Большая книга ужасов 2016 Арсеньева Елена
– Ну а вы? – повернулась она ко мне и Нике. – Неужто не хотите знать будущее? Я ведь всю правду говорю, сами видите!
Ника немного поколебалась, но все же сунула руку в коробку и выудила темно-бордовое сердечко, блеснувшее на солнце красноватой окантовкой.
С лица гадалки мигом исчезла улыбка.
– Суровое тебе испытание выпало, девонька, – сказала она, немного помолчав. – Есть и у тебя друг сердца, который любит тебя всей душой. Все у вас будет хорошо, только смотри не потеряй его. Потому что без тебя он погибнет. И свела же вот так судьба, а! – пробормотала женщина, обращаясь скорее к самой себе. – Совместила несовместимое, пересекла параллельное… Темен его путь, но ты можешь вывести его к свету.
Ника серьезно кивнула и молча сунула ей деньги. Цыганка помолчала, снова улыбнулась – теперь уже мне, приглашая.
Скажу сразу – я в такие гадания никогда не верила, но теперь меня одолело любопытство. Как можно было так точно угадать! Особенно насчет Ники. Дело в том, что судьба действительно совместила несовместимое и свела мою лучшую подругу ни много ни мало с вампиром. Мы-то, самые близкие друзья, о нем знаем и даже знакомы лично. Но, как вы понимаете, болтать о таком направо и налево никто не станет.
Кто же она такая, эта гадалка, и что теперь скажет мне? Разбирало любопытство. В отличие от подружек, у меня парня не было. Никогда и никакого. За мной пытались ухаживать, но я, не испытывая взаимности, давала всем от ворот поворот. Меня считали холодной и бесчувственной…
– Ну, Лилька, давай скорее, – подтолкнула Кремнева.
Я закрыла глаза и сунула руку в коробку, продолжая раздумывать. Я бесчувственная?! Ничего подобного. Просто я не из тех, кто влюбляется в первого встречного. Я жду кого-то особенного, только моего!
Так я думала, а моя рука тем временем машинально перебирала гладенькие, глянцевые сердечки, словно тоже искала что-то особенное, не такое, как у всех. И тут под пальцами оказалось что-то шероховатое, не похожее на ощупь на все остальное. Что это, тоже сердечко такое? Я вынула его и открыла глаза.
Черное. Без окантовок и завитушек, просто черное сердечко из шероховатой бумаги.
Цыганка ахнула.
– Черное?! Откуда оно тут взялось? – Она наклонилась над коробкой, вороша ее содержимое. – Откуда… Черных… черных не было… Откуда?!
– А что это значит? У меня появится парень и погибнет? Или, может, опасность грозит мне самой?
– Нет-нет, – даже сквозь грим было видно, как она побледнела. – Ни то ни другое…
– А что тогда?
Цыганка не ответила. Захлопнув коробку, она опрометью бросилась бежать и исчезла в толпе. Только пышная юбка мелькнула.
Друзья недоуменно переглядывались.
– Ну и дела! – протянула Кремнева.
– Странно все это, – произнесла Ника. Признаюсь, я надеялась, что она, известный знаток по части мистики, тут же озвучит разгадку этой тайны. Но она молчала, думая о чем-то своем, и я не стала ее спрашивать.
Мы пошли к остановке трамвая. Народу там стояло море, а трамваи, как всегда, ходили раз в столетие. Мы, конечно, немного подождали, попутно слушая чужой разговор:
– …сбил двух человек на светофоре, летел на желтый!
– Ага, и еще такой довольный был! Выходит из машины и улыбается!
– И никто его не арестовал, так и отпустили.
– Мажоры! Деньги есть, значит, все позволено!
– Ничего, когда-нибудь за все отвечать придется.
– Не придется! От всего откупятся. Вы когда-нибудь слышали, чтобы знаменитости, которые по сцене скачут, попадали за такое в тюрьму?
– А помните, как он в прошлом году женщину избил? И тоже отвечать не пришлось!
– Придется, обязательно придется. Уж поверьте.
Я поняла, что речь идет о Лене Клубничкине, который, оказывается, не шутил о двух сбитых им старушках.
А трамвай все не приходил. Было решено идти пешком. Вот тут Стас и предложил сократить путь через Тридцатый поселок. Это есть у нас такой здоровенный жилой массив частного сектора, примыкавший где-то там вдали к моему родному девятнадцатому поселку.
Но мы наивно полагали, что Стас дорогу знает, вот и свернули на указанную им улочку.
Как известно, самые долгие и увлекательные путешествия начинаются со слов «Я знаю короткую дорогу!». Улочка оказалась кривой и извилистой, за ней последовал такой же переулок…
В общем, проблуждали мы минут сорок. За это время Стаса успели обозвать Сусаниным семь раз, Моисеем – восемь и всевозможными синонимами слова «балбес» – раз примерно пятьдесят. Но все-таки после долгого путешествия мы оказались почти у цели – увидели за крышами родные многоэтажки. Оставалось лишь дойти до конца этой улицы, а там все знакомо.
И тут мы увидели девочку лет семи, которая сидела на скамейке у забора и горько плакала.
Не сговариваясь, все остановились.
– Ты чего плачешь? – шагнул к ней Стас.
Ребенок вытер рукавом слезы и рассказал нам такое. Оказывается, соседский мальчишка Эдька подстрелил из пневматического ружья ее кота Черныша, который никого не трогал, а просто грелся на солнышке. И это на глазах у Маринки – так звали нашу новую знакомую.
– Насмерть подстрелил? – ужаснулась я.
– Нет, ранил… Мама повезла его к верете… ветеринару, – сбивалась от расстройства Маринка. – А папа пошел к ним разбираться.
Но это ничего не дало. Эдькин отец авторитетно заявил ему, что хочет воспитать сына настоящим мужчиной, затем и купил ему ружье. А кот – невелика потеря, нашли из чего проблему делать. Не первый, кстати, подстреленный его сыночком, и конечно не последний. «Не на людях же ему тренироваться!» – закончил тот свою назидательную речь. А в полиции, куда Маринкин отец обратился, спросили только, какой породы был кот, и, узнав, что беспородный, отказались заводить дело.
– Эдькин папа какой-то большой начальник, – пояснила Маринка. – Мама говорит, что ему все равно ничего не будет. А Эдька дурак!
– Я ему морду набью! – пообещал Колька.
– Не ты, а мы, – поправил Егор Рюшин, и я подумала, что на сей раз не стану читать мораль этим двум хулиганам, а может, и помогу чуток. Судя по недобро блеснувшим глазам Ники Черной, она тоже решила присоединиться к этому «мы».
В это время к нам подошла высокая худая женщина с большой корзиной, накрытой сверху платком.
– Мама! – бросилась к ней Маринка. – Ну как там Черныш?
– Прооперировали твоего Черныша, – устало улыбнулась женщина. – Жить будет. Нет-нет, не заглядывай, он спит, он после операции еще долго проспит. Вот только…
– Что?
– Операция дорого обошлась. Ветеринарная медицина – это вообще удовольствие не из дешевых. Пришлось отдать те деньги, что мы собирали тебе на компьютер. Как считаешь, правильно я сделала, или лучше было бы все-таки купить компьютер?
– Ага, а котик бы умер? – возмутилась Маринка. – Правильно ты сделала!
– А это еще кто? – мама с подозрением кивнула в нашу сторону.
– Это мои новые друзья! Они… они обещали Эдьке морду набить!
– Не морду, а лицо, – строго посмотрела на нас женщина.
– Ну да, лицо набить! – охотно исправилась Маринка.
– Не советую, ребята. У него отец знаете кто?
– Знаем… – начал было Колька, но верный друг Егор вовремя ладонью закрыл ему рот:
– Коля знает! Но, друг Колька, пожалуйста, не надо таких словечек: здесь же дамы!
Женщина чуть усмехнулась, погладила дочку по голове и понесла корзину в дом. А Маринка вернулась на скамейку и снова залилась слезами. Я подумала, что теперь она оплакивает свой несостоявшийся компьютер.
– Ну, не плачь, – я уселась рядом и предложила: – Хочешь, сказку расскажу? Ты любишь сказки?
– Я ужастики люблю. И истории разные интересные.
– О, с моим дедушкой однажды интересная история была, – авторитетно поднял палец Егор Рюшин. – Он на рынке дворником работал. Однажды рано утром метет, вдруг видит – на газоне девочка сидит. Лет пяти, одетая в какую-то рвань, и бублик ест. Секунду назад не было – а теперь сидит. «Ты чья?» А она молчит. Он звонит в полицию, а связи нет. Оглядывается – а девочки уже и нет, и трава не помята. И спрятаться было негде, хоть он долго искал. Ему потом сказали, что видят там ее… иногда. И что в глаза ей лучше не смотреть. Он после этого уволился.
– Ой, а я видела на рынке такую девочку, – заоглядывалась Маринка. – Она не на траве сидела, а шла с мамой, но тоже ела бублик!
– Егор, зачем напугал ребенка своими глупостями?! – возмутилась я.
– Она же сама сказала, что любит ужастики.
– Да, люблю, они очень интересные! – Маринка посмотрела на меня обиженно: – А ты как моя мама – она тоже вечно кричит, что все ребенка пугают, а я уже не маленькая!
– Не маленькая, не маленькая, – закивала Ника Черная. – И я тебе, если ты не будешь бояться, тоже кое-что расскажу. Мой дедушка был… э-э, кладоискателем. И вот однажды он раздобыл карту, где было указано место клада. Это оказалось где-то далеко-далеко, в глухой степи. Приехал он туда, стал копать. Тут копает, там копает – никак не найдет. Долго морочился. И все это время краем глаза наблюдал, что неподалеку бегала собака. Точнее, не бегала, а возилась на одном месте – не то гонялась за своим хвостом, не то просто так вертелась. Но он не обращал внимания. А потом все же подумал: откуда здесь, в глухой степи, взялась собака, что она тут делает? Ведь собаки живут там же, где и люди. И когда он оглянулся на собаку, то увидел…
– Что? – широко раскрыла глаза Маринка.
– Когда он повернулся туда, то, что казалось ему собакой, вдруг разлетелось в разные стороны стаей ворон!
– Ой! – втянула голову в плечи Маринка. – А клад он нашел?
– Нет. Он бежал оттуда со всех ног.
– Наверное, это был какой-то волшебный клад, – авторитетно предположила девочка. – Нужно было заклинание произнести над тем местом, где собака бегала, он бы ему и достался.
– Я тоже так думаю. Но беда в том, что мой дедушка не знал нужного заклинания. Заговоренные клады – сложная вещь.
– А-а, понятно, – ответила Маринка с умным видом.
Я только вздохнула. Конечно, ей в семь лет все понятно. Может, она еще до сих пор в бабайку верит. Но годам к десяти бабайка, бука и чудовища под кроватью будут забыты, а уже к тринадцати-пятнадцати девочка станет взрослой, умной и перестанет вообще верить в домовых, ведьм и любую мистическую ерунду, разве что в парочку школьных суеверий.
Смешно сказать, но со мной все было наоборот. В пять лет я твердо знала, что подарки под елку кладет мама, волшебники живут исключительно в сказках, и никаких бабаек, домовых и привидений не бывает. В восемь была убежденной атеисткой-материалисткой, способной развенчать любые аномальные бредни. В девять убедилась, что все-таки кое-что существует, в двенадцать было покончено с атеизмом…
А сейчас мне почти шестнадцать, я верю и в призраков, и в вампиров, и в ведьм с их порчами и приворотами. Потому что трудно не поверить в то, что видела своими глазами.
– Постойте, а я вам не рассказывал, что однажды случилось в моей школе? – неожиданно подал голос Стас.
Это было что-то новенькое: Стас еще никогда не рассказывал страшных историй. Вдобавок он терпеть не мог разговоров о школе. Жил он далеко от нас и ходил не в нашу, а совсем в другую школу, которую, кстати, в этом году окончил.
– Не рассказывал.
– Тогда пропали два моих одноклассника. Классе во втором или третьем было, не помню. Короче, малышня желторотая. И было в нашей школе кретинское правило: до звонка в школу никого не пускали. Дождь, снег – жди во дворе. Нам-то, местным, не беда. Но были у нас ученики из поселка за городом, где школу закрыли и потому они ездили к нам. Они приезжали автобусом ровно за полчаса до начала занятий, и эти полчаса им приходилось торчать перед школой.
У нас в классе таких «привозных» было трое мальчишек. Они всегда держались вместе, и я с ними дружил. Мы перед уроками в футбол гоняли на лужайке за школой. Ленька Кравцов, Саша Лютый и Сенька Белов, – задумчиво произнес Стас, глядя в небо. Немного помолчал, что-то вспоминая, затем продолжил: – Тогда, помню, был сентябрь, погожие теплые деньки. Прихожу как-то пораньше, мяч погонять, смотрю – стоит за школой один Сенька. Леньки и Сашки нету. Говорю: они что, заболели? Нет, отвечает, они в школу зашли. Я удивился: как они могли зайти, кто их пустил? «А они вот сюда забежали, в боковую дверь», – ответил он.
У нас в школе три входа: один парадный, по центру, и два запасных, вечно запертых – по бокам здания, в правом и левом крыле. Рядом с правым мы и стояли.
Я подошел – дверь заперта наглухо и ручки нет.
«Мы мяч гоняли, а дверь была открыта, и он туда влетел. Ленька пошел доставать, Сашка за компанию, а я потом смотрю – дверь закрыта. Наверное, дежурные закрыли».
– Этим ответом я и удовольствовался, – вздохнул Стас. – Мы были маленькие и глупые. Вот только ни Леньки, ни Сашки, ни мяча так и не нашли. Наша классная, когда ей это рассказали, вызвала полицию. Но обыск ничего не дал, экспертиза выяснила, что ту дверь не отпирали очень давно. В итоге решили, что Сенька просто все выдумал.
– А сам он не пропал?
– Нет, его буквально на следующий день мама забрала из школы.
Какое-то время ребята обсуждали историю и выдвигали разные предположения, которые, конечно, уже ничем не могли помочь пропавшим восемь лет назад мальчикам.
У Маринки на глазах снова блеснули слезы.
– О, а давайте этому Эдьке и правда мо… то есть лицо немножечко побьем? – предложил Егор.
– Да ты что! Ты знаешь, кто у него папа! – сделал страшные глаза Колька и сам себе зажал ладонью рот.
– Побить все-таки надо – вынесла вердикт Ника.
– Тогда не будем откладывать дело в долгий ящик, – поднялся Колька. – Где он живет, этот Эдька?
– Вон в том доме, – указала Маринка на солидный двухэтажный коттедж в конце улицы. – Только его сейчас нету, он ушел с друзьями.
– Интересно, когда вернется?
– Обычно, если он вот так уходит с друзьями, то возвращается поздно вечером, уже после десяти, – ответила Маринка. – Я в это время спать ложусь, но они так шумят на улице, что мне слышно.
– Ну что, народ, тогда встречаемся тут в десять? – предложил Егор. – И обещаю тебе, детка, мы этого Эдьку перевоспитаем. Он станет хорошим мальчиком и больше не будет ни в кого стрелять.
Наташка отказалась наотрез, заявив, что не намерена, как последняя дура, шастать по поселку ночью и участвовать в мордобитиях. Не захотел идти и Стас. А потому мы договорились явиться сюда вчетвером: Колька, Егор и Ника – в качестве участников воспитательного мероприятия, а я как умная – просто за компанию. Можно и поучаствовать, конечно, но, думаю, эти трое и без меня управятся. Раньше я без труда могла отдубасить какого-нибудь зарвавшегося хама, но уже давненько завязала с этим. Маникюр, знаете ли, макияж, каблуки, да и прецедентов особо не было.
Глава 2
– Лиля, вы бы не загуливались так допоздна. Скоро в школу, трудно будет режим дня менять, – сказала мама вечером, глядя, как я одеваюсь.
– Ма-ам! Ну мы же договорились: не надо портить эти последние дни напоминаниями о школе!
– Ладно-ладно, не буду, – улыбнулась мама. – Эх, хорошо вам сейчас! А меня в последние дни лета тащили в магазин покупать школьную форму, как вспомню – фу-у! Меряешь ее, жаркую, противную, шерстяную, на потное тело, а потом первого сентября натягиваешь, надеваешь сверху белый фартук, тебе повязывают бантики – о, как я ненавидела эти бантики! Вот представь: тринадцать лет девице – и бантики!
Тут я поняла, что это надолго. Когда же до мамы дойдет, что я ненавижу слушать о школе?!
Теперь вы понимаете, почему так получилось, что я напялила первое попавшееся платье и первые попавшиеся туфли и спустя минуту убежала из дома, не успев ни подкраситься, ни привести в порядок прическу?
О туфлях я пожалела почти сразу. Они были еще не ношеные, на высоких каблуках, и ходить оказалось неудобно. Но возвращаться я не стала.
У дома Эдьки никого не было. Ну конечно, еще только полдесятого. Я бродила туда-сюда по опустевшей улице, пытаясь привыкнуть к новым туфлям и любуясь светящимися окнами домишек.
– Тяф!
Из-за кустов выбежал крупный лохматый щенок и стал вертеться возле меня, заискивающе глядя в глаза.
– Ах ты чудо ушастое! Что, вкусненького хочешь?
– Тяф! – подтвердил щенок.
– Ну тогда ты обратился по адресу, – сказала я и открыла сумочку.
У меня всегда имеются при себе сухой корм, глазные капли, мазь от лишаев и еще кое-какие лекарства. А то мало ли где встретишь голодного щенка или лишайную кошку. Пройдешь мимо – а потом долго будешь мучиться мыслью: ты же человек, царь природы, а помочь не можешь! Я это уже проходила, поэтому впредь имею при себе «стратегический запас». Все это занимает в сумочке совсем немного места и стоит недорого. Чистая совесть, скажу откровенно, для меня куда дороже.
Щенок наелся и убежал.
Я оглядела улицу в обе стороны. Она была пустынна, и мне стало тревожно. Я одна, да еще и стою на самом освещенном участке, так что меня издалека видно. Мало ли на кого нарвусь!
Куда бы спрятаться, пока ребята не придут? Я огляделась. Между домами чернел узкий вход в переулок.
Я прислушалась, нет ли там кого, и свернула туда. Битый асфальт, железобетонные глухие заборы справа и слева – вот что представлял собой этот переулок. Мои каблучки громко стучали по остаткам асфальта. Других звуков не было, и это утешало.
И все же мне было здесь неуютно. Я до сих пор боюсь темноты словно маленький ребенок! Самое гадкое, что об этом знают все мои знакомые. Одни подшучивают, и это очень обидно. А другие советуют воспитывать силу воли, тренировать характер. Как, интересно? Слоняться ночью одной по улицам, что ли? Ага, скажите это моей маме!
Но сейчас возможность представилась. Отчего бы не пройтись по темному переулку туда и обратно – вот и будет упражнение на храбрость!
И я, взяв себя в руки, пошла вперед. Пройдя приличное расстояние, я увидела слева ржавые железные ворота, а за ними дом. Большой, в два этажа, намного больше всех домишек поселка, он стоял в паре метров от забора темной громадиной. Я присмотрелась – непонятное какое-то сооружение, на стандартный жилой дом не похоже. Крыша здания пряталась под густыми кронами деревьев, все окна были черны.
И вдруг в одном из окон верхнего этажа промелькнул свет. Именно так – промелькнул, словно кто-то осветил комнату фонариком и погасил его. В тишине я услышала голоса – два мужских голоса, правда, слова разобрать было невозможно, зато угрожающий тон одного из них не вызывал сомнений. Снова мелькнул свет – на сей раз фонариком светили дольше и куда-то в одну точку, но я ничего не могла разглядеть. Этот злой голос от ярости перешел на крик, и до меня четко донеслись последние слова:
– …пока не сдохнешь тут!
Свет погас, внутри здания хлопнула дверь, затем что-то щелкнуло. Похолодев, я прижалась к забору. Ой, а что, если этот злобный тип сейчас выйдет на улицу и увидит меня?..
В ужасе я заметалась, хотела кинуться наутек, но тут же раздумала: если я побегу, меня услышат и мигом догонят: на высоких каблуках бежать трудно, а босиком с непривычки еще хуже. Тогда я бросилась к кустарнику у забора. Протиснувшись между забором и зарослями, я как можно ниже присела, уткнула лицо в колени и с перепугу закрыла голову руками.
Так я просидела минут пять. На улицу так никто и не вышел.
Стояла мертвая тишина. Я слегка приподняла голову. В переулке никого не было. Медленно, стараясь не шуметь и не сводя глаз с черных окон, я выбралась из-за кустарника и сделала несколько шагов по асфальту. Высокие каблуки тут же зацокали, я остановилась и сняла туфли. Еще раз оглянулась на особняк.
И вдруг в том самом окне мелькнуло что-то белое. Маленькое и белое выпало из открытой форточки и запорхало по воздуху вниз. Листочек бумаги… да, верно. Я замерла: куда упадет, интересно, – по ту сторону забора или по эту?
Несколько виражей – и листок, порхнув в паре сантиметров над воротами, спикировал прямиком к моим ногам. Я подняла его, он оказался небольшим, из блокнота. И вдруг мне почудился подозрительный шорох прямо за забором, рядом со мной – как будто там кто-то тихо-тихо крался.
А может, и не показалось. Разбирать было некогда – я рванула бегом из этого страшного переулка, в одной руке держа туфли, а в другой сжимая свою находку.
Выбежав из переулка, я увидела, что к дому Эдьки подходят какие-то двое. Ах да, это же Колька с Егором, а вон и Ника в сторонке стоит дожидается. Первая пришла, причем одна. Хорошо ей, с ее рукопашным боем, одной ходить!.. Хотя стоп, первая пришла все-таки я.
– О, Лыскина, привет! – махнул рукой Колька. – Что это ты летишь, как сумасшедшая?
– А главное – откуда? – шагнула мне навстречу Ника. – И что у тебя за туфля в руке?
Я посмотрела – туфля в моей руке и правда оказалась только одна. Надо же, потеряла и не заметила.
– Ноги натерла? – с сочувствием спросила Ника. – Еще бы, такие каблучищи! А вторая где?
– Наша Золушка, наверное, на балу туфельку потеряла, прекрасному принцу на память! – захохотал Егор. – М-да, каблучищи – подходящее словечко! Идет девушка на высоких каблуках – кажется, фея по воздуху плывет. А поближе на эти каблуки глянешь – ими же врагов убивать можно!
– Да ну тебя, умник, я такого страха натерпелась! – обиделась я и посмотрела на листок. Он действительно был вырван из блокнота, причем вырван в спешке, неровно. По нижним углам красовался золоченый узор, как бывает в дорогих блокнотах.
Надпись была короткой, в одну строчку. Торопливо, наискосок, мелким неразборчивым почерком.
– Это что? – заинтересовалась Ника.
– Небось любовная записка от принца, – хохотнул Колька.
Я подошла ближе к фонарю, поднесла листок к глазам.
«Ярослава Емельянова, 11-6» – было написано чернилами. Признаюсь, я ожидала увидеть просьбу о помощи. А тут какая-то Ярослава Емельянова: кто она такая и зачем мне эту записку бросили?! Я была разочарована, мало того, даже испытала что-то похожее на ревность, и это было более чем глупо – кого я, спрашивается, ревную? Выдуманного Егором принца, что ли?
– Ну, что он там тебе пишет? – Егор подрулил сбоку. – Ярослава Емельянова, одиннадцатый «Б»! Это кто ж такая? М-да, Лыскина, похоже, твой принц уже кем-то занят.
– Отстань со своими шуточками! Тут такое было! Мне, кажется, пришлось стать свидетелем преступления.
Не медля, я рассказала друзьям о своем приключении.
– Вот так дела! – почесал затылок Егор. – Там, наверное, кого-то похитили и требуют выкуп. И что нам теперь делать? Лезть туда опасно…
– Тебе обязательно надо куда-нибудь лезть! – перебил Колька. – Откуда ты знаешь, что похитили? Может, просто семейная ссора, родственнички отношения выясняли, а бумажку выбросили за ненадобностью.
– Хороша семейная ссора – разборки в темном доме с фонариком! Это уже семейка Адамс какая-то!
– На семейные разборки не похоже, скорее на криминальные, – сказала я.
– Мне тоже так кажется, – поддержала молчавшая до сих пор Ника. – Наверное, лучше всего вызвать полицию.
– Ага, и что мы скажем? – резонно спросил Егор. – Что кто-то с кем-то ругался? Нас в лучшем случае пошлют подальше. И во-вторых – куда вызывать-то? Какой адрес, улица, дом?
– Чего мы тут спорим, давайте сходим туда и посмотрим! – предложил Колька. – Уж вместе-то нам бояться нечего.
Вместе… Да, с ребятами мне было не так страшно, но тут я вспомнила, что стою без обуви на холодном асфальте, и перевела взгляд на туфлю в руке:
– Э-э… Не помню, где я ее потеряла…
– Ах да, ты же у нас босиком! – спохватился Шаров. – Пошли, Егор, вернем пропажу нашей Маше-растеряше. Заодно и глянем, что там за дом и каков его адрес.
И они побежали к переулку. Ника сделала было шаг за ними, но я удержала ее за руку:
– Не уходи, я боюсь одна…
– Ладно, – она вернулась. – Ну, показывай записку, пока этих умников нет.
– Вот, – я вновь развернула листочек. – Какая-то Ярослава Емельянова, одиннадцатый «Б» класс. Или это одиннадцать-шесть, но что бы это значило?
В самом деле, шестерка там или буква Б – сложно было понять. Я вновь ощутила укол дурацкой ревности непонятно к кому. Представилась идиотская картинка – размалеванная и вульгарная девица, похожая почему-то на мою соседку Таньку Швачкину, гнусно ухмыляясь, идет под ручку со сказочным красавцем – тем самым принцем, которого выдумал Егор и который должен был стать моим суженым, но эта негодяйка у меня его увела…
Во второй руке у «принца» была моя туфля, которую он крепко держал за каблук.
– …скорее все-таки шестерка, – докончила Ника фразу, начало которой я прослушала.
– Что-что?
– Ты в облаках витаешь, Лыскина? Говорю – почерк какой интересный, с завитушками, как в старину. И скорее всего, это шестерка… хоть и похожа на букву Б. А может, все-таки буква Б…
– Похожая на шестерку, – завершила я фразу, и мы засмеялись. У меня не было сомнений, что здесь речь идет о какой-то ученице одиннадцатого «Б» класса, наверняка жуткой стерве, страхолюдине и двоечнице.
Мои глупые мысли были прерваны болтовней и хохотом троих пацанов, проходивших мимо. Культурой эти трое не отличались, их речь была пересыпана грязной руганью, и я с трудом сдержалась, чтоб не заткнуть уши. Вот, знаете, брезгливо отношусь к таким людям. По счастью, они надолго не задержались, один из них, попрощавшись, вошел во двор где-то поблизости – я слышала, как лязгнула калитка, а двое других пошли дальше.
Через пару минут вернулись наши мальчишки.
– Видели мы этот дом, – заявил Колька. – Мертвая черная громадина. Ни огонька, ни звука.
– Мы смотрели, слушали – ничего, – добавил Егор. – Ворота осмотрели. Их явно сто лет уже не открывали. Улицы и номера дома нигде не указано.
– А моя туфля?..
– Не нашли, – развел руками Колька. – Мы добросовестно искали, все кусты перешарили, но ее нигде нет.
– Ничего страшного, завтра поищем. Но как нам быть сейчас, неужели так и уйдем и все бросим? А вдруг там кто-то нуждается в помощи?
Мы минуту стояли, глядя друг на друга.
– Сейчас туда лезть нельзя, слишком большой риск, – решила Ника. – Лучше сделать это утром, при свете. А то неизвестно, на что нарвешься в темноте.
– М-да, согласен, – кивнул Егор. – Думаю, если там кого-то держат взаперти, то не умрет же он до утра! А завтра мы придем сюда пораньше и его обязательно выручим!
– Как знать, – прошептала я.
– Ну, Лиль, сейчас туда лезть глупо. Или ты такая смелая, что рискнешь?
На это мне ответить было нечего. Разумеется, я туда не полезу. Одно мне было странно – почему мальчишки не нашли мою туфлю? В переулке все хорошо просматривалось, кроме разве что кустов. Но из них я выбралась обутой…
Я могла уронить злополучную туфлю только на асфальт. Она же не мячик, чтоб куда-нибудь ускакать! Может, мальчишки вообще про нее забыли, а мне потом соврали?
Да нет, я хорошо знала своих друзей. На них это не похоже. Если бы забыли, то честно бы в этом признались и побежали бы искать.
Нет, тут что-то другое. Я поежилась – не то от вечерней прохлады, не то от вновь нахлынувшего страха. Неужели… Да-да, за этим забором действительно кто-то был. Чьи-то глаза наблюдали в щелку, как я ловила белый листок. Чей-то недобрый взгляд буравил мне спину, когда я бежала из переулка. А потом кто-то – незнакомый, темный, страшный – вышел за калитку и поднял оброненную мной туфлю. Зачем она ему понадобилась – я даже не могла предположить…
– Ладно, Егор, твоя взяла, идем домой.
– Погодите, – Колька оглянулся по сторонам. – А ждать мы его не будем?
– Кого? – вздрогнула я.
– Ну кого-кого? Зачем мы вообще сюда пришли, помните?
– А зачем?
– Слегка пожурить одного малолетнего живодера, – словно малышам пояснил нам Шаров. – Эдьку, или как его там звать.
И тут Ника Черная звонко хлопнула себя ладонью по лбу:
– Вот мы дурочки с тобой, Лилька!
– Почему это?
– По кочану! Эдька уже был здесь и пошел домой, а мы ушами хлопали. Пока пацаны туфлю искали…
И тут я вспомнила проходивших мимо сквернословов. Еще калитка где-то рядом лязгнула… Да, точно, это и были Эдька с друзьями!
Мы снова переглянулись, и они, трое, рассмеялись. А вот мне было не до смеха. Страх затаился где-то рядом и не отпускал. Мы стояли посреди пустынной улицы, среди темных молчаливых домов, но у меня не проходило чувство, будто мы здесь не одни, а кто-то за нами наблюдает, ухмыляясь злобно и ехидно и притаившись близко-близко…
Мысли мои метались. С одной стороны, я сейчас ни за что на свете даже близко не подойду к тому жуткому переулку. Но с другой… Возможно, там кому-то требуется помощь, а мы уйдем, даже не вызвав полицию…
– Давайте лучше завтра придем сюда пораньше и разберемся! – еще раз предложил Колька. – А Эдьку побьем вечером, если что.
Все с этим согласились, а у меня отлегло от сердца, и совесть почти перестала мучить. Договорившись собраться тут к семи утра, мы двинулись домой.
По дороге Колька рассказывал анекдоты, все смеялись. Я тоже – для вида. Меня мучила одна нехорошая мысль. О том, что сейчас Ника отправится домой первая. Мы с мальчишками перейдем трассу, но дальше им налево, а мне направо, и какое-то расстояние я должна буду пройти одна. И это меня на данный момент очень сильно пугало.
Как ни странно, когда мы вышли из поселка, Ника не пошла к своему дому, а направилась вместе с нами к дороге. Перешли на ту сторону, мальчишки свернули к себе, а Ника молча зашагала рядом со мной. Так мы и шли, не говоря ни слова. Я была ей благодарна и слегка ошарашена. Как она догадалась?
Вообще, Ника у нас удивительный человек. В свои неполные шестнадцать она уже повидала столько ужасов, что я на ее месте умерла бы от страха. А она стала настоящим специалистом по части мистики и всякой чертовщины. Она и меня однажды крепко в этом отношении выручила, спасла мою сестру Ладу от козней гнусной ведьмы[10]. Она всегда спокойна и хладнокровна. У меня такое ощущение, что ей вообще не бывает страшно никогда. А еще в ходе своих похождений Ника приобрела старинный амулет, который предупреждает о появлении рядом какой-нибудь чертовщины. Ника носит его на шее уже почти два года и за это время обзавелась просто звериной интуицией.
Может, это самое чутье и подсказало Нике, насколько я боюсь сейчас оставаться одна? Хорошо, если так. Но могло быть и хуже: вдруг ее амулет что-то почуял?
Так мы молча дошли до моего дома. Ника вошла со мной в подъезд. Я открыла дверь квартиры – она у нас на первом этаже – и посторонилась, приглашая Нику внутрь. Но она покачала головой:
– Нет. Скажи, тебе страшно?