Дело о стройной тени Гарднер Эрл

— Да.

— Кто-нибудь направил вас к этому столу? Кто-то представляющий интересы хозяина заведения показал вам Морли Тейлмана? Велел вам подойти и поработать с ним?

— Слова «поработать с ним» не произносились.

— Но мысль вы поняли?

— Я подошла и столу и, когда мистер Тейлман выиграл, улыбнулась ему. Это сломало лед.

— Какой лед? — поинтересовался Мейсон.

— Ну, скажем, дало ему шанс познакомиться со мной.

— Вы считаете, что между вами был лед?

— Я просто употребила это выражение.

— Я также просто употребил это выражение, — сказал Мейсон. — Я отнюдь не имел в виду, что вы употребляете слово «лед» в буквальном смысле, и использовал это слово в том же значении. Итак, вам пришлось разбить какой-то лед?

— Это зависит от того, как посмотреть на ситуацию.

— Вы подошли, чтобы познакомиться с ним?

— Я…

— Да или нет?

— Да! — вскипела миссис Тейлман. Она неожиданно подняла на адвоката глаза и сказала звонким голосом: — Я там работала. Не надо притворяться наивным, мистер Мейсон! Вы бывали в Лас-Вегасе.

Мейсон поклонился и сказал:

— Совершенно верно. Большое спасибо, миссис Тейлман. Я просто хотел, чтобы присяжные представили себя ситуацию.

— Высокий Суд, — сказал Раскин, — я утверждаю, что защитник несправедлив к свидетельнице, что он пытается ее опорочить и представить перед присяжными в ложном свете. Эта женщина вдова. Она овдовела в результате преступления, совершенного…

— Одну минуту, — прервал его Мейсон, — в настоящий момент дело не рассматривается в Суде и не должно обсуждаться сторонами.

— Но я возражаю против того, чтобы эту женщину представляли перед присяжными как легкомысленную особу! — закричал Раскин.

— А я возражаю против того, чтобы ее представляли как тихую, убитую горем вдову, против того, чтобы обвинение могло играть на симпатиях присяжных, — парировал Мейсон.

Судья Сеймур нахмурился:

— В данный момент дело не разбирается в Суде, поэтому нет смысла представлять возражения. Присяжные вызваны лишь для того, чтобы увидеть свидетелей, услышать их показания, сформировать свое мнение относительно фактов. У обвинения один взгляд на дело, у защиты — другой. Пожалуйста, джентльмены, не переходите на личности. Продолжайте, мистер Мейсон.

К этому времени свидетельница уже не напоминала беспомощную, убитую горем вдову. Она сидела, слегка наклонясь вперед и свирепо глядя на Мейсона.

— Миссис Тейлман, — продолжил адвокат, — вы нашли письмо в кармане вашего мужа?

— Если это можно назвать письмом, — огрызнулась она. — Угрозы шантажиста!

— И конверт?

— Да, и конверт, — ироничным голосом ответила она.

— В левом верхнем углу конверта был обратный адрес и имя А. Б. Видала.

— В левом верхнем углу, — снова повторила за ним она, — был обратный адрес и имя — А. Б. Видал.

Миссис Тейлман была слишком разозлена, чтобы пытаться скрыть свои эмоции.

— Вы говорите, это были угрозы шантажиста. Откуда вы это знаете?

— А что это, по-вашему, было — приглашение на танцы? — взорвалась она.

Нахмурив брови, судья Сеймур погасил раздавшиеся в зале смешки.

— И отправителем письма был А. Б. Видал?

— И отправителем был А. Б. Видал.

— Теперь, миссис Тейлман, — обратился к ней Мейсон, — сообщите, пожалуйста, господам присяжным ваше девичье имя.

— Дей Даунс.

— Это имя дали вам при крещении?

— Не знаю, — ответила она, — я там была, но ничего не помню.

— Вы пошли в школу под этим именем?

— Я не помню, когда пошла в школу.

— Вы носили это имя, когда вам было двенадцать лет?

Она немного поколебалась и сказала:

— Вы же понимаете, мистер Мейсон, что это был профессиональный псевдоним.

— Понятно, — отозвался Мейсон. — А ваше настоящее имя?

— Я…

— Суд ждет!

— Агнес.

— Агнес, а дальше?

— Агнес Видал! — крикнула она.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Это все.

Раскин встал и успокаивающим голосом обратился к свидетельнице:

— Миссис Тейлман, я понимаю ваш гнев. Прошу вас объяснить господам присяжным, что вы почувствовали, увидев имя на конверте.

— Я почувствовала, — начала она, стараясь вернуться к роли безутешной вдовы, — что какой-то шантажист использовал имя Видал, чтобы показать моему мужу, что он знает… все обо мне.

— Вы посылали это письмо?

— Конечно нет!

— Вы имеете к нему какое-то отношение?

— Нет.

— Что вы о нем знаете?

— Только то, что уже рассказала.

— Какое впечатление произвело на вас имя А. Б. Видал?

Судья Сеймур взглянул на Мейсона:

— Защита не возражает, чтобы свидетель рассказал о своих впечатлениях?

— Ни в коем случае, — ответил Мейсон. — Я и сам хотел бы задать несколько вопросов по этому поводу.

Свидетельница снова свирепо взглянула на Мейсона и повысила голос:

— Я была просто уверена, что это шантаж и имя использовано, чтобы задеть моего мужа.

— У меня все, — объявил Раскин.

— У защиты есть еще вопросы к свидетельнице? — обратился к Мейсону судья Сеймур.

— Да, Ваша Честь. Я хотел бы узнать у свидетельницы, что именно в ее прошлом могло натолкнуть ее мужа на мысль о шантаже?

— Протестую! — закричал Раскин вскакивая с места. — Свидетельница не говорила ничего подобного. Вопрос не существеннен и не относится к делу!

— Напротив, — возразил Мейсон, — свидетельница поведала о своих впечатлениях, и я настаиваю на том, что мой вопрос вытекает из ее ответа.

— Вполне возможно, — сказал судья Сеймур, — но это совсем не значит, что мы можем тратить время на обсуждение несущественных вопросов. Однако в связи с характером перекрестного допроса я намерен разрешить этот вопрос.

— Вы поняли вопрос? — спросил Мейсон свидетельницу.

— Я не совсем в этом уверена.

— Что именно в вашем прошлом заставило вас подумать, что использование вашего имени имеет отношение к шантажу?

— Ничего! — взорвалась она. — Совершенно ничего!

— Спасибо, — улыбнулся Мейсон. — Больше вопросов не имею.

— У нас все, — объявил Раскин.

Взбешенная миссис Тейлман прошла мимо стола защиты, бросая на Мейсона свирепые взгляды.

Мейсон повернулся к сидящей позади него Дженис Вайнрайт и шепнул, стараясь подбодрить:

— Мы сумели разрушить образ скромной, убитой горем вдовы. Это может очень многое значить в дальнейшем.

Раскин вызвал лейтенанта Трэгга.

Лейтенант Трэгг профессионально немногословно описал место преступления. Он объяснил, что работал совместно со службой шерифа, так как он занимался этим делом, когда обнаружилось, что Морли Тейлман пропал. Спокойно, невозмутимо и объективно он описал помещение: диван-кровать, душ, туалет, письменный стол, стулья и стенной шкаф с бумагами.

Тело лежало на полу лицом вниз, правая рука слегка вытянута над головой, левая — согнута возле левого бедра. Лейтенант отметил факт «ригор мортис»[1] на момент, когда он осматривал тело.

— В какое время вы увидели тело? — спросил Раскин.

— В семь двадцать семь вечера.

— В среду, четвертого?

— Да.

— Вам известно, когда было обнаружено тело?

— Нет.

— Но вы знаете, когда вам об этом сообщили?

— Да.

— В какое время это было?

— Около шести часов.

— Перекрестный допрос, пожалуйста, господин адвокат, — сказал Раскин Мейсону.

— Когда вы приехали в дом, диван-кровать был разложен? — спросил Мейсон.

— Нет, уже сложен.

— Может быть, его вообще не разбирали?

— Этого я не знаю, — подумав, ответил Трэгг.

— Спасибо, у меня все, — объявил Мейсон.

— Доктор Ломбард Г. Джаспер, — объявил Раскин.

Доктор Джаспер прошел на свидетельское место, принес присягу и сообщил, что является помощником судебно-медицинского эксперта и обследовал тело Морли Л. Тейлмана, прежде чем его забрали с места происшествия. Обследование проводилось примерно в половине восьмого вечера, в среду, четвертого числа. По мнению доктора Джаспера, смерть наступила между полуночью и пятью часами утра.

— Перекрестный допрос, — объявил Раскин.

— Как вы установили время смерти, доктор? — спросил Мейсон.

— На основании различных факторов, известных судебно-медицинским экспертам.

— Вы можете пояснить, что это за факторы, известные судебно-медицинским экспертам?

— Например, трупные пятна.

— Что еще?

— «Ригор мортис» — начало, продолжительность, окончание окоченения.

— А теперь, доктор, давайте забудем профессиональный жаргон и изложим все так, чтобы поняли присяжные. Что такое трупные пятна?

— Характерный цвет трупа, появляющийся в результате коагуляции крови в капиллярах.

— Не очень-то доходчиво выходит, — заметил Мейсон. — Может, я вам помогу, доктор? При жизни у нас существует кровяное давление, так?

— Да.

— После смерти давление становится равным нулю?

— Да.

— Поэтому кровь стекает в нижние части тела, верно?

— Да.

— И поскольку кровь перестает циркулировать, она начинает сгущаться, не так ли?

— Да.

— Поэтому нижние части тела приобретают специфический оттенок, так называемые трупные пятна?

— Да.

— Как скоро после смерти появляются трупные пятна? Точнее, когда они становятся заметными?

— Спустя один-два часа после смерти.

— И как долго они сохраняются?

— Продолжительный период времени.

— Двенадцать часов?

— О, да.

— Двадцать четыре часа?

— Да.

— Следовательно, трупные пятна показывают только, что смерть произошла больше, чем час назад?

— Нет. Они продолжают развиваться. Цвет тоже указывает на время смерти.

— Есть какая-то разница между трупными пятнами спустя пять или десять часов?

— Я бы сказал, что через пять часов образование трупных пятен завершается.

— На теле, которое вы осматривали, оно было завершено?

— Да.

— Следовательно, по трупным пятнам на теле, которое вы осматривали, можно было лишь сказать, что смерть наступила не менее пяти часов назад?

— Ну… есть и другие факторы.

— Не будем пока касаться этих факторов, — сказал Мейсон. — Я говорю сейчас только о трупных пятнах. Верно ли, что только по трупным пятнам на теле, которое вы осматривали, можно было утверждать, что смерть наступила более пяти часов назад?

Доктор заметно колебался.

— Да или нет? — настаивал Мейсон.

— Да, — произнес наконец доктор Джаспер.

— Теперь перейдем к другому фактору, который вы упомянули. «Ригор мортис». Вы можете объяснить что такое «ригор мортис» так, чтобы поняли господа присяжные?

— Это окоченение тела в результате химических процессов в мышечных тканях. Сразу после смерти тело очень мягкое. Потом начинается окоченение — лицо, шея, грудь, руки, живот и, наконец все тело. Потом, через некоторое время, окоченение начинает проходить, в том же порядке, как начиналось: лицо, шея и так далее.

— В данном случае окоченение охватило все тело?

— Совершенно верно.

— И поэтому вы решили, что смерть наступила между полуночью и пятью часами утра. Скорость развития трупного окоченения всегда одинакова?

— Нет, оно протекает по разному, в зависимости от…

— В какой период времени оно обычно происходит?

— От восьми до двенадцати часов.

— Следовательно, если полностью окоченевшее тело найдено в семь тридцать утра, то возможно, что смерть наступила и в десять тридцать утра?

— Да, возможно.

— Правда ли, что наступление трупного окоченения может быть ускорено другими факторами? Что, если человек был убит во время борьбы, окоченение развивается гораздо быстрее?

— Да, это так.

— И на него влияет температура окружающей среды?

— Совершенно верно.

— Встречаются ли случаи, когда «ригор мортис» наступает почти мгновенно?

— Скажем, в течение очень короткого периода.

— Почти мгновенно?

— Это зависит от того, что вы считаете мгновением.

— Минут за десять — пятнадцать.

— Да, это возможно.

— Доктор, вы заявили, что установили время наступления смерти с помощью определенных факторов, известных опытным судебно-медицинским экспертам, и назвали два: трупные пятна и «ригор мортис». Я хочу спросить вас: какие другие факторы вы имели в виду, устанавливая время наступления смерти?

— Никаких других фактор я не учитывал.

— Никаких других медицинских факторов вы не учитывали? — с искренним удивлением переспросил Мейсон.

— Никаких, — подтвердил доктор Джаспер.

— Вам известно, что установление момента смерти по «ригор мортис» может вести к неправильным выводам?

— Я бы сказал, что «ригор мортис» довольно точный показатель.

— А я бы сказал, что это не точный показатель, если окоченение может возникать уже через несколько минут после смерти или задерживаться чуть ли не на двенадцать часов.

— Это крайности.

— Вы можете заявить под присягой, что этот случай не является крайностью?

Доктор Джаспер беспокойно заерзал.

— Отвечайте, — сказал Мейсон. — Откуда вам известно, что этот случай не является крайностью?

— Я этого не знаю, — признал доктор.

— А температура тела? — поинтересовался Мейсон. — Разве это не считается самым надежным способом определения времени смерти?

— Температура тела — это фактор, да.

— Возможно, один из наиболее надежных факторов.

— Один из факторов.

— Он надежен?

— Довольно надежен. Но бывают различные отклонения.

— Но не такие большие, как с «ригор мортис»?

— Смотря по обстоятельствам.

— Доктор, не вы ли опубликовали в прошлогоднем декабрьском выпуске «Журнала Судебной Медицины» статью «Определение времени смерти»? В ней вы утверждаете, что из всех факторов, помогающих установить время наступления смерти, «ригор мортис», возможно, наименее надежный, а самый надежный, с вашей точки зрения, температура тела.

Доктор беспокойно заерзал на свидетельском месте.

— Не уверен, правильно ли вы интерпретируете мои высказывания.

Мейсон открыл свой портфель, достал из него журнал и сказал:

— Может быть, вы хотите, доктор, чтобы я освежил вашу память?

— Нет, не надо. Я вспомнил, что действительно говорил нечто подобное.

— Почему же сейчас вы стараетесь преувеличить значение «ригор мортис» для установления времени наступления смерти и свести до минимума значение фактора температуры тела?

— Я не делаю ничего подобного! — возмущенно запротестовал доктор.

— Вы установили время смерти по двум факторам, которые, как вы утверждаете, являются надежными для судебно-медицинского эксперта: трупные пятна и «ригор мортис». А как насчет температуры, доктор? Вы измеряли температуру?

— Не измерял.

— Не измеряли?

— Когда я увидел покойного, он было полностью одет, а единственный способ измерить температуру тела… Ну, одним словом, тело в этот момент должно быть полностью раздето.

— Когда тело увозили, оно было полностью одето?

— Да.

— А после того как оно было раздето, температура измерялась?

— Очевидно, нет, — признал доктор. — Произошла какая-то путаница. Кто-то решил, что измерил я, а я решил, что это сделал кто-то другой. Во всяком случае температуру не измерили.

— Итак, — продолжал Мейсон, — вы пытаетесь установить время наступления смерти только с помощью двух факторов: трупных пятен и «ригор мортис», трупного окоченения. В своей статье вы утверждаете, однако, что окоченение наименее надежный фактор, поскольку на него оказывают большое влияние внешние условия, а трупные пятна вы там даже не упомянули.

— Да, действительно, не упомянул…