Перворожденная Южная Юстина
Внизу было тихо. Странная парочка, орк и половинчик, притулившись в углу, нагружались элем, а у окна сидел одинокий Идрис с кувшином теплого глегга. Варяг неприязненно поглядывал на орка, очевидно, аукалось ему злосчастное копье. Увидев Финеаса, он махнул рукой. Маг забрал у сонного хозяина, исполняющего обязанности трактирщика, сразу три кружки с элем и выставил их на стол.
— Так мало? — подзадорил Идрис, плеснул себе из кувшина добавки и легонько дзынькнул глиняной бадьей об украшенную эмалью кружку Финеаса.
— Лиха беда начало, — усмехнулся маг. — У скоттов этим только глотку смачивают перед тем, как серьезным делом заняться.
— Так и мы займемся, вся ночь впереди!
— Много ночей, Идрис. Пока не соберется армия против Хессанора, будем куковать здесь. Или ты к своим отправишься?
— Нет, — варяг отхлебнул вина. — Я с ними связался. В общем, для меня и тут поручения нашлись.
Финеас выглянул в окно, за ним виднелась лишь непроницаемая чернота, на ставнях с той стороны лежал снег. В этом году зима в Галлию пришла особенно рано.
— Ты как в орден-то попал? — спросил он.
— Ну, Диар же… С таким братом мне одна дорога была.
— Давно, значит, жрецов рубишь?
— У хаоситов и жрецы, и маги, и люди простые, кого только нет. Рублю иногда, когда выбора не оставляют. Вот мы с Маем однажды… — Идрис чуть запнулся, но почти сразу продолжил: — Однажды возвращались из похода, уставшие, как гномы в шахте, хоть и верхом ехали. Решили срезать путь, чтоб поскорее до лагеря добраться, да забрели в какую-то чащобу. Смотрим — костер. Мы к нему, а там люди с орками вперемежку. О, думаем, орки из нормальных, можно присоединиться. Тут их дозорный нас углядел и как завопит. Они аж подскочили все, и штук пять, не будь дураками, на нас ринулись. А Май поворачивается ко мне и спокойненько так говорит: «Как досадно. Отчетливые эманации Хаоса перебивают приятные запахи печеного мяса. Похоже, они не позволят нам разделить с ними трапезу». Я уже лошадь нахлестываю, а он стоит, сокрушается. В общем, драпали мы знатно. И не хотели ведь драки; хаоситские приспешники, не хаоситские — да плевать на них, отдохнуть бы. Но нет, целый день за нами гнались. Идейные, Ракот их подери! Я себе задницу в кровь стер, реально в кровь! Печати мне тогда еще Диар не поставил, а то было б чем смазывать. Маю, разумеется, хоть бы хны. Ну а потом конь у меня не выдержал, рухнул. Эти подскакали, навалились, пришлось отбиваться… Вот и скажи, зачем? Сами ведь на рожон полезли, мы бы их не тронули, ушли бы потихонечку.
Финеас отставил пустую кружку, придвинул к себе следующую.
— И чем дело закончилось?
— Ну, — смутился Идрис. — Потюкали мы их. Май уж очень злой был, рассердился, что лошадь загубили.
— Да, эльфы, они такие, зверюшек любят, — в уголках глаз мага собрались веселые морщинки. — Кони, белки…
Идрис захохотал:
— Да ладно тебе, славный зверь же. Леди Исилвен вон его в комнате оставила, не бузит вроде.
— Когда оставила?
— А сейчас. Она с полчаса назад ушла.
Финеас поднял бровь:
— Куда?
— На задний двор, кажись. Сказала, магию будет пробовать, в темноте, чтобы никто за ней не наблюдал.
Небольшими глотками маг осушил посудину до донышка, снова уставился в окно. Вот и все, мастер Юрато. Перворожденная обрела искомую силу, твоя помощь ей больше не понадобится. Не понадобится. Точка. До Зафира надо только добраться. Уж это данное себе обещание он выполнит.
Идрис повозил своей бадьей по столу, кинул на мага один взгляд, второй. Вздохнул.
— Трудно тебе будет, — сказал он.
Финеас оторвался от созерцания тьмы за стеклом.
— Ты о чем?
— Ну, глаза-то у меня есть. Ты не смог ее ударить, там, у храма, хотя она просила. И смотрел на нее так… Вот и говорю, тяжело тебе будет, все-таки Перворожденная.
