Тебе, Победа! Мошков Кирилл

Девушка молча встряхнула рюкзаком, висевшим на плече.

— Зовут-то вас как?

— Ирам Талахвиэ.

— С Ашдола, — полувопросительно сказал Йон.

— Да. Как вы догадались?

— У вас астлинское имя. Ну, идем. Ирам, вы не знаете, где консульство Конфедерации?

— Земное консульство? Совсем недалеко. А зачем?

Йон кивнул на Клю, на Реми — и тут широко раскрыл глаза: Реми уже держал новую знакомую за руку, причем без всякого напряжения или смущения — просто держал, и девушка, видимо, восприняла это совершенно естественно. Вот так Реми, подумал Йон и продолжил:

— Они конфедераты, но у них нет паспортов. Попробуем получить в консульстве. Ирам, а у вас есть документы?

Девушка кивнула.

— Ашдольский паспорт, галактическая студенческая карта, практикантская книжка и свидетельство об окончании практики. Я тут на практике была, я учусь на микробиолога. Практика неделю как кончилась, а меня не выпускают. Тут беспорядки, виз не выдают.

— Вообще? С легальными документами — не выдают?

— С колониальными. Дают с имперскими и с земными. С колониальными и периферийными не дают. Ждите, говорят. А у вас земной?

— Имперский, космопортовский, — почему-то виновато сказал Йон. — Меня зовут Йон. Йон Лорд. Это Реми Мартен, вот который вас за руку держит…

Девушка чуть смутилась, но руки у Реми не отняла. Реми не смутился.

— А это Клю Мартен.

— Твой брат? — улыбнувшись усталой улыбкой, спросила Ирам Талахвиэ у Клю. Положительно, Клю она очень нравилась.

— Брат, — улыбнувшись в ответ, сказала Клю.

Йон покусал губы.

— Ладно. Идемте. Ирам, в какую сторону земное консульство, не знаете?

— Через восточный туннель — прямо в центр города. Отсюда — километров тридцать пять — сорок.

Путешественники двинулись к автостанции.

— Йон, — сказала Ирам. Йон повернулся к ней. Широкое, светлое лицо с серыми глазами очень располагало к себе, но кто эта девушка на самом деле? Та ли она, за кого себя выдает?

— Йон, вы мне не верите? Скажите, вы знаете, что такое Lightning?

Йон встал, как вкопанный. Клю хрипло сказала:

— Мы знаем. Очень хорошо знаем. Йон, Реми и я дрались с ними. Реми и я потеряли родителей и родной дом. Мы с Йоном были у них в плену.

Ирам нахмурилась.

— Простите. Я не знала. Я… простите.

— Не за что простить прощения, — сумрачно сказал Реми. — Ты тоже пострадала от них?

Девушка качнула головой — скорее отрицательно.

— Это не страдание… По сравнению с вами. Простите, я просто очень устала, не выдержала, хотелось… дать крутую.

Йон усмехнулся. Реми и Клю поняли фразеологизм интуитивно.

— Да, я попала сюда на практику и по милости компании четыре месяца голодала, меня домогались грязные козлы из этой шайки и так далее. Но я, слава Богу, не теряла родителей и в плену не была.

Клю вдруг шагнула вперед и быстро обняла девушку.

— Ирам. Хватит. Мы обо всем потом поговорим. Нам нечем считаться и незачем, у нас одна беда. Идем.

Йон с трудом справился с изумлением, собрав вылезшие на лоб глаза. Ирам, наверное, была первой ровесницей Клю, которую та видела так близко. И при этом искренность и открытость Клю сработали быстрее и лучше огромного опыта Йона. Она ей сразу поверила, упрекнул себя Йон. Всем сердцем поверила. Почему ты не слушаешь своего сердца, индюк? Какой опыт заменит тебе сердце?

Йон глянул на Реми. Сердце, видно, говорило Реми правильные вещи. Он шагал рядом с Ирам, взяв ее за руку, и улыбался ей. Мрачная, хмурая девушка уже улыбалась ему, лицо ее смягчилось. Йон вдруг понял, что у нее не только астлинское имя — она и сама чистокровный астлин. Интересно, Реми знает, что астлины — не люди, то есть люди, но не земного происхождения? Впрочем, Реми-то откуда быть расистом?

— Вы астлин, Ирам? — спросил он на ходу.

Девушка кивнула. Настороженно кивнула. Та-ак… видно, ей пришлось хлебнуть и из-за своей расовой принадлежности тоже.

