Это моя земля! Громов Борис

– А?! – Тимур повернулся ко мне лицом, и я понял, что он чувствует себя ничуть не лучше: такие же ошалевшие глаза на закопченной роже.

– Забей! – гаркнул я и отмахнулся. – Не важно!

По-моему, Тимур меня не столько услышал, сколько по губам прочитал или догадался, но улыбнулся в ответ и согласно закивал: мол, понял.

– Какая сволочь стреляла?! – призовым жеребцом заржал позади меня Солоха, пародируя кого-то из персонажей «Особенностей национальной охоты».

И только Буров, как всегда спокойный и невозмутимый, обвел нас укоризненным взглядом:

– Машину проветрить нужно срочно, балбесы!

Морф бесформенной кучей мертвого (причем уже дважды мертвого) мяса лежит посреди двора. Над его основательно разлохмаченной тушей поднимается слабый, но отлично различимый в свете фар дымок – в теле продолжают тлеть трассеры. До спасительной двери в свое логово он не дотянул метров, наверное, двадцать. Справились!

– Нет, – закашлялся Тимур, – кто куда, а я – наружу. Дышать тут реально нечем.

Что такое? Какое-то недоброе предчувствие, та самая интуиция, которой стараются доверять все, кто хоть немного повоевал и остался при этом жив. Будто скрутило меня всего разом на какое-то неуловимое мгновение.

Едва Гумаров выпрыгнул из машины наружу, как я, с предупреждающим окриком, рванул за ним следом. Потому что в мозгу моем, будто раскаленная игла, застряла одна-единственная мысль:

«Очень часто они…»

Не успел… Из-за забора взвилась вверх, будто освободившаяся от гнета пружина, здоровенная, быстрая и явно чертовски опасная туша второго морфа.

«…действуют парами!!!»

Дальше все вспоминается будто в слайд-шоу, отдельными статичными, застывшими картинками. И очень отчетливыми звуками. Обернувшийся на мой крик Тимур. Распластавшееся над забором в совершенно фантастическом прыжке тело монстра. Выставленный Гумаровым перед собой в попытке хоть как-то прикрыться разряженный и потому совершенно бесполезный «Печенег». Треск сминаемого, словно пустая пивная банка, патронного короба, бреньканье по асфальту оторванных от ствола сошек…

Тимур каким-то образом все же умудряется вывернуться из захвата почти сомкнувшихся лап и кувырком через плечо уходит в сторону. Морф тяжело приземляется точно на то место, где только что стоял наш татарин. Отличная реакция спасла Тимуру жизнь. Вот только – надолго ли? Отчаянно матерясь про себя и как никогда горюя об изувеченном вражеской пулей Тигре, вскидываю на уровень глаз «Бизон» и длинной очередью хлещу свинцом прямо в морду уже развернувшемуся для новой атаки мертвяку. И тут же понимаю – бесполезно. Эта тварюга, похоже, в паре была старшей. Матерая сволочь! Башку свою морф вперед наклонил, практически прижав внушительных размеров челюсть к груди, и теперь мягкие, без сердечника, пули лишь скользят по лобной кости, уходя в рикошет, или тупо об нее плющатся. Интересно, сколько у него в этой «лобовой броне» сантиметров? Шансов попасть в глаз и хоть какой-то вред нанести – практически никаких.

Продолжая давить на спуск, как-то спокойно и отстраненно осознаю – жить мне осталось аккурат до конца шнекового тубуса-магазина на шестьдесят четыре патрона. Как только мой «Бизон» захлебнется – меня порвут в мелкие лоскуты. Обидно…

Голова монстра вдруг судорожно замотылялась на крепкой шее, откуда-то, где у нормального человека находился бы правый висок, несколько раз плеснуло в стороны черными каплями и клочьями какой-то дряни. Передние лапы (назвать их руками язык не поворачивается, лапы – они лапы и есть, в лучшем случае – передние конечности) морфа безвольно разъехались в стороны, туша плашмя рухнула на землю, только звучно клацнули немалых размеров клыки, когда его морда подбородком в асфальт вписалась.

– Хэдшот, сука!!! – не своим голосом рявкнул у меня за спиной Солоха. – Больше вы меня врасплох хрен застанете!

Обернувшись, вижу перекошенное лицо Андрея и мой «Вал» у него в руках. Да уж, патрон у «Вала» тяжелый и мощный, не слабенький пистолетный ППО. Да еще очередью, да практически в упор…

– Парни, – поднявшийся с земли сам и подобравший изуродованный «Печенег» Тимур бледен как полотно, но спокоен, – может, ну его в баню, это проветривание? Поехали домой, а?!

Ярославское шоссе, 14 апреля, суббота, утро

«Ты там не задремал, дозорный?» – ворчливым голосом Тисова забубнил наушник радиостанции.

– Правила радиообмена не нарушаем! – фыркнул в ответ я. – Бдю в оба глаза и оба уха, не волнуйся.

«Ну бди, бди…» – буркнул Антон в ответ и отключился.

Нет, я и в самом деле не сплю. Но состояние, чего уж врать, такое… малость осоловелое. Замотался я в последние дни. Сначала штурмовка «Гермеса», во время которой я чудом жив остался и дышал чуть ли не через раз. Опять, как и после рукопашной схватки с морфом в Москве, когда мы Женьку из заточения вызволяли и я серьезно грудную мышцу потянул, спасся исключительно уколами «Диклофенака» и «Эфкамоном». А «Эфкамон» – штука, безусловно, действенная, но… жгучий, зараза, до невозможности. Любые горчичники по сравнению с ним – так, плюнуть и растереть. В общем, дышать вроде снова начал нормально, попутно даже здоровенный синячище с груди почти свел… Но – за все надо платить. Платить пришлось безбожно зудящей и местами даже облезающей кожей и недосыпом. Ночью выспаться не давала чертова мазь, а днем… Днем беготни было, мягко говоря, чуть больше, чем до фига. Чего стоило то же «сафари» возле Краснозаводской больницы, после которого нас еще почти сутки от переизбытка адреналина потряхивало. А отплеваться до конца от привкуса пороховой гари в горле до сих пор не смогли. Потом нас озадачили на присмотр за рабочими, почти закончившими строительство стены периметра. После этого – включились в вывоз казавшихся бездонными подземных складов «Таблетки»… Там я, под шумок, новый АКС себе урвал вместо героически павшего Тигры. Тоже конца семидесятых годов выпуска, но судя по «зеркалу» канала ствола и отсутствию клейм о проведенных ремонтах – толком не стрелявший. Выпустили, пристреляли, пушсалом залили, в ящик уложили – и на склад. Автомату уже тридцать лет, а он по факту – муха не сидела. Опять же, вместо положенного отдыха, целый вечер на отрядном стрельбище с ним провозился, две сотни патронов спалил, но зато пристрелял новичка на совесть. Теперь снова можно уверенно в бой идти, а не готовиться к быстрой, но очень неприятной смерти, понимая, что пээмовская пуля «Бизона» твоего противника просто не берет.

