Краткая история тьмы Веркин Эдуард
– Жевать, – повторил Дрюпин. – Их надо жевать. Чем тщательнее, тем лучше.
– Зачем? – не поняла я.
– Это долго объяснять. Нужно много жеваной бумаги, чем больше, тем лучше.
– Хорошо.
Я открыла книгу, вырвала первую страницу. Приключения какого-то недовинченного Симплициссимуса, не знаю, уж кто такой, но бумага в книге оказалась хорошей, плотной, сделанной на века. На вкус слегка залежалой, пыльной, но ничего, терпимо.
Поначалу оказалось жевать бумагу не так уж и сложно – жуй да выплевывай. Однако странице на десятой челюсти начало сводить. Выяснилось, что бумага довольно упрямая штука, сминаться в комки она не очень хочет, не жвачка. Кроме того, мне стало не хватать слюны, жевать на сухую было невозможно вообще, а на бумагу слюна выделяться отказывалась наотрез. Поэтому мне приходилось сначала скапливать слюну и только потом откусывать бумагу.
Очень скоро я обнаружила, что в жевании книги «Симплициссимус» присутствует еще один серьезный недостаток. Качество бумаги у книги было на высоте, и мои зубы, не привыкшие к таким нагрузкам, начали подводить.
Первым делом снова закровили и заныли десны, жвачка, выплевываемая мною, приобрела розовый оттенок. Сами десны опухли, во рту держался устойчивый привкус железа, но я не останавливалась. Жевала. Я чувствовала, как расшатываются зубы, бумага становилась все плотнее и плотнее, а зубы все мягче и ненадежнее, и я выплевывала жеваную бумагу и собирала ее в ком. Дрюпин продолжал строить. Что-то вроде пушки. Труба большого диаметра, в которую вставлена труба диаметра меньшего, вместе эти трубы были длиной метров в пять. Сначала они лежали на полу, затем Дрюпин установил их на невысокие подставки, собранные из стульев и остатков дивана. Один конец этой длинной составной трубы Дрюпин упер в стену, противоположную двери, другой непосредственно в дверь, в место возле ручки.
Наверху на толстой трубе я заметила кран, снятый в ванной комнате, к крану крепился жестяной конус, вот и все. С помощью этого устройства Дрюпин собирался нас выручить. Я не стала с ним спорить, жевала себе. Дрюпин гений, в конце концов, может, это действительно поможет.
Неожиданно меня посетила неприятная мыслишка – а что, если Дрюпин затеял это только для того, чтобы отвлечь меня? Ну, чтобы я не впала в панику, не начала дурить, ну и вообще. Чтобы немного меня успокоить. Он будет конструировать машину спасения, а я, чтобы занять мозг, жую книгу про Симплициссимуса. Надо потом почитать, что ли.
Только вот…
Только вот зубы выпадают.
Первый зуб выпал, когда я расправилась с половиной этого Симплициссимуса. Передний верхний, он вывернулся с неприятным звуком и выскочил на пол. И это почему-то оказалось совсем не больно, точно зуб давно умер, а теперь просто-напросто вывинтился из своего гнезда.
Но я продолжила жевать и скоро выворотила клык, верхний правый. Тут боль уже прочувствовалась, клык сидел глубоко, за ним потянулся корень, в результате чего зуб повис, так что пришлось его отдирать. Я аккуратненько зуб откусила и спрятала в кармашек вместе с другим, незаметно спрятала, не хотелось мне, чтобы Дрюпин увидел, как я выковыриваю зубы, и так страшная.
Дрюпин тем временем вроде бы достроил свою адскую машину, во всяком случае, он перестал громыхать железом и пыхтеть носом, устроился на столе и стал думать.
Очнулся Клык.
Огляделся, сказал:
– Дрюпин, Дрюпин, стоило мне немного потерять сознание, как ты уже изобрел какое-то безобразие. Это что за труба, Дрюпин? Подземный телескоп, как я погляжу… С этим нужно осторожнее, с подземными телескопами, я-то знаю… Я однажды посмотрел в такой, а там ад, черти кого-то жарят… пригляделся, а это ты, Дрюпин, тебя черти жарят… на пальмовом масле… Дрюпин, убей себя, спаси Галактику…
Но Дрюпин не обратил на него внимания, Дрюпин направился в ванную и снова там загромыхал. А я взяла тайм-аут с жеванием, сидела и смотрела, поглаживая челюсть. Тупое у меня было состояние, раньше, когда мне говорили, что жевание разрушает мозг, я не верила, теперь в этом убедилась. Жевала час и уже ничего не соображала, то есть в голове у меня крутились какие-то шестерни, и лампы, и все вперемежку, и тропы. Вот закрываю глаза – и вижу тропы, лесные, светлые, солнечные, к ручьям и ягодным опушкам, к родникам, к голубым валунам, приносящим счастье, тропы, ведущие вдаль.
Дрюпин принялся вытаскивать ванну. Она оказалась не чугунной, а стальной, поэтому с ней справился даже Дрюпин.
– Помыться решил, замарашкин, – ухмыльнулся Клык. – Давай-давай, а то смердишь… Слушай, Дрюпин, ты так смердишь, что я раньше думал, ты дохлый. Честное слово. Я помню, как дохляки бродили… я, кажется, тоже дохлый был однажды, мне электричество в голову втыкали… Дрюпин, ты смотри, когда полезешь мыться, не забудь себя за ногу привязать, а то затонешь ведь, как «Титаник»… Давай, волочи ее…
Клык засмеялся. Мертвечески засмеялся, я вдруг поверила, что когда-то он тоже был мертв и его оживляли электрическими разрядами.
А Дрюпин был уперт, он волок и волок ванну и все-таки ее выдрал. После чего дотолкал ванну до своей трубы и расположил ее под толстой частью. Затем начал ломать мебель. Ту, что еще можно было сломать. Стулья, стол, комод, кровать. Книги стал рвать. У меня много книг скопилось, я их из библиотеки понатаскала, пробовала читать. А не получилось у меня читать, начну, читаю-читаю, а потом все, не могу. Интересно вроде, а не идет, спать хочется.
– А мне что делать? – спросила я.
Дрюпин поглядел на меня, поглядел на гору нажеванной бумаги.
– Все, – сказал он. – Хватит.
Он собрал всю эту бумагу и стал засовывать ее в пространство между стенками труб. Засовывал партию, затем утрамбовывал палкой, засовывал – утрамбовывал, тщательно, со знанием дела.
– Дрюпин, ты придурок, – вещал Клык. – Я тебя ненавижу, ты у меня котлеты украл, я помню… украл и сожрал за углом, гадина…
А я вытащила еще один зуб, на этот раз коренной. И снова едва не заплакала. Если уж зубы выпадают, то вряд ли можно рассчитывать на тихую старость.
Дрюпин между тем продолжал забивать в трубу жеваную бумагу, насколько я поняла, он собирался использовать ее в качестве сальника. Чтобы труба правильно скользила и не перекашивалась, все понятно, я бы никогда не додумалась – сальник из жеваной бумаги, определенно гений. Кулибин.
Кулибин-Кулибин, а зубы у меня сыплются только так, скоро стану как старушка.
– Что теперь? – спросила я и услышала, что мой голос несколько изменился, выпавшие зубы начали сказываться.
Дрюпин это, кажется, заметил, посмотрел на меня странно, но ничего не сказал. Он закончил с жеваными книгами и вернулся к книгам рваным. Продолжил их рвать и кидать в ванну. Я стала ему помогать, хотя книги мне, если честно, было жаль, они все были новые, недочитанные, прожившие свою жизнь наполовину в лучшем случае. По моей вине.
Клык тоже нам помогал, бормотал всякий бред, отвлекал нас от звука рвущейся бумаги.
– …И вот тогда они и пошли в этот город. Странствующий рыцарь, он прикидывался дурачком, а на самом деле был как ты, хитрый Дрюпин…
Постепенно ванна заполнялась горючим барахлом, и я начинала понимать, что собирается сделать Дрюпин. Кажется.
– …Тебя только, Дрюп, в рыцари не примут, у тебя ноги кривые… А нет, туда только с кривыми ногами и принимают… Но тебя и с кривыми не возьмут, недостоин…
– Кажется, готово, – Дрюпин осмотрел свое творение. – Можно испытать.
Он принес ведро с водой и вылил его в железный конус, соединенный с краном. К крану привязал проволоку. Все осмотрел, все проверил.
– И как оно работает? – поинтересовалась я.
– Просто. В теории это все очень просто. Это что-то вроде парового двигателя, – пояснил Дрюпин. – Тут вот…
– Я узнал тебя! – захрипел Клык. – Ты брат Черепанов! Мама, с детства мечтал…
– Короче, принцип тот же, – закончил Дрюпин. – Разогретый пар давит на поршень из прессованной кожи…
– Все взорвется к чертовой матери, – пообещал Клык. – Я в этом просто уверен! Пойдут клочки по закоулочкам… Дрюпин, ты меня порадовал!
– Может и взорваться, конечно, – согласился Дрюпин. – Но другого выхода я не вижу. Надо попробовать. На всякий случай мы спрячемся в туалете…
– Сами прячьтесь в туалете! – возмутился Клык. – Я лично не хочу. Я желаю встретить опасность лицом к лицу, как подобает мужчине. Пусть в сортире братья Черепановы прячутся, я нет!
Но мы не стали его слушать, взяли и отнесли, как он ни орал. Дрюпин разжег в ванной огонь. Бумага загорелась быстро, затем задымили дрова, Дрюпин с сожалением заметил, что не осталось никакого времени на наддув, он бы увеличил степень нагрева.
– В ад с турбонаддувом! – изрек из туалета Клык. – Дрюп, ты омерзителен, подойди, я огрею тебя костылем… Где мои костыли?
Клык пустился браниться по поводу исчезнувших костылей, которые, кстати, Дрюпин использовал в качестве кочерги, ворошил ими топливо для равномерного горения.
Огонь постепенно разгорался. Дрюпин добавлял в него бумагу, куски деревянной мебели, одежду, все одинаковыми порциями, чтобы не погасло. Ванная концентрировала тепло и направляла его вверх, к чугунной трубе, которая постепенно нагревалась.
– Нужен хотя бы час, – сказал Дрюпин. – Надо повысить температуру, надо выдержать. Нужно топливо… У тебя что-нибудь есть еще?
– Одежды мало у меня… То есть я все почти отдала…
– Киньте меня в костер, – заявил Клык. – Я хорошо горю, создам нужную температуру. А из Дрюпа можно сало вытопить, оно тоже хорошо. А Сиренька плохо гореть будет, она тощая…
Дрюпин оглядел комнату. Топлива на самом деле было немного.
– Ладно, хватит, наверное.
Дрюпин продолжил поддерживать огонь. От ванны распространялось тепло. Вентиляция не справлялась, и комната постепенно наполнялась дымом, я то и дело кашляла, а Клык пел. Пел самодельную песню, в которой повествовалось о нелегкой судьбе бобров Вологодской области, складную и смешную настолько, что я испугалась, что Клык сошел с ума. По-настоящему и бесповоротно.
Дрюпин разделся до штанов, кинул в огонь куртку и футболку и стал похож на кочегара. Ворочал, пыхтел, разгонял искры. Искры кружились под потолком, сбивались в стайки, покачивались и не таяли. Как живые. От этих искр Дрюпин казался волшебником, казалось, что он этими искрами как-то управляет, во всяком случае, они колыхались в такт дрюпинским движениям, что было красиво.
Время текло медленно, искры шевелились, и меня опять потянуло в сон, и, кажется, я опять отключилась, но тут Дрюпин затряс меня за плечо.
– Все готово, – сказал он. – Прячься.
Я укрылась в туалете. Клык лежал на полу и похрапывал, дышал громко, но равномерно. Дрюпин громыхнул еще чем-то и присоединился к нам.
– Сейчас, – сказал он, наматывая на палец проволоку. – Сейчас.
Он дернул.
В комнате зашипело и почти сразу завизжало, так громко, что у меня заложило уши. Стены затряслись, затем грохнуло, мощно, точно в комнате взорвалась граната. Дрюпин оттолкнул меня, схватился за ручку двери туалета и захлопнул ее. Грохнуло еще раз, в дверь лязгнул кусок железа, и тут же по полу потек горячий пар, и туалет наполнился им почти мгновенно.
У меня выпадают волосы, у меня выпала половина зубов, теперь меня еще сварят. Жизнь удалась.
Пар продолжал вытекать, с каждой секундой становилось все горячее и горячее, я чувствовала, как начинает вскипать кожа, а Дрюпин начал орать и бить ногами. Очнулся в очередной раз и Клык.
– Вот и все, – сказал он философским голосом. – Мы в пароварке.
Впрочем, длилось это недолго. Через несколько секунд пар остыл, дышать стало не больно, мы открыли глаза.
– Получилось? – спросила я.
– Посмотрим, – Дрюпин пожал плечами и откинул дверь.
Мы вернулись в комнату. Разгром принял окончательный и бесповоротный вид. Но мы, кажется, добились успеха. Дверь, в которую упиралась толкательная труба, оказалась выдавлена, все, как рассчитывал Дрюпин. Трубы оказались погнуты и разворочены. С потолка капала вода. Копоть. Грязь. Одним словом, разруха.
– Надо тащить этого клыкозавра в медотсек, – сказал Дрюпин. – Пока не поздно. Хотя мне кажется – уже поздно…
– Ничего не поздно, – подал голос Клык. – Я еще вас два раза переживу. Тащи меня, Дрюп, а то во сне тебе являться буду, не отвертишься.
Дневник 4
Здравствуй, дорогой дневник!
Сегодня опять не лучший день в моей жизни, это однозначно. Сегодня, в неизвестный день неизвестного года, со мной произошло много странного. Страшного. Так что у меня до сих пор дрожат руки, пальцы с трудом держат ручку, а сердце бьется, бьется.
День, исполненный ужасом.
День кошмара.
В этот день мы отправились на склад.
С утра, то есть как проснулись, даже без завтрака. У меня аппетита не было, у Дрюпина болели кишки, и он ограничился холодным чаем, Клыку я занесла поднос с макаронами. Клык поправлялся. Подозрительно быстро. Рана уже подсохла, швы вспучились, и Клык их задумчиво расковыривал, мне он обрадовался. Сказал, что вчера было весело и что надо бы что-нибудь подобное повторить, только пусть еще Дрюпин для смеха руку себе сломает. Так что с Клыком было все в порядке.
Клава вообще не показывалась. Дрюпин предложил, что она повесилась, я сказала, что это вряд ли – такие, как Клава, не могут повеситься. Ну, разве что от радости. Скорее всего, она просто стеснялась.
Дрюпин вооружился своими самодельными инструментами, я взяла заточенную титановую рейку, не знаю, где ее Дрюпин раздобыл, но оружие получилось весьма и весьма неплохое – я потренировалась на выдернутых волосах и весьма успешно их разрезала. На рукоять Дрюпин намотал разноцветную проволоку и умудрился сделать даже узор. Все-таки у него золотые руки. И голова отличная, в технические гении просто так не записывают.
– Как у нас со светом? – спросила я.
Дрюпин продемонстрировал изобретение – большой аккумулятор, к которому он прикрутил несколько светодиодных фар.
– Будет как днем. Вот еще кое-что…
Он сунул мне тяжелую короткую трубку с двумя торчащими штырями, видимо, шокер.
– Это разрядник, – пояснил Дрюпин. – Конечно, по настоящему мощную штуку сделать не получилось, но…
– Спасибо, – я сунула шокер в рюкзачок. – Пойдем, что ли?
Дрюпин кивнул, впрягся в аккумулятор, установленный на шарикоподшипники, и мы двинулись в сторону склада. Это далеко, час добираться. Вообще, комплекс огромный. Я всякий раз пытаюсь представить, как его выкопали, и не могу. Хотя сейчас всяких могучих машин много. А может, тут и раньше пещеры были, их просто взяли и приспособили.
Склад располагается на первом уровне, ниже столовой. Есть еще уровень нулевой, но он затоплен водой. Дрюпин думает собрать акваланг, но не знаю – лезть с самодельным аквалангом в затопленный уровень представлялось мне абсолютным риском, я бы туда и с заводским не полезла. К тому же вода там явно грязная, ничего не видно. И наверняка какая-нибудь дрянь обитает. Паразиты. Вопьется такой в ногу, потом раз-раз – и в глаз пролезет. Быстренько ослепнешь.
Склад мы, конечно, уже исследовали, меньшую его часть. На самом деле он огромен, мне кажется, что в нем несколько футбольных полей, во всяком случае, противоположную сторону мы не видели, я думаю, не добирались даже до середины. Раньше у нас не было портативного света, в те два раза, что мы выбирались на склад, в качестве освещения использовали факелы. Куда с факелами отправишься?
– Я думаю, мы найдем здесь много полезного, – рассуждал Дрюпин по пути. – Мне кажется, сюда эвакуировали технические коллекции. Частные, может, а может, из политехов. Ты видела, какие там машины?
– Четырехколесные.
– Четырехколесные! Это же коллекционные экземпляры! Там позолота, там кевлар, там красное дерево! Это не машины, это произведения искусства!
Дрюпин восхищался, я нет, я равнодушна к вещам. Красное дерево и слоновая кость не вызывают во мне трепета, я даже на оружии не люблю всей этой ерунды – гравировок, резьбы. Я за простоту. Все эти японские мечи, выкованные в медитации, в крови и в поту на протяжении трех лет, меня не впечатляют. Потому что я знаю, что банальный супербулат, отжатый в печах критического давления, рубит любой японский меч как тростник. Знаю, что любой искусственный алмаз гораздо чище и прочнее природного. И вообще, мне гораздо больше нравятся книжки без картинок.
– Мне кажется, тут что-то вроде сокровищницы, – продолжал Дрюпин. – Ван Холл, он обожает дорогие вещи. Я слышал, у него есть такие вот хранилища, в которые он собирает свои ценности – картины, статуи, скульптуры, музыкальные инструменты. Есть подземные библиотеки, есть хранилища старинных вещей, а здесь вот техника. Ван Холл любит технические штуки, я думаю, найдем что…
Мы добрались до лестницы и потащились вниз. Аккумулятор грохал по ступеням и то и дело поддавал Дрюпина в поясницу, Дрюпин с трудом удерживался. По лестничному пролету раздавалось гроханье, отчего мне казалось, что мы спускались в пасть чахоточного великана. Мне представлялось, что мы являли собой жалкое зрелище, с другой стороны, это полезно для души. Когда у тебя в руках два «теслака» с полными обоймами, когда на голове шлем с универсальным визором, когда на плечах броня, смонтированная с экзоскелетом, способным выдержать свалившегося на тебя слона, когда ты… Короче, ты чувствуешь себя властелином мира. А когда чувствуешь себя властелином мира, начинаешь этот мир несколько неправильно воспринимать. Так что угодить в ситуацию, когда у тебя из оружия всего лишь заточенная железяка, полезно.
Впрочем, Дрюпин так не считал. Пока мы сползали по лестнице, он рассуждал об общей несправедливости бытия и о частной несправедливости – по отношению к нему лично. Он, как человек, представляющий несомненную пользу для развития человечества, должен быть спасен и применен для великих целей, а он тут сидит и выпаривает из подшипников технический вазелин, от которого нет никакой пользы.
– Ну, почему? – вопрошал он. – Почему оно так? Я ведь полезен, у меня идеи…
– А может, ты не полезен, – остановила я это словоотделение.
– То есть как? – Дрюпин остановился.
– То есть так. Может, ты уже отработанный материал?
– Как это? – Дрюпин изменился в лице.
– Так. Вот представь – ты был нужен на определенный срок, и тебе в голову вмонтировали часовой механизм. Бомбу замедленного действия…
– Нет у меня никакого механизма! – воскликнул Дрюпин. – Я проверял! Проверял!
– То, что ты себе башку сканером просветил, еще ничего не значит, – отмахнулась я. – Сейчас тоньше работают, на генетическом уровне. Ты что, думаешь, тебе пластит с часовым механизмом вмонтировали? Ага, сейчас. У тебя наверняка отключен механизм возобновления клеток.
Дрюпин выпучил глаза.
– Да, – скорбно сказала я. – Живешь-живешь, лазерную бетономешалку изобретаешь, и вдруг раз – начинается неконтролируемое старение. Просыпаешься, смотришь в зеркало…
– Как у тебя? – ехидно осведомился Дрюпин.
– Что как у меня?
– Волосы выпадают, ногти расслаиваются. А потом раз – и сердце останавливается. Так?
Я не стала с ним разговаривать на эту тему, тоже мне, умник. Дрюпин понял, что меня зацепил, стал развивать тему, не думала, что он такой ехидный.
Дурное влияние, Волк его кусал-кусал, вот он и натренировался.
– Волосы выпадают – это ведь только первый признак, – разглагольствовал Дрюпин. – Потом ногти выпадут. Потом зубы. А после зубов уже и слепнуть начнешь. Ноги откажут, недержание, опять же…
Мы все становимся похожи друг на друга, разговариваем одинаково, двигаемся, лысеем вот. То есть это я лысею, теряю зубы и, кажется, уже и ногти, во всяком случае, на левой руке ногти у меня начали белеть и действительно расслаиваться. А утром мне опять хотелось плакать.
Дрюпин понял, что перегнул, и попытался меня утешить.
– Ничего, Сиренька, – сказал он. – Не расстраивайся, выберемся отсюда, выберемся. Знаешь, мы пока еще на старой базе были, я кое-что подготовил, времени даром не терял. Так, на всякий случай. Конечно, я никому этого не показывал, потому что это очень серьезные вещи. Например, подшипники с нулевым сопротивлением и практически вечные! Способ передачи энергии на расстояние… Короче, очень полезные изобретения. Если мы вырвемся отсюда, мы можем уйти на запад. Для начала организуем фирму и начнем все это потихоньку внедрять. Мне будут нужны верные люди, и сильные, ты же понимаешь? Для того, чтобы развивать все это, для того, чтобы расти…
– В Ван Холлы метишь? – усмехнулась я.
– Да ну, нет, конечно. Я хочу по-хорошему, то есть по-честному, по-правильному.
– Ага.
– Конечно. Конечно, Сирень. Я тут такую вещь придумал, она мир изменит, вот увидишь. Ван Холл жалкий сопляк, изобрел какую-то муру и разбогател на полмира. А у нас будет все по-другому, вот увидишь. У нас будет совсем все по-другому, я буду справедливым. Мы вообще установим все по справедливости, всем по способностям. Знаешь, я все уже придумал, я построю пирамиду!
Я вздохнула. Живот болел, так что смеяться я не могла. Еще один строитель пирамид. Фараон Дрюпин Первый. Или лучше сказать Великий. Хочет быть императором и всем володети. Знакомая песня.
– Пирамида – самая устойчивая форма, ее нельзя опрокинуть. Это будет как бы корпорация и одновременно государство…
– Дрюпин, а ты по случаю Ван Холлу не сыночек? У вас с ним идеи одинаковые, он, кажется, ведь тоже изобретатель. По-моему, первым его изобретением была лазерная кофеварка, а потом он уже до танков докатился.
– Первым внедренным изобретением Ван Холла был навигатор, – сообщил Дрюпин. – Но не простой, а тот, что мог работать без спутника. Отличная вещь, она сейчас во всю технику встраивается. Но я не изобретал навигатор, я изобрел нечто иное. Мое изобретение сделает людей счастливыми. Потом я расскажу тебе, в чем смысл. Это ведь не просто изобретение, это целый новый мир. Может быть, все эти испытания созданы для того, чтобы я остался жив и придумал, как спасти мир, как открыть ему новые пути…
Дрюпин рассуждал о своей участи и о своем предназначении, а я думала, что это, наверное, заразное. Стоит одному заболеть манией спасения человечества, как и другие ее подхватывают. Безымянный, помню, тоже чем-то подобным страдал.
– …Устремимся ввысь. Ты представляешь, как изменит мир антигравитация?
И Дрюпин в очередной раз не удержал аккумулятор и покатился по лестнице, и, к моему удовольствию, аккумулятор ушиб Дрюпина по ноге, и никакая антигравитация ему не помогла.
Дрюпин ойкнул и стал растирать ушибленное место, морщась и скрипя зубами. Настоящий властелин мира.
– Словесное недержание – это серьезно, – сказала я. – За недержание можно сильно-пресильно пострадать. Ты это учти.
Дрюпин учел, и до склада мы шагали в молчании.
Склад начинался необычно. Лестница ушла в сторону, раздвоилась, мы свернули направо и оказались на первом уровне. Освещение здесь уже не работало, и Дрюпин запустил фонарь.
Нет, Дрюпин, конечно, талант, продолжаю им восхищаться. Вот и сейчас – светодиоды вспыхнули, под потолком зала задрожало серебристое марево, Дрюпин привернул ручку на аппарате, облако стало светиться сильнее и вдруг вспыхнуло, как небольшое солнце. Ну, если не как солнце, то достаточно ярко, во всяком случае, оно осветило все так, что мы увидели противоположный конец зала, далеко-далеко.
– Нормально… – выдохнул Дрюпин. – Тут, однако…
Тут, однако, было почти все. Машины. Машины мы видели и раньше, и Дрюпин успел уже даже несколько штук разобрать. А вообще их было много. То есть очень много, наверное, сотни, от пола до потолка. И все на самом деле редкие и дорогие, только свалены вот черт-те как. Лично меня склад наводит на определенные мысли. То есть он эти мысли подтверждает. Подземная база – это свалка. Нет, наверное, задумывалась она на самом деле как склад, но превратилась в свалку, все попадало, перемешалось, получился полный бардак.
А если это и задумывалось как свалка, то тоже ничего хорошего – получается, что мы на свалку выкинуты, мы все, я, Клык, Клава, Дрюпин. В это, кстати, несложно поверить – в каждом из нас присутствует недостаток, за который нас можно выбросить. Клык калека, я разваливаюсь, Дрюпин властелин мира и, оказывается, тырил научные изобретения в собственных корыстных целях… Клава, она, наверное, Ван Холлу на подагру наступила и теперь сослана навечно и во глубину сибирских руд.
Только зачем ссылать, вот чего не могу понять? Гораздо проще ведь было нас просто прибить. Клавдии цикуту в таблетках, Дрюпина током убить, да мало ли прекрасных возможностей? Значит, у них есть планы. Может, и нет планов, может, на всякий случай оставили, так, а вдруг пригодимся.
– Комплекс, похоже, огромный, – Дрюпин повел подбородком. – Я, конечно, не могу наверняка утверждать, но мне кажется, мы исследовали лишь одну десятую.
– Света мало, – сказала я. – Над светом можешь поработать?
Дрюпин кивнул.
– Со светом проблем никаких, надо только пару дней… Не в этом дело.
– В чем же?
– Тут мы ничего не найдем, – сказал Дрюпин. – Я имею в виду, что выход не найдем. Здесь просто склад, только барахло. А сам комплекс гораздо больше…
– С чего ты взял? – спросила я.
Дрюпин указал пальцем.
Решетка на полу возле стены. На вентиляцию не похожа – на полу скорее слив. Поверх решетки наварены штыри – для того, видимо, чтобы ни у кого не возникло идеи в этот слив слазить.
– В полу сток, – сказал Дрюпин. – В прошлый раз, пока ты искала оружие, я промерял его длину.
– И?
– Я выпустил почти сто метров, но до конца так и не добрался. Комплекс просто огромный и старый…
– С чего ты взял, что он старый?
– Вспомни выключатели в боксах, вспомни трубы, вспомни микроволновку в столовой. Всем этим вещам лет сорок, если не больше. Комплекс старый и уже нестабильный. Я думаю, он построен в естественном разломе горных пород, возможно, в одном из отрогов Урала, и построен давно. Вполне может быть, это и не комплекс, а подземный город – раньше любили такое строить – на случай атомной войны.
Дрюпин ухмыльнулся.
– А подземные города предусматривают возможность эвакуации, – сказал он.
Что ж, логично.
Логично, вместо того чтобы бродить по этому складу бесценного барахла, попробовать проникнуть в другую часть комплекса.
– Отпилить сможешь? – спросила я. – Решетку? Прямо сейчас?
Дрюпин присел перед решеткой и стал щупать металл, сами штыри, места сварки, еще что-то, пощелкивал по железу ногтем и своими верными плоскогубцами, думал.
– Не получится отпилить, – заключил Дрюпин через минуту. – Надо попробовать оторвать.
– Чем?
Дрюпин кивнул на машины. Неплохая идея, я как-то об этом не подумала. Рядом с нами стоял тяжелый армейский транспортер, адаптированный для гражданской езды, снабженный кожаным салоном, обивкой, серебрением и всеми прочими атрибутами сложившейся жизни, Дрюпин полез в багажник, долго там возился и в конце концов достал ящик с лебедкой.
– Попробуем оторвать, – повторил он и стал устанавливать лебедку.
Тоже долго провозился, я сердилась, пока он эту лебедку устанавливает, мне лезть перехочется. А потом еще аккумулятор искал не севший. Но, конечно же, справился. Зажужжала лебедка, натянулся и зазвенел трос, затем раздался звук открываемой бутылки с газировкой, и решетка оторвалась. Она ударила в лобовое стекло старинной лакированной машины, пробила ее насквозь и угрохотала в глубь зала, и по грохоту я в очередной раз убедилась, что зал велик.
– Теперь можно лучше глубину промерить, – Дрюпин опустился на колени и осторожно посветил в трубу фонариком.
– Широкая? – спросила я.
– Да, нормальная вроде, сантиметров пятьдесят. Зачем такая…
– Вот и хорошо.
Я сбросила рюкзак и отодвинула Дрюпина в сторону.
– Ты хочешь туда… пролезть? – потрясенно спросил Дрюпин.
– Нет, я особо не хочу, могу уступить тебе.
– Да ну, что ты, я не смогу, – отмахнулся Дрюпин. – Труба там узкая, я застряну сразу, у меня плечи…
Дрюпин повел плечами. Хотела я ему сказать, что плечами он, если уж совсем честно, обижен, но не стала.
– Может, это… – он покачал головой. – Не стоит все-таки?
– Надо посмотреть, что там, – сказала я. – Вдруг что полезное.
– Не знаю…
Дрюпин с сомнением поглядел вниз.
– Надо проверить. Оружие можем найти, взрывчатку.
Дрюпин кивнул.
– Хочешь, вместе полезли.
– Я тебя лучше тут подстрахую, – сказал Дрюпин. – Так надежнее, наверное…
– Как знаешь. Решетку-то снять сможешь?
Дрюпин засунул руку в прутья, долго щупал.
– Плоскогубцы нужны…
С плоскогубцами дело пошло, Дрюпин скривился, засунул руку почти до плеча, стал пыхтеть и через минуту достал гайку.
– Туго закручено, – сообщил Дрюпин. – Все пальцы обломал.
– Давай, крути, – велела я.
Через полчаса Дрюпин справился с гайками, выстроил из них пирамидку.
– Не нравятся мне эти гайки, – сказал Дрюпин. – Не нравятся.
– Гайки как гайки…
– Зачем прикручивать гайками слив? – спросил Дрюпин. – Обычно делают не так…
– Не капай на мозг, он у меня и так со вчера распухший.
Я села на край лаза. Конечно, не очень широко, но в принципе пролезть можно. Можно даже вернуться пятясь, главное, чтобы поворотов крутых не было.
Дрюпин принялся меня экипировать. Достал из рюкзака катушку со шнуром, сказал:
– Тут сто пятьдесят метров. Каждые пять минут я буду дергать. А ты мне отвечай: один раз – все хорошо, два раза – проблемы.
– А три раза?
Дрюпин не ответил, достал фонарь, тоже светодиодный, тоже самодельный.
– Здесь часа на два, – пояснил он. – Водонепроницаемый.
– Понятно, – я взяла фонарь и почти уже сунулась в трубу, но Дрюпин удержал.
– Погоди, – схватил меня за рукав.
– Что еще?
Дрюпин вздохнул и достал из рюкзака мячик. Я сразу догадалась, что это не просто мячик, а, судя по той осторожности, с которой Дрюпин с ним обращался, бомба.
– Это туннельная бомба, – сообщил Дрюпин. – Очень полезная штука… наверное…