— Правда? — Реми чуть не подпрыгнул. — Ты астлин? Здорово!

— Что ж тут здорового? — все еще настороженно отозвалась Ирам.

— Мы — фэны астлинской культуры, — гордо объявил Реми.

— У нас был любимый топик по истории Мира, — объяснила Клю. — Мы год назад про Ашдол взахлеб прочитали все, что нашли.

— Кеир ренэ алмиц венэ элионо, эминэ, — влруг, сияя, выпалил Реми. Ирам от неожиданности расхохоталась.

— Бирванэ, а бирванэ, — отозвалась она сквозь смех и тут же настороженно глянула на Йона.

— Ну вот, — хлопнул себя по ляжке Йон, — теперь вы мне не верите и в чем-то меня подозреваете. Ирам, милая, мой отец много лет живет на Ашдоле, его нынешняя жена — астлин, так что нечего на меня так смотреть. Я не расист и не ксенофоб. Я, скорее, ксенофил даже.

Тут Ирам опять остановилась.

— Так вы — Лорд, да? Йон Лорд?

— Ну, Лорд. Да.

— Как зовут вашего отца?

— Витус Лорд.

Глаза Ирам округлились.

— А полностью?

— Витус Виллем Лорд. Вы что, его знаете?

Ирам молча смотрела на него. И тут Йон хлопнул себя уже не по ляжке, а по лбу.

— Вот елки-палки. Вот, а? Вот это совпадение! Ты — дочка Гидем?

Ирам кивнула. Серые ее глаза сияли.

Йон осторожно расцепил руки Реми и Ирам и сказал Мартену:

— Сейчас, Реми. Сейчас я тебе ее отдам обратно.

Подхватил Ирам, обнял и закружил по тоннелю, что было не так уж легко — миниатюрной ее нельзя было назвать.

— Je ne comprnai-pa, — сообщил Реми сестре.

— А я поняла, — с улыбкой ответила Клю на линке. — Это его сводная сестра. Дочь жены его отца от ее первого брака. Значит, если мы поженимся, она нам тоже будет родня.

Реми присвистнул.

— А что… вы поженитесь?… Он предлагал?!

— Не знаю, — беспечно ответила девушка. — Он предлагал, но я еще подумаю. Ты же мне велел не терять головы.

В кабину вчетвером, конечно, не пустили — спасибо, хоть вообще посадили. Привет от капитана Бутмана не оказался лишним, но вряд ли хоть один грузовик остановился бы на трассе, вдоль которой то и дело попадались бредущие незнамо куда сумрачные фигуры. Просто Йон голосовал, зажав в поднятой руке золотой цехин.

Сизый от небритости, надменный, как верблюд, и неразговорчивый шофер латинской внешности посадил их в порожний кузов. Там было подобие лавки, узенькая, в две ладони шириной полочка вдоль одного борта. Кое-как устроились, уцепились друг за друга, за лавку, за борта — поехали.

— Я сто раз успела себя отругать последними словами, — рассказывала Ирам по дороге. — Вся моя группа на преддипломную практику поехала на Леду, одна я — сюда. В учебниках написано, здесь удивительная микрофлора. Бог мой! Я приехала, а оказывается, в лаборатории здешнего Управления по интрасреде из сорока сотрудников осталось пятеро. Зарплату им год не платили, остальные либо уехали, либо перебежали в Компанию. Оставшиеся живут тем, что на черном рынке продают лабораторный спирт и препараты. Мне дали на четыре месяца сто талонов, на каждый давали в столовой Управления банку бобов в томате, двести граммов хлеба, стакан чая и стакан кефира. Месяц назад талоны кончились. Работы никакой нет, лаборатория разворована и стоит. Приходили такие жлобы из Компании, вербовали к ним — делать фильтры для биоделителей. Золотые горы обещали — я не пошла, насмотрелась, что тут Компания с людьми делает. Они приходили каждый вечер в общежитие, ломились в дверь, требовали, чтобы я шла работать в Компанию, иначе меня просто убьют. Мы, говорят, таких шибко умных отсюда вообще не выпускаем! Я за все время сделала две темы, по микрофауне вентиляционных систем и по одному очень интересному гибридному штамму. Слава Богу, что я все скопировала на свой флоппик. Прихожу однажды в лабораторию и вижу, что на моем рабочем месте компьютера больше нет: ночью сторож вынес и продал за десять доз ширялова. Его даже не уволили! Деньги у меня кончились, я пошла звонить родителям — оказывается, нулевка отключена: госпредприятия задолжали Компании девятьсот миллионов марок. Я послала обычную радиограмму, но она только еще через месяц дойдет. Я продала свой блокнот — и эти деньги уже почти проела, осталось семьдесят марок. У меня обратный билет оплачен, а визу из-за беспорядков не дают. Вот и вся история.

