Азартная игра Фрэнсис Дик
– К первому забегу приеду. Но потом мне придется уйти пораньше, вернуться в Оксфорд. У нас клубный обед.
– А я могу перезвонить вам? – спросил я. – Мне надо поговорить со своей невестой.
– Привозите ее с собой, – тут же ответил он. – Там буфет, будет хороший ужин, и число гостей – не проблема. Тем более что я уйду до подачи пудинга, так что еще много останется, – со смехом добавил он.
Нет, ей-богу, нравился мне этот парень, Бен Робертс.
– Хорошо, – сказал я. – С удовольствием.
– Так один или вдвоем? – спросил он.
– Один – точно. Но может, и двое.
– Ладно, передам отцу. Он будет рад. Сами мы подъедем часам к пяти. До встречи!
И он повесил трубку.
Я призадумался: разумно ли ехать в Челтенхем? Ведь это вотчина старшего инспектора Флайта, и на скачках будет полно полицейских из Глочестершира. Но почему я должен их бояться? Ведь я никакого преступления не совершал.
Затем я позвонил старшему инспектору Томлинсону.
– Вы где? – осведомился инспектор. – Страшный шум на линии.
– Я на трассе, – ответил я. – И в машине у меня проблемы со звукоизоляцией.
– На какой именно трассе?
– Разве это имеет значение? – уклончиво ответил я вопросом на вопрос.
– Используете систему громкой связи? – не унимался он.
Я не ответил.
– Ладно, – сказал он. – Будем считать, что нет.
– Вы что, собираетесь арестовать меня за разговоры по мобильнику во время движения?
– Нет, – ответил он. – Просто пытаюсь сократить наш разговор до минимума. Чего вам надо?
– Мне необходимо встретиться с вами и суперинтендантом Ирингом, – ответил я. – И еще со старшим инспектором Флайтом, если он, конечно, будет не против. И если обещает не арестовывать меня.
– Где хотите встретиться?
– Вам решать, – сказал я. – Но постарайтесь, если можно, договориться на четверг.
– Зачем вам нужна эта встреча? – спросил он.
– Хочу рассказать, за что именно убили Геба Ковака и почему ныне покойный стрелок с глушителем пытался прикончить меня.
– А почему не сегодня? – спросил он. – Или, на худой конец, завтра?
– Просто должен сперва кое с кем переговорить.
– С кем?
– С одним человеком.
– Я ведь уже говорил, оставьте расследование нам, – сердито произнес старший инспектор.
– Я и собираюсь, – сказал я. – Именно по этой причине и хочу встретиться с вами и суперинтендантом.
Но до этого мне нужно как можно больше узнать о болгарском проекте.
– Ладно, – сказал он. – Договорились. Как с вами связаться?
– Оставьте сообщение на этот номер. Или же я сам завтра вам перезвоню.
И я отключил телефон.
Затем съехал с автострады на развязке у Ридинга, описал круг и вернулся на ту же дорогу, только теперь поехал в обратном направлении, к Ньюбери.
Включил телефон и набрал номер конторы. Ответила миссис Макдауд.
– Приветствую, миссис Макдауд, – сказал я. – Это Николас. Нельзя ли поговорить с мистером Патриком?
– Вы скверный мальчишка, – тут же укорила меня миссис Макдауд. В голосе ее звучали строгие учительские нотки. – Разве можно было так огорчать мистера Грегори? У него просто сердце разрывается.
Я не ответил. Лишь подумал про себя: чем скорее разорвется у него сердце, тем лучше.
Молчал и ждал, когда она соединит меня.
– Привет, Николас, – сказал Патрик. – Ты где?
«Почему, – подумал я, – мое местопребывание стало для всех навязчивой идеей?»
– В Ридинге, – ответил я. – Ты говорил с Джессикой?
– Пока нет. Сегодня утром сам начал просматривать этот файл. А позже собираюсь обсудить это дело с Грегори.
– Смотри, будь с ним осторожней, – сказал я.
– А ты будь серьезней, – парировал Патрик.
– Клянусь, я серьезен, даже очень серьезен, – ответил я. – На твоем месте я бы поговорил сперва с Джессикой. А уж потом вы вдвоем – с Грегори.
– Ладно, посмотрим, – сказал Патрик.
