Юная Венера (сборник) Мартин Джордж
– Ты знаешь мой язык?
Он отрицательно покачал головой.
– В пещере я слышал, как ты обращаешься к кому-то. Или это была молитва богам? Я слушал. По частоте употребления я понял, что «сек» означает леса или деревья. – Он указал на стволы вокруг.
– У меня нет богов, – ответила она. – «Ул» означает песня. «П» – разделяющий звук, меня зовут Песня Леса. «Секул», без «п», означает другое.
Различие, по видимости, было важным, но он не знал, что ей ответить.
– Ладно, Секпул. Э-э, «Джон» означает «дар бога».
Она засмеялась, по крайней мере звук, издаваемый ею, означал смех. Его глаза горели от мази, но со зрением все в порядке. Он был здоров, жив. И в хорошей форме – наверное, впервые с момента приземления. Форрест посмотрел на ствол дерева, проколотый ножом, и место, где он стоял: естественная площадка была отполирована от длительного использования.
– Здесь живут люди?
– Только туземцы, примитивные обитатели поверхности: ты не увидишь их. Есть еще другие, еще менее заметные. Пойдем. Уже недалеко.
Вскоре они пересекли огромную поляну с впечатляющим навесом из пальмовых листьев вверху: внушительных, но не экстраординарных. На открытом месте росли только мхи, упругие и смутно знакомые.
Секпул подвела его к деревьям. Над головой между навесом листьев и потолком из сияющих облаков проплывала тень, из нее серым занавесом лился дождь. Форрест считал это явление дождем до тех пор, пока они не пересекли границу тени, и тогда он в изумлении уставился на брюхо исполина, а когда двигающиеся блестящие пряди проскользнули по его бритому черепу, вздрогнул и пригнулся.
– Не пугайся, – сказала Секпул. Она не снимала гарнитуру-переводчик с тех пор, как он помылся, и он оценил этот шаг. – Он питается воздухом и не знает, что мы здесь.
Когда они вошли в лес, она почти сразу остановилась, сделав ему знак отступить назад. На пути у них были заросли, с крепкими узловатыми корнями высотой примерно по колено. Секпул присела, балансируя хвостом, и провела лезвием ножа по пальцам. Была ли ее кровь красной? Он не мог сказать этого, находясь в вечных розово-зеленых сумерках.
– Подожди. Не двигайся. Стой, где стоишь.
Та же церемония повторилась дальше, среди деревьев справа. Что она делала? Задабривала демонов? Встреть он сейчас демона, и пальцем бы не шевельнул, пока она не появилась бы слева. Венерианка сделала большой круг. Они двинулись вперед и остановились перед внушительным мертвым гигантом: пень, высотой и шириной с дом. Форрест уважительно окинул его взглядом.
– Надеюсь, этот парень не питается плотью?
– По правде говоря, питается, но сердцевина его не опасна.
Последняя секция входного туннеля была вертикальной. Они спустились по лестнице в округлую комнату с куполообразным потолком, как в том убежище, где Форрест очнулся после падения с дерева, но просторнее и с большим количеством предметов мебели. Здесь стояли диваны, низкие столики, комоды. Огненный шар находился на эллипсоподобной подставке, с другой стороны которой побулькивали пузырьки газа. Куда-то вели множество дверей, но все они были заперты.
У Форреста разыгрался аппетит. Он мечтал о поджаренном стейке, картошке и хорошем пиве, но вместо этого сделал пару глотков из проклятой тыквы – ему уже следовало прекратить называть ее тыквой, поскольку этот сосуд, по всей видимости, был изготовлен человеком, – затем рухнул на диван и погрузился в сон.
Во сне его преследовали какие-то твари, тянувшие к нему длинные щупальца, безногие грызуны, покрытые червями. Гиены кружили вокруг ядовитых деревьев, и в их длинной шерсти кишели мириады кровососущих насекомых. Крошечные черви вились в воздухе, заползали в поры, поедая своих более мелких собратьев. Он проснулся в холодном поту. Зубастики, телогрызы – «милые» названия для голодных тварей. «Мы народ веселый, ходим всей толпою…» Вокруг паразиты, на Земле их тоже хватает, но если бы Секпул не наткнулась на него, то судьба землянина была бы ужасной! «Она не наткнулась на меня, – подумал он. – Она меня искала». «Падение с дерева спасло тебе жизнь, но какой ценой…»
Он открыл глаза. Она была рядом, в своей обычной позе, с опорой на хвост, переводчик был включен. Она улыбнулась ему. Ему очень полюбилась ее широкая, жутковатая улыбка. Но это была граница, за которую он боялся переходить.
– Мне нужно мое снаряжение.
Она вернула ему все его вещи, включая травматический пистолет. А Форрест-то считал, что пистолет потерялся.
– Это не смертельное оружие, – добавила она. – Смертельного у тебя вообще нет. Что ты будешь делать, если столкнешься с неприятностями, Джон Форрест?
«С какими неприятностями? – подумал он. – С твоими друзьями?»
