Устроители Святой Руси Коняев Николай
Почему имена этих злобных русофобов уцелели во время погрома, устроенного Иосифом Виссарионовичем Сталиным в ЦК ВКП(б), понять тоже нетрудно. У вождя всех народов просто руки не дошли до них…
Странно, но имена Володарского и Урицкого уцелели в наше время, даже в 1991 году, когда в нашем городе развернулась истерическая кампания переименований. Тогда торопливо, с повизгиванием, изгонялись с петербургских улиц имена Гоголя, Герцена, Салтыкова-Щедрина, государственных деятелей Советской России… Но почти все, что связано было со Свердловым, с Урицким и Володарским – людьми, именами которых обозначено начало самого страшного красного террора, не тронули. Бережно сохранили новые городские хозяева в названиях набережных и переулков, больниц и мостов, станций и поселков имена этих палачей русского народа.
Случайность?
Не думаю… Скорее, родство душ…
Конечно же петербуржцу, знающему, что собирались сделать Урицкий и Володарский с русскими православными города, несколько не по себе становится на улице Урицкого, в поселке Володарском, в микрорайоне имени Урицкого, в доме культуры Володарский…
Темная и злобная сила исходит от этих псевдонимов.
Но я видел, как поднимается крестный ход на память преподобномученика Андрея Критского по ступенькам дома культуры «Володарский», как заслоняют золотые хоругви ненавистное имя, и легче стало на сердце…
Нам не нужно преувеличивать злобную силу Тьмы – перед молитвою и святыми иконами не удержаться и этим «неприкасаемым» именам…
И действительно, когда установили на здании золотую маковку с крестом, и совсем уже нелепо стала выглядеть под этой маковкой вывеска «Дом культуры Володарский»…
И скоро упала она, как упала в Кронштадте вывеска «Улица Урицкого» с дома, где находится мемориальная квартира святого праведного Иоанна Кронштадтского, решением городской администрации ей возвратили прежнее имя – Посадская…
Это едва ли не первая в России переименованная улица Урицкого, и, наверное, такое мирное переименование и есть то, что называется замечательным словом благочиние…
Благочиние там, где любовь побеждает вражду…
8
Святой праведный Иоанн Кронштадтский официально числился благочинным Кронштадта, но он был на деле благочинным всей России.
Кто только не обращался за помощью к нему!
Нищие и богачи, сироты и государственные мужи…
В своей помощи людям отец Иоанн не делал различия между знатным и бедным или убогим.
Когда умирал император Александр III, он неотступно находился при нем, все время держа на его голове руку, так как Государь сказал ему: «Когда вы держите руки свои на моей голове, я чувствую большое облегчение, а когда отнимаете – очень страдаю; не отнимайте их».
Для каждого страждущего человека находилась у Всероссийского батюшки и душевная теплота и мудрое рассуждение…
И, казалось бы, какие подробности может сохранить память состарившихся людей спустя девяносто лет после завершения земного пути святого, семьдесят из которых к тому же окутаны злою тьмой атеистического равнодушия?
Оказывается, может…
И сейчас еще, столько лет спустя, можно встретить живых свидетелей чудес, сотворенных святым праведным Иоанном Кронштадтским.
Об одном из таких чудес услышал я на приходе протоиерея Валерия Швецова от Валентины Васильевны Кудрявцевой, прихожанки церкви преподобномученика Андрея Критского, о чуде исцеления ее крестной по молитве Иоанна Кронштадтского…
Отец Валентины Васильевны – Василий Михайлович Востренков до революции работал машинистом на железной дороге. Водил поезда, следовавшие из Петербурга в Ораниенбаум. Нередко пассажиром его поезда становился и праведный отец Иоанн Кронштадтский… Василий Михайлович хорошо знал, как пройти к служебному помещению на Балтийском вокзале, где, ожидая поезда, отдыхал отец Иоанн.
Поэтому, когда произошло несчастье в семье – ослепла свояченица, решено было показать ее Кронштадтскому чудотворцу. Отец Иоанн был последней надеждой семнадцатилетней девушки.
Узнав утром, что отец Иоанн проехал в Петербург и, значит, вечером – отец Иоанн Кронштадтский всегда возвращался ночевать на остров – поедет обратно, Василий Михайлович отвез свояченицу на Балтийский вокзал, провел ее к комнате, где находился Иоанн Кронштадтский.
Далее Валентина Васильевна рассказывала эту историю уже со слов самой Марфы Ивановны…
Выслушав просьбу девушки, тяжело вздохнул Иоанн Кронштадтский.
– Я – не Господь, чтобы исцелять… – сказал он. – Я только помолиться, бедная, могу за тебя. Иди с Богом. Я помолюсь.
«Когда отец Иоанн молился, то старался вообще больше молиться за всех верных, чем за себя одного, не отделяясь от верующих и находясь в духовном единении с ними, – рассказывал священномученик Серафим Чичагов. – Он не пропускал случая помолиться за человека по чьей-либо просьбе, радовался такой просьбе, считая, что молитва за других есть благо и для него самого, потому что она очищает сердце, утверждает веру и надежду на Бога, возгревает любовь ко Христу и ближнему. Отец Иоанн молился по вере в его молитву просящих, и никогда не приписывал себе ничего. Если ему приводилось вразумлять заблудших, утешать впавших в отчаяние, он в конце беседы приглашал вместе помолиться за того человека, искренне сознавая, что одними словами нельзя исправить недостатки других, а надо еще вымолить помощь и силу Божию».
– Как зашла крестная слепою, так и вышла. Ничего не видит, – рассказывала Валентина Васильевна. – А помещение, где она у отца Иоанна была, в самом конце вокзала под арочным навесом находилось.
Взял ее отец за руку и ведет к поезду. А крестная уже и не плакала.
«Что ж, – думала, – если суждено слепой жить, не одна я такая… Другие слепые тоже живут»…
И тут – еще до выхода из-под арки не прошли! – вдруг свет увидела.
– Господи! – говорит. – Красиво-то как!
Так и прозрела она…
– До семидесяти годов крестная дожила, – завершая рассказ, сказала Валентина Васильевна. – А очков не носила. И в последние годы нитку в иголку сама вдевала…
Мы же добавим к этому рассказу, что чудо исцеления Марфы Ивановны Масловской (в замужестве Курановой) произошло в 1903 году – в том самом году, когда первого июня был освящен храм преподобномученика Андрея Критского.
Случайное совпадение?
Но разве может происходить что-то случайное в том невещественном Храме, что воздвигался Промыслом Божиим по молитвам великих святых?
Первым поставил праведный Иоанн Кронштадтский свою подпись в списке учредителей Общества ревнителей веры и милосердия. И совершившееся по его молитвам чудо исцеления в дни, когда освящался храм Общества, – это тоже его подпись. Верная – не спутаешь ни с чьей другой! – подпись святого и праведного отца нашего Иоанна Кронштадтского…
И еще…
Хотя и говорил я, что удивительно, чтобы спустя девяносто – и каких! – лет сохранилась живая, не из книг, память о праведном Иоанне Кронштадтском, слушая рассказ Валентины Васильевны Кудрявцевой, я нисколько не удивлялся этому.
Удивительно было бы, чтобы такая память исчезла…
9
Святой праведный Иоанн Кронштадтский…
Несть числа большим и малым чудесам, что совершались по его молитвам и по молитвам к нему, но особенно важно вспомнить сейчас, что именно благодаря Иоанну Кронштадтскому было спасено наше отечество в смуте 1905 года.
Разжечь революционный пожар тогда не удалось.
Доморощенных врагов России и заграничных любителей кровавой революционной жизни смело тогда мощное движение Союза русского народа, которое благословил всероссийский батюшка Иоанн Кронштадтский.
Подобно набатному колоколу звучал голос Иоанна Кронштадского, и даже дух захватывает, когда понимаешь, что его поучения соответствуют реалиям нашей жизни, может быть, еще точнее, чем той жизни, в которой произносились они…
«Отчего ныне многие русские интеллигенты ненавидят Россию и желают ей зла и злорадствуют о ее неудачах? – задавал вопрос Всероссийский пастырь и тут же отвечал на него: – Оттого что они отвергли учение матери своей церкви… Это – жалкие межеумки, которые отпали от Бога и церкви и пристали к безбожию и всяким пороками, растлевающим человека до костей и мозгов».
И про закон совести, которому надобно подчиниться, чтобы выбираться из смуты, охватившей нашу страну, тоже ведь сказано нам, живущим уже в третьем тысячелетии:
«Наша душа состоит из трех главных сил – разума, сердца и воли, соединенных единым существом души. Область действия этих трех сил бесконечна; и для того, чтобы жизнь души текла правильно, благоплодно и с пользою для нас самих, и для окружающих нас людей, – эти силы должны действовать согласно, повинуясь закону совести, вложенному в каждого Творцом… Таким образом искренний человек и истинный христианин весь с своим бесчисленным множеством мыслей, чувств, намерений и деяний подчиняется единодержавно совести своей… и жизнь его идет правильно. Но, если душа человеческая не захочет подчинить эти три главные силы души – разум, сердце, волю – закону совести или закону Божию, – она в один день, или в продолжение жизни своей, натворит тьму неподобных, самых вредных дел, додумается до ужасных вещей, – до неверия, до безбожия, до анархии, до конституции, до динамитов и казнокрадства и всякого безобразия. Вот до чего может довести внутренняя или внешняя анархия человека, неподчинение, неповиновение закону совести».
Поразительно, как точно перекликаются эти поучения Всероссийского пастыря с мыслями великого русского философа Ивана Александровича Ильина об интеллигенции, возрождение которой, как носителя национального самосознания, может состояться лишь тогда, когда будет преодолено укоренившееся в интеллигентской среде стремление к бездумному экспериментаторству, никак не учитывающему ни исторический опыт России, ни особенности национального русского самосознания. С его мыслями о том, что основа всякого кризиса – духовная смута, которая возникает, когда уменьшается до опасных пределов регулирующее влияние общественных целей и ценностей, ослабевает значение смыслов. Тогда, говорил И.А. Ильин, и начинается чуждая духовная интервенция и духовно-гражданская сумятица…
Но интересно и поучительно не только это совпадение, а еще и подробности биографии Ивана Ильина, которые показывают, как совершался его переход на позиции Иоанна Кронштадтского.
Ведь в 1905 году, когда Всероссийским батюшкой были озвучены процитированные нами мысли, Ильин находился отнюдь не с ним.
Как можно узнать из статьи Ю.Т. Лисицы[61], предпосланной собранию сочинений великого русского мыслителя, согласно воспоминаниям Евгении Герцык, Ильин в молодости был революционером эсдеком. Там же приводятся воспоминания Николая Николаевича Алексеева, запомнившего, как запнулся он на квартире Ильина о корзинку с бомбами.
Правда, существует мнение, что и Евгения Герцык, и Н.Н. Алексеев путают Ивана Александровича Ильина с его братом, но даже если это и так, участие Ивана Александровича в демонстрации московских студентов 5 декабря 1904 года, проходившей под эсеровским лозунгом «В борьбе обретешь ты право свое!», сомнению не подлежит.
Да, в дальнейшем сам Иван Александрович Ильин, хотя, перейдя на позиции трансцендентального идеализма, и отрицал свою принадлежность к политическим партиям, все равно, если даже он и не принадлежал сам к открытым противникам движения, возглавляемого Иоанном Кронштадтским, то продолжал находиться среди этих противников Всероссийского батюшки.
И чрезвычайно поучительно поэтому проследить, как происходило распространение идей Иоанна Кронштадтского, как усваивались они людьми, которые были очень уж европейски образованны, чтобы усвоить их сразу.
10
В Иоанне Кронштадтском было необыкновенно сильно развито Соборное ощущение и, когда мы говорим, что он благословил движение Союза Русского Народа, это не совсем верно. Наш Всероссийский батюшка превратил это движение в Собор, и сам стал голосом этого Собора.
А сколь дивным был воздвигнутый Собор, свидетельствует очевидец – Павел Александрович Крушеван.
«Помню первый митинг Союза Русского Народа, – вспоминал он. – Он состоялся в Михайловском манеже. На митинге собралось тысяч двадцать народа… Это были величественные и потрясающие минуты народного объединения, которых никогда не забудут те, кому довелось пережить их. Все грани, все сословные и социальные перегородки исчезли; русский князь, носящий историческую старинную фамилию, стоял бок о бок с простолюдином и, беседуя с ним, волновался общими чувствами; тут же в толпе был и известный государственный деятель, были генералы, офицеры, дамы… Но над этой пестрой массой, сливая ее в одно существо, властно царила одна общая душа, душа народа, создавшего одно из величайших государств в мире»…
Этой силой общей души народа, создавшего одно из величайших государств в мире, и была сметена в декабре 1905 года троцкистская бесовщина.
Слово «Собор» от частого употребления несколько затерлось.
Поэтому подчеркнем, что, говоря «Собор», мы обозначаем этим словом не просто разношерстную толпу, собравшуюся на то или иное мероприятие, а духовное собрание, людей, объединенных или, по крайней мере, стремящихся объединиться в православной и патриотической идеологии.
Мы еще будем говорить в этой книге о священномученике Вениамине, митрополите Петроградском. Он – один из членов великого Собора новомучеников Российских, Собора, который в страшные годы удержал и вознес на еще большую высоту в нашей стране православную веру…
И, наверное, не будет ошибкой сказать, что и в фундамент этого Собора немалую лепту внес святой праведный Иоанн Кронштадтский.
Никто – посмотрите дневниковые записи последнего года его жизни – так полно и глубоко, как он, не прозревал, что такое этот Собор и в чем сила его и могущество.
11
Иван Александрович Ильин тоже стал после совершившихся в нем в годы Революции и Гражданской войны перемен непосредственным участником Собора, воздвигнутого Всероссийским батюшкой.
«Когда мы говорим о родине, мы говорим о духовном единстве своего народа, – писал он. – Творческое единение людей в общем и сообща творимом лоне – в национальной духовной культуре, где все мы одно, где все достояние нашей родины (и духовное, и материальное, и человеческое, и природное, и религиозное, и хозяйственное) – едино для всех нас и обще всем нам: и творцы духа и “труженики культуры”, и создания искусства, и жилища, и песни, и храмы, и язык, и лаборатории, и законы, и территория… Каждый из нас живет всем этим, физически питаясь и душевно воспитываясь, огражденный другими и обороняя других, получая и принимая дары во всеобщем взаимном обмене. В жизни и в ткани нашего общества мы все – одно, а в ее духовной сокровищнице объективировано то лучшее, что есть в каждом из нас. Ее созданиями заселяется и обогащается, и творчески пробуждается личный дух каждого из нас; родина делает то, что душевное одиночество людей отходит на задний план и уступает первенство духовному единению и единству.
Такова идея родной нации. И при таком понимании ее обнаруживается воочию, что человек, лишенный ее, будет действительно обречен на духовное сиротство или безродность; что обретение ее есть поистине акт жизненного самоопределения; что иметь родную нацию есть поистине счастье, а утратить с нею связь есть великое горе; что тоска по ней естественна, а отчаяние в своем народе противоестественно; и что, наконец, человеку подобает блюсти на всех путях достоинство своего народа, гордиться его признанием, его величием и его успехами».
Эти размышления Ивана Александровича Ильина еще раз убеждают нас, что соборная общность обладает качествами, значительно превосходящими качества отдельных людей, что этому Собору сообщается молитвенная сила, которая значительно превосходит даже и совокупную силу самых сильных наших молитвенников – сила, способная преображать историю.
«Созерцающая любовь должна быть вновь оправдана после эпохи ненависти и страха и вновь положена в основу обновляющейся русской культуры. Она призвана возжечь пламя русской веры и верности; возродить русскую народную школу; восстановить русский суд, скорый, правый и милостивый; она призвана перевоспитать в России ее администрацию и ее бюрократию; вернуть русскую армию к ее суворовским основам; обновить русскую историческую науку… очистить русское искусство от советчины и от модернизма. И главное: ВОСПИТАТЬ В НАРОДЕ НОВЫЙ РУССКИЙ ДУХОВНЫЙ ХАРАКТЕР».
12
Созерцающая любовь, новый русский духовный характер воспитывается сейчас и в благочинии, в которое входит ныне и прежний приход святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Поразительно, но дух милосердия и помощи, который исходил от Иоанна Кронштадтского для любого страждущего, пусть и робко еще, но уже явственно оживает в местном благочинии.
В благочинии отца Валерия Швецова занимаются благотворительностью, как и во времена земной жизни Всероссийского батюшки. Здесь есть и богадельня для одиноких стариков, и домовая церковь во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского в психо-неврологическом интернате № 7.
– Нам может помочь только любовь… – говорит отец Валерий. – Та любовь, которой становится все меньше среди нас, здоровых людей, и которой так много у этих детей… Нужно видеть, как радуются они любому вниманию, любой заботе…
И преследующие благочиние имена Володарского и Урицкого конечно же не случайность. Бессмысленно надеяться, что кто-то очистит наши города от имен палачей русского народа.
Очистить нашу память от злых бесов террора способны только молитвы, только Божии храмы, только то, что и делают наши православные батюшки и миряне во всех уголках России…
Это то, о чем и молит перед Престолом Божиим великий русский святой, Всероссийский батюшка Иоанн Кронштадтский…
О, великий чудотворче и предивный угодниче Божий, богоносне отче Иоанне! Призри на нас и внемли благосердно молению нашему, яко великих дарований сподоби тя Господь, да ходатаем и присным молитвенником за нас будеши. Се бо страстьми греховными обуреваеми и злобою снедаеми, заповеди Божия пренебрегохом, покаяния сердечного и слез воздыхания не принесохом, сего ради многим скорбем и печалем достойнем явихомся.
Ты же, отче праведный, велие дерзновение ко Господу и сострадание к ближним имея, умоли Всещедрого Владыку мира, да пробавит милость Свою на нас и потерпит неправдам нашим, не погубит нас грех ради наших, но время на покаяние милостивно нам дарует.
О святче Божий, помози нам веру Православную непорочно соблюсти и заповеди Божии благочестно сохранити, да не обладает нами всякое беззаконие, ниже посрамится Правда Божия в неправдах наших, но да сподобимся достигнута кончины христианския, безболезненныя, непостыдныя, мирныя и Тайн Божиих причастныя.
Еще молим тя, отче праведне, о еже Церкви нашей Святей до скончания века утвержденней быти, Отечеству же нашему мир и пребывание испроси, от всех зол сохрани, да тако народи наши, Богом храними, в единомыслии веры и во всяком благочестии и чистоте, в лепоте духовнаго братства, трезвении и согласии свидетельствуют: яко с нами Бог! В Немже и движемся и есмы, и пребудем во веки. Аминь.
Память праведного отца Иоанна Кронштадтского – 20 декабря (2 января).
Крест Вениамина
26 мая 1922 года заседание Политбюро ЦК РКП(б) проходило без В.И. Ленина, которого посреди возглавленного им похода на Русскую Православную Церковь свалил, как было написано в газетах, «острый гастроэнтерит».
Докладывал на Политбюро Л.Д. Троцкий.
Он рассказал, что большевики близки к решению поставленной Владимиром Ильичем задачи уничтожения Русской Православной Церкви. Патриарх Тихон уже арестован и удален от церковных дел, а руководство Церковью приняли завербованные ГПУ священники.
Политбюро приняло предложение Троцкого поддержать осуществленный священниками во главе с протоиереем Александром Введенским захват власти в Русской Православной Церкви.
1
В этот же день Александр Введенский вошел в Петрограде кабинет митрополита Вениамина и предъявил ему свой мандат № 13 за подписью епископа Леонида и печатью ВЦУ, в котором говорилось, что Александр Иванович Введенский является заместителем председателя Высшего церковного управления и ему поручено временное ведение дел.
Едва ли чекисты, снаряжая Введенского, рассчитывали, что им удастся обмануть митрополита Вениамина. Но им и не нужно было, чтобы владыка поверил самозванцу. Их вполне устроило, если бы митрополит сделал вид, что поверил, или хотя бы вступил в переговоры с ВЦУ на предмет выяснения законности и полномочий этого органа…
Митрополит Вениамин не оправдал чекистских надежд.
Спокойно выслушал он Александра Ивановича, а затем, даже не взглянув на мандат, объявил, что отлучит от Церкви все самозваное Высшее Церковное Управление, если они не опомнятся и не принесут покаяния в самовольном захвате церковной власти.
Это был сокрушительный удар…
Под разящим духовным мечом разлетелись все хитросплетения и интриги, и Введенский униженно начал канючить, что если владыка не доверяет ему, пусть отдаст его под церковный суд, и суд выяснит все обстоятельства и примет правильное решение.
Но митрополит не поддался и на эту уловку.
«Тревожно бьются сердца православных, волнуются умы их, – прозвучали 28 мая 1922 года в петроградских храмах слова его послания. – Сообщение об отречении Святейшего Патриарха Тихона, об образовании нового высшего церковного управления, об устранении от управления епархией Петроградского митрополита вызывает великое смущение. Вместе с вами, возлюбленная паства, переживаю сердечную тревогу, со скорбью наблюдаю волнение умов и великое смущение верующих. Чувствую вашу чрезвычайную потребность слышать слово своего архипастыря по поводу всего переживаемого Церковью…
К великому прискорбию, в Петроградской церкви это единение нарушено, Петроградские священники: протоиерей Александр Введенский, священник Владимир Красницкий и священник Евгений Белков, без воли своего митрополита, отправились в Москву, приняв там на себя высшее управление церковью… Этим самым по церковным правилам они ставят себя в положение отпавших от общения со Святой Церковью, доколе не принесут покаяния пред своим епископом. Такому отлучению подлежат и все присоединяющиеся к ним»…
Подобно взмаху разящего меча было это послание.
Так получилось, что митрополиту Вениамину выпало первым выступить против выкравших высшую церковную власть обновленцев, и он предстал перед ними, как грозный воин.
В.Д. Красницкий скажет потом на процессе:
– Это был, конечно, самый большой удар, который нанесли нашему Церковному управлению представители монашествующего духовенства…
Красницкий давал эти показания, когда отлучение с обновленцев по настоянию ГПУ было снято епископом Алексием (Симанским). Но страх не рассеялся и тогда.
Каково же чувствовал себя Александр Иванович Введенский, когда послание митрополита только-только было оглашено в храмах?
Судя по всему, Введенского охватила паника.
В тот же день он явился к митрополиту Вениамину в сопровождении И.П. Бакаева, которому в свое время было поручено возглавить кампанию по решительному и беспощадному изъятию церковных ценностей.
Бакаев по-чекистски прямо предъявил митрополиту ультиматум.
Или-или.
Или митрополит снимает отлучение с Введенского, или его самого ожидает немедленный арест и расстрел.
– На все воля Господня… – спокойно ответил чекистам митрополит Вениамин. – Ступайте с Богом.
Уже 30 мая «Петроградская правда» вышла с шапкой на первой полосе: «Вениамин Петроградский раскладывает костер гражданской войны, самозванно выступая против более близкой к народным низам части духовенства. Карающая рука пролетарского правосудия укажет ему настоящее место!»
В тот же день на заседании Бюро Губкома РКП(б) было решено форсировать подготовку процесса «о попах». Главным обвиняемым Александр Зиновьев предложил назначить митрополита Вениамина…
2
Знаменательно, что ровно за двадцать лет до этих событий, 12 мая 1902 года, в Самаре было совершено архиерейское служение по случаю закладки нового храма в семинарской церкви.
В конце литургии произнес слово ректор семинарии архимандрит Вениамин.
«Совершается священнодействие важное и торжественное, – говорил он, – старый храм посылает благословение новому, и между ними устанавливается невидимая таинственная связь»…
Сейчас кажется, что тридцатичетырехлетний ректор словно бы прозревал в той речи свою судьбу и предстоящий ему во имя святой Русской церкви, во славу Божию подвиг.
«Закладка храма, братие, – сказал он, – побуждает каждого из нас подумать об устроении своего внутреннего храма»…
Вся жизнь митрополита Вениамина прошла в созидательных трудах на благо Русской Православной Церкви, всю жизнь самоотверженно служил владыка России… Но занимаясь большими и важными делами, ни на минуту не прерывал он главного дела любого христианина – устроения своего внутреннего храма.
В этом году владыке должно было исполниться 50 лет…
А родился он в Каргопольском уезде Олонецкой губернии.
Девять священников, один дьякон, два пономаря и два дьячка были в его роду. Священником был его отец, а мать – дочерью священника. Путь будущего митрополита был проторен и намолен предшествующими поколениями родственников священнослужителей…
Василию Казанцеву было двадцать лет, когда он закончил Олонецкую Духовную семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.
В двадцать два года, будучи студентом третьего курса Санкт-Петербургской Духовной академии, принял монашеский постриг и стал Вениамином. Через месяц был рукоположен во иеродиакона, а 19 мая 1896 года – во иеромонаха. Священнослужитель по призванию, он готов был, как утверждали однокурсники, вообще не покидать церковь. «Его не останови – он двадцать четыре часа в сутки будет служить».
Однако Господу было угодно направить молодого иеромонаха по другому пути. Будущий священномученик менее всего заботился о своей карьере, но карьера его складывалась самым блестящим образом. В двадцать четыре года иеромонаха Вениамина выпустили из Академии с ученой степенью кандидата богословия. Около года он преподавал Священное Писание в Рижской Духовной семинарии, затем был назначен инспектором Холмской Духовной семинарии.
«Это был молоденький, скромный, кроткий, улыбающийся монах, а дело повел крепкой рукой и достиг добрых результатов, – вспоминал о Вениамине того времени, митрополит Евлогий (Георгиевский), бывший ректором Холмской Духовной семинарии. – Между нами установились дружественные отношения, с ним мы шли рука об руку. Хороший он был человек».
В тридцать лет, когда Вениамин был уже инспектором семинарии в Санкт-Петербурге, его возвели 18 февраля 1902 года в сан архимандрита, и через несколько месяцев назначили ректором Самарской духовной семинарии.
«Закладка совершена… – говорил тогда архимандрит. – Камень краеугольный, живая вера во Иисуса Христа есть. Но закладка ведь только начало дела. При создании храма духовного – церкви Бога жива – таковыми материалами являются добрые мысли, желания, дела. Когда ими украшена душа, тогда только Бог может обитать в ней»…
Сам митрополит Вениамин сумел устроить свой внутренний храм. И в этом храме не могло быть места ничему скверному и нечистому.
– Нет! – ответил он, отвергая ультиматум Введенского.
3
Знал ли митрополит, на что он идет? Безусловно. Но для него не могло быть выбора…
Расправа не замедлила себя ждать. 31 мая 1922 года в Петроград пришла телеграмма, подписанная Менжинским: «Митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду. Подобрать на него обвинительный материал… О результатах операции немедленно сообщите».
На следующий день митрополита арестовали.
В этот день в Петрограде шел дождь и дул сильный ветер. Тем не менее, несмотря на непогоду, митрополит не отказался от положенной прогулки. Гулял он здесь же, в Лавре, на Никольском кладбище.
Митрополит стоял у могилы блаженного Митрофана, когда прибежавший келейник сказал, что приехали агенты ГПУ. Перекрестившись, митрополит направился в канцелярию, где уже шел обыск.
С обыском чекисты подзадержались. Прибывший занять канцелярию Александр Иванович Введенский явился, когда митрополита еще не успели увезти в тюрьму.
Введенский, однако, не смутился.
Со свойственной ему наглостью подошел к владыке и попросил благословения.
– Отец Александр… – отстраняясь от него, сказал митрополит. – Мы же с вами не в Гефсиманском саду.
Больше в Александро-Невскую лавру митрополиту не суждено было вернуться. Как и требовал товарищ Менжинский, обвинительный материал подобрали быстро: уже 10 июня начался процесс по так называемому делу об агитации против изъятия церковных ценностей.
Целый месяц, пока шло это судилище, митрополит Вениамин подвергался бесконечным издевательствам, укрыться от которых он мог только в своем внутреннем, как он говорил, храме.
Этого он не мог знать за двадцать лет до своего мученического подвига, но разве не об этом говорил с амвона семинарской церкви в Самаре:
«Для преодоления трудностей самоотречения и постоянной борьбы с греховными наклонностями у человека наперед должен быть большой запас ревности о своем спасении и любви к Богу… Слушатели-христиане! Присутствуя на торжественной закладке церкви, вполне естественно нам справиться: в каком положении находится наш собственный духовный храм? Обитель ли в нашей душе Бога? Храм ли Божий она?.. Весьма важным событием нашей жизни было бы, если бы мы нынешнюю закладку храма вещественного решились ознаменовать обновлением наших храмов духовных»…
И именно так и жил владыка Вениамин всю свою жизнь.
Ни высокие должности в церковной иерархии, ни епископский сан, ни многочисленные ордена, которым отмечается его служение, нисколько не влияли на его простоту.
Епископа Вениамина менее всего можно было назвать сановником Церкви. Невзирая на свое высокое положение, он охотно служил и за городом, и на рабочих окраинах, среди ночлежек и трактиров. Слово Вениамина звучало и здесь, врачуя и исцеляя заблудшие души.
Никогда еще Петербург не видел таких многочисленных крестных ходов. Епископ Вениамин организовывал и детские крестные ходы. Появились даже ходы трезвенников – десятки тысяч человек собирались на общую молитву с епископом Вениамином у Александро-Невской лавры или в Троице-Сергиевской пустыни.
И 24 мая 1917 года, когда проводились выборы митрополита свободным голосованием клира и мирян главой столичной епархии, народ сам избрал своего пастыря. И только на следующий день после выборов Вениамин был утвержден архиепископом Петроградским и Ладожским.
– Я стою за свободу Церкви! – говорил новый архиерей. – Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом она много от нее пострадала. И теперь накладывать новые путы на Церковь было бы большой ошибкой со стороны людей, истинно преданных Церкви.
Глубоко и точно перекликалась эта речь со словами, произнесенными при закладке храма в Самаре.
– Помолимся, – говорил тогда тридцатилетний архимандрит Вениамин, – об успехе в созидании наших собственных храмов, о том, чтобы нам устроившим церковь Бога жива в своей душе здесь на земле, иметь верный залог общения с ним в жизни будущей – во царствии небесном во веки веков. Аминь.
4
Вспоминал ли, сидя на скамье подсудимых, митрополит Вениамин свою речь, произнесенную в Самаре?
Этого мы не знаем.
Но совершенно точно известно, что в полном соответствии со своими словами и жил он в страшные дни лета 1922 года.
Ему подстраивали ловушки на бесконечных допросах, его уговаривали отступиться, ему открыто угрожали.
Митрополит не дрогнул.
Читая протоколы, поражаешься сейчас, как спокойно и без всяких, кажется, усилий разрушал своими ответами митрополит Вениамин все хитроумные западни.
– Мое отношение к cоветской власти – было отношением законным, – говорил митрополит. – Все декреты и распоряжения, по силе возможности и понимания, я выполнял… Письмо в Помгол я написал по личному убеждению, перед его написанием ни с кем не говорил… С Правлением Общества приходских советов я письма не обсуждал. В его составлении никто, кроме меня, участия не принимал… Я не помню, чтобы кто-то из присутствующих на собраниях призывал верующих к организации для защиты Церкви… Мои доклады и решения Правления не обсуждало. Для Правления мои приказы были обязательными и обсуждать их оно не могло…
– Почему вы отлучили от церкви протоиерея Введенского? – допытывались обвинители.
– Отлучить священников я могу на основании канонических правил… – отвечал митрополит. – Он не привез никаких доказательств, что патриарх благословил создание нового церковного управления.
– Но ведь в газетах было об этом!
– В газетах печатается очень много, но газета не является для нас официальным распоряжением… За отлучение от церкви священников Введенского, Красницкого и Белкова я отвечу перед церковным судом…
Стенограмма допроса митрополита на процессе занимает несколько десятков машинописных страниц. Имя владыки постоянно звучало и в допросах других обвиняемых и свидетелей.
Целый месяц, пока шло это судилище в Филармонии, митрополит Вениамин подвергался бесконечному потоку издевательств, укрыться от которых он мог только в своем «внутреннем», как он говорил, храме.
И сила Господня поддерживала священномученика – необоримой была крепость этого храма.
Сохранилась фотография, сделанная во время суда…
Почти сто подсудимых…
В центре – в белом клобуке митрополит Вениамин. Справа – епископ Венедикт, слева – протоиерей Чуков. Во втором ряду Иван Михайлович Ковшаров, Юрий Петрович Новицкий…
За спинами подсудимых – чекисты с наганами. Часть из них в фуражках, часть – в островерхих буденовках.
Снимок сделан в большом зале филармонии, где проходили заседания Революционного трибунала.
Это удивительная фотография.
Часами можно вглядываться в спокойное, красивое и очень одухотворенное лицо митрополита, который позаботился «об устроении своего внутреннего храма»…
5
«Трудно, тяжело страдать… – напишет митрополит Вениамин за несколько дней до своего расстрела. – Но по мере наших страданий, избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот рубикон, границу, и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением, не чувствует самых тяжких страданий, полный среди страданий внутреннего покоя, он других влечет на страдания, чтобы они переняли то состояние, в каком находится счастливый страдалец. Об этом я ранее говорил другим, но мои страдания не достигали полной меры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание; обречение и требование этой смерти; якобы народные аплодисменты; людскую неблагодарность, продажность; непостоянство и тому подобное; беспокойство и ответственность за судьбу других людей и даже за самую Церковь.
Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место благодати Божией».
И как тут не подивиться промыслительности всего, совершающегося по воле Божией.
То золото, которого так жадно искали в наших православных храмах троцкие, бухарины и зиновьевы, никуда не ушло от нас. Переплавленное страданиями, оно сохранилось драгоценными подвигами наших новомучеников.
Увы…
Только сейчас, постепенно, начинаем мы различать немеркнущий свет дарованных нам по Божьей милости сокровищ. Не поэтому ли, перечитывая описание закладки семинарского храма в Самаре, ловишь себя на ощущении, будто при закладке храма священномученику Вениамину и присутствуешь…
«По окончании литургии, в исходе одиннадцатого, начался крестный ход пением тропаря “Христос Воскресе”… – читаем мы в “Самарских епархиальных ведомостях”. – Во главе торжественного шествия следовал Архипастырь с частицею мощей, покрытой воздухом, за ним – отец ректор (священномученик Вениамин. – Н.К.) с Евангелием в руках… Шестьдесят пять воспитанников старших классов были одеты в стихари, собранные на этот раз из церквей всего города.
При входе на Александровскую улицу, едва только певчие завершили первую песнь канона, им в ответ грянул четырехсотголосый соединенный хор воспитанников:
– Христос Воскресе из мертвых! Очистим чувствия и узрим неприступным советом Воскресение Христа…
– Христос Воскресе из мертвых! Небеса убо достойно да веселяться, земля же да радуется, да празднует же мир видимый же весь и невидимый: Христо бо воста!»
Картина, как сообщает сотрудник «Самарских епархиальных ведомостей», не поддавалась описанию. Ибо в промышленном городе, где доселе слышен был только стук экипажей, да свистки пароходов и фабрик, это был, кажется, первый день в течение многих лет, когда полутысячная толпа едиными усты и единым сердцем исповедовала громогласно на людной улице имя Христово – исповедовала с глубокой верой и юношеским воодушевлением.
6
Митрополита Вениамина судили не за сопротивление изъятию церковных ценностей, как это было объявлено. Его судили за открытое сопротивление разработанному чекистами плану превращения Церкви в отдел ГПУ.
И, разумеется, если бы митрополит Вениамин раскаялся, если бы покорился обновленческому ВЦУ, возможно, он был бы прощен.
Митрополит Вениамин не раскаялся.
Он сделал то, что обязан был сделать. Исполнил свой архиерейский и сыновний долг перед Русской Православной Церковью. Спас ее от страшной беды…
Да, мы знаем, что чекистам удалось обмануть епископа Алексия (Симанского), удалось заставить будущего патриарха снять наложенное митрополитом Вениамином на Введенского запрещение.
О, как торжествовал в те дни Александр Иванович Введенский.
Но это ведь он торжествовал, это он думал, что победил…