Игры для мужчин среднего возраста Гольман Иосиф
Он – доехал. Всего-то два слова. Да и путь не слишком тернистый, не считая бандюков. Но как приятно это прочувствовать: когда мечтал, мечтал, а потом взял – и доехал.
Ефим подошел к Доку и Самураю, обнял их за плечи и развернул лицом к пробежному фотографу – как же без снимка на память? Женька сверкнул вспышкой, запечатлев момент.
Завтра – будет завтра. А сегодня – их день.Глава 36
Владивосток, 12 августа, утро
Ценности фальшивые и настоящие
Проснулся Ефим Аркадьевич довольно поздно – спешить было некуда, все главные дела намечены на вечер. Раскрыл глаза и аж вздрогнул от удовольствия, еще с кровати узрев заоконный вид.
Гостиница «Владивосток», высокая белая башня, стояла почти на берегу океана. Ну точнее – залива, но при виде такой красоты Береславскому вовсе не обязательно было быть исчерпывающе точным.
Солнце скрывалось высоко за плотными тучами, но не черными, дождевыми, а белыми, мягко рассеивающими солнечный свет, превращающими его из ослепительно-желтого в мерцающий молочный. От такого освещения засеребрилась и выбелилась вся спокойная водная гладь, и у горизонта две стихии сливались, практически уже неотличимые.
Береславский было потянулся к кофру за фототехникой, но на полшаге остановился. Плечи сразу как-то сгорбились, голова поникла, а в разом посерьезневших глазах проявился возраст.
Это только киношные герои встречают смертельную опасность с энтузиазмом. Нормальные люди изо всех своих нормальных сил пытаются приключений избегать.
Профессор в этом плане был более чем нормальным человеком. А потому предстоящее не радовало.
Сегодняшний день ему придется даже не прожить, а пережить. Вернее, попробовать пережить. При этом никаких гарантий.
Ефим и раньше думал о предстоящей расплате за уничтоженный героин. Но не подолгу. И не всерьез.
Такая удобная страусиная политика: если можно сделать вид, что не замечаешь опасности, то она как будто и впрямь исчезает.
Тактика, впрочем, не очень и глупая. Как математик по образованию, Береславский любил анализировать ситуацию «в лимитах». То есть смотреть возможное состояние функции или процесса при крайних значениях переменных.
При подобном подходе страусиная тактика уже не казалась необоснованной. Ведь если конец каждого человека предрешен, а мы тем не менее живем и наслаждаемся этой – однозначно конечной – жизнью, то почему бы не жить и наслаждаться, если опасность грядет через две недели? Или даже через один день?
Разве есть разница – с точки зрения методологического подхода – между одним днем, двумя неделями и вечностью?
Однако когда понимаешь, что у тебя и дня не осталось, тут уж никакого веселья.
Впрочем, варианты типа самоповешения тоже в планы Ефима Аркадьевича никак не входили. Он предпочитал побарахтаться.
Береславский вздохнул, быстро оделся и, уже не оглядываясь на океанские виды – и даже не позавтракав! – пошел навстречу проблемам.
Владивосток встретил его влажным теплом, шумом, кривыми улочками с разбитой проезжей частью и тотальной победой японского автостроения над отечественным. Ефим, как обычно, попробовал зацепиться глазом за «Жигули» или «Москвич», и, как обычно, это закончилось неудачей. Даже дорожная милиция разъезжала на «праворуких» авто.
Не будь ситуация столь напряженной, он бы с удовольствием поразглядывал незнакомые иномарки: японцы строят для себя совсем не то, что на экспорт. Но сейчас другие мысли занимали его удрученное сознание.
Пунктом номер один в попытке отбиться от хозяев героина было посещение старого хорошего знакомого, Валеры Цибина, владельца небольшой цифровой типографии.
Скорее даже принт-шопа: здесь делали все, от маленьких тиражей визиток и листовок до значков, брелоков и именных футболок.
Они знали друг друга много лет. А этой весной Ефим лично помог Цибину приобрести бэушное оборудование – на новое тот пока денег не накопил. Зато по весьма сходным ценам, тоже у приятеля, только московского, который покупал как раз «новье» и торопился скорее сбыть старое.
В Ефимовом плане боевых действий то, что оборудование было старым, играло немаловажную роль.
А вот и хозяин. Уважительно – на пороге – пожал руку, провел в крошечный, недорого, но аккуратно отделанный кабинетик, предложил дорогого китайского чая – он и в Москве всех им угощал, большой любитель. Береславский не отказался, в его тонкую фарфоровую чашку бросили увесистый зеленый шарик. Прошло некоторое время и… комочек раскрылся, обнажив желто-красное нутро цветка.
– Такое в магазине не купишь, – гордо объяснял Цибин.
– А я вроде видел в Москве, – удивился Ефим.
– Похоже, но только внешне, – снисходительно объяснил хозяин. – «Жигули» ведь тоже похожи на автомобиль? – хитро сощурясь, спросил он у московского гостя.
– Похожи, – не стал спорить Береславский. Он еще не успел забыть того времени, когда для него – владельца одиннадцатилетнего «ушастого» «Запорожца» – новые «Жигули» были не просто автомобилем, а Автомобилем Мечты.
После китайских церемоний – шарик вежливости хозяина катился по коридору благочестия его гостя – перешли к делу.
– Мне тут доллары надо напечатать, – сообщил Ефим Цибину.
– Во как! – оценил широту замысла владелец принт-шопа. – И много?
– Миллион триста. Сотенными.
– Лет на пятнадцать, – подумав, предположил Цибин.
– Не-а, – несерьезно ответил профессор, отпивая глоток и впрямь ароматного чая. – Они не должны быть сильно похожи. Никакой микропечати, никаких вшитых лент и магнитных чернил. На обычной бумаге к тому же. Ничем не рискуешь. Хочешь – напиши на каждой «фальшивка». Только не особо крупно и зеленым цветом. Я дарить в полиэтиленовом мешке буду. Особо не разглядишь.
– Может, лучше на чем-нибудь поновее? – усомнился Цибин. – Все понатуральнее будет.
– А мне не надо натуральнее, – улыбнулся Ефим. А про себя подумал, что в новых копирах в чипах «зашит» запрет на копирование основных мировых валют. Встать может машинка. А в старых – нет.
Вслух же добавил:
– Да, их еще надо порезать и в пачки собрать. На резинках.
Цибин ненадолго задумался.
– Тут одной печати часа на три, – наконец принял решение хозяин. – Плюс рубка. Плюс пересчет и обвязка.
– Я тебя не тороплю, – сказал Береславский. – А вот образцы, – сказал он, выкладывая заранее приготовленные десять сотенных зеленых купюр.
– Их потом возвращать не надо? – ухмыльнулся Цибин.
– Как раз надо, – не принял юмора профессор. – Не надо – вот эти, – и он выложил еще конверт. – Здесь две тысячи.
– Ладно, сделаю, – встал с места хозяин. Работенка ему предстояла непростая с учетом некоторой отсталости его агрегата. И заняться он ею хотел самолично – по крайней мере два его сотрудника вышли из помещения вместе с Береславским, а на стеклянной входной двери повисла табличка «Закрыто».
Зачем заезжему профессору понадобилась такая куча фальшивок, Цибин спрашивать не стал – лишние знания и в самом деле лишь умножают печали.«Так, одно дело сработали», – поставил мысленную галочку в мысленном же гроссбухе Береславский.
Теперь осталось самое главное.
Ресторанчик он подобрал еще вчера вечером, обойдя их с Самураем не менее полутора десятков. В итоге угадал вроде точно.
Прежде всего – заведение с банальным названием «Восток» было хоть и маленькое, но имело два разных входа с двух улочек. С одной – вроде как парадный. С другой – через служебный коридор, но тоже всегда открытый, – это Самурай выяснил у мальчишки-официанта, как две капли воды похожего на него самого.
Впрочем, последнее обстоятельство, возможно, было связано с европейским восприятием Береславского, для которого все азиаты при первой встрече казались на одно лицо.
Облюбованный заговорщиками отдельный кабинетик был невелик, метров шесть квадратных, зато закрывался дверью с ключом и не имел окон. Столик предусматривался всего на двоих, но официант обещал поставить третий стул.
Еще в кабинетике была кровать – романтическое все же место, однако в планах Береславского она не должна была играть никакой значащей роли.
Тут Ефим представил на этой кровати свое большое и теплое, но неоднократно простреленное тело. Недолго же оно в этом случае будет теплым.
Картинка никоим образом не понравилась.
Береславский поморщился, сплюнул и заставил себя думать дальше, не отвлекаясь от первоначального сценария.
Последняя деталь, в каком-то смысле определившая выбор профессора: ресторанчик был корейский. А значит, раскосая физиономия Самурая не должна вызвать ни лишнего любопытства, ни сильно отобразиться в чьей-нибудь памяти.Теперь нужно организовать прибытие всех действующих лиц. И отбытие не всех, если все пойдет по плану.
Много времени это у Ефима не заняло: большинство деталей было продумано во время бессонной ночи в поезде. Потом были только уточнения первоначального плана.
Ефим присел на скамейку в маленьком садике и, уняв бьющееся сердце, набрал номер мобильного Скрепера.
Тот ответил немедленно.
– Алло, – густым недовольным голосом сказала трубка.
– Это я, – не называясь, сказал Береславский.
Виктор узнал сразу.
– Сегодня завершаем сделку, – взял быка за рога Ефим. – Жду вас в 18.30 у ресторана «Восток». – И он назвал адрес заведения, причем с маленького проулка, на который выходил «полуслужебный» вход. – Если хотите, встречу вас на площади, – добавил Береславский, желавший максимально контролировать ситуацию. Площадь была в двухстах метрах дальше.
– Хочу, – легко согласился Скрепов. – В 18.25 буду.
– Отлично, – не выказывая никаких чувств, завершил беседу Ефим.
Оказалось – не завершил.
– Если что не так, ты – покойник, – теперь завершал беседу бандит.
– Я уже умер от страха, – неожиданно разозлился профессор. Похоже, драка началась – по крайней мере пальцы у профессора трястись перестали.
– Поговорим при встрече, – нейтрально вырулил Скрепер и дал отбой.
Теперь предстоял звонок Али.
– Да, – кратко бросил чеченец.
– Это я, – уже трафаретно представился Береславский.
– Откуда знаешь номер? – бесцветно спросил моджахед.
– В справочном дали, – устало ответил Ефим. «Совсем, что ли, больной? Сам же продиктовал, в кафе на трассе», – подумал Береславский.
– Хорошее справочное, – одобрил Али, действительно сначала подзабывший этот момент.
– Я готов вернуть долг, – не стал крутить Береславский. – Завтра нас уже не будет.
– Похвально, – ухмыльнулся собеседник. Правда, непонятно, что ему больше понравилось: то, что Ефим был готов вернуть долг или что его завтра уже не будет.
Впрочем, по планам чеченца, вероятно, его и сегодня может не быть – Али наверняка не расположен оставлять свидетелей.
– В семь часов ровно я жду вас в корейском ресторане, – профессор продиктовал адрес, но теперь со стороны главного входа. – Называется – «Восток».
– Давай в восемь, – потребовал Али.
– Невозможно, я уже заказал кабинет на семь. В восемь у них другие посетители.
– А я сказал – в восемь. И в другом месте.
– Послушай, ты! – намеренно вошел в откровенное хамство Береславский. – Я свое дело сделал. Хочешь – оплати мои услуги и забирай товар. Не хочешь – не оплачивай и не забирай.
И повесил трубку.
Расчет был обоюдоострый. Но менять место встречи уже невозможно, иначе срывался весь план.
Конечно, это было еще не смертельно, но уже близко к тому. Потому что если бы хитроумные приготовления профессора не увенчались успехом, то оставалось бы надеяться только на ловкость рук Самурая. И на то, что у конкурирующих бандюков не осталось достаточного количества бойцов.
Потому что, как известно, против лома нет приема.Единственный приемлемый вариант – вывести из игры обоих главных противников одновременно. На этом и были построены все расчеты.
Али перезвонил через минуту. Правда, эти шестьдесят секунд тянулись для нервного Береславского довольно долго.
– Не кипятись, уважаемый. – Голос чеченца был совершенно спокоен. – В семь буду. Встретишь?
– Внутри у гардероба, – согласился Ефим, тщетно пытаясь унять нервную дрожь.
– Да не трясись, – верно все понял Али. – Завтра ты уже вольная птица.
«Трусоват я все-таки», – самокритично подумал Береславский. Но для дела его угаданный испуг был только на пользу – горцы не могут принимать всерьез трусливых соперников.
Вслух же вежливо попрощался и теперь уже окончательно дал отбой.
Потом перезвонил Самураю, сказал, что пока все – по плану. Встречаться они до вечера не предполагали: оставалась вероятность, что Али или Скрепов попытаются все же за Береславским проследить. Так что увидят они друг друга только в ресторане.
Теперь оставалось позвонить Цибину и спросить, как дела. Здесь проблем не оказалось: дела у Цибина шли хорошо, через три часа приглашал забирать товар.
Значит, надо было убить три часа.
Ефим мысленно перебрал варианты.
Пообедать – ему сейчас кусок в горло не лез. Да и трехчасовой обед – даже для любящего это дело профессора было многовато.
Можно еще просто погулять по городу.
В другой раз Ефим так бы и поступил – он любил этот город всеми фибрами души, искренне и совершенно бескорыстно. Да и как его не любить, когда с каждого пригорка – а здесь из них весь Владик состоит, – в какую сторону ни смотри, везде открывается море. Любимое Береславским море. И любимые Береславским корабли: от красно-ржавых пузатых работяг-сухогрузов до серых стройных, поджарых ракетных фрегатов.
Нет, если ставить городам отметки, то Владик непременно удостоился бы отличной. По крайней мере, если бы экзамен принимал рекламный профессор.
Но сегодня гулять по городу явно не хотелось. Голова была занята не тем, да и сильно уставать Ефим опасался: его и без того не выдающиеся физические кондиции к вечеру могли понадобиться по гораздо более важному поводу.
Он повертел головой вокруг себя в поисках кинотеатра: и отвлечется, и не устанет. Но буквально через дом обнаружил художественный музей.
Решение принял мгновенно. Кстати, будет чем похвастаться перед Птицыным, надо только пару-тройку фамилий запомнить.
Обязательно похвастается. Если переживет этот вечер, устало подумал Береславский. И неторопливо прошествовал ко входу в культурное заведение.
А ведь понравилось!
Ефим неспешно бродил по почти пустым залам – они бы были абсолютно пустыми, если бы не бабульки-смотрительницы: все какие-то одинаковые, седенькие, в очочках и бескорыстно радующиеся редким посетителям.
Ефим с удовольствием общался с бабульками и изредка останавливался около полотен, порекомендованных ими или чем-то задержавших его собственный взгляд. Например, у старой картины с изображением строительства Петербурга.
Художник работал либо с натуры, либо по натурным эскизам – фотографией тогда и не пахло. Поэтому полотно было ценно не только художественным отображением действительности, но и самим фактом этого отображения.
К тому же Ефим вдруг вспомнил рассказ их арт-директора о том, что старые мастера для изображения голубого неба вообще не использовали синей краски. Обходились белой и черной – голубой оттенок получался как бы в контексте. Это еще тогда его заинтересовало: ему вообще нравились нестандартные решения, а также любые победы, одержанные в ситуации ресурсного дефицита.
Он долго вглядывался в небо над еще не обустроенной Невой и пришел к выводу, что арт-директор прав: при прямом разглядывании оно было серо-белым. При общем же взгляде на полотно – серо-голубым.
Перед очередным залом – их в музее оказалось все-таки немало – услышал чьи-то громкие голоса. Первым делом испугался: его мог выследить любой из двух бандитов-кредиторов.
Но уже через мгновение понял, что голоса детские. А еще через несколько секунд зазвучали рояль, скрипка и пара духовых – но не медных – инструментов.
Ефим заглянул в большой зал.
По стенам здесь тоже были развешаны полотна, но яркие, светлые, буквально кричащие об оптимизме и юном возрасте их создателей.
Середину зала занимали обычные стулья. Первые ряды были заняты полностью взрослыми – преимущественно женщинами средних лет – и детьми. Сзади свободных мест было достаточно.
На импровизированной крошечной сцене – на самом деле просто отгороженном куске паркетного пола – стоял рояль, за которым сидела маленькая, довольно экзальтированная пианистка, которая музицировала, подчеркивая синкопы нервными движениями всего тела. Рядом с ней стояли две девочки – со скрипкой и флейтой – и совсем мелкий пацанчик с какой-то дудочкой, название которой малообразованный в музыкальном плане профессор не знал.
– Посидите, пожалуйста, если есть время, – зашептала подошедшая к нему очередная старушка-смотрительница. – Деткам так нужны зрители, а то все одни мамаши.
Время у Береславского было. Он присел на стул.
– Спасибо большое, – прошептала старушка.
– А что это такое? – тоже шепотом спросил Ефим.
– Подарочный ежегодный концерт.
– Подарочный? – не понял профессор.
– Да. Музыкальная школа дарит художественной. А потом художественная разместит экспозицию в музыкальной. Для них это очень важно.
– Понял, – сказал Береславский. Все это показалось ему очень симпатичным.
Он откинулся на спинку стула, с удовольствием разглядывая юных сменяющих друг друга музыкантов и слушая то, что они извлекали из своих разнообразных инструментов.
Ему было хорошо.
Он даже глаза прикрыл. И видел своими закрытыми глазами картины, в которых не было места ни Скреперу, ни Али, ни копотно сгорающему героину, за который небось уже народу вдоволь померло и еще неизвестно сколько помрет.
Однако концерт, как и все хорошее, в какой-то момент закончился. Ефим честно и от души похлопал юным артистам, когда те, смущаясь, выходили на поклон.
– Еще приходите, – искренне пригласила его благодарная старушка. – Им так не хватает людей в зале. И аплодисментов.
– Приду, – пообещал Береславский. Если вечером не пристрелят.
Но об этом он бабульке не сказал.Выйдя на улицу, Ефим обнаружил, что прошло два с половиной часа из трех, отведенных ему Цибиным.
Он позвонил Валере.
– Ваши визитки готовы, – ответил тот.
«Вот же конспиратор!» – ухмыльнулся Ефим.
Визитки!
А что, в некотором смысле баксы и есть визитки. Даже фальшивые баксы, уж они-то точно рассказывают о предъявителе не меньше, чем настоящие.
По дороге он купил огромный мешок из толстого мутного двойного полиэтилена и большую клетчатую сумку наподобие тех, что используют «челноки» и рыночные торговцы.
Все это Ефим приобрел на одном из китайских рыночков – это гарантировало, что если даже по сумке выйдут на продавцов, те не смогут опознать покупателей. Ведь для них круглоглазые – как для нас китайцы: немножко смешные и абсолютно неидентифицируемые.
«Впрочем, – невесело размышлял Береславский, – в китайцах, возможно, разбираться научимся». Когда их вокруг будет больше, чем круглоглазых. А к тому и идет. Причем безо всяких военных захватов. Береславский бы даже сказал – совершенно мирными захватами. Можно сказать, объятиями. Например, супружескими.
И речь не только о фиктивных браках – это полбеды. А о браках вполне настоящих, засвидетельствованных как печатями, так и недвусмысленным скрипом двуспальной кровати, а также тем, что после этого получается.
А что? В основном они ребята хорошие: непьющие, не бьющие жен, любящие детей. Так, может, оно и к лучшему?
В историческом плане – черт его знает.
Но вот не хочется Береславскому жить в Китае – и все тут. Хочется в России.
Наверное, все-таки он скрытый русский националист. Или в крайнем случае латентный российский.
Да, не доверял Береславский в стратегическом плане своим восточным соседям. Но сейчас эти мысли текли как-то вяловато, а перед глазами возникал то образ здоровенного и злющего Скрепера, то худющего и вовсе не злого моджахеда – он же не из злости убьет, а по религиозной целесообразности.
Короче, два сапога пара. И с этой парой ему сегодня вечером предстоит разбираться.
Да какое там вечером – уже через пару часов.
Сердце опять заколотилось сильнее. Береславский даже забеспокоился: не принять ли какого-нибудь корвалола? Но отказался от этой идеи – ему только искусственного замедлителя реакций не хватает. Все остальные неприятности уже присутствуют…Глава 37
Владивосток, 12 августа, день
Баксы, граната и чай с травами
От Валеры он вышел с сильно потяжелевшей сумкой. Посмотрел на часы. Пора было действовать.
Он остановил попутку – маленький «Ниссан» выпуска конца 90-х, разумеется, праворульный.
И ведь знает про эту особенность владивостокских машин, а все время рвется к правому пассажирскому месту, которое, естественно, оказывается водительским.
– Из России, что ли? – определил его водитель. Идя на дело, не следует производить действий, по которым тебя запомнят и опознают.
– А здесь не Россия, что ли? – даже огрызнулся профессор.
– Уже и не знаю, – честно ответил бомбила. Но тут правое колесо «Ниссана» ухнуло в здоровую яму. Амортизатор отработал ее лишь частично, зато обитатели авто дружно заржали: все-таки Россия.
И опять Ефим про себя отметил, что уж лучше так – пусть с ямами, но свое.
Хотя свое и без ям еще лучше…
Вышел из машины за два квартала до ресторана, прошел совсем уж какими-то задворками, тщательно исследованными еще вчера вечером, и вошел в «Восток» со стороны проулка. В полутьме коридора его ждал Самурай – сегодня он по взаимной договоренности с парнем-официантом помогал тому по службе.
Об этом тоже договорились заранее: предприятие было семейное, решение принималось быстро. Парень – племянник хозяина – отрекомендовал Самурая, и вопрос был решен без каких-либо формальностей, в том числе санитарных.
Объяснили просто (не хозяину, а племяннику): встреча важная, хотим, чтоб присутствовали только свои, порядок гарантируем. И еще гарантировали племяннику триста баксов. Такой расклад его вполне устроил.
Самурай принял сумку с фальшивками и куда-то ее отнес. На этом его роль пока заканчивалась.
Ефим посмотрел на часы: пора была идти встречать Скрепера.
Он ни на миг не сомневался, что опытный бандит пришел задолго до назначенного времени. Не исключено, что и вокруг уже обошел, и второй выход заметил. Сценарию это не мешало.
Что касается Али, то Береславский надеялся, что его плачевное физическое состояние сделает чеченца менее осторожным. К тому же он очень рассчитывал, что старый боец недооценит толстого очкастого профессора.
Но начинать все равно нужно со Скрепова.
Ефим вздохнул и заставил себя выйти на улицу.
Скрепера на площади не оказалось. Ни в 25 минут седьмого, ни без 25 минут семь. Ефим нервно крутил головой, пытаясь вычислить своего «работодателя», но тот как в воду канул.
«Уж не случилось ли с ним что-нибудь?» – подумал Береславский. Потом вспомнил, что это фраза из анекдота, в котором киллер долго дожидался свою жертву. Это почему-то слегка расслабило профессора. Он даже улыбнулся.
– Чего веселимся? – услышал Ефим, и сильная рука Скрепова небрежно прошлась по профессорским бокам. «Левая», – с удовлетворением успел подумать Береславский. Правая же длань авторитетного бизнесмена недвижно покоилась на перевязи – слава Аллаху, чеченец на фуникулере не совсем промазал.
– Чего у тебя во внутреннем кармане? – не слишком встревоженно спросил Скрепер. – Бутылка или банка?
– Давайте все-таки на «вы». Так мне привычнее, – не отвечая на вопрос, запустил «пулю» Ефим.
На самом деле ему как угодно было привычно: и литературно, и не литературно, и даже так, что весьма продвинутые в деле мата люди удивлялись – детство рекламного профессора прошло в таком месте, где «феня» была явлением естественным.
– Давайте на «вы», – неожиданно легко согласился Скрепер. – Профессор, – ехидно добавил он.
Пусть будет «профессор». Пусть даже будет «интеллигент вонючий». Пусть будет как угодно, лишь бы в нужный момент Скрепер был ошеломлен несовпадением между своим представлением о человеке и его поведением.– Так что в кармане? Пивко? – Скрепов явно ничего не забывал.
– Нет, атомная бомба, – ответил Береславский.
– Профессор, вы грубиян. – Что-то он был сегодня непривычно веселый. – Где тут ваш кабак?
– Уже пришли. – Они и в самом деле были перед входом.
– А почему не в главный подъезд? – поинтересовался осторожный бандит.
– Пошли в главный, – вздохнул Береславский. – Сколько здесь бывал, всегда заходил с этого входа.
– Ну, не будем нарушать традицию, – ухмыльнулся Скрепер.
У него и в самом деле было неплохое настроение. Он нисколько не сомневался, что профессор собирается сдать ему порошок. Ну не студентам же он будет его впаривать? А значит, благосостояние Скрепова еще раз серьезно увеличится – куда сбыть груз, он уже предварительно договорился.
Еще через пару минут они были в кабинете. Правда, прежде чем в него войти, «авторитетный» бизнесмен пропустил вперед Ефима, неделикатно ткнув ему в позвоночник чем-то твердым и – Береславский не сомневался – смертоносным.
– Это «наган», – подтвердил Скрепов его догадку. – Так что без глупостей.
Ефим и не собирался делать глупости.
– А зачем третий стул? – сразу насторожившись, спросил Скрепов.
– Потому что нас будет трое.
– С какой стати? Киллера, что ли, позвал?
– Если б киллера, он бы вас у входа встретил, – резонно заметил профессор.
– Так в чем дело? – Ответ удовлетворил Скрепера лишь отчасти.
– Послушайте, – как можно мягче сказал Береславский, – через полчаса все закончится. Все свое получат, а я получу свободу. Вы можете потерпеть полчаса?
– Я-то смогу. – Веселья в его голосе уже не было. – А вот ты вряд ли. – В его левой руке снова появился здоровенный «наган», до этого уже спрятанный в карман.
– Кончай истерить, – совершенно спокойно сказал Ефим. Он и в самом деле перестал трястись. – Тебе нужны деньги. Мне – жизнь. Причем либо оба получим свое, либо – никто.
– Почему это? – Скрепер никак не мог поверить, что у профессора, этого вонючего интеллигента, может быть какая-то своя игра.
– Потому что, во-первых, порошок продан. Продан дорого. И я собираюсь отдать тебе бабки за вычетом моих комиссионных.
Ошарашенный Скрепер секунду помолчал, потом спросил:
– А во-вторых?