Настоящая фантастика – 2013 (сборник) Гелприн Майкл
– Скорее! – в голосе девушки было отчаяние. – Не успеем!
Земля стремительно приближалась.
– Лис! Давай! Пожалуйста! Раскрывай крылья! Лети!
Как лететь? Может, представить, что он птица? Он вспомнил Посёлок и полёт степных соколов. И тут же почувствовал рывок – крылья раскрылись за спиной, закрыли полнеба. Нимфа отцепилась от него:
– Лети! Лети!
Лису не хватало опыта, умения, но он уже чувствовал силу за плечами, подчиняющуюся, готовую нести за собой. Ветер уже не свистел злобно, а вился вокруг, крылья ловили воздушную струю, опираясь на неё, и Лис летел.
– Молодец! – закричала Нимфа, тревожно кружащая рядом. – За мной!
И кругами начала подниматься всё выше и выше к куполу. И Лис, делая взмахи чуть чаще, чем нужно, полетел вслед… Внизу оставались купола зданий, мостовая, причудливые крыши. А впереди был свет и свобода.
– Ну как? – спросила Нимфа некоторое время спустя, когда они присели передохнуть на каменный парапет очередной крыши.
Лис только счастливо улыбнулся. Где-то внизу высились, пузырились, вздымались причудливыми волнами здания Города. Несмотря на то что плечи болели, как будто он махал не крыльями, а собственными руками, Лис был счастлив. Вновь и вновь переживая полёт, чувство свободы и лёгкости, он наслаждался отдыхом, ощущением тепла, исходящего от девушки, сидящей рядом.
– Я люблю летать, – продолжила Нимфа. – И вообще люблю скорость, а ещё всё необычное. Только у нас мало чего необычного, всё уже надоевшее, скучное. А вот у вас, в Посёлке, много чего всякого, да?
Лис подумал. Что интересного есть у них? Что может сравниться с Городом? Что может удивить Нимфу? Девушка ждала.
– Ну… У нас есть поля… Мы растим зерно… Строим дома… Ходим на охоту…
– А что это такое?
– Это когда выслеживаешь в лесу зверя…
– О-о-о-о! Я и забыла, у вас же там есть звери! А какого зверя ты выслеживаешь? Большого?
– Ну, один раз я выследил вульфа… – скромно похвастал Лис. – Он ростом примерно мне по пояс. – Лис показал рост зверюги, которая ему встретилась всего где-то с месяц назад. – Лохматый… Очень опасный зверь.
Лис подумал-подумал и всё-таки решил сказать правду:
– Честно говоря, это не я, это он меня выследил. Я осматривал лес, а он, видимо, долго крался, выбрал момент и напал. Если бы не Шарик, то зубами клац – и головы нет. А так я успел выстрелить… Один раз… А потом он перекусил самострел и пришлось добивать ножом. Повезло. Он, видимо, отбился от стаи, один был, а то бы там мне и конец пришёл.
– Да-а-а-а… – уважительно протянула Нимфа. – А Шарик – это кто?
– Это собака. Живёт у меня дома.
– У тебя дома живёт зверь?!! Настоящий?!! – известие произвело на Нимфу большее впечатление, чем рассказ об охотничьей битве.
– Ну да, – Лис не понял, что её так удивило.
– Ух, у меня прямо мурашки по коже! Предвкушаю, что с тобой можно увидеть в туннеле! – Нимфа вскочила на ноги. – Пойдём скорее! Наверху мы уже полетали, а сейчас пойдём в подземелье. Не боишься? – И она задорно подмигнула.
– Не боюсь, – улыбаясь, ответил Лис. На подначки ведь не обижаются.
– Куда мы идём? – негромко спросил Лис.
Они уже довольно давно брели по узкому каменному коридору, который почему-то не вызывал у Лиса доверия, заставлял держаться настороже, ступать осторожно, как на охоте на пещерных медведей.
– Неважно.
– А зачем мы тогда идём?
– Потому что это туннель и рано или поздно здесь что-нибудь произойдёт. И тогда будет интересно.
Даже тех впечатлений, которые он уже получил, хватило бы Лису надолго. А ведь наверняка в Городе было ещё много чудесного. Ему повезло, что Нимфа согласилась стать проводником. Без её помощи он наверняка не увидел бы и сотой доли здешних чудес. Он с благодарностью посмотрел на девушку. Как же она отличается от поселковых девчонок. Кто бы из них решился на крылатый полёт? Никто, включая и Алишу. А Нимфа смогла научить и его, Лиса. А езда на аэроцикле? У Лиса, как только он вспоминал, как близко они сидели, мурашки начинали бежать по коже. И сейчас, разглядывая чёткий профиль, слушая её уверенные шаги, Лис решил, что вполне может понять деда, который привёз себе наречённую из Города, а не женился на одной из знакомых с детства девчонок…
Додумать мысль до конца Лис не успел, так как впереди раздался какой-то странный шорох. Скрррым, скррым, скрррым…
– Что это? – Лис замер.
– Не знаю, – останавливаясь рядом, пробормотала Нимфа.
– Люди? Звери?
– Честно говоря, – Нимфа неуверенно оглянулась вокруг. – Здесь может быть что угодно. И кто угодно.
В каменной трубе-подземелье было темно, влажно, пахло плесенью, и эхо шагов, как упругий мячик, гулко перелетало от стены к стене. Шорох повторился. Лис прислушался, пытаясь угадать источник. Скрррым, скрррым, скрррым… На что это похоже? На что-то очень знакомое? Знакомое и опасное… И вдруг Лис вспомнил. И обмер. Крысолаки! Тёмные ночные твари, с острыми как бритва когтями, быстрые и безжалостные. Откуда они здесь, в Городе?
Скрррым, скрррым, скрррым…
Лис осторожно сделал шаг назад. Нимфа, не понимая, но чувствуя его состояние, попятилась вместе с ним. Эхо шагов испуганно метнулось от стены к стене.
– Что там? – в голосе девушки не было страха, одно лишь любопытство
– Беги, – сквозь зубы выговорил Лис, прислушиваясь.
– Что? – Нимфа не понимала.
– Нам всё равно с ними не справиться! Я постараюсь их задержать. Беги!
Нимфа неуверенно сделала шаг назад. И тут из-за угла появился первый зверь. Поджарый, с длинными ногами, с изящной вытянутой мордочкой. Маленький чёрный носик шевелился, вынюхивая добычу. Впрочем, крысолак уже увидел отступающих людей и облизнулся.
– Беги же! – отчаянно крикнул Лис.
– Я с тобой!
Лис простонал сквозь зубы. Если бы Нимфа побежала, то Лис попытался последовать её примеру. Шансы оторваться, конечно, были бы малы, но драка с крысолаком вообще не давала никаких шансов. Однако Нимфа, теряя последнюю возможность к отступлению, продолжала упорно топтаться рядом.
Зверь приближался, ступая мягко, красиво, почти бесшумно, если бы не скрежет коготков: скрррым, скрррым, скрррым… Вот хищник остановился, подогнув переднюю лапу, и прислушался, далеко ли остальная стая. Покосился на законную добычу – не уйдёт? Решил, что не уйдёт и, поджидая родичей, присел, вальяжно вытянув хвост. Серая гладкая ухоженная шёрстка лоснилась – волосок к волоску.
Лис начал медленно отступать, прикрывая собой Нимфу и вынуждая её отступать тоже. Зверь заволновался. Привстал, закрутил хвостом из стороны в сторону – добыча собиралась сбежать. Лис пятился, не спуская глаз со светящихся зрачков, пытаясь поймать момент прыжка. Зрачки расширились, и почти в ту же секунду крысолак взметнулся в воздух, в мгновение преодолев в прыжке разделяющие их метры. Лис, толкнув Нимфу в одну сторону так, что она кубарем отлетела в угол, сам метнулся в другую. Крысолак, понимая, кто главный, метил именно в парня. И промахнулся совсем чуть-чуть. Острые когти рванули ткань, но до руки не достали. Крысолак, разозлённый неудачей, развернулся прямо в полёте, сгруппировался и прыгнул снова. Лис рванул в другую сторону, но на этот раз зверь успел зацепить его, и они покатились единым клубком.
Лис мысленно простился с жизнью и вдруг вспомнил: «Костюм может дать все: защиту…» Крысолак рванул передними и задними ногами одновременно. От таких действий острых когтей зверюги человек, обычно, оказывался порезанным на тонкие ломтики. Но, подчиняясь отчаянному приказу Лиса, ткань выдержала, крысолак даже не надорвал её. Зверь был страшно разочарован. Что за странная добыча ему досталась? Он издал рассерженное урчание и повторил попытку с удвоенной силой. Не вышло! Поняв, что когти не помогают, крысолак тут же сменил тактику и щёлкнул зубами рядом с горлом человека. Пытаясь отпихнуть клыкастую морду, Лис вцепился в мускулистую шею зверя. Тварь изворачивалась, усы стояли дыбом, нос злобно морщился. Зверь злился – добыча не давалась!
Лис согнул ноги в коленях и изо всех сил ударил крысолака в живот. Тот взвизгнул, но добычу не выпустил. Лис ударил ещё раз. И крысолак с обиженным писком отлетел в сторону. Лис вскочил. Зверь клубком прокатился по полу, развернулся и, хлеща себя хвостом по бокам, снова двинулся к человеку, обходя его полукругом. Лис так же медленно поворачивался вокруг своей оси.
Внимательно наблюдая за зверем, Лис краем глаза все же заметил, что Нимфа уже не сидит у стены, как это было в начале. Она оглаживает пол под ногами, и в нём, медленно расширяясь, возникает лаз. Вот он величиной с ладонь, вот с человеческую голову, вот подрос ещё немного…
– Лис! Это выход, он ведёт вниз, но я не знаю, куда именно… – Вот сейчас голос Нимфы звучал испуганно.
И тут из-за выступа появилась остальная стая. Шесть великолепных особей, гордо подняв головки и шевеля усами, вышагивали, скыркая коготками. Зверь, прибывший первым, приветствовал подкрепление торжественным криком. Стая ответила тем же. И именно в этот момент, когда животные отвлеклись, Лис прыгнул к лазу, схватил в охапку Нимфу и нырнул в узкое отверстие. Они быстро заскользили вниз по гигантской горке. Вокруг плотной стеной встала темнота, а сверху, становясь всё глуше, летел разочарованный рёв стаи крысолаков, упустивших добычу.
Скорость движения всё увеличивалась. Лис изо всех сил прижимал к себе Нимфу, прикрывая её собой, пытаясь уберечь от ударов об стены, и всё равно не мог полностью защитить. Поворот, поворот, ещё поворот, впереди мелькнул свет… Лис крепче обхватил девушку, и они, как горошины из стручка, вылетели из чёрной дыры. И тут же попали во что-то вязкое, мокрое, сгладившее инерцию падения. Вода! Лис рванулся, но вода залепила глаза, нос, уши. Стало совершенно непонятно, где берег, низ, верх…
Лис бестолково замахал руками и ногами, но вода была повсюду. Парень уже начал задыхаться, как вдруг почувствовал рывок – кто-то тащил, волок его за собой. Лис чуть не заорал от ужаса, задёргался, вырываясь, и тут почувствовал под ногами берег. На четвереньках быстро-быстро выполз из воды, оглянулся на подводное чудище. И залился краской – это была Нимфа. Это она волокла его за воротник, подтаскивая к берегу.
– Ты что, а? – в голосе девушки было возмущение.
– Я не умею плавать… – клацая зубами, пробормотал Лис.
– Как?! У вас там что, в Посёлке, воды нет?
– Есть. Вода есть. И речка есть. И озеро есть. Но в речке есть ещё много кого, к кому не хотелось бы попасться на зуб.
– Оооооо… – протянула Нифа, поражённо глядя на него. – А у нас в воде безопасно…
Лис насторожённо оглянулся. Опасности вроде не намечалось. Всё правильно, крысолаки боятся воды, потому и не последовали за ними.
– Откуда у вас здесь вообще крысолаки взялись? – спросил он Нимфу. – Я думал, что в Городе животных нет.
– А я их и правда никогда не видела, я даже не думала, что они такие страшные. – И добавила, доверчиво глядя на Лиса: – Я сильно испугалась.
Глаза у неё были широко распахнуты. И Лис понял, каково же ей пришлось. Но какая она молодец! Не растерялась, смогла найти выход, вытащила его из воды. Если бы не она, то Лис бы точно утонул. Какая, однако, девушка!..
Они сидели на берегу подземного водоёма. Весело плясали сполохи огня, потрескивали искры, вырывающиеся и улетающие куда-то ввысь, чуть плескалась вода, отражая блики. Лис долго и старательно разжигал костёр, собрав плавняк на берегу. Откуда он тут взялся, в подземной пещере? Нимфа не знала. Но сейчас это было не важно, главное – согреться, высушить одежду. А заодно и отпугнуть зверюг, которые, возможно, пожелают разнообразить свое меню приблудившимися к их логову людьми. По словам Нимфы, на поверхность можно было выбраться только через нижний тоннель, сейчас залитый водой, однако, вода должна была уйти через час или два. Вот это время они и пережидали.
– Знаешь, я никогда не видела огня, – тихо произнесла Нимфа, заворожённо вглядываясь в мерцание пламени. – Это очень красиво… Мы не жжём костров… Наверное, очень интересно жить в вашем Посёлке… Расскажи мне о нём?
Лис молчал. Что рассказать? Не мастер он на рассказы.
– Что вы там делаете? Чем занимаетесь? Где живут люди? У каждого есть своя ячейка?
– Какая ячейка?
– Ну, место, где он отдыхает, живёт…
– У каждого есть свой дом, – поправил её Лис. – Если мужчина сам не может построить дом для семьи, значит, он не может завести жену.
– А что такое семья? Жена? – переспросила девушка недоумевающе.
– Семья, это когда люди живут вместе, помогают друг другу…
– Как странно… Живут вместе… Ведь это тесно и неудобно…
– Нет, это хорошо – жить вместе, – убеждённо возразил Лис. – Это хорошо идти домой, зная, что тебя там ждут…
Нимфа смотрела непонятно. В её глазах отражался костер и пляшущие искры. Пряди тёмных волос рассыпались по плечам. Она сейчас была похожа на русалку из дедушкиных сказок.
– А мы не живём вместе… У нас все сами по себе… Наверное, это странно всё время быть рядом с кем-то…
– А моя бабушка была из Города… – неожиданно для самого себя произнёс Лис.
– Да-а-а-а?! – сильно удивилась Нимфа. – Так вот почему ты так похож на наших! И дверь ангара для тебя открылась… И костюм тебя слушается… – Нимфа поворошила веткой угли костра и добавила:
– Да, я бы тоже хотела посмотреть ваш Посёлок… Знаешь, расскажи мне ещё. А что нужно сделать, чтобы завести семью?
– Если парню нравится девушка, то он просит у неё фенечку-верёвочку из кос. И если она дарит, то они становятся мужем и женой.
– А ты уже просил когда-нибудь фенечку?
– Ещё нет… – Лис вспомнил Алишу. В мерцающем свете ночного костра виделась она как-то смутно, неярко, отступала всё дальше и дальше. Сейчас, в этом странном месте, вся прошлая жизнь казалась призрачной, как сон, превращающийся в лёгкую дымку с наступлением дня. А явью была пещера, тёплый огонь и его отблески в глазах Нимфы.
– Значит, у вас всё решает мужчина? А девушка? Если девушке нравится парень, то она не может ему сказать об этом?
– Может… Она тоже может попросить фенечку. – И Лис покосился на свою верёвочку на запястье. – Только это не принято и редко кто решается.
– А я бы решилась…
Лис, не нашедший что сказать, промолчал. Тихо плескалась вода, потрескивал костёр, взметая вверх россыпи искр. Нимфа задумчиво взяла горсть мелкой гальки под ногами и начала пересыпать из ладони в ладонь.
– А я у тебя могу попросить фенечку? – медленно, не поднимая глаз, произнесла она.
Галька сыпалась сквозь пальцы с легким шуршанием.
– Можешь. – Лис почувствовал, что его голос охрип и откашлялся.
– А ты согласишься? – Нимфа по-прежнему не смотрела на него. Брала горсть камушков, пропускала сквозь пальцы, и они ссыпались маленьким водопадом.
Промелькнуло и исчезло круглое в веснушках лицо Алиши в обрамлении кончиков торчащих косичек. Смелая, решительная, уверенная Нимфа сидела сейчас рядом с ним. Не боящаяся странного, ищущая его. Наверное, именно такой и была жена деда, его бабушка.
И вдруг Лис понял, почему никак не решался сказать Алише заветные слова. Всю жизнь он ждал этого мгновения и эту девушку. И хочет только её и никого больше. Да с чего же он вдруг решил это? Ведь они вместе меньше одного дня! Но они вместе мчались на аэроцикле, он обнимал её за тонкую талию, прикасался к нежной коже, вдыхал запах волос. А потом она помогла ему взлететь. И позже вытащила из воды. Разве этого мало?
И тогда Лис решился.
– Я прошу тебя, девушка, – начал он слова принятой формулы, глядя на склонённую голову Нимфы, – быть со мной и в болезни и здравии, и в горе и счастье…
Слова, овеянные древней традицией, странно и непривычно звучали под сводами пещеры, пряталась в её глубину, таились за камнями.
– Обещаю заботиться о тебе, обещаю, что дом наш будет полон…
Камешки разом высыпались из разжавшейся ладони. Голова Нимфы склонилась ещё ниже. Отказ?! Она не согласна? Да чего, собственно говоря, он вообразил? У Нимфы своя жизнь, свой мир, у неё есть Город. Разве променяет она его на Посёлок? Что он может предложить ей в Посёлке?.. И всё равно, даже поняв, что рассчитывать ему уже не на что, он, договорил:
– Будь моей женой.
Эхо замерло. Лис замер. Даже пламя костра, казалось, притихло. Нимфа осторожно отряхнула ладонь о ладонь. И наконец подняла голову. Глаза её сияли.
– Я согласна!
Мир закружился, наполнился красками. Она согласна! Костёр весёлыми искрами взметнулся вверх. Согласна!
– Но у меня нет фенечки, чтобы отдать тебе. – Девушка тряхнула рассыпавшимися волосами. Языки огня, отражаясь, плясали в смеющихся глазах.
Лис поспешно дёрнул узелок своей верёвочки, осторожно взял руку девушки – узкое запястье, тонкие пальцы – и аккуратно повязал пеструю верёвочку. А потом он сделал то, на что никогда бы не решился в Посёлке. Осторожно притянул к себе – Нимфа не сопротивлялась – и поцеловал. Губы оказались мягкими, податливыми и почему-то сладко-солёными, как зимняя ягода. Нимфа льнула, прижималась, и он растворялся в её объятиях, тонул в ней, кружился вместе с ней. Мир вертелся, летел, не зная куда, и затягивал за собой Лиса.
– Моя! Моя! Моя! – шептал он, обнимая, гладя, завоёвывая. И девушка радостно и смело отвечала ему…
– Ну вот и всё. – Нимфа вздохнула и потянула свою руку из руки Лиса. – Замечательный день! Как здорово, что мы с тобой встретились…
Они стояли у дверей ангара, и Город наливался вечерним светом. Окна склонившихся зданий по-свойски подмигивали Лису, а он думал, как они поместятся втроём в маленьком двухместном грузовичке. И что дядька Михей, наверное, будет недоволен, но уж придётся ему как-то потесниться – как-никак, Лис везёт жену.
– Слушай, а тебе разве не нужно взять какие-нибудь вещи? – вдруг спохватился он.
– Вещи? – удивилась Нимфа.
– Ну, мы же едем в Посёлок. Тебе же нужно что-то взять с собой?
– Эй, подожди! – опешила Нимфа. – Я не собираюсь в Посёлок! У вас же там ничего нет… Что я там буду делать? И эти, ну, животные. Ужас! Ты, конечно, милый и всё такое, но Посёлок – это не для меня.
Что ж, этого следовало ожидать. Конечно, Нимфа привыкла к Городу, всё здесь знает. В Посёлке ей будет тяжело. Ну, что же делать…
Лис вздохнул:
– Хорошо. Давай останемся здесь.
– В смысле?!
– Если ты не хочешь ехать со мной, то тогда я останусь здесь, с тобой.
Брови Нимфы поползли вверх.
– Ты что, смеёшься?! Кто тебе позволит здесь остаться? Не выдумывай. У тебя свой мир, у меня свой.
Лис растерялся. Он не понимал:
– Но ты же обещала быть моей женой?
– Ну да, обещала! Но это же игра! Мы же были в туннеле! Ты что? Не понял?
Лис онемел.
– Лис?! Ты не знаешь?! Туннель – это место, где можно вообразить, что угодно. И увидеть, что угодно. Не было там никаких крысолаков, никакого озера. Это ты всё так ярко представил. А я увидела, потому что была рядом. Мне очень понравилось, Никто из наших так ярко показывать не умеет. И знаешь, всё, что было у нас после, мне тоже понравилось… Но это была всего лишь игра!
Потрясённый Лис молчал. Слов не было. Мыслей тоже.
– Лис? – подёргала его за руку Нимфа. – Ну чего ты? Ведь у нас всё классно получилось! Ты просто прелесть. А сейчас я побегу, у меня дела. Хорошей тебе жизни в твоём Посёлке.
Она махнула рукой и, не оглядываясь, быстрым шагом ушла прочь. А Лис никак не мог поверить, что это всё.
– Лисик, ты вернулся! Я так скучала! – Алиша выбежала из дома, вытирая руки о фартук – видимо, стирала. Косички растрепались, волосы торчали в разные стороны. Девушка подскочила близко-близко, почти коснулась Лиса. Но в последний момент остановилась, отшатнулась, спрятала руки под передник.
– Лисик, ну как ты? Как город? Здорово там?
Лис смотрел на такое знакомое лицо. Жёлтые с крапинками глаза восторженно сияли. На раскрасневшемся лице щедрой россыпью выступали веснушки. Кончики косичек покачивались из стороны в сторону.
– Да ладно, что там в Городе может быть… Ничего особенного, – неохотно пробормотал он.
Серебристые купола башен… высокие шпили… бесконечное переплетение переходов… сверкание огней… Полёт…
– А люди? Какие там люди?
– Да чего люди…. Люди как люди, ничего особенного, говорю…
Смелые горько-солёные губы Нимфы, прикосновение сильной узкой ладони, дрожь по всему телу…
– Ой, – взгляд Алиши упал на пустое Лисово запястье, и лицо её вытянулось. – А где твоя фенечка?..
Лис тоже покосился на руку. Плеск воды, гулкие своды пещеры, блеск костра в тёмных мерцающих глазах…
– Потерял, – неохотно произнёс Лис. И, секунду помедлив, вдруг добавил: – Алиш, ты знаешь, я подумал… А подари мне свою?
– А что, и подарю, – степенно ответила девушка и подняла руки, чтобы развязать узелок косичек. – Давно уж пора. Поле можно расширить будет, птичий двор объединим вместе…
Повязывая фенечку на запястье Лиса, девушка перечисляла нужные и важные дела, которые можно было делать женатым людям. Лис серьёзно поддакивал и думал, какой замечательной женой будет Алиша, и что он правильно решил, и хозяйство их будет самым крепким в Посёлке… А перед глазами плыли купола Города и стояло лицо уходящей Нимфы.
– Слушай, – произнёс он, перебивая поток слов. – Я, наверное, на грузовике соглашусь работать. Михей всю дорогу меня уговаривал, говорит, тяжеловато ему, просил заменить.
– Ой, Лисик, – ахнула Алиша. – Может, не надо? Ну его, этот Город, в Посёлке как-то привычнее..
– Ничего, зато продукты дополнительные. Зимой ничего лишним не будет.
– Ну, если продукты – тогда да… Конечно. Вот какой ты у меня хозяйственный, всё в дом! – И Алиша одобрительно в первый раз в жизни легонько коснулась ладонью его щеки.
Лис провел рукой вдоль мутной мембраны. Ничего. Коснулся, надавил. И снова ничего. Впрочем, как и во все предыдущие десять приездов, когда он, доставив продукты, пытался выйти в Город. Лис сжал кулак и ударил изо всех сил. Упругий материал, не поддаваясь, мягко спружинил. Бесполезно.
Лис развернулся и, опустив голову, медленно побрёл назад. Ангар, как всегда, был пуст, и только у грузовичка суетился Михей, так и не решившийся оставить привычную работу.
– Ну что? Закончили? Едем? – подходя, устало спросил Лис.
– Слушай, парень, тут такое дело… – забормотал Михей, почему-то пряча глаза. – Нам ещё кое-что передали…
И протянул Лису большую коробку. В ворохе тряпок что-то шевелилось и попискивало. Лис вгляделся и ахнул. Младенец! Несколько секунд малыш неотрывно смотрел на потрясённого Лиса, потом неуверенно улыбнулся и, будто приветствуя, взмахнул кулачком. На запястье пестрела потрёпанная, но всё ещё узнаваемая фенечка.
Футорология всерьёз
Дмитрий Володихин
«Русский апокалипсис» понарошку и всерьёз
Господа и ребята!
Это очень печальная статья. Побочным эффектом её прочтения у восьми человек стала тяжёлая депрессия, у четверых – суицид, у троих – расстройство желудка, а один даже приобрёл жестокую чесотку. Может, сразу отложить её и почитать что-нибудь другое? С такими вещами не шутят.
Я предупредил.
Ещё три-четыре года назад фантасты, бравшиеся за футурологическую тему, предлагали читателям немало поводов для оптимизма. На разные лады звучало: «У нас есть будущее! У нас есть надежда!» И не только у всего мира, но и у отдельно взятой страны России.
Столь заметные вещи, как «Се, творю» Вячеслава Рыбакова (2010), «Симбионты» Олега Дивова (2010) и «Война 2020» Сергея Буркатовского (2009), представляют собой образцы футурологии «со счастливым концом». Иначе говоря, в духе «есть свет в конце тоннеля». Их обсуждали горячо, с верой: да, нам ещё есть на что опереться. Выкарабкаемся, не впервой! И даже жутковатые алармистские повести Игоря Пронина «Путешествие в Гритольд» (2009) и Эдуарда Геворкяна «Чужие долги» (2009) выглядел как предупреждение, но не как приговор.
А года два назад поднялась волна «футурологии со знаком минус». Катастрофы, революции, деградации, «смертная тоска» и прочая погибель. Грустно: дефицит позитивной картинки русского будущего – налицо. Сценарии с благополучным «выходом из тоннеля» в нашей фантастике практически не появляются. Свет пропал из конца бетонной трубы… А если выходит роман с тремя крохами надежды в трюмах, то его просто не замечают.
Тема конца света – локального и всеобщего – сфокусировала на себе внимание как фантастов, так и их читателей.
Речь идёт не о посткатастрофном антураже, коим наполнены «сталкерные», «анабиозные» и «метрошные» романы. Ржавь, стреляные гильзы, мужики в противогазах, подземелья, радиация и всюду калашники, калашники, калашники… Можете представить себе тридцать пять тысяч одних калашников!
Это всё, знаете ли, «апокалипсис понарошку». После очередного раунда конца света декорации снимаются, проходят плановый ремонт, а затем монтируются по новой, в слегка переработанном виде. Читая про мужика в противогазе и с калашником, никто не воспринимает постапокалиптическую «картинку» всерьёз. Игра, не более того.
Когда очередной апокальщик вызывает к жизни привычную картинку очередной «зоны» с привычным квестовым сюжетом – группа приключенцев кого-то спасает, заодно становясь миллионе… миллиарде… триллионерами! – это всего лишь попытка поиграть на всем знакомой эмоции. Дескать, скучно живём, распорядок суров, в карманах нищета. Так вырвемся же, братие, за пределы общего закона! Накуролесим, постреляем, заработаем, любовька опять же яркая случится…
Иначе говоря, эстрада от фантастики. Громко, смачно и… совершенно не страшно. Конец света, light версия.
Но вот в фантастике, а также близких ей форматах мейнстрима появляется целый каскад текстов, где приближение конца света или его осуществление становится в центр действия. И совершенно неважно, каков антураж. Важно другое: глобальное «схлопывание» старого мира во множестве разных вариантов представлено как ближайших пункт повестки дня. Никаких игр! Приобретайте саваны загодя.
Первая ласточка – Захар Прилепин, роман «Чёрная обезьяна» (2011). Серьёзная страшная вещь. Общий смысл: мы обросли грехами, освинели, оскотинились, по грехам своим Россия пропадает и вконец пропадёт. Весь мир развращённых взрослых падёт под ножами детей, генетически не умеющих различать добро и зло.
Главного героя, журналиста, создателя «политических романов», допускают в тайную лабораторию некой правительственной спецслужбы. Там ему показывают несколько жутковатых детишек-недоростков». Они «…разговаривают какой-то странной речью, будто птичьей, только некоторые слова похожи на человеческие». Малыши считаются более опасными, чем маньяки-душегубы и полевые командиры террористических банд. А им всего-то от шести до девяти лет… Их отличие от обычных детей в физиологическом плане ничтожно: повышенный уровень стрессовых гормонов, высокая активность в области миндалин и передних отделов гиппокампа, отсутствие молекул окситацина… Всё. Внешне – никакой разницы. В силу непонятных причин (скорее всего, массового генетического отклонения) они совершенно равнодушны к остальным людям – помимо себе подобных. У них полностью утрачена способность плакать. По словам изучающего «недоростков» профессора Скуталевского, они «…не просто не имеют, но и со временем не приобретают представлений о зле и… грехе… При случае они будут убивать без любопытства и агрессии… сделают это как нечто естественное».
И «недоростки» убивают. Для начала журналист расследует, как они умертвили жителей целого подъезда, а заодно и двух милиционеров в провинциальном городе Велемире.
Прилепин далёк от идеи о рождении нового вида на планете Земля. Концепты homo super и люденов какого угодно сорта нимало не волнуют его. Две вставные новеллы о «недоростках», совершающих массовые убийства, отнесены к Африке 1980-х и… вообще к какому-то «параллельному миру», представленному как «пример из истории». «Детки из клетки» вовсе не являются порождением нашего времени. Тут, скорее, мистика, нежели НФ. Прилепин не забывает напомнить, что в России только официально зарегистрировано более двух миллионов сирот, которых никто никогда не усыновит и не удочерит. Но эта громадная беспризорность вовсе не является питательной средой для появления чудовищных «недоростков». Скорее, она представляет собой такой же результат зарастания нашего мира грехом, злом, скверной, как и рождение детей-киллеров в массовом порядке. Они, в сущности, – нечто вроде Бича Божьего. И когда чаша грехов переполняется, страшные «недоростки» обрушиваются на города, народы и страны, подобно безжалостной саранче губя то, что сгнило на корню.
Автор «Чёрной обезьяны» рисует Россию нашего времени тёмными красками. Всеобщее озверение, опустевшие села, грязь, бессмыслица, уголовщина, несправедливость. Что ни возьми, всё моментально оборачивается трухой. И даже семья – последняя крепость, оставшаяся человеку, – рассыпается в мелкую крошку после того, как главный герой начинает изменять своей жене. Он чувствует, что живёт в большом социальном аду, накрывшем страну помимо его воли, да ещё и в маленьком персональном аду, сотворённым по собственному хотению…
«Сынок, это ад, – сказали мне. – Ты в аду, сынок».
С первых страниц в романе появляется мотив: «Когда всё это кончится?» Далее: «Давайте скажем прямо… Разве было бы плохо, если бы нас всех извели?.. И к этому всё идет, разве нет?» Наконец, потаённые мысли главного героя высказывает ему в лицо обезумевшая от измены жена: «Кто-нибудь пришёл да и убил бы нас всех». Центральный персонаж не боится «регионального апокалипсиса» и даже хотел бы приблизить финал. Утратив надежду, он стекленеет душой, становится живым мертвецом…
Нигде, ни в одной строчке не указан выход из этой ситуации. Разве только воспринимать всю книгу как один большой совет: хорошо бы всему народу переменить образ мыслей и действий. Тогда, возможно, проскочим.
Но надежды мало.
«Русские сумерки» Олега Кулагина (2011) по «декорациям» максимально приближены к реальности С.Т.А.Л.К.Е.Ра: растущие зоны, чудовищные мутанты, драгоценные артефакты… Порой возникает ощущение, что автор не успел к скончанию сталкерной серии и срочно перепрофилировал книгу. Вот только всем этим предметам боевикового обихода придан легко считываемый политический смысл. Вампиры, мутанты и прочая нечисть окопались наверху, превратились в политическую элиту страны. Они – чужие во всех смыслах слова, а не только в идейном. Это другой вид, представители которого продают, предают и убивают нормальных людей с возрастающей быстротой. Вся Россия скоро будет как одна сталкерная зона. Олег Кулагин предлагает выход, но весьма «узкий»: крепить сопротивление, строить русские анклавы. Там ещё возможна какая-то жизнь, какая-то свобода.
Очень хорошо видно, что автор оставил минимальный зазор между реальностью своего фантастического мира и реальностью-1 современной России.
Как ни странно, об этом же «Мы, народ» Андрея Столярова (2011, имеется в виду книга, а не одноименный рассказ, вошедший в неё как составной элемент). Хотя вещь, по большому счёту, – плод совсем другого мировидения.
Шторм сметёт весь мир. Чудо, мистика позволят… маленькому анклаву чистой, незамутнённой России пересоздать страну, а то и всё человечество. Но это потом. А стартует сюжет с общего состояния России «всё очень плохо» и «кажется, вот он, локальный апокалипсис». Мистическая «революция» становится возможной лишь к концу книги. Если же брать только рассказ «Мы, народ» (из коего выросла книга), то там смысл проще: та Россия, которую мы все знали, исчезает на глазах, её точно не будет и очень скоро.
Роман выглядит как производная от столяровского же футурологического трактата «Звёзды и полосы». Это слегка беллетризированный сценарий разрушения США, падения правительства в России и вторжения принципиально нового устройства мира из будущего в настоящее. Но, знаете ли, сначала «до основания мы разрушим», а уж потом «новая земля и новое небо»… если получится.
Миниатюра Дмитрия Куренкова «Счастливый человек» (2012) повествует о том, как Россия стала нищей колонией евроатлантического мира. Тут просто нечему возрождаться. Отсутствует даже память, что была какая-то доколониальная реальность, которую можно реставрировать. Народ деградировал окончательно и бесповоротно.
На страницах «S.N.U.F.F’а» Виктора Пелевина (2012) действие перенесено в далёкое будущее. Во всем мире осталось два государства: вонючий примитивный угнетаемый Уркаганат (обобщённый образ Украины и России), а также свихнувшийся на деньгах, новостях и гламуре угнетатель-Бизантиум (обобщённый образ евроатлантической цивилизации). Ни у первого, ни у второго нет будущего. Криминальный Уркаганат так и будет погрязать в дерьме, а либеральный Бизантиум рухнет под тяжестью собственного идиотизма, да ещё гнева, идущего снизу. В романе разворачивается предпоследняя стадия апокалипсиса этой двоицы.
Выход для несчастных жителей Уркаганата и Бизантиума есть, но тоже до крайности «узкий». Это руссоистская цивилизация без электричества, зато на природе и со всяческой простотой отношений. Люди будут любиться на полянах, да-да.
И, наконец, «Шестой моряк» Евгения Филенко (2011) – по внешней видимости последняя часть романа с тем же названием, а на самом деле самостоятельная повесть или, вернее, повесть-эссе.
Предложенный пермским фантастом формат конца света, пожалуй, самый безнадёжный и в то же время самый оригинальный изо всех перечисленных: «Этот мир угасал… Никаких приблудных астероидов из космоса. Никаких разломов планетарной коры, фонтанов лавы, сорвавшихся с цепи волн-убийц. Никаких Годзилл – всё, что могло сойти за гигантскую тварь, мирно дремало на океанском дне и восставать в полный рост явно не собиралось… Просто время этого мира заканчивалось, и он засыпал как смертельно больное животное. Но засыпал он меленно, и поэтому ходили поезда, кое-где горел свет, и можно было раздобыть провизию без риска для жизни».
Засыпание, непобедимая усталость, бесконечная печаль… Выражаясь языком Шопенгауэра, утрата воли к жизни. «Смертная тоска охватит каждого человека и в печали своей предастся он мыслям о собственной никчемности и незначительности перед высшими промыслами». А «смертная тоска» накладывается на глубоко скрытую в человечестве тягу к самоубийству. Устами одного из второстепенных героев Филенко разъясняет читателю: «Суицидальное поведение всегда было присуще человеческому роду… Создаётся впечатление, будто человек изначально тяготился своим пришествием на эту симпатичную планету».
Не столь важно, что в основе этой «смертной тоски» – волновое угнетение психики, охватившее весь мир в результате научного эксперимента одной богатой секты. Отнюдь не чёрным чудесам науки посвящена книга. Автор романа, скорее, настроен всерьёз поговорить о том, что мир постарел, посерел и обрюзг. А значит, пора ему уходить. Даже как-то задержались… Техногенная катастрофа – всего лишь предлог для последней точки в конце последней фразы.
«Ну да, тихий неотвратимый апокалипсис, – словно говорит читателям автор, – а что тут особенно переживать? Человеческая цивилизация ничего особенного не создала. Жизнь скучна. Без бухла вообще не житьё. Даже самые хорошие женщины не вечны, а их, самых хороших, мало, чаще – тупые ведьмы или просто тупые». Хаос, свинство, позор. Отдельные островки смысла и творчества тонут во всеобщем раздолбайстве. Что тут жалеть? Тот же второстепенный герой оценивает современное состояние человечества с беспощадной прямотой: «Мы превратились в аморфную, бесполую, бессильную массу. В сообщество разрозненных потребителей информации. А ты говоришь – останавливать собственных палачей! Мы давно уже потребители, а не деятели… Наверное, мы заслужили такое обращение…»
Так что уж лучше… всё под корень. И Россию, и с нею весь мир.
Но для начала Филенко, книгу коего напечатали чуть раньше «S.N.U.F.F’а», предложил: может, попробуем руссоистскую цивилизацию без электричества, зато к природе поближе? Но устами одного из персонажей решительно ответил на это предложение: вот уж дудки! Без Интернета – лучше сразу в гроб.
Это ещё далеко не все авторы, за последние два-три года взявшиеся нешуточно размышлять о конце света. Целый залп таких романов и рассказов оставляет тяжёлое впечатление. Всё в гроб да в гроб. Или, в крайнем случае, предлагается столь узкий лаз наружу, что, пробираясь по нему, страна обдерёт себе рёбра до крови.
Мне скажут: это цикл такой. Скоро начнут писать светлое и многообещающее. Отлично! Вот когда оный «цикл» завершится, тогда и поговорим. А пока аргумент цикличности выглядит как попытка заразить оптимизмом участников похоронной процессии.
Чем можно объяснить необычайную популярность темы «Апокалипсис всерьёз»? Это ведь не мода, это нечто более глубокое.
Конечно, можно было бы свалить на «кризис среднего возраста». Должно быть, он разом наступил у целого поколения. Ещё три-четыре года назад оно держалось молодцом и строило планы на вечность, а теперь сдулось, устало. И, устав на своём маленьком островке, приписывает, навязывает депрессию всему миру – по крайней мере, всей России. А у людей просто фатальная проблема невостребованности…
Но перечисленные писатели относятся не к одному, а к разным поколениям. Андрей Филенко и Андрей Столяров родились в первой половине 50-х, а Прилепин и Кулагин – в 70-х. Разница между младшим и страшим составляет четверть века. К тому же о какой «невостребованности» можно говорить в отношении Пелевина? Прилепина? Да хотя бы и Столярова, постоянно фигурирующего в кругах, связанных с политическим моделированием?
Тогда, возможно, всё дело в кризисе традиционной книги и, может быть, шире – кризисе традиционной литературы с её обязательным стремлением не только «развлечь», но и «научить», завести разговор на «вечные темы»? Вот уж вряд ли. На дворе у нас то ли десятый, то ли сотый кризис литературы, но в стране, по неполным данным, 20 000 писателей, поэтов, критиков и публицистов. Многие ли из них громогласно сообщают городу и миру о нежелании творить, раз кругом такой кризис?
Возможно, ощущение непробиваемого тупика или, может быть, тупика, пробиваемого какой-нибудь отчаянной зубодробильной революцией, создалось из-за предчувствий новой волны большого кризиса? Там и сям пишут о необходимости обзаводиться «буржуйками», делать запасы крупы и макарон, закупать консервы, делать «схроны» в лесу. Дескать – скоро грянет! Обязательно. Не сегодня, так завтра. Готовьтесь. Экономисты говорят: «От старого мира ничего не останется». Политики комментируют: «Мы даже представить себе не можем, как будет выглядеть новый мир».
Вот тут уже, как говорится, «теплее».
Наш русский писатель, а особенно писатель-фантаст – невероятно чуткий барометр, откликающийся на те страхи, надежды и мечтания, коими полнится общество. Хороший литератор – настоящий человек-измеритель, питающийся лучами коллективного бессознательного. Этот ходячий прибор чувствует «зашкал» задолго до того, как градус беспокойства поднимется до критических величин. И редко ошибается… к сожалению. Потому что радужные эмоции он «ловит» до крайности редко, а в скверных предчувствиях оказывается прав до крайности часто.
То, что подцепили перечисленные выше писатели, очень трудно определить в четких формулировках, рационально. Скорее, речь может идти о весьма сильном ощущении – расплывчатом, но устрашающем.
В двух словах его можно описать следующим образом: мелко и холодно.
Второе, допустим, понятно. Из-под двери будущего сквозит холодом. Мороз ещё не сбывшегося пробирает до костей. Отчего? Да слишком много думают и говорят о том, что там, в «прекрасном далёко», сохранится лишь ничтожная толика человеческого – того, чем жил мир на протяжении нескольких тысячелетий городской цивилизации. Нынче непрестанно борются между собой два мировидения – либерально-прогрессистское и консервативно-почвенническое. Но, видимо, ни одно из них не возобладает, а будет нечто третье, вообще слабо связанное с возможностью сохранить суть человека и полноценную культуру его. Грядущее, кажется, не очень заинтересовано в… людях – если прикладывать к людям традиционное понимание этого слова, а не что-нибудь, невозвратно стирающее нас и на нашем месте малюющее принципиально новую сущность. Кризис когда-нибудь кончится. Не он страшен: как-нибудь перетерпим! Однако не обернутся ли его конечные стадии начальными фазами этой ужасающей трансформации в нечто не-человеческое? Мета-, супер-, транс-… но прежде всего именно не-человеческое.