К Грушину в больницу сходили, навестить. Это, врать не буду, Женька уговорила. Сам-то я мужик к сантиментам не склонный. Ну, в больничке человек… И чего? Поправляется ведь. К тому же – сослуживцы его тоже все тут, в Пересвете. Наши с базы Софринской бригады вывезли всех людей, а сейчас остатки складов тянут. Колонна за колонной, с утра до вечера. Так что вряд ли Николай Николаевич там страдает от недостатка общения. Но – чего не сделаешь, когда девушка просит… Грушин меня узнал, поздоровался приветливо, но по-настоящему рад был именно Женьке, это было сразу видно. Не буду врать, товарищ старший прапорщик меня здорово удивил. Глядя, как он с Женькой воркует, я едва смех сдерживал – эвон как замаскировался, старый волчара. Это он «Эухении» сейчас может что угодно изображать, но я настоящего Грушина в бою не раз и не два видел. И отлично знаю, почему его не только непосредственные подчиненные, но и вся бригада заслуженно боится. И даже большая часть штабных откровенно опасаются. Так что, Николай Николаевич, я на театральщину вашу не куплюсь, я не девочка наивная. Видимо, уловив что-то такое у меня на лице, Грушин, улучив момент, зыркнул на меня своим настоящим взглядом и неодобрительно нахмурился. Блин, вроде давно я уже не пацан девятнадцатилетний, а по спине, вдоль позвоночника, будто шарик ледяной прокатился. Не, не стоит его обижать, не стоит. Пользуясь тем, что Женька сидела на больничном табурете возле койки спиной ко мне, я примирительно выставил перед собой раскрытые ладони и мимикой изобразил самое глубочайшее раскаяние и полное понимание. Мол, не серчайте, тащ старший, я – могила, хочется вам в Дедушку Мороза поиграть – бога ради. Грушин, видать, все понял правильно и лишь кивнул благосклонно.

Женька нашу пантомиму, к счастью, не увидала – слишком занята была. Аж светясь от удовольствия, рассказывала «дяде Коле» про то, как она удачно «трудоустроилась». Слова Михаила, сказанные им после истории с патлатым связистом – мол, случись что, за Женьку нашу, кроме нас, никто и не подпишется, крепко запали в душу. И решил я ее по максимуму в омоновский коллектив интегрировать. Своих в Отряде всегда поддержат, за своих всегда вступятся. Осталась сущая мелочь – сделать Евгению Воробьеву в Отряде своей.

Решилось все на удивление несложно: после случившегося в Софринской бригаде ночного побоища мозги встали на место практически мгновенно и практически у всех. Нет, некоторое количество совсем уж упертых идейных пацифистов, которым «вера в господа их, Говинду, оружия в руки брать не велит», все же осталось, но было их настолько мало… В общем, та самая статистическая погрешность, исключение, что только подтверждает правило. Остальные же дружно возжелали вооружиться. Чисто с точки зрения матбазы – проблема отсутствовала как таковая. В бездонных недрах «Таблетки» тех же пистолетов ПМ и ТТ и карабинов Симонова оказалось столько, что хватило бы, при необходимости, на пару дивизий. Но дело было не только в «железе». К сожалению, понятие «штатский с оружием» вовсе не равно понятию «боевая единица». А выдавать необученным «шпакам» пусть и снятые уже с вооружения, но все же вполне серьезные стволы наш Львов желанием не горел. Пришлось организовывать дополнительные обучающие курсы. А где взять для них инструкторов? Да еще таких, что смогут возиться с бестолковыми поначалу гражданскими, будто с детьми малыми, объяснять, показывать, отвечать на… как бы помягче… не сильно умные вопросы? Бойцы ОМОНа – парни умелые, но уметь самому и уметь научить других – это слегка разные вещи. Талант преподавателя дан далеко не каждому. А тут – наша Женька. После ночного боя за склад РАВ ее в софринском палаточном лагере в лицо разве что грудные дети не знали. И авторитет среди беженцев у нее образовался немалый. Вот и пристроили мы ее инструктором. Женщин обучать. Понятно, что никаким «секретным методикам спецназа» она никого не научит. Так от нее этого и не требуется. А вот объяснить абсолютно «нулевым» новичкам азы обращения с оружием – на это она была вполне способна. Опять же ей как девушке общий язык найти с прочими барышнями будет куда проще, чем инструктору-мужчине. Кроме того, желающих обучать «бабью группу» среди мужиков тоже особо заметно не было. Словом, сошлось все удачно: Женька при деле, отрядные парни понемногу перестают относиться к ней как к просто «грошевской подруге», временами воспринимают почти на равных. А женщины-беженки понемногу учатся обращаться с оружием. Со всех сторон сплошные плюсы! Все равно на то, что из Женьки выйдет домохозяйка, я изначально, с момента встречи возле софринской медроты, даже и не рассчитывал.

Уже прощаясь, Грушин, вроде как в шутку, заявил:

– Обидишь ее – лично тебе голову откручу, Грошев.

Женька засмеялась, я улыбнулся… Вот только я, в отличие от солнышка моего блондинистого, отлично понимал, что не дай бог что – жалеть я буду сильно, хоть и не долго. Суровый он мужик, слов на ветер не бросающий.

– Не обижу, Николай Николаевич, любовь у нас.

– Вот любовь – это дело хорошее, – снова врубил он «режим доброго дедушки». – Коли любовь – так и женись. И меня на свадьбу пригласить не забудьте.

– Вот это – обязательно, – негромко рассмеялась Женька и чмокнула на прощанье выздоравливающего в щеку.

Интересно, в уголках глаз пожилого «крапового берета» и правда будто влага блеснула? Да нет, не может быть! Точно говорю – померещилось мне. Видно, свет упал неудачно.

За всеми этими делами-хлопотами совершенно незаметно подкралась пересменка нашего опорного пункта на Триумфальной площади. Пришла пора Зиятуллину возвращаться «к родным осинам», а Тисову – заступать ему на смену. Вчера вечером Антоха подошел ко мне и без долгих предисловий предложил на эти две недели поехать с ним.

– Борь, тут понимаешь, какое дело, – сказал он тогда. – Наша база на Маяковке – это теперь не просто эвакопункт. Мы там – все равно что передовой форпост на фронтире…

Если коротко – выходило, что база наша теперь – типа островок относительного спокойствия посреди моря хаоса. И там теперь кто только не бывает: и разные разведгруппы, вроде нас, когда мы «оперативную обстакановку» по области выясняли, из образованных армейцами и милиционерами анклавов, вроде «Пламени» или Дзержинки. И спасательные группы из все тех же «силовиков» и спасателей МЧС, каким-то чудом умудрявшиеся где-то находить выживших и вывозить их из окончательно накрывшейся медным тазом столицы. И «честные мародеры» из числа выживших и начавших обустраивать жизнь в новых условиях штатских. Заезжали порой даже личности с откровенно криминальными физиономиями и повадками… При условии нормального поведения на базе принимали всех, кому нужна была помощь или информация. Понятное дело, при условии соблюдения элементарных правил этакого «этикета фронтира». Из серии: «Ты не целишься в нас, а мы не стреляем в тебя». Почти Дикий Запад, только без лошадей, стетсоновских шляп, прерии, револьверов и винчестеров со скобой Генри… М-да, сравнение получилось почти как в старом анекдоте:

– Гоги, как танго танцуют, знаищь?

