Танцы с огнем Робертс Нора

Лукас ухватил Роуан за подбородок.

— Пока.

Она хмуро смотрела, как отец залезает в кабину, как отъезжает.

— Черта с два, важное дело!

Галл открыл багажник, стал вытаскивать корзину.

— Чем ты недовольна?

— У него свидание. С женщиной.

— Надо же! Какая неожиданность. Мое бедное сердце пропустило удар.

— Он не ходит на свидания. — Роуан все так же хмуро смотрела вслед пикапу. — Если женщина ему нравится, он мямлит и дергается. Ты видел, как он дергался, когда говорил об этом своем «важном деле»? И кто она такая, черт побери?

— Я понимаю, как тебе тяжело, но приходит день, когда птенцы покидают гнездо.

— Ой, как остроумно. Ничего ты не понимаешь. Когда рядом определенный тип женщины, его мозги превращаются в кашу, и из него только вей веревки.

Зачарованный ее реакцией, Галл оперся о машину.

— А нельзя ли предположить, что он встретится с женщиной, которая ему нравится и которая совершенно не собирается вить из него веревки? Они просто выпьют и поговорят.

— Много ты знаешь! — отрезала Роуан и в гневе зашагала к жилому корпусу, а Галл, заинтригованный, понес корзину на кухню.

Не успел он поставить корзину, как кто-то постучал в дверь.

— Простите, Маргарет Колби?

Галл окинул беглым взглядом мужчину — темный костюм с туго завязанным темно-розовым галстуком, натертые до блеска туфли, иссиня-черные волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб.

Марг не двинулась с места.

— Да, это я.

— Я преподобный Латтерли.

— Я помню вас. Нас знакомили Айрин и Долли.

Приняв во внимание недовольные нотки в голосе Марг и то, что она не пригласила мужчину войти, Галл решил задержаться.

— Я могу поговорить с вами?

— Можете, но если хотите, чтобы я попросила Майкла Маленького Медведя вернуть Долли Брейкмен на кухню, зря потратите свое красноречие и мое время.

— Миссис Колби. — Латтерли вошел без приглашения, улыбнулся, продемонстрировав два ряда крупных белоснежных зубов. Отвратительный галстук, подумал Галл и взял себе холодную банку имбирного эля. — Я хотел бы поговорить с вами наедине.

— Мы работаем. — Марг суровым взглядом пресекла попытку Линн покинуть кухню. — Большего уединения вы не получите.

— Я понимаю, вы заняты. Готовить на такое количество людей — тяжкий труд.

— Мне за это платят.

— Да, конечно.

В кухне повисло тягостное молчание. Латтерли пристально смотрел на Галла. Галл, прислонившись к рабочему столу, невозмутимо пил эль.

— Ладно. Я хотел поговорить с вами, поскольку вы непосредственный начальник Долли и…

— Была, — поправила его Марг.

— Да. Я поговорил с мистером Маленьким Медведем и понимаю его нежелание простить проступок Долли.

— По-вашему, проступок, по-моему, мерзкая выходка.

Латтерли раскинул руки, затем молитвенно сложил ладони.

— Я понимаю всю трудность сложившейся ситуации и никоим образом не оправдываю поведение Долли. Но, естественно, она расстроилась, когда мисс Трипп пригрозила ей и обвинила в… распущенности.

— Это версия Долли? — Марг покачала головой не только с отвращением, но и с жалостью. — Половина всего, что говорит Долли, ложь. Если вы этого не знаете, то плохо разбираетесь в людях. А я бы сказала, что в вашей профессии очень важно разбираться в людях.

— Как духовный наставник Долли…

— Хватит. Меня не интересует ее духовность. Сколько я знаю Долли, столько она злится на Роуан. Долли всегда была завистливой, всегда хотела то, что было у других. Она сюда больше не вернется, она не получит больше ни одного шанса навредить Роуан. Пусть базой управляет ММ, но на кухне хозяйка я. Если он возьмет Долли обратно, ему придется искать нового главного повара, и он это прекрасно знает.

— Вы очень жестоки.

— Я называю это здравым смыслом. Долли умеет готовить, но она взбалмошна, ненадежна и вечно мутит воду. Я ничем не могу ей помочь.

— Она в смятении, она пытается найти свой путь. И она в одиночку растит ребенка.

— Ничего подобного, — возразила Марг. — Я знаю ее мать с детства. Айрин и Лео делают для Долли все, что в их силах. А теперь извините, я не могу больше с вами разговаривать.

— Но вы хотя бы напишете ей рекомендацию? Я уверен, это поможет ей найти новое место.

— Нет.

Потрясение, исказившее лицо преподобного, показалось Галлу вполне искренним. Видимо, парень не привык к столь категорическим отказам.

— Как христианка…

— А кто сказал, что я христианка? — Марг с такой силой ткнула в преподобного пальцем, что тот пошатнулся и отскочил. — И какое отношение все это имеет к вопросу добра и зла? Я не напишу ей рекомендацию, поскольку дорожу своей репутацией. Советуйте ей, что хотите, но не смейте давать советы мне на моей собственной кухне. Долли сделала выбор, теперь пусть разбирается с его последствиями.

Кипя праведным гневом, Марг ринулась в наступление.

— Думаете, я не знаю, что она болтает в городе о Роуан? Обо мне, о ММ, даже о нашей маленькой Линн? Обо всех остальных? Я знаю все, преподобный Джим, и я не спущу никому, кто клевещет на меня и на тех, кто мне дорог. Если бы не ее мать, я сама надрала бы задницу Долли Брейкмен.

— Слухи…

— Ложные слухи. Если желаете Долли добра, посоветуйте ей забыть о вранье. А теперь мне пора работать. Я и так уделила вам с Долли слишком много времени.

Высказавшись, Марг демонстративно отвернулась к плите.

— Извините, что помешал, — чопорно процедил Латтерли, забыв про улыбки. — Я буду молиться, чтобы гнев покинул ваше сердце.

— Мне нравится мой гнев в моем сердце, — огрызнулась Марг вслед преподобному. — Линн, овощи сами собой не приготовятся.

— Да, мэм.

Марг вздохнула, повернулась к помощнице.

— Прости, милая. На тебя я не злюсь.

— Я знаю. Хотела бы я быть такой же смелой и высказывать людям все, что думаю.

— Совсем ни к чему. Ты хороша такая, какая есть. Я просто терпеть не могу лицемерных святош. — Марг посмотрела на Галла. — Ничего не хочешь сказать?

— Разве что он лицемерный святоша с избытком зубов и безобразным галстуком. Единственное замечание — вы должны были назваться буддисткой или язычницей.

— Жаль, мне не пришло это в голову. — Марг улыбнулась. — Хочешь пирога?

После шоколадного торта места для пирога совсем не осталось, но, понимая чувства, вложенные в предложение, Галл не смог сказать «нет».

Входя в бар, Лукас нервничал, пытался убедить себя, что непременно успокоится, как только Элла заговорит о своем проекте… И тут он увидел ее… она сидела за столиком, читала книжку, и язык его прилип к гортани.

Ярко-зеленое, короткое летнее платье без рукавов. Струящиеся по плечам рыжие волосы.

Не надо ли было надеть галстук? Лукас редко надевал галстуки, но несколько штук в запасе имел.

Подняв глаза, Элла увидела его, улыбнулась. Ему ничего не оставалось, кроме как подойти к столику.

— Кажется, я опоздал. Прошу прощения.

— Вы не опоздали. — Элла закрыла книжку и убрала ее в сумку. — Это я пришла раньше, поскольку справилась с делами быстрее, чем рассчитывала. Я всегда ношу с собой книжку на тот случай, если выдастся немного свободного времени.

— Эту я читал. — Лукас сел. Господи, он разговаривает, мелькнула мысль. — Я думал, что при вашей профессии вы все время читаете что-то образовательное.

— Да, конечно, но не ношу с собой. А эта книжка мне пока нравится, правда, я всегда с удовольствием читаю Майкла Коннелли^[25].

— Я тоже люблю его детективы.

Подошла официантка.

— Добрый вечер. Что будете заказывать?

Элла повернулась, и ее аромат, нежный и пряный, дуновением проскользнул над столиком, затуманив Лукасу все мозги.

— Чего же мне хочется? — принялась рассуждать она вслух. — Думаю, «Бомбей» с тоником и ломтиком лайма.

— А вы, сэр? Сэр? — повторила официантка, не дождавшись реакции Лукаса.

— О, простите. Да, пиво. «Роллинг Рок».

— Сейчас принесу. Что-то еще? Может быть, закуску?

— Пожалуй, хрустящие картофельные шкурки. Они здесь очень вкусные. Лукас, я с вами поделюсь.

— Да. Конечно. Отлично.

— Я сейчас вернусь с вашими напитками.

— Спасибо, что нашли для меня время, — начала Элла. — Я всегда рада предлогу посидеть в симпатичном баре, выпить что-нибудь освежающее и поесть вредной еды.

— Здесь очень мило.

— Да, и мне нравится. Я очень быстро привыкла к Мизуле. Я полюбила этот город, природу, свою работу. Грех просить большего.

— Вы не отсюда. Не из Монтаны. — Он это знал. Как мог он не знать?

— Родилась в Вирджинии, училась в колледже в Пенсильвании, где и познакомилась с бывшим мужем.

— Далековато от Монтаны.

— Я приближалась постепенно. Когда детям было десять и двенадцать, мы переехали в Денвер. Муж, бывший муж, не смог отказаться от хорошей работы. Мы прожили в Денвере около двенадцати лет, а затем ему предложили новую работу, и мы переехали в штат Вашингтон. Сын перебрался сюда, женился, родились дети. А дочь обосновалась в Калифорнии. После развода мне захотелось новых впечатлений. Поскольку я люблю горы, то решила попробовать здесь, и не жалею. Новые впечатления, горы. Сын со своей семьей рядом, до дочери недалеко. Я могу летать к ней несколько раз в год.

— Вы много переезжали, много видели.

— Да, и счастлива, что покончила с этим. А вы отсюда?

— Верно. Родился и вырос в Мизуле. Я бывал на востоке несколько раз. Между сезонами нас нанимали на целевой пал или на дезинфекцию лесов.

— Вы уничтожали букашек?

Лукас ухмыльнулся.

— Букашек, которые живут в высоких деревьях. Мы — пожарные-парашютисты, то есть умеем карабкаться по деревьям, но большую часть жизни я провел к западу от Сент-Луиса.

Официантка принесла напитки, и Элла подняла стакан.

— За корни…

— Штат Вашингтон — красивое местечко. Я там прыгал на пожары несколько раз. И в Колорадо.

— Обширная география, — улыбнулась Элла. — Вы видели самые девственные места и самые разоренные. И Аляска. Я читала, что вы там тушили пожары.

— Да, и Аляска.

Элла подалась вперед.

— Там ведь очень красиво, правда? Я всегда хотела увидеть Аляску.

Глядя в ее глаза, он на какое-то время потерял нить разговора.

— А… да, конечно. Я видел Аляску только летом, и там действительно сказочная природа. Зеленые просторы на мили вокруг. И столько воды, что очень опасно прыгать. Лесов нет, как у нас, но везде есть свои плюсы и минусы.

— А что опаснее? Вода или деревья?

— Если в полном снаряжении упасть в воду, можно и не всплыть. Попадешь в лес, можешь просто повиснуть в ветвях, а можешь и шею сломать. Лучше всего не попадать ни в воду, ни в деревья.

— А с вами такое случалось?

— Да. Хлебнул и того, и другого. Хуже всего, когда знаешь, что тебя ждет, и пытаешься избежать опасности. Когда это удается, любой прыжок — хороший прыжок.

— Так я и знала. Я точно знала, что вы идеально подходите для моей задумки. — Элла откинулась на спинку стула.

— А…

— На базе проводят экскурсии, и можно все увидеть, задать вопросы, но у меня возникла мысль показать ученикам жизнь пожарных-парашютистов изнутри, из первоисточника, так сказать. Требования к пожарным-парашютистам, ваш личный опыт. Работа, жизнь, опасности, вознаграждение…

— Вы хотите, чтобы я разговаривал с детьми?

— Да. Я хочу, чтобы вы с ними разговаривали, чтобы вы их учили. — Лукас просто таращил глаза, и она поспешила добавить: — Видите ли, многие из наших учеников принадлежат к привилегированному классу. У их родителей достаточно денег, чтобы послать деток в такую дорогую частную школу, как наша. Все знают о Зули. База прямо здесь, под боком. Однако держу пари, лишь очень немногие — если вообще хоть кто-то, если не связан с базой, — понимают, что значит быть таким, как вы, делать то, что вы делаете.

— Я больше не пожарный-парашютист.

— Лукас. — Элла улыбнулась, снова мелькнули очаровательные ямочки на щеках. — Вы навсегда останетесь пожарным-парашютистом. В любом случае вы отдали этому делу половину жизни. На ваших глазах менялись условия, снаряжение. Вы боролись с лесными пожарами по всему Западному побережью. Вы видели и прочувствовали красоту и кошмар.

Элла прижала кулак к своему сердцу.

— Некоторые из этих детей считают, что тяжелая грязная работа не для них, а для кого-то другого… для тех, у кого нет денег или мозгов, чтобы окончить университет, сделать успешную карьеру. «Природа? Да мне-то что! Пусть другие о ней позаботятся». Вот как они думают.

Она затронула его душу, как только сказала, что он навсегда останется пожарным-парашютистом. Как только он понял, что она видит его насквозь.

— Не понимаю, как разговорами смогу что-то изменить в них.

— Я думаю, если они выслушают вас, зададут вам вопросы, если вы покажете им весь процесс от тренировок до борьбы с пожаром, они на все это посмотрят другими глазами. Их отношение к такой работе изменится.

— Даже если вы больше не преподаете, вы навсегда останетесь учителем.

— Да, мы все понимаем друг о друге. — Она следила за ним поверх края стакана. — Я хочу поговорить с начальником базы и, с разрешения родителей, организовать тренировочную группу или группы. Конечно, в облегченной версии. Может быть, в выходные после пожарного сезона.

— Вы хотите пропустить их через пресс? — улыбнулся Лукас.

— Я хочу показать им, внушить им, что мужчины и женщины, посвятившие себя защите природы, пропускают себя через пресс. Я подумываю о фотографах и видеооператорах, и… о, у меня полно идей. — Она рассмеялась. — И у нас есть целое лето, чтобы воплотить в жизнь этот проект.

— По-моему, то, что вы задумали, полезно и важно, только я не оратор. Я не умею говорить перед публикой.

— С этим я вам помогу. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы вы остались самим собой. Поверьте мне, этого будет достаточно.

Элла взяла с тарелки и положила в рот картофельную шкурку, которые принесли, пока она излагала свой план.

Ее идея захватила его, этого он не мог отрицать. Идея — и чувства, что стояли за ней.

— Думаю, я мог бы попробовать. Посмотрим, как все пойдет.

— Отлично. Я уверена, мы можем сделать нечто важное и… повеселиться. Я еще кое-что хочу вам сказать. Просто чтобы закрыть этот вопрос. Я была замужем двадцать восемь лет. Я выдергивала себя, а затем и своих детей из привычной среды, чтобы поддержать мужа. Я любила его почти все из тех двадцати восьми лет, а в последние годы верила в семью, в жизнь, которую мы построили. Я верила в него до тех пор, пока в мой пятьдесят второй день рождения он не пригласил меня на ужин. Прекрасный ресторан, свечи, цветы, шампанское. Он даже подарил мне дорогущие бриллиантовые сережки. — Элла отпила джина, откинулась на спинку стула, скрестила ноги. — Оказалось, для того, чтобы я не устроила публичную сцену, когда он сообщил мне, что у него связь с секретаршей, которая, между прочим, годилась ему в дочери. Он любит ее и покидает меня. Разумеется, он меня очень ценит и надеется, что я все пойму, но сердцу ведь не прикажешь…

— Мне жаль. Я пытаюсь придумать подходящие слова, но ничего в голову не приходит.

— О, вам не придумать ничего менее подходящего, чем я сказала ему — после того как вывернула ведерко со льдом ему на голову. На следующий день я пошла к адвокату, и она спросила, чего я хочу: отпустить его с миром или оторвать ему яйца. Я склонилась к кастрации и результатом осталась довольна.

— Рад за вас.

— Я все думала, не буду ли сожалеть. Но пока нет, не жалею. Я говорю вам все это, потому что считаю справедливым, чтобы вы с самого начала все понимали. Я могу быть злобной. Мой брак и мой развод помогли мне понять себя, свои добродетели и недостатки, научили не терять время, добиваясь того, чего я хочу.

— Если не добиваться того, чего хочешь, это всегда потеря времени.

— Отличная точка зрения. Но это не все. Я солгала вам утром, когда сказала, что не приударяю за вами. Я приударяла. И сейчас приударяю.

У Лукаса резко отключились не только мозги, но и все тело, как от удара молнии. Он не мог даже сглотнуть распухший в горле комок и все смотрел в ее искрящиеся глаза.

— Я не верю в абсолютную честность во всем и всегда, — продолжила Элла, — ибо, по моему мнению, нюансы помогают сгладить острые углы и возбудить интерес. Однако в данном случае я решилась на откровенность. Если она вас отпугнет, то лучше прямо сейчас, в самом начале.

Элла снова сделала маленький глоток.

— Итак… я вас отпугнула?

— Я… я не знаю, что сказать.

— А я должна уточнить, что в любом случае я очень серьезно отношусь к проекту и к своему дальнейшему обучению. И то, и другое, возможно, связано с моим влечением к вам, но не зависит ни от него, ни от того, ответите ли вы мне взаимностью. — Она вздохнула. — Я очень старалась не говорить, как директор школы, но, кажется, мне это не удалось. Я немного нервничаю.

Последняя фраза вырвала его мозг из комы.

— Правда?

— Вы мне нравитесь, и я надеюсь, что вы заинтересованы настолько, чтобы потратить на меня время. На личном уровне. Поэтому да, я немного нервничаю. Я боюсь, что своим напором отпугну вас. Но это часть моей политики «не трать время попусту», так что… Если вы заинтересованы или намерены обдумать мое предложение, я хотела бы пригласить вас на ужин. В паре кварталов отсюда есть чудесный ресторанчик. На всякий случай я заказала столик.

Лукас подумал, покачал головой.

— Нет.

— Ну что ж… Тогда мы просто…

— Я сам хотел бы пригласить вас на ужин. — Он едва мог поверить, что эти слова сорвались с его языка. Да еще без единой запинки. — Я слышал, что в паре кварталов отсюда есть чудесный ресторанчик. Мы могли бы туда прогуляться.

На ее лице расцвела улыбка.

— С удовольствием. Я только немного приведу себя в порядок.

Элла встала и направилась в дамскую комнату, а как только за ней захлопнулась дверь, она закружилась, любуясь ярко-розовыми узконосыми лодочками, купленными сегодня специально к этому вечеру. Ликуя в душе, как девчонка, и от избытка чувств пританцовывая, она подошла к зеркалу, всмотрелась в свое сияющее лицо, достала губную помаду и прошептала:

— Приключение начинается.

Всего несколько лет назад ей казалось, что все кончено, и ее ждут долгие годы одиночества, но, кажется, она стоит на пороге новой интересной жизни. И один из подарков судьбы — этот мужчина, и он сейчас поведет ее на ужин.

Кивнув своему отражению, Элла убрала губную помаду в сумочку.

— Спасибо, Даррин, — поблагодарила она бывшего мужа. — Твой удар в зубы разбудил меня. — Она взбила волосы, грациозно полуобернулась. — Ты только взгляни. Сна у меня — ни в одном глазу.

Роуан честно сдерживала желание позвонить отцу на сотовый или послать эсэмэску — это было бы слишком явной проверкой — и в конце концов решила позвонить на домашний телефон.

Она не сомневалась, что отец ответит. Она дотянула до половины десятого вечера, занимая себя бумажной работой. Вернее, не столько работала, сколько пыталась сосредоточиться. Когда включился автоответчик, она растерялась, поскольку не заготовила никакого предлога для звонка. Ей понадобилось еще почти полчаса, чтобы придумать маленькую речь.

— О, привет. Я решила на минутку отвлечься от отчета и вдруг поняла, что не рассказала тебе, как замечательно справилась с обязанностями командира. Я только перед тобой и могу похвастаться. Вот поработаю с бумагами еще часок, а потом, наверное, прогуляюсь, чтобы выветрить начальственные замашки. Так что можешь мне позвонить. Надеюсь, мы скоро увидимся.

Отключившись, Роуан пробормотала:

— Знаем мы эти встречи. Встреча с клиенткой за столиком в баре не длится два с половиной часа.

Она погрустила немного. Конечно, папа имеет право на личную жизнь, но дочь должна знать, с кем он встречается. Лукас Трипп — красивый, интересный мужчина, успешный бизнесмен и, соответственно, завидная добыча для беспринципных, предприимчивых авантюристок.

Священный долг дочери — оберегать одинокого, успешного, наивного и слишком доверчивого отца… Пусть только вернется домой и перезвонит, чтобы она смогла исполнить свой долг… Может быть, все-таки позвонить ему на сотовый, просто на всякий случай…

Нет, нет и нет. Это уже будет прямое вмешательство в его личную жизнь. Господи, ему же шестьдесят. Он давно не ребенок и может возвращаться домой, когда ему заблагорассудится.

Она просто закончит этот идиотский отчет, прогуляется. Папочка обязательно позвонит до того, как она выполнит все намеченное.

Роуан закончила отчет, переслала его на компьютер ММ, затем долго-долго гуляла, правда, не переставая дуться, вернулась в комнату и готовилась ко сну вдвое дольше обычного.

Злясь на себя, она выключила свет, в темноте долго подыскивала оправдания для звонка отцу после полуночи и наконец, измученная тревожным ожиданием, уснула.

Громкие голоса раздавались под окном и за дверью. Голоса, пронизанные страхом и гневом. В полудреме Роуан казалось, что вернулся уже ставший привычным кошмарный сон — после трагического прыжка Джима все вот так же суетились и кричали.

Она приоткрыла глаза. Полумрак. Еще не рассвело. Голоса не смолкали. Что-то случилось! Инстинкт сорвал ее с кровати, выгнал за дверь еще до того, как она окончательно проснулась.

— Какого черта? — спросила она бегущего мимо Доби.

— Кто-то разгромил дежурку. Гиббонз сказал, там будто бомба взорвалась.

— Что? Не может…

Но Доби помчался дальше, явно желая посмотреть на все своими глазами. Как была, в хлопчатобумажных штанах и майке, босая, Ро бросилась за ним.

Полуодетая встревоженная толпа спешила к служебному корпусу, не замечая утреннего холода. Все очень-очень плохо, поняла Ро, ускоряя бег, и ворвалась в помещение для дежурных бригад одновременно с Доби.

Сравнение со взрывом было недалеко от истины. Парашюты, прежде тщательно уложенные, валялись вперемешку, как огромные спущенные воздушные шары, опутанные пучками строп. По разодранному шелку разбросаны инструменты, на полу горы снаряжения, выброшенного из шкафчиков. Видимо, этими же инструментами и были разрублены ранцы, вспороты комбинезоны, ботинки и все-все необходимое для прыжков и тушения огня.

На стене пылало послание краской из баллончика: «Прыгайте и подыхайте. Горите в аду».

— Долли… — выдохнула Роуан.

Сжимая кулаки, Доби обвел цепким взглядом разгромленное помещение.

— Да она хуже, чем просто сдвинутая!

— Может быть. — Роуан присела, просунула ладонь в дыру на парашютном шелке. — Может быть.