Патрик и Грегори были партнерами долгие годы, и Патрику следовало бы знать, что убедить друга хоть в чем-то – задача практически невыполнимая. И, наверное, не стоило винить его в том, что он решил сперва все проверить сам, прежде чем обращаться к Джессике.
– Оставь это мне, – решительным тоном произнес Патрик.
– Ладно, – ответил я. – Валяй, действуй. Но завтра я позвоню, узнать, как продвигаются дела.
И я отключил мобильник и посмотрел в зеркало заднего вида. Никаких синих проблесковых маячков в поле зрения, никаких полицейских автомобилей. Я двинулся обратно в Лэмбурн.
– Хочу домой, – сказала мама, когда я вошел на кухню.
– И ты туда поедешь, – пообещал я. – Но прежде надо убедиться, что это безопасно.
– Но я хочу домой прямо сейчас!
– Скоро, – сказал я.
– Нет! – театрально воскликнула она и подбоченилась. – Прямо сейчас!
– К чему такая спешка? – спросил я.
– Мы торчим здесь уже бог знает сколько времени, – ответила она. – И потом я беспокоюсь о своем коте.
– Вроде бы он не твой.
– Да, не мой, и тем не менее я о нем беспокоюсь. И еще у меня завтра вечером заседание исторического общества, и я не хочу его пропускать.
Не следует путать с «Женским институтом»[18]. Даже Тони Блэр усвоил, в чем разница.
– Ладно, – кивнул я. – Обещаю завтра же отвезти тебя домой.
Она не слишком обрадовалась, но, поскольку такси до дома было ей не по карману, пришлось смириться. Завтра так завтра. Я решил отвезти ее, а уже потом поехать на скачки.
А потом за меня принялась Клаудия.
– Хочу домой, – заявила она, когда я вошел в спальню. Она стояла возле кровати и складывала вещи в чемодан.
– Что, с мамой поговорила?
– Может, и говорила, – ответила она.
Что значит это «может» – я так и не понял.
– Дорогая, – начал я, – на четверг у меня назначена встреча с полицией, там все и выяснится. Можем поехать домой сразу после этого.
– Но почему нельзя было назначить на сегодня или на завтра?
– Потому что до того мне надо кое с кем переговорить, и я увижусь с этими людьми только завтра вечером, на скачках в Челтенхеме.
Она перестала складывать вещи и уселась на кровать.
– Я этого не понимаю. Если человек, пытавшийся тебя убить, теперь мертв, к чему нам прятаться?
– Могут быть и другие, – ответил я. – Не хочу рисковать без необходимости. Ты мне слишком дорога.
Я сел на кровать рядом с Клаудией и обнял ее за плечи.
– Но я здесь страшно скучаю, – жалобно сказала она. – И потом у меня кончились чистые трусики.
Ах, вот она в чем, истинная причина такой спешки.
– Вот что, – сказал я. – Я обещал маме отвезти ее в Вудменкоут завтра. Так почему бы нам всем не пообедать где-нибудь сегодня вечером? А завтра, сразу после ленча, поедем в Вудменкоут вместе с мамой, и ты сможешь остаться у нее или поехать со мной на скачки. Что скажешь?
– Я не хочу на скачки.
– Ладно, как хочешь, – сказал я. – Тогда останешься у мамы.
– Ну хорошо, – протянула она. – А куда поедем сегодня обедать?
– В какое-нибудь тихое милое местечко, где подают хорошую еду.
«И туда, где меня не узнает кто-нибудь из местных».
По рекомендации Джен мы отправились в гостиницу «Медведь» в Хангерфорде, где заказали роскошный обед в пивном баре и бутылку дорогого вина к нему.
– Буду скучать без вас, – сказала Джен, когда нам подали кофе. – Приятно, когда в доме много народа. Приезжайте на Рождество. Обещаете?
Мама с Клаудией обещали, произнесли за это тост, подняв бокалы с бренди. Напиток сделал свое дело, мои дамы успокоились, и я благополучно отвез их, веселых и довольных, назад в Лэмбурн, где они тут же улеглись спать.
– Полицейские там будут? – спросила Клаудия, когда до Вудменкоута оставалось несколько миль.
Тот же вопрос я задавал и себе с того самого момента, как согласился отвезти маму домой.
