Новый рассвет Браун Сандра

– Я здесь, папа, – услышал Джейк слабый ответ.

– До сих пор в постели, лежебока? – До Джейка донесся топот сапог Росса по гостиной.

Он оставался в кухне, потягивая кофе. Допив чашку, он поставил ее на сушилку и, набравшись храбрости, отправился в спальню.

– Я почти не помню, что было потом, – говорила Бэннер, когда он вошел.

Росс сидел в кресле у кровати, том самом, в котором в последнее время часто сиживал Джейк. Наклонившись вперед, он вглядывался в лицо дочери и держал ее за руки. Темные брови сурово хмурились.

– А потом я вспоминаю, – продолжала Бэннер, – что проснулась, и Джейк, – она вскинула глаза к двери, – сказал, что доктор сделал мне операцию, вырезал аппендикс. С тех пор он все время за мной ухаживает.

Росс проследил за взглядом Бэннер и, увидев Джейка, поднялся. Не дойдя пары шагов, он поднял руки. Джейку стоило больших усилий заставить себя не увернуться.

Но Росс всего лишь обнял Джейка за плечи и сердечно воскликнул:

– Спасибо!

Джейк пожал плечами.

– Рано благодарить, Росс. Возможно, я доставил тебе неприятности. Чертов шарлатан хотел оставить ее умирать, заявил, что считает, будто нельзя вторгаться в брюшную полость. Я прицелился в него из пистолета и сказал, что прикончу, если он не сделает операцию.

Губы Росса под щетинистыми усами сжались.

– Я бы поступил так же.

Джейк кивнул:

– Я так и думал.

– Мы давно пытаемся избавиться от Хьюитта. Есть новый врач…

– Да, но его не было в городе. Так что ничего другого не оставалось.

– Об этом не волнуйся. Если Хьюитт поднимет шум, я сам им займусь.

Росс повернулся к постели.

– Боже мой, принцесса, поверить не могу, что ты перенесла такое, и ни мамы, ни меня не было рядом. Когда Лидия все узнает, с ней случится истерика. Она хотела сегодня утром приехать проведать тебя. Но, как ты знаешь, она боится воды и не сможет переправиться через реку на плоту.

Ох уж этот Клэнси Рассел, сводный брат Лидии. Вот от кого у нее безумный страх перед водой. Когда она была маленькой девочкой, он столкнул ее в реку и не вытаскивал, пока она чуть не утонула. Росс двадцать лет жалел, что не он убил Рассела. Он надеялся до смерти успеть выяснить, кто же расквитался с Клэнси, и поблагодарить этого человека.

– Джейк обо мне очень хорошо заботился, – тихо продолжала Бэннер.

Росс повернулся к другу.

– Спасибо, дорогой. Ты спас Бэннер жизнь.

Джейк безразлично пожал плечами и оттолкнулся от дверного косяка.

– Росс, мы с тобой не первый год знакомы. Если благодарить друг друга за все оказанные услуги, то мы тут проторчим до вечера. У меня полно дел на ранчо.

Правильно рассудив, что о Бэннер есть кому позаботиться, он ушел, по дороге забрав из гостиной все свои ковбойские принадлежности: кожаные перчатки, кожаные штаны, шпоры и шляпу.

Бэннер слышала, как за ним захлопнулась парадная дверь. Перед уходом он даже не взглянул на нее, не помахал, не попрощался, ничего. Неужели он так рад, что скинул с себя обязанность заботиться о ней? Неужели все, что он говорил прошлой ночью, было ложью? Или появление Росса напомнило Джейку о женщине за рекой, о той, кого он любил по-настоящему? Бэннер больше не могла сдерживать слезы. Они выступили в уголках глаз, и отец это заметил.

Он присел на край кровати и обнял ее.

– Моя маленькая принцесса. Тебе все еще больно?

Боль терзала ее, но не та, о которой говорил Росс. Она уютно свернулась в его объятиях и зарылась носом в плечо.

– Со мной все хорошо, папа. Просто я ужасно рада, что вижу тебя. Я так по вам всем скучала. Расскажи, какие новости в Излучине.

Росс просидел с дочерью почти все утро, подавал одно, уносил другое, дом ходил ходуном. Бэннер злилась на его неуклюжесть. Из отца не вышло бы идеальной сиделки, но его старания были достойны всяческих похвал.

