Случай Растиньяка Миронова Наталья

Глава 1

Высокий светловолосый мужчина в деловом костюме вышел из грузинского ресторана «Генацвале» на Арбате. Он что-то говорил приглушенным баском в наушник блутус, отчего казалось, что он разговаривает сам с собой. Никто не назвал бы его красавцем, но у него было запоминающееся лицо – грубоватое, волевое, а в эту минуту еще и нахмуренное. Он был явно недоволен невидимым собеседником. Только что у него сорвалась назначенная в этом ресторане встреча. Сам-то он пришел вовремя, а вот его потенциальный партнер, провинциал, не знающий Москвы, но пожелавший встретиться именно в ресторане «Генацвале», позвонил и сообщил, что застрял в безнадежной пробке на выезде из Крылатского.

Ресторан «Генацвале» работал, не закрываясь, даже несмотря на очередную вспышку напряженности в отношениях с Грузией. Вот «гостю столицы» по фамилии Мурванидзе, даром что родом из Северного Казахстана, земляк, можно сказать, и захотелось сюда заглянуть. Увы, столичных пробок он не учел, хотя его и предупреждали.

Мужчина отключил миниатюрный телефончик, сбросил наушник и, оглядевшись по сторонам, решил немного пройтись. Почему бы и нет, раз уж образовалось «окно»? Он уже по праву считал себя москвичом, но и сам когда-то был провинциалом. И ему случалось попадать впросак в огромном городе. Он спустился с Нового Арбата на Старый и двинулся вперед по пешеходной улице. Давно он здесь не бывал, хотя работал рядом, на Кутузовском.

Раньше на Арбате было много интересного. Антикварные магазинчики, букинистические, картинные галереи… А теперь, что справа, что слева, мелькали ювелирные магазины, отрыгивающие сытеньким рыжеватым блеском низкопробного золота, да сомнительные едальни. Пожалуй, зря он сюда свернул. Совершенно нечего тут делать и смотреть не на что.

И вдруг он заметил галерею, наверно, последнюю из уцелевших. Она располагалась в угловом доме и выходила, строго говоря, в переулок. Иди он от «Смоленской» к «Арбатской», а не наоборот, мог бы, пожалуй, ее и не заметить, прошел бы мимо. Но он шел к «Смоленской» и увидел. Его внимание привлекла женщина, появившаяся в витрине. Она вошла в выгородку перед самым стеклом и начала то ли протирать, то ли поправлять висевшие там картины.

Мужчина остановился. Он видел ее со спины, но то, что увидел, ему понравилось. Крупная женщина, но ему всегда нравились крупные женщины. А вот так называемых «воздушных созданий» – нервных, жеманных и похожих на мальчиков – он терпеть не мог. У этой женщины были длинные сильные ноги, и он залюбовался пластично обозначившимися икроножными мышцами, когда она приподнялась на цыпочках. Блондинка. Тоже неплохо, хотя у него не было особых предпочтений насчет цвета волос.

Некоторые его приятели предпочитали блондинок, другие – брюнеток. Встречаясь за пивом – сам он пил безалкогольное, – они развивали целые теории на этот счет. Кое-то уверял, что брюнетки темпераментнее, с ними проще, а блондинки вялые, возни много, раскочегаривать надо. А вот ему было решительно все равно. Хотя неплохо бы узнать, как она выглядит с фасада.

Словно ощутив его взгляд, словно прочитав его мысли, женщина в витрине вдруг стремительно обернулась. Их глаза встретились. Ее взгляд гневно отшвырнул его, заставил отшатнуться. «Поймала с поличным», – мысленно усмехнулся он. Спереди ничего разглядеть не успел. Только этот разгневанный взгляд. Женщина выскользнула из витрины и исчезла, а заинтригованный мужчина поднял глаза на вывеску и прочел: «Галерея Этери Элиавы». Он толкнул дверь и, звякнув колокольчиком, возвещающим о появлении посетителей, вошел.

Она встретила его, мягко говоря, прохладно, зато теперь он разглядел остальное. Она была хороша. Хороша той типично русской красотой, которую только дураки называют «неброской». Волосы цвета меда, подстриженные «под пажа», колоколом обрамляли круглое, мягкое, чуть скуластое лицо. Нос немного вздернут. Изумительная кожа, прямо-таки сливочная, а глаза, как ни странно, не голубые, а карие, горячие и яркие, с прозрачной, просвечивающей насквозь радужкой, напоминают крепко заваренный чай. Наверное, надо было сравнить их с хорошим коньяком, но мужчина был непьющим. «Что-то одна еда на ум приходит», – спохватился он и спросил:

– Вы – Этери Элиава?

Ничего более умного он не придумал.

Ее губы – крупные, полные, розовые – дрогнули в снисходительной усмешке.

– А что, я на нее похожа?

– Нет…

– Вам нужна Этери?

– Нет… – Черт, все его умственные способности предательски дезертировали с поля боя. – А можно посмотреть картины?

– По-моему, вы уже видели все, что хотели.

– Извините, это я нечаянно… засмотрелся.

На самом деле он ни капельки не чувствовал себя виноватым. Если женщина не дура, она не станет обижаться на мужчину за то, что он ею восхищается.

Она не была дурой. Она улыбнулась по-настоящему, обнажив красивые ровные зубы.

– Пожалуйста. Билет стоит тридцать рублей.

Он выложил голубоватый полтинник на столик у дверей. Она оторвала от книжечки плотный листочек глянцевого картона и протянула ему вместе со сдачей. Ему не нужен был ни этот билет, ни сдача, он торопливо, не глядя, запихнул все в бумажник. В галерее, выстроенной лабиринтом, с порога невозможно было разглядеть сразу все, но того, что он уже видел, ему вполне хватило, чтобы понять: его здесь ничего не интересует. Ничего, кроме этой женщины.

– Дело в том, – начал он, пряча бумажник во внутренний нагрудный карман пиджака, – что я ничего не понимаю в искусстве. Может, вы мне поможете?

– А вы хотели бы что-нибудь приобрести? – спросила она.

– Да-да, – ответил он поспешно. – Что-нибудь.

– А для какой цели?

Ему не хотелось отвечать, тем более что вопрос сбил его с толку. Ему хотелось смотреть на нее. На ней был черный сатиновый халатик на пуговичках. Не то чтобы халатик был ей мал, нет, но гордые груди натягивали черный сатин, как паруса, наполненные ветром. Тонкая талия, тонкие лодыжки и запястья, а то, чем он любовался вначале, когда увидел ее в витрине, напоминало мандолину.

– Как для какой? – вернулся он наконец на землю. – Повешу где-нибудь.

– Вот то-то и оно, – снова улыбнулась женщина, и у нее на щеках заиграли прелестные ямочки. – Где именно вы хотите повесить картину? Ну, на работе, дома? В кабинете, в гостиной, в столовой? Может быть, в спальне?

– Я подумаю.

Она пожала плечами.

– Подумайте. Многие подбирают картины к интерьеру. И ничего в этом особенного нет.

– Я в этом совершенно не разбираюсь… простите, это я уже говорил. Вот вы… Как вы отличаете хорошую картину от плохой? Кто ваш любимый художник?

Теперь она рассмеялась – весело и сердечно. Необидно.

– Вы еще спросите про мое любимое стихотворение. Художников много – самых разных. Многое зависит от эпохи, стиля… Есть великие мастера… Кое к кому я, например, равнодушна. Взять хоть Рафаэля… А есть так называемые художники второго ряда, куда более интересные. Современных художников невозможно сравнивать со старыми мастерами, хотя сейчас многие сознательно им подражают. Ничего хорошего из этого не выходит.

«Вот уж это точно», – подумал он, вспомнив портреты кисти известнейшего из подражателей, висевшие у него дома. Казалось, из них сочится… только не миро, а сахарный сироп.

– Ну, скажем, из старых мастеров кого вы больше всех любите?

Она покачала головой.

– Опять слишком общо. Возьмите Древний Египет. Простое, наивное искусство. Подход не менялся веками: фронтальный торс, голова в профиль, руки и ноги тоже. Цельный глаз на виске, хотя в жизни так не бывает.

Женщина повернулась боком, чтобы показать, что так не бывает. Мужчина жадно уставился на ее профиль.

– А зачем они это делали? – спросил он.

– Древнеегипетская живопись обслуживала смерть. Стоит что-то упустить, отклониться от шаблона, и человек рискует не попасть в загробный мир. Наивно? Да. Но в ХХ веке эта живопись оказала влияние на многих. Пикассо изображал аж по два глаза на одной щеке. Сюрреалисты… Слыхали о таких? Весь Сальвадор Дали отсюда пошел. Я его не люблю, по-моему, в нем очень много понта и самрекламы, но мне кажется, египетская живопись заметно на него повлияла.

О Сальвадоре Дали, великом понтярщике и мастере саморекламы, мужчина что-то слышал. Он кивнул.

– Многие художники и сейчас разрабатывают древнеегипетские мотивы, правда в основном в декоративных целях, – добавила женщина.

Он внутренне вздрогнул. В парадной гостиной у него дома висело многофигурное декоративное панно с древнеегипетскими мотивами. Фронтальный торс, голова в профиль, руки-ноги тоже. Он старался в этой комнате не бывать, а если уж приходилось, обязательно становился к панно спиной. Глядя на повернутые вбок ноги и выписанные целиком глаза на виске, можно было взбеситься. Если бы все эти фигуры поскорее попали в загробный мир, он был бы просто счастлив.

– Ладно, оставим Древний Египет, – предложил мужчина. – Возьмем что-нибудь поближе.

Опять женщина пожала плечами. Он купил билет, кроме них, в галерее никого не было, она считала себя обязанной развлекать его за эти деньги: так он понял ее жест.

– Не хочу показаться занудой, – начал он.

– Да нет, я не против, – возразила она. – Давайте возьмем эпоху Возрождения… хотя она тоже огромна. Одних итальянцев – целый город заселить можно, а ведь есть еще и Северное Возрождение, это отдельная песня. Давайте возьмем Проторенессанс – Раннее Возрождение. Это мой любимый период. – Женщина подошла к застекленному шкафчику с книгами по искусству и нахмурилась. – Надо же, у нас, оказывается, Джотто нет. Надо будет заказать на складе. Ну ладно, вот вам еще один великий художник – Мазаччо. Это уже Высокое Возрождение. Смотрите.

Она вынула из шкафчика тонкую, почти карманного формата книжку, правда, с плотными атласными листами, и протянула ему. Он перелистал книжку и честно признался, что эти картинки кажутся ему почти такими же неестественными и статичными, как искусство Древнего Египта.

– Ну нет, не скажите. – Женщина вынула из шкафчика еще одну книжку того же формата.

Мужчина не смог даже правильно произнести красивую и звучную фамилию художника.

– Чимббуэ? – полувопросительно проговорил он.

– Чимабээ, – поправила его женщина. – Между прочим, это кличка. Означает «Бычья Башка». На самом деле его звали Ченни ди Пепо, а Бычьей Башкой прозвали за упрямство. Вот смотрите. – Женщина открыла книжку наугад. – Чимабуэ был страшно популярен и заполнил множество церквей вот такими мадоннами в византийском духе. Изображение статично, плоско, лишено пространства, глубины, объема. Фигурки как будто вырезаны из бумаги и наклеены на картон. Я говорю «фигурки», а ведь реальная высота этой иконы – больше четырех метров! Эта мадонна вдвое выше человеческого роста. – Тут женщина невольно окинула его взглядом. – Вдвое выше вас. А посмотрите, как надменно она усмехается, с каким презрением взирает на простых смертных! И ангелы тоже. Вот представьте себе, что кому-то пришлось бы случайно заночевать в этой церкви. Да он бежал бы в ужасе от такой великанши! А теперь взгляните сюда.

Женщина бережно, с нежностью, открыла первую книжку и мгновенно нашла нужную страницу.

– Мазаччо, «Изгнание из рая». Это по-прежнему церковная живопись, светская придет позже. Но, во-первых, изображение объемно, даже скульптурно. А во-вторых, посмотрите, как правдиво переданы чувства! Стыд, боль, отчаяние… Здесь есть динамика. Вы же видите, они идут. У Чимабуэ никто не ходил. Мазаччо жил всего на сто лет позже Чимабуэ, а какой разительный контраст! И прожил он всего двадцать семь лет, – с горечью добавила женщина. – Говорят, его отравили. Будь у меня машина времени, рванула бы я туда его спасать. – Она улыбнулась собственной горячности. – Извините, боюсь, вам это ничем не поможет. Вы осмотритесь тут, вдруг что-нибудь подберете? Только не ищите внешнего правдоподобия, это бесполезно.

– А как же… – растерялся мужчина. – Вы же хвалите Мазаччо за правдоподобие!

– Ну, если обнаружите тут Мазаччо, – усмехнулась она, – сразу скажите мне, а я позвоню в газеты и на телевидение. Сенсация будет мирового масштаба. Вы просто походите, посмотрите… Не стесняйтесь примерять картины к своему интерьеру. К цвету обоев. Думайте о размерах помещения. А главное, ищите то, что скажет нечто важное лично вам. Может быть, вы ничего и не найдете, но… попробуйте.

Он был уверен, что уже нашел нечто важное лично для себя. Но как сказать об этом вслух?

– Вот попробуйте сыграть в такую игру, – посоветовала напоследок женщина. – Представьте, что вы можете украсть одну картину и вам за это ничего не будет, но при условии, что это всего одна картина. А потом покажите ее мне. Я всегда так играю в музеях.

И он покорно отправился в лабиринт на поиски.

В первом отсеке висели картины, казавшиеся ему одинаково унылыми. Лилово-серые с прозеленью разводы, глазу не за что зацепиться. Он старательно всматривался в полотна, но они ничего ему не говорили. Не то что украсть одну из этих картин, он не взял бы их, даже если бы ему приплатили. Несмотря на ее совет, он невольно ловил себя на том, что ищет жизнеподобия. И в то же время чувствовал, что если хочет продолжить знакомство, надо что-нибудь выбрать. Ну, пусть не купить, но хоть сказать ей, что ему вот это понравилось.

Лилово-серые кончились, он увидел картину, на которой все было понятно и даже забавно. Нарисована сковородка – добротно, подробно нарисована, – и на ней лежит вилка. Знакомый пейзаж. Только вилка не столовая, а… электрическая. Которую в розетку втыкают.

Мужчина улыбнулся, уловив шутку. Может, сказать ей, что ему вот это понравилось? Нет, лучше не спешить. Впереди еще много всего. И потом… шутка уж больно одноразовая. И такое всю жизнь иметь перед глазами? Нет.

Пройдя еще несколько шагов, он остановился перед внутренней выгородкой с целой группой картин. Они ему совершенно не понравились, хотя жизнеподобия в них было хоть отбавляй. Все узнаваемо: люди, обстановка… Но все подчеркнуто неживое, как мадонны Чимабуэ, только еще хуже. Ненатурально яркие краски, тошнотворно плавные, скругленные, как в диснеевской мультипликации, контуры. И все фигуры плоские, в точности как она говорила.

Женщина бесшумно подошла к нему. Она успела переодеться, теперь на ней было черное крепдешиновое платьице в белый горошек. Он заметил, что на ногах у нее мягкие кожаные мокасины.

– Нравится? – спросила она чуть насмешливо.

– Совсем не нравится, – честно признался он. – Что-то мне это напоминает, только не могу сообразить, что именно…

– Я называю это «стиль кухонной клеенки».

– Точно! – обрадовался он. – Точно! Я все голову ломал: на что это похоже? Есть такие клеенки с яркими-яркими овощами и фруктами…

– На самом деле, – продолжала женщина, – это стиль Хокни.

– Кокни? – переспросил он.

– Нет, Хокни. Дэвид Хокни. Всемирно известный английский художник. Живет в Америке, пишет акриловыми красками. Не так грубо, как его подражатели, но в том же клееночном стиле. На любителя. Вы посмотрите еще вон в том отсеке, вдруг что-нибудь приглянется? Но если нет, тоже не беда. Вы не обязаны всем этим восхищаться.

Он свернул «вон в тот отсек», кажется, последний, который еще не успел осмотреть, и тут вдруг нашел то, что искал. Только он нашел целых две картины. Они висели рядом, но были до того разные, что он счел соседство случайным. Роднило их только то, что в обеих наблюдалось пусть и относительное, но все-таки жизнеподобие. Лишь теперь, глядя на них, он понял, как трудно выбрать одну-единственную картину.

Первая представляла собой довольно отвлеченный натюрморт. Глиняный расписной горшок с цветами на черном фоне. Но чем больше он всматривался, тем более загадочной и странной представлялась ему эта картина. Никакого источника света в ней не было, словно свет исходил от самого горшка с цветами. Но матовый черный фон не казался враждебным и мрачным. Он затягивал, в него можно было погрузиться, чувствуя себя вполне комфортно. И глиняный горшок, и сами цветы были нарисованы довольно условно, без натурализма, но все-таки это был именно декоративный глиняный горшок, а в нем именно цветы. Картина показалась ему очень красивой. Она была прникнута ощущением созерцательного покоя. У него не хватило бы слов ее описать.

Другое полотно, висевшее рядом, было еще более реалистичным, но совершенно противоположным по настроению. Всю картину заполняло небо. Сумрачное, клубящееся облаками, болезненно-желтое московское небо, правда, изображенное в необычном ракурсе, зажатое в щели между домами какого-то арбатского переулка. Чуть ли не того самого, по которому он спускался с Нового Арбата на Старый.

Эта картина показалась ему на редкость желчной и мрачной, но его захватило наполнявшее ее настроение. Небо, зажатое между домами, как будто сердилось, перекипало облаками через края крыш и готово было выплеснуться с полотна наружу. Он сам нередко чувствовал себя так.

«Ищите то, что скажет нечто важное лично вам», – вспомнились ему слова женщины. Пожалуй, он нашел. Вот только он не знал, какую из двух картин выбрать, и мысленно сказал себе: «Какого черта!»

Ни одна из картин в галерее не несла таблички с названием и именем художника, все были помечены только номерами.

Он вернулся к женщине.

– Я нашел. Только я нашел сразу две. Не могу выбрать. Я могу купить две картины? Тут все продается?

– Все, что выставлено, продается, – подтвердила она. – А что вы выбрали? Номера запомнили?

– Нет, не запомнил…

– Извините, это моя вина. Надо было дать вам блокнот и карандаш. Ну пойдемте, посмотрим…

– А почему картины не подписаны? – полюбопытствовал он.

– Причуда хозяйки галереи, – ответила она, пожимая плечами. – Чтобы фамилия художника не влияла на выбор. Здесь выставлены многие известные авторы.

– А хозяйка, значит, не вы?

Женщина повернулась к нему.

– Мы с вами уже установили, что хозяйка – Этери Элиава, а я на нее не похожа. Что же вы все-таки выбрали?

– Вот и вот, – показал он не без гордости.

Неужели ему удалось вслепую угадать картины известных авторов?

Лицо у нее стало какое-то странное. Растерянное. Изумленное. Недоверчивое. Она взглянула на него с подозрением.

– Подстроить это вы не могли…

– Подстроить? – удивился он. – Я ничего не подстраивал! Мне просто понравились эти картины. Вот – номер два ноль девять семь и два ноль девять восемь.

– Вы хотите их купить? – спросила женщина. – Обе?

– Ну, раз уж я не могу выбрать одну и унести бесплатно…

– Это была просто шутка, – потупилась она.

– Я так и понял, – улыбнулся он.

Только теперь он заметил, что она держит в руке стопку бумажных листов, скрепленных зажимом на картонной подставке. Прейскурант, догадался он. Или, вернее, каталог. В таких местах, наверно, полагается говорить «каталог». Прейскурант – это для ресторанов. Ему очень хотелось пригласить ее в ресторан.

Она перелистала каталог, сверилась с номерами. Непонятно почему, но она вдруг заговорила ужасно сухо и официально:

– Номер два ноль девять семь стоит три тысячи долларов. Номер два ноль девять восемь – три с половиной. Могу сделать перерасчет по сегодняшнему курсу в рублях, если вам так понятнее.

– Не нужно. Я предпочитаю оперировать долларами. Привычка, – добавил он. – Но теперь я могу узнать, как называются картины и кто авторы?

Он ничего не понимал, но этот невинный вопрос расстроил и смутил ее еще больше.

– Что-то не так? – спросил он. – Они не продаются?

– Продаются, – ответила она подавленно, – я же назвала вам цену. Просто я хотела бы понять, почему вы выбрали именно эти картины.

– Вы посоветовали выбрать то, что скажет нечто важное лично мне. Вот я и выбрал.

– Номер два ноль девять семь называется «Натюрморт». А номер два ноль девять восемь – «Отравленное небо». Оба полотна написала я.

– Так вы художница? – обрадовался он.

– Ну, художница – это сильно сказано. Но Этери считает, что в моих картинах что-то есть, вот и выставляет. Между прочим, один такой этюд с небом – ну, не совсем такой, похожий, – у меня уже купили. Но это было давно, года четыре назад, если не пять. Вас это не смущает?

– Нет, конечно! Приду в Третьяковку, а там висит такая же картина, как у меня дома. Гляну этак через плечо и скажу: «Да у меня дома такая же. Даже лучше».

Вроде бы ему удалось ее развеселить. Она опять улыбнулась, и опять эти чудные ямочки заиграли у нее на щеках.

– Увы, мой этюд купила не Третьяковка, а частное лицо. Даже не знаю, кто именно.

– Ладно, какая разница. Могу я узнать фамилию автора?

– Лобанова, – сказала она. – Екатерина Лобанова. Можно просто Катя.

– А меня зовут Герман, – представился он. – Герман Ланге.

– Ланге? – переспросила Катя. – Вы немец?

– Поволжский, – ответил он. – Вас это смущает?

Ее смутил его вопрос.

– Вовсе нет. Почему вы спрашиваете?

– Многие до сих пор относятся с предубеждением.

– Только не я, – покачала головой Катя Лобанова. – Подождите, я вам сейчас счет выпишу.

– Да не нужно, – попытался остановить ее Герман.

Он испугался, что на этом их знакомство и закончится. Но она слушать ничего не хотела. Сняла картины со стены – для этого пришлось отключать какое-то хитроумное устройство – и позволила ему только отнести их обратно к входу в галерею, где была ее канцелярия. А сама вновь включила устройство, села за столик и начала выписывать счет в трех экземплярах.

– Прямо как в химчистке, – пошутил он и тут же испугался, что она обидится.

Но она опять улыбнулась ему в ответ.

– Что делать, у нас строгая отчетность. Если у вас нет всей суммы сразу, я могу принять задаток. Четверть общей стоимости покупки. Если передумаете, задаток я вам верну.

– А что, похоже, я могу передумать?

Она впервые взглянула на него внимательно, даже пристально, и признала про себя, что он этого заслуживает. Настоящий Зигфрид. Черты лица грубоваты, но все равно по-своему хороши. Коротко подстриженные льняные волосы подчеркивают лепку головы и лица. Выразительные, хотя и тяжеловатые скулы. Глубоко посаженные глаза смотрят пронзительно-голубыми льдинками норвежских фьордов из впадин глазниц. Но больше всего ее поразил мощный подбородок, словно вытесанный из скальных пород.

– У меня есть эта сумма, – сказал он. – Могу я расплатиться карточкой?

– Конечно. – Она указала на установленный на столе аппарат.

– Кое-где они не работают.

– У нас все работает, – заверила его Катя, взяла карточку и провела ею по щели аппарата. – Я сделала вам скидку.

– Зачем? Я же не просил!

– Так полагается. Вы же купили сразу две картины. – Она протянула ему копию счета.

– Но это значит, что вы получите меньше денег, – возразил Герман, подписывая чек.

– Ничего, переживу.

Что-то странное послышалось Герману в ее голосе. Он подозрительно покосился на нее. Мягкое доброе лицо Кати с чуть вздернутым носом на миг словно окаменело.

– Ну, значит, мы имеем полное право и даже обязанность прогулять эту разницу, – предложил он. – Давайте сходим куда-нибудь.

Она как будто растерялась. По лицу было видно, что сейчас откажет. Герман принялся лихорадочно соображать. В ресторан? Как-то несолидно. В театр? А в какой? Нет, не годится. Его осенило:

– Давайте сходим в клуб. Послушаем хорошую музыку. Я узнаю, где играет приличный джаз… – Он уже вынул мобильник. – А по дороге вы мне еще расскажете про Мазаччо… Кстати, – Герман подошел к застекленному шкафчику, куда Катя уже успела убрать книжки, – а это продается?

– Конечно.

– Можно мне вот эту – про Мазаччо?

– Пожалуйста. – Катя открыла шкафчик и вынула книжку.

– Может, порекомендуете что-нибудь еще? Или за это тоже полагается скидка? – лукаво осведомился Герман.

– Нет. Но, мне кажется, с вас пока хватит и Мазаччо. Если хотите научиться понимать живопись, действовать надо постепенно.

– А вы где учились?

– Понимать живопись? Этому каждый учится сам, – уклонилась она от ответа. – Хотите знать, где я получила образование? В «Сурке», как у нас говорят. В институте имени Сурикова.

– А в институте не учат понимать живопись? – не отставал Герман.

– В институте учат специальности.– На этот раз улыбка явно была усталой. – Чтобы понимать живопись, надо просто смотреть на картины. Часто и подолгу. Институт может и отбить охоту к живописи. Но кое-что полезное он дает. Хотите понимать живопись, хорошо бы знать, что такое ракурс и перспектива, а не говорить «вот эта штука».

– Давайте продолжим разговор по дороге в клуб. – Герман решил проявить упорство. – Прошу вас, не отказывайтесь! Это же такой редкий случай: я увидел вас, вошел в галерею и с ходу выбрал две ваши картины, хотя я в этом ни черта не разбираюсь… – Он смешался. – Мне просто повезло. – Он улыбнулся ей самой подкупающей улыбкой, какую только сумел изобразить. – Что вы больше любите: фолк, джаз или блюз?

– Авторскую песню, – сдержанно отозвалась Катя. – Если уж хотите в клуб, давайте сходим в «Гнездо глухаря».

– Ладно. – Герману столько раз приходилось вести напряженные переговоры, что он научился делать непроницаемое «покерное» лицо, ничем не выдавая своих чувств, но ее выбор его немного разочаровал. – Решено: идем в «Гнездо глухаря». Вы когда здесь закрываетесь?

– В шесть.

– Тысячу раз успеем. Я заеду за вами. Где вы живете?

– Здесь, над галереей. А могу я вас спросить, как вы здесь оказались? Вы вроде бы не арбатский завсегдатай.

Герман охотно рассказал, как у него сорвались переговоры с провинциальным партнером, застрявшим в пробке.

– Мы все перенесли на завтра, на Кутузовский… вот, шел, прогуливался… и такая удача…

Катя все колебалась.

– На Кутузовский? А что там?

– Наш офис. Корпорация АИГ.

Видимо, она что-то слышала о корпорации АИГ.

– Хорошо. Куда вам доставить картины?

– Доставить? Да я их с собой унесу!

– Ладно, я сейчас упакую.

– А у вас еще что-нибудь есть? – спросил Герман.

– Хотите скупить все мое творчество? – Она улыбнулась, но улыбка вышла невеселая. – Нет, здесь пока больше ничего нет. Но Этери что-нибудь вывесит, не беспокойтесь.

– Этери – ваша подруга?

– Да, – ответила Катя удивленно. – У нее есть еще галерея на Винзаводе и была еще одна на Арт-Стрелке, это на Берсеневской набережной, но там все позакрывали. Ну а меня она бросила на этот участок.

– Прекрасно, я стану здешним завсегдатаем. Заеду за вами к семи.

Она быстро, с профессиональной ловкостью упаковала обе картины, перевязала и протянула ему.

– Все это как-то ужасно неожиданно… Я вас совсем не знаю и… Вы не обязаны…

– Обязан. Знал бы я здешние правила, купил бы сегодня «Натюрморт», а за «Отравленным небом» зашел бы завтра. Хотя, – озабоченно добавил Герман, – до завтра его могли бы и перехватить.

Опять он сумел ее рассмешить.

– Вы видите здесь тучу конкурентов?

– Нет, но ведь первый, как вы говорите, «этюд» купили! В таких случаях я предпочитаю не рисковать. Итак, заеду за вами к семи. До свиданья. Спасибо вам.

– Это вам спасибо. Вы же купили мои картины.

– Да, но это вы их нарисовали.

– Написала, – машинально поправила его Катя. – Картины не рисуют, их пишут.

– Я запомню. Итак, встречаемся в семь.

– Подождите, у меня к вам еще один вопрос. – Ее лицо стало серьезным, даже, пожалуй, суровым. – Я не встречаюсь с женатыми.

– Что так? – спросил Герман с напускной шутливостью.

– Женская солидарность. Не хочу портить жизнь вашей жене.

– Я не женат, – поспешно заверил ее Герман.

Слишком поспешно. Она не поверила.

– Я разведен, – добавил он. – Ну что вам – паспорт показать?

Катя опять улыбнулась.

– Нет, паспорт не надо. Ладно, встречаемся в семь.

И он вышел из галереи, унося под мышкой две ее картины.

Первым делом Катя вытащила из стола папку бумаги для рисования. Бумага была роскошная: матовая, чуть рыхловатая, вся как будто в мелких оспинках, размер 420 на 297 миллиметров, то есть формат А3, прекрасного кремового цвета. Так называемая офсетная бумага, дающая отличное сцепление с грифелем. Не бумага, а мечта. Это Этери ей скинула от щедрот своих.

Катя эту бумагу берегла, тряслась над каждым листом, но тут не удержалась: вынула форматку, взяла мягкий черный карандаш и набросала по памяти его лицо: мощно вылепленный череп тевтона, высокие, сильные скулы, свирепый подбородок, глубоко посаженные глаза.

Потом набрала номер своей подруги Этери. У них был разработан предупреждающий код эсэмэсками, но Катя не утерпела и позвонила напрямую:

– Фирка, ты не представляешь, что сейчас было. Если ты стоишь, то сядь. Ой, а я не помешала? Ты можешь говорить?

– Нет, не помешала. Что у тебя там стряслось?

– Ты просто не представляешь, – повторила Катя. – Один человек купил обе мои картины. Разом! Нет, ты представляешь?

– Я всегда говорила, что у тебя есть потенциал, – авторитетно заявила Этери.

– Да к черту потенциал, я теперь смогу с тобой расплатиться!.. Ну, почти. Эх, надо было нам цены в евро ставить!

– А я всегда говорила, что ты занижаешь цену, – невозмутимо парировала Этери. – Ты ж меня не слушаешь. А он мог заплатить и в евро?

– Мне кажется, – честно призналась Катя, – он мог бы расплатиться золотыми слитками.

– Такой крутой мэн? – оживилась Этери.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Бывший десантник, а ныне капитан милиции Николай Лесовой попадает на работу в отдел исследования ано...
Не всем нравятся мегаполисы, бешеные скорости и сумасшедший ритм современной жизни. Некоторые предпо...
Здоровый организм – это чистый организм. Совершенно необязательно платить огромные деньги за модные ...
В настоящем издании представлены самые полные сведения о том, как собственными руками возвести на св...
Фантазия Клиффорда Саймака поистине безгранична. Никогда не знаешь, куда забросит она читателя в сле...
Виктория оказалась совсем одна посреди леса – ее машина сломалась всего в паре километров от дачного...