Терновый венец Екатерины Медичи Гульчук Неля
– Карл! Мой любимый мальчик! Мой самый любимый из всех моих детей! Ты слышишь меня?
Но младший сын уже никого не слышал.
Франциск повернулся к лекарям.
– Что же вы стоите? Надо что-то сделать! Карл так молод. Он должен жить! Я приказываю, вы меня слышите? Приказываю!
Лекари смотрели на короля печальными глазами. Все понимали, что сделать уже ничего нельзя.
В погожий день начала сентября в три часа пополудни в возрасте двадцати трех лет принц Карл скончался…
После смерти младшего любимого сына скорбящий король спешно вернулся в Париж.
Произошедшее несчастье было у всех на устах. Придворные, проходя друг мимо друга по парадной лестнице Лувра, шептали:
– Во второй раз смерть еще одного брата подарила Генриху то, на что он даже не надеялся.
– Вы правы, монсеньор, смерть Карла избавила дофина от единственного соперника. Я слышал, что король собирался сделать наследником престола Карла, вопреки всем законам.
– А как повезло флорентийке! Она просто осыпана Божьими милостями!
Но главное, случившееся сделало недействительным договор, заключение которого доставило Генриху столько проблем. Теперь младший брат не возвысится над старшим, не принесет Франции могущество с помощью удачного брака.
Смерть младшего сына разрушила надежды Франциска I на объединение французской и австрийской династий. Герцогиня д’Этамп была этим сильно раздосадована.
Все ее ухищрения, война с ее личным предательством интересов французской короны ради собственного блага, человеческие жертвы оказались, таким образом, напрасными и бессмысленными. Это было предостережение свыше! Фаворитка испытывала ярость и страх, но теперь страх за свою дальнейшую судьбу пересиливал все и заставлял искать новые пути спасения и благополучного существования. На Карла она могла положиться, он сохранил бы ее положение при дворе. Но проклятый Генрих! Если умрет король, Генрих не станет церемониться с любовницей отца! Проклятая нестареющая колдунья заставит своего любовника немедленно уничтожить ее, герцогиню д’Этамп! Анна, будучи обеспокоенной и встревоженной, с трудом скрывала свое смятение. «Пока я всемогущая, надо действовать!» – убеждала она себя и во всеуслышание громко и злорадно заявляла:
– Любимый сын короля умер не от чумы, а от отравления. В совершении этого преступления виновна Диана де Пуатье!
Тоска по любимому сыну сломила короля. Жизнерадостный Франциск потерял вкус к некогда любимой всей душой жизни.
Бедный король! Екатерине очень хотелось утешить его. Надев строгое черное платье, она отправилась в покои короля.
Франциск, сгорбившись, сидел за рабочим столом, машинально перебирая скопившиеся послания. Было прискорбно видеть его отрешенный взгляд. Когда Екатерина поцеловала его руку, он даже не улыбнулся. Создавалось впечатление, что перед ней сидит совершенно незнакомый человек.
– Катрин, я осиротел… Я остался абсолютно один…
Увидев скупые слезы на лице всемогущего монарха, потрясенная Екатерина, забыв об этикете, крепко обняла его:
– Ваше Величество, разве вы одиноки? У вас есть Генрих, есть маленький Франциск! Совсем скоро я снова подарю вам внука или внучку.
Но король не слышал ее, в его воображении снова и снова возникал образ любимого сына, осыпанного с ног до головы зараженными перьями. Он сам послал Карла на погибель… Но почему Бог забрал на небо Карла, а не Генриха? Чуткая Екатерина догадалась, о чем думает король и ужаснулась: Франциск предпочел бы, чтобы на месте младшего сына оказался старший!..
Теперь король не разлучался с графом д’Энгеном, с которым мог говорить о Карле, ибо они оба любили его больше, чем кто-либо.
Рождение внучки ознаменовало примирение короля с английским монархом. Вскоре после рождения маленькой принцессы был подписан мирный договор с Англией. По этому соглашению Франции была возвращена Булонь. Король Франциск тут же великодушно предложил Генриху VIII Английскому стать крестным отцом его внучки. Церемония крестин в капелле де Ла Трините замка Фонтенбло была грандиозной. Девочку нарекли Елизаветой. В крестные матери выбрали королеву Элеонору и наследницу наваррской короны Жанну д’Альбре. Английский посол вручил дофинессе дары крестного отца: кубок из яшмы, часы и золотую солонку с выгравированными на крышке оленями и ланями.
После крестин дочери Екатерина покинула Фонтенбло, чтобы отвезти маленькую Елизавету в Блуа, где ей предстояло воспитываться вместе со своим братом Франциском.
Детей вверили попечению месье и мадам д’Юмьер, но под руководством Дианы де Пуатье.
Екатерина торжествовала, думая о том, как мудро она поступила, подружившись с Дианой, – благодаря пережитому унижению теперь у нее были дети, самые надежные гаранты ее безопасности. Да и Генрих уже не испытывал к ней прежней неприязни. Она по-прежнему терпела и не замечала, что ее супруг целиком принадлежит Диане, что ее детей воспитывает мадам де Пуатье. Катрин на всю жизнь усвоила советы Дианы. Они были оскорбительны, так как исходили от любовницы мужа, но мудры, так как их дала женщина, которой, как богине, поклонялся Генрих, несмотря на разницу в возрасте в двадцать лет: будь нежной, но ни в коем случае не назойливой; если ты ласкаешь мужа, то делай это сдержанно, перестань проявлять итальянскую страсть и нетерпение.
Во время последнего посещения Генрихом спальни жены, утром он взял руку Екатерины и нежно поцеловал с выражением благодарности на лице.
Она спросила его:
– Анри, я действительно начинаю нравиться тебе?
Он с удивлением посмотрел на нее и ответил:
– Катрин, я уважаю тебя все больше и больше.
Это нельзя было назвать страстным признанием в любви, но это было самое большое, на что был способен Генрих по отношению к своей жене.
Король был подавлен смертью сына и в поисках спасения от тяжких дум кочевал из замка в замок: неделя – в Блуа, другая – в Шамборе, затем переезд из Амбуаза в Сент-Жермен, возвращение в Фонтенбло. Потом – все снова повторялось… Дофин вынужден был сопровождать отца, но герцогиня д’Этамп старалась оттеснить его от вершения государственных дел. Под мудрым руководством Дианы позиции дофина были усилены кланом Гизов, чье влияние и могущество стремительно возрастали.
Оба лагеря шпионили друг за другом, старались обмануть всех и вся и не упускали случая напасть исподтишка.
Друзья дофина начали делить добычу, которая, по их мнению, уже не могла от них ускользнуть.
Жестокое соперничество разгорелось между любимцем короля графом д’Энгеном, победителем в битве при Черизоле, и Франциском Лотарингским, графом д’Омалем, героем Булонского сражения, который благодаря знаменитому ранению обрел славу полубога.
Оба были молоды, вспыльчивы и тщеславны. Граф д’Энген присоединился к дофину во время подписания Крепийского договора, но стремительно растущее влияние Франциска Лотарингского, графа д’Омаля, настроило графа д’Энгена против дофина и вновь вернуло во враждебный лагерь герцогини д’Этамп. Столь видная фигура значительно снижала авторитет Генриха и Гизов, что помогало королю поддерживать равновесие между враждующими придворными партиями.
В феврале по прихоти беспокойного Франциска двор обосновался в замке Ла Рош-Гийон. Парк вокруг замка был завален снегом. Придворные, уютно разместившиеся у камина, ломали головы, как отвлечь короля от грустных мыслей. Молодежь жаждала веселья и, соскучившись по настоящей войне, решила выстроить форт, чтобы атаковать и защищать его с помощью снежков.
– Только потешные сражения могут развлечь всех нас, – выкрикнул Франциск Лотарингский, граф д’Омаль.
Король и фрейлины подошли к окнам: во дворе разворачивалось действие…
Генрих и Франциск де Гиз командовали нападающими, а граф д’Энген – защитниками.
Даже во время игры придворные разбились на две враждующие партии. Католики выбрали своим командиром наследника престола, которого поддерживал легендарный Меченый – Франциск де Гиз. Граф д’Энген возглавил реформистов, сторонников фаворитки короля. Именно Франциск де Гиз первым обрушил град снежков на графа д’Энгена.
«Католики сражаются с протестантами, – внезапно осенило внимательно наблюдающую за ходом сражения Екатерину. – Партия фаворитки против партии Дианы».
Франциск забыл о своей меланхолии и громко смеялся, когда кто-нибудь растягивался на снегу или спасался за сугробами.
– Какая великолепная забава, эти снежки, – восклицал король. – Как жаль, что мне уже не двадцать шесть, как им, а то я бы с удовольствием поучаствовал к этом сражении.
Внезапно в игре что-то произошло: вспыхнула ссора, начался обмен оскорблениями.
Вскоре противники стали бросать друг в друга не снежки, а камни. Пролилась кровь. Часть сражающихся проникла в замок. Из окон во двор полетели всевозможные предметы: подушки, табуретки, кубки, вазы, тарелки.
Катрин почувствовала надвигающуюся опасность, и предчувствие, как всегда, не обмануло ее: на голову графа д’Энгена, стоящего под окном, кто-то бросил тяжелый ящик. Граф, услышав предупреждающий крик герцогини д’Этамп, поднял голову, но отскочить в сторону не успел. Молодой человек упал с переломанной шеей на снег, который мгновенно обагрился его кровью.
Король в ужасе закрыл лицо руками.
– Кто совершил это убийство? – глухо простонал Франциск.
На этот вопрос ему никто не ответил. Злой рок снова обрушился на короля: сначала судьба отняла у него старшего сына, совсем недавно любимого младшего, теперь графа д’Энгена, которого Франциск полюбил, как родного.
Поиски виновного в этой смерти привели к другу Гизов итальянцу Корнелио Бентиволио. Дофин немедленно встал на защиту одного из своих сторонников.
– Он невиновен. Это была чистая случайность. Все произошло из-за обычной неловкости, – невозмутимо заявил Генрих.
«Ну почему шею сломали не ему?» – слушая объяснения престолонаследника, негодовала фаворитка. Она с ужасом все отчетливее сознавала, что именно Генриху, этому мрачному ублюдку, достанется все, ведь судьба так благоволит к нему.
Франциск не поверил услышанному, но категорически запретил продолжать какие бы то ни было преследования. Он не сомневался, что произошло убийство, в котором замешаны дофин и его ближайшие друзья.
Галантный король внезапно почувствовал, как страх сковывает его душу. Неужели к власти после него придут те, для кого преступления становятся главным средством достижения поставленной цели? Что станет с его изысканным и самым гуманным двором в Европе?
5. Я, Генрих Второй!
Франциск с горечью думал о том, что не находит общего языка с единственным оставшимся в живых сыном. Напряженность в их отношениях после гибели Карла и графа д’Энгена только усиливалась. Не прекращающаяся ни на минуту борьба между двумя интриганками окончательно испортила отношения короля с дофином. Противоборствующие стороны были подобны двум ослепленным ненавистью армиям, готовым с минуты на минуту перейти к решительным военным действиям.
Дофин и его ближайшее окружение не стеснялись в проявлении презрения к роскошным нарядам, интеллектуальным спорам, непристойным любовным связям. При дворе наследника престола все больше находили прибежище жестокость и грубость нравов.
Между дофином и той изысканной культурой, что сложилась вокруг гуманного и просвещенного монарха, влюбленного в Италию и высокие идеалы Возрождения, пролегла пропасть.
Более всего Франциска раздражало то, что сын открыто демонстрировал: он не боится потерять расположение отца ради того, чтобы остаться с Дианой де Пуатье. Она одна заменяла ему всех. Эта женщина руководила всеми поступками Генриха и даже воспитанием его детей. «Как я ошибся, доверив Диане де Пуатье сына. Бесспорно Анна права, называя ее колдуньей», – сокрушался теперь король, вынужденный и дальше терпеть бесстрастное лицо этой женщины в черном, которая терпеливо дожидалась его смерти, а пока взвешивала свои шансы и делала расчеты на будущее.
Перспектива вскоре обрести власть вскружила голову и Генриху, и его ближайшим друзьям. Апартаменты дофина стали центром католической партии. На эти сборища молодых, дерзких и тщеславных приближенных Генриха, где обсуждались далеко не скромные планы на будущее, Екатерину не приглашали, опасаясь ее дружбы с королем. Здесь царствовала и всем руководила Диана, забывшая об осторожности.
Однако от шута Брюске, отъявленного проходимца, которого Генрих спас от виселицы, – тот в свое время продавал некачественные снадобья, но говорил правильные слова – Екатерина узнавала обо всем, что происходило в покоях мужа, а иногда и короля. Шут не был бескорыстен, он получал от дофинессы щедрые вознаграждения и был уверен, что своими доносами жене оберегает мужа, к которому был по-своему привязан. Екатерина опасалась за судьбу Генриха, считая, что он рано начал делить шкуру неубитого медведя.
Однажды вечером Генрих и Диана ужинали в тесном кругу доверенных лиц дофина. В эти дни услуги верных друзей были особенно необходимы: им Генрих мог довериться во всем и открыть свою душу, даже планы мести против отца, который, как он считал, на виду у всех продолжает опускаться под воздействием губительных страстей, с помощью которых король пытается поддерживать в себе иллюзию молодости.
Осторожный де Вьейвиль напомнил, что здоровье Франциска за последние месяцы сильно пошатнулось.
Генрих тут же воодушевился, обрадовавшись услышанному, и начал строить планы на будущее, распределять между своими друзьями основные государственные должности.
– Как только я стану королем, тут же сделаю посмешище из недалекого маршала д’Аннебо, затем отправлю его куда-нибудь подальше и немедленно верну Анна де Монморанси.
Диана одобрительно кивнула головой и не преминула заметить, что в первую очередь надо избавиться от герцогини д’Этамп. Все единодушно приняли сторону престолонаследника и его метрессы.
Затем Диана, очарованная Карлом Лотарингским, двадцатилетним архиепископом Реймса, за приятной внешностью которого скрывались жестокость, гордыня и амбициозность – черты характера, особенно ценимые ею в людях, – напомнила Генриху:
– Во главе французской Церкви необходимо поставить истинных католиков Гизов. Они быстро отправят главарей протестантов, к которым благоволит король, его сестра и фаворитка, на костер и безжалостно и быстро искоренят ересь в государстве.
Дофин, как обычно, согласился с Дианой и заявил, что Шарль де Бриссак станет главнокомандующим артиллерии, а Жак де Сент-Андре – первым камергером.
Никто не обратил внимания на сидевшего в уголке за шторой королевского шута Бриандиса. Как только распределение чинов и званий закончилось, шут помчался к своему повелителю.
Франциск ужинал в обществе королевы Элеоноры, фаворитки, нескольких новых молоденьких фрейлин и особо приближенных придворных, включая месье де Те, главнокомандующего артиллерией, и графа де Сент-Поля.
– Храни тебя Господь, Франциск Валуа! – молвил с порога без лишних церемоний шут.
Король вздрогнул:
– Эй, Бриандис, что ты хочешь этим сказать?
– То, что я, друг преследуемых и гонимых, только что узнал, клянусь кровью Господней, что ты, Франциск, уже не король, а ты, месье де Те, больше не командующий, теперь это Бриссак. А ты, – шут ткнул пальцем в другого королевского любимца, графа де Сент-Поля, – уже не первый камергер, это Сент-Андре. А ты…
– Прекрати немедленно! – не выдержал король. – Образумься!..
Франциск вскочил и стал трясти Бриандиса за плечи:
– Объясни свои слова, или я отправлю тебя на плаху!
– Перестань кричать, Франциск! Крик тебе уже не поможет. Король умер, да здравствует король Генрих II!
Королева Элеонора и мадам д’Этамп в ужасе перекрестились. Охваченный гневом Франциск стал душить Бриандиса.
– Хоть ты и шут и тебе позволено говорить правду, но не думай, что тебе все сойдет с рук…
Бриандис, почувствовав смертельную опасность, поспешил дать объяснение своим словам:
– Я это слышал своими ушами несколько минут тому назад, а слух и зрение у меня, как ты знаешь, Франциск, отменные. Генрих и Диана уже готовятся к коронации. Коронация состоится, как только ко двору вернется Монморанси.
Ни Бриандис, ни король, преисполненный яростью, не заметили, как из зала выскользнул шут Брюске, прятавшийся за креслом. Брюске немедленно помчался к Екатерине.
Выслушав шута, Екатерина обрадовалась впервые появившейся надежде избавиться от ненавистной соперницы. Если бы Диану обвинили в предательстве по отношению к королю, изгнали со двора и казнили… она бы стала самой счастливой женщиной на свете!
Но страх за судьбу любимого мужа пересилил ненависть к его любовнице. Перепуганная Екатерина срочно отправила шута в покои Генриха.
Франциск в сильном возбуждении продолжал допрашивать Бриандиса: кто окружал дофина во время этой возмутительной сцены?
Шут назвал имена всех.
Король в ярости воскликнул:
– Я докажу Генриху, что король еще жив!
Фаворитка не замедлила высказать свое мнение:
– За подлыми мыслями и поступками дофина стоит Диана де Пуатье! Ее изворотливому уму нет предела. Она держит все под своим контролем. Ей не терпится стать королевой!
– Королевой может быть только Катрин!
– Нет, Диана! – не собиралась сдаваться фаворитка. – Если вы, Ваше Величество, не отправите ее на эшафот!
Франциск вызвал капитана своей шотландской гвардии и во главе отряда из тридцати гвардейцев ринулся к апартаментам своего сына. Но Брюске своевременно успел предупредить Генриха о гневе короля, и дофин почел за благо на время срочно покинуть двор.
Франциск страдал и все сильнее ненавидел сына, явно с нетерпением ждавшего своего часа. Но Генрих был его преемником, он дал Франции наследника династии. Королю ничего не оставалось, как простить наследника престола, и через месяц дофин вновь занял свое место при дворе. Взамен король удалил от двора Сент-Андре, Бриссака, Дампьера, всех участников преждевременного дележа достояния Короны! Даже речи не было о том, чтобы опала коснулась Дианы де Пуатье! Она была в особой чести! На страже ее интересов стоял Генрих, набирающий при ее непосредственном содействии силу власти.
Войны, неурожаи и эпидемии оставили наконец Францию, однако несчастьям все равно не было конца. Королевский двор пребывал в растерянности: король все чаще и чаще страдал от недомоганий и меланхолии. Из-за чрезмерного пристрастия к женщинам Франциск I чувствовал себя гораздо хуже, чем положено в его возрасте. В пятьдесят два года он выглядел намного старше своих лет. Партия реформистов испытывала неуверенность в завтрашнем дне, а католики, напротив, ждали его с нетерпением. Новый король не потерпит ереси в государстве!..
После гибели младшего сына и графа д’Энгена Франциск впервые в жизни ощутил настоятельную потребность в одиночестве. Неизменно пылкая герцогиня д’Этамп начала его утомлять. Он переезжал из одного замка в другой, но чаще всего, спасаясь от всех, наведывался в Шамбор, где могли жить одновременно двести человек, никогда не встречаясь друг с другом, если того не желал король. Именно в этих местах в семнадцать лет он стал любовником молодой женщины. И здесь же на закате жизни нацарапал на оконном стекле своей спальни слова из старинной песни трубадура Маркабрюна: «Красотки лицемерят. Безумен, кто им верит».
В Шамборе, как и везде теперь, глаза короля заволакивала грусть о прошедшей молодости. Став в двадцать лет королем, Франциск I надеялся, что галантные дамы принесут французскому двору не меньшую славу, чем возведенные по его повелению великолепные дворцы, строительством которых он собирался прославить на века свое имя. Прозорливый король оказался прав! Галантные дамы изменили облик королевского двора, придали ему праздничность. Двор Франциска I собрал целое созвездие великосветских львиц. Но теперь даже цветник из красавиц – так же как и охота, балы и маскарады – более не доставлял удовольствия королю. Только произведения выдающихся мастеров искусства воодушевляли Франциска и по-прежнему радовали его взор.
Чтобы избавиться от печали, Франциск из Шамбора мчался к себе домой, так он всегда называл Фонтенбло. Это было его любимое детище. Здесь его ждали сюрпризы и необыкновенные открытия.
Сюда в эти печальные для короля дни в ста тридцати ящиках из Рима доставили произведения искусства античных времен. Великолепные скульптуры с совершенными точеными формами украсили двор и сады «Нового Рима». Во дворце была специально сооружена печь для отливки из бронзы Аполлона Бельведерского и Ариадны. В часовне нашли свое достойное место слепки с произведений Микеланджело. Характер короля был таков, что он щедро оплачивал каждое уникальное приобретение и работу талантливых художников.
В Фонтенбло творили знаменитые художники, которых он выписал с Апеннинского полуострова: Андреа дель Сарто, Франческо Приматиччо, Россо Фьорентино, Бенвенуто Челлини, работавшие во Франции к вящей славе короля.
Однако один из итальянских художников пришелся не по вкусу фаворитке короля. Ей было мало постоянных стычек с Дианой де Пуатье. Она набрасывалась на всех, кто не признавал ее абсолютной хозяйкой королевства и был в чести у ненавистной соперницы.
В числе попавших в немилость к фаворитке оказался Бенвенуто Челлини. Их дуэль находилась под пристальным вниманием всего двора.
Свободолюбивый, привыкший к независимости скульптор, получив заказ на статуи для замка в Фонтенбло, представил эскизы королю, но не посчитал нужным показать их фаворитке. Скульптору было невдомек, что во Франции фаворитки имеют неограниченную власть.
Герцогиня д’Этамп пришла в бешенство.
– Эта жалкая личность со мной совершенно не считается, – в гневе воскликнула она и немедленно начала плести вокруг скульптора интриги, упрашивая короля перепоручить заказ Приматиччо.
Скульптор показал оконченную бронзовую статую Юпитера королю, тот пришел в восторг и распорядился поставить этот шедевр в галерее Фонтенбло. Фаворитка чувствовала себя из-за этого на грани нервного кризиса. Она поспешила доставить скульптору множество неприятностей: пыталась убить его руками наемных головорезов. К счастью, Бенвенуто Челлини, предупрежденный друзьями, ускользнул от засады целым и невредимым и решил покинуть Францию, но сначала устроить фаворитке перед своим отъездом заслуженное публичное унижение.
В день торжественного открытия королем галереи Франциск и весь двор окружили статую и рассыпались в комплиментах. На бедра Юпитера почему-то была наброшена накидка.
Герцогиня д’Этамп едким тоном поинтересовалась:
– Что означает эта тряпка? Видно, чтобы скрыть какие-то недостатки.
Бенвенуто Челлини только этого и ждал:
– Я не из тех мастеров, кто скрывает свои ошибки. Вряд ли то, что я решил скрыть от зорких женских глаз, опасаясь поставить прелестных дам в неловкое положение, недостаток. Раз эта накидка мешает вам, мадам, рассматривать мое творение, так пусть ее и не будет.
Стремительным движением скульптор сорвал накидку и продемонстрировал стоящей перед Юпитером фаворитке огромный фаллос бога-громовержца.
– Ну как по-вашему, мадам, это недостаток или достоинство?
Потрясенная герцогиня д’Этамп отступила под хохот придворных. Громче всех смеялись король и дофин. Диана де Пуатье торжествовала: великий скульптор был неповторим даже в своей мести.
Фаворитка схватила за руку короля и увлекла его к двери. Прежде чем выйти, король, видя в этой шутке месть скульптора за множество причиненных ему неприятностей, воскликнул:
– Я похитил у Италии величайшего и разнообразнейшего художника, который когда-либо жил на свете.
Все зааплодировали, а герцогиня д’Этамп вернулась в свои покои вне себя от ярости.
Успокоившись, она отправилась к королю и потребовала немедленно повесить Бенвенуто Челлини.
– Я согласен, – смиренно ответил Франциск, – но при одном условии, дорогая Анна. Сначала подыщите мне художника его уровня.
Вскоре Бенвенуто Челлини, к величайшему огорчению короля, спешно покинул пределы Франции.
– Еще одна невосполнимая потеря! – сокрушался король.
Несмотря на периодически повторяющиеся недомогания, Франциск вновь старался выглядеть веселым, носился верхом по лесам, при случае оказывал по ночам любезности дамам, развлекал анекдотами и уверял всех, что собирается жить вечно.
Во время бала в Сен-Жермене, когда король шутил и танцевал с приглянувшимися ему дамами, прибыл гонец со срочным сообщением и попросил у Франциска разрешения говорить.
