Клятва смерти Робертс Нора
— Она блондинка.
Рорк вздохнул.
— Так мы до утра не закончим. Опишите объект, лейтенант.
— Верно. — Это она умела. — Белокожая блондинка, немного за тридцать, глаза серо-голубые. Около пяти футов, пяти дюймов, вес примерно сто пятнадцать фунтов. Телосложение хрупкое, правильные черты лица.
— Очень хорошо. — Адриана решительно кивнула. — Как, на ваш взгляд, вкус у нее традиционный, продвинутый, богемный…
— Классический.
— Превосходно. Ну что ж… — Адриана задумано постучала пальцем по губам и прошлась по магазину. — Чем она занимается?
— Она врач.
— У нее это первый брак?
— Да.
— Она влюблена?
— Думаю, да. То есть да, конечно. А зачем еще замуж выходить?
— Возможно, она уже что-то купила на брачную ночь. Но как подружке невесты советую вам взглянуть вот на это. Здесь и классика, и романтика. — Адриана открыла дверцу высокого узкого шкафа. — Вот что-то в этом роде.
Это был длинный прозрачный пеньюар поверх длинной, мягко переливающейся ночной рубашки. «Не белая, — размышляла Ева, — и не серебряная. Цвета лунного света», — наконец решила она.
— Это, пожалуй, годится.
— Чистый шелк, сатинированный на лифе и бретелях. А на спине… — Адриана перевернула рубашку. Глубокий низкий вырез пересекали узкие ленточки атласа. — Мне очень нравится спина.
— Да, это годится, — повторила Ева.
— Хорошо бы у вас была с собой ее фотография. Это очень важный подарок. Он должен подходить идеально.
— Хотите фотографию? — Ева была немного растеряна, но головы не потеряла. Она извлекла свой КПК, заказала стандартную проверку Луизы Диматто, потом повернула экран к Адриане и показала ей идентификационное фото. — Вот Луиза.
— О, это чудесно! Ну разве она не красавица? Не могли бы вы дать его мне? Чтобы я могла сканировать… Только фото.
— Ну что ж…
— Тебе понравится, — шепнул Рорк.
Он взял Еву под руку и провел ее через открытую дверь в кабинет. Адриана села за компьютер, а Рорк взял Евин КПК, что-то подправил и распечатал фотографию.
— Вот, возьмите эту.
— Идеально. Мы — единственный магазин нижнего белья в городе, применяющий этот метод. И мы никогда не смогли бы себе этого позволить, если бы не поддержка Рорка. Я сканирую ее фото и введу данные, которые вы мне дали. Ее рост и вес. Теперь добавим будуарный ансамбль «Элегантный лунный». А теперь смотрите.
Компьютер выбросил луч над письменным столом, в луче заплясали световые точки. Они сдвинулись, слились…
— Мини-голограмма, — прошептала Ева.
— В каком-то смысле — да. Нужны данные для проекции, для реконструкции. И еще вот. Что вы об этом думаете?
Ева наклонилась, чтобы голограмма была на уровне глаз, и изучила изображение Луизы в лунном наряде, висящее в нескольких дюймах над столом.
— Должна признать, это круто. Очень похоже. Пожалуй, у нее не так много вот тут… — Ева пошевелила пальцами у груди.
— Сделать поменьше? — Адриана сделала корректировку.
— Ага, вот так. Классно. Будь у меня такая штука на работе… Не знаю, что бы я с ней делала, но уж я бы нашла, как ее использовать. Мы можем генерировать голограммы, но не прямо с компьютерной станции. Их чаще используют в лаборатории, в судебной медицине. Реконструкция МТ.
— МТ?
— Мертвое тело.
— О!
— Извините. — Ева покачала головой и выпрямилась. — Вы попали прямо в точку. Спасибо.
— Обожаю, когда это срабатывает! Компьютер говорит — шестой размер, и я думаю, это верно, судя по вашим данным, но…
— Это были мои данные, — вставил Рорк.
— Превосходно. И все же, если почему-то этот ансамбль ей не подойдет, она может его вернуть. Я его упакую и заверну. Ну а пока… «Мини-водопад», не так ли? У нас уже есть ваши данные, так что это займет всего минуту.
Ева моргнула и даже не смогла слова сказать. Луиза испарилась, и она увидела свое собственное изображение в короткой, почти прозрачной рубашке.
— Вот черт…
Адриана засмеялась.
— Она на вас отлично смотрится. Вы никогда не ошибаетесь, — повернулась она к Рорку.
— Это мы тоже купим.
Ева сглотнула, приказала себе отвернуться и не смогла.
— Вы не могли бы это выключить? Меня это как-то смущает.
— Да, конечно. — Продолжая улыбаться Еве, Адриана отключила изображение. — Не хотите ли еще что-нибудь заказать, пока вы здесь? Трикотажек у вас хватает?
— Чего хватает?
— Трикотажных лифчиков. Я знаю, на работе вы предпочитаете их классическим бюстгальтерам.
Ева открыла было рот, но не смогла издать ни звука.
— Ей не помешает с полдюжины, — сказал Рорк.
— Я об этом позабочусь.
— Я в вас никогда не сомневался. — Рорк наклонился и поцеловал Адриану в щеку. — У нас с женой ужин в ресторане. Не могли бы вы все это упаковать, записать на мой счет и отослать?
— С удовольствием. Поздравляю с удачной покупкой, лейтенант.
— Спасибо.
— Передайте наши наилучшие пожелания Лив, — добавил Рорк и вывел Еву из магазина.
— Она знает, что я ношу под одеждой. Она знает, как я выгляжу голой. Это ужас какой-то!
— Это ее работа, как она ее понимает, — возразил Рорк. — И как бы она тобой ни восхищалась, Адриана верна Лив.
— Да не в этом дело. Не в этом дело, — повторила Ева. — И люди еще удивляются, почему это я терпеть не могу ходить по магазинам. Ты что-то про вино говорил… «Разопьем бутылочку»… Так вот, я хочу этого вина. Много и сразу. Большой-большой бокал.
— Об этом я позабочусь.
Он обнял ее за плечи, поцеловал в висок, и они двинулись на другую сторону Мэдисон-авеню.
«Как это хорошо, как это правильно, — думала потом Ева, — иногда вспоминать, что у тебя есть собственная жизнь. Отойти от работы, забыть о ней хоть на несколько часов, посидеть за столиком на открытой веранде, практически на улице, теплым майским вечером, попивая хорошее вино и поедая вкусную еду, с человеком, которого любишь». Она наклонилась к Рорку.
— Считай, что это вино во мне говорит.
Рорк тоже подался к ней, их лбы почти соприкоснулись.
— Ладно.
— Ты никогда не ошибаешься, это она верно заметила.
— Насчет ночной рубашки?
— Ну, это ты себе подарок сделал, и мы оба это знаем. Не только насчет рубашки. Насчет ужина. Здесь, в этом ресторане. Насчет нас. И это хорошо.
— Да, это хорошо.
— А я делала тебе подарки, хорошие подарки? Не помню.
— Ева! — Он накрыл ладонью ее руку на столе. — Я думаю, ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос.
— Это вино во мне говорит.
— Возможно. А может, это я грамотно рассчитал, как нарядить тебя в эту ночную рубашку, а потом снять ее.
— Ловкий жулик. — Ева выпрямилась, откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула, глядя на спешащих мимо людей, на проносящиеся машины. Скорей, скорей, скорей… — Это хороший город, — сказала она тихо. — Не прекрасный, не идеальный. В нем есть неприятные места, есть жестокость. Но это наш город, мы оба его выбрали.
— Кстати, я никогда тебя не спрашивал, почему ты выбрала его.
— Хотела сбежать. — Ева сама удивилась своим словам и нахмурилась. — Кажется, это опять вино во мне говорит, но именно эта мысль первой пришла мне в голову. Отчасти дело было в этом. Это огромный город, он достаточно велик, чтобы проглотить меня и спрятать, если бы я захотела. Большие скорости, а мне хотелось скоростей, высоких темпов, больших толп. Работа. В то время работа была мне нужнее дыхания.
— И сейчас мало что изменилось, — усмехнулся Рорк.
— Может, и нет, но теперь я дышу. — Ева подняла бокал и отпила глоток.
— Да, теперь ты дышишь.
— Когда я приехала сюда, я уже знала. Не могу объяснить, как, но я знала: вот мое место. Да, и Фини! Он что-то во мне увидел и выбрал меня из нового помета. Я и помыслить не могла, что поднимусь до таких высот, это он меня такой сделал. Здесь было мое место, но если бы Фини перевели в какой-нибудь заштатный городишко в штате Айдахо, я поехала бы за ним.
Думала ли она об этом когда-либо раньше? Понимала это? Признавала? Ева и сама не знала ответа.
— А ты почему выбрал Нью-Йорк? — спросила она Рорка.
— Я мечтал о Нью-Йорке с детства. Для меня это был сияющий золотой приз, и я мечтал его схватить. Мне хотелось побывать во многих местах и иметь там дома, я сделал все, чтобы этого добиться. Но свою базу я хотел иметь здесь. Это был сияющий золотой приз. Я не хотел быть проглоченным, я хотел владеть. Иметь владения здесь.
Рорк посмотрел на толпу, на море машин в час пик.
— Что ж, это о многом говорит, не так ли? А потом я влюбился во все это, как мужчина может влюбиться в неотразимую и опасную женщину. Вопрос был уже не во владении, не в том, чтобы что-то доказать себе и, наверное, моему покойному папаше, а в качественно новом существовании.
— И ты перевез сюда Соммерсета.
— Да.
Ева отпила вино.
— Отцы много значат, и для этого им необязательно быть биологическими отцами. Мы с тобой оба нашли своих отцов. Или это они нас нашли, значения не имеет. Главное, это сработало.
— И ты думаешь, что Алекс Рикер потерял своего отца в тот самый день, когда узнал, что отец убил его мать. Для него это имело значение.
— Ты меня здорово изучил.
— Ты — мой любимый предмет. Поехали домой, надо поработать.
Ева ждала, пока Рорк расплачивался за ужин, и следом за ним встала из-за стола.
— Спасибо за ужин.
— На здоровье.
— Рорк? — Ева остановилась на тротуаре, внимательно заглянула ему в лицо и пожала плечами. — Какого черта, это же Нью-Йорк! — Она бросилась ему на шею и жадно поцеловала. — За то, что так хорошо меня изучил, — сказала она, Разжимая руки.
— Я куплю чертов ящик этого вина.
Ева смеялась, пока они шли к машине.
Дома Ева стянула с плеч жакет, бросила его на кресло и обошла кругом рабочую доску.
— Ты сказал Каро, что тоже будешь работать дома, — напомнила она Рорку.
— Я и буду работать. Но сначала ты мне скажешь, чем собираешься заниматься.
— Я как раз хотела тебя просить: позвони своему новому лучшему другу, пока не углубился в стратегию по захвату финансового господства над миром.
— Это ж с какой стати мне ему звонить?
Конечно, все дело в вине, подумала Ева. Чем еще объяснить, что когда она слышит эту речь, эту кельтскую музыку, она тает?!
— Гм. — Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение. — Чтобы сказать ему, что и он, и его персональный помощник должны оставаться в Нью-Йорке. Это очень важно. И что мне хотелось бы завтра побеседовать с каждым из них.
— Завтра суббота. И у тебя гости. Ты — хозяйка вечеринки.
— А я проведу беседы с ними утром. Пибоди и Надин приедут и начнут тут бесчинствовать. Бог знает, какого барахла натащат. Я не должна в этом участвовать. Они сами так сказали.
— Успокойся, дорогая. Я должен все это сказать моему новому лучшему другу, потому что…
— Потому что он должен продемонстрировать свою добрую волю. Я склонна ему верить. Завтра утром я хочу обсудить кое-какие детали, которые могут помочь мне в ходе расследования.
— И поджарить Сэнди? А что, может сработать. Ладно, я это сделаю. Потом проведу пару часиков в заботах о мировом финансовом господстве. Ты не забыла, что завтра я улетаю в Вегас?
— Я… — Вот теперь она об этом вспомнила. — Да-да, мужская пьянка.
— Я мог бы, наверно, кое-что перетасовать и пойти утром на допрос вместе с тобой, ведь Пибоди будет занята.
— Нет-нет, ты и так слишком многое перетасовал ради меня. — Ева могла бы справиться и одна, но знала, что его это встревожит. И не без оснований, признала она. — Я возьму Бакстера.
— Ну ладно.
Прихватив с собой кружку с кофе, Ева села и стала записывать свои замечания и соображения по делу. Она заказала вторичную проверку по Роду Сэнди, включая его финансовые документы. Этот человек варился в котле Рикера, начиная с колледжа. Большой срок. Наверняка он знает, как припрятывать денежки тут и там. Может, денежки, заплаченные отцом за то, чтобы Сэнди предал сына.
Ева просмотрела отчеты электронного отдела по данным, извлеченным с телефонов и компьютеров, конфискованных в пентхаусе Рикера. На Омегу никто не звонил и не писал. Ну, разумеется. Так просто не бывает. Единственный звонок Алекса Рикера Амми Колтрейн с приглашением на коктейль, больше ничего. Ни единого контакта с участком Колтрейн или с кем-то из членов ее команды.
Но ведь Сэнди умный парень! Он не оставит такого явного следа, тем более что его друг Алекс может случайно на этот след наткнуться и начнет задавать вопросы.
Где-то припрятан второй мобильник. А может, не спрятан, а уже выброшен? Уничтожен?
Ева проверила время. До прибытия Каллендар оставалось еще много часов. А уж когда она приступит к делу… результатов придется ждать еще дольше. Ева решила использовать это время с толком, еще раз проработать свою версию, проверить логику на изъяны и неверные повороты.
Она налила себе еще кофе и уже приступила к делу, когда в кабинет зашел Рорк.
— Ты дозвонился Алексу?
— Да, обо всем договорился, он ждет тебя завтра к девяти. Ева, Моррис у ворот. Я велел Соммерсету его пропустить.
— Моррис?
— Пришел пешком.
— О черт! — Ева оттолкнулась от стола, вскочила и бросилась в коридор, к лестнице. — В каком он состоянии? Он не…
— Я не спрашивал. Подумал, что лучше будет его принять. Соммерсет выслал карт[6] к воротам.
— Карт?
— Проснись, Ева, вспомни, сколько ты тут живешь? Один из электрокартов. Не пешком же Моррису топать!
— Откуда мне знать, что у нас есть электрокарты? Я что — когда-нибудь пользовалась электрокартом? Что вы скажете? — обратилась Ева к Соммерсету, спустившись с последнего пролета лестницы. — В каком он состоянии?
— Потерян. Не в том смысле, что не знает, где он. Трезв. Страдает.
Ева растрепала волосы, она была явно растеряна.
— Приготовьте что-нибудь, — сказала она Соммерсету. — Надо ему что-нибудь предложить. А может… Может, лучше, чтоб он напился? Я не знаю. Как нам быть? Я не знаю, что нам делать.
— Ну так сообразите, что вам делать. — Соммерсет двинулся к двери. У самой двери он остановился и повернулся к Еве. — Выпивка лишь затуманивает боль, да и то на время, а потом боль возвращается с новой силой. Лучше всего кофе, пока будете его слушать. Именно это ему и нужно. Чтобы кто-то, кому он дорог, выслушал его. — Он открыл дверь. — Ну давайте, давайте. Ему будет лучше, если вы его встретите.
— Нечего меня выталкивать, — прошипела Ева, но поспешила навстречу Моррису.
Карт двигался почти бесшумно. Моррис подплыл на нем к дому и, развернувшись, остановился у крыльца.
— Простите. — Моррис потер лицо руками, словно только что проснулся. — Простите, ради бога. Сам не знаю, зачем я пришел. Не надо было приходить. — Он ступил на землю и топтался на месте, пока Ева спускалась по ступенькам. — Ничего не соображаю. Прости.
Ева протянула ему руку:
— Зайди в дом, Ли.
Он вздрогнул и лишь покачал головой в ответ. Ева видела его потерянность, она знала, что такое боль, знала, каково это — преодолевать боль, поэтому она бросилась к нему и приняла на себя часть его горя, когда он обнял ее.
— Ну вот, — прошептал Соммерсет, — она сообразила, что надо делать.
Рорк положил руку на плечо Соммерсету.
— Думаю, кофе будет очень кстати. И что-нибудь поесть. Вряд ли он сегодня ел.
— Я об этом позабочусь.
— Идем в дом, — повторила Ева.
— Я не знал, куда пойти, что делать. Я не мог вернуться домой после… Ее забрал брат. Он уехал, я их проводил. Я смотрел… Ее загрузили в самолет. В гробу. Ее там нет, это не она. Кому знать, как не мне? Но я не мог этого вынести, я не смог полететь, не смог вернуться домой. Я даже не знаю, как я сюда попал.
— Это неважно. Идем. — Продолжая обнимать Морриса, Ева повела его к входу, где их ждал Рорк.
15
— Я вам помешал.
— Вовсе нет. — Ева отвела Морриса в гостиную. — Давай сядем, выпьем кофе.
Руки у Морриса были ледяные. И весь он словно стал каким-то хрупким. Жертв на самом деле всегда больше, чем убитых. Кому это знать, как не ей?
Ева подвела Морриса к креслу у камина, невольно отметив, что не придется просить Рорка разжечь огонь: он, как всегда, предугадал ее желание, огонь уже горел. Ева взяла второе кресло и развернула его так, чтобы сесть лицом к Моррису.
— Мне было легче, когда надо было что-то делать, когда мысли были заняты. Панихида… Я все подготовил, обо всем позаботился, я взял это на себя. Ее брат… я ему помогал. А кто же ему помог бы, если не я?! А сейчас все закончилось, ее больше нет. И мне больше нечего делать.
— Расскажи мне о ней. Какие-нибудь мелочи, детали. Что-нибудь.
— Она любила гулять по городу. Ей всегда лучше было пройтись, чем взять такси. Даже в самый холод.
— Она любила наблюдать, что творится кругом. Быть частью этой жизни, — подсказала Ева.
— Да. Она любила вечер, любила гулять по вечерам. Находить какое-нибудь новое местечко, где можно выпить или послушать музыку. Просила меня научить ее играть на саксофоне. У нее не было никаких способностей. Ни малейших. Боже! — По его телу прошла дрожь. — О боже!
— Но ты все-таки пытался ее научить?
— Она подходила к этому так серьезно, но эти звуки… ты никогда не назвала бы их музыкой. А она смеялась. Отдавала мне сакс и просила что-нибудь сыграть. Любила вытянуться на кушетке и просила меня сыграть.
— Можешь сейчас это вообразить?
— Да. Отблеск свечи на ее лице, эту ее полуулыбку. Она смотрела и слушала, как я играю.
— Раз ты ее видишь, значит, она не ушла.
Моррис потер глаза.
Ева в панике взглянула на Рорка. Он кивнул, давая понять, что она все делает правильно.
— Я никогда не теряла кого-то, кто был мне дорог, — сказала она Моррису, — вот как ты сейчас. Долгое время у меня вообще не было никого, кем я бы дорожила. Поэтому мне трудно судить. Не могу сказать, что я до конца понимаю. Но я чувствую. Просто не представляю, как люди с этим справляются, Моррис. Не знаю, как им удается ставить одну ногу перед другой, идти дальше — вперед. Думаю, им нужно за что-то держаться. Ты ее видишь и можешь держаться за это.
Моррис уронил руки и уставился на них, словно только теперь осознал, что никогда уже его руки не будут обнимать любимую женщину.
— Да, наверное, могу. Могу. Спасибо вам обоим. Я все цепляюсь за вас… Ввалился, испортил вам вечер.
— Прекрати. Смерть — мерзкая гадина, — сказала Ева. — И когда эта гадина приходит, человеку нужны близкие, нужна семья. Мы — семья.
Соммерсет вкатил в гостиную столик на колесиках, деловито и ловко поместил его между Моррисом и Евой.
— Доктор Моррис, вы съедите немного супа.
— Я…
— Вам это нужно. Необходимо.
— Соммерсет, подготовь гостевую комнату на третьем этаже, будь добр. — Рорк присел на подлокотник Евиного кресла. — Доктор Моррис сегодня переночует у нас.
Моррис хотел было отказаться, но потом лишь кивнул и коротко сказал:
— Спасибо.
— Я об этом позабочусь, — проговорил Соммерсет.
Ева поднялась с кресла и приблизилась к нему.
— А в супе нет какой-нибудь успокоительной дури? — спросила она тихо.
— Разумеется, нет, как вы могли подумать?!
— Ладно-ладно, — в намерения Евы не входило препираться с Соммерсетом. У нее были более важные дела.
— Лейтенант, — проговорил он, когда Ева уже хотела вернуться на место. — Вряд ли мне еще раз представится случай сказать вам нечто подобное, поэтому я скажу сейчас, в этот момент: я горжусь вами.
Ева застыла с открытым ртом. Она широко открытыми глазами проводила несгибаемо прямую спину Соммерсета, пока он медленно и с достоинством пересекал гостиную.
— Это, это… — пробормотала Ева. — Просто черт знает что!
Она села в свое кресло. Она увидела, что Моррис немного поел, что его голос в разговоре с Рорком стал тверже.
— Должно быть, я все-таки еще что-то соображал, если пришел сюда, — говорил Моррис.
— Поговоришь с Мирой, когда надумаешь? — спросил Рорк.
Моррис ответил не сразу.
— Да, наверно. Я знаю, что она предложит. Я знаю, что это правильно. Мы имеем дело со смертью каждый день. Как ты сказала, Даллас, мы чувствуем.
— Не знаю, что ты думаешь насчет таких вещей, — начала Ева, — но я знаю одного священника.
Легкая улыбка тронула губы Морриса.
— Священника?
— Да, такого католического парня. Я с ним работала по одному делу.
— А, да, отца Лопеса из испанского Гарлема. Я с ним говорил как-то раз, пока дело было еще открыто.
— Да, верно, ты его знаешь. Ну, в общем… Что-то в нем такое есть… я бы сказала, основательное. Может, если бы ты поговорил с кем-то вне нашего круга, с кем-то не связанным с нашей работой… может, тебе стало бы легче. Хочешь поговорить с ним?
— Вообще-то меня воспитывали буддистом.
— Да? Ну что ж…
Улыбка не ушла с лица Морриса.
— А потом, пока рос, я экспериментировал с самыми разными религиями. Интересовался и тем, и этим. И понял, что традиционные конфессии с установившимися обрядами мне не подходят. Но поговорить с этим священником… Это может помочь. Думаешь, после смерти что-то есть?
— Думаю, да, — не колеблясь, ответила Ева. — Пройти через все это, только чтоб узнать, что — все, это конец? Не может быть. Если это и есть конец, я здорово разозлюсь.
— Вот именно. Я чувствую всех их, погибших и ушедших, и, я уверен, ты тоже чувствуешь. Иногда, когда они поступают ко мне, это конец. Их уже нет, все, что передо мной, это лишь пустая оболочка. Но бывает и по-другому. Что-то от них остается, задерживается на какое-то время. Ты меня понимаешь?
— Да. — Еве нелегко было объяснить это свое понимание и уж тем более поделиться им с другими. Но она знала, о чем говорит Моррис. — Когда что-то остается, от этого становится еще тяжелее.