Без объявления войны Ким Сергей

Это, в свою очередь, повлияло на самое патриархальное и консервативное сословие — крестьянство. Оказалось, что огромную армию, тупо поглощающую деньги в мирное время, кто-то всё-таки должен содержать и кормить. Так что с крестьян стали требовать гораздо больше, но, понимая, что из ничего не возьмётся что-то, многие страны затеяли обширные аграрные реформы. Начали распространяться более совершенные методы обработки земли, улучшенные орудия труда, появились такие понятия, как удобрения и средства защиты от вредителей. Зародилась и стремительно начала развиваться такая наука, как агротехника.

Изменилось и социальное устройство стран — феодалы утратили в большинстве своём реальную силу, ныне дворянский титул давал определённые привилегии, но не более. Укрепились как класс мастеровые — теперь это название применялось и к рабочим фабрик и мануфактур. Но для обращения со сложной техникой требовались хотя бы элементарные познания и навыки. Другими словами, рабочий, пришедший на ткацкую фабрику, должен был как минимум уметь читать, считать и писать. Но откуда было взять столько «высокообразованных», по меркам того времени, людей, ведь простые крестьяне для этой цели ну никак не подходили?

Выход был лишь в создании такого немаловажного института, как система начального школьного образования для всех слоёв населения. Естественно, простые трудяги вовсе не горели желанием грузить свои мозги абсолютно ненужными им вещами, поэтому правителям пришлось действовать пряником (иногда) и кнутом (в основном). Но шли годы, и подобное образование становилось обязательным, в дополнение к начальным начали открывать и средние школы, а кое-где даже институты, ведь не все талантливые люди могли получить доступ к высоким знаниям лишь потому, что они не владели магией.

Сформировавшийся класс интеллигенции позволил расширить горизонты изучаемых дисциплин. Начали зарождаться новые, ненужные прежде науки — экономика, социология, статистика. Научную основу получило даже то, что как наука раньше и не воспринималось — астрономия, алхимия…

Именно так и свершилась мировая научная революция.

И на острие её встали маги — интеллектуальная, военная и научная элита общества. Были отринуты прежние изоляционистские традиции — магия перестала быть уделом избранных, а сами волшебники стали активнее взаимодействовать с обществом. Заручившись широкой поддержкой правителей, маги смогли привлечь к поиску потенциальных адептов всю мощь государственной машины. Ряды волшебников начали стремительно пополняться, казалось, ещё немного — и маги подомнут под себя всё и всех, но…

Но они оказались заложниками собственноручно созданной системы — слишком сблизившись с государством, волшебники даже и не заметили, как перестали быть свободной силой и превратились просто в ещё один элемент власти.

Могучие чародеи были не в силах разорвать порочный круг. Они не смогли покинуть систему, хотя, нужно признать, особо и не стремились. И теперь, по прошествии сотен лет, они стали просто ещё одним сословием в государстве. Прежнее неравенство магов и немагов исчезло, и армия стала ярким тому примером.

Лет этак четыреста тому назад Акамацу пришлось бы чуть ли не пресмыкаться перед волшебниками, прося хоть какой-нибудь помощи от них в бою, и далеко не факт, что он её бы получил. В прежние времена чародеи считали себя высшей кастой, этакими сверхлюдьми, и не рисковали без особого на то повода. Пара файерболов, брошенных во врага, считалась величайшей милостью, простейшее лечебное заклинание могла получить только весьма значимая особа, а о том, чтобы драться в рядах войск, и речи не могло быть.

«Как же всё изменилось, — внутренне усмехнулся генерал. — Теперь стоит мне приказать — и верные мне маги обрушат на врага настоящий ураган смертоносных заклятий. Теперь любой воин может рассчитывать, что в случае ранения он получит всю положенную ему квалифицированную медицинскую помощь, а маги-штурмовики и подумать теперь не могут, что такая вещь, как «отсидеться в стороне, пока простые смертные убивают друг друга», вообще возможна».

Да и вообще, свет клином сошёлся на этих волшебниках, что ли? Люди и люди, просто владеют чем-то таким, чего не могут другие. Ну, так и генерал мог сказать, что не каждый умеет командовать армиями, или, что проще — владеть оружием. Так что…

«Так что маги — просто люди, — заключил Акамацу. — Не хуже и не лучше других».

Просто люди.

Великий океан, 73 мили к северо-востоку

от побережья Империи Ниарон;

борт тяжёлого авианосца «Асикага»,

14 апреля 1607 г. от Р. С., 5:27

Тяжёлый, водоизмещением 34 500 тонн, корабль шёл полным тридцатиузловым ходом — это был максимум, что могли обеспечить его новейшие двигатели, работающие на дефицитном мазуте. Непривычного дизайна труба — вытянутая и короткая, торчащая по левому борту, была изогнута в сторону поверхности воды и изрыгала клубы сизого дыма. Судя по множеству точно таких же завес слева и справа, где-то недалеко шли и корабли охранения, просто в лёгком утреннем тумане людям на палубе они были не видны.

В носу корабля, в самом конце взлётной палубы, а также в середине корпуса, в стороны откинулись защитные крышки, и из своих отсеков в подпалубном пространстве плавно начали выдвигаться сигнальные маяки. Увенчанные тяжёлыми шарообразными набалдашниками мачты поднялись на двухметровую высоту и замерли. Прошла секунда, другая, а затем на вершине каждой из них вспыхнул яркий алый свет.

Увидев прорезавшие лёгкую утреннюю дымку огни, драконы начали нетерпеливо переминаться с лапы на лапу — умным зверям был знаком этот сигнал. Целых тридцать шесть драконов, то есть половина всего авиаотряда корабля, сейчас скопились на палубе авианосца.

Пилоты сдерживали могучих животных, которые уже рвались в столь вожделенный после продолжительной спячки полёт — им ну просто очень хотелось размять свои крылья. Внезапно над палубой разнёсся протяжный вой сигнального ревуна, и пилоты плотнее прижались к спинам драконов, проверяя ремни безопасности и крепче сжимая поводья.

На мачтах почти сразу же потух алый колдовской свет. Прошло секунд пять, а потом на них вновь загорелся огонь, но теперь уже изумрудно-зелёный.

— Пошёл! — прозвучал резкий крик сигнальщика, дублируя прекрасно известный всем сигнал.

Первый из драконов-истребителей начал разбег по короткой взлётной палубе, расположенной в носу корабля. Он широко раскинул могучие крылья, поднялся на задние лапы и с грохотом устремился вперёд, на бегу размахивая крыльями. Сильные лапы разогнали этого не слишком крупного десятиметрового дракона до весьма приличной скорости, и лишь благодаря прочнейшему покрытию палубы, выполненному из железного дерева, внушительного размера когти дракона не оставляли длинных глубоких борозд.

Вот ящер уже на последнем участке взлётной палубы, его тело начинает постепенно подниматься в воздух, крылья дракона машут размеренно и сильно…

Конец палубы!

Дракон могучим прыжком бросает своё тело вперёд, и его расправленные крылья замирают. Он резко проседает, проваливаясь в воздухе, и на мгновение пропадает из поля зрения стоящих на палубе людей и драконов.

Но не тех, кто сейчас наблюдает за всем этим в большой рубке-островке, расположенной с левой стороны корабля. Сейчас она выполняет ещё и функции диспетчерской башни — именно отсюда шли сигналы на взлёт драконов. Из рубки было хорошо видно, как дракон-истребитель рывком оторвался от взлётной палубы, тяжело просел в воздухе, но уже через полдюжины метров выровнял полёт и начал стремительно набирать высоту.

Тем временем в середине корабля разворачивается совершенно иное действо.

На палубе авианосца была расположена огромная п-образная балка, торчащая из странного механизма, напоминавшего античную катапульту, увеличенную в несколько раз. Это странное приспособление разделяло огромную палубу корабля на две весьма неравные части.

В носу авианосца располагалась короткая семидесятиметровая взлётная палуба для драконов-истребителей. Лёгким и подвижным зверям-охотникам, являющимся огромными аналогами ястребов и коршунов, не требовался длинный разбег или какие-то другие хитроумные приспособления. Истребители могли стартовать практически с места, но в целях экономии сил обычно брали небольшой разбег.

Другое дело — более крупные звери, типа штурмовиков или пикировщиков.

Изначально обитавшие на своеобразных подобиях птичьих базаров, в природе они стартовали в падении с большой высоты и для взлёта с места или даже с разбега были практически не приспособлены. Именно для них и предназначалась огромная стартовая катапульта в центре авианосца.

Два дракона-штурмовика подошли к стартовой балке и крепко вцепились задними лапами в перекладину.

Последовал сигнал на взлёт, и балка с резким треском рванула вверх, а вцепившиеся в неё драконы в это время старались сохранить равновесие, балансируя всем телом. Балка с грохотом врезалась в массивный ограничитель свободного хода стартового устройства, а штурмовики, набравшие значительную инерцию, разжали лапы и отправились в свободный полёт. Драконы на ходу расправили длинные тонкие крылья, приспособленные для длительных полётов, и разошлись в стороны, дабы не зацепить друг друга.

Именно высокая выучка и отличала драконов и пилотов палубной авиации от обычных частей. Каждый взлёт и посадка в столь специфических условиях были воистину ювелирной работой, поэтому во всех армиях мира палубники считались элитой авиации.

…А тем временем в носу корабля начал старт второй дракон-истребитель, а катапульта для тяжёлых ящеров начала медленно опускаться на палубу, чтобы запустить в небо новую партию зверей. И так пока в воздух не поднимутся обе эскадрильи драконов, построенных в данный момент на палубе корабля.

В принципе, огромная палуба авианосца могла разом вместить всё наличное авиакрыло, но делать этого никто и никогда бы не стал — слишком уязвимы были в таком положении драконы. Так что огромное, около ста метров длиной, пространство за стартовой площадкой тяжёлых ящеров использовалось исключительно для посадки драконов. Зато из-за того, что боевые звери могли приземляться на небольшой пятачок пространства, огромная посадочная площадка позволяла посадить разом многие десятки драконов для лечения и пополнения боезапаса, а потом в оперативном порядке перегнать их к носу корабля и быстро поднять в воздух.

Последние драконы первой волны ушли в воздух, палуба авианосца опустела. Но тут раздался размеренный гул, а затем в носовой и средней части корабля, в районе площадок накопления, части палубы начали плавно опускаться вниз, образуя пологий пандус. Послышался слитный топот, и с нижней ангарной палубы, опустившись на все четыре лапы, попарно начали выходить драконы второй волны. Хорошо обученные умные звери, подгоняемые командами пилотов-всадников, чётко расходились в стороны и занимали положенные им места. Вдобавок в этом деле им ещё и помогали большие полосы, нарисованные белой краской прямо на палубе.

Командир сводного авиаполка авианосца полковник Кацуо Тоесада в данный момент не сидел в положенном ему седле боевого дракона, а стоял на палубе вместе с обслуживающим персоналом и с завистью провожал взглядом драконов, занимающих своё место в огромной карусели, что вертели над всей авиационно-ударной группой ящеры первой волны. Вскоре к ним должна была присоединиться и вторая волна драконов, а дальше уже следовала программа учений — прорыв противовоздушной обороны противника, бой с авиационным прикрытием, и как венец учений — учебная атака вражеских кораблей, роль которых сегодня исполняли несколько устаревших и списанных судов.

Полковник жаждал присоединиться к своим бойцам, но, увы, это было невозможно — неделю назад Кацуо совершенно по-идиотски сломал левую руку и был отстранён от полётов. От госпитализации ему удалось откреститься, благо травма была не очень серьёзная, но вот о небе на ближайшие пару недель пришлось забыть, пока лекари не закончат регенерационные процедуры.

Полковник Тоесада в очередной раз залюбовался полётом драконов.

Огнедышащие крылатые ящеры, без сомнений, были животными в высшей мере удивительными. Самое первое, что напрашивалось на язык, глядя на них — «как эта туша вообще может летать?» — ведь, с точки зрения законов физики, полёт столь огромных животных был абсолютно немыслим.

Безусловно, этот феномен был возможен лишь потому, что драконы не являлись просто пускай и весьма сообразительными, но всё же зверями. Имея зачатки разума (а истинные драконы и полноценный разум), ящеры владели какой-то своей особенной, так до конца и неизученной магией, которая и позволяла им совершать все эти немыслимые деяния, типа полёта и способности к огненному дыханию. Последнее, кстати, было ещё более удивительным процессом, ведь боевые огнемётные железы драконов, протоки которых открывались в пасть, в принципе, не могли дать столь мощную, дальнобойную и высокотемпературную струю, воспламеняющуюся на открытом воздухе.

Ответ был прост и… хм… банален.

Магия.

Зажигательная смесь, производимая в не слишком большом количестве, являлась лишь подспорьем, своеобразным элементом ритуала по вызову пламени, и не более. Маги-теоретики давным-давно пришли к выводу, что всем своим удивительным способностям драконы обязаны своеобразному симбиозу с элементалями Огня и Воздуха. Между прочим, всё это не давалось драконам с рождения, и молодым зверям приходилось проходить нечто вроде обряда посвящения, практикуемого у шаманов диких народов. То есть, по сути, ящеры не взаимодействовали с Силой напрямую, как маги, а использовали для этого полуживых стихийных духов. Именно такие элементали и брали на себя основную нагрузку по тонкому взаимодействию со стихиями, вот только процесс этот был ещё не до конца изучен, так как ящеры делали это, если можно так выразиться, на совершенно непривычных частотах.

Природа создала самых настоящих идеальных хищников. Нет, не огромных и монструозных созданий, движимых жаждой убийства и разрушения, как в легендарном Чернолесье, а умных, опасных и сбалансированных животных.

И как водится, извращённый разум людей достаточно быстро нашёл им применение на войне, для убийства себе подобных. Тем более что ничего особо нового изобретать и не пришлось — всё было придумано уже давно, самой матушкой-природой.

Если, например, сугубо сухопутные зелёные драконы были идеально приспособлены для охоты на других летающих созданий, то кому, как не им, пришлось брать на себя функции истребителей. Короткие шея и морда, сильные лапы и челюсти, мощные кривые когти и зубы и выработанная эволюцией тактика атаки.

А вот красные драконы, выведенные из морских барражировщиков типа альбатросов и фрегатов, имели тонкие длинные крылья, вытянутые шею и морду. Их небольшие гвоздеподобные зубы прекрасно подходили для ловли и удержания скользкой рыбы, но были совершенно непригодны для ближнего боя. Зато способность к длительному полёту, резкому пикированию и мощь огненного залпа делали их великолепными средствами уничтожения наземных войск и построек.

Самыми же удивительными драконами были синие. Тоже по происхождению сугубо морские звери, они имели совершенно отличную тактику охоты, благополучно модернизированную в стиль атаки…

На этом, к сожалению, разнообразие драконов в Ниароне заканчивалось. Иных видов на территории Империи просто не водилось, а среди других стран клинических идиотов, готовых поделиться совершенно секретными технологиями и продать потенциальным противникам яйца драконов других видов, не было.

Так что получение новых видов боевых зверей подчас было сопряжено с довольно крупными войнами…

Но вот в этот раз, судя по огромному размаху учений, было совершенно ясно, что в будущем планируется отнюдь не полуразбойничий рейд в южные моря в поисках гнездовий других видов драконов… Слухи о чём-то грандиозном ходили среди ниаронских офицеров уже давно, но что именно планируется, никому доподлинно известно не было.

Так что полковник Кацуо всё же надеялся, что успеет встать в строй прежде, чем всё НАЧНЁТСЯ. Но о том, кто станет мишенью для удара имперской военной машины, не было известно ровным счётом ничего — может быть, Цай-Гон, или Харгада, или колонии Арбенохара — неизвестно…

Ну да ничего, скоро всё это выяснится.

Двое техников неторопливо переходили от одной «спальни» к другой — их задачей было проверить исправность этих невероятно важных для авианосца артефактов. Благо, что их участок насчитывал всего шесть драконьих лежбищ, а то проверять места обитания всего драконьего авиаполка было бы сущим наказанием. А так… так ещё было вполне терпимо.

Процедура была, правда, довольно нудная и утомительная — набрать кодовую комбинацию иероглифов, получить доступ ко внутренностям сложного артефакта, проверить целостность питающих энергопотоков, настройку основного генератора сна, систему управления, контрольные датчики… В общем, проверка только одного такого немаленького артефакта занимала минут двадцать, но по-другому поступить было нельзя — фактически эти сверхсложные устройства являлись наиболее важными предметами на корабле — без них была бы невозможна сама концепция дракононесущих судов.

Опыты по простому базированию драконов на кораблях проводились неоднократно, но длительное время все попытки заканчивались неудачно. Самая главная проблема была связана с транспортировкой зверей, а также их содержанием. Если обеспечить питание людей не составляло труда, то вот обеспечить пищей огромных хищных зверей… Плюс к этому, во время плавания большую часть времени драконы вынуждены были проводить в тесных и закрытых помещениях внутри корабля, что весьма отрицательно сказывалось на их боевых качествах. Так что концепция ударных кораблей с авиацией на борту была весьма привлекательной и в то же время практически неисполнимой.

Но всё изменилось с изобретением генераторов управляемого сна — эти прожорливые в энергетическом плане артефакты произвели подлинную революцию на море. Теперь основную часть времени драконы проводили в спячке, хотя правильнее было бы назвать этот процесс анабиозом — метаболизм гигантских ящеров замедлялся до минимума. Это полностью решало вопрос с питанием зверей и, гм, отходами их жизнедеятельности.

Но в то же время драконов можно было достаточно быстро привести в бодрствующее состояние — на это требовался максимум час. Конечно, для боевого корабля это было довольно много, но авианосцы никогда не шатались по океану без прикрытия, а в случае возможности боевых действий режим анабиоза можно было настроить и на ещё меньшее время пробуждения. Минусом такого являлось ускорение обмена веществ в организме драконов, так что держать авианосцы на боевом дежурстве было весьма накладно — ящеров-то приходилось время от времени будить и кормить.

Так что только теперь, когда все драконы были пробуждены и подняты со своих спальных мест, мог быть проведён профилактический осмотр важных артефактов. Во время их работы это было бы слишком рискованным мероприятием — существовала высокая вероятность того, что при осмотре может быть нарушена тонкая настройка устройства и дракон из спячки уже бы никогда не вышел. Поэтому такие осмотры и происходили или при заходе на базу, или в то время, когда весь авиаполк (или же его часть) поднимался в воздух.

Двое техников обстоятельно выполняли свою работу.

Покончив со второй по счёту установкой, ниаронцы двинулись дальше по коридору, проходящему сквозь всю ангарную палубу. Он был хорошо освещён ярко-жёлтыми хрустальными магическими шарами-светильниками и весьма широк — метров десять примерно. Как раз чтобы по нему могла пройтись колонна драконов, по два в ряд. Тяжёлые двери анабиозных отсеков — драконьих стойл были открыты, уйдя по специальным рельсам куда-то вниз, под палубу, так что техникам не пришлось возиться со сложными замками.

Проверяющие вошли в один из отсеков, подошли к дальнему от двери углу, где и покоился нужный артефакт. Выглядел он, нужно сказать, не слишком впечатляюще — так, какая-то двухметровая серая колонна, испещрённая символами — то ли рунами, то ли иероглифами.

Один из техников отцепил от пояса тонкий стальной магический жезл с большим серебристо-зеркальным шаром возле ребристой части, являющейся, по-видимому, рукоятью, и передал другому. Затем присел на корточки около артефакта и начал, следуя какой-то определённой системе, крутить три металлических диска и нажимать на клавиши с рунами-иероглифами.

Второй техник пока топтался без дела — его черёд должен был наступить лишь при проверке самого главного — настройки. Был он достаточно молод, а ещё ему было скучно стоять без дела.

— Юки, а Юки…

— Чего тебе? — буркнул второй техник, постарше, который набирал код.

— Юки, ты как думаешь, чего это наши учения такие масштабные устроили? Может, чего серьёзное затевается?

— А с чего это ты взял? — Техник Юки уже набрал нужный код, но вот крышка, закрывающая внутренности артефакта, отчего-то никак не хотела поддаваться.

— Так наш авианосец уже пару лет не выходил в море со всей свитой! — с жаром воскликнул молодой техник. — Я тебе говорю, Юки, точно будет что-то важное!..

— Затевается… и… ладно. — Крышка наконец поддалась, обнажив малопонятные непосвящённым внутренности устройства — какие-то провода, колбы, металлические цилиндры и прочее, прочее. — Фу-у… — устало утёр пот на лбу техник. — И вообще, нечего голову себе всякими посторонними вещами забивать — не твоего ума это дело. Давай лучше за работу, болтун.

Молодой проверяющий надулся, но немедленно полез внутрь артефакта, время от времени проверяя жезлом какие-то узлы устройства и пристально вглядываясь в россыпь разноцветных огоньков, вспыхивающих на шаре.

…Тяжёлый авианосец «Асикага» по-прежнему шёл вперёд, а в небе над ним время от времени проносились драконы, ведя учебный бой, который, естественно, клонился в их пользу.

Но очень скоро их всадники поймут, что война и учения — это очень разные вещи.

Империя Ниарон, г. Хайлар,

19 апреля 1607 г. от Р. С., 18:21

Генерал Акамацу Абэ во главе полка тяжёлой кавалерии направлялся к месту расквартировки — городу-крепости Хайлару. Всю последнюю неделю, согласно приказам метрополии, Акамацу усиленно муштровал собственное подразделение, буквально до потери сознания. Солдаты выматывались, но не роптали — генерал пользовался в полку огромным уважением и его приказам подчинялись беспрекословно.

Возвращение с учебного плаца, расположенного в семи километрах от города, было ещё одним испытанием — пятитысячный отряд всадников поднимал на этой отвратительной дороге настоящую пыльную бурю. Солдаты чихали и кашляли, им приходилось заматывать лица форменными шёлковыми шарфами, но они были ещё в благоприятных условиях по сравнению с несчастными лошадьми.

Солнце, хоть и клонившееся к закату, палило по-прежнему с невероятной жестокостью, и этот факт тоже не добавлял радости уставшим бойцам.

Генерал, ехавший во главе колонны, был ограждён от пыли. Его конь ровно ступал по сухой дороге.

Акамацу в очередной раз с ненавистью огляделся.

Как же его уже достало это проклятое место! Полупустыня, будь она неладна…

И почему его не отправили дальше на север, в нормальные степи?..

Ровная, как стол, равнина до самого горизонта тянулась слева и справа от дороги, и лишь где-то вдали, в туманной дымке, маячили горы. Атмосфера этого места была спокойной, но одновременно гнетущей — пыльная дорога, пыльная равнина, обжигающий ветер, бросающий эту самую пыль в лицо. В полупустыне у Хайлара не было столь же жарко, как в песках Цемескана, но вот дух пустыни здесь присутствовал — одиночество, пустота и чувство, что ты такая же песчинка, что тебя окружают.

Болезненно искривлённые тонкие скелеты неизвестных животных, лишь по глупому недоразумению названные деревьями, стояли, ощетинившись рядами острых колючек и пряча за ними маленькие иссохшиеся листья. О да, эти организмы наверняка были плодом извращённого разума древних магов, безжалостными машинами убийства, скрывающимися под маской немощи и беспомощности — не могут же благородные деревья выглядеть так ужасно…

Они тихонько перешёптывались, злобно протягивали шипастые ветки, норовя вцепиться в людей, расцарапать лицо, выколоть глаза…

В небе кружили ящеры-падальщики, перекрикиваясь хриплыми голосами. Они наверняка ждали, когда кто-нибудь отстанет, потеряется и станет их лёгкой добычей. На падальщиков злобно смотрела пара больших песчаных варанов, расположившихся на крупном плоском камне. Они делали вид, что просто греются на солнце…

Но нет! Они все, все до единого, были верными слугами смертоносной пустыни, её глазами, оружием, частичкой чего-то большего…

О, как долго пустыне не приносили жертв! Кровь, кровь, как ей нужна была свежая кровь…

Одумайся, смертный, или будет только хуже.

«Приди ко мне сам, — шептала пустыня. — Или я заставлю тебя».

Ровный топот копыт. Пыль, скрипящая на подковах.

Всё это буквально гипнотизировало, причём ничуть не хуже шипения аспида-пересмешника. Твои глаза закрываются, тело слабеет, миг — и ты падаешь под ноги собственного коня. А потом по тебе равнодушно проходят, одна за другой, тысячи лошадей. Но тебе уже всё равно, ты уже ничего не чувствуешь.

Пыль не знает чувств.

Ни боли. Ни гнева. Ни радости.

«С-с-с-стань песчинкой, Акамацу.

Останься здес-с-с-сь, на дороге — так будет лучш-ше.

Для вс-с-с-се-е-е-ех… Для вс-с-с-се-е-е-ех…»

…Генерал даже и не заметил, когда его собственные мысли сменил какой-то странный, нечеловеческий голос. Акамацу помотал головой, отгоняя наваждение, и шипящий голос, шептавший что-то бессвязное, умолк.

Фу-у, привидится же такой бред… Видать, переутомился за эту неделю, да и солнце голову напекло — и никакой климат-контроль доспехов не спас.

«Не с-с-спас-с-с…»

Тьфу ты!..

Ну, пустыня, чего тут такого? Просто песок, просто животные — ничего смертельного, просто природа…

Не добрая и не злая, просто такая, как есть.

Акамацу достал из чересседельной сумки плоскую металлическую фляжку, открутил пробку и с наслаждением глотнул тёплой, с металлическим привкусом воды.

Уф… Хорошо…

В любой пустыне, даже в такой недоделанной, как эта, самая главная ценность — вода. Хорошо, что рядом с городом протекала полноводная круглый год речка, и ни жители города, ни ниаронские солдаты никогда не испытывали недостатка в воде. Вода — это жизнь, и с этим никак не поспоришь…

Она приносила на эту унылую землю настоящую красоту — в ураганном темпе начинали расти и, что самое главное, цвести мириады самых разных цветов. Всего за несколько дней раскалённая равнина превращалась в цветущий луг, ветви кривых уродливых деревьев украшали поразительные по своей красоте грозди роскошных белых цветов, по странной прихоти Неба похожих на розы.

Генерал как истинный ниаронец умел ценить красоту. Настоящий воин мог найти прекрасное во всём — в стремительном росчерке меча, в последнем стоне врага, в пламени истребительного пожара, но вот в полупустыне после дождя искать ничего не требовалось. Она навевала покой, желание любить, созидать — этого ведь порой так не хватало…

…Минуты и шаги таяли, словно невиданный в этих широтах снег, и вот уже вдали показался город. Чёткие квадраты полей, очерченные ирригационными каналами, убогие домишки крестьян, стоящие вне крепостной стены, сама стена — низкая и старая, повидавшая на своём веку немало завоевателей, — всё это был Хайлар. Город с почти пятидесятитысячным населением. Крепость, закрывающая путь в глубь материковых территорий Империи, и как это ни странно — жуткая дыра.

Поначалу Акамацу был просто в ярости, когда его и весь 4-й отдельный засунули сюда. И это после того, как он так хорошо проявил себя в Кайтунском сражении!.. Но потом, поразмыслив, генерал решил, что всё это имеет какую-то важную причину, и смирился. Теперь же, когда из Генштаба стали один за другим лететь приказы по усилению боеготовности подразделения, генерал понял — что-то затевается.

Полк приближался к Южным воротам. Здесь, в отличие от всей дороги, уже начали попадаться крестьяне, а также другие люди — естественно, хаты.

Генерал не утруждал себя приказами расчистить дорогу — если сервы хотят жить, они сами уберутся с неё, а если нет… Что ж, сервом больше, сервом меньше — невелика потеря…

И правда — перед всадниками начало образовываться мёртвое пространство. Люди, толкаясь и отпихивая друг друга, стремились убраться с дороги грозных и безжалостных солдат.

Некоторые из всадников искренне потешались над тем, как эти черви разбегаются перед ними, спотыкаются, падают… Им нравилось это ощущение власти над простыми людьми.

О, да, это опьяняло.

Но Акамацу подобное не цепляло — он просто не видел смысла глумиться над этими несчастными. Жалость — вот и всё, что они вызывали у генерала. Да, они были жалки — рваная грязная одежда, худые измождённые лица, и страх, бесконечный страх в глазах…

И Акамацу знал, что или, вернее, кто был его источником.

Полк тяжёлой кавалерии неторопливо двигался к городу. То, что казармы находились внутри крепости, было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что, в случае чего, солдаты будут под надёжной защитой, а плохо, потому что, опять-таки в случае чего, при выходе из города они стали бы лёгкой добычей пехоты. Да и постоянные переходы туда-сюда до учебного плаца были весьма утомительны, но что поделать — командование не сочло нужным построить отдельный укреплённый лагерь.

Грязные улицы, утопающие в мусоре и ослином навозе, низкие глинобитные дома, крытые снопами проса, даже крепость — и та была убогой. Низкие кирпичные стены, кое-как усиленные магией, круглые башни, в которых были наспех прорезаны орудийные бойницы, местами вывалившиеся зубцы парапета, неглубокий ров, заполненный мутной грязной водой… Всё это было явно не показателем высокого класса крепости, но за неимением лучшего…

Генерал, в меру своих скромных сил, пытался что-то сделать со всем этим безобразием, но силы в этом противостоянии были слишком неравны. Всадники были отличными воинами, но в их обучение не входила инженерная подготовка, а гарнизон крепости был слишком слаб, да и эти раздолбаи вовсе не горели желанием работать. А идея с привлечением местных жителей была отметена сразу же — слишком дохлые и хилые они были, да и работать на стройке не умели совершенно.

Тем временем солдаты достигли ворот, хотя это было слишком громким названием для столь жалкой калитки. Сделанные из старого дерева, кое-как обитые железом, они носили следы многократных починок и не были рассчитаны на современный штурм. На простом деревянном, даже не подъёмном мосту стоял десяток разномастно вооружённых солдат городской стражи. Увидев приближающихся всадников, они, все как один, подобострастно согнулись в поклоне, попутно пряча ненавидящие взгляды — ведь все стражники были набраны из покорённых хатов.

Генерал даже не удостоил их взглядом — всё его внимание привлёк скачущий к нему всадник, судя по всему, из оставленного в крепости десятка.

Около Акамацу всадник развернул своего коня буквально на пятачке и, примерившись, продолжил движение уже бок о бок с генералом.

— Господин генерал! Командование требует выйти на связь!

— Спасибо, — генерал разглядел лычки всадника, — сержант.

Вскоре колонна приблизилась к концу своего пути — просторным каменным казармам, являвшимся единственным примером строительства чего-либо инженерами Ниарона в этом городе.

Ранее здесь, кажется, располагались апартаменты здешнего градоначальника, но строение было слишком большим и нефункциональным, поэтому его и снесли и построили ряды простых каменных трёхэтажных бараков. На нижнем этаже располагались конюшни и вспомогательные помещения, а на верхних — жилые комнаты.

Остановившись около здания, где, судя по частоколу длинных металлических антенн на крыше, находилась установка Дайсон-связи, генерал пружинисто спрыгнул с коня, бросил поводья подбежавшему солдату и направился к дверям.

Часовые на входе моментально встали по стойке «смирно». Акамацу кивнул им, по крутой лестнице поднялся на второй этаж и без стука вошёл в узел связи.

Трое связистов тут же вскочили на ноги, один из них немедленно нажал иероглиф на большом пульте управления.

— Господин, Генеральный штаб на связи в режиме ожидания.

— Хорошо. — Акамацу подошёл к пульту. — Вы свободны.

Связисты не заставили повторять приказ дважды и быстро очистили помещение.

Генерал тронул большую зелёную клавишу и начал сеанс связи:

— Генерал Абэ слушает…

…Спустя полчаса он вышел из здания связи и теперь уже никто не смог бы увидеть в глазах Акамацу ни усталости, ни тоски. Нет, теперь его взор полыхал настоящим огнём неподдельной радости — скоро, очень скоро Акамацу покинет это проклятое место.

Генерала Абэ ждала война.

Ниаронское море, 204 мили к юго-востоку

от побережья Империи Рарден;

борт тяжёлого субкрейсера «СТ-157»,

1 июня 1607 г. от Р. С., 10:07

— Задраить внешние люки! Приготовиться к погружению!

Капитан ещё не успел договорить, а на лодке уже поднялась рабочая суматоха — команда субкрейсера начала занимать места по штатному расписанию. Люки в ходовой рубке были быстро задраены, а на корме в районе ходового двигателя пришли в движение дымовые трубы. С тихим скрежетом эти два коротких двухметровых патрубка, расположенных под углом сорок пять градусов, начали уползать в глубь корпуса субкрейсера. После того как трубы были втянуты, два оставшихся от них отверстия были перекрыты защитными люками, откинутыми на время надводного плавания. С тихим шипением воздухом наполнились резиновые шланги, расположенные на торцевой части люков, показывая тем самым, что отверстия загерметизированы.

Котло-реакторный двигатель был остановлен, и теперь водомёты перешли на питание от накопителей Силы.

— Горизонтальные рули — пятнадцать! Оба двигателя — средний вперёд!

Капитан первого ранга Датэ Иритада напоследок взглянул сквозь узкое заговорённое стекло рубки на уходящее вверх небо, внутренне радуясь пасмурной погоде — меньше шансов засветиться перед патрульной авиацией.

Датэ перешёл из рубки в центральный отсек и сел в своё кресло.

Позади был почти тридцатичасовой переход из главной ВМБ Ниарона — Ионаго. Теперь же предстоял самый ответственный этап похода — скрытное проникновение в территориальные воды Рардена. Поэтому капитан и отдал приказ погрузиться — идти дальше в надводном положении было бы слишком рискованным и опрометчивым поступком, ибо в этом районе уже можно было натолкнуться на патрульные корабли или драконов морской разведки. Летуны не несли явной опасности, но могли навести на субкрейсер корабли противника.

«СТ-143» являлся одним из самых новейших кораблей императорского флота и заодно одним из самых мощных субкораблей. Водоизмещение — 3130 тонн, десять установок ВВП, шесть носовых и четыре кормовых, два шестидюймовых эмиттера, скорость надводная — 18 узлов, подводная — 7 узлов, дальность плавания — 10 000 миль.

Тяжёлый субкрейсер являлся ещё одним воплощением конструкторской мысли Ниарона, склонного к гигантомании. Возможно, это было мотивировано небольшой комплекцией и ростом самих ниаронцев или ещё чем, но столь крупного субкорабля больше не было на флоте ни одной страны мира.

Нет, большой и мощный корабль — это, конечно же, здорово…

Но не всегда.

В данном случае капитан Иритада предпочёл бы этой громаде свой старый «Т-82», но, видно, не судьба…

Большой корабль — это всегда не только большая мощь, но и большие проблемы. Даже не беря в расчёт дорогое содержание и потребность в более сложной береговой инфраструктуре, крупные суда являлись гораздо более вожделенной целью для противника. Всегда есть разница, потопил ли ты дюжину корветов или целый линкор, даже если потеря этих самых корветов для врага — более тяжёлый удар.

И вообще, подобная трата ресурсов, на взгляд Датэ, была бессмысленна. Капитан являлся сторонником менее мощного, но более многочисленного океанского флота, как над-, так и подводного. Своё же назначение на этот монстр он считал злой иронией судьбы — а как ещё было это воспринимать? Эх, жалко, что в Штабе так восхищаются этими гигантами — только металл и железное дерево зазря переводят… А ведь если что случится, их же жаба задушит посылать большой корабль — не дай Небо с ним что-то произойдёт! А понаделали бы менее мощных кораблей, но числом поболее, то не так жалко было бы их терять…

Ладно, хватит сокрушаться — что есть, на том и будем воевать. Нашёл, о чём сожалеть, — «у меня, видите ли, корабль слишком большой и мощный, что делать-то?». Тьфу, пропасть, подумай лучше о тех капитанах, что пойдут в атаку на врага на каких-нибудь лоханках.

Тем более что в бой уже достаточно скоро — ещё двадцать восемь часов, и всё!..

Перед выходом в море капитан получил запечатанный конверт с дальнейшими приказами. Его было предписано открыть на удалении не менее двухсот пятидесяти миль от побережья материка.

Когда Датэ открыл этот конверт, то сразу похолодел — на официальном бланке красными чернилами ему предписывалось скрытно войти в территориальные воды Рардена, а 2 июня в 14:00 атаковать вместе с другими кораблями военно-морскую базу Нежинск.

Дневная атака — это было что-то новенькое, такого капитан не ожидал. Интересно, чем они мотивировали это? По устоявшейся… гм, традиции, атаки всегда начинали на рассвете… Хотя, возможно, на это и расчёт?..

Так что, капитан первого ранга Датэ Иритада, поскорее забывай все посторонние мысли.

Ведь завтра — война.

Империя Ниарон, г. Хайлар,

1 июня 1607 г. от Р. С., 21:52

Солнце в последний раз послало свои лучи ввысь и закатилось за горизонт. Темно станет ещё не скоро, но на небе уже зажглись несколько огоньков звёзд, хотя правильнее было бы сказать «планет», ведь для звёзд ещё было слишком рано. Конечно же, большинству людей было глубоко плевать на эти тонкости, но только не Звездочёту. Правда, он и не принадлежал к людям.

Как и уже многие годы, он по-прежнему стоял на одном и том же месте и смотрел в небо. Звездочёт уже давно забыл, что когда-то был смертным, но вот зрение его оставалось всё тем же зрением простого человека — он не любил что-либо менять.

Так было заложено Творцом, и только в его власти что-то менять.

Чтобы смотреть на звёзды, не нужно зрение, как у ястреба, или умение видеть потоки энергий — здесь дело не в способностях.

Нужно просто уметь смотреть.

Слегка поёжившись от надвигающейся прохлады, Звездочёт услышал какой-то шум рядом с собой и с сожалением отвёл взгляд от неба.

Откуда-то из глубины полупустыни ветер гнал небольшое облако пыли.

Звездочёт прищурился и, поколебавшись, перевёл зрение в несколько иной спектр.

Да, так и есть — это был не просто ветер и не просто пыль…

«Интересно, что ему понадобилось от меня?.. Впрочем, он уже не так уж и далеко, сейчас подлетит ко мне и сам всё расскажет…»

Недолетая всего лишь нескольких метров до места, где стоял Звездочёт, ветер внезапно словно бы натолкнулся на невидимую преграду. Облако пыли остановилось и распустилось причудливым цветком — языки песка так и рванули во все стороны. Затем облако вновь собралось в плотный комок, взмывая вверх, на трёхметровую высоту, и плотной лентой по дуге опустилось прямо около Звездочёта.

Пыль быстро собралась в фигуру, контуром напоминающую человеческую, разве что нельзя было точно определить её очертания — потоки пыли постоянно перетекали из одного положения в другое.

— Опять твои шуточки, Звездочёт? Мог бы и не ставить барьер, кому ты вообще нужен? — сварливо сказала фигура.

— Тебе, например, — спокойно парировал Звездочёт. — Что привело тебя ко мне, о высокочтимый Странник?

Очертания пылевой фигуры на секунду размылись.

— Не паясничай, я по серьёзному делу. Со мной говорила Она.

Звездочёт моментально посерьёзнел:

— Так, отсюда поподробнее. О чём, как?

— Просто сказала прийти к тебе и тоже посмотреть на звёзды… Слушай, может, Она тоже гаснет? Я даже не понял, к чему Она это сказала…

— Но пришёл, — заметил Звездочёт.

— Пришёл. — Жест пылевой фигуры можно было истолковать как кивок. — А что дальше?

— Будем смотреть на звёзды, — отрезал Звездочёт. — Не маячь, садись.

Странник вздохнул, а затем выбросил резко удлинившуюся руку в сторону большого плоского камня, лежащего невдалеке. Рука, превратившаяся в небольшой пылевой вихрь, закружила около камня. В следующий миг тот оторвался от земли и, ведомый волей и силой Странника, пролетел полудюжину метров и мягко приземлился около пылевой фигуры и Звездочёта.

Вихрь вновь превратился в подобие руки, а лишний песок, всосанный им, опал на землю. Странник сел, если это определение вообще было к нему применимо.

Но Звездочёт уже отрешился от всего происходящего и уставился в небо.

Время текло, час проходил за часом. Но Странник ждал — за сотни лет он научился ждать.

И лишь когда минула полночь, Звездочёт вышел из оцепенения.

— Странник, Странник!.. — крикнул он.

— Не кричи, никуда я не делся, — ехидно ответила пылевая фигура.

— Странник. Нам. Срочно. Нужно. На север, — раздельно произнёс Звездочёт.

— Зачем? — искренне удивился Странник.

— Там произойдёт один из Поединков Судьбы, самый ближайший к нам. И мы должны успеть попасть туда.