Получив дозволение, гонец сообщил о смерти английского короля Генриха VIII.
Это печальное известие прервало веселье. В огромном зале воцарилась тишина.
– Значит, он умер! – тихо произнес король и заторопился в свои покои.
Он мгновенно вспомнил о том, что также смертен. Смерть Генриха VIII словно напомнила ему об этом.
Франциск не слышал, как Анна незаметно вошла в его кабинет и опустилась перед ним на колени.
– Франциск, не печалься! Умер твой враг!
Король погладил ее по волосам.
– И враг, и друг! То союзник, то брат, то противник!
– Он никогда не был твоим другом, – упрямо повторила Анна. – Генрих VIII был чудовищем. Скольких жен он отправил со своего ложа на эшафот! Его жена сейчас радуется, что сохранила голову на плечах. Забудь печали! Вернемся в зал, будем вновь веселиться и танцевать!
Но отмахнуться от предчувствия надвигающейся смерти король в этот вечер не смог.
Через несколько дней он и сам заболел: простудился, у него начался сильный жар. Когда приступы лихорадки стали терзать его реже, вечный странник вновь начал переезжать из одного замка в другой, пытаясь таким образом одолеть изнуряющую его болезнь. Смерть заманила в свои сети английского короля, но она не должна свершить подобное с королем французским.
В битве за свою жизнь Франциск перемещался из Лимура в Рошфор, из Рошфора в Сен-Жермен, нигде не задерживаясь более трех дней. Визит в Рамбуйе намечался вообще на один день, но к вечеру королю стало совсем худо. Всех охватило беспокойство, удастся ли ему выбраться из Рамбуйе. Однако, несмотря на недомогание, король пожелал, чтобы вокруг собрались самые приятные придворные: Анна, Катрин, де Гизы, Генрих, Бриандис, поэты и музыканты, сожалел об отсутствии королевы Элеоноры и любимой сестры Маргариты. Пусть играет музыка, пусть все рассказывают смешные истории.
Однако веселья не получилось: король внезапно ощутил усталость и сник. Анна попросила всех немедленно удалиться.
Франциск пережил за последнее время множество недомоганий, но и не думал сдаваться, поэтому никто даже не посчитал необходимым предупредить королеву о том, что ее супруг вновь заболел.
В конце марта ночи были еще холодными. Екатерина, вернувшись из покоев короля, укрылась несколькими меховыми одеялами, но спала плохо, часто пробуждалась. Она чувствовала, что приближается что-то недоброе, и не удивилась, заслышав громкий стук в дверь.
Камеристка вышла, но почти сразу же вернулась и подошла к кровати Екатерины. Лицо у нее было встревоженное.
– Ваше Высочество, вас срочно ожидают в покоях короля.
Вторжение в столь поздний час не сулило никаких хороших вестей. Камеристка наскоро одела и причесала Екатерину, и она пошла следом за камердинером короля, который нес факел, освещая длинный, казавшийся бесконечным коридор. В полном молчании он ввел дофинессу в покои короля.
Несмотря на глубокую ночь, в королевской спальне было светло: на ночном столике горели масляные лампы, а в больших канделябрах – все свечи. В камине пылал яркий огонь, распространяя вокруг себя сильный жар.
В углу негромко совещались лекари, лучшие целители Франции. По их лицам Екатерина поняла, что болезнь зашла так далеко, что на излечение они не надеются.
Король лежал посредине кровати. Герцогиня д’Этамп сидела возле короля и смотрела на него с нескрываемой тревогой. Правая рука короля покоилась в ее руке.
Анна была сражена. Она знала, что кончина короля означает для нее погибель, необходимость покинуть дворец и, несомненно, ужасную месть безжалостной Дианы де Пуатье.
Екатерина любила Франциска и всегда отдавала должное его заслугам. Стоило только удивляться его деятельности в последнее время, когда и здоровье его сильно пошатнулось, и препятствий на его пути образовалось больше прежнего. Франциск был покровителем наук, искусств и просвещения. Он оказывал поддержку гуманистам в их стремлении расширить и преобразовать систему образования. В Париже начала действовать гуманистическая школа – Коллеж де Франс, созданная в противовес Сорбонне, у истоков открытия которой вместе с королем стоял известный французский гуманист Гийом Бюде. Коллеж де Франс располагал кафедрами древних языков, философии, математики и медицины, объединив ученых, распространяющих гуманистические знания. Типографии в Париже и Лионе, получившие от короля право на издательскую деятельность, познакомили французов с сочинениями древних авторов; после полного забвения вновь снискали любовь читателей рыцарские романы; мир восхитился остроумием и блестящей сатирой Франсуа Рабле, поэтическим гением Клемана Маро и молодого Пьера де Ронсара. Король много строил. Под сводами своих дворцов он собрал бесценные сокровища Италии.
И вот теперь часы великого монарха, благодаря которому Франция обрела новую интеллектуальную жизнь, были сочтены.
Как только Екатерина подошла к королю, он отослал камердинеров, попросил фаворитку отойти от его изголовья и уступить место возле него Катрин, чтобы остаться с ней наедине и проститься без свидетелей.
Екатерина была поражена, увидев Франциска, – так сильно он изменился: огромные лучистые лукавые глаза превратились в узкие тусклые щелочки, дыхание стало тяжелым.
«Бедный король! – подумала Екатерина. – Он олицетворял собой более тридцати лет высшую власть, а теперь вынужден предстать перед Богом, единственным, чья власть вечна и безгранична!»
– Подходит конец, Катрин! – произнес король слабым голосом, силясь улыбнуться. – Я вынужден покинуть этот мир. Твоя дружба и беседы с тобой доставили мне наслаждение в этой несовершенной жизни, в которой так мало истинных радостей и так много борьбы и лишений.
– Я всегда старалась украсить вашу полную забот жизнь, Ваше Величество. Всегда желала верно служить вам. Вы были единственным, кто поддерживал меня в трудные минуты.
– Я знаю горе твоего благородного сердца. Мне пришлось узнать все твои сердечные тайны. У тебя сильный характер, я это почувствовал, общаясь с тобой, и ты когда-нибудь откроешь для себя мир, который своей яркостью удивит не только Францию, но и всю Европу. Теперь о самом главном. Старые короли должны уступать место молодым. Я оставляю тебе и Генриху государство, у которого большое будущее. Оно должно оставаться первым в Европе. Я – отец новой жизни, и она не должна угаснуть. Ты сильнее Генриха. Я верю в твою звезду. И еще, остерегайся тех, кто окружает тебя. Будь осторожна с Дианой де Пуатье, постарайся со временем избавиться от нее. Не доверяй Гизам. Они – главные враги дома Валуа. Будь терпелива, как и раньше… Осторожность и терпение – это высшая мудрость. К сожалению, я часто пренебрегал этим. Генрих рано или поздно оценит твой ум и верность.
– Ваше Величество, я буду горько сожалеть о том дне, когда останусь без поддержки вашего гениального ума. Я навсегда сохраню о вас самые лучшие воспоминания, – промолвила Екатерина, голос ее задрожал от сдерживаемых с трудом слез.
– Позволь мне проститься с тобой, Катрин. Я чувствую, что это наш последний разговор, и в этом мире я больше не увижу тебя. Помни, мое дело надо продолжать. В этот самый тяжелый для меня год, ты была единственным человеком, с которым я жил в мире и полном духовном согласии. Прощай, ученица Макиавелли.
Екатерина поцеловала руку короля. В последний раз они посмотрели друг другу в глаза и расстались… на этой земле навсегда.
Как только Екатерина вышла, в покои короля в полном церковном облачении вошел кардинал де Турнон. Он шел не к простому грешнику, он шел к королю! Король должен был принести публичное покаяние в своих грехах и заслужить прощение, поэтому кардинала сопровождала свита из священнослужителей, в руках у них были свечи, на лицах – скорбное выражение.
Выслушав молитвы, исповедовавшись и причастившись, король приказал привести к нему дофина.
Генрих подошел к отцу. Диана, вся в черном, в окружении Гизов встала перед покоями короля, словно оберегая своего рыцаря от последних потрясений.
За окном забрезжил рассвет. Последний день марта выдался хмурым и ветреным… Это усиливало тревогу Екатерины за будущее: что принесет ей завтра?.. По выражению лица Дианы Екатерина, скромно устроившаяся в кресле по соседству с герцогиней д’Этамп, поняла, что отныне всем и всеми будет править всесильная вдова.
Только две женщины из многочисленных придворных, собравшихся в это утро в приемной, испытывали непритворное страдание: герцогиня д’Этамп, которую ожидало немедленное изгнание с королевского двора, и дофинесса. Екатерина прекрасно сознавала, что вскоре вновь подвергнется риску попасть на этот раз уже в полную зависимость от своей соперницы. Но для Екатерины эти тринадцать лет, проведенные при французском дворе, не прошли даром, они стали своеобразной школой, где она сделала свои первые мудрые шаги в политике. Испытания, выпавшие на долю ее собственной семьи, приучили к терпению, научили не терять надежды, а так как обычно ее надежды и мольбы сбывались, она стала оптимисткой, и этот оптимизм часто выводил ее на верную дорогу, выручал в сложнейших ситуациях. Выручит и впредь, не сомневалась Екатерина. Ее самым мудрым учителем был сам король Франции. Это он привил ей чувство величия. Это он своими поступками и решениями привил ее характеру смелость и умение бороться. Отныне умно и незаметно она будет вести свою партию и рано или поздно одержит победу. Король своим последним напутствием вдохнул в нее веру и силу. Настанет день и она обязательно продолжит его лучшие начинания, поклялась себе в эти трудные минуты ожидания перемен Екатерина.
Взволнованный Генрих приблизился к смертному одру короля, которого в последнее время ненавидел особенно сильно и смерти которого ждал с нетерпением. Но в эти минуты, видя его слабым и беспомощным, он забыл обо всех разногласиях и опустился перед отцом на колени.
– Дорогой Генрих, – слабеющим голосом тихо произнес Франциск, – избегай моих ошибок, следуй только лучшим моим достоинствам. Я никогда и ни с кем не поступал нечестно, и жестокость была чужда мне. Жаль, что королева Элеонора не успеет проститься со мной, зря я незаслуженно плохо обращался с ней. Позаботься о королеве, она искренне любит тебя.
– Да, отец.
– Ты должен обращаться со своим народом справедливо. Уважай за проявленные достоинства и доблесть и католиков, и протестантов. Запомни: религиозные противоречия могут привести государство к катастрофе. Граф д’Энген стал жертвой надвигающейся религиозной войны, в которую фанатики хотят втянуть государство. Я слишком поздно понял это. Не допусти религиозных войн! Французы – лучшая нация на земле. Заслужи их любовь и, главное, уважение. И они пойдут на все ради своего короля.
– Да, отец, – Генрих пытался найти нужные слова, но не находил их.
Франциск умолял сына не возвращать Монморанси и не допускать к управлению государством Гизов.
– Святая Дева, защити моего сына, – вдруг взмолился король, внезапно потеряв нить беседы.
Пелена застилала ему глаза, голос слабел, капли пота текли по щекам.
Наконец вырвавшись из тьмы, король обратился к самой деликатной теме, но так тихо, что Генриху пришлось приблизить ухо к устам отца.
– Сын мой, я вверяю герцогиню д'Этамп вашим заботам. Прояви доброту к Анне. Будь великодушным к женщинам, только не покоряйся их воле, как покорялся я.
Это был единственный намек на Диану.
Король тяжело вздохнул и, закрыв глаза, прошептал:
– Господи! Как же тяжел этот венец, что ты мне, как я думал, дал в награду!..
Он открыл глаза, они прощались с сыном.
Потрясенный Генрих, забыв обо всех обидах, пообещал отцу выполнить все его пожелания.
Франциск хотел что-то сказать еще, но речь его уже была бессвязной.
– Отец, – взмолился Генрих, – благослови меня!
Он наклонился над отцом, и тот в предсмертной агонии, впервые после гибели старшего сына, обнял Генриха, за миг до вечного расставания.
«Теперь король – я, Генрих Второй!» – с облегчением вздохнул Генрих, высвободившись из объятий испустившего дух короля. Смятение, которое он ощутил, сидя у изголовья кровати умирающего отца мгновенно рассеялось.
Выйдя в приемную, где плакала Екатерина, дрожала от страха герцогиня д’Этамп, торжествовала Диана де Пуатье, Генрих приказал немедленно отправить гонцов за коннетаблем Монморанси.
Герцогиня д’Этамп, узнав о смерти короля, испустила ужасный крик:
– Земля, поглоти меня!
И упала в обморок.
Диана де Пуатье повелительным жестом приказала удалить Анну д’Этамп из королевских покоев.
Екатерина взглянула на мужа. Всякие следы тревоги исчезли с его лица. Радость Генриха была настолько велика, что она мгновенно стерла печать меланхолии с его лица, которая казалась неизгладимой. Он стоял перед подданными сдержанный, властный, царственный.
Генрих стал королем!..
В углу, укрывшись за шторами, горько плакал Бриандис. Он любил своего веселого короля, который ценил шутку и юмор. Что-то будет теперь с ним, любимым всеми шутом короля Франциска?
Словно угадав его мысли, к нему незаметно подкрался Брюске. Лицо его светилось от счастья.
– Что плачешь? – с наглой улыбкой прошептал он. – Теперь место королевского шута тебе придется уступить мне!.. Но я не злопамятен. Ты скор на выдумку и можешь мне пригодиться. Хочешь стать моим шутом и помощником?
– Нет уж, – ответил Бриандис и ладонью вытер слезы с лица. – Я был шутом великого короля и никогда не буду забывать об этом. Теперь мой удел – стать бродячим шутом, чтобы, шагая по дорогам Франции, рассказывать смешные истории о великом короле Франциске I.
– Расскажи мне на прощание хоть одну из них, – попросил Брюске и вплотную придвинулся к Бриандису.
Бриандис задумался, рассказывать или нет. Он не любил Брюске, как не любил и Генриха. Но воспоминания о короле Франциске согревали душу, и он решил поведать одну из последних историй, когда болезнь уже завладела королем.
– Месяца три тому назад, не более того, я сидел на краю скамейки в большом зале королевского дворца в Блуа, а король – в своем королевском кресле, зашел разговор о развратных похождениях некоего дворянина. Король собирал забавные истории для своей сестры Маргариты, а она сочиняла новеллы и знакомила с ними французов. Вдруг король внезапно воскликнул: «Скажи мне, Бриандис, какая дистанция между шутником и распутником?» Я ответил: «Такая же, как от моей скамейки до вашего кресла. Ваше Величество». Шутка очень понравилась Франциску, и он долго смеялся.
Закончив рассказ, Бриандис разрыдался.
Читать бесплатно другие книги:
