Камень судьбы Туров Тимур

Глава 8

Лязгающий дверями на каждой выбоине оранжевый «пазик», натужно ревя двигателем, двигался в сторону Москвы. Старый автобус с трудом продирался сквозь автомобильную пробку, запечатавшую Волоколамское шоссе. В плотно набитом пассажирами салоне было душно; ливший всю ночь дождь к утру прекратился, но успел вымочить людей на остановках. От курток и плащей направляющихся в столицу на работу жителей Подмосковья поднимался сырой пар.

Глеб и Акунд сидели в самом конце салона, на жестких дерматиновых сиденьях, переговариваясь вполголоса. После отчасти удачного побега из Обители им предстояло решить: что делать дальше?

– Ты камень где скинул? – поинтересовался сатра.

Оказавшись среди «коричневых», он натянул на себя «маску», превратившись в уже знакомого Погодину разбитного парнягу. Настоящий облик сатра не изменился, и дико было видеть, как здоровяк с копытами вместо ступней и со звериными глазами произносит словечки вроде: «круто», «ништяк» или «стремно». Для людей он выглядел как человек – и вел себя соответственно.

– Сам увидишь, – осторожно ответил Глеб.

Теперь, после всех перипетий, связанных с магией, он опасался говорить лишнее – вдруг за ними все же следят или подслушивают каким-то неведомым способом?

Припомнив разговор с призраком Крицы, Глеб спросил:

– А кто такой Базэл?

– Страж клана. Вне Пелены – Вадим Царев. По-вашему – начальник службы безопасности.

– Вроде бы Крица его подозревает?

– Ну, – односложно буркнул Акунд. – И это, сам понимаешь, для нас очень фигово. Хотя лично я не верю, что Базэл – изменник. Он честный сатра. Хотел бы власть прибрать, действовал бы прямо, без хитрости. А с наемниками, с чужими магами из этой «Силлипитирьи», с оборотнями связываться… Не, не верю.

– Вера – категория иррациональная, – наставительно сказал Глеб. – Власть такая штука, что ради нее любой на все готов. По крайней мере, у нас, людей, так. Возьми учебник по истории – примеров масса.

– Сатра – не люди! – вскинулся Акунд, сверкнув глазами, и Глеб счел за лучшее переменить тему.

– Крица сказал, что нам нельзя встречаться с этим… – он запнулся, – …Стоящим у престола.

– Дэфтером? – Акунд помрачнел. – Да, он мне тоже мигнул, что это глушняк. На подходе завалят за милую душу. Но на связь выйти необходимо. Только вот – как? А Учителя – жалко, мировой дед был, хотя мы с ним и цапались, когда я учился – ой-ей…

– Ну, если ты не знаешь… – разочарованно вздохнул Глеб. – Я думал, телефон там или у вас по магии как-то поговорить можно.

Сатра усмехнулся:

– Дэфтер по должности – это как вице-губернатор Московской области. Ты знаешь телефон вице-губернатора? А «по магии»… Может, как-то и можно, только херовый я маг, братуха! Да и сил на заклинания не осталось. Источники-то закрыты!

– Значит, торопиться с этим делом нам не следует, – рассудительно подытожил Глеб.

– Торопливость, она вообще… известно когда нужна. У нас явно не тот случай, – согласился Акунд. Пригладив непослушные кудри, он с тоской посмотрел на запотевшее окно, покосился в сторону угрюмых пассажиров и прошептал, наклонившись к самому уху Глеба: – У тебя денег много осталось?

– Ну, достаточно, – осторожно ответил Погодин. – В Турцию хватит смотаться. А что?

– Давай пока так: возьмем камень и попробуем состыковаться с Игроком. Ну, с Аскетом, про которого Учитель говорил. Если получится узнать, кто киллеров нанял, нам светлее станет дальше ползти. Факт?

– Факт, – осторожно кивнул Глеб. – Только…

– Что – «только»?

– Если бы еще наследника найти. Тогда сразу двух зайцев убили бы.

Акунд снова усмехнулся:

– Ну ты даешь, братуха! Вы же, «коричневые», сами говорите – за двумя зайцами погонишься…

– Да знаю я! – с досадой повысил голос Глеб. – Но было бы правильнее с Дэфтером в самом конце связаться и сразу все выложить: вот изменник, вот наследник, вот камень.

Сатра несколько секунд в упор разглядывал его, потом задумчиво произнес:

– Как Крица сказал, так и будет. Ты, братуха, пацан головастый, но башка твоя для ваших, «коричневых», заморочек хороша. А мы, сатра, иными тропками ходим. Все, кончай базар. Нам до «Тушинской» еще полчаса пилить, давай поспим. Умотался я за эту ночь – все равно что с десяток «проходок» сделал…

Проникнуть в лифтовую шахту оказалось намного проще, чем думал Глеб. Две двери – подвальную и собственно ведущую в подлифтовые помещения – Акунд вскрыл с присущей ему сноровкой, у первой сбив замок, а вторую попросту выдавив плечом. Свои действия сатра сопровождал мрачными комментариями:

– Вот все же дебилы вы, «коричневые»… Ну что, разве это замок? И ведь верят, верят – заперто, надежно! А потом дома на воздух взлетают.

Глеб, обидевшись на «дебилов», ничего не стал говорить. Его буквально трясло от возбуждения – сейчас он увидит, возьмет в руки, вновь почувствует изумруд! Удивительный, таинственный смарагд, который держали в руках сам Александр Македонский, императоры Византии… да мало ли кто за тысячелетия, прошедшие с момента создания камня тем безликим магом, что погиб вместе с могущественной империей Аталана!

– Не трясись, – посоветовал Акунд, пробираясь по темному подвалу, без всякой системы заставленному деревянными ящиками с запчастями.

– Н-не могу, – лязгая зубами, признался Глеб.

– Приманил он тебя, приплавил… Ты как его отдавать-то будешь? – хмыкнул Алексей.

– Не твое дело! – неожиданно озлившись от осознания того, что с камнем скоро придется расстаться, огрызнулся Глеб.

– Ну-ну, – покачал головой его спутник. – Все, пришли. Ты уверен, что, когда чинили лифт, камень не утянули? Подобрал его какой-нибудь механик или слесарь – и ищи-свищи.

– Он здесь! – уверенно выкрикнул Глеб, оттолкнул сатра и ринулся вперед, подсвечивая себе брелоком-фонариком, по дороге купленным в киоске «Роспечати».

В квадратной шахте было пыльно. Гулко лязгал и грохотал над головой лифтовый механизм. Оглядевшись, Глеб понял, что стоит на дне слабо освещенного тусклыми лампами колодца, по которому и движется кабина лифта. Под ногами поскрипывал песок. Из него торчала бетонная плита, какие-то железки с резиновыми накладками. В памяти всплыли слова «приямок», «буфер».

– Ну что, нашел? – нетерпеливо спросил Акунд, просунувшись в узкий проем двери. – Чего ты копаешься?

– Отвали, – все так же грубо буркнул Глеб.

Присев на корточки, он принялся шарить руками во влажном песке, пытаясь на ощупь обнаружить футляр с изумрудом. Вскоре его усилия увенчались успехом – пальцы наткнулись на холодный полированный бок металлического яйца.

Это было как взрыв! У Глеба на мгновение потемнело в глазах, голова закружилась, и он без сил привалился к шершавой кирпичной стене. Камень послал своему хранителю такой мощный заряд эмоций, что, казалось, Глеба сейчас разорвет на части. В его голове бушевал настоящий тайфун из образов и обрывочных фраз. Но основной смысл месседжа был вполне понятен: ни в коем случае не открывать футляр.

– Ес-сть! – просвистел Глеб сквозь крепко сжатые зубы, сунул камень в карман и с трудом поднялся на ноги. – Вот он, смарагд Ксенфа!

– Ну-ка, дай поглядеть, что это за камешек, – прогудел за спиной Акунд.

Глеб медленно развернулся и в упор посмотрел на сатра:

– Мне бы не хотелось этого делать.

– Да ладно тебе, – широко ухмыльнулся здоровяк. – Что от него, убудет, что ли?