– Что я буду делать? Я не собираюсь убивать. У меня иная миссия, исследовательская, я здесь не на тропе войны.
– Исследовательская миссия, – повторила она. – Я понимаю.
– А как насчет тебя, Секпул? Я перед тобой в неоплатном долгу, конечно, но как тебя занесло в эту дыру? Как получилось, что ты оказалась здесь?
– Поверхность планеты является источником сырья, Джон Форрест. Мы приходим сюда, чтобы заключать сделки с туземцами и воевать друг с другом за ресурсы. Я искала ядовитые деревья, из них можно делать боеприпасы.
– Это работа не для врача.
– Во тьме мы живем столько же, сколько и на свету, мистер Пришелец, и хотя я выбрала медицину, но рождена была для большего. Я видела, как ты бежал от паразитов, как залез на дерево, а затем упал, но я оказалась рядом случайно.
«Теперь я слишком много знаю, – подумал Форрест. – Складывается впечатление, что у меня серьезные неприятности. Но если ты пощадишь меня, если ты сможешь это сделать, я буду тебе благодарен…»
Он ничего не сказал вслух, только кивнул.
– Я скоро покину тебя, – сообщила она. – Здесь есть все, что тебе нужно, и ни зубастики, ни телогрызы тебя тут не тронут: пустоты под Великими Сердцами служат нам безопасными домами. Я дам тебе навигатор, потому что ты не знаешь, как вернуться к тому месту, где я нашла тебя. Ты был очень болен. Не торопись: поешь, отдохни немного перед дорогой. Я не обрадуюсь, если ты свалишься от усталости до захода солнца…
– О, так… мы называем это акклиматизацией. Ничего страшного, я готовился к смене временных зон…
Форрест любил носить наручные часы, у него их была целая коллекция. До отъезда в Западную Африку он приобрел одни, сделанные специально для венерианского путешествия. Остроумная и дорогая игрушка: кроме времени, указываемого часовой, минутной и секундной стрелками, часы показывали орбитальные стыковки двух планет. Секпул вернула ему их. Он не думал, что она могла их испортить. Форрест взглянул на тот циферблат, который его интересовал, и сердце его тревожно забилось.
Он хотел спросить ее, сколько времени он был болен? Как долго длится в ее мире день? Он не представлял, как сформулировать вопрос, но это было и не важно. Он знал достаточно о жестких ограничениях аппаратуры ПоТоло, чтобы понять, что пропустил временное окно. Новый шанс вернуться представится не скоро.
– Но у меня к тебе есть предложение, Джон Форрест. Оно только что пришло мне в голову. Почему бы тебе не задержаться здесь? Не спеши возвращаться на небо. У тебя исследовательская миссия, а я могу познакомить тебя с интересными людьми. Потом мы сможем доставить тебя туда, куда пожелаешь.
Форрест незаметно опустил планетарные часы во внутренний карман. В ее зеленых глазах светились лживые огоньки, улыбка была холодной и натянутой, но ему было все равно.
– Отличная идея, я только «за». Когда выходим?
Если он застрял, на год или на всю жизнь, у него достаточно времени, чтобы присмотреться к этому миру. Он не видел другого выхода. Да и почему нет? Если эта женщина опасается за его жизнь, то она просто плохо знает Джона Форреста! Но что скрывали гадальные кости в мешочке на ее шее?..
Форрест снова «свалился от усталости до захода солнца». В комнате царил сумрак, огни в стенных нишах притушены. Он услышал голос Секпул, но самой ее не было видно. Она отгородила часть помещения в конце комнаты так же, как она отгораживалась, когда он болел. Автоматический переводчик лежал на столе. Заинтригованный, он надел его и подкрался к перегородке, осторожно обходя ее, пока не добрался до щели. Посмотрев через нее, он увидел в отгороженном пространстве себя – дрожащего, голого, стоящего почти напротив.
Форрест опешил. Он словно смотрелся в большое зеркало, но это зеркало не отражало комнаты позади него. Обнаженная фигура была голограммой. Рядом с ней находилась также голографическая фигура мужчины-ящера, одетого в черно-белый наряд (хвоста его не было видно). Секпул, стоя спиной к Форресту, быстро говорила на языке, напоминавшем треск и свист фейерверков, но переводчик в целом справлялся со своей задачей.
– Нет. Он настоящий, не какой-нибудь флишататонатон. Но в нем есть имплантат, прикрепленный к стенке желудка. Я не трогала имплантат, потому что не знаю, для чего он…
«Приятно сознавать, что ты ходячий инопланетный образец», – подумал Форрест. Ответ мужчины, переданный по видеосвязи, оказался неразборчивым.
– Переговоры – это, конечно, прекрасно, но как долго они будут продолжаться?.. Это лучше. Гораздо лучше, чем… кинсниппинг, Эсбе! Мы же хотим избежать репрессий, верно?
Он подумал, что ее хвост сейчас должен быть напряжен. Он бы хотел увидеть его. Он тихонько отступил назад, положил гарнитуру на место и снова лег; в голове был хаос.
Форест притворился спящим и, кажется, на самом деле задремал. Он очнулся, когда услышал, как кто-то крадется.
Огненные шары светили тускло, перегородки не было. Секпул сидела возле светильника, обернув хвост вокруг ног. Ничего не двигалось, но шорох стал ближе. Форрест озадаченно повернулся на бок, словно бы во сне, и увидел нечто, выползающее из стены комнаты.
Тень передвигалась по полу. Человеческая, мужская фигура – стройный юноша, голый, сильно избитый, стоял боком к нему. Колено, спина, ребра и плечи юноши были пересечены багровыми рубцами. Вокруг глаз темнели синяки. Никаких признаков хвоста, и, если бы не четкое ощущение реальности происходящего, Форрест решил бы, что спит и во сне видит этого мальчика. Волосы явившегося были черны, зеленоватая кожа казалась неестественно бледной, пока он не подошел к свету. Он был не просто бледен – он был полупрозрачен, почти бесцветен.
Истерзанный мертвец, но двигающийся; призрак, управляемый Секпул.
Очередная голограмма? Судя по действиям Секпул, нет. Она обнимала мальчика, касалась его, шептала, поглаживала его темные волосы и опухший от побоев лоб. Форрест кашлянул.
Она оглянулась; призрак мгновенно исчез.
Что это было? – выдохнул он.
Большие глаза смотрели на него не мигая, она спокойно отодвинулась от огня и надела переводчик.
– Мой сын, Гемин. Он приходит ко мне. Обычно я виделась с ним в одиночестве; раньше ты не просыпался. Он умер под пытками. Избегай такой смерти, Джон Форрест. Это плохой путь.
Она сняла наушник и отвернулась; разговор окончен. Форрест встал и подошел к огню, по дороге надев гарнитуру. Он выдержал ее взгляд, намеренно медленно поправляя переводчик.
– Расскажи мне об этом, Секпул.
Она смотрела в огонь, еще плотнее обвив себя хвостом.
– Рассказывать почти нечего. Он был пойман в тайной войне и взят в заложники; мы не смогли договориться о его освобождении. Обращались с ним жестоко, наши протесты ни к чему не привели; потом мы узнали, что он умер. Ничего нельзя было сделать. Я только утешаю его, насколько могу… Смерть не конец, Джон Форрест, мы все это знаем, потому что наши мертвые возвращаются к нам. Они общаются с нами во сне и наяву. Но когда они, наконец, уходят навсегда, мы не знаем, что с ними будет дальше. Мы не знаем, спокойно ли им, избежали ли они страданий или пойманы в ловушку смерти. Это жестоко.
– Я знаю, что ты шаманка, – сказал он. – Должно быть что-то, что ты можешь сделать для него.
Длинные пальцы сжали мешочек с гадальными костями.
– Нет. Не будем говорить об этом. Я не могу помочь моему мальчику. Они исчезают, вот и все, и он тоже уйдет, и я не знаю куда.
2. Из огня да в полымя
Перед выходом Секпул снова успокаивала демонов. Форрест держал дистанцию и не выходил, пока она не сделала полный круг. Она казалась смущенной, чего раньше он за ней не замечал, и это ему нравилось. Он не сомневался: если бы он спросил, венерианка, разумеется, ответила бы, что хочет обезвредить ядовитую изгородь, и поэтому оставила его позади (дожидаться кинснипперов!). Он ничего не сказал, просто пошел за ней, как и прежде. И незаметно усмехнулся: он больше не был беспомощной обузой. Он снова хозяин своей судьбы, и от этого было спокойнее.
Но неужели все неуловимо поменялось? Деревья поменяли свое место? Действительно, пространство между рядами было иное, другой ландшафт…
– Так происходит всегда, – пояснила Секпул, перехватив его взгляд. – Лес – единый организм, он двигается, как ему заблагорассудится. Вот почему тут нет троп. У туземцев свои способы находить дорогу. Мы используем навигаторы и приходим точно куда следует. Так проще.
– Странный мир. Словно круг ада у Данте.
– Это верно. Смерть находится тут, кусает свой собственный хвост. Но тем не менее я люблю этот мир.
Снова подул ветер, на этот раз сильнее, шелестя листьями гигантских деревьев. Секпул протянула Форресту робу, точь-в-точь такую же, как у нее самой. Он оделся, расправил складки на вороте. Из прохладной тиши леса они вышли в центр пылевой бури. Хорошо защищенный, но мало что видящий Форрест чувствовал под ногами твердую поверхность со скользящими по ней песчинками. Вскоре впереди он разглядел широкую площадь с куполообразными строениями. Борясь с ветром, он посмотрел в сторону и увидел лес: словно серо-зеленый мираж, он возвышался на краю пустыни, заносящей город. Венерианка направилась к зданию и, набрав что-то на сенсорной панели, отперла массивные двойные двери. Только на крытом сверху дворе, оказавшись в безопасности, они смогли взглянуть друг на друга.
– У меня тут работа. Это не займет много времени.
Комната, куда они вошли, напоминала церковь: подиум для священника, скамейки для прихожан. Изображения людей-ящеров, животных и растительных орнаментов из цветных металлов и эмали покрывали стены. Секпул подошла к трибуне.
Форрест сел. Ему казалось, что его ноги слишком длинные. Секпул была высокого роста, но, как у японок, ее рост создавала длина ее гибкого тела… Форрест ожидал включения экрана, но, к его удивлению, вместо этого в прозрачном цилиндре начал сыпаться какой-то белый порошок, превращаясь в чью-то фигуру. Цилиндр открылся, внутри уже сформировался четкий образ венерианского мужчины. Не того, которого Форрест видел в зеркале-экране, другого. Этот мужчина облачен был, видимо, в парадную форму; солидный, но пожилой или, может быть, больной. Волосы на голове жидковаты…
Секпул говорила, мужчина в основном слушал. На секунду он глянул в сторону, и Форрест смешался, поняв, что симулякр смотрит на него в упор. Наконец Секпул поклонилась, и старик сделал то же самое. Тело симулякра рассыпалось в пыль и исчезло.
Венерианка прошла мимо Форреста, направляясь к двери, по пути надевая наушник переводчика.
– Кто это был?
– Мой муж. Прости его, если он показался тебе невежливым, вы встретитесь с ним наверху в правильной обстановке. У тебя есть жены, Джон Форрест?
– У меня было две. Мне этого хватило.
– Мудро… Я выполнила то, чего от меня ждали. Я дала имя влиятельного старика своему ребенку, чтобы его будущее было обеспечено. Обоюдно выгодный обмен: мы и не ждали, что это навсегда. Я не жалуюсь, вовсе нет. Но, черт, как долго он не умирает!
Она одарила его улыбкой, от которой мороз шел по коже.
– Теперь нам нужно спешить. Ветер обычно спадает с наступлением темноты, но я к тому времени хочу оказаться подальше отсюда.
Во дворе Секпул оставила его, но быстро вернулась, ведя на поводу животное: низкое, с широким крупом, полосатое и морщинистое, оно походило на верблюда, только с кошачьими глазами и гибким хвостом, и с жесткими обвисшими бакенбардами.
– Познакомься, Джон Форрест, это Мианхоук. Я не беру его в лес, но сейчас это необходимо. Боюсь, тебе придется ехать со мной вместе. Я не предвидела, что приду домой с гостями.
Кто запряг Мианхоука? Форрест прислушался: ни шагов, ни голосов.
– Мы одни? Где же все?
– Только туземцы постоянно живут на поверхности, и то не выбираются из своих охотничьих угодий. Пойдем, нам предстоит долгая поездка на станцию Морских скал.
«Если меня будут искать, – подумал Форрест, – никто не сможет указать, в каком направлении я двинулся».
Полукот-полуверблюд двигался очень странно. Он прыгал, как заяц, отталкиваясь задними лапами, легко приземляясь на передние. Ехать было некомфортно, но дорога была дальняя, и Форрест подгонял животное. С каждым прыжком он почти сваливался с седла, бормоча проклятия, а при приземлении отбивал копчик так, что позвоночник вдавливался в череп. Секпул ехала, вытянув хвост, приподнявшись в стременах, как жокей. Она оглянулась, прищурила зеленые глаза, глядя сквозь клубы пыли, и заметила, что Форресту неудобно. При следующем скачке он почувствовал, как ее хвост обертывается вокруг него, прижимая к себе.
– Так лучше.
– Да, – подтвердил он, – замечательно.
Постепенно ветер утих, и пыль улеглась. Мианхоук, кажется, чувствовал, что седок измучен, поэтому перешел на неторопливый шаг, поднимаясь среди выветренных валунов, возвышающихся над обрывом, словно гребень волны. Секпул хлопнула зверя по боку поводьями, он опустился на колени, и они спешились.
Поднявшись до вершины, всего на несколько метров, они неожиданно оказались на краю бездонной пропасти. Красно-золотые скалы уходили вниз глубже, чем Великий каньон, края их терялись в дымке за горизонтом. Чуть левее, далеко вверху Форрест разглядел дорогу, тянущуюся к скоплению зданий и тоненьких арматур мостов, протянутых над бездной между конусообразными скалистыми опорами. Прищурившись, он разглядел, что дорога не заканчивается среди зданий, а уходит ниже, в неведомые глубины, так глубоко, что мостики, перекинутые между скалами, становятся совершенно неразличимы.
А далеко впереди сверкала белая гладь, укутанная бледными облаками.
– Там океан?
– Был когда-то давно, – ответила Секпул, – сейчас это огромная соляная жаровня. Мы теперь живем в облаках и на небе, Джон Форрест, где все пока еще в порядке. Только сумасшедшие горюют, что больше нельзя жить на поверхности. В этом нет ничего страшного. Так или иначе, природа там, внизу, уже невосстановима.
– Тогда какой смысл беспокоиться? Ничего не изменить.
– Верно. Я бы хотела выучить твой язык. В нем много интересных оборотов, необычных сравнений. Я не на тропе войны. Ты тоже так однажды сказал.
Форрест кивнул, но мысли его были далеко. Из огня да в полымя… Наша прекрасная соседка по Солнечной системе накануне больших проблем. Ваши расчеты не совсем верны, ПоТоло!
– Что вызвало эту засуху? У ваших ученых есть какое-нибудь объяснение?
Венерианка задумалась, тщательно подбирая слова.
– Давным-давно мы жили в опасном мире, но не знали этого. Вокруг было изобилие, всего было достаточно. Но однажды мы пересекли незримую черту, пошли по неверному пути и, сами того не желая, нарушили баланс, после чего разрушение было уже не остановить. Тик-так, как заводная детская игрушка, – процесс медленный, нелепый и беспощадный. Я представляю себе это таким образом. Но неверный шаг был сделан очень давно, Джон Форрест. Разрушение началось до того, как мы переселились в облака, не говоря уже о небе. Глупо испытывать вину и считать себя ответственным за это.
Ветер стих, величественная и мрачная картина окружала их.
– Я привела тебя сюда не для того, чтобы обвинить в чем-то, мистер Пришелец с неба. Я хотела показать тебе кое-что. Посмотри на восток.
Он догадывался, что увидит. Вдали, четкий, словно жирная линия на детском рисунке, от горизонта до горизонта раскинулся изогнутый край тьмы. Он рос, как силуэт луны, закрывающей солнце при затмении, как заливаемое чернилами блюдце. Ни полутонов, ни закатных красок, предвещающих ночь. Переход от света к тени был внезапен, абсолютен, как чистая музыкальная нота.
Это была тьма.
Форрест представил себе мир без солнца. Ни луны, ни звезд. Ему стало страшно, захотелось бежать прочь от надвигающейся темноты. За его плечом венерианка восхищенно вздохнула, когда абсолютная, беззвучная ночь поглотила утес, на котором они стояли.
– Все, – пробормотала она, когда темнота достигла вершины.
– Спасибо, – прошептал Форрест.
Они продолжали путь на станцию Морских скал, словно плыли по бесконечной черной воде. На уздечке Мианхоука раскачивался фонарь, но он, по-видимому, в нем не нуждался, двигаясь легко и уверенно, как днем. Станция была освещена, но так же пустынна, как и город возле леса. Корзина канатной дороги, покачивающаяся на цепях, по обеим сторонам которой висели розовые огни, напоминала изображенные на стенах египетских храмов корабли мертвых. Погруженные каждый в свои мысли, они беззвучно спустились на мост.
Мианхоука отвели в его стойло. Позаботившись о нем, Секпул вернулась в комнату Форреста, где был устроен ужин из продуктов, найденных в кладовой: солений, паст, жестких сухарей, несладких пирожных из перетертых бобов (а может, личинок насекомых?), засахаренных фруктов. Неплохая альтернатива тыквенной кашице. Поев, они сели в корзину канатной дороги, прихватив найденную бутылку местного алкоголя. Сиденья по обеим сторонам кабины были мягкими и широкими.
– Осмотреть за один раз все здесь невозможно, Джон Форрест. Сейчас мы проедем над Трещиной.
В бездонной мгле прямо под ними он увидел яркую красную линию.
– Что это?
– Трещина на коже планеты, вблизи от старой береговой линии, где извергаются вечные огни и сгорает изношенная плоть прошлого. Она исчезает… примером может быть мой собственный город. Все эти раны, как называют их наши ученые, заживают. И это не очень хороший знак.
– Я слышал об этом.
– Когда огонь перестанет извергаться и раны затянутся… то даже облака и небо не спасут нас. Но это будет очень не скоро. Ни тебе, ни мне не о чем беспокоиться!
Форрест наполнил две маленькие чашечки, она выпила и попросила еще. Неточный, ассоциативный перевод устройства превращал их разговор в беседу средневекового рыцаря со своей дамой о сверхъестественных, тайных материях, понятных лишь мудрецам. Она отложила свою чашку и взяла его за руку. Четырехпалая ладонь, в которой два пальца противопоставлены двум другим, походила на лапу хамелеона.
– Я ценю, что ты согласился сопровождать меня.
– В поездке на облака? – улыбнулся Форрест. – Мне она доставляет большое удовольствие.
– И все же я чувствую, что в долгу перед тобой. Позволь же мне вернуть долг.
– Это совсем не обязательно. Так мне кажется.
– А мне?..
– Ну, это весьма неожиданно.
– Просто благодарность, ничего серьезного.
– Конечно.
Их романтическая история была низкой пробы, но он был искренен, честен в своем желании, и она тоже. Не видя причин отказываться, он протянул руку и крепко и недвусмысленно сжал основание ее красивого хвоста. Языки их коснулись друг друга в едином страстном и порывистом поцелуе. Его язык проникал глубоко в ее рот. Он сбросил одежду и обнял ее, Секпул прижала его своим хвостом, и его исследовательская миссия зашла гораздо глубже и дальше, чем он мог предположить. После пика блаженства он заснул, а когда проснулся, она стискивала его в объятиях, мягкими, но сильными движениями покачиваясь на уровне его бедер…
Он спрашивал себя, доведется ли ему благополучно пройти по этому неясному пути или он умрет счастливым?
Неизмеримое наслаждение ночи продолжалось, прерываемое короткими рассказами Секпул о ее городе. Едва прикоснувшись к пище, они заснули, обнимая друг друга. Но когда Форрест проснулся, он обнаружил, что лежит один.
Секпул сидела на соседнем диване, в слабом свете ночника склонившись над гадальными костями, в той же позе, в какой он увидел ее впервые. Он подошел, и венерианка подняла голову, позволив ему взглянуть. Всего четыре символа. Основанием служила пластинка не толще листка бумаги, светящаяся изнутри, с нарисованной сеткой четыре на четыре. Довольно замысловато для шаманки, живущей на заре времен. Но недостаточно, чтобы просчитать судьбу высокотехнологичной цивилизации.
Но сетка четыре на четыре являлась достаточно сложной матрицей.
– Знаки означают вехи твоей собственной жизни, – сказал он. – Ты выложила их затем, чтобы предсказать судьбу своего народа, так я понимаю это. Ты объяснишь мне, как это работает?
Три плоские палочки, завернутые в клочок узорчатой ткани, – это прошлое.
Блестящее перо или рыбья чешуя на серебряной проволоке – то, что может произойти. Или скорее: событие вероятное, в зависимости от условий.
Сморщенный пучок коричневых, жилистых волокон, видимо, обрезков корней, – то, что есть.
Черный камень, гладкий, словно обсидиан, – это Истина.
Переводчик оказался бессилен передать истинный смысл сказанного. Форрест спрашивал, и она отвечала ему жестами – универсальным, вневременным языком.
Все ли из того, что ты видишь, сбывается?
Если ты знаешь так много, то должен знать и то, что это глупый вопрос.
Затем она улыбнулась. Сжав черный камень в кулаке, она положила свободную руку ему на грудь, туда, где билось его сердце. Но когда я знаю, что права, то, как бы предсказание ни было невероятно, я оказываюсь права…
Внезапно Форресту стало неловко.
Секпул убрала гадальные принадлежности в мешочек и надела его на шею. Вскоре она крепко заснула, но он не спал. Секпул, Секул, Песня Леса, шаманка. Способен ли он действительно понять ее? Это казалось невозможным.
Их прибытие на станцию Тессера было столь же знаменательно захватывающим, как и наступление тьмы. Ее город, небесный плот размером с Манхэттен, встречал их. Пришвартованный исполинскими канатами, он висел возле отвесного края плато Тессера рядом с вокзальчиком канатной дороги. Форрест наклонился и заглянул под днище города, когда они поднимались по трапу: огромные дирижабли, перетянутые сетью, парили рядами, связанные в гигантской решетчатой раме.
– В отличие от городов, находящихся в верхних слоях атмосферы, – заметила Секпул, – наши города созданы из живых материалов. Естественные колонии растений-пузырей при цветении обеспечивают нас герметичным материалом: от маленьких шариков, размеров с таблетку, до гигантских, словно горные вершины. Мы собираем их и используем для ремонта.
– Потрясающе, – сказал Форрест, и она засмеялась. – Расскажи о Гемине. Если ты хочешь.
– Конечно.
Она рассказала, что ее город, Лэситан, возглавляет альянс свободных и независимых облачных городов, известный как Союз. Другое крупное объединение городов – Империя, военное государство с центром на огромном летающем острове под названием Раптон. Между Империей и Союзом сейчас формально объявлен мир, но тайные маневры друг против друга не прекращались; именно это положение тайной войны и стоило Гемину жизни. Истинная история того, что произошло, не разглашалась, она могла стать поводом к войне. Согласно официальной версии, его убили в результате инцидента в пещере, во время спелеологической экспедиции ко дну древнего океана; и, к несчастью, извлечь его тело не представлялось возможным.
– Это была геолого-разведочная экспедиция, – рассказывала Секпул, – на спорной территории, где имелись богатые залежи полезных ископаемых, и исследователи вместе с Гемином попали в беду. Сыну вообще не следовало там находиться.
Наконец Секпул с Форресом высадились, улыбаясь приветствующей их делегации, как были, прямо в накидках и обтрепанной пустынной форме. «Человека с небес» тут же окружили чиновники и репортеры. Прошло довольно много времени, прежде чем он снова смог остаться наедине с Секпул.
Форрест никак не мог привыкнуть к яркому свету после долгого пребывания во тьме: Лэситан дрейфовал, влекомый сильным ветром, и все его обитатели даже если не спали, попрятались по домам. Но вскоре город, прежде, словно арктическая ночь, тихий, стал оживать.
Умытый, выбритый, одетый в строгий венерианский костюм для официальных мероприятий, обеспеченный лучшими апартаментами и сервисом, Форрест носился с одного приема на другой. Землянина кормили отборнейшими деликатесами, которые были не лучше и не хуже, чем аналогичные абсурдные творения в Нью-Йорке или Лондоне. Он общался с помощью дословного переводчика со множеством удивительных венерианцев. Его безо всяких трудностей допускали в высшие слои общества. Контакт между двумя сферами – небесной и облачной – здесь был минимальным, фактически Форрест стал первым посетителем облачной сферы, он сравнивал себя с Марко Поло при дворе хана Хубилая. Пожалуй, наиболее интересный факт, отмеченный им, – у мужчин-ящеров, как и у бестелесного призрака мальчика, не имелось хвостов.
В следующий раз он встретился с Секпул во время личной аудиенции с Магистром города.
Тот его симулякр, который он видел в ее городе, был слишком приукрашен. В жизни Магистр оказался мумией, завернутой в медицинский кокон жизнеобеспечения, хотя его взгляд, с интересом обшаривающий Форреста, оставался четким и полным мысли. Секпул сидела возле кровати мужа в строгом темно-синем костюме. Приподнявшись на подушках, Магистр отвесил официальный поклон, переговариваясь через помощника, имевшего переводчик. Форрест преподнес ему планетарные часы, упакованные и украшенные сообразно случаю. Он вручал их с некоторой опаской, втайне надеясь, что дар хотя бы выглядит внушительным, но старик шипел и каркал с восторгом настоящего ценителя.
– Магистр доволен, – сообщил помощник. – Он говорит, что расчет орбит нашей планеты и наших ближайших соседей составляет довольно сложную задачу и он никогда не видал, чтобы решение этой головоломки было представлено в таком элегантном и изящном изделии. Он говорит, что вы должны посетить вашу родственную душу, брата его супруги, нашего Верховного Ученого, который так же очарован третьей планетой, как и он.
Магистра визит вскоре сильно утомил, и они расстались.
Секпул надела наушники, когда они отошли подальше от покоев Магистра.
– Полагаю, у вас на сегодня больше нет никаких неотложных дел, сэр. Позвольте показать вам город.
Вид с террасы нельзя было назвать замечательным, пространство перечеркивали глухие стены и оборонительный редут, защищающий резиденцию. Но отсюда были видны яркое облако наверху и наболее яркая зелень.
– Итак, это мой супруг, – сказала она, шагая рядом. – Он был хорошим организатором, но сейчас он стар и смертельно болен. Однако мозги его еще не одряхлели, и он не хочет уходить, поэтому все так, как оно есть. Он не понимает, что парализует весь город… А я в такой ситуации чувствую себя скованной.
Ее отросшие волосы свешивались косичками на затылок. У нее стильный макияж и драгоценное колье на шее. Она облачена в платье с глубоким вырезом на спине, почти до основания ее хвоста. Но он скучал по брюкам, в которых она ходила в джунглях.
– Ты считаешь, что я слишком резко говорю об этом? Не беспокойся, все знают, что я чувствую. В том числе и Магистр. Так что я не сплетничаю, Джон Форрест. Такие дела. – Она показала на гарнитуру переводчика и добавила: – А это легко прослушать.
– А что Магистр думает о том, что случилось с твоим сыном? И что думает о твоем и своем будущем?
– Что инцидент с сыном произошел на спорной территории, а это лучше, чем открытая война. Что, когда он, мой супруг, умрет, я снова смогу выйти замуж и у меня еще будут дети. Или я смогу усыновить ребенка, как уже делала раньше. Что он, когда ему станет лучше, будет вести переговоры о передаче нам тела Гемина. Но я-то знаю – этого не произойдет, ведь супруг умирает. Я не могу донести до него, что все еще безумно страдаю по моему сыну. Поэтому я просто жду.
У жителей Лэситана и самой Секпул, как определил Форрест, имелись сложные и запутанные культы почитания животных, заменяющие им религию. Горожане были милы и приятны, но известие о том, что наследник Магистра лежит непогребенный, «пойманный смертью» на дне какой-то ямы, повергала их в трепет. Их, видимо, в отличие от Секпул никогда не посещали ходячие мертвецы.
Форрест знал, что разговаривает с отчаявшейся женщиной и прощал ей многое из сказанного.
– А что там с моей «родственной душой»? Твоим братом, Верховным Ученым?
– С Эсбе? Кто его знает. Он эксцентричный гений, живет в своем собственном мире.
Улыбка, которую он так полюбил, была лишь прикрытием страдания.
– Наслаждайся оставшимся временем твоего визита к нам. Скоро летающему острову предстоит далекий путь к тому месту, где ты приземлился. Мы отправимся на то место, где мы встретились, и я полагаю, если ты не ошибся в расчетах, то оставишь нас.
«Вот оно что», – подумал Форрест. Скоро он, вероятно, возвратится.
Что ж, пусть так и будет.
Верховный Ученый работал в крайне ветхом здании, неподалеку от резиденции Магистра. Похоже, он не перегружал свои лаборатории персоналом. Или его почетный титул был только данью вежливости? Министр по науке, сопровождавшая Форреста только затем, чтобы покрутить хвостом перед зеркалом в прихожей, увильнула от ответа на этот вопрос.
Форрест был препровожден в большую сверкающую лабораторию, полную дорогостоящего (судя по внешнему виду) оборудования. Ящер-мужчина в черном халате и белых брюках (один из распространенных на Венере стилей одежды) неподвижно стоял, вглядываясь в чистую канистру, делая вид, что не замечает посетителя. Они были одни, и Эсбе оказался именно тем человеком, которого Форрест видел тогда в экране-зеркале.
– Подойдите и посмотрите на это, сэр. Наденьте маску и ничего не трогайте руками.
Форрест послушно подошел. Емкость казалась пустой. Вскоре в ней появились крошечные движущиеся точки, которые соединялись, скручивались в спирали, то разделяясь, то соединяясь вновь.
– Что вы видите?
– Э-э, живой материал различных клеточных культур?
– Жизнь, сэр! В нашем мире все живое обречено, это несомненно. Но по моим расчетам на третьей планете возможно развитие биосферы, и моим грандиозным проектом является ее заражение нашими живыми существами. Как только я усовершенствую свою систему доставки, моя Анимакула пройдет сквозь облака и пересечет безвоздушное пространство. И кто-то из нас сможет выжить.
– Это благородная мечта, – вежливо ответил Форрест.
– Вы мне не верите. Кто из нас путешественник по другим планетам? Вы дали Магистру приборчик, способный отслеживать орбиты, – просто для забавы, я уверен в этом. Вы забыли, что небо выше нашего уровня было чистым лишь до того времени, как обитатели планеты разрушили экосистему. Вы проигнорировали тот факт, что мы накопили значительный объем астрономических знаний, тысячелетние наблюдения…
– Я считаю науку Лэситана весьма впечатляющей.
Ученый неприязненно смотрел на него, вздернув губу в уродливом подобии улыбки своей сестры.
– Благодарю! Я не из тех идиотов, что подобострастничают перед вами, мистер Пришелец с неба. Для меня обитатели неба – враги, Раптон – наш настоящий союзник. Чем раньше мы присоединимся к империи, тем больше будет моя радость, и мне не важно, передадите ли вы это в своем сообщении домой.
– Моя гарнитура работает со сбоями, я не понимаю вас, не понимаю ни слова, – ответил Форрест, решив прикинуться простачком. – Зайду в другой раз. Извините.
Форрест скрыл от Секпул, что стал добровольцем в эксперименте. Считал, так для него безопаснее. Но теперь он чувствовал, что они должны поговорить откровенно. Возможно, это было роковым, непреодолимым искушением; к счастью или к несчастью, он знал единственное хорошее место для встречи в этом городе, где, по ее словам, все, что говорят, не будет доступно посторонним.
Он сделал личный звонок Эсбе и оставил речевое сообщение, подтвердив, что придет в лабораторию позже, когда согласует время прихода.
«Теряющий в дневное время силы» был удивлен неожиданно раздавшимися непрерывными всплесками музыки. Когда громкий мелодичный сигнал, означающий призыв к отдыху, стих, Форрест снова вошел в потрепанное здание. Никого. Он встал за углом недалеко от лаборатории и приготовился ждать.
Секпул пришла. Он подошел к ней, когда она отпирала двери.
– Я знал, что дождусь тебя здесь.
– Прости? Я ожидала встретить своего брата.
– Не думаю, что он появится, – сказал Форрест, последовав за ней внутрь.
Он удалил свое речевое сообщение, пока она не видела. Не то чтобы его сильно беспокоило появление Эсбе. Но лучше будет поговорить откровенно.
– Секпул, нам нужно поговорить. Я знаю, что в этой комнате безопасно. Думаю, будь здесь аппаратура прослушивания, твой брат сообщил бы об этом. В любом случае я знаю, что тут, в лаборатории, можно говорить открыто, – еще раз добавил он.
– Ты делала видеозвонок, в том убежище, в Большом Сердце. Я знаю, что вы, двое, хотели использовать меня в качестве заложника для обмена.
Ее зеленые глаза распахнулись шире, она опустила голову. Ни малейшего волнения не проскользнуло в ее взгляде.
– Значит, ты знаешь. Все в порядке… Я была в отчаянии и решила взять дело в свои руки. В поисках подходящего кандидата для обмена я отправилась в джунгли и наткнулась на тебя. Но план изменился…
– Да. Меня должны были кинсниппировать после твоего возвращения. Но у тебя появилась идея получше. Это понятно. Я только не понимаю, зачем было вовлекать в это все Эсбе? Этот высокомерный идиот собирается уничтожить вас. Ты в курсе, что он действительно хочет продать город Раптону? Как ты думаешь, что бы сказал Магистр, люди в городе, если бы я рассказал об этом?
– Эсбе несет много чепухи, никто его не слушает. Мне он нужен был как эксперт.
Неожиданно она почувствовала, что хочет быть откровенной с Форрестом. Они уже долгое время были очень близки, но не могли объясниться. Сейчас их молчание прервалось…
– И он имеет право, – продолжала Секпул, вызывающе глядя на Форреста, – неотъемлемое право помочь мне вернуть тело нашего с ним сына.
– Боже мой… Значит, твой брат – отец твоего мальчика.