Пока Ирам слушала, время от времени округляя глаза от удивления (у нее это означало крайнюю степень открытости, более мелких эмоций она просто не проявляла), историю Йона, Реми и Клю, которую они ей рассказывали в ответ, грузовик пробирался в город-60, столицу Тартара. Йон заканчивал историю о том, как они выбрались из Космопорта, когда грузовик затормозил на площади перед зданием консульства Конфедерации. Шофер открыл кузов, даже слегка поклонившись пассажирам. Все-таки имперский цехин — сумма очень большая, двести марок, то есть больше шестисот земных долларов. Деньги на Тартаре ценились не очень, это же не спирт и не талоны на питание, но цехин есть цехин, это — выездная виза, билет до Телема и все необходимые взятки. Неудивительно, что шофер слегка оттаял и даже улыбнулся на прощание.

Йон приблизился к подъезду. Стальная плита закрывала вход в земное консульство, бетонные надолбы охраняли въезд, суровые лица двух чернокожих пехотинцев виднелись сквозь прозрачные лицевые щитки индивидуальных боевых рубок по сторонам от входа. У края стальной плиты в стене торчала кнопка, над которой был скотчем прилеплен листок следующего содержания:

ГРАЖДАНАМ КОНФЕДЕРАЦИИ — 2 ЗВОНКА.

ГРАЖДАНАМ ФЕДЕРАЛЬНОЙ ПЕРИФЕРИИ — 2 ЗВОНКА.

ГРАЖДАНАМ ФЕДЕРАЛЬНОГО ЦЕНТРА — 2 ЗВОНКА.

ГРАЖДАНАМ ФЕДЕРАЛЬНЫХ РЕГИСТРОВ — 2 ЗВОНКА.

СОИСКАТЕЛЯМ ПОЛИТИЧЕСКОГО УБЕЖИЩА — 1 ЗВОНОК.

ИНЫМ КАТЕГОРИЯМ — ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬСЯ.

Йон хмыкнул: видно, уж совсем допекли беспорядки земной консулат на несчастном Тартаре, раз федеральные дипломаты решились вывесить такой нечуткий, политически некорректный, грубый и однозначный документ.

— Ну, вперед, милые граждане федеральных регистров, — обернулся Лорд к Реми и Клю. — Что говорить — вы знаете. Документы потеряли, от своих отстали, дайте паспорт, и мы домой, на Землю, учиться, мама с папой остались на Акаи, а мы…

Реми только рукой махнул, показывая, что они с Клю все знают и без напоминаний Йона. Клю быстро чмокнула Йона в щеку, приподнявшись на цыпочки, и зашагала к подъезду. Йон с любопытством глянул на Реми, а тот, не обращая на его взгляд никакого внимания, спокойно (будто делал это не первый раз в жизни) поцеловал в щеку Ирам, улыбнулся ее ответному поцелую и вслед за сестрой тоже направился ко входу в консульство. Клю уже нажала на звонок дважды и спокойно ждала.

— Ну что, сестренка, — сказал Йон Ирам, — подождем, пока им паспорта выдадут. Ты не устала?

Ирам пожала плечами.

— Не особенно.

На Тартаре нет гостиниц и ресторанов — есть общежития и столовые. Сюда не ездят туристы, потому что смотреть им здесь особенно не на что, поэтому нет смысла иметь туристскую инфраструктуру. Но сюда ездят командированные самого разного ранга. Поэтому при крупных госпреприятиях есть «дома приезжего». Сервис своим постояльцам они предлагают самый скромный: двухместные номера с душем плюс столовая, в которой можно поесть не за талоны, как везде на Тартаре, а за деньги. Правда, дорого и невкусно. Раньше еще были прачечные, парикмахерские, чистка обуви. Теперь все это за общей разрухой было закрыто. Больше того, в комнаты без командировочного удостоверения не пускали. Но деньги Йона сделали свое дело. Он заплатил за одни сутки четыреста марок, по сотне за место. Их поселили. Поселили в двух двухместных номерах, строго предупредив, что почти каждую ночь бывает проверка паспортного режима, так что без свидетельства о браке разнополые пары в один номер не селят ни под каким видом.

Что ж, разошлись по комнатам однополо: Клю и Ирам — в одну, Йон и Реми — в другую. Девушки сразу залезли в душ, болтая о всякой всячине: очень они друг другу нравились. Потом, выключив свет, посидели немного на кроватях, завернувшись в большие гостиничные полотенца, еще поболтали, потом перебрались под одеяла, реплики стали медленнее, ответы бессвязнее… Заснули. В соседней комнате свет тоже горел недолго. Реми быстро вымылся, лег и заснул: устал очень. Йон же взялся за телефон. В своем справочнике он нашел только один номер, который мог оказаться ему полезным на Тартаре. И то лично с этим человеком он не был знаком. Но попытаться стоило. Он набрал номер.

— Секретариат архиепископа Тартарианского, — ответили ему.

— Мне необходимо побеседовать с его преосвященством, — сказал Йон. — Я — журналист Йонас Лорд. Скажите ему, что меня к нему послал племянник Фродо Таука.

Много лет назад молодой Фродо Таук, первый Рыцарь Света, вместе с призванным из далекого мира Майклом Джервисом прибыл на Тартар из Космопорта. Близилась последняя схватка Рыцарей Света с Хозяином Цитадели, Рыцари шли по следам последнего преступления Нечистого, и в поисках этих следов Фродо позвонил монаху Джиролу, тогда — секретарю архиепископа. Джирол, как и Фродо, был родом с Новой Голубой Земли и был знаком с отцом Фродо. Джирол помог Фродо в его поисках и впоследствии, когда Хозяин Цитадели пал, встречался с Тауком еще раз, уже по сугубо мирным делам: Фродо писал книгу о Низвержении.

Прошли годы. Монах Джирол стал архиепископом, Фродо — самым известным писателем на Новой Голубой, а племянник Фродо, Легин Таук, в сороковом году раскрыл посмертный заговор Хозяина и участвовал в предотвращении войны в Галактике. Йон написал книгу об этих событиях.

— Я слушаю вас, сын мой. — Медлительный, низкий голос заполнил трубку.

— Святой отец, — сказал Йон и запнулся от волнения.

— Говорите, сын мой, — поощрил его архиепископ. — Я знаю вас, я читал вашу книгу. Говорите.

Йон изложил — в общих, конечно, чертах — ситуацию, в которую влип.

— Вы попали на эту несчастную планету в крайне неудачное время, сын мой, — произнес архиепископ. — Не сегодня-завтра выезд с Тартара будет совсем закрыт на неопределенное время, а все, кроме работников госсектора, будут принудительно помещены в лагеря. Это будет последняя попытка избежать войны и предотвратить голод и гибель планеты. Администрация наместника рассчитывала, что обезглавит местный филиал Lightning, и щупальца бандитов сами разожмутся. Не получается. С позавчерашнего дня у нас новый наместник, и он настроен очень решительно. Поэтому я хочу посоветовать вам выехать как можно скорее. Отдохните, наберитесь сил, и утром — в путь. Завтра с восьмого космодрома, это к северу от вас, в двадцати километрах, уйдет корабль земного Космофлота, он называется, кажется, «Алмейду». Если вы не договоритесь с ними, то с того же космодрома, только из другого сектора, через час, то есть в три часа дня, пойдет на Кальер-I кальерский транспорт, с ним улетают семь наших братьев, они сопровождают семьсот с лишним сирот из столичного приюта. Поговорите с ними. Если и с ними ничего не выйдет — звоните мне.

Йон долго благодарил старика, а тот ответил только:

— Не стоит, сын мой. Вы — сын нашей святой Церкви?

— Да, святой отец. Я католик.

— А ваши спутники?

— Брат и сестра родились в католической семье, но не крещены, потому что выросли на другом краю обитаемого мира. А моя сводная сестра — астлин. Я не говорил с ней об этом, но знаю, что ее мать — член Астельской святой конгрегации, в нашем понимании — протестант.

— Перед Господом все равны, — сказал старик. — Господь да благословит вас всех… Dominus vobiscum. In nomine patris et filis et spiritu sancto, in saecula saeculorum, amen.

— Amen, — отозвался Йон, и архиепископ отключился. Йон вздохнул, положил трубку и вытянулся на кровати. На соседней тихо сопел Реми. Йон выключил свет и мгновенно заснул.

Утро седьмого апреля было мрачным. В гостинице позавтракали, но скудно и невкусно, а перехватить, как в Космопорте, на улице какой-нибудь сэндвич или пирог «бермогул» тут было невозможно. Не предусматривалась тут такая роскошь.

На космодром из города ехать нужно было на поезде. Йон ожидал увидеть что-то вроде полупрозрачных сигар космопортовского метро, но, когда они вышли на замусоренную платформу, их взгляду предстало нечто совершенно фантастическое — гигантское темно-зеленое сооружение из металла, с мощными окнами из стекла в стальных рамах, с исполинскими серыми сводами, над которыми вздымались сложные и опасные конструкции токоприемников.

Передняя часть поезда представляла собой страшную, в четыре человеческих роста, маску: зеленое стальное лицо с черными глазами-окнами кабины машиниста, с красными бровями и жуткой, похожей на исполинский ощеренный рот красной решеткой в нижней части.

— Это поедет? — недоверчиво спросил Реми.

— Я такие видела в кино, — сообщила Ирам.

Тут над платформой пронеслось грозное шипение и гулкий лязг, и массивные двери вагонов раздвинулись. В ту же секунду платформу стали быстро заполнять люди. Они поднимались снизу, выходили из здания касс, спускались откуда-то сверху. У дверей мгновенно образовалась толчея, тем более что большая часть людей была с обильным багажом. Мелькали рюкзаки, чемоданы, целые тележки с мешками и огромными клеенчатыми сумками. Ирам заметила в толчее несколько фигур в характерной зеленой униформе служащих Lightning, но остальным сказать ничего не успела: Йон потащил их на посадку. Тем более, лиц этих людей в зеленом она не могла разглядеть — может, ей только показалось…

После каких-нибудь пяти минут давки, толкотни и ругани удалось влезть в вагон. Нет, не в сам вагон — там все уже было забито тележками, чемоданами и потными людьми в засаленной одежде; влезли в тамбур. Йон неимоверным усилием уцепился за поручень у двери, удержался, прикрыв собой Клю; Реми за спиной Клю обнял Ирам за плечи — с одной стороны, давка вынудила, с другой… В спину Реми давили острые локти какого-то тощего мужичка с подозрительными кошелками, который застрял между дверью вагона и монолитной, угрюмо гогочущей компанией заросших щетиной работяг у противоположных дверей тамбура; в ногу Реми давила коленом толстая тетка, между ног которой прямо посреди тамбура стоял огромный пластиковый мешок с какими-то овощами; зато спереди была Ирам, он обнял ее за плечи, и толпа притиснула их, заставив прижаться друг к другу; он видел румянец на щеке Ирам, чувствовал румянец на своих щеках, и ему хотелось, чтобы поезд стоял так как можно дольше. Но тут поезд оглушительно свистнул, двери с шипением и лязгом закрылись, состав рвануло, дернуло с невообразимым стальным грохотом, и они поехали. Безразличный голос прохрипел сверху:

— Наш электропоезд отправился до станции Север-20 со всеми остановками, следующая остановка космодром-восьмой.

Вот тут стало понятно, чего ради Йон удерживался против напора толпы у дверей: если бы их толпой внесло внутрь вагона, они могли бы и не выбраться обратно к двери до следующей остановки.

Поезд катился по широкому тоннелю, оглашая его сокрушительным лязгом, звоном и грохотом, подпрыгивая и раскачиваясь на всех стыках. Клю слегка даже замутило от такой езды. Сзади, у дверей в вагон, кто-то надсадно орал:

— У космодрома-восьмого выходите? Выходите, я спрашиваю? Дай пройти! Дай, козел, пройти, мне у космодрома слазить!

— За козла ответишь, — прогудел другой голос, и по толпе прошел мощный толчок. Первый голос ахнул, замычал, и слышно было, как кто-то сполз под ноги стоящим.

— Наших бьют! — заорали из вагона. — Служащих Компании бьют! Lightning, сюда!

Завизжали женщины. Зычный голос заорал:

— Работяги! Гопота из Компании пендюлей просит!

Отжав мужичка с кошелками, компания небритых из тамбура ринулась внутрь вагона. Уши заложило от грянувшей многоязычной ругани, среди которой преобладал рьяный линковский мат. Ирам, обернувшись, сквозь спины и плечи увидела, как несколько рук в сизых рукавах взметнули из толпы кверху какую-то фигуру в зеленом; тот, разинув рот, что-то вопил, но слышно его не было; могучим рывком под женский визг его метнули вбок, на тележки, чемоданы и головы сидящих; в вагоне шлепнул было низковольтный разрядник, но тут же где-то в середине толпы взлетела еще одна зеленая фигура и обрушилась на спинки сидений, а десяток рук в сизых рукавах вырвали у зеленого оружие; Ирам видела, как там поднялась и опустилась на зеленого чья-то тележка с мешком… Постепенно рев и визг стали стихать, только еще вопила заполошно какая-то баба в середине вагона, да зычный голос с заметным линкерским акцентом объяснял:

— И пусь'лежжит, пусть! Щас до Узловой доедем, народ съйдет, я его н' перрон выкину, а там пусь'ментура р'збирается! Лежать, падла, я ск'ззал!

Поезд тем временем начал тормозить, что сопровождалось визгом и сводящим зубы скрипом; за окнами возник угрюмый серый перрон, вдоль которого плотной стеной стояли ожидающие.

Йон крикнул от дверей:

— Ребята, рывком! Вещи берегите, оторвут! Как откроется, рывком за мной! Реми, нажмешь изо всех сил!

Реми понял и уперся в спину Ирам, бормоча:

— Только равновесие держи, понимаешь?

— Клю, равновесие держи, упадем — затопчут, — спокойно сказала Ирам. Поезд с лязгом встал, хриплый голос сверху равнодушно сказал: «Восьмой космодром, следующая Узловая-северная, побыстрее производите высадку-посадку», и двери со свистом отворились.

Сплошная масса серых лиц качнулась к дверям, с десяток рук снизу вцепилось в поручни, взметнулись головы, и тут Йон прыгнул, подняв над головой рюкзак, прямо в толпу, заорав не своим голосом:

— Берегись! Зеленых выносят!

Нельзя сказать, чтоб в толпе сразу образовался коридор, но чуть-чуть расступились; Йон приземлился на ноги, надавил, очищая место, обернулся, ловя Клю; да тут еще работяги на перроне гаркнули:

— Слыхал? Зеленых! Дай пройти!

Клю прыгнула и оказалась в руках Йона, на одно блаженное мгновение уткнувшись ему в грудь; сзади прыгнула Ирам; Реми успел выскочить в последний момент, уже через чью-то голову, и тут же раздавшаяся было толпа с шумом повалила в вагон.

Толкаясь, задыхаясь, цепляясь друг за друга, путешественники выбрались из давки у поезда. Вдоль перрона тянулся облупившийся лозунг:

ДОБЛЕСТНЫМ ТРУДОМ КРЕПИ БЛАГОСОСТОЯНИЕ ЛЮБИМОЙ РОДИНЫ!

Над надписью можно было разобрать остатки старого портрета Пантократора, еще без бороды. Левый глаз портрета стерся, казалось, его величество прижмурился в удивлении. Поезд свистнул и загудел, но давка у вагонов продолжалась.

— Быстрее, надо быстрее! — крикнула Ирам.

— Почему? — удивился Йон. — У нас еще больше часа.

— Там, в вагоне, кого били, — объясняла девушка, оглядываясь на поезд, — это те, кто меня преследовал. Те, кто ко мне приходил в общежитие. Это не просто так!

Путешественники побежали. Свернули к тоннелю, ведущему в залы космодрома. Побежали вниз по лестнице. И, обернувшись, увидели: из окон поезда, уже трогающегося, прыгают две… три… четыре фигуры в зеленом!

— Ходу! — выкрикнул Йон, пропуская всех вперед себя. На бегу он сунул руку под мышку и вынул из кобуры пистолет. Ирам обернулась, увидела оружие и стала на бегу стаскивать с одного плеча рюкзак.

— Что там у тебя? — крикнул Йон.

На бегу девушка вытащила из рюкзака здоровенный вороненый револьвер.

— Откуда у тебя? — крикнул Йон. — На таможне найдут — посадят!

— Плевать, — откликнулась Ирам. — Стой! Вот они!

В тоннель влетели четверо в зеленом. Увидев, от кого удирают путешественники, несколько случайных прохожих брызнули в стороны, укрываясь за выступами стен, телефонными будками и столбами.

Йон и Ирам остановились. Остановились и Мартены, но Йон гаркнул на них:

— А ну бегом! К кораблю! Паспорта достаньте! Бегом, я сказал! БЕГОМ! Клю, я приказываю!

— Бежим! — звенящим голосом сказала Клю брату. — У нас нет оружия! Он сказал нам бежать!

Но с места Мартены не сдвинулись.

Четверо в зеленом, темноволосые, щетинистые, смуглые здоровяки, остановились метрах в десяти. У одного в руке был разрядник, у других — ничего: отобрали в вагоне. У кого лоб рассечен, у кого глаз заплывает.

— Назад, — чужим голосом сказал Йон и поднял пистолет. Ирам сделала такое же движение.

— А ну положи игрушку на землю и сделай шесть шагов назад, — угрожающе ответил тот, что с разрядником. — Ни ты, ни эти щенки нам не нужны, понял? Нам вот эта нужна. Компания упрямых дур просто так не выпускает, понял? Мы ей говорили же, что она сильно борзая. Ты иди.

Ирам взвела курок.

— Только подойдите, — тихо сказала она. Ствол ее тяжеленного револьвера покачивался: ее трясло от ненависти.

Йон левой рукой оттянул затвор, хлестко вогнал его на место и взялся под правую, выверяя прицел.

Вряд ли здесь уже знают о гибели Сардара, подумал он. Интересно, знают ли, кто такой Сардар вообще?

— Я сказал назад, — ледяным голосом, подражая Сардару, сказал Йон. — Назад! Именем Великого Сардара!

Кто такой Сардар, зеленые явно знали. Посерели и переглянулись.

Йон поднял ствол и выстрелил вверх. По тоннелю рванулось громкое эхо, а сверху лавиной обрушились осколки люминесцентной лампы, осыпав четверых в зеленом.

Без долгих рассуждений четверо бандитов развернулись и кинулись бежать.

Только когда они скрылись на перроне, Йон и Ирам опустили оружие и обернулись.

Повылезавшие из своих укрытий прохожие молча зааплодировали.

Когда-то ТГ-разведчик «Алмейду» был гордым кораблем. Тридцать лет назад соперничать с ним по скорости могли разве что дзета-яхты, которых тогда во всей Галактике был едва ли десяток. «Алмейду» был тогда не просто ТГ-разведчиком, а флагманским скоростным трансгалактическим разведчиком. Тогда им командовал легендарный Джо Яровой. Корабль использовался для инспекционных поездок высших офицеров Космофлота Конфедерации, для переброски штабов на учениях. Один раз, когда личная яхта тогдашнего командующего Космофлотом адмирала Чжан Лихуа стояла в профилактическом доке, Чжан лично летал на «Алмейду» на разбор какого-то ЧП.

Теперь же кораблей дзета-типа в Космофлоте сотни, и «Алмейду» потерял сразу две ступени своей классности. Он престал быть флагманским и больше не считался скоростным. Мода на мощные дискообразные инерционники ТГ-типа прошла.

При это корабль отнюдь не потерял своих качеств. По-прежнему он мог пересечь всю Галактику за десять гиперскачков, и требовалось ему для этого по-прежнему сто тридцать — сто сорок суток. По-прежнему крепка была его броня, сияли палубы, и старомодно белые внутренние переборки были кристально чисты.

Командиром легендарного когда-то корабля был теперь молодой капитан второго ранга. Фамилия его была Манусарди. Коренной землянин, блестящий офицер, капитан Манусарди любил свой корабль. В его старомодности чудилась капитану особая привлекательность. И, если при вступлении в должность Манусарди был чуть обижен, что не на дзета-крейсер попал служить, то на третий год — то есть теперь — полюбил корабль всей душой. Команда у него тоже была сплошь молодая, одних практикантов пятеро, и все страшно гордились славным прошлым «Алмейду» и жутко драли нос перед экипажами более новых кораблей, не имеющих ни истории, ни особого корабельного духа, этой историей рождаемого.

— Мы никогда не берем пассажиров, — смущенно говорил капитан Манусарди, стоя на нижней ступеньке трапа в посадочной шахте. — Мы можем взять кого бы то ни было только по приказу командования. — Он говорил и сам себя не слушал. Чем виноваты были эти четверо? Были ли они преступниками, бегущими от наказания? Нет, вряд ли. Капитан привык доверять себе и сейчас чувствовал сердцем, что это не преступники. Надо ли так упорствовать?

— Господин капитан, — вдруг спросила его одна из четверых, светловолосая крепкая девушка лет шестнадцати, — скажите, вы верующий?

Капитан Манусарди смутился.

— Н-нет… я, скорее, агностик, — проговорил он тоном ниже, чем раньше. — А что?

— Ничего, — сказала девушка.

Из тоннелей, прилегающих к стыковочным блокам, в третий раз за последние несколько минут донеслось эхо далекой стрельбы.

— Я понимаю, что здесь большая беда, — терпеливо повторил, уже в пятый раз, капитан Манусарди. — Но ведь мой корабль не единственный в порту. В соседнем секторе стоит кальерский транспорт, быть может, вам попытать счастья там?

— Командир, — позвали сзади.

Манусарди обернулся. На вершине трапа стоял его второй помощник, сухощавый, подтянутый, шоколадного цвета череп гладко выбрит — образцовый офицер, загляденье.

— Да, лейтенант, — отозвался капитан.

— Приказ на экстренный взлет. На Тартаре объявлено чрезвычайное положение и запрет на вылет. Нас и кальерца выпускают, кальерец уже запустил двигатель.

Плечи капитана поникли было, потом он выпрямился.

— Я понимаю, милая синьорина, почему вы спросили меня о вере, — проговорил он. — Вы хотели узнать, есть ли у меня совесть. Пусть я не верую в Бога. Пусть. Но совесть у меня, конечно, есть.

Он сделал шаг в сторону.

— Прошу на борт. — И рукой в белой перчатке махнул двум техникам с автоматами, охранявшим трап: — Пропускайте.

— Спасибо, капитан, — сказал, поднимаясь, налысо бритый парень в косухе.

— Не за что. Техник Бромберг, техник Мучински… кру-гом! Пост снят. Вольно. На борт бегом марш.

Техники торопливо протопали вверх вслед за четырьмя беглецами. Капитан медлил.

— Командир, — позвал сверху второй помощник. — Скорее.

В залах подземного космодрома усиливался шум. Где-то недалеко заскрипели тормоза, и у входа в шахту показались полицейские… нет, не полицейские — какие-то вооруженные люди в зеленом.

— Сто-ой! — заорали оттуда на несколько голосов. — Тормози машину! Сто-ой, говорят! Стой, корабль нужен! Алле, шеф! Пятьдесят штук баксов!

— А вот это уже твердое нет, — сам себе сказал капитан Манусарди и махнул рукой. Помощник наверху прижал сенсор, и трап втянулся в люк; капитан спрыгнул в тамбур, люк захлопнулся, и тут снаружи по нему глухо прошлепала автоматная очередь. Никакого вреда броне звездной машины комочки перегретой плазмы принести, конечно, не могли.

— Это разрешается, — с великолепной иронией сказал командир помощнику. Тот усмехнулся. За его спиной молча стояли беглецы.

— В кубрик, господа, в кубрик, — сказал командир, торопливо поднимаясь в рубку по боковой лесенке.

— В кубрике есть свободные кресла, — объяснил помощник, тоже ступая на лесенку. — Лягте и пристегнитесь. Быстрее, у вас минута.

Техники торопливо захлопнули пирамиду с оружием.

— Идем, идем, — торопливо сказал один из них, юный блондин в ослепительно белой парадной форме. — Мы покажем.

Внизу стремительно засвистели потоки компенсата.

Узкий коридор, узкая дверь, небольшой кубрик. В креслах лежат трое в рабочих серых комбинезонах, восемь кресел свободно. Попадали в кресла, наскоро пристегнулись, затолкали в зажимы под креслами багаж. «Алмейду» качнулся. Еще раз. И мощно потянул вверх. Всех вдавило в кресла.

Им удалось уйти и с Тартара.

Спустя час их вызвал капитан.

— Я все обдумал, — сообщил он, разглаживая ладонью черные усы. — По предписанию я сейчас иду в систему Кассиопеи-А, но из-за экстренного взлета я недобрал воды. И у меня есть несколько лишних часов, я ведь иду с опережением графика. Поэтому я сейчас пойду к соседней планете за водой.

— Хелауатауа? — быстро спросил Йон.

— Да. Там у нас есть опорный пункт, ма-аленький резервный космодром. Но для «Алмейду» хватит.

— Там же не разрешается посадка, — удивился Йон.

— Нам — разрешается, — терпеливо ответил Манусарди. — Мы — государственный корабль. Это частным судам нельзя, чтоб не торговали с туземцами. Итак, сегодня к вечеру, примерно в восемнадцать сорок — девятнадцать пятнадцать абсолютного, мы сядем на Хелауатауа. Там вам, конечно, придется с недельку поскучать, корабли туда ходят редко, но на каком-нибудь каботажнике вы в конце концов переберетесь на Миры Кальера или на Телем. У вас, извините, деньги есть?

— Есть, — кивнул Йон.

— А то могу немного помочь. Я человек бессемейный, жалованье не трачу…