– А мне плевать, будут или нет, – откликнулась мама с заднего сиденья. – Прямо не терпится поскорее оказаться дома.
– Если будут, – сказал я, – то притворюсь водителем такси, доставившим пассажиров до дома. – С этими словами я порылся в кармане и протянул Клаудии двадцатифунтовую банкноту. – Вот. Расплатишься со мной, и я сразу уеду. Ну, прежде, конечно, помогу выгрузить вещи. А позже позвоню вам, со скачек.
– Но ведь они могут узнать тебя, – заметила Клаудия.
– Придется рискнуть. Может, и не узнают.
Но меня куда больше беспокоило другое. Не хотелось приехать и увидеть, что дом опечатан как место преступления. На крыльце висит лента с надписью «Полиция. Не входить», на всех дверях замки.
Впрочем, беспокоился я напрасно. Приехав, мы не увидели ни лент, ни замков, ни полицейских.
Единственное новшество заключалось в том, что над головами нависал провод, отходил от угла дома и крепился к телеграфному столбу на лужайке – знак поспешной починки телефонного кабеля.
Мама отперла входную дверь ключом, впустила нас.
Все было как прежде. Никаких видимых признаков того, что всего неделю тому назад здесь произошла схватка не на жизнь, а насмерть. Впрочем, каждый из нас не удержался и взглянул на то место у подножия лестницы, где лежал стрелок. Никаких меловых линий, обводящих тело, никаких других признаков того, что здесь был труп. Ничего не говорило о том, что в доме имела место насильственная смерть.
Полиция даже починила кухонное окно, на месте выбитой стеклянной створки красовался кусок фанеры.
– Замечательно, – произнесла мама фальшиво-бодрым тоном, стремясь показать, что все нормально и ее ничего не угнетает. – Кто желает чашечку чая?
– С удовольствием, – ответила Клаудия с плохо скрываемой дрожью в голосе.
Винить их было нельзя. Стоило женщинам оказаться в коттедже, как сразу ожили страшные воспоминания о событиях недельной давности, и никто из нас не ожидал такого эффекта.
– Когда едешь на скачки? – спросила Клаудия.
Я взглянул на часы. Начало четвертого, а первые шесть забегов были назначены на пять тридцать.
– Часа через полтора или около того, – ответил я.
– А во сколько у вас собрание? – спросила маму Клаудия.
– В семь тридцать. Но обычно перед этим я еще захожу к Джоан. И мы идем на собрание вместе.
– Так когда вам надо выходить из дома? – нервно спросила Клаудия.
– Около шести, – ответила мама. – Обычно мы с Джоан выпиваем перед уходом по рюмочке шерри. Вселяет бодрость духа. – И она хихикнула, как школьница.
– А когда заканчивается? – не унималась Клаудия.
– Обычно прихожу домой в десять, самое позднее – в десять тридцать.
– Как-то не хочется торчать одной дома все это время, – сказала Клаудия. – Знаешь, я передумала. Поеду на скачки.
Глава 19
И вот примерно без четверти пять мы с Клаудией подвезли маму до дома Джоан, а затем отправились в Челтенхем на скачки. Моей невесте не хотелось оставаться одной в доме весь вечер, и это несмотря на то, что я обещал завтра с утра отвезти ее домой.
– И с кем же ты должен там повидаться? – спросила Клаудия, когда мы свернули к стоянке у ипподрома.
– С человеком по фамилии Шеннингтон, – ответил я. – Виконт Шеннингтон. Он арендовал частную ложу.
– Вот пижон. – Она скроила смешную гримаску.
«Ложа – это сегодня как нельзя более кстати», – подумал я, вылезая из машины. С утра было так солнечно и почти по-летнему тепло, но к середине дня с запада наползли облака, вскоре превратившиеся в темные тучи, и полил дождь, так донимавший нас всю последнюю неделю. На ипподроме в Челтенхеме не было предусмотрено искусственное освещение, все надежды возлагались на долгие и ясные летние вечера. И я готов был побиться об заклад, что последние забеги в такую ненастную погоду будут проходить в кромешной тьме.
– А кто он такой, этот виконт? – спросила Клаудия, когда мы зашагали ко входу, тесно прижавшись друг к другу и прячась от дождя под ее маленьким дамским зонтиком.
– Владелец лошадей, главный распорядитель семейного трастового фонда Робертсов. Они являются клиентами «Лайал энд Блэк».
– О-о, – протянула она, тотчас теряя интерес к этому человеку. Неужели работа у меня и впрямь такая занудная? – И для чего понадобилось говорить с этим человеком до того, как поедешь в полицию?
Я сознательно не стал рассказывать Клаудии о своих подозрениях касательно проекта с болгарским заводом и жилыми домами. У нее и без того хватало своих проблем.
– Трастовый фонд, – сказал я, – сделал инвестицию в проект, который, как я полагаю, является лишь ширмой для финансовых махинаций. И прежде чем я буду говорить с полицией, мне нужно узнать о нем как можно больше. Должен задать мистеру Шеннингтону несколько вопросов, вот и все.
– А это надолго? – спросила она.
– Он согласился поговорить со мной после скачек.
– О-о, – снова протянула она, на этот раз разочарованным тоном. – Так, значит, нам предстоит торчать здесь до самого конца?
– Боюсь, что да, – ответил я. – Но он пригласил нас в свою ложу, там будут подавать еду и напитки.
Это немного взбодрило Клаудию, она еще больше оживилась, увидев, что ложа, о которой шла речь, представляет собой роскошное помещение в виде застекленной террасы на самом верху трибун и что отсюда открывается прекрасный вид на ипподром.
К тому же там было тепло и сухо.
Мы опоздали совсем ненамного – минут на десять, – но в ложе уже было полно гостей. И ни с одним из них я не был знаком.
Я уже начал думать, что мы попали не туда, как вдруг в ложу вошел Бен Робертс, приветливо раскланиваясь с гостями.
– А, мистер Фокстон! – воскликнул он и устремился прямо ко мне с протянутой для рукопожатия рукой.
– Бен, – ответил я, – рад видеть вас снова. Знакомьтесь, моя невеста Клаудия.
– Очень приятно, – сказал Бен, пожимая ей руку и улыбаясь. – А я Бен Робертс.
Клаудия ответила улыбкой.
– Идемте, познакомлю вас с отцом.
Он подвел нас к группе мужчин, стоявших в самом дальнем конце ложи. Среди них выделялся господин очень высокого роста, судя по всему, это и был отец Бена. Возвышался над всеми остальными на добрые пять-шесть дюймов. Видно, высокий рост был заложен в генах семейства Робертс.
– Пап, – вмешался в беседу мужчин Бен. – Позволь представить. Это мистер Фокстон и его невеста Клаудия. Знакомьтесь, мой отец, виконт Шеннингтон.
– Рад встрече с вами, – сказал я и протянул руку для рукопожатия.
Виконт посмотрел на меня сверху вниз и нехотя протянул руку. Не самое вежливое приветствие, но вряд ли я мог рассчитывать на что-то другое. Ведь я понимал: даже если он и согласился поговорить со мной, то с большой неохотой.
– Добрый вечер, мистер Фокстон, – сказал он. – Хорошо, что пришли. – Он обернулся к Клаудии, слегка кивнул ей. – И вы тоже, моя дорогая.
Вот тут он, сам того не желая, допустил промашку. Мой отец всегда называл Клаудию «моя дорогая», и ей это страшно не нравилось. Только самодовольный хрен может так покровительственно обращаться к девушке, говорила она.
– Вы пока выпейте чего-нибудь, – предложил Шеннингтон. – И еды тут тоже полно. – Он махнул рукой в сторону стола, который просто ломился от закусок. – Позже поговорим.
И он отошел к своим гостям и продолжил беседу.
– Ну вот и славно, – приветливо заметил Бен. – Что будете пить? Может, шампанского?
– С удовольствием, – ответила Клаудия.
– А мне, будьте добры, фруктовый сок, – сказал я. – Я за рулем.
– Я тоже, – сказал Бен и приподнял в руке бокал с апельсиновым соком. – Ничего, наверстаю позже, на обеде в лодочном клубе.
– Занимаетесь греблей? – спросил я.
– Точно. Как раз сегодня празднуем победу над заклятым врагом.
– Заклятым врагом? – удивилась Клаудия.
– Да, над Кембриджем, – широко улыбаясь, ответил Бен. – В последней гонке обошли их на полкорпуса. Легко.
– Вы тоже были в команде? – спросил я.
– Конечно. – Он гордо выпрямился во весь свой немалый рост, шесть футов с чем-то. – Номер четвертый, мотор команды.
– Здорово, – искренне заметил я. – Следующий шаг – участие в Олимпийских играх?
– Нет, это не для меня. Я, конечно, неплох, но недостаточно хорош. Самое время уйти красиво и вернуться к нормальной жизни. Эти последние несколько недель претила сама мысль о том, что надо подняться на рассвете и идти к реке, причем в любую погоду. Нет, теперь придется плотно засесть за подготовку к выпускным экзаменам.
– Ну а потом что? – спросил я. – Политика?
– Есть в планах, – ответил он. – Начну с должности консультанта и политического аналитика в одной из партий. Ну а затем – парламент.
«А потом весь мир», – подумал я.
– Палата общин или лордов? – спросил я.
– Общин, конечно, – ответил он и усмехнулся. – Там и делается политика, им принадлежит реальная власть. Теперь у палаты лордов уже всего этого нет, вылетели из обоймы. Да даже если б и было, я бы туда не пошел.
Бен уже словно олицетворял эту реальную власть, так и заражал энтузиазмом. Я был уверен: этот молодой человек далеко пойдет.
– Что ж, желаю удачи, – сказал я. – Хотя, на мой вкус, нет занятия хуже, чем политика. Все, кого я знаю, просто ненавидят политиков.
– Ничего подобного, – резко возразил он. – Они просто завидуют тем, кто занимается политикой, хотят властвовать сами.
Я не собирался с ним спорить, и одной из главных причин было то, что просто боялся проиграть ему в этом споре. Если бы Бен сказал мне, что трава синяя, а небо зеленое, я бы с ним, наверное, тоже согласился, таким даром убеждения обладал этот молодой человек. Вот только в этот вечер небо было не зеленым и не синим, а темно-серым.
Мы с Клаудией взяли бокалы и отошли в сторону, я включил мобильник, проверить почту. Поступило одно голосовое сообщение от старшего инспектора Томлинсона.
– Встреча назначена на завтра, – произнес он. – В одиннадцать ровно, в полицейском участке Паддингтон-Грин.
«Что ж, – подумал я, – остается надеяться, что моей игре в прятки подошел конец. Мне она порядком надоела».
Стоя на балконе ложи, мы с Клаудией смотрели вниз, на отчаянных храбрецов, не побоявшихся выйти на беговые дорожки под проливным дождем.
– Жаль, – протянула Клаудия. – Погода может испортить любое событие, даже такое, как это. Там все промокли до нитки.
– Хуже всего приходится жокеям, – сказал я. – Они не только промокли, они с ног до головы заляпаны грязью, что летит из-под копыт впереди бегущих лошадей. В такие дни единственное приемлемое решение – это все время держаться впереди. По крайней мере, видишь, куда скакать и где препятствия. Но есть и минус – если лошадь вдруг упадет, все остальные пробегут по тебе, из-за грязи не видно, что на земле человек.
– Ну, им хоть платят за это, – заметила она.
– Сегодня нет, – сказал я. – Это скачки только для любителей.
– Тогда они просто сумасшедшие, – вздохнула она.
Я рассмеялся.
– Ничего подобного. Для некоторых из них сегодняшний вечер станет лучшим и счастливейшим в году. Они трудились всю зиму, тренировали своих лошадей, проходили квалификацию, и все ради одного этого дня. И ни грязь, ни сырость не испортят им праздник.
– Ну, – протянула Клаудия, – а я бы на их месте непременно потребовала огромную плату за скачки под таким дождем.
Но не я. Я был бы счастлив оказаться там бесплатно. Нет, даже заплатить, лишь бы мне разрешили присоединиться к наездникам.
– Жокеи-любители готовы на все ради любви к спорту, – сказал я. – Ведь если вдуматься, само слово «любитель» происходит от латинского «amator», что значит «любовник».
– Ты мой amator, – тихо сказала Клаудия, прижалась ко мне и крепко обняла.
– Только не сейчас, дорогая, – сказал я. – И не здесь. Я на работе, не забывай.
– Жаль, – пробормотала она и отстранилась. – До чего же занудная у тебя работа.
Похоже, в этом мы с ней придерживались одного мнения.
Мы с Клаудией решили бросить вызов стихии и после второго забега спустились вниз, к парадному кругу. Хотели поддержать Джен, чей наездник участвовал в третьем забеге.
– Боюсь, шансов у него немного, – сказала Джен, выходя из весовой. Через руку у нее было перекинуто маленькое седло. – Нет, лошадь чудесная, но ее владелец настоял, что скакать будет его сын, а парнишке всего восемнадцать. Совсем еще мальчишка, а кобыла норовистая, и контролировать ее надо до самого конца. Может вдруг залениться, увидев, что идет первой.
– Но ведь и мне было только восемнадцать, когда я первый раз выиграл на твоей лошадке, – напомнил ей я.
– Да, – кивнула она. – Но ты был хорош, очень хорош. А этот мальчик… так, середнячок. – И она двинулась к стойлам седлать лошадь.
Мы с Клаудией ждали под навесом возле весовой, и вот наконец на парадном круге появилась кобыла Джен, а следом за ней – сама Джен и владелец лошади.
Я достал промокшую карточку со списком участников посмотреть, кто он такой, и только тут заметил, что одна из других лошадей, участниц этого забега, принадлежит самому виконту Шеннингтону, нашему гостеприимному хозяину. Я оглядел парадный круг и увидел несколько человек из его компании, все они кучковались в дальнем конце под большими зонтами для гольфа. И говорили с тренером лошади, Мартином Гиффордом.
Тут из раздевалки стали вызывать жокеев, на зеленое травяное поле высыпала толпа ребят в ярких шелковых ветровках, так контрастирующих с унылым серым фоном непогожего дня.
Мы с Клаудией решили не возвращаться в ложу на трибунах, а остаться и наблюдать за скачками с этого места. Все подробности действа можно видеть и на огромном экране телевизора, и нам не хотелось промокнуть, снова спускаясь к парадному кругу – это в том случае, если лошадь Джен победит. К тому же у меня не было ни малейшего желания встречаться и говорить с Мартином Гиффордом, который наверняка поднимется в ложу к владельцу, чтоб вместе с ним наблюдать за скачкой.
Но тут я, к сожалению, просчитался.
Мартин Гиффорд подошел и встал под навесом рядом со мной, смотреть за скачками по телевизору.
– Привет, Фокси, – сказал он. – О чем призадумался? – Он вполне оправился, а скорее всего, напрочь забыл о нашей перепалке в Сэндауне. – Жуткий выдался денек.
– Да уж, – согласился с ним я.
– А я удивился, увидев тебя здесь, – продолжил он. – Сам бы ни за что не пришел, если б не бежала эта моя чертова лошадка. Пытался отговорить владельца, но тот уперся и ни в какую. Считает, она победит. Я тоже думаю, у нее все шансы.
Какой из этого можно было сделать вывод? Мартин Гиффорд, как правило, говорил, что у его лошадей нет никаких шансов, а они выигрывали. Я усвоил это еще со дня нашей последней встречи в Челтенхеме, когда обе его лошади победили, хотя он сказал мне, что этому не бывать. Может, тут обратный случай? Может, его лошадка – типичный лузер? Но не все ли мне равно? Лично я на нее ставить не собирался.
Я снова посмотрел в карточку со списком. Там против клички каждой лошади был выставлен ее рейтинг, позволяющий хоть как-то сориентироваться игрокам. Чем выше рейтинг, тем лучше должна быть лошадь, тем больше у нее шансов победить, но, разумеется, оправдывалось это далеко не всегда. Рейтинг у лошади Мартина был достаточно высок, особенно если сравнивать со скромным уровнем других участников. Так что, вполне возможно, он говорит правду. Я поднял глаза на табло с расценками ставок – похоже, что зрители придерживались того же мнения. Лошадь шла явным фаворитом.
И вот мы стали смотреть по телевизору, как в дальнем конце беговой дорожки лошади медленно снялись со старта. За время скачки им предстояло описать два полных круга, общая дистанция составляла три с половиной мили; похоже, никто из участников не был готов к таким тяжелым погодным условиям, и все пятнадцать лошадей пустились в галоп, только достигнув первой изгороди.
Читать бесплатно другие книги:
