Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней Коняев Николай

Закончилась длившаяся целое столетие печальная ночь Валаама.

Не прошло и полувека, а прощенным оказалось «преступление» строителя Иосифа (Шарова). Теперь в царском дворце рассуждали, что коли в ходе Северной войны России удалось вернуть Валаамские острова, то восстановленный на них монастырь и является памятником этому освобождению, а значит, и всей деятельности Петра Великого.

Рассказывая о игумене Иннокентии и преподобном Германе Аляскинском, мы несколько забежали вперед и пропустили игумена Назария, без которого и не было бы, возможно, ни просветителя алеутов Германа Аляскинского, ни игумена Иннокентия… Игуменство, миновать которое, рассказывая о истории Валаамского монастыря, никак нельзя…

Глава первая

«Заботливое сердце преосвященного Гавриила, – пишет летописец монастыря, – чувствовало скорбное положение Валаамского монастыря. Желая восстановить на Валааме селение святых и тем принести Спасителю мира благоугодную жертву, в 1781 году Святитель вызвал из Саровской пустыни Тамбовской епархии иеромонаха Назария и определил его строителем в Валаамский монастырь».

Отец Назарий был великим старцем.

Говорят, что о делах мирских он и слов не знал говорить, зато когда отверзал уста, чтобы рассуждать о подвигах против страстей, о любви к добродетелям, слушающие забывали время, так услаждала их эта беседа.

Всегда слова Назария были правдивы и прямы, а порою и резки, но это не мешало его собеседникам поучаться любви и послушанию.

Смиренный сам, Назарий и других обучал смирению…

Не желая лишаться отца Назария, настоятель Саровской пустыни и преосвященный Феофил попытались представить отца Назария, как малоумного и неопытного в духовной жизни человека.

Однако хитрость эта не имела успеха.

– Пришлите скорее мне вашего глупца! – потребовал митрополит Новгородский, Высокопреосвященный Гавриил. – Умников у меня и своих хватает…

Отец Назарий принял Валаамскую обитель, когда там «был строитель, один монах, два белые священника, но и те все потонули…», а оставил монастырь с каменными, при нем отстроенными соборами, с возрожденными скитами, с братством, превышающим пятьдесят монахов.

Наверное, правильнее будет сказать, что Назарий не возродил Валаамский монастырь, а вымолил возрождение монастыря.

Еще будучи настоятелем, он порою целые недели проводил в уединенной пустыни, занимаясь молитвою и рукоделием…

«Помолимся духом, помолимся и умом, – писал отец Назарий, уже удалившись на покой. – Взойдите-ка в слова святаго Апостола Павла: хощу рещи лучше пять слов умом, нежели тысячу языком (I Кор. XIV, 15, 19). Изобразить не могу, сколько мы счастливы, что сии пять слов удостоилися говорить; что за радость! Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго. Вообразите-ка: Господи, кого я называю? Создателя, Творца всего, Кого все небесныя силы трепещутъ. Иисусе Христе, Сыне Божий! Ты ради меня кровь свою излиял, спас меня, сошел на землю… Ум и сердце собрать во едино, глаза закрыть, мысленныя очи возвести ко Господу. О, сладчайший и дражайший Господи Иисусе Христе Сыне Божий!».

Воистину – прямо из священных тайников умного делания восходят эти проникновенные, пропитанные небесным светом слова…

Отец Назарий обладал редким даром прозорливости. Без испытания узнавал он мысли, характер и склонности приходящих к нему и побуждал их к исправлению недостатков, какие прозорливо усматривал в собеседнике.

Высокопреосвященный митрополит Гавриил, которому обязан Валаам появлением на островах отца Назария, чрезвычайно ценил старца.

Наставляя переводчиков «Добротолюбия», он предписал им советоваться во всем с духовными старцами. Первым среди старцев назвал отца Назария.

– Они, – сказал тогда высокопреосвященный, – хотя и не знают, как вы греческого языка, но из опыта лучше вас понимают духовные истины, а потому правильнее могут изъяснить наставления, содержащиеся в этой книге…

По словам монастырского «Валаамского слова», «со вступлением о. Назария на святые горы полились на них радостные утренние лучи»…

И это не поэтический образ, а строгий научный факт.

При Назарии все каким-то чудесным образом устраивается на Валааме…

Перечислить все, совершенное им, невозможно, но главное дело – Монастырский устав, созданный по образцу Саровской пустыни и прижившийся на Валааме, потому что он оказался созвучным и близким древнему уставу Спасо-Преображенского монастыря…

С Уставом игумена Назария, конечно же, произошло чудо.

Назарий и предположить не мог, что привезенный им Устав окажется так близок древнему уставу монастыря.

Но именно так и случилось…

И подтверждение этому – возвращение в монастырь самых первых святых насельников Валаама, основателей монастыря: преподобных Сергия и Германа, преподобного Александра Свирского…

При Назарии начинает возрождаться почитание их в монастыре. В 1819 году имена основателей Валаама заносятся во все печатные месяцесловы.

Другое подтверждение правильности устроения возрожденной обители – приход на острова белобережских старцев. Они ведь искали место для свершения монашеских подвигов и нашли – пусть и не на долгое время! – на Валааме.

Когда белобережские старцы пришли на Валаам, Назарий уже покинул обитель, вернулся назад в Саровскую пустынь, из которой и был призван для устроения Валаама.

И тут, в этой смене духовных светильников монастыря, явно прослеживается преемственность, выстроенная, как нам кажется, самим Божиим Промыслом.

Самое начало девятнадцатого века…

Валаам…

Саровского пустынника сменяют старцы, которым суждено просиять в Оптиной пустыни…

Встреча Сарова и Оптиной на Валааме…

Воистину, свет рождает свет, светом полнится и светом изливается…

Рассказывая об игуменстве Назария, нельзя не упомянуть, что это при нем, осенью 1785 года, появился в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре тульский крестьянин Василий Васильев и смиренно попросил настоятеля дозволить пожить на острове…

Это был человек, который известен в истории нашей страны под именем прорицателя Авеля.

В «Житии и страданиях отца и монаха Авеля», глухо упоминается о бесовских искушениях инока-отшельника в Валаамском скиту, где «множество темных духов нападаше нань». Случилось то, что сам он считал божественным чудом, определившим его судьбу: «сказа ему безвестная и тайная Господь» о том, что будет впредь всему миру. «По сему ж взяли отца Авеля два духа… Буди ты новый Адам и древний отец Дадамей, и напиши яже видел еси; и скажи яже слышал еси. Но не всем скажи и не всем напиши, а токмо избранным моим и токмо святым моим; тем напиши, которые могут вместить наши словеса и наша наказания. Тем и скажи и напиши. И прочая таковая многая к нему глаголаша».

И «начаша» Авель с того времени писать, что «что кому вместно».

Как явствует из «Жития и страданий…», обретя пророческий дар, Авель покинул Валаам и отправился в новое странствие, чтобы «сказывать и проповедовать тайны Божии и судьбы его».

Через девять лет он остановится на Волге, в Костромской губернии, в Николо-Бабаевском монастыре. Именно здесь Авель написал первую из созданных им «зело престрашных» пророческих книг (всего их было три, но ни одна из них не дошла до нашего времени, бесследно исчезнув еще в XIX веке).

Помимо всего прочего в книге, составленной Авелем, с необыкновенной точностью был предсказан день и час кончины императрицы Екатерины II… Когда об этом стало известно костромскому губернатору, Авеля под конвоем отправили в Петербург.

Нет нужды пересказывать историю встреч Авеля с императрицей Екатериной Великой, императором Павлом, императором Александром I… Эти аудиенции завершались для пророка тюрьмой.

Как сказано в энциклопедии Брокгауза и Ефрона, «за свои предсказания дней и часов смерти Екатерины II и Павла I, нашествия французов и сожжения Москвы Авель многократно попадал в тюрьмы, а всего провел в заключении около 20 лет. По приказанию императора Николая I Авель был заточен в Спасо-Евфимьевский монастырь, где и умер в 1841 году».

Из послания Амвросия, митрополита Петербургского, генерал-прокурору Обольянинову от 19 марта 1800 года явствует, что монах Авель ссылался в 1798 году снова на Валаам.

Но способности к прорицанию мешали Авелю и в монастыре.

У одного из иеромонахов на Валааме пропали тогда серебряные ложки и турецкие (?) деньги. Начались поиски… Вот тогда Авель и принес вещи игумену Назарию, и заявил, что он знает похитителя, но не может назвать его имени.

Авель заявил Назарию, что истину он установил «через сонное видение».

Назарий, уже давно приглядывавшийся к загадочному монаху, решил навестить того в келье. Там он обнаружил странную книгу на непонятном языке, а в ней лист бумаги с русскими литерами.

В ответ на вопрос Назария: «Что это за книга?», Авель сказал, что ему дали ее почитать и бросился на настоятеля с криком, чтобы тот ее не брал, угрожая ему физической расправой. Но книгу эту Назарий у Авеля все же забрал и исследовал с братией. Обнаружилось, что книга «писана языком неизвестным».

Личность монаха Авеля таинственна и загадочна, как и изъятая у него книга… Упоминая о нем в истории Валаамского монастыря, обратим внимание, что на Валааме получает Авель дар предсказания, а записывает свои предсказания в Николо-Бабаевском монастыре…

Любопытно, что эта связка Валаама и Николо-Бабаевского монастыря повторится еще раз только уже в житии великого святителя Игнатия (Брянчанинова)…

Случайное совпадение? Может быть, и случайное…

Хотя есть и в предсказаниях монаха Авеля, и в святительской деятельности епископа Игнатия нечто общее… Это общее видится нам в умении обоих заглянуть вперед, в попытке их исправить роковой ход русской истории… Хотя, конечно, делал это каждый из них своим способом…

Игнатий Брянчанинов, как мы уже говорили, был не иноком Валаамского монастыря, а его благочинным. И все-таки в духовном формировании будущего святителя Валаамский монастырь без сомнения сыграл огромную роль.

Но прежде надобно рассказать о белобережских старцах.

Глава вторая

Белобережские старцы – это следующий шаг в возрождении Валаамской обители.

Пришедший сюда схимонах Феодор был учеником старца Паисия Величковского, архимандрита Молдо-Влахийских монастырей, и с его именем связано возрождение утраченных в эпоху петровских преобразований традиций старчества в русских монастырях.

Вернувшись в Россию, схимонах Феодор подвизался в различных монастырях, пока беспокойство от посетителей, нарушавших безмолвие его пустынной жизни, не понудило его перебраться в Белобережскую обитель. Настоятелем этой пустыни был Леонид, его ученик. Он устроил наставнику уединенную келью в лесу, где тот и поселился с иеросхимонахом Клеопою. Скоро к ним присоединился и сам Леонид, добровольно сложивший с себя настоятельство.

И снова слава о высокой жизни и мудрости отца Феодора распространилась окрест, и к его кельи начали стекаться посетители.

И снова утомленный столь тягостной для смиренномудрия славою отец Феодор покидает обжитую келью и уходит на север.

Новоезерский монастырь, Палеостровская пустынь, наконец, Валаам, где в скиту Всех Святых вновь было назначено встретиться белобережским отшельникам…

«Слава милосердому нашему Богу, что сподобил и меня недостойного и скверного сожительствовать со отцы моими в скиту Валаамском, – писал о. Феодор, прибыв на Валаам. – Уже теперь перед милосердым нашим Создателем и Искупителем не можем никакого извинения и оправдания принести: Он исполнил все наше желание… привел нас в место безмолвное, спокойное, от человек удаленное, молвы свобожденное. Отец Леонид определен у нас в скиту смотрителем…»

Шесть лет провели белобережские старцы на Валааме. Велико было их влияние на монастырскую жизнь, ибо многие иноки ходили к ним, чтобы воспользоваться духовным руководством.

– Батюшка! – сказал однажды отцу Феодору великий любитель безмолвия, иеромонах Варлаам, живший тогда на скиту. – Блазнюсь я на вас. Как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними… Каково есть сие дело?

– Экой ты, братец, чудак… – отвечал будущему валаамскому игумену отец Феодор. – Да я из любви к ближнему два дня пробеседую с ним на пользу душевную и пребуду несмущенным…

Иеромонах Варлаам вразумился, как говорит Житие, этим ответом «познавать различие путей смотрительных от общих».

Но далеко не все обладали подобной мудростью.

Среди братии, искавшей духовных наставлений отца Феодора и отца Леонида, был келлиарх Валаамского монастыря отец Евдоким, впоследствии ставший валаамским духовником, схимником Евфимием.

Отец Евдоким считался присным учеником настоятеля (после Назария эту должность справлял Иннокентий) и надеялся достичь духовного преуспеяния одними внешними подвигами и совершенной покорностью своему наставнику.

Внешне все выглядело благопристойно, но сам отец Евдоким не замечал в себе настоящих плодов монашеской жизни. Не приходило ни кротости, ни любви, ни слез, ни смирения. Сухость, жестокость души, зазрение всех – томили его. Он не находил покоя, порою захлестывало отчаяние, и тогда появлялись мысли о самоубийстве. «Бросься со скалы в озеро!» – нашептывал ему враг.

Вот тогда-то и обратился отец Евдоким к старцам Феодору и Леониду. И старцы, действительно, помогли, открыв, что одно только внешнее делание и телесные подвиги не ведут к преуспеянию, особенно если они, являемые другим, влекут к тщеславию, гордости и, как следствие, – к ожесточнию, осуждению и отчаянию. Поняв «смиренную науку отцов», отец Евдоким начал возрождаться, смиряться и постепенно успокоился…

«Измена» ученика чрезвычайно возмутила игумена Иннокентия. Так случилось, что это совпало с посещением Валаама министром духовных дел князем А.Н. Голицыным. Все время, пока он находился на острове, министр провел в келье у старцев, и игумена Иннокентия приказал звать туда…

Разумеется, руководствовался Иннокентий не ревностью к учительскому дару старцев, а заботой о порядке, мире монастыря. Как мы уже говорили, он исключительно много сделал для Валаама. Только за первые восемь лет его игуменства численность братии возросла почти вдвое и перевалила за сотню.

«После старца Назария, – утверждает монастырский историк, – обитель во всех отношениях цветущим своим состоянием большею частию обязана его трудам».

А сейчас помрачилось духовное зрение игумена Иннокентия… Ему показалось, что белобережские старцы специально переманивают учеников, чтобы подорвать его игуменский авторитет.

Усмотрев в их учительстве дерзкий вызов своей власти, Иннокентий пожаловался на старцев митрополиту Новгородскому и Петербургскому Амвросию. Тот поручил коневскому строителю, благочинному над монастырями Илариону исследовать это дело. В феврале 1817 года Илларион прибыл на Валаам и допросил Феодора, Леонида и Клеопу. Впоследствии он часто говорил, что ему нигде не доводилось читать того, что высказали в своих ответах простые старцы.

Нашлись у старцев, помимо Илариона, и другие могущественные защитники – министр духовных дел князь А.Н. Голицын, а также архимандриты (будущие святители) Филарет и Иннокентий.

«Митрополит с огорчением увидел, что он едва не сделал большую несправедливость. Игумен Иннокентий был вызван и встречен грозным и бесцеремонным вопросом: «что ты, старый, со мною было сделал? По твоей милости я чуть было не осудил людей, лучших нас с тобою».

Игумену велено было всячески покоить старцев в своей обители, с угрозою, что в случае жалобы он будет сменен. Старцам же передали, чтобы они были уверены в защите высшего духовного начальства.

Но опытные и смиренномудрые подвижники, знавшие человеческое сердце, не надеялись, чтобы настоятель совершенно умиротворился по отношению к ним, и, сознавая, что легче нести ненависть всего братства, нежели нерасположение настоятеля, они во избежание продолжительного греха решились оставить Валаам; и вскоре после этого, в июне 1817 года, перешли в Александро-Свирский монастырь, «считая себя отребием мира и недостойными мирнаго жилища на земле».

Именно тогда и произошла встреча белобережских старцев с крестьянским юношей Дамианом, о которой рассказывали мы в повести «Апостольский колокол».

Глава третья

Мы знаем, что духовником послушника Дамиана в Валаамском монастыре стал старец Евфимий, тот самый келлиарх Евдоким, что послужил причиной ссоры игумена Иннокентия и белобережских старцев. Через этого старца Евфимия, превращенного им из «внешнего монаха» во «внутреннего делателя», преподобному Льву предстояло воспитать и будущего игумена Валаамского монастыря Дамаскина.

Если же мы вспомним, что десять лет спустя, в 1827 году, в послушание к старцу Льву поступит в Александро-Свирском монастыре Дмитрий Брянчанинов, которому, в бытность его благочинным монастырей Санкт-Петербургской епархии, предстоит найти в 1837 году валаамского инока, способного стать игуменом монастыря, и он изберет именно Дамаскина, то остается только подивиться, как чудно устрояет Всемогущий Господь судьбы Своих избранников…

«Господь не дал жезла грешных на жребий праведного, – говорит монастырская биография Дамаскина. – Господь, видимо, благословил труды его великие… Постепенно, но неуклонно и неустанно восстанавливал игумен Дамаскин прежнее внутреннее благоустройство, сообщенное монастырю еще игуменом Назарием – старцем великой духовной опытности и мудрости. И Дамаскин достиг своей цели, привел обитель в цветущее состояние. Братство возросло, нравственные силы развились, во внутреннюю жизнь “вдохнут был божественный огонь истинного подвижничества”».

Эта лестная характеристика подтверждается цифрами и фактами. Неуклонно росла при Дамаскине численность обители.

Уже в 1852 году она составляла 172 человека.

В 1868 году – 234 человека.

В 1881 году, году кончины Дамаскина, – 263 человека.

Божьим чудом называется то, что удалось совершить игумену Дамаскину за сорок лет настоятельской деятельности.

Словно, чтобы вразумить «разбуженное декабристами» население столицы Российской империи, расцветает вблизи нее осиянный Божественным светом архипелаг…

Когда думаешь о Дамаскине, поражает, как удивительно точно удавалось ему реализовать в грубой материальности монастырского бытия самые тончайшие духовные движения, как надежно ограждал он от праздного любопытства сокровенное монашеское делание…

И тут Дамаскин шел на самые необычные решения…

Будучи сторонником пустынножительства, он сам и отменяет, как это может показаться на поверхностный взгляд, пустынножительство на Валааме во второй половине девятнадцатого века.

Тогда на Валаам из Петербурга стали совершаться пароходами пассажирские рейсы, и вместе с паломниками потянулись на пустынные доселе острова и любители всего нового и необычного. Немало докучали они пустынножителям праздными разговорами…

Вот тогда-то, чтобы спасти пустынное безмолвие, Дамаскин водворил старцев-пустынников на скитах, огражденных от праздного любопытства крепостными стенами…

«Таким образом, – пишет историк монастыря, – пустынное безмолвие на Валааме в этой идее не было уничтожено, а только лишь изменилось на образ скитско-безмолвной жизни».

Дамаскин созидал и невидимый Валаам, скликая назад из далеких веков всех прежних насельников монастыря и являя миру этот дивный, сияющий небесным светом Собор…

Однм из свидетельств успешности затеянного игуменом строительства можно считать намеренение святителя Игнатия (Брянчанинова) поселиться в Валаамском монастыре.

Намерение это осталось невыполненным, но святитель Игнатий был не единственным, кто искал пути на Валаам, уже имея за спиною гигантский опыт аскетической жизни…

Глава четвертая

6 ноября 1865 года пришел с Афона в Валаамский монастырь Антипа Святогорец…

Этот валаамский чудотворец происходил из Молдавии. Подобно многим святым, одаренный от Бога высокими духовными дарованиями, он был обделен обыкновенными способностями и был, как пишет биограф, «простоват и крайне непонятлив».

«Эта двойственность о. Антипы производила соответствующее впечатление на его сверстников. Иногда они, поражаемые проявлением в нем чего-то дивного, необычайного, падали пред ним со страхом на колени и называли его своим владыкой; иногда же ругали и били его за его простоватые выходки».

Долго не мог отец Антипа научиться грамоте. Учителя советовали ему оставить школу и обучаться какому-либо ремеслу.

– Нет, – плакал отец Антипа. – Я должен научиться читать! Если останусь неграмотным, как же я буду заниматься чтением Божественных книг?

Так и получилось.

Усердие, труд и молитва помогли овладеть книжной премудростью, и священные книги стали для отца Антипы неиссякающим источником духовного назидания и утешений…

Долгие годы подвизался отец Антипа в молдавских монастырях, а потом на Афоне…

На Святой Горе он поселился в полуразвалившейся отшельнической хижине… Хижина была совершенно пуста, только в переднем углу стояла икона Божьей Матери, покрытая копотью так, что невозможно было рассмотреть лика.

И тем не менее находка обрадовала отца Антипу.

Немедленно отправился он к знакомому иконописцу-пустыннику, иеродиакону Паисию, переселившемуся на Афон из Киева, и стал просить его промыть икону.

– Только не надо поправлять лик красками… – предупредил всех.

– Ничего не получится… – покачал головой Паисий. – Копоть в краску въелась…

Однако он внял мольбам отца Антипы и взялся за дело. И вот чудо! Стоило только протереть икону, как из многолетней тьмы выступил, сияя красками, Пречистый лик Владычицы Небесной. Образ этот прославил себя впоследствии многими благодатными знамениями.

– Она – чудотворная! – свидетельствовал о иконе отец Антипа, никогда не разлучавшийся с нею.

После упокоения старца эта икона осталась в Валаамском монастыре, в храме Преподобных отцов Сергия и Германа Валаамских Чудотворцев, на левой стороне у переднего столба, в небольшом иконостасе…

Велики были молитвенные подвиги отца Антипы на Афонской горе… Еще больше времени уделял он молитве на Валааме. Когда случалось ему быть в монастыре, предварительно, в келье, он совершал полную службу на молдавском языке.

Кроме исполнения службы по церковному уставу, отец Антипа каждый день прочитывал два акафиста Божией Матери, один – общий и другой – Ее Успению, и ежедневно полагал по триста земных поклонов с молитвою о спасении усопших. Поминовение усопших продолжалось более часа…

Все оставшееся время отец Антипа посвящал умной молитве.

– Монаха жизнь – в церкви… – говорил отец Антипа. – Дела его – монашеское правило…

В первую неделю Великого поста отец Антипа никогда не употреблял ни пищи, ни пития; в такой же строгости соблюдал он понедельник, среду и пятницу и навечерия праздников Рождества Христова и Богоявления.

Даже и в предсмертной болезни, когда от сильного жара сохло во рту, не позволял он облегчить свои страдания глотком воды.

Незадолго до кончины, в Великую субботу, отец Антипа был на Божественной литургии…

Когда причащались монахи, он взглянул из южных ворот алтаря в церковь…

– Я увидел, – рассказывал он потом ученику, – что лица некоторых причастившихся монахов сияют, как солнце… Я не знаю имен этих монахов, прежде этого я не видел их…

Можно только догадываться, что духовному зрению отца Антипы открылся на этой Божественной литургии великий Собор валаамских святых, Собор, участником которого был и сам он.

И чем ближе приближался он к смертному порогу, тем очевиднее становилось это.

– Кто у нас умер в монастыре? – спросил он, очнувшись, у своего келейника.

– Никого не умерло… – отвечал тот.

– Нет… – вздохнул отец Антипа. – Умер… Простой старик умер в церкви… Ему было трудно… Игумен велел дать воды… Не помогло… Умер…

Ученики недоумевали, полагая, что отец Антипа бредит, но утром в скит приехал духовник и подтвердил, что все так и было, как говорил лежащий на одре старец.

Отец Антипа отошел ко Господу в воскресенье 10 января 1882 года, на шестьдесят шестом году от рождения.

Святые мощи его были обретены столетие спустя, в августе 1991 года, когда расчищали место вокруг часовни Крестных страданий…

Для мощей в монастыре была устроена специальная рака с отверстием, которое открывается, чтобы можно приложиться к благоухающим мощам.

Ныне рака перенесена в нижний храм Преображенского собора и стоит с южной стороны у колонны, ближе к алтарю.

По благословению Святейшего Патриарха Алексия II старец Антипа причислен к лику местночтимых святых Русской Православной Церкви.

«Ввиду того, что сгущается мировое зло над православным народом вселенной, – пишет монастырский биограф отца Антипы. – Господь открывает забытых подвижников для утверждения веры православной и в помощь молодому поколению, перед которым поставлена задача самосохранения и распространения православного мировоззрения и благовествования святости на земле».

– Яко радугой вселенную опоясавший, от горы Афонской даже до Севернаго Афона горы Валаамской достигший, Преподобие Отче наш Антипе Примерный, дивным отцам Молдавским уподобился еси и ныне во славе горняго Валаама пребываеши, моли Христа Бога Спаса нашего, деланию иноческому нас наставити, – звучит под сводами Преображенского собора тропарь преподобному Антипе Святогорцу.

Глава пятая

Появление на Валааме Антипы Святогорца было для монастыря не только благодатным, но и символичным событием…

Валаам издавна называли Северным Афоном.

Как и Афон, Валаам расположен на островной земле, здесь так же много скитов и отшельнических келий…

Связаны острова и столетиями истории. С Афона пришел на Валаам преподобный Арсений Коневский, принес со Святой Горы образ Божией Матери, получивший название Коневской, или Голубицкой, иконы Божией Матери, ставшей покровительницей всей Ладоги и Валаама…

С поселением на Валааме Антипы окончательно утверждалось возрождение связи великих островов православия.

И не случайно, что именно тогда взаимосвязь Валаама со Святой Горой, Афоном – уделом Божией Матери на земле, получила и мистическое подтверждение…

Летом 1896 года на Валаам приехала скромная паломница – Наталья Андреевна Андреева. Она происходила из крестьянок Тверской губернии Корчевского уезда Паскинской волости, деревни Зарино, жила в Петербурге на Васильевском острове в богадельне Бруснина, что была в доме № 15 на Косой линии.

Шесть лет назад, в 1878 году, Наталья Андреевна сильно простудилась, и у нее начался острый суставный ревматизм рук и ног. Болезнь причиняла страшные страдания, больная не могла подниматься без посторонней помощи по лестнице и часто ей приходилось переползать с одной ступеньки на другую на коленях. Врачи советовали ехать на теплые воды, но где было найти деньги на такую поездку? Больная была на грани отчаяния. И вот тут-то и услышала она голос:

– Поезжай на Валаам, выздоровеешь…

Собрав последние деньги, Наталья Андреевна купила билет на Валаам, однако в последний момент засомневалась и хотела отказаться от поездки, но тут ей случилось видение…

К ее кровати с ребеночком на руках подошла окруженная чудным светом высокая женщина… Наталья Андреевна хотела дотронуться до ее одеяния из малинового бархата, но женщина отступила.

– Не плачь! – сказала она. – Спаситель по пути и Я по пути к тебе!

– Матушка! – воскликнула Наталья Андреевна. – Какая Вы красивая да хорошая! Разве Вы на Валааме живете?

– Там живу… Ты Меня увидишь на Валааме.

Наталья Андреевна попала на Валааме на закладку нового Преображенского собора.

Горячо помолилась она у раки с мощами преподобных Сергия и Германа, а уже перед отъездом зашла в Успенскую церковь.

«И только я вошла с паперти в церковь, как-то невольно взглянула в левую сторону и обомлела; ноги у меня подкосились и, если бы не лестница на хоры, я бы, наверное, упала. Причины моего испуга, волнения были изумительные: с левой колонны из золотой рамы на меня взирала Царица Небесная; и что же? В Ней я узнала ту самую Женщину, которая явилась мне во сне накануне отъезда на Валаам и ободрила меня в моем малодушии. Я не могла глаз оторвать от образа Царицы Небесной и все более убеждалась, что это она. Матушка милостивая удостоила меня своим посещением в сонном видении; я узнала Ее пресветлый лик, Ее благодатный взор и даже одеяние – все было совершенно то же самое. И Пречистого Младенца Она так же держала на руках, как я видела во сне».

Но только разглядела Наталья Андреевна явившийся ей во сне образ, раздался свисток на отходившем пароходе, и она только и успела поставить свечу перед высоко висевшим образом.

Тем не менее, вернувшись в Петербург, Наталья Андреевна почувствовала значительное облегчение в ногах и дала обещание поехать на Валаам еще раз и отслужить молебен пред иконой Богоматери.

Однако новый приезд ее оказался неудачным. Наталья Андреевна не нашла икону.

– Она же здесь находилась, в этом храме… Вот тут, с левой стороны на колонне икона Божией Матери была… Царица Небесная изображена во весь рост с Богомладенцем на руках… – спрашивала Наталья Андреевна у монахов в Успенском храме.

Монахи посоветовали обратиться к ризничному отцу Пафнутию, под наблюдением которого находились все иконы монастыря. Но и он не смог найти иконы.

– Может быть, ее отправили в Петербург в Валаамскую часовню… – сказал он. – Не помню…

Наталья Андреевна две недели искала на Валааме икону Божией Матери. Обошла все храмы, осмотрела все часовни. А, вернувшись в Петербург, сходила первым делом в Валаамскую часовню, но иконы и там не было. Тогда, на следующий год, собрав по копейке деньги, Наталья Андреевна вновь поехала на Валаам.

Со слезами горячо молилась она пред мощами Валаамских чудотворцев, умоляя помочь ей.

И вот ей приснился сон, будто ходит она внутри монастыря около упраздненной церкви Святителя Николая Чудотворца и молится Царице Небесной:

– Хоть бы еще раз увидеть тебя одним глазком, Матушка!

– Я здесь, здесь, – раздался тут голос. – Скоро разыщешь!

Испугалась Наталья Андреевна, еще горячей стала молиться. И снова раздался голос, только уже другой:

– О чем скорбишь? Что ищешь, женщина?

Обернулась Наталья Андреевна – старичок в голубой камилавке с седой бородой стоит.

– Я ищу Царицу Небесную! – сказала она.

– Подожди, найдешь!

– Как я ее найду? Отец Пафнутий три недели искал и не смог найти.