Темный маг молчал, поцеживая эль.
— Зато Мара на тебя виды имеет, — попытался пошутить варяг. — Я б, наверное, тоже с ней попробовал. Как-нибудь. Не, чего, я бы осторожненько, конечно; но ей, похоже, только ты и нужен.
Идрис сделал паузу, однако ответа не последовало. Зашел с другого боку:
— А она-то тебе нужна?
На лице Финеаса мелькнула скептическая усмешка.
— Примерно так же, как нож под ребрами.
— Сурово, — откашлялся Идрис.
Некоторое время сидели, потягивая хмельное. Финеас задумчиво крутил эльфийский амулет, висящий на шее. Силы к магу постепенно возвращались, скоро они оба с мэтром ди Альберто придут в норму. Вопрос в том, достаточно ли этих сил, чтобы одолеть Зафира? Да, галлы и германцы помимо обычных ополченцев соберут еще и чародеев всех мастей. Кому-то предложат денег, кого-то заставят под страхом наказания, кто-то пойдет сам. Но и у Хессанора есть маги, битва будет равной. А колдунов такого уровня, как чернобородый брандеец, на Альтерре нет. Даже у хединитов. И что-то подсказывало Финеасу, что своего главного слова Зафир еще не сказал. Не может быть, чтобы подобный тип ничего не прятал за пазухой.
— Пойду я, — зевнул Идрис. — А ты… леди Исилвен станешь ждать?
Финеас качнул головой:
— Нет. Только загляну во двор, хочу убедиться, что с ней все в порядке.
Варяг загадочно ухмыльнулся, но ничего не сказал.
Крыша беседки, припорошенная снегом, белела на фоне темного неба. Иногда ее загораживали ветви деревьев, шевелящиеся на ветру. Эльфийка стояла рядом, перебирая в руках мерцающие желтым камушки. Маг шагнул было к ней, но остановился. Не надо продлевать агонию. Мизерикорд тут уместен гораздо больше. Что толку в еще одном разговоре, если он все равно не имеет права сказать то, что хочет? Она вновь могущественна, а главное, счастлива. Захочет — уйдет к своим братьям или, быть может, найдет способ попасть к себе на родину. Ее путь — это ее путь, она — Перворожденная. И маг развернулся, закрывая за собой дверь.
— Финеас.
Он задержался на пороге.
— Доброй ночи, — улыбнулась Исилвен.
Январь принес с собой холод и метели. Лютецианцы сидели по домам, кутаясь в платки и одеяла, а старожилы уверяли, что за последние сто лет не припомнят такой морозной зимы. Финеас подумал, что, возможно, разрыв Реальности и веяние Хаоса нарушили что-то в природе Альтерры. Или и впрямь боги разгневались, как болтали горожане на базарах и в храмах.
Дни шли за днями, унылые, однообразные, дел для мага не находилось. Идрис пропадал, то встречаясь с хединитами, то выполняя их поручения. Мэтр Лидио все светлые часы просиживал у большого камина в общей зале, читая прихваченные от серых чародеев книги. Исилвен поначалу редко выходила из своей комнаты, но однажды застала мадам Клодетту причитающей над сыном. Малец выл, держась за рассеченную до кости кровоточащую ногу. Поколол дрова, называется. Едва увидев беду, Исилвен потребовала, чтобы мальчишку перенесли в комнату, выдворила всех любопытствующих, включая мать, а через полчаса пацан вышел оттуда на обеих ногах, щеголяя почти незаметной алой полоской вместо раны. Мадам Клодетта на радостях одарила эльфийку отрезом тонкого италийского сукна и осчастливила рассказом о чудесном исцелении большую часть своих соседей. После этого к Исилвен потянулась вереница просителей. Мадам, осознав, что лишила свою знатную постоялицу покоя, тут же раскаялась и взяла на себя обязанности посредника, сообщая Исилвен лишь о тех случаях, которые действительно стоили внимания.
Финеас тоже углубился в изучение рукописей серых чародеев, исправно готовил новые заклятия для посоха, но с каждым днем бездействия его охватывала тоска. Такого раньше не было. Даже в мирной Салике он почти не тяготился идилличной, размеренной жизнью. То ли этот поход взбудоражил его до предела, требуя все время куда-то бежать и что-то предпринимать, то ли невыносимая зыбкость мечты жгла внутри, не давая покоя. Кому нужны эти мечты? Без них все понятно и стройно. Без них все надежно и незыблемо. Без них нет жизни… Все чаще по вечерам он спускался в таверну, все дольше сидел там, множа количество кружек на столе.
— Сударь маг, вы уверены?
Финеас поднял на хозяина недобрый взгляд. Тот пожал плечами, оставил вторую бутыль с ячменным виски на стойке. Маг плеснул себе новую порцию и уставился в камин, языки огня лизали каменную кладку, на стенах разнузданно плясали тени. За спиной послышались шаги, и тонкая ручка обвила его шею.
— Скучаешь, милый?
Маг не шелохнулся. Суккуба присела рядом, прижалась к нему жарким боком.
— Нельзя долго пить в одиночестве, так можно и рассудок потерять.
Она подозвала хозяина, забрала у него бокал и налила себе из Финеасовой бутылки. Принюхавшись, сморщила носик, но глотнула бестрепетно.
— Ух… дорогой, что за плебейскую гадость ты пьешь? Бывало в моей жизни виски и получше. — Она отставила бокал в сторону, наклонила головку и сочувственно погладила мага по руке. — Молчалив и печален… Финеас, Финеас, я тебя совсем не узнаю. Где тот решительный чародей с ясным умом и мужественным духом, который покорил меня в Салике? А я ведь предупреждала тебя, игры с Перворожденными добром не заканчиваются.
Финеас наконец оторвал взгляд от пламени, перевел на суккубу.
— Мара, уйди.
— Э, милый, похоже, до виски было что-то еще, — сказала она, прищурившись. — Не иначе угробить себя хочешь.
— Мара…
— Тебе пора перестать прогонять меня, дорогой, я все равно тебя не оставлю.
Девушка устроилась поудобнее, провела ладошкой по волосам мага, откидывая со лба темную прядь. Финеас отвернул голову, высвобождаясь из-под руки. Тогда суккуба наклонилась прямо к его уху:
— Она тебя никогда не полюбит, милый. Никогда. Она же эльф. Ее разум тебе не постичь, а ей не дано понять людей. Она совершенно иная, такая далекая, такая холодная. Тебе не растопить ее сердца, не разделить с ней устремления, а уж ложе… — Мара закатила глаза. — Зачем же тратить время на несбыточное? Ты сильный, умный, любая женщина захочет быть твоей, если пожелаешь.
Пальчики суккубы пробежались по небритой щеке мага, дотронулись до маленького шрама возле носа, ноготки царапнули по шее.
Постепенно расходился бражничающий люд, чтобы успеть завалиться спать до первых петухов. Финеас залпом опорожнил бокал и наполнил его снова. Шепоток Мары струился мягче шелка, обволакивал, вызывая легкую дрожь.
— Разве тебе не хочется освободиться, зажить полной жизнью, а? Финеас, открой наконец глаза. Твоя эльфийка бессмертна, а ты смертен. Ее век — тысячелетия, твой — полтора столетия. И это в самом благоприятном случае, только потому, что ты маг. А есть ведь еще войны, наемные убийцы, могучие враги-чародеи. Ты можешь не прожить даже своего срока. Если же проживешь — превратишься в древнего немощного старика с обвисшей кожей и трясущимися руками. А она не изменится ни на день. Ни одной морщинки не прибавится на ее лице, ни одного седого волоса в прядях. Ее поступь останется такой же легкой, а ты будешь еле волочить за ней ноги. Даже если случится чудо и она обратит на тебя свое царственное внимание, ты станешь для нее лишь временной игрушкой, милый. Обузой. День за днем она будет видеть, как ты угасаешь, и Лилит знает, какие чувства в ней это породит.
Мара придвинулась к магу еще теснее. Ладонь проникла меж завязок черной рубашки.
— Не лучше ли делить свою жизнь с тем, кто знает ее краткость? Хвала Иштар, я надолго останусь юной, но я смертна, как и ты. Я знаю цену жизни, ведь я тоже из рода людей. Мы с тобой равны, Финеас. — Горячее дыхание коснулось мага, проникло в ноздри. Запах суккубы оглушал: ваниль и горький миндаль смешивались с ни на что не похожими сладостно-животными ароматами, которые источало ее тело, туманили рассудок. — Неужели ты совсем не вспоминаешь наши ночи, милый? Неужели я не вызываю былого жара в твоих чреслах? И не говори мне, что хочешь стать аскетом, как некоторые приверженцы странных культов. Воздержание тебе не к лицу.
Финеас наклонил бутыль, вытряхивая из нее последние капли и осушая бокал до дна. Поднялся хмуро, чуть покачнулся, но удержал равновесие и направился к лестнице.
— Я помогу тебе, дорогой. — Мара, увязавшись следом, аккуратно подцепила его за руку.
На пороге своей комнаты Финеас остановился.
— Тебе пора, — сказал он.
Суккуба усмехнулась и, мягко задев мага бедром, нырнула внутрь.
— Мне давно пора. Давно-давно. — Она неторопливо расстегнула верхнюю сорочку, огладила руками обнажившиеся плечи. — Ты же не боишься меня, правда? И знаешь, на что я способна.
Расшитый парчовый пояс тоже полетел на пол. Маг опустил голову.
— Мара… — устало произнес он, опираясь о деревянный косяк. — Ты так этого хочешь?
— А ты разве нет, милый? — спросила она, развязывая ленты корсета и отшвыривая его в угол.
Суккуба провела пальчиками по своей молочно-белой груди, шагнула к магу близко-близко, потянув его легонько в комнату и задвинув засов. Изящные ручки освободили мага от рубашки, острые, твердые окружия сосков коснулись его кожи.
Финеас все еще стоял возле двери.
Все равно, выпьет он еще бутылку или не выпьет, все равно, уйдет Мара или останется. Уже ничего не имеет смысла, ничего. Эльфы бессмертны, люди смертны. Этого не изменить.
— Поцелуй меня, милый.
Суккуба поднялась на цыпочки, нежный язычок скользнул по его губам. Маг сжал ее плечо и толкнул на кровать.
К утру платье было готово. Исилвен отложила иглу с серебряной нитью, подхватила наряд и, прижав к себе, заглянула в большое зеркало, принесенное вчера заботливой Клодеттой. Чудесно! Еще лучше, чем казалось вначале. Девушка закружилась по комнате; лазурные волны с жемчужными искорками окатили ее, будто и впрямь расплескалась вокруг морская лагуна.
Радость, чистая, детская и почти такая же ясная, как в тот памятный день с Анарвэ, охватила эльфийку. Надо обязательно сегодня надеть это платье. Обязательно. Может быть, оно даже понравится Финеасу… Исилвен с надеждой улыбнулась. Ей так хотелось хоть как-нибудь поддержать темного мага. С каждым днем он становился все мрачнее. Ни Идрис, ни мэтр ди Альберто не могли его расшевелить. Что его мучило? Болезнь, неведомые ей тайны, предстоящие битвы?
Умывшись подогретой на очаге водой, Исилвен оделась, насыпала орешков и веточек для Синдэ — так теперь звали бельчонка — и вышла из комнаты. Позвать Финеаса на завтрак? Он наверняка уже поднялся. Девушка прошла по коридору, остановилась напротив его двери. Пару раз вздохнула, собираясь с духом, затем все же подняла кулачок и постучала.
За дверью царила тишина — ни звука, ни шевеления. Еще спит? Уже ушел? Исилвен подождала с минуту, постучала второй раз. В глубине послышался шорох, скрипнул отпираемый засов. Створка распахнулась.
Из комнаты вырвался тяжелый хмельной дух. От неожиданности эльфийка резко отшатнулась. На пороге стояла Мара. Заспанная и обнаженная. Она сладко потянулась, взъерошив короткие локоны.
— Ну чего ты в такую рань? Дай людям отдохнуть спокойно.
Суккуба словно невзначай отодвинулась в сторонку. Взгляд Исилвен против воли скользнул внутрь. На кровати, едва прикрытый одеялом, спал темный маг. Эльфийка быстро отвела глаза, попятилась.
— Прости, я не хотела вам мешать, — прошептала она.
— Вот-вот, и дальше не мешай, — суккуба зевнула и чуть отступила, прикрывая дверь.
Несколько мгновений Исилвен оставалась на месте, потом развернулась и медленно пошла обратно. Она и сама не очень понимала, почему ей вдруг расхотелось завтракать.
13
Голова раскалывалась зверски, на сердце было еще мутнее, чем вчера. Помешивая в железном кубке раствор, изобретенный во времена далекой юности, когда они, ученики магов, частенько просиживали ночи в пражских трактирах, а с утра требовалось предстать пред очи наставников живыми и по возможности бодрыми, Финеас злился на себя. Зачем ему все это было нужно? Таверна, выпивка, суккуба… Он что, сопливый отрок, чтобы страдать этакой дурью? Не время сейчас для пустой маеты. Будем решать проблемы по мере поступления — сначала Зафир с его войсками, потом все остальное. Понадобится, так и из Валакара душу вытрясем, не может он не знать об эльфах и людях…
Финеас отхлебнул из кубка, скривился, но заставил себя сделать повторный глоток. Минут через десять в голове прояснело, боль отступила, затаившись где-то на краю сознания. Размявшись и приведя себя в порядок, маг покинул комнату. Выдворить Мару сегодня утром оказалось сложной задачей, но Финеас справился. Теперь не хотелось ни встреч, ни выяснения отношений. Просто пообедать в тишине.
Внизу было безлюдно. Постояльцы уже разошлись по своим делам, мадам Клодетта возилась по хозяйству, а ее муж бросил свое рабочее место у стойки и исчез на конюшне. Финеас решил подождать. В этот самый миг уличная дверь отворилась, мелодичный голос произнес, обращаясь к кому-то на улице:
— Да, седло с царапиной на задней луке и серая попона. Синдэ не трогай, я сама прикреплю его корзину.
В зал вошла Исилвен в дорожной одежде, стряхнула налипший на подол снег, подняла глаза. Оба — и маг и эльфийка — на мгновение замерли. Синева в очах девушки казалась невозмутимой, но мастер Юрато уже видел этот взгляд и знал, что за ним может скрываться все, что угодно. Перворожденная очнулась раньше.
— Светлого дня, Финеас.
— И тебе. Ты куда-то уезжаешь?
Девушка кивнула. С горечью — померещилось магу.
— Да. Финеас, я… — эльфийка, как всегда в момент сильного волнения, стиснула пальцы. — Я хотела попрощаться. Пока войска не собраны, мне нечего делать в Лютеции, я возвращаюсь на Эрин.
Маг слегка нахмурился:
— А потом?
— Мэтр ди Альберто даст мне знать, когда приготовления будут закончены и мое присутствие вновь станет необходимым. Зафир и Хессанор еще не повержены, я нужна здесь.
— Но зачем уезжать?
Ресницы опустились, словно не желая выдавать, что у Перворожденной на душе.
— Финеас, ты сделал для меня так много. Боюсь, даже на родном языке я не сумею выразить, насколько тебе благодарна. Ты вернул мне больше чем жизнь, ты вернул ее смысл; с каждым днем магия Музыки дает мне новые силы. Я твоя вечная должница. Но помимо долга фэа… пожалуйста, возьми то, что я обещала тебе на Эрине.
Исилвен отстегнула с пояса бархатный кошелек и протянула магу.
— Тут все золото, что у меня есть.
Финеас не шелохнулся.
— Давай с этим разберемся после, — наконец сказал он.
Исилвен неожиданно покачала головой.
— Я не могу оставаться твоей должницей во всем. — И поскольку темный маг по-прежнему не протягивал руки, эльфийка положила деньги на ближайший стол. — Они уже не принадлежат мне, ты же волен выбирать сам.
— Как ты собираешься добраться до острова?
— Через холм сидов. Тот, что в лесу.
— Подожди немного, я провожу тебя.
— Этого не нужно.
Маг посмотрел на нее с удивлением:
— Ты не пойдешь туда одна. Сейчас вокруг Лютеции еще опаснее, чем осенью. Окрестности заполнены переселенцами с юга, и среди них полно всякого отребья. Причем отребья голодного и злого. Я еду с тобой.
— Нет.
Финеас вздрогнул. Ее голос, обычно мягкий, будто нагретый солнцем, сейчас отблескивал сталью. В глазах светилась твердая, непререкаемая власть Перворожденных. Он уже видел Исилвен такой. Там, у храма. Когда она бестрепетно всаживала стрелу в его противника. Мага вдруг окатило холодной волной. Он понял.
Она знает. Знает, что случилось вчера. Может быть, видела.
Слова застряли в горле. Пустые, бесполезные.
— Меня проводит Идрис, мы уже договорились, — сказала эльфийка. Она развернулась и шагнула к выходу, накидывая капюшон. У порога оглянулась. — До свидания, Финеас.
Он молча поклонился. Разжать губы так и не сумел. Улица огласилась дробным стуком копыт, а маг все стоял в непривычно тихом зале таверны, и костяшки его кулаков были мучнисто-белыми.
Спустя несколько минут он пошевелился, протянул руку, сгребая лежащий на столе кошелек. Тяжело поднялся по ступеням и пару раз стукнул в дверь старого чародея. Когда тот отворил, маг прошел внутрь, бросил деньги на стол возле окна.
— Это нам на вооружение и экипировку, мэтр. Передайте Идрису, когда он возвратится. Да и сами можете воспользоваться, если понадобится достать что-нибудь нестандартное.
— Благодарю, мастер Юрато. Вы не могли бы…
Но Финеас уже выскочил из комнаты.
Следующая дверь, у которой он задержался, была дверью Мары, и от толчка деревянная створка с треском врезалась в стену.
— Милый, — суккуба томно улыбнулась.
— Что ты сделала?
Мара даже подалась назад от мрачной решимости, с которой смотрел на нее маг.
— Ты о чем, дорогой?
— Говори, что ты сделала? Что сказала Исилвен?
— Ах, ты об этом… Она слишком рано разбудила нас, пришлось попросить ее зайти попозже.
— Зачем ты открыла дверь?
Раскаты грома в тоне Финеаса раздавались слишком отчетливо, чтобы их можно было игнорировать. Мара уперла руки в бока.
— Вопрос не в этом, милый. А в том, почему тебя это так беспокоит?
— Ты не должна была.
Мара расхохоталась:
— Я? Нет, дорогой, если ты не хотел, чтобы твоя эльфиечка о нас узнала, это ты не должен был вчера тащить меня к себе в комнату и столь откровенно… выражать свои чувства.
— Чувства? — голос мага казался не теплее снега за окном. — Мара, то, что произошло, — произошло в последний раз. Я был идиотом, что так надрался.
Он шагнул в коридор, но, будто что-то вспомнив, остановился на пороге.
— И к Идрису тоже приставать не смей. Увижу — пеняй на себя.
— Погоди-ка! — Багровые полосы расчертили обе радужки суккубы узкими стрелами. — Ты меня бросаешь? Опять?
— Не опять. Ничего и не начиналось, Мара. И ты прекрасно это знаешь. Если же по какой-то причине я заставил тебя думать иначе, извини.
Суккуба подалась вперед, дыхание со свистом вырывалось через ноздри, словно у молодого бычка в давней иберийской забаве под названием бесеррада[5].
— Тебе не стоит так со мной поступать, Финеас. Ох, поверь, не стоит.
Темный маг покачал головой, на лице читалась крайняя степень утомления.
— Прости, Мара, мне не нужно было писать тебе то письмо. Сломай и выбрось браслет, он тебе больше не пригодится.
— Значит, вот как… А не боишься за свою эльфийскую красотку? Ночи сейчас темные, длинные. Кто знает, что с ней может случиться за долгую зиму.
Зрачки суккубы сузились, ногти проскребли по дереву, которым были обиты стены. Еще миг — и кинется! Финеас застыл на пороге, повернулся со странной медлительностью.
— Только попробуй, — глухо сказал он. — Убью.
Мара вздрогнула — маг не врал, нутряное чутье сказало ей, что он готов это сделать. И прямо сейчас. Она сглотнула, давясь готовыми сорваться с языка проклятиями. Но едва дверь за ним захлопнулась, яростно закричала вслед:
— Иди, иди! Я еще посмотрю, как ты приползешь к Маре, когда твоя ледяная девка тебе откажет. Пошлет вежливо и аристократично, она же Перворожденная!
Идрис вернулся к вечеру. На этот раз в таверне за отдельным столиком сидел Финеас — впрочем, всего с одной кружкой, — варяг плюхнулся по соседству.
— Все нормально, не волнуйся, — сообщил он, видя, что маг не спешит задавать вопросы.
Финеас кивнул. Морщины на его лбу слегка разгладились.
— Забавные эти сидские холмы. Снаружи ничего приметного, но если с нужным словом подойти, так открываются.
— Только для тех, кого фейри сами захотели пустить.
— Да это понятно. Слушай, меня завтра в пригород по делу отрядили. Поехали со мной? Работенка отчетливо пахнет жареным, в одиночку могу и не управиться. Не вечно же тебе здесь киснуть.
Маг усмехнулся.
— Не вечно. Съездим, отчего ж нет.
— Вот и славно, а то на тебя в последние дни взглянуть было страшно, ты уж прости.
Ухмылка Финеаса растянулась еще шире.
— Не переживай, еще успеешь соскучиться по тихому, безобидному мастеру Юрато.
Идрис хлопнул его по плечу, а варягова кружка вознеслась вверх, приветствуя возвращение мага.
Следующие два месяца промелькнули как сон. Финеас вместе с серыми чародеями, рекрутированными князем по случаю войны, погрузился в подготовку «колдовских» полков галльских войск. Собрали все записи, все рассказы о слугах Хаоса и их волшбе, которые смогли разыскать, призвали тех колдунов, кто так или иначе состоял на службе у правителей, наняли новых боевых чародеев, начали готовить чародеев обычных. Свободного времени у Финеаса теперь не имелось вовсе. Разъезды, тренировки, Идрис с его орденом… Однако внакладе он не остался — князь Лютеции и окрестных земель, поскрипев зубами, все же выписал темному магу содержание из казны.
Донесения приходили разные. Радостных было мало. Две армии Хессанора объединились, подчинив себе Богемию и Моравию. Часть войск охраняла уже захваченные земли, вторая, не решившись атаковать викингов и германские племена, двинулась на восток. К началу марта она достигла земель русичей…
— И этот вонючий шатер, и рожи твоих орков, и пустоголовые маги, которые не могут восстановить алтарь, — мне все это надоело!
Хессанор пожал могучими плечами:
— Через несколько дней вступим в Белз, ты сможешь занять любой дом, который тебе понравится.
— Мне не нужен дом, мне нужно место для жертвоприношений. Пусть слабое, но накрепко привязанное к Хаосу. И я, бездна вас поглоти, не могу сейчас создать его сам! Эти твари высосали из меня почти все силы.
В глазах, полных черного огня, искрились молнии, волнистая борода, столь ухоженная прежде, нещадно растрепалась. Зафир метался по походному шатру из угла в угол, свирепея с каждой минутой.
После бегства из храма чародей не мешкая отправился в стан к Хессанору, рассчитывая войти с ним в Моравию второй раз уже в сопровождении войска. Даже если хединиты обосновались там, их лишь малая горстка, против армии они — ничто. Капище снова будет в руках Зафира, и он начнет жертвенный ритуал. Но колдуна поджидало жестокое разочарование. Алтарь, на который он возлагал столько надежд, лежал в руинах. Дарнар и Юргнорд выли от отчаяния, впору было взвыть и самому Зафиру. Он велел людям Хессанора и выжившим в недавней битве жрецам вырубить в скалах, укрывающих тюрьму «богов», подходящий камень, а узникам сферы — сплести свою волшбу с новым алтарем.
Подумаешь, сущий пустяк. Принеси пару жертв, объедини энергию плененных хаоситов и страсть жреческих воззваний — и алтарь, хоть и не такой крепкий, как прежний, будет готов пожирать кровь и отдавать колдунам мощь и власть. Но нет! Все она, эльфийская магия. Земля на мили вокруг до сих пор несла отпечаток ее эманаций, не обузданных Хаосом. Пробиваться сквозь них оказалось делом нелегким. Зафир трижды проклял тот день, когда впервые увидел Перворожденную и захотел воспользоваться ее могуществом.
Нужно было ждать или воздвигать жертвенник совсем в другом месте, которое еще предстояло найти, ибо связь с Заточенными богами устанавливалась отнюдь не везде. Мешали залежи магических кристаллов, когда-то добываемых в Моравии гномами, но самое главное — чародейские преграды, устроенные после разрушения первого храма орденом Хедина, или, как его еще называли, орденом Равновесия. Это Ракотово отребье не сумело отыскать темницу хаоситов, но на всякий случай разбросало всюду свои щупальца.
Однако оставаться в Моравии дольше чародей не рискнул, предпочел спрятаться под крылом Хессанора, пока не найдет способ вернуть былую силу. От чего и передвигался теперь вместе с ним и его полками.
Лишенные ресниц веки Хессанора опустились, прикрывая глаза, цветущие апрельским небом, но утратившие его тепло.
— Значит, тот служка пришел не зря.
— Какой еще служка?
— Из моравского храма. Расспроси его. Он сказал, что несколько месяцев назад верховный жрец дал ему поручение к последователям Хаоса в Богемии. Он возвратился совсем недавно, нашел алтарь разрушенным и поспешил к брату Заточенных богов с поклоном и важными известиями. Мне доложили о нем только что. Маги подтвердили — он наш верный аколит.
Зафир нахмурился, сел.
— Пусть приведут сюда, — распорядился он.
Щуплый сутулящийся мужчина с острым носом и дрожащими руками вошел в шатер и немедленно пал ниц перед Зафиром.
— Встань, — велел чародей. — Можешь говорить.
Мужчина поднялся, но было видно, что его так и тянет бухнуться обратно на колени. Ноги тряслись, взгляд не отрывался от пола.
— О великий! Выражаю скорбь о гибели твоего преданного раба и моего господина Тибора. А еще пе-передаю то, что мне было поручено.
От волнения у него пересохло горло, пришлось невежливо откашляться.
— В Богемии, — продолжил он, запинаясь, — живут ревностные служители Заточенных богов. Они поддерживали твоих братьев, великий, пока не был воссоздан наш храм, и все годы после. Тайный лесной алтарь возле Праги давал богам необходимую пищу…
Зафир подался вперед, сжимая подлокотники маленького дорожного кресла.
— Что ты сказал?!
От неожиданности служка икнул и едва не рухнул к ногам чародея. Заранее подготовленная речь развалилась, как не укрытая от ветра скирда.
— Не-необходимую пищу. Я, когда… когда вернулся, смотрю, нашего алтаря нет… а у них — есть. Мы… мы могли бы продолжить служение там. Временно. Жрецы велели принести эту весть тебе, о великий.
Он все-таки не выдержал и упал, стукаясь лбом о дощатый настил, застеленный ковром. Чернобородый колдун поднялся, поманил к себе бритоголового воина.
— Прикажи собрать всех магов, что у тебя в распоряжении. Мне надо быстро попасть в… как ее, Хаос вездесущий… Прагу. А ты, — обратился он к распростертому мужчине, — им поможешь.
Ездить верхом Зафир не любил. Как и всякая другая зависимость от живых смертных существ, перемещение в седле его раздражало. Но иногда без лошадей было не обойтись. Путь от пражских пригородов в глухую чащу оказался не близок; брандеец отправился туда с утра, с четырьмя сопровождающими. Двое — обычные люди, третий — местный жрец Заточенных богов. Половину его лица покрывали шрамы, оставленные когда-то огнем, левый глаз заслоняла широкая повязка. Четвертый был магом. На вид не старше сорока, однако истинный возраст, скорее всего, превышал видимость лет на двадцать. Маг сохранил и стройную, прямую фигуру, и крепкие руки; коротко стриженные волосы едва тронула седина. Одеждой ему служила не мантия, а городской костюм: серые штаны, темно-оливковый колет, сапоги дорогой выделки и недлинный, отороченный мехом плащ с прорезями для рук. Смотрел чародей жестко, цепко и очень тяжело. В этой четверке он, безусловно, являлся самым опасным.
До места добрались, когда солнце коснулось горизонта. В отличие от северных территорий русичей, где до сих пор лежал глубокий снег, тут весь день в воздухе ощущалось весеннее тепло. На деревьях проклюнулись крохотные почки, а первоцветы усеивали луга в предгорьях и на равнинах.
Но поляна, на которой возвышался серый камень в половину человеческого роста высотой и в полтора — длиной, была мертвой. Ни единой травинки на плотно утоптанной, несмотря на мартовские дожди, земле. Почти идеальный круг сосен, чьи стволы изъедены суровым дыханием Хаоса, а в центре — вожделенный алтарь. Не столь мощный, как в храме, но сегодня для целей Зафира его достаточно, а после в этот камень вложат так много, что его сила увеличится в сотни раз.
Те, кому предстояло напитать черного колдуна, две жалкие фигурки, избитые и связанные, валялись у ног охраняющих. Небольшая кавалькада, состоящая из людей и орков, прибыла минут на двадцать раньше и ожидала появления высоких гостей. Голоса Юргнорда и Дарнара звучали здесь гораздо глуше, чем в Моравии, но все собравшиеся уловили их повеление. Едва Зафир сошел с коня, перед ним склонились и жрецы, и простые посвященные.
Читать бесплатно другие книги:
