Игры для мужчин среднего возраста Гольман Иосиф

Катер уже полчаса стоял в открытом море. До берега – метров триста, не меньше. Ждет.

А чего ждет, знают только главный заговорщик да Док. Ну и шкипер в общих чертах.

Остальные восемь пассажиров, во-первых, не знают, во-вторых, уже ничего не ждут.

Самурай долго думал, как бы так сделать, чтоб ребята оставались не в курсе. Даже травки всякие вспоминал, что Шаман показывал – типа использованной днем ранее, но полегче, – чтоб ничего не помнить и без последствий.

Однако все вышло гораздо проще.

Солнце с морским воздухом, а также водка с пивом – и никакая травка не нужна. Даже непьющего Береславского сморило. А остальные, за исключением Соколова, вообще никакие.

И ждут теперь Самурай с Доком своего общего друга, который вот-вот должен проснуться – не может же он пропустить время обеда.

Если не проснется – придется будить.

Впрочем, нет, не придется. Идет Ефим Аркадьевич собственной персоной. Идет и улыбается друзьям.

Хоть бы уж не улыбался. Они и так ощущали себя убийцами какими-то.

Глава 41

Владивосток, море, 13 августа

Чемодан – вниз, валун – вверх

– А чего это вы тут как на похоронах? – спросил Береславский, подойдя к стоящим у борта Самураю и Доку.

Док успел слегка одеться, оставив, правда, живот и плечи под лучами уже серьезно припекающего солнца. Самурай еще был в плавках, подсыхал потихоньку. Этого человека житейские мелочи типа вовсю палящего солнца – равно как, впрочем, и холод или дождь – вообще никак не задевали.

– Тебя ждем, – со вздохом сказал Самурай.

– Не вздумайте меня мочить! – строго, по-профессорски сказал Ефим Аркадьевич.

Самурай аж вздрогнул. Потом, поняв, какой каверзы боялся солидный человек от голых купальщиков – до воды-то рукой дотянуться, – расслабился.

Нет, Самурай реально чувствовал себя убийцей. А «мочить»-таки теперь придется.

– Боишься, сопрут? – спросил он у Береславского, указывая на кейс.

– Ага, – просто ответил Ефим Аркадьевич. – Все руки оттянул, сволочь.

Он поставил кейс рядом с собой и, сморщившись, начал сгибать и разгибать кисть.

– Тут рукой не обойдешься, – грозно сказал Док, подступая к профессору. – Тут надо и туловище сгибать. У тебя ж позвоночник давно окостенел. Сколько раз говорил – давай сделаем пару массажей.

– Не люблю однополых прикосновений, – отбоярился Береславский, по-детски боявшийся любой физической боли. И процитировал: – «Если дядя с дядей нежен – СПИД, конечно, неизбежен».

– Я ж не к эрогенным зонам прикасаюсь, – заржал Док, придвигаясь к жертве.

– У меня все тело – эрогенная зона, – скромно заметил профессор, не замечая засады.

– Давай лучше детство пионерское вспомни, – наставительно сказал Док, твердо хватая бойца рекламного фронта за руки. – Вверх, вниз, вправо, влево. И ногами так же.

– Отвали, Док, – пытался отбиться Ефим, но настырный пропагандист здорового образа жизни не оставлял попыток.

– Ногами давай шевели, профессор! – заорал он, удваивая усилия.

Береславский зашевелил ногами, пытаясь унести их от ретивого доктора, но не мог сбежать без своего кейса, а руки были зажаты мертвой хирургической хваткой. Правда, и Док ничего с ним не мог поделать: рекламный профессор оказался гораздо сильнее, чем казался до этого. Хотя и не сильнее реально накачанного Дока.

Теперь они напоминали то ли раздухарившихся медвежат, то ли начинающих борцов классического стиля, в котором и делать почти ничего нельзя, а победить охота. Их сцепленные руки почти не шевелились, чего не скажешь о ногах.

Шаг, шаг, еще шажок – Ефим слегка задел ногой кейс. Док задел его сильно, а потом еще сильнее.

Два толчка подогнали «кошелек» Береславского к борту, третий – соответственно – за борт.

Послышался плеск воды, после чего последовала немая сцена.

Кейс утонул не сразу, поерзав еще пару секунд на абсолютно спокойной водной глади. Потом погрузился почти целиком, лишь угол еще возвышался над водой. Затем и он скрылся, оставив лишь след из мелких пузырей.

… – сказал профессор, упомянув что-то похожее на название северного пушного зверя.

– Так прыгай за ним, – сказал ему напрягшийся Самурай.

– К медузам? – усмехнулся Береславский.

– Я наврал про медуз, – сказал Самурай. – Нет здесь медуз.

– Зато километр до дна.

– Нет здесь километра до дна, – гнул свое маленький, но жесткий оппонент. – Ты же все понял. Здесь мель. Специально встали. Прыгай.

– Вода холодная, – совершенно спокойно сказал Ефим, который действительно уже все понял. – Сам прыгай.

– Вода холодная, – согласился Самурай. И прыгнул.

Он «свечкой», без брызг, ушел в воду и долго не появлялся на поверхности. Пожалуй, слишком долго: Док уже собирался прыгать следом, и даже Береславский начал раздеваться.

Но спасать никого не пришлось. Вода закружилась над головой выныривающего пловца, и полузадохнувшийся Самурай пробкой выскочил наверх. Однако на катер не полез, а, глотнув побольше воздуха, нырнул снова.

На поверхность во второй раз он вынырнул гораздо быстрее. Одной рукой зацепился за свешенный с борта катера канат. Во второй руке он держал утопленный Ефимов кейс.

Впрочем, уже не Ефимов.

Береславский, убедившись, что спасатель баксов жив и здоров, развернулся и молча пошел в салон.

Там вповалку прямо на полу дрыхли пробежные парни, благородно уступив диванчики девчонкам. Свободными были лишь места, до этого занятые спавшим Береславским.

Ефим сел на свое же место и стал смотреть в маленький иллюминатор.

За стеклом было все то же море, только с видом не на берег, а на далекий горизонт, до которого, впрочем, тоже было еще немало островов.

А еще – картинка хоть и неспешно, но начала двигаться – катер дал ход, направляясь к домашнему очагу.

Никакого отчаяния Береславский не испытывал. И это его однозначно порадовало. Оказывается, обратный путь из миллионеров в просто обеспеченные граждане не столь уж и тернист. Во всяком случае, желания повеситься или утопиться не возникало.

Удручало только одно: механизм отъема заработанных им денег.

Ефим даже был готов признать его относительную честность: ему же дали попытку достать сокровище. Как только Самурай сказал, что наврал про медуз, Береславский уже все сам понял про мель. Деньги ж не собирались топить. Их собирались перераспределить.

И вот это было обидно. Потому что это были друзья. Проверенные.

Это было настолько обидно, что Ефим даже не стал нырять за баксами. Кстати, если б нырнул, заговорщиков ожидало бы большое разочарование. В воде Береславский ощущал себя, может, не настолько уверенно, как Самурай, но достаточно уверенно, чтобы с трехметровой глубины вытащить водонепроницаемый кейс.

– Ефим, выйди к нам. – В салон заглянул с виноватым лицом Док.

– А у меня больше денег нет, – не удержавшись, съязвил Береславский.

– Ладно, Ефим, выходи, – ныл Док.

Ефим вздохнул и потопал к выходу.

– Ну, чего вам еще? – спросил он, выйдя на белый свет.

– Обиделся? – спросил Самурай.

– Есть немного, – признался профессор.

Док виновато молчал.

– Они мне действительно нужны, Ефим, – сказал Самурай.

– Ну конечно, – усмехнулся Береславский. – Ведь ты принесешь счастье своему народу.

– Я попытаюсь сделать так, чтобы мой народ не вымер, – мягко поправил его собеседник. Даже в одних мокрых плавках он был вполне убедителен. Запросто мог сойти за какого-нибудь азиатского премьер-министра на отдыхе. У них же возраст не разберешь.

– Ну да, – согласился Ефим. – Еще пару грабежей – и народ будет обеспечен надолго.

– Извини меня, Ефим, – тихо попросил Самурай. – Пожалуйста. Мне действительно нужнее. Ты же не полез в воду.

– Я медуз боялся, – оправдался Береславский.

– Нет, – гнул свое будущий вождь. – Ты медуз не боялся. И воды тоже. Ты обиду свою продемонстрировал. А был бы тебе миллион по-настоящему нужен – в свинец бы расплавленный полез.

– Да черт с вами, жулики, – вдруг улыбнулся профессор.

Внезапно эта ситуация показалась ему забавной. А кроме того, он точно знал, что не следует гневить бога – в Тихий океан действительно упало не последнее. Ефим вспомнил про заначку, оставшуюся в гостиничном номере, и лишний раз порадовался своей прозорливости – ведь была мысль и эти деньги уложить в кейс.

А значит, он по-прежнему удачливый и состоятельный человек. Просто чуть менее состоятельный, чем двадцать минут назад.

Но все равно съездить в автопробег и вернуться с без малого тридцатью тысячами долларов – это круто. Будет чем удивить компаньона.

– Ладно, забыли, – сказал он, протягивая друзьям ладонь.

– Не забыли, а отложили на время, – мягко сказал Самурай. – Считаем это займом. Если у меня все получится, верну с процентами.

– Мне с процентами нельзя, – замотал головой Береславский. – Религия не позволяет.

– Хорошо. Учтем только инфляцию, – серьезно принял возражение собеседник.

Больше они на эту тему не говорили. А чего говорить, если инцидент исчерпан? Подумаешь, полтора лимона.

К знакомой пристани подошли уже к вечеру. Солнце еще светило, но день быстро шел к концу. Они поднялись по дорожке к площадке, на которой оставили свои «Нивы».

– Ну что, ребята, прощаемся до следующего раза? – спросил Александр Веденьевич. Сойдя на твердую землю, он уже пару раз успел приложиться к фляжке, – в море до этого ни-ни, – и потому находился в добродушно-расслабленном состоянии.

– А я вам валун обещал убрать, – вдруг вспомнил Ефим.

– Да как же ты, мил-человек, валун уберешь? – удивился старик. – Ты ж его еще не видел. В нем, может, три тонны.

– Рычагом его не взять, – согласился Самурай.

– Я его мозгом возьму, – пообещал Береславский, для убедительности довольно громко постучав себе по лбу. – Только пусть наши подальше отъедут.

Когда шум двигателей остальных машин затих, заинтересованный Док потребовал объяснений.

– Пошли к камню, – вместо ответа сказал Ефим. Все четверо они направились к месту, куда скатился валун.

От машин наверх шла отличная, хотя и узковатая асфальтовая дорога. Затем она круто поворачивала вокруг горы и… действительно кончалась огромным скатившимся с верха сопки камнем.

Масса была впечатляющей. Сплошная гранитная глыба неправильной С-образной формы торчала выпуклой стороной наружу, одним краем опираясь на склон горы, вторым – на дорожное полотно. Точнее, на то, что от него осталось после падения обломка. К одиноко стоящему на горе домику Соколова теперь можно было пройти только пешком, и то боком, протискиваясь между валуном и основным телом горы.

– Ты что, книжку про валуны Петербурга вспомнил? – усмехнулся Док.

Ефим эту книжку действительно вспомнил сразу. Там мужик вместо того, чтоб вывезти глыбу, закопал ее рядом.

Но здесь случай иной, подкоп не сделаешь. Справа – гора, слева – дыра.

– А ты всерьез представил меня копающим? – усмехнулся Береславский.

– Нет, конечно, – возразил хитрый Док, довольный, что друг более не в обиде. – Я представил тебя организующим. А копающими я представил себя с Самураем.

– Мне не нужен непроизводительный рабский труд, – высокомерно отверг скрытое предложение о сотрудничестве Ефим Аркадьевич. – Я не планирую земляных работ.

– А что ты будешь делать? – Самурай теперь тоже заинтересовался. Пока что он не представлял, что затеял Береславский. Но опыт прошедших дней не позволял ему относиться к его заявлениям без должного внимания.

– Я его взорву, – просто сказал рекламный профессор.

Вот теперь все всё поняли.

– Ты – чудовище, – прошептал Док. – Всю дорогу с нами ехало это ?

– А что, нужно было выбросить? – огрызнулся Ефим. – А как бы теперь с валуном разбирались?

– И детонаторы твои – тоже в машине?

– Детонатор. В единственном числе, – уточнил профессор. – Три же использовали. И он в коробке с поролоном.

– Сколько тебя знаю, столько поражаюсь, – не унимался Док.

– Не парься, – хлопнул его по плечу Береславский. – Два дня назад я тоже не мог представить, что ты будешь кидаться направо-налево пол-лимонами. Причем не только своими, – мстительно добавил он.

Док пристыженно замолк.

Александр Веденьевич непонимающе смотрел на приготовления Ефима, тщательно обследовавшего валун.

– Чего скажешь? – спросил он рекламного профессора.

– Думаю, справимся, – успокоил тот старика. – Камешек-то – трещиноватый. Сейчас мы ему в слабое место стукнем… Все, Александр Веденьевич, отходи за угол, к машинам, – приказал он деду. И развернул принесенный Самураем из «Нивы» пакет.

– Вот оно, родное, – нежно поглаживая пластит – а его осталось порядочно, – прошептал Ефим.

– Ты и в самом деле маньяк, – сказал Док, отодвигаясь подальше. Но не настолько далеко, чтобы прослыть боязливым. – А что это за белый кабель?

– Огнепроводный шнур, – пояснил профессор.

– Бикфордов шнур? – влез Самурай. Его интересовало все, что взрывается.

– Бикфордовых шнуров нет уже полвека, а то и больше, – отозвался Береславский. – У них «прострелы» бывали.

– Что это значит?

– Шнур нужен, чтоб передать огонь к капсюлю-детонатору за какое-то время. Ну, чтоб сапер успел смыться. Обычно это сантиметр в секунду. А при «простреле» – сколько угодно сантиметров в секунду.

– Можно не успеть смыться, – задумчиво сказал Док.

– Можно, – согласился Ефим.

– Хорошая штука! – раздался восхищенный возглас. Это дед не удержался, вернулся на огневой рубеж. – Не раз пользовался. ОШП, огнепроводный шнур в пластиковой оплетке. Даже под водой горит.

– Точно, Александр Веденьевич, – согласился профессор, сейчас очень похожий на учителя физики из популярного анекдота. – Но начнем мы не со шнура.

Он, стараясь не торопиться, хотя солнце уже начало заходить, компактно расположил взрывчатку в самом слабом, как ему показалось, месте валуна, там, где серединка буквы С имела изнутри самые глубокие и грубые трещины. Затем сделал в пластиде углубление для капсюля-детонатора.

Потом, отогнав все-таки друзей, вставил, предварительно аккуратно обрезав, конец огнепроводного шнура в гильзу капсюля-детонатора. Длина самого шнура получилась чуть более метра. Все вместе это теперь называлось «зажигательная трубка».

Слегка вспотев, Ефим выполнил главное – вставил детонатор в углубление в пластите. Теперь в подбрюшье валуна находилось снаряженное взрывное устройство.

Оставалось лишь привести его в действие.

Профессор прижал большим плоским камнем хвост шнура к боку валуна, чтоб при горении искрящий конец ненароком не крутануло к детонатору. После этого чиркнул предусмотрительно подготовленными спичками и поднес пламя к свободному – косому – срезу шнура.

Все. Процесс пошел.

А Береславский побежал. Причем почему-то большими скачками, сильно напоминая со стороны обезумевшего гигантского зайца-мутанта.

Запыхавшись, он заскочил за поворот горы, к друзьям.

– Щас рванет, – задыхаясь, сообщил он и стал сосредоточенно следить за плавно ползущей по его швейцарским часам секундной стрелкой.

Прошла минута. Потом 80 секунд. Потом – 100. Когда перевалило 120, Береславский с обиженным криком: «Не может быть!» – рванул из укрытия к бомбе.

Его мгновенно схватил сзади за рубашку Самурай. Самурая держал Док. Если б в Дока вцепился дед Соколов, то получилась бы сказка про репку. Если бы, конечно, участники этой сказки имели дело не с репкой, а с пластитом.

Взрыв был оглушительный. Сначала – вспышка, потом – практически сразу – ударная волна. И куча каменных – а может, не только каменных – осколков.

За поворот-укрытие успел вылезти только Береславский – остальные были закрыты его телом и телом горы. Ему и досталось: один камень попал в бедро, другой процарапал лысину.

А вот третий осколок ударил прямо в район сердца.

– Я умираю, – только и успел сказать он, теряя сознание.

Похолодевший от ужаса Док сунул ладонь под его рубашку – пальцы сразу нащупали липкое.

– Мой чемодан, быстро! – заорал он.

Самурай молнией принес инструменты.

Док, не расстегивая пуговиц, мгновенно разодрал Береславскому рубаху.

Дырочка на коже была маленькая, из нее узкой струйкой сочилась кровь.

Если б это была пуля, это была бы мгновенная смерть.

Но ведь это же была не пуля!

– Где камень? – прохрипел Док. И тут же его нашел. Он никуда не делся, торчал прямо из ткани рубашки, пробив что-то в ее нагрудном кармане и зацепившись за это «что-то». Док без труда извлек узкий, довольно длинный – и впрямь похожий на пулю – гранитный осколок, прижав карман с находившимся внутри предметом рукой. Острый конец камня был немного окровавлен.

– Господи, Ефим, какой же ты идиот. – Док устало вытер со лба пот. – Да и я тоже, – самокритично добавил он.

– Он умер? – испуганно спросил ошеломленный Самурай.

– Живее всех живых, – сказал Док и довольно грубо ухватил профессора за кончик носа.

– Э-э-эй! – заорал очнувшийся взрывник-неудачник. – Больно же!

– То ли еще будет, – пообещал добрый доктор. – Мы тебя еще йодом будем мазать.

Док уже начал отходить от чудовищного испуга и был полон решимости отомстить. Сейчас все сказки про хирургов-садистов, рассказанные ему Береславским, станут былью.

– Док, я не виноват, – взмолился профессор. – Она должна была рвануть раньше.

– Обычное дело, – проворчал сзади Александр Веденьевич. – По скорости горения – плюс-минус десять процентов. Причем практически всегда минус.

Через несколько минут хорошенько помазанный йодом Береславский разглядывал дело рук своих.

Валуна на дороге не было.

Одна его часть – причем большая – сразу улетела в обрыв, вторая – меньшая – лежала на самом краю дорожного полотна. Ее поддели двумя ломиками, всегда лежавшими на всякий случай в «Ниве», и скатили вниз.

Не нужно объяснять что Береславский в этот момент в деле не участвовал: разве можно тяжело раненному – и ломиком? Но давал ценные советы и вел отсчет – без «Раз-два-ухнем!» все же не обошлось.

Осчастливленный дед не знал, как благодарить новых друзей. И катать на катере обещал пожизненно, и нырять научить, и даже с друзьями-осьминогами чудовищной величины познакомить.

– Не надо, – буркнул усталый и перенервничавший Док. – У нас уже есть свое чудовище.

А Самурай подошел к Береславскому и попросил показать, что же все-таки остановило осколок гранита.

Это и Ефима заинтересовало: он только теперь в деталях узнал, как недавно помирал.

Береславский сунул руку в карман и достал пробитый посередине деревянный амулет Шамана.

Не зря старик вымачивал лиственницу.

– Ну ладно, – прервал затянувшуюся паузу Самурай. – Поехали в гостиницу.

И впервые за сегодняшний день естественно улыбнулся.

Эпилог от Дока

Мы летим в стареньком, но очень удобном «Ил-62» компании «ДальАвиа». Расстояния между кресел – почти как в бизнес-классе, в котором летит вся наша буржуазия. Ну и Ефим, конечно.

Попыхтел, посмущался, а за разницу доплатил – там-таки удобнее. И по рангу.

Часов через восемь будем в Москве. С каким удовольствием я обниму жену и поцелую сына! Устрою им вечером праздник – зарплату мне мои наниматели честно отдали прямо во Владивостоке.

А ночью устрою жене еще один праздник. Ну и себе тоже.

Заразил меня, что ли, Береславский своими излишествами? Последнюю неделю постоянно об этом думаю. А раньше вроде не такой озабоченный был.

Короче, еду хоть и не в бизнес-классе, но вполне состоявшимся гражданином, в том числе материально. Хоть и отказался от предложенной мне Ефимом трети бандитских денег, заныканных им за доставку несуществующего груза. Отказался без сожалений: все-таки это я разом лишил профессора полутора миллионов. Неудобно было грабить его еще на десять тысяч.

По этой же причине отказался от доли Самурай. Так что карманные деньги у профессора теперь имеются, и что-то мне подсказывает, долго они у него не залежатся.

А еще греет мне сердце летящий в багаже серебристый чемодан. Подобные штуки – одно из немногих, что заставляет меня думать о деньгах как о чем-то жизненно необходимом.

Но не чемодан с инструментами – и даже не близкая встреча с моими любимыми – причина моей тихой и неспешной радости.

Я потягиваю пивко, смотрю в круглый иллюминатор, и меня просто прет – как выражается наш уважаемый интеллектуал-профессор – от счастья самого моего существования на этой планете.

Мы летим над теми местами, которые только что проехали. С нашей высоты почти ничего не видно. Но все это проплывает у меня перед глазами. Без названий и определений, без мыслей и логики.

Одни только ощущения. И они прекрасны.

Я допиваю пивко, заказываю у стюардессы еще бутылочку – могу теперь себе позволить. А вскоре смогу еще больше: меня снова пригласили в Ирак, через месяц – отъезд. Это – гарантированная приличная жизнь моей семьи. И гарантированная нескучная жизнь для меня самого.

Любимые близкие. Любимая работа. Нескучная жизнь. Что еще нужно человеку для счастья?

А вон и Ефим по проходу протискивается. Сразу видно – большой человек. Враг диет.

К нам идет, с Олимпа – к плебсу. В руках – едреный коньяк: так ему надолго карманных денег не хватит.

На морде – улыбочка виноватая. Ну да, душой – пролетарий, а телом, извините, уже нет. Тело уже боярское, для эконом-класса неподходящее.

И очень классно, что он приперся: сам бы я к ним, в верхний свет, не пошел.

А почему – классно? Потому что «любимых близких» я в формулу уже вставил. Теперь надо придумать словцо для него.

Вот уж для него «любимый» точно не подойдет. «Любимый» – это уж еще раз извините. Это – к другим ребятам. В штанах в обтяжку.

Но – не чужой. После всех проистекших событий – точно не чужой.

Идет, улыбается, блестит своими ехидными очками – наверняка что-нибудь припас. Вот ведь гад.

О, нашел слово!

Он наш большой гад.

Причем ключевое в определении – наш. Это как американцы про диктатора Дювалье говорили: конечно, сволочь, но – наша сволочь.

– Садись, друг, – радушно пригласил я его на пустовавшее рядом место. И, не удержавшись, добавил: – Если влезешь.

И я уже знаю, что он скажет. Я тоже научился угадывать его мысли. Что-нибудь про козу.

А ведь действительно было смешно, черт возьми.

Так что садись рядом, старина.

А до Москвы осталось лететь 7 часов 52 минуты.

Эпилог от Самурая

Деньги я начал тратить сразу, но – по делу. Купил на авторынке во Владике четырехлетний зеленый «Сузуки Самурай». Он мне понадобится для работы и чтоб с остатком денег добраться домой.

Остальные я распихал по банкам и фондам в соответствии с указаниями Береславского.

Обижался он, кстати, совсем недолго, хотя все наши с Доком хитрости просек мгновенно. И действительно здорово помог мне в финансовых вопросах.

Некоторую неловкость я, конечно, перед ним испытывал – не каждый же день отнимаю у друзей миллионы. Но уверенность в том, что они мне нужнее, меня не покидала. Несмотря на все наши разговоры о судьбах народов.

И что-то мне подсказывает, что я сумею изменить отдельно взятую судьбу маленького народа.

Он уже даже, может, чуть-чуть увеличил свою численность.

На этой мысли я не выдерживаю, обнимаю Татьяну Валериановну – благо японцы давно не выпускают ручные коробки передач и вторая рука у водителя лишняя – и целую ее в щеку. Она поворачивается ко мне, и теперь получается – в губы. Прямо в мягкие, алые, ласковые, нежные губы.

Страницы: «« ... 1819202122232425 »»

Читать бесплатно другие книги:

ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Дань вечной памяти величайших героев Древней Руси, сбросивших проклятое...
Этот мир хорошо знаком вам. Мир сталкеров и бандитов, мародеров и военных, аномалий и артефактов. Ок...
В отличие от книг по общим вопросам маркетинга и менеджмента в этой книге приведены конкретные и под...
В Справочнике собраны материалы, необходимые руководителям грузовых служб предприятий для организаци...
Молодая сотрудница полиции Альбина Парамонова расследует дело о странной гибели бизнесмена Виталия Р...
Джаз – это прежде всего импровизация, и в этом смысле жизнь похожа на джаз: каждое утро, открывая гл...