– Э, канэчна. Лезгинку видел?

– Да.

– Уапще не похоже!

Вот и у нас, выходит: все совсем как на Диком Западе, но совершенно по-другому.

Забавно, но, по словам Антона, буквально накануне прошлой пересменки, когда вместо него «на хозяйство» заступил Зиятуллин, заезжал к ним на Триумфальную один занятный персонаж. По описанию – вполне себе впечатляющий «буйвол» с откровенно бандитской рожей. Увидел на «комках» парней шевроны подмосковного ОМОНа, начал интересоваться, мол, не знают ли они такого высоченного лба, что командовал спасательной группой на Ленинском проспекте двадцать первого марта? Получив в ответ расплывчатое: «Может, и знаем. А тебе оно на что?» – просветлел своей угрюмой рожей и велел при встрече передавать огромный привет от Ивана и его бабушки. Мол, если «правильный мент» тот самый – то все сам вспомнит и поймет. Я только хмыкнул, «Ванечку-внучка» вспомнив. Надо же, выжил, значит. И людей вытащил. Хороший парень, хоть и бандит. Все-таки – тесен мир. Впрочем, сейчас он стал в сотни раз теснее, чем еще месяц назад… Сколько в Москве народу проживало, скажем, в начале марта? Миллионов двенадцать? Думаю – не меньше. И это чисто прописанных. А если принять во внимание тех, кто на работу приехал, кто учился в московских вузах? Я уж молчу про всевозможных полулегальных и совсем нелегальных трудовых мигрантов с солнечного Юга. Тех вообще пересчитать затруднительно. Неслабая такая общая цифра рисуется… А сколько выбраться из города сумели? Дай бог, если процентов десять. И это в самом лучшем случае. Так что, полагаю, через два-три года мы тут друг друга если и не по именам, то в лицо точно знать будем или хотя бы общих знакомых иметь…

Так к чему это я? Если коротко, на «точке» нужен был общительный тип, способный наладить контакт если и не абсолютно с кем угодно, то по крайней мере максимально близко к тому. То есть я, известный балабол и «стихийный дипломат» – самоучка.

Честно говоря – ехать поначалу не сильно хотелось: у меня ж вроде только-только нормальная личная жизнь стала налаживаться. И даже Бася, подлец серо-дымчатый, перестал дуться и начал свыкаться с мыслью, что его переезд в комнату Тони – это явление окончательное. Но и товарищу боевому отказать не мог. Не так уж часто Тисов о чем-то меня просит.

Окончательную точку в моих размышлениях поставил Солоха. И, по своему обыкновению, свел все душевные терзания к банальному материально-техническому обеспечению.

– Надо ехать, – заявил он, обведя взглядом наш маленький и сплоченный экипаж. – Не знаю, как у кого, а моя мне уже целый список выкатила, чего срочно добыть нужно, пока еще есть такая возможность. Всякие шампуни да кондиционеры… белье еще… по женской части, опять же, разное… Нового не скоро наделают, а за пачкой прокладок до общего склада бегать…

Парни дружно замотали гривами, выражая Андрею полную поддержку, а потом выжидающе на меня уставились. А я что? Я – вообще ничего! У меня, между прочим, любимая девушка вообще в армейском камуфляже щеголяет. Спору нет, Женьке он идет. Она у меня девочка такая – в чем угодно красавица. Но стоит ли этим злоупотреблять?

Вечером собрали на общей кухне расширенный семейный совет, обдумали все многочисленные «за» и куда более скромные в количестве «против» и вынесли вердикт – нужно ехать.

И вот теперь сижу я на своем еще с армейских времен любимом посадочном месте – на броне над командирским люком БТР, свесив в этот самый люк левую ногу и откинувшись спиной на коническую башню. Щурюсь на яркое и удивительно для середины апреля теплое солнце и усиленно борюсь с коварной дремотой. «Говорящая шапка» танкового шлема сдвинута на затылок, ветерок дует в лицо… Хорошо!

На подъезде к деревне Голыгино, известной всем пионерам Советского Союза благодаря фильму «Бронзовая птица», из состояния, весьма близкого к нирване, меня вывел пока далекий, но очень характерный – ни с чем не спутаешь – и не предвещающий ничего хорошего звук.

– Колонне – стоп! – коротко бросил я в эфир. – Впереди стрельба. Мы – на разведку.

Прикинув варианты, склонился к выглядывающему из открытого «по-походному» люка мехводу, усатому парню, примерно моему ровеснику, пока только в лицо и по имени знакомому, из «трудовых резервов» (в смысле – из числа гражданских) рекрутированному.

– Слава, давай шустро вперед. Там справа, сразу за пешеходным мостом – автозаправка с магазинчиком. А дальше – крутой поворот влево. И те, кто из-за него вылетят, – у нас как на ладони будут.

– Понял, – покладисто кивнул «руль» и двинул бронетранспортер в указанном направлении.

Грохот коротких пулеметных очередей быстро приближался. Кто бы там за кем ни гнался – скоро будут здесь. Вот и глянем, кто такие.

– Андрей, – чуть придавив к гландам «бобышки» ларингофонов, вызываю я устроившегося за штурвалами наводки башенной «спарки» КПВТ-ПКТ Солоху. – По моей команде – очередь патронов на восемь поверх голов. Не зацепи, но пусть задумаются. А потом будем разбираться, кто там за красных, а кто – за большевиков.

– А если приборзеют? – резонно интересуется тот.

– Тогда – дербань борзых на запчасти.

Добавлять – мол, стрелять только в случае крайней необходимости и прочее «на провокации не поддаваться» – я не стал. Солоха – мужик взрослый и серьезный. Про такое он и сам все отлично знает и понимает. Так зачем ненужными разъяснениями обижать человека?

Едва наша «восьмидесятка» укрылась за обшитой белым сайдингом будкой магазинчика при АЗС, из-за поворота, надсадно ревя движком, вылетела защитного цвета уазовская «буханка». Ну да: «Погоня! Какой детективный сюжет обходится без нее? Один – убегает, другой – догоняет»… С убегающим определились. Через считаные секунды появились и преследователи – три милицейского окраса легковушки, судя по сине-бело-красным «люстрам» – ДПС, и темно-синий, кажется, инкассаторский, микроавтобус с крупнокалиберным пулеметом на крыше.

Думаю, еще месяц-полтора назад в такой ситуации я в выборе стороны не сомневался бы ни секунды. Но это было тогда. А сейчас, после двух московских ментов в банде, собиравшейся штурмовать склады на Пожарской, после повешенных по моему приказу насильников на Садовом, после расстрелянного в Осинниках ПАЗа с эмблемой посадской вневедомственной охраны на борту… В общем, теперь само наличие внешних атрибутов милиции не говорило ровным счетом ни о чем.

Скользнув в люк, я снял с крючка-держателя микрофон СГУ, мощные колонки которого были закреплены с обеих сторон на башне. Эта придумка здорово выручала нас во время спасательной операции в Москве в первые дни, поможет и сейчас. Натянув шлем потуже и прикрывшись люком (работающий прямо над головой КПВТ – это вам не фунт изюма), скомандовал Андрею:

– Давай!

Хорошая все же штука – пулемет калибра четырнадцать с половиной миллиметров. Уж если даже меня, готового к происходящему, впечатлило… Думаю, «на том конце провода» сейчас на всякий случай даже дышать перестали.

– Всем стоять!!! – рыкнул я в микрофон. – Трамвай – прижаться вправо!!!

Приоткрыв люк, обозреваю окрестности. Стоят, родимые. И те и другие. На крыше «инкассатора» грустно поник «хоботом» НСВ. Пулеметчик, видимо решив, что мы сейчас будем кого-нибудь убивать без разбора, счел за лучшее спрятаться в дающем хоть какую-то иллюзию безопасности нутре бронемашины, а не изображать из себя поясную мишень. Может, и правильно?..

– Все, Слав, двинули, – легонько пихаю я нашего «мазутянина» в плечо. – Андрей, ты только не спи там!

– Не учи отца, салага, – сквозь зубы цедит сзади Солоха, не отрываясь при этом от панорамы прицела.

Ну, погнали разбираться – кто там «из ху».

Бэтр неспешно и плавно выехал на шоссе и, подъехав к «буханке», замер у отбойника, негромко пыхтя выхлопом на холостых оборотах. Сменив «шайтан-шапку» на шлем, откидываю люк и, подтянувшись, словно на брусьях, выталкиваю себя наружу.

Врать не буду – страшновато. Кто там, в этих машинах, что в УАЗе, что в «перехватчиках» и «инкассаторе»? Что у них в головах? Сейчас резанут по мне, молодому-красивому, короткой, патронов этак на двадцать, очередью… И все – пишите письма мелким почерком. Солоха за меня, конечно, жестоко отомстит, да вот беда – мне оно будет уже глубоко безразлично. Но, похоже, солидный диаметр раструба КПВТ убедил всех вести себя тихо и вежливо. Ладно, пора идти общаться.

– Эй, там, на «перехватчиках»! Старшего сюда, одного! И без глупостей!

Среди «догоняльщиков» – легкое замешательство. То ли старшего выбирают, то ли решают, не пора ли ноги в руки… Нет, благоразумие берет верх. Даже на хорошей милицейской «Субару» с крупнокалиберной пулей наперегонки бегать никто не рискнул. Едут.

Прямо с брони шагаю сначала на обшарпанный белый металлический отбойник, а уже с него – спрыгиваю на асфальт. Мужики за лобовым стеклом УАЗа сидят смирно, руки держат на виду, не дергаются. Да и на лицах у них – скорее облегчение, чем страх. Интересный «звоночек». Так, а в салоне что?

Ох, как тут все интересно! И удивительно знакомое лицо в обнимку с пулеметом маячит. Обернувшись к очень вовремя подъехавшему старшему преследователей, с ходу интересуюсь:

– И как это все понимать?

– Было велено догнать и вернуть, – хмуро отвечает седой коротко стриженный мужик лет сорока пяти, сидящий за рулем.

– Кто велел?

– Старший.

Какой общительный дяденька. Мне из него что, каждое слово клещами тянуть? Кстати, уже интересно: те, кто убегал, увидев нас, явно обрадовались, а вот преследователи, хоть на милицейской технике катаются, нам точно не сильно рады.

– А старший кто?

– Да какое тебе дело вообще? – вспылил седой и экспрессивно всплеснул руками.

Ага, на правой руке три татуированных «перстня»… Вопрос по принадлежности дяденьки снимается – такие татуировки не у ментов, а у нашего подотчетного контингента в чести.

– Да так, – цыкаю зубом и сплевываю под ноги, – не люблю, когда при мне по людям стреляют.

– Ты не знаешь, кто они и что натворили. – Седой «уркан» уже явно взял себя в руки.

– Что натворили – не знаю, – легко согласился я. – Только тут в машине четверо детей и пять молодых женщин. Их обязательно ловить при помощи «Утеса»?

Седому ответить явно нечего.

– А еще я знаю одного из них, – киваю я в сторону «буханки». – Кстати, Володя, привет! Рад, что ты все еще жив.

– Взаимно, Борис, – доносится из УАЗа голос моего знакомца Владимира Чугаева, с которым мы пересеклись в Ивантеевке. Вместе на тонкосуконной фабрике с мертвецами воевали, еще толком не успев понять, что к чему.

– Но они… – пытается что-то сказать седой.

– Что они? Застрелили Кеннеди? Сбросили бомбу на Хиросиму? Тут понимаешь, какое дело… Мне наплевать, – обрываю я его. – Главная проблема в том, что ему я верю. А тебе – нет.

Произнося последнюю фразу, я демонстративно выставил вперед правую ладонь и пошевелил растопыренными пальцами.

«Расписной» скривился, будто сочный лимон разжевал. Ага, мой «тонкий» намек явно понят.

– Все, славно побеседовали, но – пора вам, – хмуро смотрю я на седого.

– Зря. – Взгляд его ничуть не жизнерадостнее. – Зря ты в это влез.

– Давай уж я как-нибудь сам решу.

– Еще встретимся, – зло бросил он мне, разворачивая машину. – Земля – она круглая.

– На твоем месте я бы нашей второй встречи не искал, – снова сплевываю я. – Сегодня ты – парламентер, а вот в следующий раз так легко не уйдешь. А теперь – проваливай.

Инкассаторский микроавтобус и две легковушки дали «полный назад» еще до того, как «Субару» седого до них доехала. Видимо, по рации связался. М-да, вот и завели новых знакомых. Аккурат из той категории, к которым спиной лучше не поворачиваться. Узнать бы еще – где такие красавцы обитают. Ну чтобы если и заезжать на огонек, то только так, как мы «Гермес» давеча навестили. Впрочем, кто они и откуда – мы скоро узнаем. Тот же Чугаев и расскажет.

– Ну что, Володя, – возвращаюсь я к по-прежнему распахнутой настежь двери «буханки». – Рассказывай, где это ты с такими замечательными людьми встретился и чего с ними не поделил.

Чугаев только собирается что-то сказать, как в кармане сидящего возле водителя молодого парня в серой милицейской пэпээске с сержантскими лычками на погонах начинает играть музыка. Чистый детский голосок громко запевает:

И было это настолько неожиданно и настолько не соответствовало ситуации, что и я, и Володя, и даже сидящий за рулем УАЗа мужик восточной внешности заржали в голос. И сквозь наш хохот почти не слышны были попытки сержанта оправдаться:

– Ну чего вы? Будильник это! Я ж не знал, что такая фигня получится, выспаться хотел сегодня…

Интермедия седьмая. Юра Пак

Когда прямо по курсу микроавтобуса, буквально в паре сотен метров впереди, внезапно засверкал жутким «аленьким цветочком» крупнокалиберный пулемет, а над крышей «буханки» с противным свистом просквозила очередь «трассеров», Юре резко стало неуютно. Первая мысль была: «Все, зажали!» И стало на душе как-то… нет, не страшно. Скорее – обидно и как-то беспомощно, что ли… Вот вроде бы и оружие есть, и парни надежные рядом, и какая-никакая техника… А все равно – бессмысленно и бесполезно оно. Потому что броню БТР им пробить нечем, а уйти на трассе, где с одной стороны – прочный металлический отбойник, а с другой – крутой склон кювета и лес стеной, не получится. До чего же глупо вышло!

