Азартная игра Фрэнсис Дик

Я быстро отключил телефон, выехал со стоянки перед пабом и направился в центр города. Примерно через полмили увидел полицейскую машину с синими проблесковыми маячками, она мчалась навстречу мне, пролетела мимо на бешеной скорости. «Возможно, просто совпадение», – подумал я.

Свернул за угол, описал круг и снова двинулся к пабу, но близко подъезжать не стал. Просто проехал мимо, не сбавляя скорости. Полицейская машина с работающими синими мигалками стояла, полностью перекрыв выезд с парковки, из нее выходили два офицера полиции.

Тоже совпадение? Нет, не похоже, решил я.

Теперь не было никакой необходимости спрашивать старшего инспектора Флайта, собирается он арестовать меня или нет. И так все ясно.

Я поехал на север, по направлению к Сайренсестеру по двухполосной дороге А419, то есть в противоположном от Лэмбурна направлении, и остановился неподалеку от деревни под названием Криклейд.

Снова включил мобильник, нажал повтор набора номера.

Старший инспектор Флайт тотчас снял трубку.

– Доверие, – сказал я. – Вот чего вам не хватает.

– Сдайтесь, – предложил он.

– Но я не сделал ничего плохого.

– Тогда вам нечего бояться.

Я отключил мобильник. Потом завел мотор и отправился обратно в Лэмбурн, стараясь не превышать скорости, не нарушать правил, чтоб не привлечь внимания проезжающих мимо патрульных.

«Черт побери, – подумал я. – Последнее, чего мне не хватает, так это настырного детектива, больше всего на свете заинтересованного поймать меня. «Сдайтесь» – ишь чего захотел. Он за кого меня принимает, за лорда Лукана[17], что ли?»

В понедельник утром, в начале восьмого, я, оставив взятую напрокат машину на стоянке у вокзала в Ньюбери, сел на поезд до Паддингтона.

Как только поезд замедлил ход перед остановкой в Ридинге, я достал телефон и включил голосовую почту.

– Вам поступили два новых сообщения, – произнес знакомый женский голос.

Первое было от старшего инспектора Флайта, он обещал не арестовывать меня, если я добровольно явлюсь в полицейский участок в Челтенхеме для дачи показаний.

Но я ему не поверил. Думаю, ясно почему.

Второе было от Бена Робертса.

– Мистер Фокстон, – прозвучал его голос, – я говорил с отцом. Он не желает ни встречаться с вами, ни обсуждать это дело с кем бы то ни было. Я также попросил бы вас не беспокоить меня больше. Сожалею.

«Что-то не слишком было заметно по голосу, чтоб он сожалел. Наверное, – подумал я, – отец стоял рядом, пока Бен звонил мне».

Да, расследование мое продвигалось не слишком успешно. Приходилось практически начинать заново. Вот только с чего?

Я выключил телефон и откинулся на спинку, поезд продолжал мчаться к Лондону. Я рассеянно смотрел в окно, наблюдая за тем, как сельские пейзажи Беркшира сменяют виды городских окраин. И вот наконец мы оказались почти в самом центре города, и я задумался: что же принесет мне этот день?..

Следовало признать, меня немного страшило это дисциплинарное совещание с Патриком и Грегори.

Целых пять лет я проработал в «Лайал энд Блэк» и достиг определенных успехов. Я привел в фирму немало важных и богатых клиентов, некоторые из моих рекомендаций по инвестициям, особенно в области театра и кинопроизводства, ставились в пример другим сотрудникам компании.

На протяжении нескольких последующих лет я рассчитывал значительно расширить свою клиентуру и свести к минимуму свою деятельность в качестве одного из помощников Патрика. Я даже надеялся, что при выходе Патрика и Грегори на пенсию мне могут предложить полноправное партнерство, и ждать, по моим расчетам, оставалось лет пять или шесть. Вот тогда-то я и начал бы зарабатывать настоящие деньги, и моя скромная корзина стала бы расти с неудержимой быстротой. При том условии, разумеется, что мне удастся сохранить доверие клиентов.

И вот теперь мне грозила опасность потерять все и сразу.

