Победа ускользает Мошков Кирилл

Энцо отключился. Довольно посмеиваясь, Марк подозвал администратора, чтобы направить на подмогу Энцо вторую группу. Ему очень нравилось работать с такими умными ребятами, как этот Энцо.

В четырнадцать шестнадцать позвонил Лорд. Марк, который в это время умеренно громко ругался с осветителями пресс-центра, мигом сменил тон (умение, которое много раз помогало ему в деловых вопросах) и с огромной заботой в голосе спросил:

— Йон, дружище, где ты?

Голос Лорда слегка «плыл», что бывает, если звонить из экспресса, быстро движущегося мимо базовых станций телефонной сети.

— В экспрессе. Остается одна станция до «Университета Люгера». Я видел, что на станциях полно полиции. Что происходит?

Марк быстро ушел в отгороженный прозрачным щитом угол аппаратной, где у него было временное рабочее место, и оттуда сообщил полушепотом:

— Большая лажа в Космопорте. По слухам, заговор против Пантократора и захват заложников в Центральном ОКП Звездного флота. В пятнадцать часов будет заявление МИБ.

— Ты слышал? — спросил Лорд кого-то.

— Йон, ты что, не один на линии? — всполошился Пекарски.

— Это мой напарник, — ответил Лорд. — Не бойся. Ты его должен знать. Капитан первого ранга Таук.

Пекарски крякнул.

— Ты не умеешь работать с размахом меньше, чем на пару миллионов, дружище? — спросил он не без ехидства. Тогда, в сорок первом, он получил Вурлитцеровскую премию, полмиллиона марок, а этот пройдоха Лорд сделал книгу, никакого Вурлитцера не получил, зато заработал вшестеро больше. При случае Марк его этим подначивал.

Лорд не ответил: Марк понял, что тот совещается с «напарником». Таинственный Таук еще тогда, в конце сорокового, когда Марк ездил на Землю интервьюировать его по результатам октябрьских событий, поразил его воображение: это был единственный из ныне живущих людей, награжденных одновременно конфедератским орденом Солнца первой степени и имперским орденом Млечного Пути. Чтобы получить интервью, понадобилась виза начальника Управления безопасности, и еще одна его виза понадобилась для того, чтобы Таук для интервью надел парадную форму со всеми наградами, вид которых тогда заставил Марка почтительно присвистнуть. До сих пор он с неясным трепетом вспоминал их встречу в пресс-центре Валь-де-Марна. Он, восходящая двадцатилетняя звезда имперского телевидения, немало уже повидавший за четыре года самостоятельной работы и вполне обоснованно считавший себя прожженным журналюгой, тогда, помнится, сильно заробел: вот он сидит возле камеры в выделенной ему кабинке на втором ярусе пресс-центра, обитой серой толстой тканью, и вот перед ним в кресле возникает этот серьезный, суховатый темноглазый блондин в черной форме, сверкающей орденами, а он, Марк, все никак не может понять, когда Таук вошел и как сел в кресло, с которого он, Марк, не сводил глаз перед тем по меньшей мере минуту.

Пока Лорд что-то неясно говорил в отдалении, видимо, прикрыв микрофон рукой, Марку из-за стекла яростно замахал рукой его секретарь. Марк включил вторую линию мультикома:

— Что, Рэнди?

— Гляньте на ленту ИИА, — только и сказал секретарь.

Марк крутанулся в кресле, протягивая руку к своему блокноту, и быстро набрал адрес Имперского информационного агентства. Увидев первые строки только что, судя по времени публикации, появившегося сообщения, он выпучил глаза и тут же сказал в телефон:

— Йон, слушай меня, быстро.

— Да, — отозвался Лорд.

Не отрывая глаз от прямоугольника монитора, светившегося в воздухе над блокнотом, Пекарски начал читать:

— Сообщение ИИА, четырнадцать семнадцать. По многочисленным сообщениям масс-медиа, Его Величество Галактический Суверен Роберт XII приостановил визит на Телем и вылетел в Космопорт. В тринадцать пятьдесят пять по абсолютному он покинул телемскую столицу Лисс на персональной яхте временного министра космического флота Телемской Федерации капитана Роби Кригера, которую пилотирует сам министр. Как заявил временный президент Телема Петер Зайнеман, приостановка визита связана с чрезвычайным происшествием в Космопорте, требующим личного присутствия Его Величества. Сообщается, что визит через некоторое время будет возобновлен. Прибытие Его Величества во Дворец ожидается около пятнадцати часов. Дежурный по пресс-центру Министерства Двора барон Инк Кунерта подтвердил нам, что Его Величество экстренно возвращается во Дворец, однако не смог подтвердить или опровергнуть сообщения о ЧП. Начальник пресс-центра Министерства Имперской Безопасности генерал Бакгоф сообщил нам, что в пятнадцать ноль-ноль МИБ обнародует официальное коммюнике о внештатной ситуации в Космопорте, и подтвердил сведения о том, что в Звездном Доме объявлена тревога второй степени без ограничения гражданских свобод. В связи с этим Муниципальное управление Космопорта известило нас, что сведения по режиму положения о тревоге второй степени доступны на всех домовых и муниципальных сетях. Все источники однозначно увязывают причины этих чрезвычайных мер с разноречивыми сообщениями о внештатной ситуации в Центральном Объединенном Командном Пункте Звездного Флота. Следите за нашими сообщениями.

— Все ясно, — отозвался Лорд. — То есть ничего пока не ясно, но откуда столько фараонов — ты мне объяснил. Марк, дружище, ты сможешь выслать людей встретить нас на станции? Нас пятнадцать человек, мы все едем в головном вагоне экспресса, прибываем минут через двенадцать.

— Сделаем, — откликнулся Марк, жестом позвав секретаря.

— И еще одна просьба, — сказал Йон. — Тут капитан Таук тебе что-то хочет сказать.

— Здравствуйте, Марк, — услышал Пекарски голос Таука. Голос звучал очень устало, но твердо.

— Привет, — отозвался журналист. — Рад слышать. Чем я могу быть вам полезен?

— В пресс-центр, кроме нас пятнадцати, должен приехать еще кое-кто. Два человека. Сделайте так, чтобы их пропустили.

Марк занес руку над блокнотом.

— Записываю.

— Синтия Сторвилл и Джоан Таук Сторвилл.

Марк простучал по клавиатуре.

— Ваша жена… и, значит, дочь?

— У вас отличная память, Марк, — ответил Таук.

— Пока неплохая, — скромно подтвердил Пекарски. — Дочери сколько?

— Три года.

— Могут не пустить на территорию университета. Легин, у вас есть возможность связаться с женой прямо сейчас?

— Вероятно, да. Она тоже должна быть в экспрессе.

— Скажите, чтобы шла не на центральный вход пресс-центра, а слева от него, в технический тоннель. Там она увидит бус моей компании, на борту написано «Новости без границ». Сразу за бусом — служебный вход, через который проходит наш техперсонал. Я поставлю там человека. Это будет юноша лет семнадцати, азиатского типа, на груди у него карта нашей компании с именем «Дамир». Пусть она назовет ему себя, покажет какой-нибудь идентифик, и он проведет ее за сцену.

— Благодарю вас, Марк, — услышал он в наушнике. — Вы лучше всех.

— Пока еще да, — скромно отозвался Марк. Послышался сигнал отбоя. Он ткнул пальцем в мультиком, отключаясь, и повернулся к вошедшему секретарю.

— Рэнди, давай сюда службу безопасности, Андреса или лучше самого Василия, и за ними — Дамира Гильфана.

Секретарь, кивнув, набрал вызов на своем мультикоме, и в аппаратную с двух сторон вошли двое, направляясь к выгороженному для Пекарского закутку.

— Спасибо, Рэнди. — Марк энергично потер лицо ладонями, заставив потешно выпятиться свои толстые губы. — Что-то я еще ничего сегодня не сделал, а уже устал. Организуй-ка мне кофе, дружище.

— Спать вам ночью надо, шеф, а не кофе весь день хлестать, — ответил секретарь. — Вы уже четыре чашки выпили.

Марк тяжело взглянул на секретаря из-под рыжих кустистых бровей.

— Да знаю я, — ответил он неожиданно спокойно. Отношения с секретарем у него были достаточно доверительные, чтобы иногда выслушивать такие замечания. — Знаю. Какое тут, к черту, спать. Полночи на телефоне просидел. Иди, неси кофе.

Секретарь исчез, в закуток вошел массивный плечистый начальник службы безопасности «Новостей без границ».

— Priviet,Vasili Nikolayevich, — сказал ему Пекарски на сносном сибирском. Тот заулыбался. — Давай, брат, nachinayem rabotu, da?Пошли человек семь к станции экспресса. Головной вагон. Наши фигуранты. Их пятнадцать. Ориентир — Йонас Лорд, знаешь, da?

— Знаю Лорда, как же, — отозвался здоровяк.

— Ну вот. Контакты с полицией или МИБ исключить. Возьмите бус. Бергонци будет возникать — скажи, я велел. Посадите их в бус и везите сюда. Voprosi yest?

— Нету вопросов. — Здоровяк по-уставному выпрямился. — Можно идти?

— Иди.

Марк опять яростно потер щеки.

— Дамир, заходи. Есть поручение.

В кризисном центре царила тихая паника. После того, как открылось предательство в «Крыле дракона», Гомилка спешно ввел крайнее средство — полную заморозку движения военных кораблей вблизи Космопорта, кроме специально им же самим поднятых. По его приказу из недр секретных пирсов близ Южного полярного коридора Космопорта поднялись два звена SPDIF, малогабаритных перехватчиков, которые не входили в состав подконтрольных сил ни одного из захваченных звеньев ЦОКП. Кроме того, эти маломощные, но скоростные машины ближнего радиуса действия гораздо легче отключались от контроля извне, нежели могучие SPX, и выведены из пирса они были уже полностью автономизированными. Более того: их пилотировали курсанты Императорского Высшего Командного училища, еще даже не имеющие званий. Двенадцать старшекурсников были подняты по тревоге, как это случалось раза четыре в месяц, удачно уложились в норматив тревожного вылета, справились с трудностями автономизированного управления (система позиционирования в этом режиме работала с неполной функциональностью), в четком строю вышли из воронки пирса и уже приготовились, как обычно, получить вводную на уничтожение учебной цели где-нибудь в паре сотен тысяч километров от поверхности, вне стандартных орбит, как вдруг в наушниках у них раздалось:

— Звенья Сапсан-шесть и Сапсан-восемь, здесь кризисный центр МИБ и Звездного, адмирал Гомилка.

Никто из курсантов благоразумно не выразил недоверия, хотя уж больно это было похоже на обычные шуточки командира их курса капитана Шарка в те дни, когда он дежурил на КП училища. Ну не мог это быть Шарк: он дежурил вчера.

— Ставлю боевую задачу, — нервно говорил у них в ушах голос Гомилки. — Район действия — приповерхностная зона к западу от Северного полярного коридора. Большая часть движения в приповерхностной зоне заморожена, так что для достижения района используйте скоростные режимы. В районе действия дрейфует обездвиженная дзета-яхта с нарушенными режимами связи и опознавания. Время от времени опознаватель яхты спорадически выдает сигнал, в таком случае она видна как борт Телем — двенадцать-сто шесть. На борту яхты — пассажиры государственной важности. Задача: найти яхту, взять под конвой, попытаться установить связь визуально или по каналам ближнего действия, изучить возможность буксировки, и при наличии такой возможности или запасе свободного хода яхты отбуксировать или отконвоировать ее к причалу номер один во Дворце. За целостность яхты, жизнь пассажиров и точность выполнения задачи отвечаете головой, при малейшей, даже гипотетической угрозе для яхты — защитить ее всеми имеющимися штатными или нештатными средствами, включая самопожертвование. Доложите, как поняли.

Двенадцать пилотов вразнобой вздохнули, облизывая пересохшие губы, и с разной степенью неуверенности доложили, что поняли. Только один, командир звена Сапсан-шесть, осмелился спросить:

— Господин адмирал, это не учебная тревога?

— Нет! — рявкнул Гомилка таким тоном, что охота задавать вопросы у курсантов прошла, и они, построившись для орбитального маневра верхних скоростных режимов, почти синхронно заложили разгонную траекторию.

Гомилка переключился на командующего училищем, своего однокашника, вице-адмирала Краузе-Стоянова.

— Фриц, — сказал он ему крайне неофициальным тоном, не предвещавшим ничего хорошего, — если твои орлы облажают это задание, они пойдут под суд, а ты — с ободранными погонами — на Периферию метеориты гонять.

Фриц Краузе-Стоянов в своем кабинете в училище помолчал секунды полторы, сопоставляя услышанное в наушниках и только что прочитанную новость про приостановку визита на Телем, и осторожно (хотя разговор, конечно, шел по хорошо защищенному каналу) спросил:

— Это что, яхта Самого?

— Да! — рявкнул Гомилка. — Ты же не сосунок, Фриц! Rechne zwo und zwo zusammen!

— Не могу сказать, что мне нравится сумма, — откликнулся начальник училища. — Verschwoerung? Verrat an der Flotte?

— И то, и другое, и еще много третьего, — мрачно ответил Гомилка. — Когда полетят головы во флоте, нам предстоит узнать много гадостей. Тебе ничего не говорит имя — лейтенант Нодак Угорта?

— Говорит, — удивился Краузе-Стоянов. — Единственный пилот «Крыла Дракона», переведенный туда в последние десять лет, который закончил не Императорское Высшее.

— Это я сам уже знаю, — мрачно сказал Гомилка, снова бросая взгляд на только что полученный от кадровой службы флота послужной список покойного Угорты. — Кончал он Высшее Боевое Училище на Леде. Я сейчас связываюсь с начальником училища, чтобы выяснить подноготную этого парня. Ты представляешь, он же напал на Самого.

Начальник Императорского Высшего буквально подпрыгнул в своем кресле:

— Wa-as?!

— Да-да. Десять минут назад. Альберт Мангельсдорф пожертвовал собой, чтобы остановить его. Был субъядерный взрыв небольшой мощности при таране одного SPX другим. Яхта с Самим повреждена и практически лишена хода, связь эпизодическая и только на КВ. Чтобы вытащить Самого оттуда, мне и понадобились твои орлы. Будем молиться, чтобы они все сделали, как ты их учил. И чтобы среди них не оказалось еще одного… червяка в яблоке.

— Scheise, — только и вымолвил Краузе-Стоянов. — Мангельсдорф, надо же! Вечная память! Какой пилот был!

— Вечная память, — мрачно сказал Гомилка. — Все, Фриц, отбой.

Он отключился.

Несколько секунд вице-адмирал Краузе-Стоянов приходил в себя, потом вызвал свой КП.

— Есть контакт с шестым и восьмым звеньями?

— Так точно, — ответил дежурный. — Прошли сорок пятый градус. Через две минуты — расчетное прохождение экваториальной широты.

— Оставьте меня на линии, — сказал вице-адмирал. — Буду слушать, как ребята идут. И, Збигнев… давайте помолимся за них.

Без двадцати три пресс-центр Университета имени Люгера был уже переполнен, и в центральный его подъезд со стороны главного проспекта сектора все еще поодиночке и группами входили журналисты. Каждый из них получал флоппик с материалами к пресс-конференции: прямо возле входа в зал, в вестибюле прес-центра, сидели за столами аккредитации четыре девушки из «Новостей без границ», которые выпекали флоппики на своих блокнотах, как горячие блинчики, и по предъявлению пресс-карты вручали их каждому журналисту вместе с полупрозрачным лепестком аккредитации, дававшей право на вход в зал. То здесь, то там слышались приглушенные ругательства: акулы пера и микрофона торопливо засовывали флоппики в свои блокноты или рид-дисководы и обнаруживали, что на них стоит блокировка от чтения до 14:55.

В 14:45 в зале и вестибюле пресс-центра включились два огромных телеэкрана, показывавших картинку Первого канала имперского телевидения. Пошла заставка экстренных новостей, затем — всем знакомые разлетающиеся звезды в фирменном логотипе «Новостей без границ».

На экранах возник Марк Пекарски. Те несколько сотен журналистов, что уже сидели в зале, и те несколько десятков, что еще стояли в вестибюле, повернулись к экранам. Каждый из них знал, что эту экстренную трансляцию видят сейчас миллиарды людей.

— Мы живем в сложное время, — быстро, но очень веско и четко говорил Пекарски. Как обычно, его грубо вылепленное лицо с массивным носом, полными щеками, крупными губами на экране приобретало какую-то особую значимость. Он уже давно определил угол, под которым его надо было правильно освещать, а его личный гример знал, что сделать для того, чтобы превратить на экране внешность массивного увальня семитского типа в облик мужественного мыслителя. — Сороковой год напомнил нам, что Галактика находится в очень шатком и неустойчивом равновесии. То, что мы принимаем за стабильность и спокойствие, зачастую зиждится на песке.

Наплывом пошли кадры, в последние дни и недели неоднократно обошедшие экраны всей Галактики: аресты активистов нарийи, независимость Телема, захваченный на орбите Земли «Клык Льва».

— Одна из двух сверхдержав, в последние годы, как никогда ранее, связанных узами дружбы и взаиморасположения, — продолжал Марк, — трудно, но настойчиво освобождается от вскрытых упорным трудом ее правоохранителей пут тайного заговора, который, как выясняется, зрел в ее недрах десятилетиями. Назовем вещи своими именами: в Конфедерации Человечеств началось раскрытие заговора так называемого «Совета Молнии» и очищение всего общественного и государственного механизма от его далеко проникших щупальцев. Но, как нам стало известно, заговор был и остается шире, чем сообщалось, нити его протянуты глубже, и следы его деятельности искать следует на самом верху. Я располагаю неопровержимыми доказательствами того, что на стороне заговорщиков, вольно или невольно, находилась и находится до сих пор значительная часть правящей верхушки Конфедерации. В частности, позавчерашние события на Полярном Терминале Земли, в результате которых был объявлен пропавшим без вести и даже уже признан погибшим Президент Галактического Совета Конфедерации Роберт Норман, предстают в совершенно новом свете, если учесть, что на Полярном Терминале встречался не героический президент и глава террористов, а два сообщника. Да, я утверждаю, что Президент Конфедерации — сознательный участник заговора против нынешнего государственного и экономического устройства не только самой Конфедерации Человечеств, но и Империи Галактика, и вообще против всей сложившейся в последние столетия политической системы мира. Да, я утверждаю, что заклейменный официальной пропагандой Конфедерации террорист Тацуо Ямамото и якобы пожертвовавший собою для его нейтрализации Президент Роберт Норман — два сообщника, которые встречались для координации своих тайных планов. И я могу доказать это.

На экране, вытеснив на задний план хроникальные кадры, вновь возникло лицо Пекарски. Оно выглядело вдохновенным и ясным. Марк очень хорошо умел поддерживать на лице это выражение. Впрочем, он и вправду сейчас испытывал вдохновение. Так было всегда: когда он снимал свой первый успешный репортаж, когда он начитывал закадровый текст для принесших ему Вурлитцеровскую премию серий, когда он в прямом эфире разоблачал взяточников на Тежу. Марк полагал, что его задача, как профессионала — с толком использовать это состояние вдохновения. И он это умел.

— Нам известно, что действие всегда равно противодействию, — продолжал он. — Действие темных сил, пытающихся заполучить контроль над двумя крупнейшими метасоциумами Галактики, неизбежно нашло противодействие. Ряд анонимных честных граждан Конфедерации и подданных Великого Престола, обладающих значительными возможностями, вступил в противодействие планам заговорщиков. Вот они, мои доказательства. Посмотрите.

Камера отъехала, и у всех присутствовавших в пресс-центре вырвался единодушный вопль изумления.

Рядом с Марком Пекарски на фоне какой-то невыразительной стены (только персонал «Новостей без границ» знал, что это — стена кабинета начальника пресс-центра Люгера, буквально в пятнадцати метрах от залитой сейчас светом, но пустой сцены пресс-центра) стоял пожилой седовласый темнокожий человек, безусловно знакомый внешне всем, кто был сейчас в пресс-центре. Вне всякого сомнения, это был бывший (да бывший ли?) Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств Роберт Норман.

— Это бывший президент Роберт Норман, — спокойно пояснил Пекарски, мельком глянув на седого. — Как видите, он жив, здоров и находится сейчас со мной здесь, в Космопорте Галактика, куда он был доставлен честными людьми, противодействующими заговору против обеих сверхдержав.

Пекарски перевел глаза на Нормана, камера крупным планом показала лицо экс-президента. Крылья его приплюснутого носа заметно блестели от выступающего пота. Он прятал глаза он объектива, но тем не менее выдавил:

— Признаю, что я Роберт Норман. Я не был честен перед своими избирателями, перед своим народом. Перед человечеством. Я состоял в так называемом Движении. Никто в мире, кроме нескольких сотен высших активистов Движения, не знают о его существовании. Нарийя, или Совет Молнии, был только одной из структур Движения. Мне нечего стыдиться. Ложь во имя правого дела — не грех. Великая Земля…

Норман замолчал, по-прежнему не глядя в камеру.

— Мы будем изучать то, что предстает перед нашим изумленным взором, — чуть медленнее, еще более веско заговорил Пекарски, вновь появляясь в кадре крупным планом. — Уже сейчас ясно, что многие негативные тенденции по всему Миру надо пересмотреть и, возможно, связать друг с другом в свете того, что мы начали сейчас узнавать. Программы новостей полны сообщений о таинственной нештатной ситуации, возможно, наличествующей сейчас в жизненно важных узлах Космопорта Галактика. Буквально через несколько минут, в новостях начала часа, наш корреспондент Энцо Леоне должен пролить свет на суть этих грозных событий. Запомните то, что вы сейчас увидели, и думайте об этом, когда нам будут рассказывать о подробностях кризиса в Космопорте. Я уверен, многое откроется нам с неожиданной стороны. И последнее. Сейчас в Космопорте начинается пресс-конференция, на которой мы предъявим средствам массовой информации Империи Галактика, Конфедерации Человечеств и Независимой Периферии бывшего президента Нормана, и вот этого человека… — Камера отъехала вновь; рядом с Пекарски стоял теперь седоватый, с маленькой головой пожилой человек азиатского типа, неприятным, злым взором уставившийся в камеру. — Это тот самый отставной адмирал Тацуо Ямамото, с которым на Полярном Терминале встречался президент Норман, тот самый бывший глава незаконных вооруженных формирований Совета Молнии. Вы признаете, что вы — Тацуо Ямамото? — обратился Пекарски к азиату.

— Я — Ямамото Тацуо, — с отвращением проговорил тот.

По всему залу пресс-центра защелкало: кончилась блокировка розданных журналистам флоппиков, и все торопливо включали чтение. Тот тут, то там раздавались изумленные возгласы или свист: Пекарски отдавал коллегам пусть неполное, пусть эпизодическое, но необыкновенно убедительное и доказательное досье. Теперь, когда его приоритету в освещении этой небывалой сенсации помешать было уже нельзя, он отдавал почти трем сотням СМИ всей Галактики то, из чего без особых усилий можно было сделать целый фильм: видеосъемки показаний Нормана и Ямамото, значительный объем разных документов и текстовых версий (в том числе и из досье Йонаса Лорда — эти материалы были подписаны, что придавало им особенный вес: как и Пекарского, Лорда знали все), историю вопроса и даже отрывок сенсационной оперативной съемки на Полярном Терминале, где Норман и Ямамото, еще не подозревая о близящемся захвате, действительно дружески разговаривают, как сообщники. С первых секунд беглого просмотра было видно, что это — материал колоссальной силы. Десятки журналистов, имевших при себе дорогие и нуждавшиеся в специальном лицензировании «покет-серверы» — мобильные устройства перекачки данных — уже запускали перегонку этих досье в свои редакции, другие бросились к протянувшимся вдоль обеих боковых стен зала открытым коммуникационным кабинкам и, подсоединяя к их инфорам свои блокноты или ридеры, торопливо выходили на связь с редакциями, чтобы перебросить данные по сети общего пользования. Вдоль кабинок мгновенно образовались нетерпеливо приплясывающие очереди репортеров, которые, ожидая свободной розетки, продолжали смотреть на экран, где Пекарски рассказывал и показывал многое из того, что содержалось в досье.

В это время за сценой, где неярко освещенный коридор шел от служебного выхода к скрытым от глаз посетителей внутренним помещениям пресс-центра, появилась женщина с ребенком. Светловолосая, не очень высокая, она несла на руках такую же светловолосую, кареглазую девочку лет трех, которая с любопытством молча оглядывалась по сторонам, удобно устроившись на руках матери. За спиной девочки был крошечный рюкзачок в виде игрушечного слоника, а за плечами матери — серо-зеленый походный рюкзак, какие были в моде у студентов лет пятнадцать назад. Вслед за женщиной торопливо шел ассистент Пекарского, Дамир, который катил за собой небольшой чемодан на колесиках.

— Миссис Сторвилл, налево, — сказал он вполголоса. — Да, сюда.

Они спустились по боковой лестнице в какие-то нижние помещения; чемодан, который Дамир подхватил под мышку, с цоканьем задевал за перила колесиками. Буквально через несколько секунд, выходя из внутренних помещений пресс-центра, вдоль коридора стали выстраиваться плечистые ребята из службы безопасности «Новостей без границ», перемежаемые взволнованными офицерами внутренней полиции университета. Через пару минут на сцену из кабинета начальника пресс-центра должны были вывести Нормана и Ямамото.

Спустившись в служебный коридор под сценой, Дамир указал женщине дальнюю комнату, дверь которой была открыта. В дверях, прислонившись к косяку спиной, стояла с оружием в руках рослая девушка в сером комбинезоне земного Космофлота без знаков различия. На ее плече лежала толстая коса золотых волос. Увидев женщину и ребенка, девушка заулыбалась и сделала шаг в сторону, пропуская их в комнату.

Дамир поставил перед ней чемодан.

— Это их вещи.

Девушка с оружием внимательно посмотрела на нагрудную карточку Дамира, потом на него самого, удовлетворенно кивнула и сказала:

— Спасибо вам, Дамир.

Прихлопнув выдвижную рукоять чемодана, она взяла его за ручку и легко внесла в комнату, после чего снова заняла свой пост.

Дамир развернулся и пошел обратно. Он не знал, кто эта девушка, как не знал, кто такая миссис Сторвилл, которую он встретил у служебного входа и провел в пресс-центр. Но он знал, что шеф всему этому придавал особое значение, и был доволен, что все прошло гладко.

Внутри комнаты, которую охраняла девушка с золотой косой, женщина посадила ребенка в кресло и, с облегчением сбросив рюкзак, почти повалилась в соседнее. Кроме нее, в комнате были только трое: коротко стриженная девушка с неправдоподобно зелеными глазами и двумя длинными хайкерскими локонами надо лбом, еще одна девушка — стриженая наголо и темноглазая, и очень серьезный бородач, голова которого была покрыта темной тканью, завязанной наподобие арабской куфии.

— Вы — Синтия, да? — спросила зеленоглазая хайкерша. — Я Джессли. Мы ждем конца пресс-конференции. Капитан Таук передает вам привет и сообщает, что скоро будет здесь.

Откинув со лба светлые волосы, женщина развела руками.

— Как обычно: весь в делах. Ничего, мы подождем. Да, Джоан? Подождем папу?

— Пододем, — серьезно согласилась девочка, болтая ножками в блестящих коричневых ботиночках на толстой подошве, копирующих хайкерские «вездеходы».

— А ты Джоан? — повернулась к ней Джессли. — Привет, Джоан. Меня зовут Джессли.

Она протянула девочке руку. Та очень серьезно взяла ее за кончики пальцев и легонько тряхнула со словами:

— Очень пиятно.

Бородач, сидевший вместе со своей стриженой подругой на диванчике в углу, так умиленно улыбался, глядя на крохотную Джоан, что подруга засмеялась и помахала девочке из угла рукой:

— Привет, Джоан! Я Дойт, а это дядя Эвис.

Эвис, расплывшись в улыбке, тоже помахал девочке и очарованно засмеялся, когда малышка вскинула вверх обе ручки и покрутила ими в воздухе со словами:

— Всем пивет!

Улыбаясь, ее мать сказала:

— Ну вот, она уже со всеми познакомилась. Я вас, ребята, не спрашиваю ни о чем, но это не потому, что я невежливая. Мы просто уже часов тридцать пять в дороге. И потом, я знаю, что мне все со временем расскажут, верно?

Джессли, сидевшая в кресле напротив, кивнула буквально всем телом: была у нее такая манера.

— Обязательно. Нам бы только дождаться конца пресс-конференции. Все наши там, в зале и за сценой — приглядывают за ситуацией.

— А эта тетя — с пистолетом, — оглушительным шепотом сообщила Джоан матери, глядя на блондинку в дверях. Все засмеялись, и «тетя с пистолетом», смущенно улыбаясь, помахала девочке рукой:

— Извини, Джоан, не представилась. Я Марша. Я охраняю комнату.

— От кого ты комнату охраняешь? — поинтересовалась девочка.

— От плохих, — серьезно сказала Марша. — Плохие люди иногда могут стать невидимыми, чтобы пролезть в комнату. Вот я и стою тут, чтобы никого не пропустить.

— Хоошие тоже могут, — уверенно заявила девочка. — Мой папа, когда еще был дома, он делался невидимым на секундочку, чтобы я смеялась. Только я этого не помню, потому что я была маенькая.

В коридоре послышались шаги нескольких человек. Марша сделала шаг в сторону от двери, давая проход: видимо, шли свои.

Рядом с ней возникли очень молодые юноша и девушка — странновато одетые, быстроглазые — которые оба смотрели в коридор: видимо, там шел кто-то еще.

Наконец, в дверях появился невысокий, коротко стриженый блондин в хайкерской коже и ремнях. Синтия быстро встала.

Блондин подошел к ней и обнял, уткнувшись лицом в ее плечо. Она сделала то же самое: они были одинакового роста.

Все в комнате деликатно отвели глаза.

— Легин, — еле слышно произнесла Синтия. — Я устала.

— Я тоже устал, — тихо отозвался Легин. — Только это еще не конец, солнышко. Но мы теперь будем вместе. А это что за маленькая принцесса?

Синтия, сделав над собой усилие, повернулась, продолжая держать мужа за плечо.

— А это такая Джоан Таук, — объяснила она вздрагивающим голосом. Джессли могла бы поклясться, что Синтия едва сдерживала слезы. — Иди сюда, маленькая принцесса. Я знаю, что ты его не помнишь, но это твой папа.

Легин присел на корточки, глядя на девочку. Та очень деловито слезла с кресла, подошла к нему и протянула ручки, чтобы он поднял ее. Оказавшись на руках у отца, она провела рукой по его коротким светлым волосам. Синтия снова уткнулась лицом в плечо Легина, прижавшись щекой к коленкам дочери.

— Мама, тебе нельзя плакать, — сказала девочка. — Ты говоила, что нам нельзя плакать, когда будет папа. Ты вот посмотъи, я не плакаю.

И она опять стала быстро двигать ручкой по волосам отца.

— Все-таки я тебя помню, — сообщила она ему. — Ты был в такой чооной куъточке, и волосы были длинные.

— Да быть не может, — сказал ей Легин. — Тебе же всего полтора года было.

— А я помню.

Легин помолчал несколько секунд, потом сказал:

— Ну вот и хорошо. Друзья, нам надо выйти отсюда с вещами и сесть в бус. Как только все кончится, а может быть — и раньше, нам придется уехать отсюда. Ребята Пекарского уже наняли нам бус. Пойдемте все. Остальные придут прямо туда, так что берите их вещи тоже. Син, где твои вещи? Давай, я понесу.

Они вышли в коридор.

— Реми, Клю, глядите, кто к нам приехал, — сказал Легин, качнув дочку на согнутой руке. — Это Джоан Таук. А это моя Синтия.

— Вы все стиженые, — сказала девочка, с удовольствием продолжая трогать голову отца. — Папа, почему вы все стиженые? Мама, ты мне тоже постиги голову.

Они поднялись на первый ярус пресс-центра — не там, где спускалась Синтия: в коридоре за сценой теперь плотно стояла охрана. На сцене Марк Пекарски и Йонас Лорд рассказывали свободной прессе Галактики вещи, слушая которые, зал сдержанно гудел, время от времени взрываясь вопросами. В маленьком служебном вестибюле у того входа, через который Дамир провел Синтию и Джоан четверть часа назад, работал небольшой телевизор, и охранники то и дело отвлекались, взглядывая на экран. Легин остановился в вестибюле, пока Реми, Эвис и девушки выносили рюкзаки за проходную, туда, где виднелся зеленый блестящий бок скоростного буса, вроде тех, что доставляют пассажиров из далеких отелей в Залы Ожидания. Синтия держала мужа за руку, но на него не смотрела.

— Устала. — Это был не вопрос, а утверждение. Легин чувствовал, что Синтия на пределе сил и из-за этого очень сердита. — Зато добрались вовремя. Я, видишь ли, ушел со службы.

Синтия коротко глянула на Легина.

— Ты думаешь, что меня это должно обрадовать?

Легин грустно улыбнулся.

— Я ни о чем сейчас не думаю. Я просто знаю, что иначе нельзя, если я хочу хотя бы попытаться сделать так, чтобы быть с тобой и Джоан. Я теперь вне закона, солнышко. Я нарушил присягу и лично арестовал Президента Конфедерации, который оказался пособником бандитов.

Синтия опять бросила короткий взгляд на Легина, невольно подняв брови от удивления.

— Ладно, не обращай на меня внимания, — сказал она через пару секунд. — Я устала, поэтому сержусь. И еще я голодная, как марсианский паук.

— Я видела масианского паука в зоопаке в Паиже, — сообщила Джоан. — Мы с мамой ездили в Паиж тебя искать.

— Они мне не хотели давать никакой информации относительно того, где ты и что с тобой, — сердито пояснила Синтия.

— Я не обязан отчитываться в своих поступках, — говорил тем временем на экране телевизора сердитый адмирал Ямамото, и эхо его голоса доносилось со сцены пресс-центра через коридор. — Я уже много лет не на государственной службе, а законы Конфедерации не запрещают состоять в общественных организациях.

— Особенно в тех организациях, которые ставят своей целью насильственное свержение существующего строя, так? — На экране возник тот, кто задал вопрос — седоголовый Ян Парка, корреспондент федерального телеканала FTVC1 в Космопорте, один из самых популярных в Конфедерации тележурналистов.

— Называйте это как хотите, — угрюмо ответил Ямамото.

В вестибюле появился еще один охранник — тот плечистый здоровяк, который встречал «фигурантов» на вокзале экспресса. Он подошел к Легину и тихо сказал ему:

— Все, вам пора. Оперативники МИБ уже у центрального входа. Еще две минуты — и они будут на этом входе тоже.

Эти последние слова услышала Клю, которая вернулась из буса, чтобы забрать чемодан и рюкзак Синтии.

— Надо вывести оттуда Йона, — сказала она Легину взволнованно. — Мы оставляем им этих двоих, но ведь не Йона?

— Не беспокойся, — сказал ей Легин и повернулся к Синтии. — Син, ты не подержишь нашу принцессу пару минут?

Джоан переехала на руки к матери и сообщила ей:

— Папа сильный, а ты усталая. Давай я ножками постою.

Синтия тихонько засмеялась.

— На ножках постою, — поправила она девочку. — Ничего, малышка, я тебя подержу.

Легин тем временем, поднеся радиобраслет к губам, сказал:

— Ким, слышишь меня? Все, наше время вышло. Выходи сам, выводи наших и — главное — Йона. Ты можешь его вывести со сцены так, чтобы никто не обратил внимания?

Видимо, услышанный ответ его позабавил, потому что он неожиданно фыркнул и засмеялся, переключая канал.

— Марша, держи вход в туннель с проспекта. МИБ на подходе.

Затем он взглянул на жену, которая смотрела на него искоса.

— Все сердишься? Да, я заслужил. Не дуйся. Идите в бус. Я за вами. Клю, проведи их в бус.

— Спасибо, Клю, — сказала Синтия, — мы сами.

Она ушла вслед за Клю, катившей ее чемодан. Джоан через плечо матери, наморщив носик, смотрела на отца, который ей подмигнул. Она попыталась подмигнуть ему в ответ, но у нее не получилось: она еще не умела закрывать глаза по отдельности, и получилось только зажмуриться, а когда она разжмурилась, она уже была в очень уютном бусе с высокими серыми сиденьями и красиво блестящими стеклами, в которых отражалось все, что было внутри, потому что бус был освещен изнутри ярким белым светом, и папу уже не было видно.

Потом в бус один за другим быстро поднялись несколько человек — все очень разные с виду. Была крупная, светловолосая девушка в прямой черной куртке, которая Джоан очень понравилась. Был какой-то совсем молодой, рослый, с такими узкими глазами, как у них в Лозанне у привратника Нгуена. Один был очень большой, бородатый и даже страшный, но Джоан его почему-то не очень испугалась. За ним шел еще один коротко стриженый мужчина, хорошо одетый, с взволнованным лицом. Интересно, почему у них у всех такие короткие волосы? Вот и этот, большой, с бородой, который устраивался впереди на первом сиденье — у него была борода, а голова побрита. А за ним шел еще один, совсем уж лысый, какой-то сонный с виду, так что Джоан тоже захотелось спать, хотя она недавно спала — в экспрессе. Остальные, кого она уже видела в той маленькой комнатке и в коридоре, уже были в бусе. Последней вошла очень бледная молодая женщина в таком же сером комбинезоне, как та, с золотой косой и с пистолетом. А кстати, где она? Снаружи доносились какие-то громкие звуки, как будто кто-то громко кричал что-то непонятное, про какие-то руки вверх и «оставаться на местах», но только не своим голосом, а громким, как по телевизору или как когда в Лозанне в парке играли в баскетбол и комментатор кричал «Три очка!». Тут в салон буквально впрыгнула та, с косой, и вслед за ней папа. Мама почему-то очень крепко сжимала руку Джоан и даже обняла ее, как будто хотела укрыть, как тогда, когда в Париже они вышли из огромного дома, где должен был быть папа, но его не было и никто про него ничего не говорил, и пошел дождь. Джоан слышала, что сзади по бусу чем-то громко ударяли, и одна из женщин на заднем сиденье испуганно вскрикнула, а бус уже поехал, быстро-быстро, прямо вперед, и те, кто еще не сел, чуть не попадали. Это папа вел бус, за темным изогнутым стеклом водительского места Джоан его видела. Передняя дверь буса, через которую все заходили, медленно закрывалась, сдвигаясь вперед: ей было трудно закрываться, потому что бус тоже очень быстро двигался вперед по какому-то узкому, темному туннелю, и вдруг бус быстро повернул, смешно наклонившись набок, Джоан даже захотелось смеяться, и от этого поворота дверь наконец закрылась. Бус ехал очень ровно, но быстро, за окнами ничего не было видно, только стены с какими-то надписями и проводами, Джоан сразу стало скучно, потом она вспомнила того сонного лысого мужчину, и хотела найти глазами, где он сидит, но не нашла, потому что заснула.

Ким, с трудом удерживаясь двумя руками — одной за ограждение водительского места, другой за ручку справа от приборной доски — стоял рядом с Легином, который вел бус; Йон с переднего правого места только выкрикивал: «Направо! В верхний ярус! Еще направо!». Легин локтем включил громкую связь и, не оборачиваясь, произнес в опустившийся к лицу микрофон:

— Все на месте? Все в салоне? Пересчитайте друг друга.

Ким повернулся, вытянув шею, едва удержал равновесие и сказал:

— Все верно, нас двенадцать, твоя жена и девочка, ты пятнадцатый. Все здесь.

— Если кто забыл что-нибудь из вещей, — сказал Легин в микрофон, — я возвращаться не буду. Все целы? Я слышал, как кто-то кричал.

— Это я кричала, — послышался голос Джессли. — Испугалась сильно. Это ведь по нам стреляли?

— Ну это так, для острастки, — ответил Легин. — Если бы всерьез стали стрелять, мы бы не уехали.

— Ничего, мало им и без нас не покажется, — сказал ему Йон. — Как только кончится пресс-конференция, а осталось еще минут двадцать, охрана впустит их в пресс-центр, и Марк отдаст им и Нормана, и Ямамото. Хотел бы я посмотреть на морду министра Имперской безопасности. — Он злорадно заржал. — А Марка-то привлечь не за что. Все чистенько. Из «анонимных честных граждан» один я засветился, да и то вряд ли кто-нибудь понял, что я выступал от лица тех, кто захватил этих голубчиков.

— Ничего, они все быстро раскусят, — мрачно проронил Ким. — УБ уже один раз сдало им Легина и тебя, а наши друзья Норман и Ямамото сразу расскажут, кто их брал. Норман ведь узнал и Легина, и, быть может — меня, если запомнил, а Ямамото однозначно узнал тебя, так что веселиться нечего. Остальных вычислить недолго, УБ знает имена и лица всех, кроме, пожалуй, Эвиса, Дойт и Джессли, если только Норман не сделает им фоторобот Джессли из одной зловредности — уж больно она его извела своими подколами на «Вездеходе».

— Нам бы только найти спокойное местечко, — отозвался Легин, закладывая очередной вираж. Бус, углубившийся в систему служебных транспортных тоннелей университета Люгера, прокатился по широкому проезду, где слева за колоннами мелькали встречные машины, а справа за блестящей стальной решеткой оригинального плетения виднелись идущие люди (по всей видимости, студенты, переходившие из одной аудитории в другую), и быстро свернул вправо и вверх, в более темные и узкие коридоры. — Выедем в транспортный горизонт на Триста тридцатом, встанем на подъемную спираль, поднимемся к границе Четырехсотых, найдем какой-нибудь отстойник и опять опробуем тот трюк с прыжком — у Ёсио хорошо получается. Ёсио-кун, ты уверен, что снова выведешь нас на «Вездеход»?

— На сам корабль — вряд ли, — отозвался сзади бывший монах. — Нас теперь слишком много. Но могу попробовать вывести в тот коридор перед шлюзом. Ну, где Миша взятку давал.

— Хорошая мысль, — одобрил Легин. — Только тогда уж мы золотой десяткой не обойдемся, надо пару сотен готовить, слышите, шкипер Пекка?

Миша сидел прямо за Легином, отделенный от него изогнутым темным стеклом, поэтому ему пришлось наклонить свою огромную голову в проход, чтобы тот услышал его негромкий высокий голос:

— Подождиття всео такк планиировать, — произнес он с акцентом капитана Йоулупукки. — Мы еще не прорвались.

— Это верно, — сказал Легин. — Еще не прорвались. Синтия, солнышко, как там Джоан?

— Заснула, — отозвалась Синтия. — Крепко так спит.

Бус снова повернул, устремляясь в еще более высокий горизонт.

— Эх, как бы я-то сейчас поспал, кто бы знал, — пробормотал Легин себе под нос, вот только благодаря включенному микрофону его в салоне услышали все.

Командир звена «Сапсан-шесть» вновь отвел свой SPDIF назад, облизал пересохшие губы и сказал:

— Нет, так у нас ничего не получится. Нужен механический захват.

Он перегнулся к самой броне, вглядываясь через ее прозрачную толщу в почти потерявшую прозрачность, помутневшую, деформированную броню яхты «Лестер». Он видел пилота: тот находился всего метрах в двух с половиной от него. Курсант чуть довернул вправо. Послышался легкий стук: броня SPDIF коснулась борта яхты. Курсант продолжал легкими толчками прижимать SPDIF к «Лестеру», так что его лицевой колпак в конце концов уперся в полупрозрачную часть помутневшего пилотского колпака яхты. Он отстегнул плечевые ремни, потом поясной и приподнялся. В крохотной кабине SPDIF нельзя было даже выпрямиться во весь рост, но командиру звена нужно было не это. Он отстегнул шлем, положив его позади себя на сиденье, и, вытянувшись вперед насколько возможно, прижался лицом к холодной внутренней поверхности брони.