Однако вместо того чтобы превратить их УАЗ в груду металлолома, бэтр, ограничившись всего одной, пусть и длинной очередью, вдруг «заговорил человеческим голосом». Услышав, что именно рыкнул в микрофон упрятанный под броней бронетранспортера старший машины, Юра не смог сдержать нервного смешка. Озвученный питерским переводчиком фильм про путешествие хоббитов он пересматривал буквально после Нового года и отлично помнил и эту фразу, и обстоятельства, при которых ее там произнесли. Если сразу на поражение не лупят, да еще и шутят – значит, не так уж все плохо и шанс выжить имеется.

После того как старший выбрался из люка и не предусматривающим возражений тоном потребовал старшего из догонявших их «гапоновских», стало окончательно ясно: эта «третья сила» – пока нейтральная. Похоже, прежде чем наказывать кого попало, решили сперва разобраться как-нибудь. Учитывая обстоятельства – далеко не худший из возможных вариантов. В «буханке» женщины и дети. У нормального военного на рефлексах вбито – гражданских, особенно таких, нужно защищать. Сейчас, конечно, у многих в головах понятия слегка переменились, но не у всех же… Один тот факт, что неведомые вояки пытаются разобраться в ситуации, уже сильно в их пользу говорит. Броня скатилась с невысокого пригорка и замерла по ту сторону отбойника, практически напротив УАЗа. Спрыгнувший с бронетранспортера широкоплечий молодой мужик в выгоревшей «горке» и туго набитой разгрузке чем-то напомнил Паку Лохматого. Такой же спокойный и уверенный, но при этом – будто сжатая пружина. В любой момент готовый начать действовать.

Незнакомец походя мазнул по замершим и старающимся даже не шевелиться (ну его, от греха, еще сочтет попытку высморкаться жестом агрессии – и каюк) Паку и Даньке вроде и коротким, но внимательным, оценивающим взглядом. Как-то даже по-хозяйски распахнул боковую дверь УАЗа и… Пак был парнем тертым и жизнью битым, много повидавшим. Он отлично понял – военный явно кого-то в салоне «буханки» узнал и очень этой встречей удивлен. Осталось немного: выяснить – обрадован он ею или, наоборот, расстроен. От этого сейчас зависит слишком многое.

А парняга в «горке» тем временем обернулся к подъехавшему на «гаишной» «Субару» Блондину – правой руке предпринимателя Скороходько еще с тех времен, когда он был рэкетиром Скороходом.

– И как это все понимать? – под «этим всем» он явно имеет в виду женщин и детвору в салоне. И в голосе его не слышно ни капли приязни.

Да, седой отставной бандит в этой ситуации – явно не самый лучший кандидат на ведение переговоров. Сначала грубит, потом быковать пытается. А ведь сразу видно: парню в «горке» все эти понты абсолютно по барабану.

О, он еще и Чугаева, оказывается, знает! Вообще отлично! Борис, значит? Ну пусть будет Борис… Интересно, откуда он с Володей знаком? В спецназе ГРУ срочку служили вместе? Вряд ли – Володя явно старше парня, годиков на пять-шесть… Тоже мент? Да еще в такой крутой снаряге… О, понятно; похоже – на ловца и зверь бежит. Хотя у них скорее наоборот вышло – видимо, подфартило им налететь на бронетранспортер тех самых омоновцев из Пересвета, до которых они так надеялись добраться.

А широкоплечему Борису, похоже, общаться с Блондином надоело. Он открытым текстом дал тому понять, что бандитам не верит (как хорошо, что из их компании знаком он именно с Чугаевым, а не с самим Юрой, например), и вежливо отправил седого восвояси. Вежливый, а ведь мог и матом послать. Блондин хорошего отношения не понял и попытался напоследок поугрожать, намекая на возможные последствия. Наивный, как девочка с Чукотки! Бойцы ОМОНа таких, как Жмых и Скороход (а уж про «торпед» их – и говорить нечего), и в прежние времена не боялись, а уж теперь… Словом, Пак был серьезно удивлен, когда омоновец не только Блондину в хрюсло не пробил, но даже и не выругался опять. Только довольно резко отбрил: мол, если еще раз увижу – пристрелю к чертовой матери. А сегодня ты вроде как парламентер, поэтому останешься жив. Блондин, видать, и сам сообразил, что палку перегнул, и молча сорвал свою «Субару» с места.

Омоновец же совершенно спокойно, даже равнодушно, развернулся к гапоновским спиной и снова заглянул в «буханку».

– Ну что, Володя, – укоризненно смотрит он на Чугаева. – Рассказывай, где это ты с такими замечательными людьми встретился и чего с ними не поделил.

Ответить прапорщику не дал внезапно сработавший в кармане сержанта Даньки мобильный. Пронзительный детский голосок затянул уже изрядно надоевший Паку популярный мотивчик про «ускакавшую молодую лошадь, которую не поймаешь, не возьмешь». И был он настолько не к месту, что всех внезапно пробило на «ха-ха». Психологическая разрядка…

Отсмеявшись и утерев выступившие на глазах слезы, омоновец вопросительно поглядел на Чугаева.

– Тут сложно все, Борь, – потер тот бритый затылок широкой ладонью. – И серьезно.

– Очень? – Взгляд у омоновца стал пристальнее.

– Более чем, – не стал скрывать Чугаев. – Труп между нами…

– Покойник – это веский повод, – понимающе кивает Борис. – И, по размаху погони судя, труп этот – кого надо труп…

Вместо ответа Володя лишь вздыхает и разводит руками. Но Борис, похоже, мужик настырный. Его такой «ответ» явно не устраивает. В принципе Юра с ним даже согласен: если уж влез ради друга в какой-то мутный «блудняк», то хотя бы информации по нему иметь нужно как можно больше. Но Чугаев ситуацией полностью не владеет, особенно по поводу обстоятельств, при которых сегодня утром труп нарисовался… Значит, придется вступать в разговор самому Юре. Ну, он и вступил. Рассказал коротко, но обо всем. И о том, что за люди сейчас при власти в бывшем Учебном центре столичного ГИБДД, и о том, что за порядки они там сейчас устанавливают. Ну а после общего экскурса – и конкретно их со Светой проблему описал. И саму проблему, и чем все сегодня утром закончилось.