Но почему? В чем я, собственно, провинился?

Ведь не я же обворовал Евросоюз на сто миллионов евро, так за что меня вызывают на это дисциплинарное совещание?

Наверное, я все же допустил одну крупную ошибку. Не пошел прямо к Патрику или к Джессике Винтер, когда мистер Робертс высказал свою озабоченность поведением Грегори и болгарским проектом строительства завода. И мне не следовало начинать расследование за их спинами.

И сегодня следует исправить эту ошибку.

По кольцевой линии я доехал от Паддингтона до Мургейта, а уже оттуда пошел пешком к Ломбард-стрит.

Я шагал по Принс-стрит, вдоль величественных стен здания Банка Англии, как вдруг меня охватило тревожное предчувствие, и мелкие волоски на затылке встали дыбом.

На протяжении последних четырех дней я соблюдал крайнюю осторожность, делал все, чтоб никто не узнал о моем местопребывании, и вот теперь шел на заранее назначенную встречу в «Лайал энд Блэк». Более того, инициатором этой встречи был человек, которого я подозревал в организации всех этих нападений на меня.

И почему-то вообразил, что еще один стрелок не будет поджидать меня на улице возле входа в контору.

Я резко остановился, мимо по тротуару спешили в обоих направлениях люди, опаздывающие на работу. До Ломбард-стрит оставалось ярдов сто, если не меньше.

Я подошел слишком близко.

Я резко развернулся и двинулся обратно по Принс-стрит к Лондон-Уолл, где зашел в кафе и заказал чашку капучино.

Возможно, Клаудия права, и я действительно стал параноиком?

Взглянул на часы. Без десяти девять. Ровно через десять минут я должен быть у Патрика и Грегори.

Что же делать?

Инстинкт не подвел меня в коттедже мамы, когда я успел остановить Клаудию, не дал ей открыть дверь убийце. Но теперь мне крайне необходимо поделиться с кем-нибудь своими подозрениями, дать ход настоящему расследованию болгарского проекта. Только тогда я окажусь в безопасности, убивать меня уже не будет смысла. Если отец Бена Робертса отказывается со мной говорить, к кому еще я могу обратиться? Только к Патрику. Сохранить работу это вряд ли поможет, а вот сохранить мне жизнь – да.

Я включил мобильник и набрал номер конторы.

– «Лайал энд Блэк», – ответила миссис Макдауд. – Чем могу помочь?

– Привет, миссис Макдауд, – сказал я. – Это Николас. Нельзя ли переговорить с Патриком?

– Он в зале заседаний, с мистером Грегори и Эндрю Меллором, – сказала она. – Сейчас вас соединю.

Подошел Патрик.

– Алло?

– Патрик, – начал я, – только, пожалуйста, ничего не говори. Это Николас. Мне необходимо переговорить с тобой наедине. И чтобы Грегори ничего не знал.

– Погоди минутку, – сказал он. – Сейчас пройду к себе в кабинет.

Послышались какие-то щелчки, затем в трубке снова раздался голос Патрика.

– Ну, в чем дело? – сердито спросил он. – Ты уже должен быть здесь, на дисциплинарном совещании.

– Извини, – сказал я, – но я на него не приду.

– Вот что, Николас, – сухо произнес он. – Я настаиваю, чтоб ты явился в контору сейчас же, немедленно! Ты где?

– Дома, – ответил я. – Клаудия неважно себя чувствует.

– Сочувствую, – однако в голосе его никакого сочувствия не слышалось. – Но это совещание крайне для тебя важно.

«А Клаудия – еще важней», – подумал я.

– Так где мы можем спокойно поговорить? – спросил я.

– Здесь, – твердо и громко ответил он. – Я буду говорить с тобой только здесь, в конторе, на дисциплинарном совещании.

– Извини, – сказал я, – но сегодня не приду. Никак не могу.

– Послушай, – начал он, – если не явишься сегодня же, тогда не вижу смысла в твоем возвращении в контору вообще. – Он выдержал паузу. – Ясно тебе или нет?

– Да, – ответил я. – Посмотрю, что тут можно сделать.

– Вот именно, – с плохо скрываемым раздражением произнес он. – Посмотри и сделай, черт возьми!

И повесил трубку.

Я представил, как он возвращается в зал для совещаний и говорит Грегори и Эндрю, что я не приду. И еще я похвалил себя за то, что так и не сказал, где нахожусь.

Я вошел в метро на станции «Мургейт», но в Паддингтон не поехал. Вместо этого перешел на Северную линию, доехал до «Хендон Сентрал», вышел из подземки, дошел пешком до дома под номером 45, что на Сеймур-вэй, и вошел в квартиру Геба Ковака.

Шерри улетела домой в Америку в пятницу на прошлой неделе, и на коврике перед дверью лежали несколько писем. Я подобрал их и положил на письменный стол, присоединив к остальным, доставленным ранее.

Затем уселся за этот самый стол и начал вскрывать конверты.

Среди всего прочего здесь были счета по квартплате, а также письмо из строительной компании, сообщающей, что они по соглашению с банком перестали списывать стоимость проданных товаров со счета покупателя, поскольку не получили в прошлом месяце причитающегося им процента по закладной Геба. Это напомнило мне о фитнес-клубе, которому задолжал Геб, из-за чего они потребовали вернуть ключи от шкафчика, поскольку банк опять же отказался списывать деньги со счета должника. «Интересно, сколько еще заведений поступили так же?» – подумал я.

Претензий к Гебу было полно, но больше всего меня беспокоили не квартирные счета, хотя и это было достаточно неприятно, но нескончаемый поток претензий и требований со стороны двадцати двух компаний, выдавших Гебу кредитные карты. Примерно половина из них прислали повторные уведомления, и балансы за прошлый месяц просто зашкаливали, при этом со счетов продолжали снимать деньги.

Стало быть, американцы по-прежнему делали ставки и проигрывали. Но как я мог остановить все это, не зная, кто они такие?

«Должен настать момент, – подумал я, – когда деньги на счетах кончатся, кредитные карты исчерпают свой лимит. Тогда все это прекратится, вот только какой ценой?»

С телефона Геба я позвонил в строительную компанию и спросил, на каком основании они перестали списывать стоимость проданных товаров со счета покупателя. Они выразили свои сожаления о смерти мистера Ковака, но это еще вовсе не означало, что долги его перестанут накапливаться. Ведь дом его под залогом. Смерть – событие, разумеется, весьма прискорбное, и залог является средством как-то облегчить жизнь должника, но только живого, а не после его смерти.

Затем я позвонил в эксплуатационную компанию и попытался договориться, чтоб в квартире Геба отключили газ, электричество и телефон. Я совершил ошибку, сказав им, что являюсь не Гебом Коваком – он скончался, – а всего лишь его доверенным лицом. Они тут же потребовали представить все документы, доказывающие, что я действую от имени мистера Ковака, да и в любом случае, прежде чем говорить об отключении, следует оплатить все счета. На что я возразил, что, если не стану платить, они все равно отключат. Но это не подействовало.

Я собрал все уведомления по кредитным картам, еще кое-какие бумаги, положил их в большой белый конверт, который нашел в столе у Геба. Очевидно, что мне нужен нотариус, чтоб добиться утверждения завещания, только тогда я смогу хоть как-то действовать дальше. По крайней мере, смогу аннулировать кредитные карты, хотя, наверное, прежде придется оплатить долги по ним. Квартиру следует продать, и если вырученных денег хватит на покрытие долгов перед строительной компанией, их вряд ли будет достаточно, чтоб выкупить залоговую и расплатиться по всем остальным счетам. Возможно, мне придется объявить о банкротстве.

Так что наследство я получил еще то.

Я знал, что Патрик живет в Вейбридже. Знал, поскольку мы с Клаудией несколько раз приезжали к нему на обед, а в прошлом году летнюю вечеринку в честь основания фирмы проводили у него в большом саду.

Я также знал, что добирается он от дома до работы следующим образом. Жена довозит его на машине до станции «Вейбридж», после чего он садится на поезд до Ватерлоо, там сходит, спускается в метро, а затем в тесноте и давке едет по линии Ватерлоо-Банк. Все в конторе знали это, поскольку Патрик хоть и не слишком громко, но все же возмущался работой общественного транспорта по утрам или манерой вождения жены, благодаря которой порой опаздывал на работу.

Очевидно, что и поездка обратно, до дома, пройдет тем же образом и маршрутом, и я планировал присоединиться к нему на одном из отрезков этого пути.

Из конторы он выходил обычно где-то между шестью и половиной седьмого, но я был на «Ватерлоо» уже в пять, вдруг он появится раньше? И даже несмотря на это, едва с ним не разминулся.

Основная проблема заключалась в том, что отсюда до Вейбриджа отправлялось минимум шесть поездов в час, и отходили они от разных платформ, которых здесь было девятнадцать.

Я ждал его в главном вестибюле вокзала, напротив целого ряда эскалаторов, которые поднимались снизу, от станции метро. В вечерние часы пик два или три эскалатора работали на подъем, и с них, а также с лестниц, расположенных параллельно, валили в вестибюль толпы пассажиров, спешивших далее к своим поездам.

Примерно к половине седьмого в глазах моих так рябило от усталости, от сотен и тысяч лиц, в которые я всматривался, что мозгу понадобилось несколько долгих секунд на то, чтоб осознать наконец, что я вижу знакомое лицо. Оно мелькнуло и почти тотчас же снова затерялось в толпе.

Я бросился следом, стараясь увидеть его снова, и одновременно поглядывал на табло, где указывалось, когда и с какой платформы отправляется поезд на Вейбридж.

Одного мужчину я преследовал через весь вестибюль до платформы и, лишь когда он свернул к ларьку с едой, с запозданием понял, что это не Патрик.

Черт!.. Потерял несколько драгоценных минут.

Я развернулся и снова уставился на табло.

Через две минуты с платформы под номером 13 отправлялся поезд на Бейсингсток, через Вейбридж. Я готов был побиться об заклад, что Патрик поедет именно им. И припустил бегом через всю станцию, сунул билет в щель серого турникета и выбежал на платформу.

В поезд я успел вскочить буквально за секунду до того, как закрылись двери. Однако я не предвидел, что в вагоне будет такая толчея, в проходах стояло больше людей, чем сидело. И вот поезд отошел от станции «Ватерлоо», и я с извинениями стал проталкиваться в соседний вагон, а потом – и в следующий.

И вот наконец, вызвав раздражение у доброй половины пассажиров и думая о том, что Патрик, должно быть, поехал каким-то другим поездом, я вдруг увидел его в относительно пустой секции вагона первого класса. Он даже не поднял глаз, продолжал читать газету, когда я, открыв застекленную дверь, прошел и уселся на свободное место рядом с ним.

– Привет, Патрик, – сказал я.

Если он и удивился, увидев меня, то виду не показал.

– Привет, Николас, – спокойно ответил он, складывая газету. – А я все думал и гадал, когда же ты появишься.

– Да, – кивнул я. – Прошу прощения за беспокойство, но я должен был поговорить с тобой так, чтоб Грегори не слышал и не знал.

– О чем? – спросил он.

– О полковнике Джолионе Робертсе, – произнес я тихо, чтоб не услышали другие пассажиры.

Он приподнял брови.

– И что же?

– Полковник говорил со мной две недели назад на скачках в Челтенхеме и еще один раз в Сэндауне, в субботу на прошлой неделе.

– А тебе известно, что он умер? – спросил Патрик.

– Да, – ответил я. – Известно. Это ужасно. Я ведь говорил с тобой сразу после похорон.

– Ну да, конечно, – сказал Патрик. – У него были какие-то проблемы с сердцем.

– Мне тоже так говорили.

– И о чем же вы с ним беседовали?

– Его беспокоили инвестиции, которые семейный трастовый фонд вложил в строительство электролампового завода в Болгарии.

– В каком смысле – беспокоили? – спросил Патрик.

– Племянник мистера Робертса посетил место, где должен был возводиться завод, и не нашел там ничего. Кроме свалки токсичных отходов.

– Ну, наверное, еще просто не построили. Или этот племянник ошибся местом.

– Я тоже так думал, – кивнул я. – Но Грегори показывал мистеру Робертсу снимки строящегося завода, а племянник его совершенно уверен, что побывал на том самом месте.

– Ты что же, говорил с этим племянником? – спросил Патрик.

– Да, говорил, – кивнул я. – Не далее как в пятницу.

– И пошел с этим к Грегори?

– Нет, – ответил я. – Грегори был так сердит на меня на прошлой неделе из-за этой истории с Биллом Серлом, что я просто не осмелился.

– Ну а с Джессикой? – спросил он.

– Нет, и с ней тоже не говорил. Понимаю, что должен был это сделать, просто не представилось случая.

Поезд въехал на станцию «Сурбайтон», двое пассажиров первого класса поднялись со своих мест и вышли.

– Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил Патрик, когда поезд покатил дальше. – Робертсы со своим семейным трастовым фондом – клиенты Грегори. Так что тебе лучше поговорить с ним или с Джессикой.

– Знаю, – ответил я. – Просто надеялся, ты поможешь мне разобраться.

Он рассмеялся.

– Что, испугался Грегори?

– Да.

Я действительно был очень напуган.

– Поэтому и не приходил в контору все это время?

– Да, – снова сказал я.

Он развернулся на сиденье, посмотрел прямо мне в глаза.

– Все же странный ты человек, Николас. Неужели не понимаешь, что подобным поведением поставил всю свою карьеру под угрозу?

Я кивнул.

– Мы с Грегори твердо решили, что сегодня на дисциплинарном совещании, которое ты должен был посетить, мы официально уведомим тебя об увольнении из «Лайал энд Блэк».

Так, значит, меня все-таки уволили.

– Однако, – продолжил он, – Эндрю Меллор посоветовал выслушать и твою версию случившегося и уже потом принимать окончательное решение. Так что еще ничего не известно.

– Спасибо, – пробормотал я.

– Так придешь завтра в контору, чтоб мы могли решить этот вопрос?

– Не знаю, не уверен, – ответил я. – Я бы предпочел, чтоб еще до моего возвращения ты начал внутреннее расследование этой истории с болгарскими инвестициями.

– Смотрю, ты действительно очень боишься Грегори, – усмехнувшись, заметил он. – Но эта собака из тех, что больше лает, чем кусает.

«Возможно, – подумал я, – вот только лай у нее получается уж больно грозный. Да и потом вряд ли Грегори помощник в этом деле».

– Вот что, Патрик, – начал я. – У меня есть все основания полагать, что здесь имели место финансовые махинации, стоившие Евросоюзу много миллионов евро, и что Грегори как-то в этом замешан. И да, я боюсь за свою жизнь, у меня тоже есть для этого самые веские основания.

– К примеру? – спросил он.

– Понимаю, тебе покажется это странным, но я просто уверен: эта болгарская история как-то связана с убийством Геба.

– Но это же просто смешно! – возразил он. – Теперь тебе только и остается, что обвинить Грегори в убийстве Геба.

Я промолчал, просто сидел и смотрел на него.

– Перестань, Николас, – сказал он. – Глупости, безумие какое-то!

– Может, и безумие, – сказал я. – Но не приду в контору до тех пор, пока не буду уверен, что это безопасно.

Он призадумался на секунду-другую.

– Поедем ко мне домой, прямо сейчас, сегодня же все и решим. Можем позвонить от меня Грегори.

Поезд въехал на станцию «Эшер».

На этой станции я выходил, когда посещал ипподром в Сэндаун-Парк. Неужели с тех пор, как я был здесь и говорил с Джолионом Робертсом, прошло всего девять дней?

А двумя днями позже Джолион Робертс скончался.

– Нет, – ответил я, вскакивая со своего места. – Позвоню тебе завтра утром в контору.

Я толкнул раздвижную застекленную дверь и выскочил на платформу буквально за секунду-другую до отправления поезда.

Не хотел, чтоб Патрик сообщил Грегори, где я нахожусь, ни сегодня, ни в какой-либо другой день.