К полудню она задремала, и Росс уехал в Излучину. Когда Лидия и Ма узнали, что случилось, они принялись носиться по дому, как маленькие смерчи. Еще не кончился день, как Мику и Ли нагрузили снедью, наказав не уронить ее в реку на переправе.

Несмотря на страх перед водой, Лидия собралась тоже ехать к Бэннер, но Росс и Ма убедили ее, что плот не самое безопасное средство переправы и что хватит с них семейных катастроф, лучше уж ей остаться дома. Росс то и дело заверял ее, что Джейк ухаживает за их дочерью как нельзя лучше.

Увидев, что ребята благополучно переправились через реку, Росс повернул в Ларсен. Там он посоветовался с инженерами о сооружении нового моста, на сей раз со стальными опорами. Ему хотелось как можно скорее начать строительство.

Опасаясь, что, встретившись с доктором Хьюиттом лицом к лицу, он доведет до конца то, что начал Джейк, Росс оставил плату за лечение Бэннер в его почтовом ящике.

Когда в дверь спальни постучался Ли, Бэннер расчесывала волосы.

– Бэннер! – тихо позвал он.

Она сразу открыла, и он ввалился внутрь с такой силой, что чуть не упал.

– Я думал, ты больна и лежишь в постели, – проворчал он, когда сестра и Мика разразились хохотом.

– Конечно, лежу, точнее, лежала. Но мне лучше. Как здорово, что вы приехали.

– Неужели старый костоправ действительно тебя резал? – бестактно спросил Мика.

– Да. По крайней мере, так мне рассказал Джейк. В доказательство у меня есть шрам. Показать? – усмехнулась Бэннер.

Юноши приблизительно знали, где расположен аппендикс, и покраснели до корней волос. Бэннер снова рассмеялась.

– Разве тебе не нужно лежать в постели? – спросил Ли.

– Мне осточертела эта комната! – раздраженно крикнула она.

На ней был пеньюар из персикового шелка, входивший в ее приданое. Кружева цвета небеленого полотна окаймляли глубокий вырез спереди и манжеты широких рукавов. Она тщательно расчесала волосы, и они блестели, как вороново крыло, рядом с ними бледные щеки приобретали изысканный оттенок.

– Вряд ли тебе повредит, если ты немного посидишь на веранде, – предложил Мика. Он взглядом осведомился о мнении Ли, и тот в знак согласия коротко кивнул. – Мы можем перенести туда кресло-качалку из гостиной. Посидишь в тени, чтобы не было жарко.

У Бэннер загорелись глаза.

– Вот было бы чудесно.

Их готовность услужить вызывала благодарную улыбку, но вскоре начала тяготить. Бэннер теряла терпение.

– Да заберите же у меня это одеяло! – раздраженно воскликнула она и скинула плед, который Ли как раз пытался под нее подоткнуть. – У меня не ревматизм.

– Если мы вернемся и не расскажем Лидии и Ма, что обращались с тобой как с королевой, нам влетит по первое число, – оправдывался Ли, но под испепеляющим взглядом Бэннер вынужден был свернуть плед и повесить на перила веранды.

– Ваша забота получила должное признание. Я вам очень благодарна, – сказала она, заметно смягчаясь. – Простите, если капризничаю. Это все потому, что я так долго сижу взаперти. Надоело быть инвалидом.

– Понимаем, – сочувственно протянул Мика. Он никогда не видел человека, перенесшего хирургическую операцию, если не считать вырванных зубов и вырезанных пуль. И потому взирал на Бэннер с уважением.

– Спасибо, что привезли гостинцы. Понятия не имею, как я все это съем.

– Это и для Джейка.

– Да, для Джейка. – Ее сердце разрывалось, когда она вспоминала, с каким безразличием он смотрел на нее сегодня утром.

– Кстати, о гостинцах, скоро пора ужинать, – намекнул Ли.

– Пора, – улыбнулась Бэннер. – Мне было бы спокойнее, если бы вы успели засветло переправиться на знаменитом плоту, о котором я столько наслышана. Надеюсь, папа не слишком скоро построит новый мост и у меня будет возможность на нем поплавать!

Ребята со смехом ускакали. Теперь они могут сообщить всем в Излучине, что Бэннер, хоть и перенесла много мучений, осталась все той же задиристой девчонкой и мечтает переправиться через реку на плоту.

Когда во двор въехал Джейк с тремя работниками, Бэннер все еще сидела на веранде в кресле-качалке. Ковбои осадили лошадей у края веранды.

– Что ты тут делаешь? – без предисловий спросил Джейк.

– Дышу свежим воздухом, – огрызнулась Бэннер.

Джейка злило, что она сидит на виду у трех мужчин в пеньюаре, от которого самое суровое сердце превратится в размазню. Ее кожа мерцала в жарких лучах солнца, легкий ветерок шевелил волосы, она была такой соблазнительной и одновременно ранимой. Заходящее солнце окружало ее золотистым ореолом.

Мужчины заговорили с ней уважительно, поинтересовались, как она себя чувствует. Рэнди, который был посмелей, соскочил с седла и поднялся на веранду, держа в обтянутой перчаткой руке букет роз.

– Рад, что ты вышла, Бэннер. У этих роз хватило смелости распуститься сегодня после дождя. Я хотел попросить Джейка передать их тебе. Но теперь и сам могу их вручить.

Бэннер восторженно приняла цветы. Поднесла их к носу и с наслаждением понюхала.

– Спасибо, Рэнди. Они очень красивы. – Она одарила парня ослепительной улыбкой такой силы, что он спустился по ступенькам спиной вперед. Джейк стиснул зубы.

Бэннер прекрасно знает, что хороша, как картинка, потому и сидит тут, закутанная в кружева, залитая солнцем. Она нарочно так поступает, чтобы свести его с ума, играет с начала до конца, хрупкая и беспомощная на вид, как эти чертовы розы, которые он мог бы и сам догадаться для нее нарвать.

– Завтра у нас тяжелый день. Встречаемся на заре. Поедем в Ларсен и пригоним стадо. – Управляющий отпускал работников. Они сразу это поняли. Приподняв шляпы, раскланялись с Бэннер и ускакали. Из-под их коней разлетались комья подсыхающей грязи.

Джейк спешился. Бэннер встала. Впервые за весь день они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – наконец спросил он.

– Лучше. Гораздо крепче.

– Шов не беспокоит?

Бэннер покачала головой и повернулась к двери.

– Накрою ужин, пока ты умоешься.

– Не нужно.

Она рассерженно обернулась.

– Наши матери прислали еды на целый полк. Мог бы и поесть. – Произнеся такое невежливое приглашение, она вошла и захлопнула за собой дверь.

Джейк привязал Бурана, умылся и спустя некоторое время вошел в кухню через заднюю дверь. Воздух в кухне загустел от враждебности. Когда он появился на пороге, Бэннер взглянула на него, но не сказала ни слова. Джейк яростно уставился на розы, которые она поставила в вазу на самом видном месте посреди стола.

В последнее время, готовя для нее ужин, он проводил в кухне так много времени, что чувствовал себя здесь как дома. Он подошел к плите и налил себе кофе. Прислонившись бедром к раковине, отхлебнул из чашки.

– Ливень не нанес серьезного ущерба, хотя в тенистых местах земля долго не просохнет.

– Вы пригоните стадо завтра?

– Да, но лошадей придется оставить в Излучине, пока не построят новый мост.

– Ладно. – Бэннер вздохнула. – Все равно я еще не могу ездить верхом.

– Насчет еды ты не соврала, – заметил Джейк. По кухне было расставлено несколько накрытых салфетками корзин.

– На ужин у нас жареные цыплята. Мика говорит, Ма ощипала их только сегодня утром. Кстати, она спрашивала о тебе. Я передала ей привет от тебя и велела Мике сказать, что с тобой все хорошо. – В ее глазах появился вопрос.

Джейк лишь кивнул и отпил кофе. Бэннер отвернулась и принялась накрывать на стол.

В корзинах лежали консервированные овощи и фрукты в банках, ветчина, горшок фасоли, огурцы и студень, несколько буханок хлеба, большой торт и пирожные в сахарной глазури, какие любила Бэннер. Она их уже попробовала, они таяли на языке, как масло. Такие умела печь только Ма. Но радость при виде яств, от которых слюнки текли, омрачалась замкнутостью Джейка.

Бэннер разглядывала его из-под ресниц. Он не снял кожаные штаны. Они ее раздражали. При ходьбе замша хлопала по ногам, но на узких бедрах они сидели, как влитые. Разрез обрамлял ширинку, подчеркивая ее выпуклость. Она снова вспомнила, как ночью он обнимал ее, и в животе все перевернулось.

Разозлившись на себя за то, что так живо помнила то, что Джейк явно забыл, она набросилась на него:

– Мог бы хотя бы снять кожаные штаны перед тем, как сесть за стол.

– Они тебе мешают?

Да, они ей мешали, но не в том смысле, какой он подразумевал.

– Ладно, останься в них. Мне все равно.

– Нет, нет, – резко отреагировал Джейк. Он повозился с застежкой и дернул за шнурки, скреплявшие штанины. – Не хочу беспокоить принцессу.

Он швырнул штаны на пол у задней двери и опустился в кресло у стола. Бэннер уперлась кулаками в бока и сердито на него смотрела.

– Почему ты ко мне так равнодушен? Неужели прошлая ночь ничего для тебя не значила? Разве эта неделя ничего между нами не изменила?

Джейк недоверчиво уставился на нее.

– Я? Да ты на меня утром даже не взглянула.

– Потому что ты на меня не взглянул. Ты злился и брюзжал. Вел себя, будто хотел, чтобы я исчезла.

– Погоди минуту, – сердито парировал он, – ты себя вела так, будто стыдилась, что лежала со мной в постели. Держу пари, ты считаешь, что запачкалась. Дескать, принцесса Излучины унизила себя тем, что спала рядом с наемным работником.

Ярость нахлынула на Бэннер, ее глаза засверкали.

– Ах ты!.. – Она топнула ногой. – Хватит меня бесить! Убила бы тебя за такую глупость. Я люблю тебя, Джейк Лэнгстон. Я люблю тебя.

Слезы заблестели у нее в глазах, как бриллианты. Она стояла, выпрямившись, все еще упираясь руками в бока, и дрожала всем телом. И оттого была еще красивее, чем всегда. Желание пронзило Джейка, как раскаленное копье.

Одним быстрым движением он протянул руки, взял ее за талию и притянул к себе. Сомкнул руки вокруг нее и положил голову ей на грудь.

– Правда, Бэннер? Любишь? – Его голос дрожал. Трепет исходил из глубин его души, прорываясь сквозь многолетнюю толщу разбитых иллюзий и отчаяния, безнадежности и горечи, самообвинений и раскаяния.

Бэннер склонилась, накрыв его волосами, и обхватила руками его голову.

– Да, да. Разве ты не видишь? Как ты мог не замечать?

Джейк поднял голову, его цепкие глаза требовали правды. Он видел, как истина мерцает в тигриной глубине ее глаз. Он обхватил ее затылок, запустил пальцы в волосы и притянул голову для поцелуя, опаляющего душу, крепкого, почти смертельного в своей страстности.

– Бэннер, Бэннер! – Джейк выпустил ее губы и уткнулся лицом ей в подбородок. Медленно скользя вниз, покрыл горячими и влажными поцелуями ее тело. Потом развязал пояс пеньюара и раздвинул шелковые полы. Под пеньюаром на Бэннер была сорочка. Тончайшая материя не скрывала ее очарования. Груди со смуглыми сосками подмигивали ему, бесстыдно предлагая себя, топорщились под тканью.

Он коснулся их, приняв позу благоговения, слишком, однако, исступленную, чтобы казаться почтительной. Он тыкался в Бэннер головой, как дитя, ищущее материнскую грудь. Ее тело откликнулось. Она изогнула спину, отдавая себя его трепещущим губам. Он зарывался в нее, слегка покусывая, целовал с необузданной страстью.

Она приподняла колено и прижала к его паху. Легонько потерла им, и Джейк едва удержался в кресле.

Трепещущим языком он коснулся соска. Теперь уже Бэннер пронзила молния. Она откинула голову, волосы рассыпались по спине, свободные и необузданные, как руки, что расстегивали перламутровые пуговки на сорочке.

Губы Джейка творили с Бэннер чудеса. Руки скользнули под пеньюар и обхватили ее ягодицы. Он притянул ее ближе, осторожно куснул талию. Потом, не прекращая ласк, поднялся с кресла и скинул с нее пеньюар, скользнувший на пол.

Наконец он поднял ее на руки и понес по полутемному дому в спальню, розовеющую в закатном солнце. Там осторожно положил на кровать, скинул рубашку и жилет и бросил их на пол. Стянул сапоги и пинком отшвырнул их. Расстегнул брюки, подошел, лег рядом.

Их губы слились в жарком поцелуе. Лаская ее, он приподнял подол сорочки. Под его ладонью оказалось гладкое бедро.

Бэннер перевернулась на спину, взяла руку Джейка и, проведя ею по животу, положила его ладонь на заветный треугольник.

– Господи, – прошептал он, зажмурившись. Ему горячо захотелось покаяться в небольшом грехе. – В то утро…

– Да?

– Когда я проснулся…

– Знаю.

Его глаза открылись и залили ее голубым огнем.

– Ты знала? – Бэннер кивнула. – Клянусь, я не нарочно. Наверное, коснулся тебя во сне и… – Она остановила поток слов, прижав три пальца к его губам. – Почему ты ничего не сказала?

– Я думала, что вижу сон.

– Я тоже.

– А что бы произошло, если бы я не была больна и если бы ты знал, что я не сплю?

– Ты хочешь сказать, как сейчас?

– Да, как сейчас.

Его рука втиснулась между ее бедрами. Они раздвинулись. Его пальцы пришли в движение. Он искал и нащупывал, ласково и осторожно, пока не почувствовал влагу и теплоту. Бэннер прошептала его имя.

Он опустил голову и обхватил губами сосок. Его пальцы скользили в ней, такие же искусные, как его язык. Он ласкал ее, пока она не начала нетерпеливо вертеться, потирая ногами о его ноги. Он осторожно лег между ее бедер.

Ее глаза подернулись дымкой, но, почувствовав, как его плоть коснулась ее лепестков, она широко раскрыла глаза и вгляделась в него.

– Скажи, если будет больно.

Она кивнула.

Он проник в нее.

Ее веки опустились. Она не могла сдержать бурных чувств. Джейк наполнял ее, большой, крепкий, теплый, нежный. Двигался. Толкал. И шепотом говорил, что ей делать. Она слушалась и начала ощущать его еще сильнее. Ее руки, словно по собственной воле, скользнули ему под одежду, к его бедрам, ягодицам. Он ритмично двигался, гладкие мышцы перетекали под ее ладонями.

Джейк стиснул зубы, чтобы не достичь пика слишком быстро. Он всматривался в лицо Бэннер, восхищаясь написанным на нем экстазом. И простил себя за то, что овладел неопытной девственницей. Она была женщиной, его женщиной, разделяла его желание, откликалась, разжигала его. Он, помимо воли, почувствовал, что на него обрушивается оргазм. Глаза Бэннер широко распахнулись. На мгновение испугавшись, она прошептала его имя, и ее тело сжалось вокруг него. Он проник в нее еще глубже и достиг устья чрева.

– Да, да, да, – повторял он, чувствуя, как содрогается ее тело. Его собственное облегчение было долгим, жгучим и прекрасным.

22

– Ты обманщик. – Бэннер открыла глаза, темно-зеленые, озаренные золотыми искорками.

– Что такое? – рассмеялся Джейк.

– Ты говорил, что он у тебя не больше, чем у других мужчин.

– Неправда. Я сказал, что это не твое дело.

– Ты огромный, – шепнула она.

– А с кем ты меня сравниваешь? – ощетинился он.

Она заливисто рассмеялась, он поморщился. Он не мог себя заставить покинуть ее. Ему было так уютно в этом шелковистом убежище.

– Неудивительно, что женщины только о тебе и говорят.

Его лицо посерьезнело.

– До тебя у меня никогда не было женщины.

Голос Бэннер стал едва слышен.

– О том, как ты занимаешься любовью, рассказывают легенды.

Джейк нежно поцеловал ее.

– Сейчас я впервые в жизни занимался любовью.

Она со слезами на глазах коснулась его лица, губ.

– Во второй раз всегда бывает так?

– Так никогда не бывает, Бэннер. Никогда не было.

Он склонил голову, снова поцеловал ее и, невзирая на ее протестующий стон, вышел из нее и перекатился на бок. Их глаза встретились. Он коснулся пуговиц ее сорочки.

– Ты прекрасна, Бэннер Коулмэн.

– Ты тоже, Джейк Лэнгстон.

Он самоуничижительно покачал головой.

– Я старый, потрепанный, тощий, как воронье пугало. Бродяга в седле.

Бэннер нежно поцеловала его.

– Не для меня. Ты всегда был моим Ланселотом.

– А кто это? – Джейк изогнул светлую бровь.

Бэннер кончиком пальца проследила ее изгиб и тихо рассмеялась.

– Прочитай о нем когда-нибудь. Уверяю, ты останешься доволен сравнением.

Но ее улыбка погасла, взгляд стал хмурым. Ланселот любил жену короля. Будет ли Джейк после сегодняшней ночи любить Лидию? Она выкинула из головы эту мысль. Сегодня ничто не должно ее расстраивать. Джейк с ней, он любит ее, отвечает на ее любовь. Этого достаточно.

Она тронула его блестящие волосы.

– Не говори так о себе, а то я рассержусь.

– Как?

– Старый и потрепанный. Ты не такой. Ты очень красивый. А почему ты называешь себя бродягой в седле?

Джейк стеснительно посмотрел на Бэннер.

– Я о себе не слишком высокого мнения.

– Почему?

Он подвинулся, подложил руку под голову и уставился в потолок.

– Все это случилось много лет назад. В другой жизни. Ты не захочешь об этом слушать.

– Захочу.

Он повернул голову, поймал ее взгляд, полный любви, и вздохнул. Если он расскажет, Бэннер, наверное, станет думать о нем даже хуже, чем он сам – о себе, но лучше разрушить воображаемый образ сейчас, чем потом. Все эти годы он хранил свои тайны. Но сейчас почувствовал, что обязан рассказать обо всем, раз и навсегда снять с души тяжкий груз.

– Я в один и тот же день потерял невинность и брата. Люк был убит по моей вине.

Бэннер лежала тихо, не шевелясь. Джейк вгляделся в ее лицо, чтобы понять, как она относится к его рассказу. Она спокойно встретила его взгляд, и он продолжал:

– Присцилла положила на меня глаз с того дня, как обоз тронулся в путь. Мне было шестнадцать, и я был как мартовский кот.

Голосом, лишенным интонаций, Джейк рассказал, как тем летом Присцилла соблазнила его, довела до того, что он потерял голову от похоти.

– Однажды днем я подкупил Люка, чтобы он сделал за меня домашние дела, а сам удрал к ней. Когда я через несколько часов вернулся, Ма набросилась на меня, где нас с Люком носит. А потом в круг между фургонами вошел Мозес, он нес на руках тело брата. У него было перерезано горло.

По щеке Бэннер скатилась слезинка. Но она не произнесла ни слова. Джейк раскрылся перед ней, как никогда ни перед кем не раскрывался. Надо помалкивать. Ему отчаянно нужен человек, который его выслушает. Не осудит, не посочувствует. Просто выслушает.

– Все эти годы мне пришлось жить с камнем на душе. Если бы я не трахал Присциллу, брат, может быть, до сих пор был бы жив.

Джейк сел и обхватил колени руками.

– Я знаю, ты, да и все остальные, думаешь, что я жеребец из стада Присциллы. На самом деле я к ней не прикасаюсь. После того дня я спал с ней несколько раз, но с каждым разом все больше ненавидел себя.

Когда обоз распался, мы расстались, и я несколько лет ее не видел. Потом встретил в Форт-Уэрте, когда был там проездом. Я не удивился, когда узнал, что она работает в борделе. Она хотела начать с того же места, где мы с ней остановились. Но, глядя на нее, я видел только лицо Люка, бледное, мертвое, и его рубашку в кровавых пятнах.

Джейк встал с постели, подошел к туалетному столику и налил из кувшина стакан воды, мечтая, чтобы это было виски.

– Это еще не все. А ты должна услышать все. Я узнал, кто убил Люка.

Джейк умолк. Именно тогда между ним и Лидией возникла неразрывная связь. Убийцей Люка был ее сводный брат, ее насильник и мучитель. И он свел с ним счеты по всем статьям.

– Я убил мерзавца, зарезал в переулке, и мне это доставило удовольствие. Мне было шестнадцать. Шестнадцать, – проговорил он сквозь стиснутые зубы и уронил голову.

Бэннер, забыв о недавней операции, соскочила с постели и встала рядом с ним. Почувствовав ее рядом, Джейк обернулся.

– Вот с таким человеком ты лежала в постели, – сказал он.

– И не жалею. Человек, которого ты убил, заслуживал смерти.

– А Люк?

– Ты не виноват! Ты не можешь за это отвечать. Это роковое стечение обстоятельств, совпадение. Ты не должен всю жизнь винить себя в этом.

Не должен? А разве он не винит себя почти двадцать лет? И все эти двадцать лет презирал женщин. За то, что Присцилла оказалась виновата в смерти Люка, он наказывал каждую встречную женщину.