Юная Венера (сборник) Мартин Джордж

Пилот, участвующий в отчаянной спасательной операции после катастрофы на Венере, понимает, что сам нуждается в помощи… и делает открытие, переворачивающее все наши представления о жизни.

Холдеман родился в Оклахома-Сити, получил степень бакалавра по физике и астрономии в Университете штата Мэриленд, работал в аспирантуре в области математики и информатики. Но его карьерные планы были нарушены призывом в армию США, в составе которой он отправился во Вьетнам в 1968 году в качестве военного инженера. Тяжело раненный в бою, Холдеман вернулся домой в 1969 году и начал писать. Свой первый рассказ он опубликовал в Galaxy, в том же 1969 году и в 1976-м получил премии «Небьюла» и «Хьюго» за ставший известным роман «Бесконечная война», одну из знаковых книг семидесятых. Вторую премию «Хьюго» он завоевал в 1977-м за рассказ «Трехсотлетие», в 1984-м получил премию Рислинга за лучшую научно-фантастическую поэму года (хотя Холдеман известен как писатель «чистого научного» жанра, он также и поэт, чьи стихи активно публикуют). В 1991 году Холдеман принял премии «Хьюго» и «Небьюла» за повесть «Тайна Хемингуэя». Очередную премию «Хьюго» взял его рассказ «Слепая любовь» в 1995 году. Среди других произведений – роман «Год войны», фантастические романы «Мост к разуму», «Вспомнятся мои грехи», «Там нет тьмы» (в соавторстве с братом, писателем Джеком Холдеманом II), «Миры обетованные», «Миры запредельные», «Миры неукротимые», «Купленное время», «Тайна Хемингуэя», «Способы торговли», «Грядущее», а также романы «1968, Камуфляж» (выигравший престижную премию Джеймса Типтри-младшего), «В двадцатых годах», «Неуправляемая машина времени», «Пленники Марса» и «Пленники звезд». Его короткие рассказы опубликованы в сборниках «Бесконечные сны», «Дела будущего», «Вьетнам и чужие миры», «Слепая любовь», «Сепаратная война и другие рассказы». Известен также сборник рассказов, в том числе и фантастических, «Военные истории». В качестве редактора он опубликовал сборники «Последний урок войны», «Космический смех», «Небьюла 17» и совместно с Мартином Гринбергом «Оружие будущих войн». В числе новейших его произведений – «Пленники Земли», большой ретроспективный сборник «Джо Холдеман: лучшее» и роман «Работа на заказ». Часть года Холдеман проживает в Бостоне, где преподает в Массачусетском технологическом институте, а оставшееся время – во Флориде, вместе со своей женой Гай.

Джо Холдеман

В аду

Наверно, мне стоило остаться на Марсе.

Эта мысль посещала меня неоднократно после прибытия на Венеру, а вот что я повторял себе неисчислимое количество раз на второй от Солнца планете: «Необходимо читать то, что напечатано в договоре мелким шрифтом». Примерно треть всех людей на Венере – новички с Марса, и, как мне кажется, все мы полагали, что на Венере не так уж и плохо. Разве что дождь всегда идет.

И на Венере действительно был дождь.

Возле полюсов есть сухие области, но нам туда не нужно – там нет растений. А экваториальные ураганы способны содрать мясо с ваших костей. Туда суются только девушки в тяжелых бронированных костюмах. Еще роботы и журналисты.

Роботов можно было использовать и здесь, в так называемой умеренной зоне, но люди в долгосрочной перспективе якобы дешевле обходятся. Пусть это и неквалифицированная рабочая сила, но более-менее способная обучаться. Плюс такое не поддающееся измерению преимущество, как воображение и инициатива, а также синергетический эффект, универсальность и самостоятельность. Вы можете запрограммировать машину на решение тысячи задач, но нельзя быть уверенным, что она будет способна решить тысяча первую. Доля вероятности в том, что решит, имеется, но одной вероятности нам недостаточно.

Люди, конечно, могут ошибаться, и ошибки их менее предсказуемы, чем машинные, но, с другой стороны, они способны предвидеть проблемы и находить неординарные решения.

Все эти плюсы людей сводились на нет, потому что большинство прибывших были новичками. Людьми Второй волны, как их чересчур помпезно называют, поскольку в Первой волне было только восемь человек, пятерых из них похоронили в грязной почве второй от Солнца планеты.

