Кулак обезьяны Куликова Галина

— Ясно, — проговорил Максим. — А кто эсэмэску посылал бабушке?

— Они мне дали телефон. Не хотели, чтобы она поднимала шум раньше времени. Бандит этот, Глушаков, собирался бабушку шантажировать, угрожая убить меня.

— С Плешивым ты как связалась?

— Мне одна женщина еду приносила. Я знала, что у нее всегда с собой мобильник. У меня в комнате темновато было. Так вот я при входе разбросала орешки. Она вошла с подносом и поскользнулась на них. Я бросилась ее поднимать, а дальше — дело техники.

— Остроумно, — одобрил Максим. — Только потом пришлось еще и с Плешивым объясняться?

— Ну да… В общем, если бы вы не подоспели, не знаю, что бы он со мной сделал, — печально вздохнула Кристина.

Оксана тут же обняла подругу.

— Ты молодец, все выдержала.

— Как же я теперь одна, без бабушки? — печально спросила Кристина и в глазах у нее снова блеснули слезы.

— Ну что уж тут поделаешь, придется постепенно привыкать, — сказал Максим. — Теперь нам надо срочно оповестить милицию, что ты нашлась.

— И чтобы они квартиру открыли, а то ведь она опечатана, — добавила Оксана.

— Ладно, сами откроем. Не думаю, что они будут в претензии. В случае чего, я улажу.

Попав, наконец, домой, Кристина долго бродила по комнатам с потерянным видом. Затем они с Оксаной затеяли уборку, а Максим позвонил в отделение милиции приятелю Вадиму.

— Нашлась Кристина Рюмина, так что отбой.

— Какая замечательная новость, — обрадовался Вадим. — Я же говорил. Сама нашлась?

— Почти. Я только немного помог, — скромно признался Максим.

— И никого не покалечил? Мне здесь лишние уголовные дела не нужны.

— Я?! Покалечил? За кого ты меня принимаешь? Я вообще мальчик-одуванчик. Ладно, спасибо за поддержку, пока. Да, я тут впустил Кристину в ее собственную квартиру. Пришлось ваши печати повредить.

— Только ты, одуванчик, проследи, чтобы там больше ничего не произошло по этому адресу…

— Кристина, моя квартира рядом, — сказал Максим, когда они прощались. — Если что — немедленно стучите, звоните, кричите. Главное — никуда больше не исчезайте. Договорились?

Девушка невесело улыбнулась и кивнула.

— Максиму можно доверять, он надежный защитник, — сказала Оксана со знанием дела. — Пока! Я тебе еще позвоню сегодня. Ты не собираешься сразу ложиться?

— Нет, совсем спать не хочется, — зевнув, ответила Кристина.

— А мне хочется, и я пойду спать, — сказал Максим. — Завтра увидимся, нам надо еще понять, что произошло с Виолеттой Никодимовной, кто приложил к ее смерти руку. И если это «белые маркетологи» или восточные единоборцы…

Тут у Оксаны зазвонил мобильный.

— Это Бублейников, он хочет встретиться, — она вопросительно посмотрела на Максима.

— Сейчас уже поздно, — тоскливо сказал Печерников. — Давай завтра.

— А как же его охрана? На него ведь именно по ночам и нападают.

— Он на машине? Пусть быстро приезжает, пока я еще что-то соображаю. А ты иди домой, я сам разберусь с твоим бывшим сослуживцем.

— Ясно, — резюмировал Максим, когда Ленечка закончил рассказывать о своих злоключениях. — Все жутко интригующе, но непонятно. Давай, во избежание дальнейших проблем, оставайся сегодня спать у меня. А завтра я займусь твоим делом.

— Неудобно как-то, — застеснялся Бублейников.

— Удобно. У меня есть шикарный надувной матрац и нераспечатанная зубная щетка. Захочешь выпить — есть коньяк, но я тебе не компания, завязал.

— Спасибо, насчет выпить я тоже сейчас не очень.

Печерников набрал телефон Оксаны и быстро отчитался.

— Очень хорошо, что вы поговорили, — обрадовалась она. — А теперь что вы делаете?

— Ложимся спать.

— Вдвоем? — удивилась девушка.

— Почему вдвоем? Порознь. Но у меня в квартире.

— Ты разрешил Ленечке у тебя переночевать?

— А что, надо было его к тебе отправить? — вредным голосом поинтересовался Максим. — В общем, его сейчас опасно одного оставлять. Для начала припугнули, но могут и убить. Мы ведь не знаем, с кем имеем дело.

Оксана явилась к Печерникову с утра пораньше, и они втроем сели совещаться.

— Значит, все твои проблемы из-за того, что ты взялся за книгу Дымовой. И это сильно не понравилось каким-то людям, — начал разговор Печерников.

— Или одному человеку, — вставила Оксана.

— Все правильно. Поэтому я сейчас буквально рою носом землю, пытаясь выяснить, какие секреты хранила Дымова, — сказал Бублейников.

— И как результаты?

— Странная история. Что-то непонятное с этой экспедицией Бахмина. По реакции Дымовой я понял, что это тема, которая ее страшно волнует и тревожит по сей день. Ни на что другое такой бурной реакции не было. Собственно, она снова впала в маразм, когда я немного прижал ее этой темой. Боюсь, что она и умерла из-за меня.

— Она умерла от старости, — грубовато возразил Печерников. — Слушай, а чем занималась эта экспедиция? Может, золото искали? Тут не клад случайно замешан?

— Ты знаешь, — оживился Бублейников, — экспедиция, кажется, была самая обычная. Археологическая, этнографическая и прочее. Но! Никаких документов о составе экспедиции Бахмина, маршруте и целях в архивах нет. Зато известно, что поисками пропавшей экспедиции занимались сотрудники НКВД. Даже история с Дымовой показала, как пристально органы интересовались судьбой Бахмина.

— Совсем-совсем никаких документов нет? — уточнила Оксана.

— Совсем. Правда, вчера я сделал одно открытие, почти сенсационное. Не знаю, поможет ли оно в дальнейшем. У следователя, который вел дело Дымовой, есть сын, я с ним встречался. Он показал мне один документ. Это все, что осталось от громадного архива его отца.

Бублейников вытащил из файловой папки и положил на стол несколько тетрадных листов, мелко исписанных с обеих сторон выцветшими от времени фиолетовыми чернилами.

— Это перечень документов, которые хранились в архиве бывшего следователя НКВД Агеева. И вот смотрите — пункт 125.

Максим и Оксана склонились над листками.

— «Пункт 125, — вслух прочитал Печерников. — Дневник профессора Бахмина». Так, хорошенькое дело. Значит, существует дневник, который вел этот загадочный профессор. Может быть, там содержится нечто интересное?

— Дневник не существует, а существовал. Вместе со значительной частью архива он пропал несколько лет назад. Точнее, его вывезла с дачи внучка бывшего следователя НКВД Агеева. Когда-то давно она рассорилась со своим отцом, и с тех пор они не общаются. Вот как раз ее папа, у которого я вчера был, и отдал мне перечень документов.

— Зачем женщине такой специфический архив? — удивился Печерников.

— Кто ж ее знает? — пожал плечами Бублейников. — Но она все с той дачи вывезла. А что не сумела — сожгла. Станислав Валерьевич мне рассказывал, что когда он после долгого перерыва приехал на дачу, там пахло гарью, как после пожара.

— Ого, какая агрессивная барышня, — воскликнула Оксана. Максим посмотрел на нее иронически. — А известно, кто она такая, чем занимается?

— Отец не знает, чем она занимается, потому что они практически не общаются. Вообще-то его дочь была любимицей деда, с раннего детства подолгу жила у него, потом ухаживала за стариком. А с родителями своими всегда была на ножах. Короче говоря, следы дочери теряются во мгле.

— Да чего проще — фамилия, имя, отчество, год рождения известны. Найдем, — оптимистично заявил Максим.

— Мне Станислав Валерьевич сказал, что она дважды была замужем, и какую сейчас носит фамилию — неизвестно. По первому мужу она была Прошина. Про второе замужество она написала своей матери в письме, но ничего про мужа не сообщила. Не исключено, что у нее сейчас третий муж. Просто отец уже лет пятнадцать ее не видел и не знает, где она.

— С ее матерью можно поговорить?

— Она умерла три года назад.

— Найду я тебе эту Агееву-Прошину, — заверил Максим.

Когда раздался звонок в дверь, Оксана бросилась открывать. Это была Кристина.

— Ленечка, познакомься, это моя пропавшая и вновь обретенная подруга, — торжественно сказала Оксана. — Кристина, это мой коллега и хороший друг Ленечка.

— Вновь обретенный друг, — уточнил Бублейников, не сводя с Кристины восхищенного взгляда.

— Красивое у вас имя — Леонид, — заявила Кристина. — Очень выразительное и очень редкое сейчас. По-моему, оно означает сын льва, верно?

Услышав эти слова, Бублейников окаменел. Последний раз Леонидом его называл гаишник, оштрафовавший за превышение скорости.

— Кристина, садись, у нас тут небольшое совещание, — пригласил Печерников. — Я вот еще о чем хотел тебя спросить — почему твоя визитница оказалась в комнате бабушки?

— Почему только визитница? Там еще кое-какие вещи лежали, я только сегодня их на место вернула. У бабушки есть такой удобный столик с ящичками. Она его специально для макраме покупала. Но я отвоевала там немного места. А то у меня вечно никуда ничего не помещалось. Помните, я говорила про генеалогическое древо? Эта папка там же лежит, как граница между бабушкиными документами и моими.

— Воришка ведь все выкинул на пол. Документы не пострадали?

— Кажется, нет. Там еще были документы на квартиру.

— Они на месте? Кристина, посмотри на всякий случай. Как ни печально, тебе сейчас придется вступать в права наследования.

Через десять минут Кристина вернулась, держа в руках небольшую коричневую папочку с золотым обрезом.

— Документы на месте, а это я принесла показать вам. Надо же, я не знала, но бабушка, оказывается, уже начала заполнять тут разные клеточки. Видите — тут мои папа и мама, дедушка. Надо же, и себя бабушка вписала.

— Почему себя? Тут написано — Некрасова, — сказал Максим, вглядываясь в мелко выписанные рукой Виолетты Никодимовны буквы.

— Правильно, ведь Рюмина она по мужу. А девичья фамилия Некрасова.

— Постойте, — сказал вдруг Бублейников, который отвлекся наконец от созерцания Кристины и через плечо Максима заглянул в коричневую папку. — А вот здесь, карандашом, чуть выше Некрасовой, в той же ячейке что-то написано. Первая В или Б?

— Бахмина, — выдохнула Оксана. — Здесь написано — Бахмина.

Возникшую паузу заполнил телефонный звонок.

— Ты куда пропал? — услышал Бублейников взволнованный голос редактора издательства. — Я тебя разыскиваю целый день.

— Неправда, — уверенно возразил Ленечка, — звонков от тебя не было.

— Я поручал позвонить моей помощнице, — сбавил тон Шустров. — В общем, дело такое. В издательство на твое имя пришло письмо. Без обратного адреса. Поскольку ты у нас не в штате, девчонки в секретариате чуть не выбросили его в корзину. Хорошо, что я зашел к ним и увидел. Собирался вскрыть, но тут написано — лично в руки. Так что приезжай — передам.

Увидев озабоченное лицо Бублейникова, Кристина спросила:

— Леонид, что-то случилось?

Слышать, что он Леонид, было непривычно и безумно приятно. Бублейников сразу почувствовал уверенность в себе, расправил плечи и, широко улыбнувшись, сказал:

— Ничего страшного. В издательство прислали письмо на мое имя. Но почему-то без обратного адреса.

— Вдруг оно отравленное? Или там взрывчатка? — предположила осторожная Оксана.

— Вряд ли. Тогда прислали бы домой. На работе вероятность того, что откроет кто-то другой, сильно возрастает, — сказал Печерников.

— Странно, — призадумался Ленечка. — Я сейчас смотаюсь в издательство, здесь недалеко. Когда вернусь, тогда и посмотрим. Может, что-нибудь полезное для нашего расследования?

— Давай поезжай, — сказал Максим. — Мы пока будем думать, как Кристине жить дальше. Надо ведь Виолетту Никодимовну хоронить.

Обе девушки тут же зашмыгали носами.

— А Дымову завтра хоронят, — вспомнил Бублейников. — Ладно, я поехал.

Когда он через час вернулся, на лице его царило смятение.

— Ну что, от кого письмо? — накинулись на него присутствующие.

— От Дымовой.

— Письмо с того света? — присвистнул Максим.

— Похоже на то. Мне ее племянница говорила, что Ольга Святославовна писала мне письмо, в котором хотела что-то объяснить. Только после смерти Дымовой она его так и не нашла.

— Видимо, хитрая старуха нашла способ отправить его самостоятельно, — предположил Максим.

— Не хитрая, а очень умная и практичная, — поправил Печерникова Ленечка. — Возможно, она опасалась, что племянница не передаст письмо адресату.

— Сейчас уже никто не скажет, что она думала, — вздохнула Оксана.

— Ты его прочитал? — поинтересовалась Кристина.

— Нет, просто вскрыл конверт, — признался Бублейников. — Как увидел, от кого оно, мне что-то так жутко стало… Ужас! Честно скажу, читать боюсь. Пусть лучше кто-нибудь из вас.

«Милый Ленечка! Пишет Вам отвратительная старуха Дымова, которую Вы, наверное, уже проклинаете за вредность, занудство, упрямство, подозрительность и старческий маразм. Прошу Вас, не сердитесь на женщину, которая прожила столько непростых лет и, вероятно, загостилась на этом свете. И простите меня, если сможете!

Приступ маразма, который я разыграла, — лишь попытка уйти от разговора, которого я всю жизнь ждала и боялась. Испытывая к Вам человеческую симпатию и глубокое доверие, хочу рассказать то, о чем долгие годы предпочитала молчать. К тому же времена наступили совсем другие, и люди, которых я старалась всю жизнь оберегать, теперь могут не опасаться за свою жизнь.

Потеряв свою экспедицию, я несколько дней блуждала по горам и едва не погибла. Меня, замерзшую и истощенную, случайно нашли люди из отряда профессора Бахмина. Они не могли вернуть меня домой, так как шли по очень жесткому графику, определенному, как я потом поняла, органами. Больше двух недель я находилась в составе этой секретной экспедиции и через некоторое время сообразила, что если вместе с ними вернусь на Родину, то меня ждет очень печальная судьба — я случайно заглянула туда, куда посторонним заглядывать было не положено. Бахмин тоже намекал на это. Сначала я думала, что экспедиция искала лекарство для продления жизни и старинные документы, свидетельствующие о контактах с высшим разумом. Но это, как выяснилось, была только часть большой задачи. Искали что-то неизмеримо более ценное, о чем знал только сам Бахмин и один из его помощников. В составе экспедиции, как ни странно, была маленькая дочь Бахмина, Виолетта. Как мне объяснили, отец взял ее с собой вопреки всем запретам. Он боялся оставлять девочку дома, так как его жену арестовали буквально за месяц до начала экспедиции. Видимо, люди, которые посылали Бахмина с особой миссией в Гималаи, хотели иметь заложницу.

Не буду подробно рассказывать о наших приключениях, скажу лишь о главном. Мы повернули домой, и по настроению Бахмина я поняла, что задача, поставленная перед экспедицией, а может быть, и пред ним лично, выполнена. Мы были уже почти на границе с Россией, когда на нас напали бандиты. В те годы было много китайских шаек, промышлявших в предгорьях и вдоль границ. Часть людей погибла сразу, и Бахмин, понимая, что всем нам не вырваться, приказал мне взять Виолетту и бежать через мост, который был переброшен через ущелье. Он знал, что одна, да еще с ребенком, я много унести не смогу, поэтому дал мне лишь папку с документами. «Береги эти бумаги, здесь вся правда про наш поход, — прощаясь, сказал Бахмин. — А дочку, если выберетесь, спрячь, иначе они убьют ее. И никому не говори, что была с нами, иначе тебе не жить. Соври, что выбралась сама».

Он не сказал, кто это такие — они, но я все поняла. Мы с Виолеттой перебежали на нашу сторону, а Бахмин взорвал за нами мост. Потом, каким-то чудом миновав наши пограничные заставы, я добралась до ближайшего поселения, где буквально подбросила девочку — постучала в чей-то дом и, оставив ее на крыльце, поскорее убежала. Это был единственный выход. Оставаться со мной ей было опасно — я знала, что меня ждет, когда я вдруг объявлюсь живой. Виолетту я проинструктировала — она должна говорить, что потеряла родителей на железнодорожной станции, ничего не помнит, кроме имени и фамилии. Фамилия у нее теперь Некрасова. Представляете, каково ей было? Ребенок, только что потерявший мать и отца, да еще в такой ситуации? Она плакала, цеплялась за меня. Что Вам сказать, Ленечка? Это была трагедия. Но я старалась об этом не думать. Ведь главное — чтобы девочка осталась жива.

Затем я вернулась в приграничный район и позволила себя обнаружить. Дальше вы мою историю знаете. Не знаете лишь одного — Валера Агеев, следователь, который вел мое дело, знал меня еще со школы и был в меня безумно влюблен. Я была уверена в нем настолько, насколько женщина может быть уверена в мужчине, который ее боготворит. Да, милый Ленечка, даже в те годы влюбленные были готовы на безрассудства ради любимой женщины. Пусть даже они были офицерами НКВД. Валера Агеев — единственный, кому я рассказала всю эту историю. Мы не знали, чем кончится дело, поэтому я объяснила ему, где спрятана папка с документами Бахмина и в каком поселке я оставила дочь профессора. А потом Валера под свою ответственность меня выпустил, и я уехала из Москвы. Я не знаю, как дальше сложилась судьба Виолетты Бахминой, надеюсь, она выжила в те страшные годы и прожила хорошую жизнь.

Ленечка, я Вас убедительно прошу — хорошенько подумайте, как правильно распорядиться сведениями, которые Вам сейчас стали известны. Это я оставляю на Вашей совести. Я думаю, нет — чувствую, что мне недолго осталось жить. Мы с вами больше не увидимся, рукопись заканчивайте сами, я вам полностью доверяю. Того, что я вам рассказала, достаточно, чтобы получилась интересная книга. Не поминайте лихом безумную старуху.

С искренней симпатией, Ольга Дымова».

— Да, вот это кремень! — с восхищением сказала Кристина, когда Максим закончил чтение.

— Ты про Дымову? — спросил Бублейников.

— Да, и про нее тоже. Но в основном — про свою бабушку. Такое пережить, и всю жизнь — молчок.

— Страшно было, ведь если бы ее нашли, отправили в лагерь. Не пионерский, а наоборот.

— Так, эмоции в сторону, — твердо сказал Максим. — Давайте подумаем, что это столь своевременное письмо нам дает?

— Теперь мы знаем, что скрывала Дымова! — воскликнул Ленечка.

— Допустим, — согласился Максим. — Тогда получается, что неизвестные, которые тебе угрожали, опасались, что тебе станет известна именно эта история?

— Так, — согласился Бублейников.

— Дымова, понятно, опасалась за дочку Бахмина, то есть — Виолетту Никодимовну. А чего тогда опасаются люди, желающие отпугнуть тебя от работы над рукописью? Может быть, дело не в Дымовой, а в самой экспедиции? В результатах ее поисков?

— Вы считаете, спецслужбы до сих пор интересуются этой историей? — почему-то шепотом поинтересовалась Оксана.

— Нет, это вряд ли. — Максим встал и прошелся по комнате. — Семена, посеянные той секретной экспедицией, проросли сегодня, это факт. Но, думаю, Леониду угрожает кто-то другой. И этот другой знает про экспедицию гораздо больше нас. Вопрос — откуда? Ответ более-менее ясен — дневник Бахмина. Других источников, похоже, нет.

— А дневник, вероятно, забрала беспутная дочка Агеева, — напомнила Оксана.

— Беспутная — это по словам ее папы. А дед ее как раз любил, вот что интересно, — заметил Бублейников. — Любил и учил всему, что знал сам. А знал он, как вы понимаете, немало.

— Вот эту самую дочку-внучку мы и будем искать, — подвел итог Максим. — Надеюсь, это не отнимет у нас много времени.

— Это Печерников. Ты можешь говорить?

— Погоди минутку, я на кладбище, сейчас отойду в сторонку, — сдавленным голосом откликнулся Бублейников.

— Дымову хоронишь?

— Да. Жалко ее, хорошая была тетка, своеобразная.

— Ничего, ты памятник ей поставишь, когда напишешь книгу, — подбодрил его Максим. — Но я сейчас о другом. Скажи, я правильно понял, что следователя Агеева перевели в спецлабораторию, которая разрабатывала яды?

— По крайней мере так сказал его сын.

— И что-то про сыворотку правды ты говорил, верно?

— Да, кажется, в той лаборатории занимались такими штуками. В Сети полно информации, я потом глянул.

— В твоей Сети большая часть — глупости и выдумки. Мне важно знать — сын этот точно говорил про сыворотку правды?

— Точно. Станислав Валерьевич слышал о ней от отца, который перед смертью стал довольно разговорчивым.

— Отлично, именно это мне и нужно было узнать.

Бублейников хотел спросить, для чего, но удержался. Вместо этого он задал более нейтральный вопрос:

— Как продвигаются поиски?

— Успешно. Очень надеюсь всех вас сегодня удивить. Сам до сих пор под впечатлением. Ладно, мне некогда, потом еще созвонимся.

Вечером они вчетвером вновь собрались в квартире Максима.

— Докладывайте, товарищ следователь, — сказала Оксана, когда все расселись вокруг стола. — Какие новости?

— Есть одна.

— Только одна?

— Зато какая! Я нашел эту женщину. И узнал про нее много интересного. Например, что она трижды побывала замужем, однако до сих пор носит фамилию второго мужа. Что все мужья умерли, не дожив до сорока лет. Что каждый из них оставил любимой что-то ценное — кто машину, кто квартиру, кто дачу. Я знаю номер этой машины и адрес этой дачи. По моей просьбе сотрудники милиции на этой даче побывали и обнаружили там архив Валерия Агеева.

— И дневник Бахмина тоже? — воскликнула Оксана.

— К сожалению, нет. Но зато там нашлось нечто иное — целая коллекция ядов и всевозможных препаратов, которые можно отнести к так называемым «сывороткам правды».

— Как это удалось так быстро выяснить? — спросил Бублейников. — Про сыворотку правды? Это же не какой-нибудь йод или аспирин!

— Экспресс-анализ был дорог, но я не стал мелочиться, — пояснил Максим. — Дело-то серьезное, медлить уже нельзя. Если я не ошибаюсь, одним из ядов была убита Виолетта Никодимовна. И сыворотку правды, ясное дело, брали из той же коллекции. Да, кстати, очень важный факт: милая дама, урожденная Агеева, одно время усердно посещала школу русских ниндзя — есть и такое диво в столице нашей родины.

— А почему это важный факт? — спросил Бублейников. — Какое это имеет отношение…

— Лень, ты сам подумай, — перебил его Максим. — Ну кого ты видел у себя в квартире? Кто шнырял по лестничной площадке? Кто так ловко тебя вырубил? Кто вообще без специальной подготовки в состоянии лазать по балконам, а скорее всего, по веревкам, на уровне пятого этажа?

— Человек без лица? — ахнул Бублейников.

— Ниндзя видел, как снаряжаются? Все в черном. Только прорезь для глаз и то еле заметная.

— Значит, это один и тот же человек? — тихо спросила Кристина.

— Если конкретнее, то это одна и та же женщина. Она терроризировала Бублейникова, добиваясь, чтобы он отстал от Дымовой. Она же убила Виолетту Никодимовну. Да, еще один примечательный момент. Догадаетесь, в какой больнице она работала по совместительству несколько дней в неделю?

— В той, где лежала Дымова? — тихо спросил Бублейников.

— Именно. Поэтому не исключаю, что Дымова тоже умерла не от старости, хоть и было ей девяносто пять лет.

— А мы ее знаем? — тихо спросила Оксана. — Эту женщину?

— Знаете. Я думал, вы, девушки, все уже поняли. Ее зовут Светлана Шелепина.

— Макс, неужели вы? — расцвела улыбкой Светлана.

— Добрый день, можно к вам на секунду?

— Всегда рада, — Светлана широко распахнула дверь, впуская гостя. — Ботинки можете не снимать. Вот только о мокрую тряпку подошвы вытрите.

Максим послушно встал на тряпку, а хозяйка квартиры тем временем случайно наступила на стоявшие тут же туфельки и чуть не упала. Гость едва успел ее подхватить. Оба стесненно засмеялись, после чего Шелепина повела Максима в комнату.

— Садитесь вот сюда. Чай, кофе?

— Нет, спасибо, ничего не нужно. — Максим опустился в кресло, снял легкую куртку и осторожно положил ее рядом с собой. — Как ваши дела?

— Забегалась совсем, даже вот вам ни разу не позвонила, — с долей кокетства в голосе посетовала Светлана. — Иногда только с Лидой, вашей бабушкой, поговорим немного… Но так все это тяжело! Виолетту вспоминаем — и тут же в слезы. Ведь ее же похоронить надо, а это — одно расстройство. Кстати, Макс, что там милиция? Разобралась, в чем дело? Что с Виолеттой произошло?

— Разобралась, да еще как, — успокоил ее Максим. — Я, собственно, затем и пришел, чтобы все вам рассказать. Понимаете, Светлана, Виолетту Никодимовну убили — отравили. Причем в ходе расследования выяснились невероятные подробности — прежде чем в ее организм попал яд, она получила еше дозу препарата, который называется сывороткой правды. Вам как дипломированному медику это ни о чем не говорит?

— Вы шутите, — изумленно подняла брови Светлана. — Такое только в детективах бывает.

— К сожалению, в жизни тоже случается, — невозмутимо сказал Максим. — Вопрос в том, что же хотели выведать у скромной пенсионерки Рюминой? Точнее, Бахминой.

— Почему Бахминой? — спросила неожиданно побледневшая Светлана.

— Ах, вы же не знаете! — всплеснул руками Максим. — Я совершенно случайно выяснил, что на самом деле Виолетта Никодимовна — урожденная Бахмина, дочь известного в прошлом профессора-китаиста, чья экспедиция загадочно пропала в Гималаях где-то в конце тридцатых годов.

— Для чего вы мне это рассказываете? Какая разница, чья она была дочь? Бахмина так Бахмина. В моем отношении к Виолетте это ничего не меняет.

— Конечно, вы же с ней были необыкновенно близки. Вы даже свою роскошную квартиру на Арбате продали и переехали в этот малопривлекательный дом только для того, чтобы быть поближе к любимой подруге. А геронтологией занялись исключительно для того, чтобы общие темы для разговоров были, правильно? Виолетта, помешанная на продлении жизни, наверняка клюнула на эти ваши рассказы. Вы же именно на этой почве с ней познакомились? Или я ошибаюсь?

— Что еще вы хотите мне рассказать про мои взаимоотношения с Виолеттой Никодимовной? — ровным голосом произнесла Шелепина, поднимаясь с кресла.

— Больше ничего. Хочу лишь предупредить, чтобы вы не делали глупостей. Про ваши занятия в школе ниндзя я тоже осведомлен, но, честно говоря, не думаю, что сейчас эти навыки вам пригодятся.

— Я глупостей не делаю. Это вы сейчас совершаете глупость, пытаясь меня запугать. Но я готова простить вас. Убирайтесь отсюда немедленно.

— Если вы собираетесь поехать в Апрелевку, то уже поздно — там милиция, и весь ваш арсенал арестован. А ваш папенька, которого вы благополучно забыли, подтвердил, что документы и эти любопытные скляночки принадлежат вашему семейству. Впрочем, там и отпечатков пальцев хватит с головой.

Печерников внимательно следил за Светланой, которая медленно ходила из угла в угол.

— Что вы еще знаете? — спросила она наконец.

— Про Дымову знаю и про Бублейникова. Ее вы убили, тоже, вероятно, каким-то из своих ядов. Его пытались убить. Зачем, кстати, вы его запугивали? Чтобы случайно не наткнулся в своих литературных поисках на запретную тему?

Шелепина сделала резкое движение.

— Не дергайтесь, Светлана! — напрягся Печерников. — Вы уже убедились, что мне многое о вас известно. Хотелось бы теперь послушать о том, чего я до сих пор не знаю, но зато знаете вы.

— У вас диктофон в кармане? Или на теле микрофоны? — усмехнулась та.

— Ничего нет, можете обыскать, — любезно предложил Печерников.

— Не буду я ничего говорить. И обыскивать не буду. Поступим так.

Неожиданно Светлана выхватила откуда-то из-за спины некий продолговатый предмет, который в ее ловкой руке развернулся, словно стальной веер.

«Края острее бритвы», — вспомнил Максим слова инструктора об этом страшном оружии, против которого были бессильны даже самурайские мечи. Его рука метнулась к куртке, в которой был спрятан травматический пистолет. Но его там не оказалось! Максим мгновенно догадался, что в коридоре Светлана «споткнулась» не случайно — она успела вытащить у него оружие.

Единственное, что удалось нащупать в кармане, был тяжелый круглый предмет — макраме «кулак обезьяны». Не мешкая ни секунды, он выхватил плетенку с укрепленным на ней увесистым шаром и подбросил эту штуку на ладони. Светлана невольно отвлеклась, бросив быстрый взгляд на яркий предмет, и Максим не преминул этим воспользоваться. Он крутнулся волчком и бросился к Светлане, дабы перехватить руку, готовую метнуть в него смертоносное оружие. Та быстро отскочила в сторону, но неожиданно споткнулась о маленький пуфик и опрокинулась навзничь, сильно ударившись головой об угол журнального столика.

Максим безумно испугался, что она умерла, но, подскочив к женщине, убедился, что та всего лишь потеряла сознание. Тогда Печерников уложил ее на диван и предусмотрительно замотал запястья и щиколотки русской ниндзя скотчем, который обнаружил прямо на месте, в ящике стола. Потом он снова уселся в кресло и стал терпеливо ждать, пока Светлана придет в себя.

Наконец, она очнулась и спросила едва слышно:

— Что со мной?

— Ничего страшного, лишь большая шишка на затылке. Но она не крупнее той, которой вы украсили голову ни в чем не повинного Бублейникова. А теперь, Светлана, не тяните время и расскажите-ка лучше, из-за чего столько бед вы натворили? Сразу предупреждаю — это праздное любопытство. В милиции можете говорить все, что вам заблагорассудится, мне все равно.

— Любопытство? — процедила Светлана. — Ты мне жизнь сломал, мерзавец, и еще хочешь, чтобы я удовлетворяла твое любопытство? Впрочем, ты же был ментом, им и остался. Значит, хочешь узнать, какой интерес привел меня в этот дом? Интерес простой — миллиард или что-то около того в твердой европейской валюте.

— И где же здесь зарыт миллиард? — удивленно спросил Максим.

— Если бы я это успела выяснить, меня бы тут давно не было, — горько усмехнулась женщина. — Ты уже знаешь про моего деда?

Печерников кивнул.

— Ну конечно. Так вот, я очень его любила. Родителей ненавидела, скучные люди, а дед был настоящий мужик, рисковый, смелый. Если бы он родился в другое время… Дед обучал меня обращаться с ядами и другими диковинными препаратами. Сыворотки правды — это все ерунда, там такое есть, что… Впрочем, я опять не о том. Однажды я помогала деду разбирать архив, и он рассказал мне историю про Дымову. Он ее очень любил, хотя и знал, что безответно. В общем, дед не только спас ее саму, но также сохранил и документы Бахмина. Потом он разыскал дочку профессора и проследил ее судьбу. Именно от него я узнала о Виолетте Никодимовне Некрасовой, после замужества — Рюминой. После смерти деда я забрала к себе весь архив и его тайную лабораторию, так как считала только себя законной его наследницей.

— Значит, в дневнике Бахмина содержалось что-то ценное?

— Конечно, но только не все. Там была вырвана последняя страница, а кончался дневник такими словами: «Меня наверняка убьют, но лишь бы Ольга сумела спасти дочку. Ей я отдал то самое, ради чего…» На этом запись обрывалась.

— Но Бахмин отдал Ольге Дымовой лишь папку с некоторыми документами и своим дневником. Разве он успел что-то передать дочери? — удивился Максим.