– Нет, – отрицательно покачал головой Глеб.

– Ты в натуре в отказ кинулся? – нахмурился Акунд. – Давай!

– Нет! – крикнул Глеб, шагнул назад, запнулся о буферный выступ на дне приямка и упал, но футляра с камнем не выпустил. – Он мой! Мой!

– Ты еще скажи: «моя прелесть»! – неожиданно успокоившись и напустив на себя беспечный вид, осклабился Акунд. – Горлум недоделанный… Ладно, не хочешь – не надо. Была бы честь предложена.

Здоровяк повернулся и побрел прочь от лифтовой шахты. Глебу стало нестерпимо стыдно. Это человек… хорошо, пусть не человек, пусть сатра, который ходит своей тропкой, но все же – он уже не раз рисковал жизнью, чтобы спасти Глеба, а теперь натурально обиделся в ответ на отказ просто показать так важный для его клана артефакт.

– Акунд… Постой!

– Да пошел ты!

– Понимаешь, его нельзя открывать! Это… ну, очень важно. – Глеб вскочил и бросился вслед за сатра. – Помнишь, когда мы убегали от «Силлипитирьи»… Ну, когда машину твою бросили?

– И что?

– Они нас все время вычисляли.

– Ну и?

– У меня в кармане футляр случайно приоткрылся, – признался Глеб. – Я так понимаю, что маги умеют камень чуять, а футляр блокирует его излучение.

Акунд остановился, медленно повернул голову:

– Вот оно что… Хотя верится с трудом. Как же мощно он должен излучать, чтобы его издалека секли? Ладно, братуха, замнем для ясности на этом кадре. Но ты его резинкой какой перетяни, что ли. Если он опять откроется…

– Нет, – уверенно и твердо ответил Глеб, испытывая внутреннее облегчение оттого, что разговор на тему показа камня вроде бы завершен. – Больше не откроется.

Они вышли на улицу. Глеб отряхнул джинсы, куртку, полез за сигаретами.

– Слышь, братуха, – лениво произнес Акунд. – Надо бы камень-то перезаныкать. С собой такую фиговину таскать стремно.

Погодину показалось, что это предложение сатра приготовил заранее.

«Он хочет знать, где будет спрятан изумруд, – пронеслось в голове. И тут же кольнуло запоздалое сожаление: – Дурак я. Не надо было соглашаться ехать за смарагдом. Лежал бы сейчас камень в приямке шахты и лежал. Дурак…»

Вепрь – Гюрзе:

Какие у меня гарантии неразглашения информации по нашему контракту в случае расторжения на паритетных условиях?

Гюрза – Вепрю:

Я не терплю оскорблений.

Вепрь – Гюрзе:

Прошу прощения. Хорошо, я принимаю ваше предложение.

Гюрза – Вепрю:

Встречаемся сегодня. Место и время вам известны. Напоследок передам вам параметры ауры теленка. Эта информация может вам пригодиться.

Камень перепрятали по всем правилам конспирации. Место выбирал Акунд. После некоторых раздумий он предложил заброшенную стройплощадку в районе «Калужской». Глеб не возражал. После эмоционального взрыва, пережитого в лифтовой шахте, им овладело странное отупение. С великими предосторожностями, озираясь и выжидая, они «упокоили», по выражению сатра, футляр с изумрудом в глухом бурьяне между бетонными блоками фундамента, так и не ставшего законченной постройкой.

– Ну, вот и ладушки, – жутковато улыбнулся Акунд, когда дело было сделано. – Теперь можно двигаться дальше.

– Куда? – равнодушно спросил Глеб.

– Увидишь, – загадочно пообещал сатра.

Глеб и Акунд ехали в такси по Третьему транспортному кольцу, приближаясь к Кутузовскому проспекту. Москва, не скрытая более за Пеленой, предстала перед Глебом одновременно знакомым и совершенно неизвестным городом. Общая география столицы не претерпела значительных изменений – реки, набережные, мосты, улицы, переулки, шоссе, эстакады, развязки были на привычных местах, и внешний вид их тоже не подвергся коррекции. С домами все оказалось сложнее – некоторые здания изменили этажность, декор; кое-где высились и совершенно невероятные постройки, которые Глеб для себя определил как «нечеловеческие».

Местами поменялась наружная реклама – на месте надоевших до зубовного скрежета надписей и картинок, призывающих купить какой-нибудь товар или услугу, Погодин видел на плакатах, стендах и перетяжках странные изображения и еще более удивительные надписи.

По дорогам катили причудливые экипажи, собранные явно не на конвейерах автомобильных заводов, – с высокими дымовыми трубами, огромными колесами, и даже с парусами. В небе – Глеб даже привстал на сиденье, уставившись в окно, – порхали кажущиеся крохотными с такого расстояния, но по-настоящему крылатые люди!

«Точнее, нелюди», – поправил себя Погодин.

У него накопилось множество вопросов к сатра, но они четко условились – при «коричневых» не вести никаких разговоров, связанных с Пеленой и истинным видом обитаемого мира.

Машина миновала Студенческую улицу и поехала мимо огромного сталинского дома, фасадом выходящего на Кутузовский проспект и занимающего целый квартал. Глебу этот дом был хорошо знаком – когда-то тут, в подвальном помещении, находилась редакция журнала «Рестораны Москвы». Погодин писал для этого издания статьи по истории кулинарии и несколько раз приезжал получать гонорары. Помпезный имперский дом отчасти напоминал тот, в котором жил он сам. Теперь потрясенный Глеб увидел растущие прямо из крыши каменные столбы, высоко в небе изгибающиеся стрельчатыми арками. На арки опирался огромный, метров тридцать в поперечнике, белый матовый шар. Прямо перед ним торчала вышка сотовой связи, мигал на ее вершине алый огонек.

– Что это? – одними губами прошептал Глеб, украдкой кивнув на удивительный мяч, будто бы парящий в небе.

– Глюк, – улыбнулся Акунд, скосив глаза на удивленного Глеба. – Говорят, это магический радар. Ах да, ты же никогда не видел строений, созданных выходцами из бесцветной сферы. Обожди, вот доедем, я тебе растолкую в двух словах…

Когда такси, свернув с Третьего кольца на Ленинградку, проехало два квартала в сторону Белорусского вокзала, Акунд попросил водителя остановиться. Глеб достал деньги, рассчитался и следом за приятелем выбрался из машины.

– Куда теперь?

Сатра молча указал на многоэтажное здание со стеклянным фасадом. Над козырьком входа ясно читались буквы: «Второй Московский часовой завод «Слава». Погодин припомнил, что часы этой марки носил в молодости его отец. Раньше Глеб не раз проезжал мимо завода, где-то в Сети читал сообщение о том, что производство собираются закрывать, чтобы построить на этом месте очередной торговый центр. Собственно, больше ничего о «Славе» он не знал.

– И что тут? – поинтересовался он.

– Любопытство сгубило кошку, – раздраженно отмахнулся Акунд. – Ты можешь обойтись без вопросов? Братуха, я все тебе растолкую, только потом, потом…

За Пеленой облик часового завода практически не претерпел изменений, единственное – из многих окон торчали курящиеся дымками коленчатые трубы с остроконечными искрогасителями. Пройдя по тротуару несколько метров, Акунд и Глеб приблизились к входу. Наверное, для обычных людей здесь были обыкновенные стеклянные двери, как в большинстве учреждений столицы, но Глеб увидел массивные створки, отлитые из чугуна. По краям вился прихотливый орнамент – кольчатые змеи, когтистые ящерицы, пылающие саламандры, пучеглазые рыбы разевали зубастые пасти, впиваясь друг в друга. Неизвестный мастер умудрился, сохраняя общую гармонию узора, ни разу не повториться в комбинации существ. Глеб, разглядывая удивительные ворота, понял, что этому занятию можно предаваться часами.

Сатра взялся за висевший на внушительной цепи тяжелый молот и трижды ударил им в выпуклый бронзовый щит. К удивлению Погодина, звон раздался не на улице, а где-то за воротами, в глубине здания. Лязгнул засов, и в чугунной створке ворот на уровне груди обычного человека открылось крохотное зарешеченное оконце, за которым блеснули глаза привратника. Он смерил человека и сатра недовольным взглядом и спросил тонким голосом:

– Что надо?

– Сатра Акунд к почтенному Сог-Роту. По делу, – прогудел «зеленый», упершись в гладкий чугун огромной ладонью.

– Ждите, – мрачно, но все с теми же птичьими обертонами в голосе просвистели из-за двери.

Окошечко закрылось. Потянулось томительное ожидание. Глеб хотел было задать спутнику очередной вопрос, но вовремя осекся и, чтобы убить время, начал наблюдать за шумевшим неподалеку Ленинградским проспектом. Еще несколько дней назад ему и в голову не пришло бы, что это времяпрепровождение может быть настолько увлекательным!

Вот в толпе прохожих идет жуткое существо с пепельно-серой кожей, напоминающее дьявола, – рогатое, с необычной формы треугольной головой. И никто из москвичей и гостей столицы даже не подозревает, кто топчет асфальт рядом с ними, у кого они спрашивают закурить или как пройти к Рижскому рынку.

А вот среди веселых кадетов-суворовцев, щеголяющих в новеньких мундирчиках с красными погонами, белозубо смеется, скаля клыки, парнишка с острыми мохнатыми ушами, забавно торчащими по бокам от фуражки. Глеб уже знает – это представитель фиолетовой сферы, оборотень. Сатра их почему-то очень не любят, а вот с людьми, с «коричневыми», оборотни, выходит, прекрасно ладят.

Когда над головой Глеба пролетел ангел, он испугался. Это было как ушат холодной воды. Все же разные маги, эльфы, оборотни, вампиры и козлоногие сатиры в его представлении относились к мифологии, а значит, были существами пусть и оказавшимися реальными, иной раз и смертельно опасными, но все же сказочными, как бы полувиртуальными.

Иное дело – ангел. Настоящий ангел огромного роста, с белоснежными густооперенными крыльями, тень от которых накрыла Глеба, заставив его вздрогнуть. А когда Погодин на мгновение встретился глазами с очами – по-другому и не скажешь, – горящими на удивительно красивом лике крылатого создания, он похолодел, вжавшись спиной в чугунный узор на воротах. Во взгляде ангела чувствовалась такая сила и мощь, такая уверенность в собственной правоте, что у Глеба закружилась голова.

«Если существуют настоящие ангелы, значит, все библейские предания – правда, а стало быть, есть и Бог, и Дьявол?» – потерянно подумал он, глядя вслед высоко поднявшемуся над крышами существу.

Но тут послышалось пронзительное ржание, и на проезжей части, уверенно объезжая машины, появилась большая черная карета, запряженная шестеркой прекрасных вороных коней с плюмажами на спинах. Кучер, облаченный в кожаный плащ, гортанно покрикивал, рассекая воздух длинным бичом. В окне кареты на мгновение появилось узкое смуглое лицо. Глеб вновь почувствовал испуг. Но это был уже совсем другой страх, тоскливый и безнадежный, на грани паники. У пассажира кареты вместо глаз он увидел два аспидно-черных провала, в которых плескалась ненависть ко всему живому.

«А люди, наверное, видят вместо кареты большой длинный лимузин, какой-нибудь «Крайслер», и везет он олигарха. У кого еще может быть настолько душегубский взгляд?»

Его мысли прервал Акунд, с досадой ударивший кулаком по чугуну ворот:

– Ну что они там, уснули, что ли?

– А что здесь для тех, кто не видит через Пелену? – не удержался Глеб, радуясь возможности отвлечься.

– Офисы мелких торгово-закупочных фирм. Общага для гастарбайтеров. Склады.

– А зачем нам к этим… Часовщикам?

– Сог-Рот имел дела с Аскетом, – ответил сатра и тут же удивленно посмотрел на своего спутника: – А ты откуда знаешь, что мы зовем их Часовщиками?

– Ну, часовой завод…

– А-а, поэтому, – улыбнулся сатра. – Завод тут не при делах. Просто так совпало, что здесь поселились уроженцы желтой сферы, Часовщики из племени Наррха. Они и в самом деле большие мастера делать всякие механомагические прибамбасы.

Окошко в воротах распахнулось, уже знакомый голос чирикнул:

– Сатра, кто с тобой?

– «Коричневый». Мой… друг.

– Хорошо. Почтенный Сог-Рот тебя знает. Почтенный Сог-Рот ждет. Можно зайти. Быстро. Но помните, что вы гости, и помните, что Железный воин следит!

– Я в курсе, – усмехнулся Акунд и подмигнул Глебу: – Братуха, ничему не удивляйся и молчи, понял?

Глеб кивнул. Затрещали шестерни какого-то скрытого механизма, и створка ворот приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель смог протиснуться сатра. Следом за ним Погодин шагнул в полумрак и сразу почувствовал запах смазки, разогретого металла, едкую угольную гарь и тонкий аромат канифоли.

В небольшом холле царил полумрак. Привратник, очень маленький носатый и ушастый человечек с огромными белесыми глазами, стоял чуть поодаль, а рядом с ним высился металлический великан, пыхтящий дымом и паром из нескольких блестящих трубок, торчащих над круглой головой подобно рогам. По стенам за его спиной были во множестве развешаны жуткие маски… Нет, не маски! Приглядевшись, Глеб понял, что это отрубленные и высушенные головы людей и нелюдей!

– Железный воин! – тыча длинным тонким пальцем в колосса, предупреждающе просвистел привратник.

– Мы пришли с миром, – приложил ладонь к груди Акунд. – Почтенный Сог-Рот…

Он не успел договорить – из темноты появился еще один ушастый совиноглазый карлик в кожаном переднике, с круглой шапочкой на шишковатом черепе. Увидев сатра, он радостно ощерил широкий рот в улыбке, больше напоминающей крысиный оскал:

– Почтенный Акунд! Будь здоров тысячу лет! Давно ты не грелся у моего горна! Проходи, дорогой гость, проходи. Мой дом – твой дом, моя женщина – твоя женщина, мое вино – твое вино, мое мастерство – твои деньги. Проходи!

– Здравствуй и ты, почтенный Наррха Сог-Рот! – пробасил Акунд. – Да будут твои искусство и мастерство самыми непревзойденными по всей Москве! Да продлятся дни твои в вечность, а творения твои переживут даже память о тебе!

Последняя фраза в этом цветистом обмене приветствиями показалась Глебу несколько некорректной, но, как известно, в чужой монастырь… Тем временем сатра и карлик обнялись, для чего Часовщику пришлось подняться на цыпочки, а Акунду – немного согнуться. Это выглядело смешно, если бы рядом не плевался огнем и дымом грозный Железный воин, а со стен не скалились мертвые головы, напоминающие, что с ушастыми карликами шутки плохи.

Когда церемония обмена любезностями закончилась, Акунд сухо представил Глеба – мол, мой знакомец, можно даже сказать, компаньон, и ему можно доверять.

– Похоже, твои дела идут не блестяще, почтенный Акунд! – защебетал Сог-Рот, разглядывая круглыми, как блюдца, глазами Глеба. – Ты нанимаешься к «коричневым»… Впрочем, это не мое дело. Если почтенный Глеб Погодин жаждет познать наши обряды, ему будет интересно поучаствовать в обряде «новой крови». Он здоров и силен, как я вижу, и обликом как раз подходит под нынешнюю фазу Луны.

Услышав это, Глеб судорожно сглотнул. Что бы ни имел в виду карлик, его слова прозвучали слишком зловеще. Акунд, заметив реакцию Глеба, усмехнулся:

– Почтенный Сог-Рот, мы несколько спешим. Возможно, когда наши дела будут закончены, мы сможем вернуться к твоему предложению.

– Как скажешь, почтенный Акунд, – вежливо поклонился карлик и зыркнул на Погодина. – Прошу в мою мастерскую…

Глеб, следуя за сатра и Часовщиком, поднялся по заставленной коробами с углем и заваленной полосами железа лестнице на второй этаж и очутился в длинном задымленном коридоре. Здесь было многолюдно, если только это слово можно было применить по отношению к Часовщикам, снующим туда-сюда; стайки детей с визгом носились среди вывешенного на просушку белья, огибая станины каких-то механизмов, мешки и ящики. По обеим стенам коридора шли дверные проемы, задернутые холщовыми полотнищами. Впрочем, временами встречались и настоящие двери, сбитые из толстых деревянных брусьев.

В мастерской Сог-Рота, освещенной мятущимся пламенем горна и несколькими тусклыми электрическими лампочками, стоял несмолкаемый шум от множества тикающих, скрежещущих, звякающих и дребезжащих устройств и приборов, назначение которых осталось для Глеба тайной.

– Прошу! – Карлик указал гостям на широкую железную лавку, сам устроился в складном кресле.

В несколько движений он освободил верстак, украшенный могучими тисками, от металлического хлама, водрузил посредине настольную лампу, щелкнул выключателем. Стало светлее.

Глеб огляделся. Мастерская Часовщика походила одновременно на лабораторию, кузню и кабинет астролога: молоты, клещи, наковальня, ванная с маслом, реторты, бутыли, наполненные разноцветными жидкостями, книги, пучки трав, мешочки, банки, распечатки схем, чертежи, обычные слесарные инструменты, тут же новенький ноутбук, занавешенная тряпьем панель плазменного телевизора на грязной стене, GPS-навигатор, небрежно подвешенный за ремешок. И все закопченное, захватанное руками. Видно было, что Сог-Рот только что отложил работу, чтобы встретить гостей.

– Прежде чем мы начнем разговор, почтенный Сог-Рот, я бы хотел прояснить одно обстоятельство, – негромко обратился Акунд к карлику. – Этот «коричневый», как я уже говорил, не друг и не наниматель, а мой компаньон. Ты сам не раз заявлял, что ваши законы и правила чересчур строги и это мешает делам…

– Да, да, да, – закивал ушастой головой Часовщик. – Если бы ты сказал правду, он не вошел бы в Коричневый дом. Людям тут не место. Но я верю тебе, почтенный сатра. Стало быть, я верю и твоему компаньону Глебу Погодину. Ты ручаешься за него – этого достаточно. И не будем больше об этом.

Он трижды хлопнул в ладоши. Из дверей, ведущих в соседнее помещение, появилась согнутая в поклоне невысокая женщина в неопрятном балахоне до пола. Она просеменила к столу, поставила поднос с кувшином, кубками и тарелками, не поднимая глаз, попятилась и скрылась за занавесом.

– Новая кровь! – проводив женщину глазами и лукаво улыбаясь, чирикнул Сог-Рот.

Он проворно выметнулся из кресла и, сунув голову за занавеску, разразился длинной тирадой на своем птичьем языке.

– Он что, хочет, чтобы я – с этой? Добровольно?! – взволнованно прошептал Акунду Глеб.

– Успокойся, – засмеялся сатра, взял с подноса горсть ароматного риса и отправил в рот. – Для них секс с «коричневыми» – табу, позор. Кровь – это в буквальном смысле. Он хочет взять у тебя из жилы немного влаги жизни. Часовщики племени Наррхов используют ее для… А хрен его знает, для чего! Но они хорошо платят, имей в виду.

– Нет, – твердо произнес Глеб. – Мне моя кровь самому нужна. Вся.

– Ну, нет так нет. Ты ешь давай. Здесь нельзя отказываться от угощения – обидишь. Наррхи в этом плане повернуты на всю голову.

Оглядев тарелки и миски, Глеб счел за лучшее последовать совету Акунда. Он взял кусок лепешки, положил сверху ломоть истекающего соком жареного мяса, посыпал мелко нарубленной зеленью и принялся за еду, периодически зачерпывая щепотью рис из большого блюда. Кушанья Часовщиков по вкусу напоминали восточную кухню. По характеру приправ Глеб определил, что, скорее всего, влияние на кулинарные пристрастия карликов оказала Средняя Азия.

«Хотя еще неизвестно, кто на кого влиял», – вспомнив, что реальная история мира отличается от той, которую он изучал в школе, подумал Глеб.

Вернувшись за стол, карлик присоединился к трапезе. Он налил в кубки темный пенящийся напиток и жестом предложил выпить. Акунд охотно согласился, и Глебу ничего не оставалось, как последовать его примеру, хотя странный запашок и грязноватая пена, шапкой поднявшаяся над кубком, не внушали ему доверия.

– Да будет благословен в веках этот дом, пламя в горне, умелые руки хозяина и наша нерушимая дружба! – торжественно произнес сатра явно ритуальный тост.

Все встали. Кубки со звоном столкнулись над столом. Глеб осторожно пригубил и обнаружил, что по вкусу напиток Часовщиков напоминает одновременно темное ирландское пиво и крепленое вино типа «Порто». Нельзя сказать, чтобы Погодин был поклонником этих напитков, а тем паче коктейля из них. Он хотел поставить кубок, но Акунд отрицательно покачал головой, давая понять, что выпить нужно все, до дна. Пришлось пить.

– Кушайте. – После выпитого улыбка Сог-Рота стала еще шире. – Когда пьешь ай-цараз, нужно много кушать! Еда есть. Еды много. Надо – еще принесут.

Некоторое время в мастерской стояла тишина. Глеб, чувствуя, как стремительно хмель растекается по телу, всерьез навалился на мясо и зелень. Акунд, которому кубок ай-цараза был что слону дробина, задумчиво глядел на тлеющие угли в горне, пожевывая длинную скрутку вяленого сыра.

Дождавшись, когда гости утолят голод, Сог-Рот заговорил о делах:

– Так что же привело тебя к моему горну, о почтенный Акунд? Быть может, ты хочешь приобрести что-то из оружия? У меня есть отличные двадцатипятизарядные «Когти гнева» и свежезачарованный «Драконий панцирь», а также…

Сатра жестом остановил хозяина мастерской:

– Благодарю, почтенный Сог-Рот, но я явился к тебе не как покупатель. Точнее, я хочу купить не то, что ты создал своими умелыми руками, да будут они сто лет не знать усталости. Мне нужно Слово.

– Слово? – вытаращил и без того огромные глаза Часовщик.

– Слово, – подтвердил Акунд. – Слово к Аскету. Я знаю, что оно у тебя есть.

В мастерской наступила тишина. Глебу показалось, что даже механизмы на полках перестали жужжать и тикать. Лишь угли в горне потрескивали, да гомонила где-то за дверью ребятня.

– Откуда ты знаешь, что я веду дела с Аскетом? – тихо спросил Сог-Рот.

– Знаю, – твердо ответил сатра. – И знание это умрет вместе со мной. Дай нам Слово. Мы хорошо заплатим. Деньгами. Скажем, тысяча долларов тебя устроит?

Часовщик закрыл глаза, размышляя. Его длинные тонкие пальцы зашевелились, словно перебирая невидимые четки. Наконец, подняв веки, Сог-Рот посмотрел на гостей. Глеб поразился, увидев, как отраженные огни ламп заплясали в зрачках Часовщика, точно живые.

– Мне не нужны деньги, почтенные. Год был удачным, много товаров продано. Нет, мне не нужны деньги.

– Чего же ты хочешь? – растерялся Акунд.

– Новая кровь! – Личико Часовщика расплылось в знакомой улыбке. – Глеб Погодин даст мне новой крови. Я дам вам Слово к Аскету. Хорошая сделка, а?

Акунд повернулся к Глебу, вопросительно посмотрел на него – мол, что скажешь?

Первая реакция Погодина была чисто инстинктивной: он схватился за опустевший кубок. Сог-Рот расценил этот жест по-своему, немедленно наполнил его ай-царазом, не забыв затем подлить себе и сатра.

– Выпьем за здоровье дорогих гостей, да будут их дороги долгими, встречи добрыми, а враги – мертвыми! – радостно провозгласил он. – Хорошая сделка, Глеб Погодин! Очень хорошая!