразу напал на него? Потом он напомнил себе, что это — чаннаго, несчастный человек, что он порожден неправильностями в социальном устройстве Космопорта в частности и Империи вообще, что опасная и мрачная жизнь приучила его, как крысу, защищаться всеми способами… Все равно не получалось: зачем тогда бродяга не убежал сразу? Реми легко отбил вертикально вверх то, что в него бросили, нашел предмет глазами и поймал левой рукой. Это был сточенный, блестящий кухонный нож длиной сантиметров тридцать.
— Это ты, парень, зачем? — спросила Клю.
Чаннаго заметно посерел, азиатское плоское лицо мгновенно покрылось потом.
— Это ты, парень, зря, — объяснил Реми. — Ну-ка, медленно и осторожно кидай в сторонку все, что там у тебя еще есть. И учти, если дернешься, я из тебя сделаю мясо на вертеле.
Реми решил быть максимально суровым.
— Я понял, — тихо сказал чаннаго, осторожно вытаскивая еще какие-то железки и медленно откладывая их на пол. — Я все понял. Не убивай только, ладно? Я все, что хошь, сделаю.
— Пять шагов назад, руки в стороны, — сказала Клю. Ей нравилось, как спокойно и уверенно повел себя ее брат, и ей хотелось вести себя так же. Чаннаго послушно отступил, Клю подошла и подняла то, что он выложил — еще один нож, покороче, два заточенных гвоздя и какую-то спицу.
— Говори, — сказал Реми. — Что ты тут делаешь?
Ему казалось, что именно такой вопрос должна задать бродяге «какая-то власть».
— А чо? Ну, чо мы тут можем делать? Пожрать искал, — ответил чаннаго, искоса разглядывая то Реми, то Клю. — Я ж не знал, что тут работы. Мы сюда заходим, как мохнатые уходят, они мясо всегда оставляют.
— Мохнатые? — переспросила Клю. — А они ушли?
— Ну как, вчера еще, — удивился чаннаго. — Все знают.
— Кто все?
— Ну… мы, в общем, чаннаги, кто ж еще? Тут подряд семь секторов со съемом хорошим: здесь мохнатые мясо бросят, там, — он показал через плечо, — раз в неделю робот на конвертер старый хлеб привозит, ну и так дальше. Вчера я в том секторе встретил Руди Таракана. Ну, он у нас как бы ветеран, он в Восточных Четырехсотых уже года четыре. Он мне говорит: утром были мохнатые, чо-то притащили, попрятали, мяса пожрали и ушли опять. Ну, в Дыру свою ушли. Я и пошел. Где ж мне знать, что тут у вас работы? А вы сегодня, что ли, приехали, раз мохнатых не видали?
— Сегодня, — сдержанно сказал Реми.
— Чой-то я не видал. А, вы, видать, с той стороны?
— С той, — на всякий случай подтвердил Реми. — А ну, пошли, покажешь, где они мясо бросают.
— А вы чо, не знаете? Ну пошли. Покажу. Только дяденька, а дяденька, можно я себе чуток мяса возьму?
— Можно. Веди. Идешь на семь шагов впереди, не оборачиваешься, если хочешь что сказать — сначала руку поднимаешь.
Чаннаго, опасливо косясь, прошел мимо них и стал подниматься в сектор ON07-40-417. Реми и Клю, переглянувшись, двинулись за ним; Реми шепнул сестре:
— Peut-etr c'que le velu laissai, peut-etr ce son-nos-ami…
Чаннаго мигом обернулся на звуки незнакомой речи, очень внимательно посмотрел на Мартенов, но опять двинулся вперед.
— Pensa-tu qu'il comprenai fransai-espacial, non? — зашептала Клю.
— Je pens non, mai… — ответил Реми и вдруг громко сказал: — Il doi mourir! Donne-moi la pistol!
Чаннаго на этот кровожадный призыв никак не отреагировал, шагая вперед, из чего Реми сделал вывод, что по-французски, а тем более на франсэ-эспасьяль, тот не понимает. Реми, не зная космопортовских порядков, не понимал, что насторожило бродягу; а насторожило бродягу то, что работники в обычной униформе технарей-водников заговорили не по-немецки, не по-английски и даже не по-русски — именно эти старые языки были самыми распространенными в Космопорте, да еще урду, но на говорящих на урду эти работники никак не походили. Только и всего. Но это насторожило бродягу так, что его живот свело противным страхом: а вдруг это никакие не технари, а комитетчики? А чо тогда такие молодые? А может, курсанты ихние какие? Может, у них практика такая — нас отлавливать? Чаннаго шел на подгибающихся ногах, и слава Богу, что Реми больше ничего не говорил — непонятный язык страшил бродягу так, что он готов был бежать без оглядки. Останавливало его только воспоминание о том, как неправдоподобно ловко этот технарь — или комитетчик? — отбил его нож. Он, чаннаго, такими бросками даже крыс прибивал, а тут пацан, рохля — и вдруг такой ловкий…
Чаннаго все-таки довел их до узкой галерейки в самом углу большого секторного зала, метрах в пятистах от той лесенки, с которой они спустились полчаса назад. Хорошо, что он не оборачивался, а то заметил бы, как пугаются таинственные технари далеких приближающихся гудков дежурного робота.
— Во, глядите. — Чаннаго показал внутрь галерейки.
Реми заглянул. Из галерейки тянуло сложным букетом запахов: жареным мясом, луком, сивухой. Внутри, неподалеку от входа, громоздились кучи объедков весьма неаппетитного вида. Реми пробрался между кучами, в которых преобладали огромные полуобглоданные кости и луковая шелуха. За его спиной чаннаго шмыгнул к объедкам и принялся набивать ими свою торбу, а Реми, преодолевая отвращение, дошел до дальнего конца коридора. Здесь был еще один темный коридор, из которого несло испражнениями.
Читать бесплатно другие книги:
