Золото Югры Дегтярев Владимир
– Пошли, пошли.
В хриплом голосе Сеньки трещинкой проскочила даже ласковость.
Макар оглянулся.
С борта шхуны как по горочке скатился Никола Сужин, подорожный грабежник, приставший к ватаге Хлыста только прошлой зимой, когда ушкуйники налаживались на Балтике шарпать датчан. За спиной Николы крепко сидел плотно набитый мешок. Макар пока ничего не понимал, а Сенька Бывалый от торопливости действа бесполезно щелкал курком пустого пистоля.
Никола Сужин махнул взглядом по Макару с Сенькой, отмахнулся от них рукой и побежал по косой линии к берегу, постоянно зачерпывая воду сапогами. Льдины, удивился Макар, не крутились, не дыбились. Над всем миром стояла некая ужасающая тишь и сильно давило в ушах.
– Уйдет, сволочь, – сказал Сенька Бывалый, – лед крепко встал, а до берега полверсты не будет. Дай мне фузею!
Макар не знал, что ответить, вцепился в фузею намертво, хотя Сенька, заметив взведенный фитиль, упрямо рвал оружие из рук Макара.
Тут по накатанному борту скатился второй человек, за ним – третий. Оба кинулись следом за Николой Сужиным, оба горбились от мешков за плечами.
Макар наконец выпустил из рук фузею. Сенька Бывалый навел ствол ружья на последнего из бегущих. Тот был всего в сотне шагов от них.
Выстрелил. Крикнул:
– Прощай, Коряга!
Коряга забил руками по льду. Лед вдруг разошелся на льдины и льдиночки. Корягу немедля утащило в темноту черной воды, и лед снова сомкнулся.
Макар зачем-то заорал в сторону корабля:
– Хлыст! Хлыст!
– Тута я! – в ответ проорал Хлыст. Он уже стоял на палубе, что клонилась к воде, спиной опирался на мачту и целился в убегающих из боевого татарского лука. С его левой руки хлестала кровь.
Стрела прошла мимо второго убегающего и едва не пробила спину Николе Сужину. Тот наддал в беге.
– Самарина я достану, я достану, – бормотал Сенька Бывалый, выцеливая второго беглеца из фузеи.
Выстрелил и – мимо. Беглецы уже промчались по слою разбитых льдин шагов триста. Из фузеи так далеко не попасть, только из лука. А лук уже выпал из рук Хлыста, и тот повалился навзничь…
Сенька Бывалый кинулся к кораблю, а Макар все смотрел, как два человека, искупавшись все же у самого берега, тот берег одолели и скрылись среди прибрежных валунов.
Из шестнадцати человек на бриге осталось теперь тринадцать. Этим числом вполне можно справиться с парусным кораблем, а вот как совладать с подлыми англами, число которых сорок человек? Да при двенадцати пушках?
Макар ел кашу, думал про два англицких корабля и еще слушал про то, что случилось на их корабле.
Хлыст лежал, до головы укутанный в матросские одеяла, нянчил порезанную руку и пьяно рассказывал Макару про последние три дня трюмной жизни. Под свою рану Хлыст выклянчил две матросские стопки самогона.
– Они намеревались уйти еще у поморов… Там, где мы медведя прикончили. Да только куда отчаливать, если денег нет. Вот и пытались проведать, где ты, Макар, цареву казну прячешь… И так и сяк вертелись…
– Это я про казну понял и дядьке Хлысту доложил! – встрял Молодший Ерошка.
– Ну, да! Ну, да! Тебе, Макар Дмитрич, мы докладать не стали, ибо ты запросто мог им денег дать, чтобы ушли…
Макар поставил пустую тарелку на пол, возле себя – не забыть протереть с песком. Согласно выругался, помянув родственников сбежавших.
– А денег, точно, я бы им отвалил, – добавил Макар. – В нашем деле, ребята, не деньги главное. А окончание работы…
– Везде оно так, – влез в разговор Рыжебородый. – Как работу сделаешь, так и получишь. Бывает, что и в лоб.
Но Макар его уже не слышал. Он шагнул в свой угол, разрыл шаболье, которым укрывал тайник. Драный рукав старого камзола капитана Ричардсона – он же тайник – лежал на месте.
– Мы ведь, Макар Дмитрич, – продолжал бормотать Хлыст, – работаем артельно, а не разбойно. Артельность – такое дело, что либо все идут на кровь, либо никто… А эти утеклецы – вишь ты, схлыздили! Решили от крови бежать с твоими деньгами. И сбегли. Правда, с золотом…
Макара прошиб озноб. С царским золотом? Утекли? А как же теперь англов бить, когда денег нет?
Макар потряс обрывок рукава. Точно, монеты там не подзвякивали. Тридцать два тяжелых, золотых арабских динария пропали. Тренькало только стекло драгоценных камней. Кому здесь – драгоценных?
Сенька Бывалый налил из особой немецкой бочки вина, которое, судя по всему, везли немецким офицерам.
– Вот, ватаман, выпей, – подал кружку Сенька, – выпей и подумай: куда они с твоим золотом здесь пойдут? Кому оно нужно? Что здесь нужно в виде денег, то есть – жратвы, так того у нас в трюме навалом. А золото здесь… тьфу и растереть. Как нам на Москве пробка от бочки…
– На эскимосов местных напорются или на ненцев… не знаю, кто нынче здесь кочует, – стал пояснять Хлыст, – а те чужих не любят. Ножи заберут, самих – зарежут… Этими же ножами.
В трюме захохотали. Хлыст поворочался и сразу заснул.
Вино немецкое согрело желудок, но попросило добавки. Макар выпил еще одну кружку.
Действительно, а кому здесь нужно золото? Здесь в цене топор да нож. Даже обычный гвоздь в цене. Ружье местные жители, наверное, пока не знают; доброе ружье, кусок свинца, да полмешка пороху им пока – не добыча. Как и золото. Золото только блестит, а не режет. Так ведь и снег – блестит, а не режет.
– Ну и ляд с ним! – громко сказал Макар, и вся ватага поняла, что обругал Макар Старинов. Золото он обругал.
Хлыст спал тихо и вдруг захрапел. К нему кинулись – нет, живой. Просто храпит во сне.
Макар увидел, как сквозь густую бороду Бывалого Сеньки проступили белые пятна.
– Ты – чего? – испуганно спросил Макар.
– На себя посмотри, – шепнул в ответ Сенька.
Шхуну качнуло. Потом еще раз, уже посильнее. А потом налетел такой шквал ветра, что даже внутри трюма завыло, заскрипело.
– Я здесь ни разу не был, – зашептал Макару Сенька, – а Хлыст лет пять назад кого-то здесь гонял. Вроде норвегов гонял. Без его разрешения сюда заплыли… Так вот, если Хлысту верить, то этот шторм на три дня. Он как раз и очистит Обскую губу ото льда и даст реке Оби спокойно нестись в океан.
– И тогда начнется наше дело, – обрадовался Макар.
Капитан Ричардсон еще в конце марта стоял в фиорде деревни Вардё и намеренно тянул время. То заставлял матросов перетаскивать бочки и короба в трюме, вроде – искал килевую остойчивость. Потом две недели надшивали паруса по краям. Считалось, что так паруса, если заледенеют, то не сломаются.
Верные капитану Ричардсону три матроса и два боцмана каждый день ходили в деревенскую таверну и законно пропивали по одному пенсу из денег графа Эссекса. Слушали местные новости.
Новостей в этом глухом углу не имелось.
А за три дня от начала апреля кто-то из деревенских прибрежных рыбаков, выпивши полкружки эля, вдруг сказал, что русские поморы прошли от Архангельска чистой водой до острова Рыбачий. Узнав новость, капитан Ричардсон накоротке переговорил с капитаном второй шхуны, Артуром Пекни. Тот только кивал головой.
На всякий случай, прождав еще три дня, первого апреля капитан Ричардсон свел команды обеих кораблей на берег и выстроил в ряд, на молитву. Здесь перед матросами вышел очень пожилой старик с книгой в руках. На нем болталась черная католическая ряса с клобуком. Ричардсон первым опустился на колени. За ним на острые, мелкие камни встали коленями сорок матросов, два боцмана и капитан Пекни.
Свой пастор, Винченто, лежал в каюте и спал мертвым сном. Он зачем-то все время спал. Заболел, видать, пастор.
Старик открыл книгу, очень тихо сказал:
– Амен!
И стал заваливаться на бок.
Старика подхватили под руки сыновья и увели с берега.
Через час две китобойных английских шхуны, изнутри до палубы забитые пушками, припасами и стынущими на Севере моряками, подняли паруса и пошли на восход солнца.
Глава двадцать восьмая
Когда Обская губа очистилась ото льда и видимость по воде стало указывать чистое солнце, Макар Старинов велел отчаливать. Отошли от острова Белый, стали входить в губу.
Не входится.
Целый день, до захода солнца, разбирались с одним прямым парусом брига и с двумя косыми. Хорошо, Бывалый Сенька знал науку про ветер. Когда он дует с моря на сушу, когда с суши на море.
К ночи наладили паруса, ветер подул с моря в Обскую губу, бриг потихоньку двинулся в глубь Сибири. Бывалый Сенька, зараза, взял в руки линек – обрезок каната – и приготовился вбивать в ушкуйников науку плавать галсами. В которой сам еле понимал. Намучились за целый день, убегая от реи, которая при смене галса неслась над палубой, как сабля громадного татарина. Но плыть против речного течения за три дня и три ночи научились…
Бриг поставили на якорь у берега, хлебнули по половине кружки самогона и завались спать – кто где. Матросский хлеб, он больно увесист и до самой корки сильно пропечен. Все зубы сломаешь, пока его одолеешь.
Ранним утром отошли от берега, держа косое направление на середину Обской губы, в сторону левого берега. Прошлись ходко. Только поменяли галс и косо пошли к правому берегу, как океан дыхнул.
Порыв ветра чуть не забросил бриг на скалы. Рыжебородый, что стоял на руле, едва удержал корабль. Бриг так и понесло вдоль правого берега. Паруса, не поставленные на прямой ход, начало полоскать. Кое-где затрещала ткань. Все кинулись выправлять снасти. Мышцы рвались от такой работы.
Макар один раз хотел исполнить команду «Тяни канат, подымай косуху!», хватанулся за канат, потянул и чуть не заорал от боли. Плечо онемело.
– Не туда потянул! – рявкнул на Макара Рыжебородый. – В обрат тянуть надобно! Больше к снастям не подходи!
Больше не подходил.
Рыжебородый, что стоял на рулевом бревне, был в команде и за шкипера. По ходу судна его слушались безответно. Как тут не послушаешься, если возле шкипера с рыжей бородой постоянно сидел Хлыст и баюкал раненую руку. Рука подживала медленно, нож задел кость. Чтобы совсем забыть про рану, надо попасть на берег, травой подлечиться…
Макар по третьему разу читал старинные лоции. Пока все, что там написано, ватагой сполнялось. И вот на пятой странице попался рисунок, похожий на косу, которой траву косят. В том месте, где у настоящей косы острие, – надпись: «Устиё Обь. 200 верст».
Макар поднял голову и сразу увидел, что бриг несет прямо на высокий берег, а вода остается по правую руку! Рыжебородый шкипер висит на рулевом рычаге, руль не поддается.
– Что делать-то? – крикнул Макар Хлысту.
Тот пытался левой рукой достать нож из ножен на левой стороне ремня.
– Канаты режь! Не все, а только парусные!
Как успели порезать канаты, да уронить паруса и возле самого крепкого берегового камня остановить бриг, об этом никогда не вспоминали.
Про смерть неминучую вспоминают, когда она вот, уже рядом, уже подталкивает под свою косу.
Три дня латали такелаж. Канаты ровно срастить – легче палец себе пришить. Но справились. Смазали канаты свиным салом пополам с ворванью и пошли в тот загиб Обской губы, что Макар увидел в лоции.
И ведь пришли! Пришли в устье Оби, туда, где огромная река начинала вливаться в непомерный по величине залив.
От радости, что увидели зелень прямо под ногами да под руками, причалили к берегу, вбили в землю кол, за него причалились. И разбежались, кто куда.
Разбежались не все. Бывалый Сенька, да напарник его – Молодший Ерошка, стали разводить костер в затинном месте. Приладили котел с водой, стали ругаться – чем бы им рыбы половить.
Река Обь в том месте текла в узком русле, будто берегла силы для рывка в широкий залив. Макар поднялся по косогору, посмотреть сверху, куда им плыть да легко ли им обойдется это плаванье.
Низкие деревья в широченной обской пойме только покрывались зеленой дымкой будущих листков, так что виделось далеко. Макар посмотрел-посмотрел, да и сел от бессилья на землю. То, что он увидел на расстоянии примерно десяти верст на юг, совсем не походило на обычные русские реки, однорусловые и прямые. Здесь у Оби русел можно насчитать и три, и пять, а уж всяких поворотов да извивов – немеряно.
По какому руслу плыть? Как, едрена суена? Как плыть, если река делает такой отчаянный поворот, что поплывешь ты назад, и как раз мимо того места, где был полчаса назад! А самое главное – как плыть бригу против быстрого и неумолимого течения реки? Течение не остановишь, не примолишь подождать, потерпеть. Мол, погоди, а мы проплывем.
Пока Макар решил так. Выйти кораблем в самое широкое русло реки и снова попробовать идти галсами. Зигзаги будут совсем короткими, но что делать? Идти-то надо…
Макару замахали, закричали. Он стал спускаться с косогора в приречный лагерь ватажников. На него внезапно пахнуло густым варевом свежей ухи! Как они рыбы натаскали, черти? Оказалось, что запасливые немцы держали у себя на корабле и рыболовные сети, достаточные по длине, чтобы перетянуть их через узкие рукава Оби.
Когда поели и прибрались полежать, Хлыст, довольный, что нашел некую лечебную травку на рану, тихо шепнул Макару:
– Видал сверху?
– Видал.
– Тут парусным кораблям делать нечего. Тут только наши ладьи смогут идти против течения или московские пузатые шнявы. Тут не парус нужен. А весло.
– Лучше двадцать весел, – сказал Макар. – Но раз весел нет, будем идти туда-сюда.
– Галсами, – подсказал Хлыст.
– Мы-то еще сможем лавировать. А как же тут будут толкаться против течения английские шхуны? Ведь увязнут в речном песке?
– Чего гадать? – Хлыст примостился полежать, поспать. – Зайдут в реку, тогда и посмотрим, как они станут вертеть кормой…
Хлыст лег, засопел носом, уснул.
Макар тоже закрыл глаза. Но не спалось. Он вспомнил собрание заговорщиков у графа Эссекса, вспомнил карту отчаянной точности, которую в гневе бросил на стол господин Эйнан. Карту турецкого адмирала Пири Рейса. При всей точности, эта карта все же могла считаться детским рисунком по сравнению с тем, что нарисовала Матушка-Природа, распределяя потоки воды по бескрайней сибирской равнине.
Все купились на эту карту. Даже сам Макар позавидовал дорогому картежному плану.
Как оказалось, все имелось на карте адмирала Пири Рейса кроме бесконечных завивов и перевивов сразу трех русел реки Оби. И если раньше у Макара голова болела – как остановить вооруженные пушками английские корабли, то теперь пусть у капитана Ричардсона болит голова: «Куда поворачивать»?
Капитан Ричардсон знал особенности входа в речные русла из океанских или морских просторов. И его китобойные шхуны имели все такелажные приспособления, чтобы вертеться на месте, вокруг огромного кита. Поэтому он ходко лавировал по обской губе, держа шхуну почти против ветра. Вторая шхуна без промедлений выполняла те же парусные маневры, то ускользая от лобового ветра, то подстраиваясь под него.
Теперь даже моряки радовались, что обрубили в Тронхейме кормовой выступ киля и подрезали рулевое перо. Иначе сейчас бы сидели посреди реки, намертво врезавшись в придонный песок.
Так шли три дня, а под утро четвертого дня вахтовый на передовой шхуне заметил огонь большого костра почти у самой воды. Подняли ото сна капитана. Ричардсон заметил, что костер как бы мигает. Так случается, если перед огнем специально машут куском материи или одеждой.
Останавливать шхуны не стали. Посадили в малую шлюпку двух гребцов, шлюпку привязали за корму передовой шхуны. Матросы на шлюпке гребли левыми веслами. Так, что лодка шла почти возле самого берега. Когда она почти поравнялась с костром, люди, что суетились возле огня, бросились в воду и зацепились за шлюпочный канат. Потом, сопя и матерясь, перевалились в шлюпку. Капитан приказал подтягивать лодку к кораблю и одновременно увеличить скорость.
Взятые на шлюпку оборванные люди оказались один литвином, другой – татарином. Одного звали Никола Сужин, другого кликали Самарин. Капитан заполучил к себе на судно двух перебежчиков из ватаги Макара Старинова.
После бутылки вина и часового разговора на двух языках да на десяти пальцах, Ричардсон твердо знал: «Впереди идет немецкий бриг с русской разбойной командой. Верховодит на корабле боярин Макарка Старинов…»
Ричардсон, знавший от графа Эссекса, что Старинова должны были еще полгода назад зарезать в тюрьме Тауэра, велел беглецам описать боярина. Описали: «Борода, усы, волосья русые»…
Так можно каждого русского описать… Но только Макар Старинов знал, что именно две китобойные английские шхуны этим летом пойдут по реке Обь. И знал – куда пойдут. И еще эти два подлых разбойника знали великую тайну, что корабли Ричардсона пойдут в Китай…
Еще капитан узнал, что на бриге настоящих моряков нет, что, кроме двадцати ружей и пяти пистолей, другого огненного боя нет. И всего на бриге – тринадцать человек.
– Куда их? – спросил про беглецов боцман.
– Дай по паре одеял, и пусть спят, где хотят. Либо в канатном ящике, либо на палубе. Лишнего места у меня на корабле – нет!
Самарин тоскливо поглядел на проплывающий вдалеке берег. А Никола Сужин ничего, не обиделся. Правда, не стал и трясти золотыми монетами, чтобы купить им место на корабле. Усмехнулся, повернулся идти за боцманом.
– Зачем русские за нами следят? – задал последний вопрос капитан Ричардсон.
– Чтобы вас убить, – был ответ Самарина.
Остановить на реке два больших корабля можно. Способов хватает. Но англицкие шхуны вооружены пушками, мало того, человек сорок имеют ружья. В любом случае – за свою жизнь будут драться все матросы. То есть остановишь шхуны, они отобьются и дальше пойдут. И могут так крепко отбиться, что в другой раз останавливать их будет некому…
Еще глодала неизвестность. Вошел Ричардсон в Обскую губу? А если вошел – где сейчас идет? Может, вон уже за тем поворотом…
Макар велел Бывалому Сеньке и Молодшему Ерошке собираться. То есть бриг пойдет дальше, а им, Сеньке да Ерошке, оставаться тут. Натаскать на самый верх обского берега сухих дров, потом дров мокрых. В сторонке припасти полкуля пороху – вдруг дождь. И как только покажутся в конце Обской губы вражеские корабли да войдут в саму реку Обь, быстро поджигать костер, пускать столб дыма, а самим прыгать в лодку с большим парусом и догонять своих.
Вооружить корабельную шлюпку большим парусом, вроде русской грузовой шнявы, придумал Хлыст. Парус на той шлюпке своей шириной мог накрыть еще три таких шлюпочных посудины.
Хлыст лодку придумал, он ее снабдил мачтой и парусом, он ее обкатал. Прямой парус на той лодке можно было тягой одного каната превратить в парус косой, важный для скорого маневра. Что и требовалось для быстрого хода по извилистой и бурной реке.
Бывалый Сенька под парусами делал когда-то набеги по Волге в Каспий, его учить не пришлось. Молодшему Ерошке отвели роль сторожевого при костре. Старый Сенька мог уснуть, веселые годы его прошли; а Ерошка только приступал к настоящему ватажному делу. Вот и пусть ночки три не поспит, приучается к разбойному ремеслу…
Первый раз остановить англов решили на «Березовом острове». Так на старинных картах Макара обозначался остров между двумя руслами реки Оби.
На пятую ночь, когда отошли уже далеко вверх по Оби, к Березовому острову и примчались на своей смешной посудине с широченным парусом ватажные доглядчики. Бывалый Сенька сообщил, что англы в устье Оби вошли ходко и тут же запутались в речных рукавах. «Сторожа» решили не ждать, когда англы распутаются среди речных дорог, а побежали нагонять своих. Вот, нагнали.
– А почему мы дыма не видели? – озлился Хлыст.
– Толку здесь от дыма нет. Здесь не токмо, что дым, здесь даже деревья стелются по земле, от ветра прячутся. Ветер здесь – бешеный.
– Да, сызнова надо здесь учиться, – встрял в разговор старших Молодший Ерошка. – Где это видано – гриб боровик стоит сам выше березы?
Старинов усмехнулся. Действительно, кого хочешь напугает такая картина – гриб выше березы. Только вот сама береза не выше колена.
– Сколько англам ходу до нас? – спросил Макар.
– Мы на шлюпке дошли сюда за сутки.
Вмешался Хлыст:
– Не про вас разговор. Сколько времени надо англам, чтобы дойти до Березового острова?
– Ну, два дня… – смело отозвался Ерошка.
– Ну, ну! Не нукай! – в голос заорал Хлыст. – Молод еще понукать, не запрягши! Думай, потом говори – сколько ден имям надо?
Хлыст совсем разозлился. Сенька Бывалый ругани не слушал, что-то вычислял на пальцах. Вычислил:
– Стало быть, они сюда прикатят через два дня, на третий.
Макар отошел в сторону брига. Тот еще три часа назад подтянули к самой земле, крепко привязали за огромный пенек сосны, чтобы носовая часть корабля твердо лежала на суше. Сейчас бриг весело качался на воде.
Так. Попались все. И русские, и англы.
– Половодье! – заорал Макар. – Талая вода сюда катит!
Глава двадцать девятая
Вода за ночь поднялась почти на сажень. Человеку встать на дно, вчерась еще бывшее берегом, да поднять руки – тогда только пальцы из воды увидишь. Так поднялась обская вода. Обь на время стала не рекой – морем.
– Ты-то, атаман, чем думал, – ругался Хлыст на Макара, когда третий раз за сутки пришлось подтягивать бриг к берегу. – Разве не знал, что Обь так разливается?
– Вся Сибирь так разливается, – кротко ответствовал Макар и перекрестился.
Хлыст сибирских окрестностей не знал и не представлял. Но как представил себе, что Онега да Ладога по весне разливаются до самой Москвы, только присвистнул.
– Вот-вот, свисти не свисти, а деваться некуда, – хохотнул Макар. – Нам вода нужна, а мы от нее бежим.
Бывалого Сеньку да Молодшего Ерошку опять отправили «сторожить». А сами два раза тягали корабль вручную. На третий раз сообразили отвязать от якоря канат и накрепко принайтовить его к огромному стволу ели, стоявшей на острове в сотне шагов от берега. Интересно, что в низинах, на островах Оби, деревья росли нормальной высоты… Потом навалились на рукояти брашпиля, вращая который, вытягивают из воды на корабль тяжеленный якорь. Теперь как бы кораблем стала ель, а якорем – корабль. Ель затряслась, заскрипела, но бриг послушно пополз по мелкой воде. Встал носом на мокрый песок, где наметили.
– Приехали, как на ярмарку! – разошелся в ругани Хлыст. – Ни сапог рыбацких, ни штанов кожаных! Надобно лезть в воду, а кем я оттуда вылезу? Евнухом турецкого гарема? Лед в воде плавает!
В это время с острова засвистели. Оказалось, что приплыли «стражники», вчерась с рассветом отправленные навстречу англам.
Докладывал Ерошка. Измотанный Сенька только поддакивал.
– … Прут по Оби англы, только хвост заворачивается. Ни об одно дерево не стукнулись… И назавтра к вечеру будут здесь.
– У них шкипер из китобоев. Умеет маневрировать среди льдин. Что ему деревья в воде!
– Так, столбы, – сообщил Макар. – Остановить их надо, братцы. Иначе с половодьем они как раз успеют до Иртыша добраться. Войдут в Иртыш, и вся наша затея – курам на смех. Иртыш течет посреди степей, лесов возле него мало. Ветру там ничего не мешает. А это значит, что ветер англы получат, какой похотят. Когда они войдут в Иртыш, вы-то можете к Уральским горам притулиться, там пару годков пожить. А мне надобно сразу свою голову царю Ивану нести.
– Хлыст снова стал ругаться насчет рыболовных одеж. Те одежи шились да клеились из рыбьей да тюленьей кожи. В такой одеже сам морской черт тебе не брат.
– А тебе зачем в воду лезть? – спросил Макар. – Сиди на берегу, хвали весну, что снова солнышко увидел.
– А затем мне в воду лезть, – взвился Хлыст, – что ежелив мы артельно подписались на это дело, то либо артельно сгинем под англами, либо артельно свои башки понесем царю Ивану! Дай ему Бог радости и молитвы, мереметь каракай баши!
Бывалый Сенька поднял голову, шепнул Макару:
– Ушкуйный перемет хочет ставить…
«Ушкуйный перемет» можно ставить на волжских протоках. Можно ставить на Дону, на Днепре. Особенно хорошо это подлое дело работается при теплой речной воде, да силами пары сотен головорезов. Поставить в полную воду на Оби, по весне, ушкуйный перемет мог решиться только пьяный или сумасшедший. Тем паче что людей, годных для дела, всего тринадцать.
Хлыст решил ставить свое тайное оружие, будучи только малость выпивши.
Тут как раз сгодились шведские лучковые пилы, да десяток топоров, купленных Макаром за огромные деньги. Валили деревья не подряд, а только ели да осины. Их легче всего валить. Березы решили рубить маленькие и пустить на переплетное дело – стволы осин переплетать намертво. Отдельно, чуть ли не полдня, валили пилами да топорами главное оружие – четыре столетних лиственницы. Завалили, обрезали тонкие верхушки, а концы стволов затесали под колья.
Посреди рубки пришлось все бросить и спасать Меньшого Ерошку. Тот поставил в мутную воду сеть, хотя его отговаривали, ибо в половодье и щука постится. Да Меньшой не послушался, сеть все же протянул саженей на десять, по косой линии к течению. Часа через три поехал на шлюпке сеть вынимать – и тут же очутился в воде. И заорал. Макар оглянулся. Шлюпка плавала верх дном, а в сети билась хвостом рыба неимоверных размеров.
Ватага похватала топоры, благо, что дело случилось на мелководье. Кое-как оглушили рыбину да вытащили на сухой берег перепуганного Ерошку и полную воды шлюпку.
Хлыст нарочно лег рядом с рыбиной. В длину получилось один в один.
– Осетр, – сказал Макар. – Видать, в гости к англам плыл, да ты ему повстречался, Ерошка. Он тебя не узнал. Богатым будешь.
Бывалый Сенька взялся разделать рыбину, наварить ухи, нажарить мяса, а ватага принялась мотать канаты. Свободных канатов на бриге оказалось мало, Макар решил снять такелаж. Дело такелажное тяжкое, да больно выгода светила крупная.
Вместо того чтобы поблагодарить за разрешение использовать в деле такелаж, Хлыст с топором пошел на Макара.
– Я лучше у тебя жилы вытяну, чем вытянем с корабля рабочий такелаж!
– Извини, Хлыст, – кратко сказал Макар, оглядывая испуганных ватажников, – затемнение нашло. По весне. – И как заорал: – Резать на ремни амуницию!
Народ кинулся с тесаками резать немецкую армейскую форму, что кучей лежала в трюме. Материал оказался так себе, просто сам в руках рвался, но как вязочный материал – годился. Резать пехотные штаны да куртки на матерчатые ремни легко, много тяжельче эти ремни связывать между собой. Но связали, ибо надобность поджимала.
На все про все, для строительства ушкуйного перемета набралось двести саженей вязочного материала.
Хватит.
Утром стали собирать перемет. Разложили на берегу осиновые столбы. Разложили так, чтобы расстояние между ними составляло сажень. Посередке каждого осиного ствола выстрогали топорами пазы, куда вязалась веревка. Получился как бы забор, только в середине нашитый на веревку. В центре, на расстоянии аршина друг от друга накрепко привязали восемь заостренных лиственниц. А к ним, только снизу, навязали елей да берез. Внизу, к елям, обрывками веревок принайтовили три десятка крупных камней.
Вот когда бы пригодилась рыбачья одежа! Надо сооружение тягать в воду, а деревья цепляются в воде ветками за дно, да за старые пеньки. Можно бы вытянуть перемет поперек реки, зацепив за бриг, да только великоват бриг для такого дела. Тут как раз бы подошли ушкуйные ладьи или струги. Да нет их-то.
Вдосталь наматерившись, потом на коленях попросив у артели прощения за матерность и пообещавши, что Макар каждому нальет самогонного вина за его счет, Хлыст согнал уставших людей валить еще деревья, чтобы связать плоты.
Два плота решили дело. Ушкуйный перемет легко потянулся за ними, по мере увеличения глубины воды вставая вертикально. Уже ближе к вечеру оба конца перемета привязали за крепкие, столетние ели и вернулись на Березовый остров.
Солнце садилось. Макар приложил ладонь ко лбу и долго смотрел на воровское изобретение. Как из преисподней кто подсказал… Издали казалось, что по краям широкого русла реки образовался затор из деревьев, каких река катила много в период половодья. А вот на самой середке Оби, где как бы есть фарватер, течение от деревьев чистое. Видать, тут самое глубокое место, река здесь свободна. Любой шкипер направит корабль туда…
В тот вечер капитан Ричардсон решил сам постоять за рулевым колесом шхуны. Рулевого послал в камбуз, сварить капитану грога. Подшкипер сидел под рындовым фонарем и ругался черными словами по-валлийски, разглядывая копию карты Пири Рейса.
– Чего лаешься? – крикнул ему капитан. – По этим картам плавал еще капитан Колумб! Неужели мы не проплывем?
Подшкипер опять выругался.
Матрос в бочке, что принайтована к верху грот-мачты, предупреждающе крикнул сверху.
Капитан глотнул горячего грогу, только потом спросил:
– Что?
– Вроде залом из деревьев! Триста ярдов по курсу!
Солнце уже садилось, огромное, кроваво-красное. Но косой солнечный свет помог Ричардсону хорошо разглядеть то, о чем кричал «бочковой» матрос. В половодье и не такие переплетенья дерев случаются. Даже на Темзе. Обычно деревья цепляются за береговые подтопленные коряги и кусты. Фарватер обычно от деревьев чист.
И сейчас отчетливо было видать, что фарватер чист. Тридцать ярдов чистой воды посередине реки – разве не удача?
Капитан Ричардсон скомандовал перемену галса. За пятьдесят ярдов шхуна скрипнула всем корпусом, косо приняла встречный ветер и рванулась в чистый от залома проход.
Почти сразу раздался нехороший треск, будто огромным тупым топором ударили в доску. Нос шхуны поднялся дыбом и медленно осел.
Корабль капитана Ричардсона встал, дрожа корпусом, как лошадь после гандикапа.
Вторая шхуна, в точности повторявшая маневры первой, переменив галс, не успела отвернуть от внезапно вставшего на дыбы корабля Ричардсона. Зацепив носовой частью за корму попавшей в «ушкуйный перемет» шхуны, капитан Артур Пекни отчаянно вывернул рулевое колесо вправо, стараясь отвести свой корабль от корабля Ричардсона. И тут же врезался в нагромождение деревьев в воде. Обе шхуны под напором течения сошлись бортами и сцепились такелажем.
Из трюма первой шхуны медленно поднялся боцман, постукал по палубе боцманской тростью, медленно оглядел окрестности. Потом повернулся лицом к капитану:
– Два специально заостренных бревна на фут торчат в трюме. Течение их сильно водит. Бревна начинают ломать обшивку. Вода в трюме уже поднялась на фут.
В люке около сапог боцмана появилась голова перебежчика Николы Сужина.
– Ушкуйный перемет! – крикнул он капитану.
Ричардсон крика не понял, но боцману сказал:
– Этих двоих ставь на помпу. Пусть работают, как рабы, но воду в трюме – держать на малом уровне. Готовь матросов и пилы. Отпилить колья в трюме! Готовьтесь заводить пластырь! Плотника на вахту – забивать пробоины в днище!
Подошел к краю капитанской надстройки и оказался почти лицом к лицу с капитаном второй шхуны Артуром Пекни.
– Выламывайся из ловушки, цепляй нас на канат и отходи назад на сорок ярдов. Будешь нас тащить. По течению тащить легко. К утру мы управимся, заделаем проломы и пойдем дальше, согласно плану…
Капитан Пекни отдал честь и собрался идти распоряжаться. Ричардсон его остановил:
– Вон тот остров, в трехстах ярдах… Хоть там и лес густой, но мне кажется, что я вижу мачту. Тебе удобнее стрелять в ту сторону. Три пушки поставь на палубу и кинь на остров пару десятков ядер. Если там что зашевелится, пали непрерывно, на полный убой… Всего, что шевелится. Подожди уходить! Вели своему боцману поднять английский флаг! И я – прикажу… А то крадемся как крысы…
– Крысы по воде не ходят, – возразил Артур Пекни.
– Как крысы по земле, которая через год будет уже наша! – упрямо досказал капитан Ричардсон.
Через половину часа над грот-мачтами обеих шхун весело завились по ветру английские флаги.
Глава тридцатая
– А теперь – что? – спросил Макар у Хлыста.
Тот сидел на широком суку толстой, старой сосны и разглядывал действо англов после попадания в ушкуйный перемет.
Читать бесплатно другие книги:
