Устроители Святой Руси Коняев Николай

7

– Мне больно об этом рассказывать… – говорит Любовь Васильевна. – Больно думать… Я до сих пор не могу понять – зачем? Если перед тобою враг, убей… Но зачем мучить? Чего этим чеченцам от этого? Сломать человека? Уничтожить его как человека?

Конечно же сломать…

Конечно же уничтожить…

Это совершенно ясно, хотя и не постижимо для православного человека.

Не постижимо и другое…

Представьте себе на минуту, что вы приезжаете в русскую деревню и видите, что посреди села сделана земляная тюрьма, в которой содержат украденных из Москвы или Петербурга чеченцев, и по вечерам местные мужики отстреливают этим чеченцам пальцы, отпиливают головы…

Как вы поведете себя?

И как вели себя соседи Руслана Хайхороева, которые формально не участвовали в его зверствах?

Пытались они остановить выродка? Жаловались властям на его произвол? Или вообще, протестовали хоть как-то?

Нет, нет и нет…

Они отлично знали, что Хайхороев торгует людьми, знали и об изуверских пытках, которым подвергает он свои жертвы…

Ведь это же невозможно было скрыть от односельчан!

«А этого и не скрывал никто… – говорит Любовь Васильевна. – Никаких нет секретов там. Там родственники все… И когда я слышу, что надо пожалеть мирную чеченскую женщину, я спрашиваю, а зачем мне жалеть ее, если она неделями не кормила наших детей, которые у нее в подвале сидели?!

Она что, не могла им кусок лепешки дать?

Что мне жалеть этих чеченских детей, которые измывались над нашими ребятами?! Пленные, которым удалось освободиться, рассказывают, что чеченские дети и стрелять на них учились, и палками их насмерть забивали…

Почему я должна жалеть эту нелюдь?

Мы говорим, что есть боевики и есть мирное население…

Но ведь издевались над пленными не только боевики… Но деньги из солдатских матерей тянули не только боевики…

Нет… Я другой такой нации не знаю. Я все-таки считаю, что не имеют они права жить рядом с нормальными людьми… Николай Михайлович, вот говорят о правах человека, а почему не говорят о правах русских…

Разве наши русские дети не имели права на жизнь?»

Я привожу без купюр этот записанный на магнитофон монолог Любови Васильевны, потому что сквозь боль выплескивается здесь то, что не способно воспринять наше, базирующееся на принципах гуманизма сознание.

Гуманизм, как известно, перенял все идеалы христианства, но при этом резко ограничил пространство, отведенное в нашей жизни для Бога, а атеистический гуманизм, который насаждался советской школой, обходился и вообще без упоминания Высших Сил.

Пока наше общество сохраняло стабильность, подобный гуманизм поддерживал общественную нравственность… Но эти бумажные конструкции не устояли и не могли устоять под тяжестью хаоса и безвременья.

Основанные на советско-атеистическом гуманизме ссылки на особую ментальность горных народов нелепы, как и попытки романтизировать средствами кинематографа джигитов, захватывающих в заложники беременных женщин, борцов за свободу, занимающихся торговлей людьми…

– Чечня – это черная дыра, в которую может провалиться вся Россия… – говорит Любовь Васильевна Родионова.

Тут она не права.

Россия никуда не провалится.

Для того чтобы не случилось этого, и совершил ее сын свой подвиг.

Это Евгений Родионов и такие, как он, заслонили своими жизнями черную дыру чеченского зла, как некогда Александр Матросов закрыл своей грудью амбразуру немецкого дота.

Евгений Родионов – преодоление кризиса гуманизма. Его судьба указывает путь, на котором может быть преодолен этот кризис. Путь этот единственен. Это путь возвращения нашего мира, в котором не оставлено было места Богу, к Богу…

8

17 апреля 1996 года в газете «Комсомольская правда» были напечатаны дневники, изъятые у убитого чеченского бандита…

«Русские собаки воевать не умеют. Солдаты щенки. Командиры тупые свиньи. Мы их рэжем. Мы волки. Рэжем их поганое стадо…

Сегодня убил первого русского. Он кричал. Я ему все обрезал. Пусть его Бог теперь все приделает…

Денег не привезли. Еда нет. Шамиль злой. Нада больше убивать.

Меняли трупы русских на боезапас. Взяли патрона и гранаты. Мало.

Сайхан ругался. Русские разбили село. В дом попал снаряд. Много пропало добра. У него было много. Взял в Грозном у русских. Все пропало.

Нас воевал спецназ. Еле ушли…

Ночью ходили на пост. Привели с собой пять русских. Хотели обменять на деньги. Убили ножом…»

Мы привели эти дневники, чтобы показать, в руках каких выродков оказались преданные своими командирами восемнадцатилетние русские мальчики.

В ночь на 22 апреля в районе села Гехи-Чу во время ракетного обстрела погиб президент самопровозглашенной республики Ичкерия Джахар Дудаев. Как должны были чеченские бандиты в бессильной злобе издеваться над беззащитными мальчишками в те дни…

Чеченцы избивали их, подвешивая к дыбе в углу подвала. Бетонный пол под дыбой почернел от мальчишеской крови.

«Женя три с половиной месяца находился в плену, – рассказывает Любовь Васильевна Родионова. – Я знаю, он ждал, он надеялся, что его не оставят, его просто не могут оставить, что его освободят и что все это кончится, только он оказался никому не нужен. К сожалению, и не он один. Плен испокон веков считался самым страшным, что может случиться с человеком. Плен – это неволя, это издевательства. Жизнь показала, что чеченский плен – это самое страшное, самое нечеловеческое, изуверское, что вообще может быть на свете».

Проста и обыкновенна короткая биография Евгения Родионова.

Рос он крепким и здоровым ребенком. В школе учился хорошо, когда закончил девятый класс, пошел работать…

Его мать, Любовь Васильевна, перебирает события короткой жизни сына и как бы пытается различить то, что отличало Евгения от других сверстников.

Она рассказывает о чувстве опасности, которое не покидало ее долгое время после того, как родился Евгений. Потом все забылось, и вспомнилось через девятнадцать лет…

Она рассказывает, что хотя и рос мальчик здоровым и крепким, но он долго не начинал ходить, и, забеспокоившись, Любовь Васильевна решила его крестить. Через месяц Евгений пошел, пошел твердо, уверенно, не спеша…

Удивляла Любовь Васильевну и наблюдательность Евгения.

Он обращал внимание на то, на что никогда никто не обратил бы внимания.

«Я помню, – говорит Любовь Васильевна, – я взяла его с собой в лес, было жаркое хорошее лето. Лес у нас был рядом. Он стоял на тропинке среди высокого папоротника. Я спряталась, и думала, что сейчас он начнет меня искать, проявит какое-то беспокойство. Тишина. Потом я выглянула, и с удивлением обнаружила, что мой ребенок даже забыл, что рядом мама, – он так увлеченно разглядывал папоротник, по которому ползали разные букашечки, и с такой радостью на все это смотрел; и потом, по жизни, каждую травинку он как-то видел особенно. Мне это не дано. Я могу идти по тропинке и машинально срывать растущую на обочине траву, листики, веточки, не замечая этого. Он никогда этого не делал, всегда говорил: “Мама, тебе руки надо завязать”».

Очень скоро, однако, Любовь Васильевна обнаружила, что при всей тихости, незаметности сын обладает достаточно твердым характером.

В одиннадцать лет он вернулся с летних каникул с крестиком на шее.

– Женя, что это? – спросила Любовь Васильевна.

– Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и это мне дали.

– Женя, сними, ты что, над тобой будут смеяться.

Сын промолчал, но крестика не снял.

Не снял Евгений Родионов креста и тогда, когда его истязали озверевшие чеченские бандиты.

В двадцатых числах мая, когда федеральные войска подошли к Бамуту, Руслан Хайхороев потребовал, чтобы Евгений, если хочет остаться в живых, снял с себя нательный крест и согласился принять мусульманство.

– Ты крепкий парень! – сказал он. – Переходи на нашу сторону и, когда мы победим федералов, вернешься домой!

Евгений отказался снять крест, и озверевший бандит отпилил ему голову.

Случилось это на сотый день плена Евгения, 23 мая 1996 года.

Евгению исполнилось в тот день девятнадцать лет…

Иногда, когда заходит разговор о новом мученике за Христа воине Евгении, приходится слышать, дескать, Ельцин, разумеется, сволочь, а чеченцы – звери…

Но зачем, спрашивается, Евгений Родионов пожертвовал своей молодой жизнью, чего он добился этим, чего хотел доказать? Может быть, разумнее было бы пойти на компромисс?

Эти рассуждения свидетельствуют только о болезни, поразившей наше общество, о том духовном опустошении, которое вызывает она в людях, когда патриотические идеи оказываются не нужными даже на уровне государства, когда самые главные национальные мысли так и не выражены нашей литературой.

И мы должны ясно понимать, что ничего бы не достиг Евгений Родионов, совершив предательство. На том краю, где оказалась наша страна и наш народ, гибельны любые компромиссы.

Ну а во-вторых, – и это самое главное! – совершенный подвиг никогда не бывает напрасным. Может быть, никто, ни генералы, ни подразделения прекрасно обученного спецназа не сделали на этой войне для России больше, чем солдат Евгений Родионов…

Действительно… Его предало московское правительство, пославшее необученных мальчишек на эту войну.

Его предали нерадивые командиры, пославшие его прямо в руки чеченских бандитов.

Только он не предал никого.

И это самое простое и самое необходимое, что необходимо понять нам. Мы не можем предавать нашу Родину. Это как самая главная буква азбуки, без которой нам не записать ничего…

И этому Евгений Родионов и учит всех нас…

Он переступил и через свой страх, и через свои обиды, и одержал победу, которая дается труднее всего…

Он одержал победу, которую должен одержать в себе каждый человек, если желает спасения и своей Родины, и своего собственного…

Девятнадцатилетний Евгений Родионов прошел через немыслимые мучения, но не отрекся от православной веры, а утвердил ее своей мученической кончиной.

Он доказал, что еще живо православие, что еще и сейчас, после стольких десятилетий свирепого атеизма, после стольких лет безудержного демократического разврата, способна Россия, как и в прежние времена, рождать исповедников и мучеников за Христа, и значит, она непобедима, как бы ни предавали ее…

Дивным образом вся жизнь невоцерковленного Евгения Родионова оказалась сопряжена с церковным календарем, а главные даты последних месяцев жизни точно расписаны по Господним праздникам…

12 июня 1995, в Духов день, пришла повестка в армию.

25 июня 1995 года, когда Евгений уходил в армию, была Неделя Всех Cвятых, в земле Российской просиявших…

Командировали солдата Родионова в Ингушетию в день отдания праздника Рождества Христова, а прибыл он в воинскую часть 2038 Назранского погранотряда в селе Галашки в праздник Обрезания Господня.

14 февраля 1996 года, когда бандиты захватили Евгения в плен, было предпразднество Сретения Господня…

Мы уже упоминали, что 23 мая 1996 года, когда озверевшие чеченцы отпилили ему голову, Евгению исполнилось девятнадцать лет.

Едва ли это совпадение случайно.

Руслан Хайхороев видел документы своего пленника. На день рождения он и принес страшную смерть в подарок русскому солдату, отказавшемуся снять с себя крест…

Но, как известно, Бог поругаем не бывает…

В 1996 году 23 мая выпало на Вознесение Господне.

Рожденный для земной жизни на четвертый день празднования Вознесения Господня, 23 мая 1977 года, мученик за Христа Евгений родился для вечной жизни в этот великий для христиан день.

9

Считается, что на следующий день после убийства Евгения Родионова Бамут был взят российскими войсками…

Это не совсем верно.

24 мая 1996 года наши войска стояли на окраине Бамута, а потом снялись и ушли.

«Если кто вам скажет, что мы брали Бамут, не верьте… – говорит Любовь Васильевна. – Это ракетные стратегические шахты. Как их возьмешь… Там несколько уровней под землей… Наверху можно ходить, можно и флаг повесить, а они внизу сидят и их не выкурить никак… Разве только какими-нибудь вакуумными бомбами, но наши на это не шли, то ли денег не было, то ли гуманизм не позволял»…

Но есть и другое объяснение.

15 апреля 1996 года, в преддверие выборов Бориса Ельцина, начался «поэтапный вывод войск из Чечни».

Возможно, это мероприятие кремлевских имиджмейкеров и имел в виду чеченский бандит, когда записывал в дневнике: «Сайхан сказал, что скоро будет хорошо. Скоро мы купим всех начальников. Они не дадут своим солдатам воевать, и мы всех убьем».

И убивали.

Убивали жестоко и подло, как и Евгения Родионова.

Любовь Васильевна рассказывает, что в середине апреля, как раз накануне Пасхи, были распяты двенадцать русских солдат, и до сих пор никто не знает их имен…

– А вы это слышали или сами видели?

– Конечно, видела… Мы ведь там, когда услышим что, сразу туда и шли…

– Их живыми распяли?

– Я думаю, да… Чеченцы же не будут с мертвыми возиться. И этот факт до сих пор не расследован. Никто не выяснил, кто это сделал, хотя все, и администрация президента тоже, знают об этом факте…

И все это напрямую сопрягалось с кампанией – «Голосуй или проиграешь!» – выборов Ельцина на второй срок.

– Я поеду в Чечню, но когда – это секрет! – сказал Ельцин, выступая в Ярославле. – Вы что же хотите, чтобы я сказал и там подготовились, да? Вот сам подготовлюсь и поеду.

И он поехал…

Охрана Ельцина сумела найти тогда воистину гениальное по своей подловатой хитроумности решение… Чтобы обеспечить безопасность Ельцина в Чечне, решено было заманить руководство мятежной Ичкерии в Москву.

А чтобы заманить руководство мятежной Ичкерии в Москву, и надо было срочно свернуть все боевые действия в Чечне, и в том числе и под Бамутом, что и было сделано.

27 мая в Москву на переговоры с Ельциным прилетели Зелимхан Яндарбиев, Ахмед Закаев и другие чеченские политики и боевики. Оставив их в Москве как заложников, Ельцин вылетел в Грозный, чтобы на броне БТРа (фирменный знак президентских имиджмейкеров!) подписать указ, сокращавший солдатам, воевавшим в Чечне, службу в армии до полутора лет.

Ни те двенадцать распятых у селения Горского солдат, ни Евгений Родионов, ни Александр Железнов, ни Андрей Трусов, ни Игорь Яковлев под этот указ президента не подпадали.

Впрочем, ведь и не ради их спасения приезжал Ельцин в Чечню.

На выборах 16 июня ему удалось, как сосчитала избирательная комиссия, опередить на два с половиной процента Геннадия Зюганова. Третье место – занял Александр Лебедь, который уже через день был назначен Ельциным секретарем Совета безопасности.

Крутые, крутые закрутились тогда дела.

По Кремлю с коробками из-под ксероксов, набитыми долларами, бегали «птенцы гнезда Бориса», в газетах высчитывали, сколько должно весить полмиллиона долларов…

Оказалось, немного.

Чуть меньше пяти килограммов.

Так что у помощников президента не такая уж и тяжелая работа была.

И все равно Ельцина выбрали, и Лебедь отправился в Чечню подписывать печально-знаменитые Хасавьюртовскую капитуляцию.

«Вы вдумайтесь, Николай Михайлович… – рассказывает Любовь Васильевна Родионова. – Я простая русская женщина. Я никогда не стояла на коленях перед боевиками. Я понимала, что, стой перед ними на коленях, валяйся в пыли, волосы на себе рви, они все равно не помогут… И доставлять им радость любоваться моим унижением я не хотела…

А перед Лебедем я встала на колени. В присутствии восьмидесяти матерей и офицеров, я руки ему целовала.

Я в ужасе была, что он уведет войска, а я-то останусь… На кого?! На кого он меня бросает… Ширвани Басаев к тому времени уже сломал мне позвонок. Боль была невыносимая. Я задыхалась от кашля… Я уже везде была, и никакой известности не было… Я погибала от неизвестности…

И вот он меня бросает, и всех матерей, которые искали тогда своих мальчиков…

– Александр Иванович, – попросила я. – Миленький! Включи в договор пункт о пленных. Пусть они вернут нам наших детей, живых, мертвых, но вернут…

Почему они затребовали полторы тысячи своих и всех им вернули, с Крестов, какие сроки у них были, у киллеров, у заказных убийц… И им всех вернули, согласно этому договору…

А про наших пленных ребят он ни строчки не включил в договор…

– Потребуй от них, – просила я, – пусть вернут! Пожалей ты нас, Александр Иванович»…

И Лебедь поднял меня с колен.

– Ты не волнуйся, мать… – сказал он. – Мы выведем войска. И они вам ваших детей приведут сами. Но сейчас мы не можем настаивать. Мы сейчас с Ельциным рады любой договор заключить…

А потом три года спустя он приехал в Подольск получать золотую медаль как лучший пушкинист России. Вы помните этот позор нашей продажной, подлой интеллигенции, которая вручала ему эту медаль?

Я поехала.

Я ударила и ни один раз…

Я хотела, чтобы ему за всех наших матерей, которых он в Чечне бросил, досталось.

На меня его охранники набросились. И вот один из них сказал мне страшные слова.

– Сколько, – говорит, – тебе за это заплатили?

И ему ответила…

– Ты спроси у своего хозяина, сколько ему заплатили, что он зад чеченцам подставил. А мне заплатили… Да… Я до сих пор хлебаю слезы и кровь»…

10

Сейчас говорят, что тогда, остановив войну, удалось сохранить многие жизни солдат…

Это ложь.

Вспомним еще одну запись из дневника убитого чеченского бандита:

«Аллах велик. Он помогает своим муджахедам. Солдат заставили уйти. Нам привезли деньги, еду и боезапас. Снова убивали неверных псов…»

Да, они убивали.

В Москве и Волгодонске, в Дагестане и Ставрополье…

Как говорит Любовь Васильевна, когда заключались Хасавьюртовские соглашения, было такое ощущение, что все садятся на плот и стараются уплыть, бросая раненых, убитых, родных, матерей, только чтобы спастись самим.

Ничего страшнее, чем то бегство из Чечни, Любовь Васильевна не видела…

«Если б я не была там, если б я не понимала разумом своим, что все это бред, причем бред совершенно нездоровых и нерусских людей, то я бы, может быть, и поверила… – говорит она. – Но я все видела своими глазами. Нам не от кого и незачем было убегать. Все было наше. Грозный был наш. Наше командование само в августе позволило полевым командирам войти в Грозный.

– А вы тогда были там…

– Да, конечно… Это офицеры менялись. Они приезжали на два-три месяца, а матери – нет. Я десять месяцев провела в Чечне, день в день. Я прилетала сюда на четыре дня, чтобы продать квартиру, и снова назад…

– Какую квартиру?

– Эту… Она была заложена… И осталась она у меня только потому, что в газете «Завтра» дали объявление, и люди приносили по десять, по двадцать рублей… Еще монастырь Иоанна Богослова помог… А речь шла о четырех тысячах долларов… В принципе, это было очень дешево. Можно сказать, что чеченцы меня пожалели…

Страшными кругами чеченского ада прошла мать Евгения Родионова в поисках сына.

В чеченских аулах чеченские дети кидали в нее камни, чеченские женщины и старики кричали на нее, угрожая убить.

У Любови Васильевны сохранилась фотография, на которой ей удалось в селении Горском сняться в группе людей, окруживших Хаттаба. Как это удалось ей, Любовь Васильевна не понимает и сама, но эта фотография и стала для нее пропуском в Чечне.

Но и с этим пропуском бандиты взяли Любовь Васильевну в заложницы. Вместе с отцом солдата Сережи – Александром она попала в плен к брату Басаева – Ширвани…

– Вас взяли в плен?!

– Ну они сказали, что мы из ФСБ… А какие мы фээсбэшники? Нас же все знали там… Мы ходили там столько месяцев. Ну вот сломали ребра, позвонок… Почки отбили… А Сашу расстреляли. У него трое своих детей в Йошкар-Оле, а Сережа был приемным… И вот все остались сиротами… И мы смогли забрать тело Саши только два месяца спустя.

Смертельно уставшая, изувеченная, Любовь Васильевна Родионова продолжала свое восхождение кругами чеченского ада…

«Я приехала туда зимой, в зимнем пальто и сапогах… Наступило лето… А мне одеть нечего… Я ведь не могла поехать домой, переодеться… И я не одна была такая… Таких матерей много было тогда в Чечне… О нас, как о людях, там не думали не только боевики, но и наши… Никто не спросил, ну как ты там, мать… Как ты живешь там…»

Я слушал Любовь Васильевну и думал, что как ни страшен ее путь, но он был попущен, чтобы увидеть, чему противостоял ее сын…

Только в сентябре на скачках, устроенных чеченцами в честь победы над русскими, Любовь Васильевна узнала от Руслана Хайхороева, что ее сын убит.[62]

Победитель был по-чеченски великодушен.

Чеченский джигит согласился за четыре тысячи долларов отдать несчастной женщине тело замученного им Евгения Родионова. Любовь Васильевна заложила свою квартиру в подмосковном поселке, привезла Хайхороеву в Бамут деньги, и он показал воронку, в пойме реки, где были закопаны убитые им русские ребята.

«Была уже ночь, когда я с саперами украдкой при свете фар армейского “Урала” раскапывала яму, в которую бросили тела четверых ребят. Я стояла и только молилась, чтобы среди них не было Жени. Я не могла, не хотела верить, что его убили. Доставали останки – одного, потом другого. Я уже узнала его сапоги, стоптанные так, как снашивал только он, но все говорила: “Я не поверю, если не найдете жениного крестика”. И когда кто-то крикнул: “Крестик, крестик!” – я потеряла сознание».

Мы уже говорили, что в одиннадцать лет Евгений Родионов вернулся с летних каникул у бабушки с крестиком на шее.

– Женя, что это? – спросила Любовь Васильевна.

– Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и это мне дали.

– Женя, сними, ты что, над тобой будут смеяться.

Сын промолчал, но крестика не снял.

Он не снимал его с себя никогда.

Когда подняли из воронки в Бамуте его обезглавленное тело, крестик по-прежнему был на нем. Обезглавленный Евгений прижимал его мертвыми руками к груди…

Этот Крест Евгения Родионова хранится теперь в алтаре церкви Николы в Пыжах…

– Вот Женя в Новороссийске… – перебирая фотографии, говорит Любовь Васильевна. – Это он с компанией друзей… Смотрите, кто с крестиком… Он крестик не снимал никогда… А вот фотография Евгения в Калининграде…

Любовь Васильевна показывает фотографию, с которой Евгений Родионов в лихо надвинутой козырьком на глаза фуражке, в гимнастерке с погонами «ПВ» – пограничные войска – весело смотрит на нас. Гимнастерка расстегнута и видно веревочку крестика на груди…

– А это… – голос Любови Васильевны срывается. – А потом он таким стал…

Мне и самому нелегко смотреть на эту фотографию.

Пустырь…

Вдалеке какой-то забор или барак…

На пустой земле пустыря на коленях стоит Любовь Васильевна…

Перед нею обернутые в целлофан пакеты. Это то, что выкупила Любовь Васильевна у боевиков, продав свою квартиру…

В пакетах, завернутые в фольгу, тела ее сына и трех его товарищей…

– Это в Бамуте? – спрашиваю я, чтобы что-то спросить.

– Нет… – отвечает Любовь Васильевна. – В Бамуте нельзя было фотографировать… Ночь была… В час ночи привезли… Это утром в Ханкале…

Было это 23 октября…