Слово «похоронены» на Венере своего рода эвфемизм, поскольку тела были немедленно вырыты и съедены обитателями планеты и, таким образом, интегрированы в местную экосистему. Однако кремация в этих условиях также не была идеальным вариантом, поскольку в атмосфере, бедной кислородом, вечно мокрые дрова едва тлели. Я говорил, что Венера не цветущий сад? Хотя все же растений там достаточно.

В своем завещании я написал, что если умру тут, то пусть мое тело просто вынесут наружу и положат на землю, перевязав праздничной ленточкой. Ленточку можно взять с моего бакалаврского диплома, будет хоть какая-то польза от него. (В полете к Марсу и обратно у меня накопилось тридцать кредит-часов, в течение которых я написал диссертацию про аномальные явления теплопередачи в экстремальных средах. Одной из таких сред я мог в полной мере насладиться на этой душной и вонючей планете.)

Девушки, работающие ближе к экватору, вынуждены передвигаться в тяжелой пластиковой броне, но воздух в их костюмах прохладный и свежий. Я пытался устроиться работать туда, но, как подозреваю, был автоматически дисквалифицирован, и не только потому, что мужчина, но еще и по той причине, что вешу более ста фунтов.

Моя подруга Глория, работающая там, пожаловалась, что эти костюмы вечно пахнут духами, как женские раздевалки. Я подумал, что это гораздо терпимей, чем тот вонючий парник, в котором находимся мы, но у меня хватило мозгов не говорить об этом.

У меня не было объяснения тому, как я попал сюда. Вы можете спросить, почему человек с докторской по физике собирает биоматериал на другой планете, и это только стало бы доказательством, что вы мало знаете о переплетении науки с бюрократией. Когда-то в прошлой жизни я получил степень бакалавра в области ландшафтного дизайна, потому что эта специальность всегда была востребована, но потом увлекся космосом и полетами. Именно поэтому, наверное, боги судьбы, выбирая мне предназначение и увидев надпись в дипломе «ландшафтный дизайн», напрочь проигнорировали тот факт, что у меня защищена докторская по физике, а из биологии я позабыл даже больше, чем когда-то выучил.

Перелет с Марса на Венеру длился шесть месяцев, и в пути я прослушал два курса биологии. Но я также хотел закончить свою диссертацию, прежде чем забуду все, что знал о термофизике. Так что в ксенобиологию я углубился ровно настолько, чтобы знать, к каким растениям не следует прикасаться, чтобы не погибнуть. А для того чтобы понять, каких следует избегать животных, вовсе не обязательно писать курсовую работу.

Пока мы были на орбите, нам пришло письмо от одного продюсера с просьбой снять на Венере ремейк знаменитого «Юрского периода». Мы шутили, обсуждая этот случай. Кто-то вспомнил анекдот о разнице менеджмента в науке и в Голливуде: руководителю в науке нужно десять лет учиться, не говоря уже о высоком интеллекте и полной самоотдаче, – только тогда он может что-то сделать; продюсеру из Голливуда нужен только телефон. И ведь никто на Венере не был съеден чудовищным монстром, полагали мы.

На самом деле, когда мы уже на Венере изучали макрофауну, на каждый вид, которому мы дали название, приходилось два-три вида, которые не проявили еще своего присутствия. Большая часть подобных макроорганизмов либо хорошо пряталась, либо ты замечал животное, только когда оно уже собиралось тебя убить.

Больше всего мне нравился «ковер-самолет», большое и почти невидимое существо. Оно выглядит как большой ковер цвета кожи, пораженной дерматитами, – то есть почти неотличимо от остальной почвы. Вы можете ходить прямо по нему, и он не пошевелится до тех пор, пока вы не окажетесь в центре. И тогда он свернется, поглощая того, кто оказался внутри. Предупреждением о «ковре-самолете» является выделяемый им фермент с запахом гнилых яблок: если вы чувствуете его, у вас есть примерно полсекунды, чтобы вернуться обратно, откуда пришли. Потому что фермент этот отнюдь не яблочный сок.

Микрофауна, в ее числе симбионты крупных организмов, достигла меньших успехов во включении людей в пищевую цепочку; наши организмы химически несовместимы. Существа, пытающиеся съесть человека, сильно болеют.

Я предполагал, что в конечном итоге у местных тварей выработается к нам отвращение, но Хания, наш новый ксенобиолог, говорила, что это маловероятно. Монстров слишком много, и лишь единицы нападали на человека и травились. А следовательно, у них просто нет возможности для обучения.

Она напомнила мне, что, по мнению местных существ, монстрами являются прибывшие сюда люди, колонисты, а я просто страдаю видовым шовинизмом, когда монстра называю монстром.

Я вспомнил слова нашего школьного учителя биологии: животные, пойманные хищником, очевидно, никогда не смогут передать знание об опасности следующему поколению. Но те жертвы, которым удалось пережить опасность, могут передать потомкам мысль о необходимости спасения бегством. Хотя абстрактная мысль: «Это опасно; лучше больше так не делать» – слишком сложна для их примитивных мозгов, однако животные наблюдают и учатся.

Показателен пример земных животных, живущих сообществами в норах, например сурикатов, которые ныряют в норки, когда видят людей с оружием, но не обращают внимания на несущих лопаты. (Причем определение опасности идет не только на уровне визуального восприятия – сурикаты, несущие сторожевую вахту, издают различающиеся звуки для обозначения вооруженных и невооруженных людей.)

Здесь, на этой дождливой планете, подобия сурикатов или копытных совсем не безвредны. На Венере, если зверьки с виду милые маленькие грызуны, они наверняка пьют кровь или выделяют ядовитый газ. Или и то и другое одновременно.

Маленькая катастрофа, которая привела к крупным последствиям, произошла при падении космического подъемника. Космические лифты на Земле столь же безопасны, как эскалатор в торговом центре, но венерианская погода резко отличается от земной. Лопнул один трос, затем другой, и только по счастливой случайности подъемник рухнул к востоку от экваториальной станции и не расплющил всех женщин, имеющихся на данный момент на Венере. Одна из них все же погибла под металлическими конструкциями. Два торговых склада оказались разрушены, один из них с самыми необходимыми продуктами, а шаттл девушек был разрезан пополам.

Потерпевшие аварию девушки не могли долго ждать помощи в тяжелых природных условиях, и уйти тоже не было возможности. В таких случаях обычно использовались мудро запасенные избытки: каждая база могла обеспечивать попавшие в беду экипажи до тех пор, пока не подоспеет помощь с Земли. Половина всех ресурсов поступала с Мидуэя, беспилотного спутника, обеспечивающего движение космического лифта. Мидуэй, вероятно, не пострадал, когда подъемник потерял управление. Но с точки зрения ресурсов был нанесен существенный ущерб.

Мой шаттл был бимодальным в целях экономии. Он мог летать как в атмосфере Венеры, так и в безвоздушном пространстве. В разреженной атмосфере он концентрирует кислород и летит, как обычный турбореактивный. Значительная часть энергии двигателей тратится на выделение и концентрацию кислорода. И если лететь слишком высоко, концентратор может не справиться.

Когда разыгралась буря, на центральной базе не оказалось профессионального пилота. К тому же в моем шаттле все равно не было места для второго пилота, поэтому за девушками пришлось лететь мне одному.

Мой полет на юг был одинок, медлен и напряжен. Большую часть пути я пролетел на небольшой высоте там, где свирепствовала буря, но, когда поднялся выше, качка уменьшилась, радио же оставалось бесполезным из-за помех. Периодически я пытался выйти на связь, надеясь, что выжившие девушки сейчас в безопасности, внутри жилого модуля своего шаттла. Их корабль, конечно, уже не имел возможности взлететь.

Множество опасностей подстерегало потерпевших крушение. Вокруг бродили ящеры, достаточно большие и могучие, чтобы разорвать металлическую обшивку корабля – она герметична и защищает от микрометеоритов, но даже я, со своими скромными человеческими возможностями, способен вскрыть корабль с помощью лома и резака по железу. А самые большие ящеры были размером с полкорабля. Если бы они решили полакомиться содержимым, то вряд ли бегали бы в поисках консервного ножа.

Как и у всех здесь, у девушек было оружие. Но они не знали, кто из животных опасен, а вокруг раздавалось довольно много страшно звучащих голосов. Можно стрелять по местной фауне весь день, это будет просто упражнение по стрельбе. Звери здесь пока еще тупы, как камни. Они все еще не понимают, что кто-то стреляет в них и убивает их. Девушки подстрелили трех-четырех, как только приземлились. За грудами гниющего мяса наблюдали другие существа, в большинстве своем достаточно осторожные, чтобы держаться подальше от корабля хотя бы днем. Ночью было бы больше охотников до еды, но днем большинство хищников спали.

У нас, колонистов, все было в порядке в течение всего венерианского года, девяти земных месяцев. А сейчас Солнце решило пошалить.

Вспышки на Солнце случались и раньше. Они создавали помехи в течение нескольких дней, и обычно во время солнечной бури мы расслаблялись и резались в карты на станции.

Но именно сейчас произошел небывалый всплеск солнечной активности, самый мощный за столетие. Он, как позднее стало известно, вывел из строя связь даже на Марсе, не говоря уж о Земле и Венере. Станция на Меркурии успела передать три слова, точнее, два с половиной: «Будьте внимательны – FL…» И последнее слово было точно не «Флорида».

Десять часов спустя после предупреждения выброс коронального вещества из вспышки докатился до нас. И вот результат: когда я собрался лететь за девушками, квантовая электроника уже не работала, электронные схемы сплавились в слитки; выключатели приварились, сдвинуть их было невозможно.

Мой шаттл работал и в ручном режиме, он мог обходиться без электроники. Разумеется, раньше я никогда не управлял кораблем вручную, разве что на тренировочном симуляторе. На судне нашлось даже руководство по эксплуатации, напечатанное на бумаге, – когда я открыл его, от страниц сочился запах плесени. Я знал летательный аппарат этого типа ровно настолько, чтобы получить сертификат двадцать лет назад. И прочесть мог только то, что написано на английском. Большинство математических формул для обычного человека были просто иероглифами.

Смогу ли я, спрашивал я себя, управлять кораблем настолько хорошо, чтобы выполнить задание и найти девушек? Уверенности в этом у меня не было.

У Венеры есть своя «Полярная звезда», но скорее всего придется ждать годами, пока в облаках появится брешь и можно будет сориентироваться по звездам.

Или нужно идти выше облаков.

У меня имелись рычаг ручной подачи топлива, индикатор скорости в воздухе и визуальный указатель уровня топлива. Конечно же, датчики указывали, лишь сколько литров топлива вы израсходовали, а не на какое расстояние вы при этом переместились.

В конце руководства я нашел приложение, в котором говорилось, сколько топлива сгорает в соплах за секунду на максимальной скорости, при средней мощности и в неподвижном состоянии. Расчеты без калькулятора невозможны, а калькулятор также вышел из строя, но, к счастью, какой-то шутник повесил на стену застекленную коробочку с тригонометрической линейкой. На стекле была надпись, как на пожарной сигнализации: «В случае опасности разбить стекло». Ха-ха-ха. Я выбил стекло пистолетом, получив доступ к математическим вычислениям.

Несколько страниц в конце руководства оказались пустыми, а в ящичке для мелочей я обнаружил старый карандаш и ластик.

Я не смог заставить ластик нормально стирать; видимо, он тоже вышел из строя. Но с помощью таблиц и логарифмической линейки я рассчитал, что топлива хватит на двадцать семь минут максимального ускорения, а этого более чем достаточно, чтобы добраться до Мидуэя и дозаправиться для возвращения на Землю.

Конечно же, электроника на спутнике тоже не действовала. Я мог прилететь туда и приземлиться. Но как мне попасть внутрь? Я решил поразмыслить над этим, когда доберусь.

Двигаясь по самой оптимальной, гомановской траектории, оказаться на Земле можно было не раньше чем через шесть месяцев. Я упаковал четыре с половиной ящика замороженных продуктов, все, что имелось на базе, и переправил их на корабль. Затем пристегнул ремни и взлетел…

Я поднялся достаточно высоко, чтобы видеть звезды, и определил Южный полюс между Малой Медведицей и Драконом. Сориентировав корабль носом на юг, я снова нырнул под слой облаков.

Экваториальная станция, к счастью, находилась около впадения реки размером с Амазонку в свинцового цвета море, так что мне следовало просто двигаться вдоль береговой линии и смотреть по сторонам. Это было бы несложно, будь тут ясный теплый денек. Но на Венере такого не бывает.

Сотрясаемый штормовыми ветрами, управляемый вручную корабль, двигающийся в зоне видимости берега, нерешительно рыскал под косыми струями проливного дождя. Молнии рассекали небо каждые несколько секунд. Я не надеялся увидеть тросы космического лифта, толщиной около метра, пока не приближусь к ним вплотную. Но зато легко заметна была линия падения там, где протянулась коричневая полоса мертвой растительности. Когда карта показала, что поблизости должна находиться экваториальная база, я опустился к верхушкам деревьев и сбавил скорость до минимума.

Они чуть не подстрелили меня снизу! Сигнальная ракета взорвалась в сантиметрах от моего левого крыла, и я рефлекторно запустил автоматическую посадку. Это было не лучшей идеей в той ситуации, когда бездействует электроника. Двигатели заглохли, и я секунд восемь тяжело планировал к поверхности.

Я почти дотянул до песчаной береговой линии. Заросли затрещали, прерывая мое падение. Пропахав метров тридцать, остановился, словно подводная лодка, зарывшаяся в дно. Или словно бросив якорь.

На самом деле все было не так плохо: я заметил, что нос корабля немного задран. Я слегка сдвинул рычаг скорости, и корабль дернулся. Отлично! Если будет нужно, можно быстро покинуть место посадки.

В контейнере с надписью «Спасательное снаряжение» я нашел армейскую разгрузочную перевязь с двумя пристегнутыми подсумниками и пистолетом в кобуре. Взяв необходимое и зарядив пистолет, я кинул в камуфляжный рюкзак десять полных магазинов вместе с упаковками пищевого НЗ. Там же был тяжелый пулемет, слишком большой, чтобы тащить его в одиночку. Вряд ли меня станет атаковать взвод пехоты.

Пистолет был устаревший, порохового типа: вспышка, дым и громкий хлопок. Может быть, с его помощью мне удастся напугать какого-нибудь монстра так, что от моей откушенной руки у чудовища наступит расстройство желудка.

Будучи убежденным вегетарианцем, я не испытывал ни малейшего удовольствия при мысли, что придется палить по неповинным животным. Тем не менее и самому мне не хотелось становиться частью пищевой цепи.

Я полагал, что опустился в нескольких милях от того места, где находились девушки. Радио трещало и хрипело, но я проорал краткое описание произошедшего. Наверняка они слышали грохот спускающегося шаттла. Пойдут ли девушки на звук? Я бы на их месте так и сделал. Или им лучше разделиться на две группы, одна осталась бы на месте, а вторая пошла бы разыскивать мои обожженные останки. В любом случае самое правильное для меня – не сходить с места до тех пор, пока девушки не окажутся здесь.

Разумеется, я вышел наружу. По правде сказать, мне просто невыносимо было оставаться в полумраке аварийного освещения дольше пяти минут. Подняв пистолет, я слегка отворил входной люк и выглянул наружу. Никто не кинулся на меня, я открыл его пошире и высунулся, оглядывая джунгли. Запах гнили резко контрастировал с кондиционируемым воздухом шаттла, но признаков животных крупнее насекомых вокруг не наблюдалось – хотя на Венере и насекомые могут встретиться опасно крупные, мне по пояс.

Я спрыгнул на землю. Сапоги на два дюйма ушли в грязь. Я оглянулся в надежде весело поприветствовать кого-нибудь. Никого не было, и я плотнее надвинул непромокаемую шляпу и обошел корабль кругом.

Он был не сильно поврежден. На передней части крыльев имелась пара вмятин, в атмосфере это может тормозить корабль, но если я вырвусь с этой проклятой планеты, то не стану планировать возвращение сюда. А добравшись до орбиты Земли, спущусь на лифте. Оставлю это корыто на орбите и продам по дешевке компании Соляр Систем Энтерпрайз.

Я не замечал змеи до тех пор, пока она не вздернула голову на уровне пояса. Я инстинктивно выстрелил, и тварь улетела. Летающая змея? Ну… она могла просто планировать.

Морда змеи показалась мне улыбающейся, с ярко-желтыми антеннами или рогами. Очаровательная планета! Я не попал в змею, но грохот выстрела заложил мне уши, а отдача пистолета ударила по ладоням – словно удар бейсбольной битой. Нет, я не собираюсь палить, как герой какого-нибудь ковбойского фильма.

Издалека донесся слабый ответный выстрел девушек. До них, похоже, меньше мили. Я выстрелил еще раз, прислушался и перезарядил пистолет. Крикнул: «Эй!» – изо всех сил, надсаживаясь.

Потом вернулся к корме, которая была выше моего роста, и теперь никто не мог подкрасться ко мне со спины. Сопла были еще горячими и потрескивали, охлаждаясь, это тоже могло отпугнуть монстров. Если, конечно, они не решат, что мой корабль лежит на боку и беспомощно попискивает…

Я сразу узнал голос, который кричал мне в ответ.

– Глория?!

Она вышла из джунглей, я шагнул ей навстречу и остановился. Казалось, она в кадре из фильма, – сексуальные короткие шортики, топик, босые ноги. Босые ноги? В джунглях? Одежда была как нарисованная, а волосы лежали идеально и были совсем не растрепаны.

– Глория?

– Привет, – произнесла она. Ее рот оказался полон длинных желтых шипов. Мышцы ее напружинились, и я дважды выстрелил. Одна пуля попала ей в колено, прыжок не удался, и «Глория» растянулась на полпути. Она зарычала на меня, звук был ужасный, словно треск ткани, и рванулась в джунгли, превращаясь в существо, выглядевшее как гибрид огромного кота с броненосцем, с покрытыми чешуей спиной и плечами. Тварь исчезла, оставляя за собой брызги ярко-синей крови.

Ксенобиологу понравилось бы это существо. Конечно, на Земле есть животные, использующие мимикрию, но я думаю, они прибегают к ней не с таким размахом и скорее стараются не быть съеденными. Полагаю, никто из них при этом не пытается говорить.

Идея вернуться на борт сразу показалась мне наилучшей. Хотя и не такой уж простой в отсутствие трапа. Нижняя кромка люка находилась на уровне моих глаз, а гимнастикой я последний раз занимался лет тридцать назад. Но благодаря испугу мне удалось со второй попытки закинуть пятку на край, после чего, неловко карабкаясь, закинуть бедро. Я сразу захромал обратно к складу спасательного снаряжения и вытащил большой пулемет. Четыре тяжелых магазина, в каждом по пятьдесят патронов. Можно было стрелять четырьмя очередями одновременно. Или пятьдесят раз спускать курок. Или просто поливать огнем джунгли, пока пулемет не замолчит. И тогда перезарядить и продолжить.

На нашей базе в центральной зоне планеты имелся шумовой пугач, производящий выстрелы примерно раз в минуту. Это позволяло держать некоторых обитателей джунглей на приличном расстоянии. Может, стоило применить здесь ту же тактику? Но она могла иметь и обратный эффект, привлекая жадных до плоти хищников.

Я сидел в шаттле возле открытого люка, прислушиваясь к джунглям и пытаясь вспомнить того молодого бесшабашного парня, которым я был тридцать лет назад. Что там – монстры-людоеды с желтыми клыками? Ерунда, дайте-ка мне ствол.

Теперь я бы сказал «дайте-ка мне» с большим удовольствием. Мы слишком рано стареем и слишком поздно умнеем, как говорила моя бабушка.

На краю поляны раздался шум. Я поднял оружие и понял, что не знаю, куда мне целиться. Нападение будет сверху или снизу? В любом случае я не был первоклассным стрелком.

Женщина, вышедшая из зарослей, была не полуголая, и это была не Глория. Она увидела меня и закричала. Я опустил винтовку.

– Извини! – Я махнул ей. – Давай на корабль! Там раненый монстр.

За ней вышли еще три девушки и во весь дух припустили к кораблю. Другие выбравшиеся из кустов ковыляли, словно зверь на пяти лапах. Глория прыгала на одной ноге, поддерживаемая с боков двумя женщинами. Я спрыгнул вниз, направив оружие в сторону леса.

– Что случилось?

Глория не ответила.

– Какая-то тварь укусила ее, – кто-то ответил за нее.

Глория, казалось, сейчас лишится сознания, белая, как снег, только колено было красным и распухшим с черными прожилками.

– Это гангрена? – прошептала одна из женщин. У нее был техасский акцент, и на ее форме было написано ее имя «Лэрэми». Лэрэми оказалась медиком, судя по нашивке с кадуцеем на ее блузе.

Я с сомнением покачал головой.

– Не знаю. – Гангрена для меня была просто словом, чем-то, что случается с людьми в старых романах. Рана Глории могла оказаться чем-то похуже, чем-то венерианским.

В романах выбор всегда делался между ампутацией и смертью.

– У меня есть диагностический прибор, – сказал я. – Но я не уверен, что он пережил аварийную посадку.

– В любом случае хорошо, что вы здесь, – отозвалась девушка маленького роста. Она была медсестрой, помощницей Лэрэми. – Давайте погрузим ее.

«Грузили» ее мы очень неуклюже. Я тащил сверху, а две женщины подталкивали снизу. Глория вскрикнула и отключилась, закатив глаза.

Лэрэми была достаточно высока, чтобы забраться в люк, и мы вместе мягко опустили Глорию на кровать возле диагностического аппарата. Она пощелкала выключателями на экранах, но они оставались темными, игнорируя ее усилия.

Прибор не подавал признаков жизни, даже когда его переключили на вспомогательный генератор. Разве что огоньки на передней панели стали немножко ярче. Видимо, прибору была нужна полная мощность, иначе он не работал.

Я достал из комплекта медикаментов неоморфин, но Лэрэми не дала мне вскрыть его.

– Не стоит, – резко сказала она, – ей уже вкололи две дозы. Не нужно усугублять.

Она пыталась раздеть раненую, но опухшая нога не позволяла спустить штанину. Я нашел в инструментах ножницы, но они едва могли разрзать плотную ткань ее костюма, армированного прочной пластической нитью.

По очереди мы пытались разорвать ее костюм чуть ниже промежности, а затем продолжить разрез вниз, в сторону опухоли. Глория очнулась, со стоном мотая головой из стороны в сторону. Я пытался сказать что-нибудь успокаивающее, но она не слышала. Продолжая мычать сквозь зубы, она так стиснула мою руку, что хрустнули костяшки.

– Она борется с болезнью, от которой наши тела не имеют защиты, – сказала медсестра. – Я не знаю…

Глория вскрикнула, резко выгнулась назад и вдруг обмякла. Глаза закатились, и она затихла.

– Дерьмо, – тихо выругалась медсестра. Она прижала пальцы к горлу Глории. – Пульс есть. – Она снова хлопнула по аппарату, сильнее.

Я достал из ящика инструментов мультиметр и проверил соединения. Ровно половина контактов гальванических элементов были мертвы. Я отвинтил крышку аккумулятора и отпрянул от резкого запаха муравьиной кислоты.

– Вот в чем проблема. – Я указал на днище трех элементов, пересеченное широкой трещиной, из которой сочился красноватый раствор.

– Вы можете это починить? – спросила Лэрэми.

– Нет, даже если бы тут были магазины. На Земле просто выбрасывают поврежденные аккумуляторы. Даже на Марсе их не чинят. – Я взял грязную футболку и вытер растекшуюся кислоту, напряженно соображая. – В подъемнике оборудование полностью уничтожено?

– Насчет «полностью» не могу сказать. В корабле было темно.

– А как насчет этого? – Я постучал по прибору ключом. – Что с топливными элементами?

– Полагаю, по большей части там только хлам, все было сломано, и… и… Там тело Джулии, – наконец продолжила Лэрэми. – Она застряла. Мы не смогли ее вытащить.

– Мы даже не пытались, – уточнила коротышка. – Никаких шансов, что она выжила.

Звучало довольно мрачно.

– Вообще никаких?

– Голова раздавлена, – хрипло произнесла Лэрэми. – И другое тоже.

– Вы не видели пульт управления? Я думаю… может, топливные элементы целы?

Они переглянулись и отрицательно покачали головой.

– Не видели, – сказала медсестра. – Мы не заходили слишком далеко.

– Она была… повсюду, – добавила маленькая девушка. – Мы забрали передатчик, цистерны и не хотели возвращаться, там ничем нельзя было помочь. Мы связались с вашими ребятами, и они сказали, что будут здесь через час или около того.

Будут, мечтайте. Я посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что с момента моего вылета с центральной базы прошла всего пара часов. Затем я взглянул в направлении, откуда появились девушки.

– Далеко отсюда корабль?

– Примерно десять минут по тропе, – ответила Лэрэми.

– По настоящей тропе?

Она кивнула.

– Там легко идти.

– Не вы прорубили ее?

– Нет… она уже была там.

Плохо. В отсутствие людей это могла быть звериная тропа. На планете полно травоядных, достаточно безвредных. Но в брачный период встреча с ними могла стать большой проблемой. Иногда последней.

Я порылся в инструментах и выбрал самую большую отвертку и тяжелые ножницы по металлу, с пружиной для усиления. Взял фонарик. Тем не менее в разгрузочном жилете оставался один пустой карман.

Мне бы хотелось иметь гранаты.

– Вы собираетесь туда?

– Да, придется. Вы видите другой выход?

– Я пойду с вами, – заявила Лэрэми. – У вас нет глаз на затылке.

– Я не могу согласиться на это.

– Давайте сюда этот чертов пистолет, и вперед.

Времени на сантименты не оставалось. Я отдал ей пистолет, а сам взял пулемет с запасным магазином.

– Вы все оставайтесь внутри, – приказал я, будто кто-то собирался отправиться на прогулку без пулемета. Я спрыгнул на землю и обвел джунгл взглядом через прицел. Не обнаружив ничего подозрительного, подал Лэрэми руку.

– Пойдем тем же путем? – спросила она.

– Так будет лучше. – Если бы мы попытались пробиться по новой тропе через джунгли, шум мог привлечь обитателей. Хотя расслышать что-либо в такой ливень сложновато.

Мы шли по тропе около минуты, когда столкнулись с первым представителем местной фауны. Сторонний наблюдатель принял бы его за большую замшелую скалу. Но под «скалой» внезапно появилось шесть коротких ног, затем из туловища показалась голова, размером больше человеческой, с хищным ярко-желтым клювом и выпуклыми небесно-голубыми глазами. Под клювом висел черный гребешок, а сверху вздымалась копна черных непослушных волос. Раздувались ярко-розовые жабры.

Существо зашипело и кинулось на нас, подняв передние лапы, заканчивающиеся сверкающими черными когтями. Я выстрелил, и пуля отрикошетила от панциря, по всей видимости, без всякого ущерба для существа. Прицелился монстру в голову, но тут он исчез. Слишком внезапно для черепахи размером с небольшой автомобиль.

После него остался только запах подгоревшего шоколада.

– Ты когда-нибудь видела таких?

– Не так близко, – слабым голосом ответила Лэрэми. – Иногда мы наблюдали за ними на расстоянии или чувствовали запах. Но поймать их никогда не удавалось.

– Наверное, это к лучшему. Они живут в воде?

– Впервые их заметили в океане.

– Лучше им и оставаться там. – Возможно, звук выстрела отогнал их обратно к воде. Или они попрятались, выжидая.

Мы продолжили путь, вздрагивая временами, но самое крупное из попавшихся животных было размером с кошку. Или с броненосца; у всех встреченных имелись раковины. Звери не нападали, но и не убегали от нас.

Я почувствовал запах разложения раньше, чем увидел тело. Те, кто побывал на войне, никогда его не забывают. Я сглотнул слюну, а Лэрэми согнулась пополам, и ее стошнило. Она прокашлялась.

– Боже. Прошло не так уж много времени.

Ученый во мне задавался тем же вопросом. Как так быстро смогли разложиться сто фунтов мяса? Из курса судебной медицины я помнил, что этот процесс должен занять как минимум день, даже с учетом местного климата. А если тело раздавлено? Да, тогда гниение ускоряется.

– Вероятно, это работа венерианских микроорганизмов, – хрипло сказала Лэрэми.

Ее пояснение заставило меня почувствовать дурноту. Как бы то ни было, я ими дышал. Мы двинулись по длинной кривой и подошли к рухнувшему кораблю.

Корабль никуда не годился. Большое дерево пробило обшивку между реакторами и топливными баками, и в окружающее нас зловоние добавлялся слабый запах гидразина. Трап скрипел и прогибался под нашим весом. Мы двигались медленно, не спеша, боясь поскользнуться.

Джулия была очень красива. Сейчас лица ее не было. Каждый квадратный сантиметр кожи был покрыт мириадами извивающихся красных и оранжевых ресничек. От ее тела сладковато пахло разложением. Лэрэми смотрела в сторону, не говоря ни слова.

Запах смерти здесь отличался от смрада запомнившихся мне трупов на Земле, в бытность мою штатским медиком на короткой войне. Похоронная команда. Здесь запах был не такой острый – слаще и больше напоминал запах плесени. Хотя те, кого я видел на Земле, были мертвы уже в течение долгого времени.

Мои ноги не слушались, я не мог оторвать взгляд от этого кошмара. Я плохо знал ее, но мы даже шутливо флиртовали друг с другом несколько лет назад. Я целовал ее в губы на прощание, туда, где сейчас были серые кости и неестественно белые зубы.