Омоновец, судя по выражению лица, в рассказ сначала не особенно верил. Да вот только народу в «буханке» уж больно много. И опровергать Юрины слова что-то никто не рвется. Несколько секунд помолчав, Борис вызывает по рации какого-то Антона. Похоже, несмотря на бравый вид, он все же не главный. И сам, «в одно лицо», решения принимать не может. Откуда-то из-под пешеходной эстакады на окраине Голыгино подкатил светло-серый бронированный «Урал», из кабины которого выпрыгнул еще один персонаж. Одетый не в «горку», кстати, а в стандартный омоновский сине-серый камуфляж. И тоже такой… колоритный. Ростом слегка пониже Бориса, зато в плечах еще шире. Глыба, а не человек.

Пришлось Паку свою историю повторять сначала. Антон, тоже с ходу признавший Чугаева и явно встрече обрадовавшийся, выслушал, задумался на несколько секунд и принял решение:

– Так, Борян: твоя «бабалайка» спутниковая жива еще?

– А то, – немного хвастливо отвечает тот и вытаскивает на свет божий из какого-то подсумка (а их на его разгрузке – как шариков на новогодней елке, и все явно не пустуют) крупную трубку с длинной, гнутой вбок антенной. Богато живут в ОМОНе! Хотя это скорее уже примета нового времени.

Антон отошел в сторонку, некоторое время с кем-то негромко общался (Пак и рад бы подслушать, да только перезвон в ушах после пулеметной пальбы начисто его этой возможности лишил).

– Договорился я насчет вас, – сообщил омоновец, возвращая спутниковый телефон владельцу, но глядя при этом на компанию в «буханке». – С ходу рая на земле не обещаю, с «особистами» вам пообщаться придется плотно. Но если все сказанное подтвердится – устроитесь и будете жить не хуже других. Сами до Пересвета доберетесь?

– А чего тут осталось-то? – улыбнулся здорово обнадеженный словами знакомого Чугаев.

– Тоже верно. Если что – в Осинниках, что рядом с Торбеевкой, наш пост. И ополчение тамошнее – нормальные мужики. Понадобится – помогут.

– Надеюсь, не понадобится, – теперь улыбнулся уже сам Юра. – Хватит с нас на сегодня приключений.

Как и обещал Антон, «особисты» крутили и вертели их всех долго и умело, почти до самого вечера. Одно Пака радовало: еще по дороге он решил говорить только чистую правду. О чем бы ни спросили. Если поймают на лжи и за ворота выставят – куда теперь податься? Назад в Ивантеевку? Ну да, Гапонов-старший его там уже ждет с распростертыми объятиями. Решение оказалось верным. Сейчас, спустя почти шесть часов после начала «собеседования», Юра в глубине души отлично понимал: попытайся он хоть в чем-то слукавить – давно бы уже в показаниях запутался. Что ж ему за собеседник такой достался? Явно не из милицейских следаков, с этими кореец еще в девяностые наобщался. А тут – совсем другая школа, совсем другой уровень. Не выше, не ниже. Просто другой совершенно. Будто птичку с рыбкой сравнивать – общей отправной точки для сравнения не найти.

Уже когда «особист» складывал в жиденькую стопочку листы писчей бумаги, на которых в ходе разговора с Юрой очень часто делал какие-то ему одному понятные пометки, Пак все же рискнул задать столь интересовавший его вопрос. Мол, мил человек, ты чьих же будешь, такой дотошный? Ведь явно не из милицейских.

Собеседник лишь по-доброму прищурился.

– Ну да, ну да, со «смежниками» нашими вам, Юрий, дело иметь приходилось не раз… Ну, коль так интересно… Начальник отдела контрразведки Софринской бригады полковник Фоминых.

Вот оно даже как! Про армейских контрразведчиков Юра еще в детстве великолепную книжку читал – «Момент истины». Очень, помнится, проникся. Потом кое-что о них слышал уже от Лохматого. Может, и не столь красиво с литературной точки зрения, зато очень красочно. А тут, значит, целый полковник…

– Товарищ полковник, разрешите еще вопрос задать, – «наглеть так наглеть», – решился Пак.

– Ну попробуйте, – иронично изогнул бровь Фоминых.

– Что теперь с нами?

В глазах «особиста» мелькнуло понимание.

– Да ничего, собственно. Претензий у нас к вам нет. На вопросы вы отвечали честно; если и приврали, то в какой-нибудь совершенно незначительной мелочи. И то вряд ли. Рассказ ваш у нас недоверия не вызывает – в курсе мы уже о вашем «паноптикуме» из других источников. Разве что конкретики было куда меньше. Так что… выделят вам жилье. Пока, наверное, на отдельные квартиры рассчитывать не стоит, поначалу придется пожить с подселением. Пристроитесь к делу. Подругу вашу, с ее-то специальностью дипломированной медсестры из травмпункта, в нашу больничку с руками оторвут, да еще и хлебом-солью встретят. Мало у нас осталось квалифицированных медиков, все наперечет. Прапорщику Чугаеву и сержантам его, думаю, над определением своего места в жизни тоже долго думать не придется. Матвеев ваш, оказывается, учитель. Тоже очень нужная профессия в новых реалиях. Дети – это будущее, а без надежды на будущее все наши барахтанья – пустая трата сил и времени, проще сразу лапки сложить и на дно уйти. А вы… Думаю, такому крученому-верченому и бывалому тоже дело найдется. При условии, что к старым делишкам не потянет…

– Нет, – уверенно рубанул ладонью воздух Пак. – Старая жизнь осталась «до». Начинаю с чистого листа!

– Судя по показаниям ваших спутников, – улыбнулся контрразведчик, – неплохо начинаете. Главное – продолжать в том же духе. Все, не смею больше задерживать. Друзья ваши уже все в коридоре ждут, это мы с вами что-то засиделись… Поднимитесь сейчас на третий этаж, в кабинет с табличкой «Комендант», вас там куда-нибудь на ночевку устроят. А с утра – начнете вживаться.

– Спасибо, – искренне поблагодарил полковника Юра.

Тот лишь благосклонно кивнул вместо ответа.

– Товарищ полковник, – решил еще раз снахальничать Пак, – разрешите еще вопрос? Самый последний.

Приняв заинтересованный взгляд за разрешение, он продолжил.

– А с этими-то теперь что? Ну, с Гапоновым, Скороходом… в смысле, Скороходько. Прочими их «красавцами»?

Прежде чем ответить, контрразведчик на несколько секунд задумался, будто прикидывая, стоит ли вообще давать ответ.

– А с ними, Юрий, мы будем решать. Не сегодня и, боюсь, даже не завтра. Но будем. И очень скоро.

Уже выходя из кабинета, Пак вдруг понял: он полковнику безоговорочно поверил. Если такой человек сказал, что будут разбираться, значит – разберутся. И, сдается ему, что результаты окопавшимся в Учебном центре в Ивантеевке сильно не понравятся. Только вряд ли кто-то поинтересуется их мнением.

Впрочем, какое Паку до них теперь дело? У него теперь других хлопот полно: нужно врастать в новую жизнь на новом месте…

г. Москва, Триумфальная площадь,

24 апреля, вторник, утро

Одиннадцатый день дежурства… Острота и новизна впечатлений давно смазались, служба стала рутиной. Опасной, напряженной, но… В общем, все как обычно на войне. Есть у меня один знакомый в Северной столице, городе-герое Санкт-Петербурге, так вот он сам хоть и не воевал, но очень правильно сказал однажды: «На войне бои – от силы пять процентов времени, все остальное – монотонный, пусть и тяжелый, быт». Хотя, как ни крути, – есть чего вспомнить.

К Гаркуше и прочим окопавшимся в Спецакадемии эфэсбэшникам в гости заезжали. С парнями из «Лидера» один очень перспективный склад разной медицины зачистили от мертвецов и вывезли. Впрочем, тут хвастать (ну, кроме весьма и весьма богатого улова) особо нечем. Начинаю я любить глухие окраинные московские промзоны: жилых домов рядом нет, народу на территории было совсем мало (а значит, и мертвецов – всего ничего). Правда, дохлые собаки, чтоб их! Но – справились. Добытое с бойцами спецназа МЧС поделили поровну. Хорошие парни, понравилось мне с ними работать. Вот буквально только что уехал от нас их старший: заезжал по поводу дальнейшего взаимодействия договариваться. У них с личным составом напряженка, слишком многих в первые пару дней потеряли. Зато объектов с разными «вкусностями» на примете – огромное количество. У нас же, можно сказать, строго наоборот. Люди имеются, а вот куда податься – мы в московских реалиях не сильны. Вот и выходит, что нашли друг друга.

А еще с разрешения Тисова прокатились мы по разным торговым точкам с целью личного обогащения. Сначала хотели отпроситься чисто нашим экипажем, но стоило народу узнать о цели готовящейся операции… Жены-то не только у Андреев есть, про подруг – и говорить нечего. И все мужикам своим, как выяснилось, понемногу мозги клевали. Но мужчины в ОМОНе суровые и брутальные, признаться друзьям, что нужно для жены прокладок и лифчиков набрать – стремно. Одни мы пофигисты. Или просто допекли нас сильнее всех: большинству наших ведь только с родной женой на эту тему общаться приходилось, а у нас – целый женсовет на кухне, полноценное пехотное отделение. А стоило нам раскрыть карты – дальше будто плотину прорвало. Катались по разным женским «лабазам» два дня, посменно. Набили четыре полных грузовика клеенчатыми сумками типа «мечта оккупанта», с какими «челноки» в девяностые в тот же Китай гоняли. Теперь есть надежда, что хоть на какое-то время наши барышни нас в покое оставят.

– Ух ты, Борис, смотри, какие красавцы едут! – окликнул меня дежурящий у окна на третьем этаже Буров.

Интересно, чего это он там углядел? Подхожу к обустроенному в окне наблюдательному пункту. Хм, а и правда – недурно. И «буханка» выглядит достойно: приподнятая, на серьезной внедорожной резине, с солидного вида кенгурятником да еще и с крупной антенной на крыше. Она у них что, вместо КШМ? С другой стороны – почему бы и нет? Но в самое сердце сразил меня их «газон». Вот это, называется, поработали так поработали! Из обычного грузовика «Садко» с будкой-кунгом сотворили… Блин, даже не знаю, с чем сравнить. Больше всего на сильно «возмужавший» джип похоже. Вроде наших омоновских «Тигров», но раза в два крупнее. Будку, похоже, с кабиной объединили. Таранный бампер и кенгурин – тоже в наличии. И свежевыкрашенные камуфляжные борта новой краской блестят. Не машина – загляденье. Этакий транспорт для дальних рейдов. У кого-то в этой команде руки явно из нужного места растут.

Оба-на, а лицо-то у выбравшегося на крышу кунга парняги мне знакомо. Это же «Серега-на», приятель Пантелеева из «Пламени». «Партизан», он же «народный мститель». Интересно, с чем пожаловал?

Парень явно не робкого десятка: глянув на пулеметную точку и снайпера, не выпускающих его из прицелов ни на миг, только широко улыбнулся и рукой помахал. Здрасте, мол.

– Мир вам, люди добрые! – донеслось с улицы.

– И тебе того же, – проявил радушие Буров.

– Я тут с вопросом к вам, – продолжил «партизан». – По рекомендации мужиков, что на Малой Никитской раньше сидели да откочевали оттуда. В курсе?

– Ага, – кивнул Андрей. – Общались с такими, даже в гости заскакивали. А что хотели?

С бывшими «олигархами» из «Газстроя» мы на самом деле некоторое время весьма плотно контактировали. А потом, когда их морфы донимать начали, помогли собраться и конвоем в сторону «Пламени» отправили. Сначала, правда, свои услуги в качестве «охотников за привидениями», в смысле – за морфами, предлагали (благо опыта в этом деле у нас все больше). Потом, когда газстроевские, поразмыслив, решили, что в Москве оставаться все же не хотят – к себе звали. Но старший их решил, что Пересвет далековато. Опять же в «Пламени» у него какие-то знакомцы были… Мы, собственно, навязываться не стали – вольному воля. Но ребята и правда были неплохие.

– У нас тут гуманитарная мародерка намечается. Но в стремном месте.

Хм, интересно. Гуманитарная – это куда? Похоже, Андрея этот момент тоже озадачил, и он напрямую поинтересовался: мол, что имеете в виду?

Оказалось – компьютерные хард-диски с базой Технической библиотеки на Кузнецком Мосту. А чего? Молодцы парни. Все верно сообразили. Сейчас в очень многих вопросах технических знаний будет сильно не хватать: те, кто знали – умерли, кто выжил – не знают. А эта библиотека, как я понимаю – многие тысячи томов – описания принципов работы и чертежи чего угодно. От паровоза братьев Черепановых до атомного реактора. И это – чисто на мой, профанский, взгляд. Думаю, люди поумнее меня еще не одну сотню выгодных моментов от посещения такого заведения найдут.

Пока я размышляю, Андрей выясняет, чего, собственно, «партизаны» хотят от нас. Оказалось – поддержкой заручиться, чисто на всякий пожарный. Мол, сами мы, конечно, с усами, но… мало ли как жизнь сложится. Тоже понятно. Мертвецы сейчас более-менее угомонились, толпами по улицам уже не слоняются (что, кстати, нам всего четыре дня назад при выносе всяких «Диких орхидей» и прочих «Милавиц» здорово на руку сыграло). Но вот если их переполошить… В толпе в несколько сотен, а то и тысяч голов, случись что, может и «Садко» увязнуть. Все ж таки грузовик – не танк. У нас, правда, танка тоже в наличии не имеется, зато при помощи КПВТ мы в любой толпе такую просеку организуем – хоть пешком после этого прогуливайся безо всякой опаски.

Андрей незаметно скосил глаза на меня. Я одобрительно кивнул. Почему бы и не помочь людям в хорошем и правильном деле? Буров сообщает «партизану» Сергею, что мы, в принципе, совсем не против. Готовы даже бэтр на выручку пригнать, если нужно будет. Но вот вопрос: а какая нам с этого выгода? Это на него, видно, пример скопидомного тезки плохо подействовал, не иначе…

Сергей, по-моему, вопросом сильно озадачен.

– Не знаю, – отвечает он. – Техническая библиотека, книжки всякие. Нужно что?

– Не, книжка у меня уже есть, – хохочет Буров, явно изображая прапорщика из анекдота на схожую тематику. – Так как «караул» кричать будешь?

– У нас «сто пятьдесят девятая» есть, – сообщает ему собеседник. – Свяжемся?

Молодцы, «длинной» связью армейского образца разжились. Большинство «честных мародеров» гражданскими «си-би» пользуются, вроде тех, что у водителей-дальнобойщиков и таксистов были. Впрочем, это им наверняка Пантелеев подсобил. Он, я же помню, к этому самому «Сереге-на» относится с теплотой. Видно, связывает их что-то в прошлом… Воевали вместе? Кто знает, все возможно…

Андрюху я отпустил связь налаживать, а сам за него дежурить остался. Связист он с армейских еще времен грамотный, разберется. А я пока тут постою, на солнышке погреюсь да за округой пригляжу.

Вернулся Андрей довольно быстро, минут через десять.

– Красивая… – прямо с порога задумчиво заявил он, едва войдя.

– Чего? – оторопело уставился на него я.

– Девчушка, говорю, на связи у них в «буханке» сидит… Красавица! Хоть сейчас на какую-нибудь журнальную обложку.

– Андрюх, в себя приди. Ты ж вроде женатый мужик…

– Да я не о том, – все с тем же глубокомысленным лицом продолжает Буров. – Я про красоту… Ну, с чисто эстетической точки зрения…

– С чисто эстетической, – подпускаю я в голос иронии, – я тебя могу в Третьяковку свозить. Заберешь там себе эту… Венеру Милосскую. Или Афродиту Таврическую, они обе – что надо барышни. И любуйся на них, сколько влезет! Заметь, совершенно без опасений получить по башке от любящей супруги.

– Да ну тебя, Грошев! – отмахивается Андрей. – Приземленный ты человек, нет в тебе чувства прекрасного!

– Все у меня есть, – не соглашаюсь я. – Просто, в отличие от некоторых, я на чужое прекрасное стараюсь особо пристально не заглядываться. Во избежание…

Буров в ответ лишь обреченно вздыхает и головой качает неодобрительно. Еще один «эстет из города Санкт-Петербурга». Сначала Уткины со своими милл-дотами серостью безлошадной дразнили, теперь этот… ценитель прекрасного. Ну и фиг с вами, дорогие мои. У меня Женька есть, а потому чужие красавицы – без надобности.

Оставив Андрея достаивать законную смену, двигаюсь в кубрик. Бывший конференц-зал «Интерфакса» здорово изменился за прошедшие недели. Пропали кое-как сложенные из спинок и сидений сломанных кресел самодельные лежаки. Теперь на сером ворсе ковролина рядком стоят обычные армейские двухъярусные койки, застеленные темно-синими шерстяными армейскими же одеялами. А вот объявление о необходимости стирать носки и оставлять снаружи берцы – по-прежнему висит на стене. Послушно (порядок есть порядок), стягиваю свои «пинетки» и ставлю их у стены. Носки у меня свежие, буквально три часа как надетые, так что постирушкой вечером займусь. А пока – покемарю малость, если уж выпала такая возможность. В кубаре я не один: в дальнем от меня углу, рядом с окнами, закрытыми самодельными ставнями из толстого железа, дрыхнут, негромко похрапывая, четверо парней из ночной караульной смены. Чуть ближе, через ряд коек, полусидя «медитирует» с уже почти вывалившейся из рук книжкой Женька Вальмонт. Услышав мои шаги, он было встрепенулся, но я жестом показал: спи, не дергайся. Все верно – правильный воин в свободное от службы время спит всегда, когда не ест. Потому как не знает, какой фортель и когда именно выкинет злодейка-судьба и когда в следующий раз удастся прилечь на койку или зажевать чего-нибудь вкусного. Есть я сейчас уже не хочу – позавтракал плотно, а вот покемарить – это мы сейчас устроим. Растянувшись на скрипнувшей койке прямо поверх одеяла, смежил веки. Отбой в войсках спецназа!..

– Борян, подъем!

Такие команды, особенно если они отданы пусть и негромким голосом, но с соответствующими интонациями, игнорировать не стоит. Рывком сажусь и вопросительно смотрю на замершего рядом Тимура. Тот взгляд понимает правильно.

– Нарвались-таки наши гуманитарные мародеры. Помощи просят. Срочно. Антон сказал – тебе старшим группы ехать.

Я молча головой мотнул, мол, понял. Вот же ж блин! Кузнецкий Мост, самый центр города. А мертвецы с самых первых дней, будто их магнитом тянуло, именно в центр и перли. Кстати, поэтому у нас так относительно легко получалось разные склады да небольшие магазины ближе к окраинам чистить – зомби там было немного. Ну, понятно, по сравнению с центром города немного. Разве что возле крупных гипермаркетов их тоже было полно. Но туда не совались уже мы: для выноса какого-нибудь, по-импортному выражаясь, молла наших двух взводов хватить не могло в принципе. Там народу потребуется не меньше пары полноценных мотострелковых рот. И это исключительно бойцов, не считая грузчиков и водителей. А вот в районе Кузнецкого Моста мертвяков сейчас многие тысячи. Они, правда, последнюю примерно неделю попрятались по темным и сырым местам: подвалам, подъездам, аркам проходных дворов – и в какое-то подобие медвежьей зимней спячки впали, Как наш связист Андрей Баранов сказал: «В спящий режим ушли». Вот-вот, похоже.

Но если команда «Сереги-на» просит помощи, да еще и срочной, – значит, это осиное гнездо они уже разворошили… Ладно, делать нечего, пообещали – будем выручать.

– Дежурное отделение поднимай!

– Уже. – Довольный собой Тимур широко улыбнулся. – Слава «коробку» греет, Солоха – в башне уже. Угрюмцев – в спасательной «хозяйке», тоже прогревает.

Все верно. В кузове – сам Гумаров, Буров, я и Вальмонт. Нормально. И с «хозяйкой» – новеньким двухосным светло-бежевым «Уралом», который еще в первые дни добыли в каком-то автохозяйстве, все верно придумали. «Хозяйка» у нас хорошая, до ума доведенная: окна кабины прикрыли решетками, борта и без того высокого кузова на полтора метра нарастили, бойницы в бортах прорезали, а вот крышу над кузовом делать не стали. Так проще людей из окон снимать – никакой возни с люками и переживаний, что кто-то застрянет. Нет, понятно, что всегда остается опасность нарваться на наглого морфа… Но тут уж – зевалом не щелкай, и все будет «оки-доки».

Так, если этого Серегу… Как же его фамилия-то? Ведь называл ее Пантелеев… Крамской? Кравцов? Крамцов! Точно, Крамцов он. Так вот, если он и люди его все еще живы – значит, либо на верхних этажах зданий засели, либо – вообще на крышах. На улице их уже давно бы сожрали. Но дома там старой постройки, высоченные…

На ходу подхватываю с крючка вешалки свою РПС, торопливо обуваюсь. По дороге к лестнице забегаю к нашим связистам.