Мое прекрасное искупление Макгвайр Джейми
— Я нравлюсь тебе.
— Эээ… ты ничего, по-моему, — сказал он, запинаясь.
— Но ты мой босс, и ты считаешь, что нам не следует встречаться, а теперь ты отпугиваешь всех заинтересовавшихся мной.
— Это только теория, — сказал он.
Я разорвала упаковку, положила стопку крекеров на тарелку, налила стакан теплой воды и поставила на стойку.
— Ты говоришь, что я ошибаюсь?
— Ты не ошибаешься. Но ты эмоционально недоступна, помнишь? Может, я делаю только одолжение Сойеру.
Крекеры хрустели у меня между зубов, и противное ощущение во рту, которое я испытывала из-за слишком большого количества алкоголя, только ухудшилось. Я оттолкнула тарелку и сделала глоток воды.
— Ты не должен быть таким жестким с Сойером. Он просто игрок в команде. Ты пытаешься спасти своего брата. Это важно для тебя. По какой-то причине твоя семья не знает, что ты федеральный агент, а теперь ты заставляешь брата вступить в наши ряды. Мы все понимаем это, но не стоит сливать каждую идею, которую тебе приносит команда.
— Ты знаешь, Лиис, твои наблюдения не всегда верны. Иногда дело заходит дальше, чем ты видишь на поверхности.
— Причины, ведущие к возникновению проблемы, не всегда простые, но решение — всегда.
Томас в растерянности сел на диван.
— Они не понимают этого, Лиис, и ты определенно не понимаешь.
Моя броня плавилась при виде того, как плавится его броня.
— Возможно, я бы поняла, если бы ты объяснил мне.
Он покачал головой, потерев лицо рукой.
— Она знала, что это случится. Поэтому она заставила его пообещать.
— Кто она? Камилла?
Томас поднял глаза на меня, полностью потеряв нить размышлений.
— Что, черт возьми, заставляет тебя думать о ней?
Я сделала десять шагов к дивану и села рядом с ним.
— Мы будем работать над этим вместе или нет?
— Будем.
— Тогда мы должны доверять друг другу. Если что-либо встанет между мной и работой, я устраню это, что бы оно ни было.
— Например, я? — спросил он с легкой улыбкой.
Я вспомнила наш спор в спортзале, и мне стало интересно, как бы я нашла в себе смелость сказать ЦРУ убраться с дороги.
— Томас, ты должен запомнить это.
— Что?
— У тебя что-то перепуталось в голове. Кажется, Сойер думает, что ты слишком близок к этому делу. Он прав?
Томас нахмурился:
— Сойер хотел это дело с тех пор, как я отнес его к руководству. Он хотел его, когда я был назначен руководителем, и он хотел его, когда я стал спецагентом.
— Правда? Тебя повысили из-за твоего прорыва в этом деле? Трэвис, встречающийся с дочерью Эбернати?
Я ждала ответа.
Он оглядел комнату, его лицо было мрачным.
— По большей части. Но я и работал, как проклятый.
— Тогда перестань ходить вокруг да около, и давай поймаем этих ребят.
Томас встал и стал ходить по комнате.
— Поймать их — значит, прижать их к ногтю, и самый простой способ сделать это — использовать моего маленького братца.
— Тогда сделай это.
— Знаешь, это не так-то просто. Как ты можешь быть такой наивной? — отрезал Томас.
— Ты знаешь, что нужно делать. Я не понимаю, почему ты все так усложняешь.
Томас на мгновение задумался и снова сел рядом со мной. Он закрыл рот и нос руками и потом закрыл глаза.
— Ты хочешь поговорить об этом? — спросила я.
— Нет, — ответил он приглушенным голосом.
Я вздохнула.
— Ты действительно не хочешь поговорить? Или я требую этого от тебя?
Он опустил руки на колени и сел обратно.
— У нее был рак.
— У Камиллы?
— У моей мамы.
Воздух в комнате стал тяжелым настолько, что я не могла двигаться. Я не могла дышать. Все, что я могла делать — это слушать.
Глаза Томаса были прикованы к полу, его ум был поглощен плохим воспоминанием.
— Прежде чем она умерла, она поговорила с каждым из нас. Мне было одиннадцать. Я много думал об этом. Я просто не мог, — он сделал глубокий вдох, — представить, каково это было для нее — попытаться рассказать своим сыновьям все, чему она хотела учить нас всю жизнь, имея в запасе лишь несколько недель.
— Я не могу себе представить, каково это было для тебя.
Томас покачал головой.
— Каждое слово, которое она сказала, даже каждое слово, которое она пыталась сказать, отпечаталось в моей памяти.
Я откинулась на подушки, подперев голову рукой, и слушала, как Томас описывал то, как его мама тянулась к нему, как красив был ее голос, даже несмотря на то, что она с трудом могла разговаривать, и как сильно она любила его, даже в последние минуты ее жизни. Я думала о том, какая женщина должна была вырастить такого мужчину как Томас вместе с еще четырьмя мальчишками. Какой человек мог сказать «До свидания» с достаточной силой и любовью, чтобы сохранить детство своим детям? От его описания у меня в горле встал ком.
Брови Томаса сдвинулись.
— Она сказала: твоему отцу нелегко будет это принять. Ты самый старший. Мне жаль, и это несправедливо, но это ложится на тебя. Ты должен не просто заботиться о них. Будь хорошим братом.
Подперев ладонями подбородок, я наблюдала, как эмоции пробегают по его лицу. Я не могла поставить себя на его место, но я сочувствовала ему так сильно, что мне пришлось побороть желание обхватить его руками.
— Последнее, что я сказал моей маме — что я постараюсь. То, что я собираюсь сделать с Трэвисом, ни хрена не похоже на то, что я стараюсь.
— Серьезно? — с сомнением спросила я. — Вся та работа, которую ты проделал в этом деле? Все ниточки, за которые тебе пришлось дергать, чтобы Трэвиса завербовали, вместо того, чтобы отправить за решетку?
— Мой отец — детектив полиции в отставке. Ты знала об этом? — Томас посмотрел на меня своими темно-ореховыми глазами. Он был по уши в своем прошлом, семейном багаже, вине и разочарованиях.
Я не знала точно, насколько хуже могла стать эта история. Часть меня боялась, что он собирается признаться в том, что с ним плохо обращались.
Помедлив, я покачала головой.
— Он… тебя бил?
Лицо Томаса сморщилось от отвращения.
— Нет. Ничего такого, — его глаза потеряли фокус, — Отец стоял на учете несколько лет, но он хороший человек.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Это было сразу после того, как она в последний раз поговорила со мной. Я плакал в коридоре, прямо у двери в спальню. Я хотел выпустить из себя все это, и мальчики не увидели бы меня. Я слышал, как мама просила отца оставить работу в участке и заставила его пообещать, что мы никогда не пойдем по его стопам. Она всегда гордилась им, его работой, но она знала, что ее смерть будет тяжким испытанием для нас, и она не хотела, чтобы отец делал работу, из-за которой мы могли стать сиротами. Отец любил свою работу, но он пообещал ей. Он знал, что мама права. Наша семья не могла пережить еще одну потерю.
Он провел большим пальцем по губе.
— Мы так близко подобрались с Трентоном и Трэвисом. И с Эбби, они чуть не погибли в том пожаре.
— Твой отец знает?
— Нет. Но если бы с ними что-то случилось, он бы не пережил этого.
Я тронула его колено.
— Ты хорош как федеральный агент, Томас.
Он вздохнул:
— Они не увидят меня таким. Я потратил остаток детства, стараясь быть взрослым. Я провел много бессонных часов, стараясь придумать, кем еще я могу быть. Я не мог позволить отцу нарушить обещание, данное ей. Он так сильно любил ее. Я не мог так поступить с ним.
Я дотянулась до его руки и взяла ее в свою. Его история была намного хуже, чем я думала. Я не могла представить себя, какой груз вины он носил на себе каждый день, любя работу, которую он не мог предположить, что будет иметь.
— Когда я решил поступить в Бюро, это была самая тяжелая, самая волнительная вещь, которую я когда-либо делал. Я много раз пытался сказать им, но я просто не могу.
— Тебе не нужно говорить им. Если ты действительно думаешь, что они не поймут, тогда не делай этого. Этот тайна, которую ты должен сохранить.
— Теперь это будет тайна Трэвиса.
— Хотела бы я, — я положила другую руку поверх его, — чтобы ты мог увидеть это так, как вижу я. Ты защищаешь его, насколько можешь.
— Я учил Трэвиса ходить на горшок. Я купал его каждый вечер. Мой отец любил нас, но он был погружен в свое горе. Через некоторое время, когда он нашел новую работу, он стал пить, пока не отключался. Он покончил с этим. Он все время просит прощения за то, что нашел простой выход. Но я вырастил Трэва. Я обрабатывал его царапины. Я побеждал в стольких боях с ним и дрался рядом с ним. Я не могу отправить его в тюрьму, — его голос надорвался.
Я покачала головой:
— Тебе и не нужно. Директор согласился нанять его. Он дома, свободен.
— Ты понимаешь, с чем я имею дело? Трэву придется обманывать семью и жену, как я это делал. Но я выбрал это, и знаю, насколько это тяжело, Лиис. У Трэвиса нет выбора. Не только отец будет разочарован, Трэвису придется быть под прикрытием. Только директор и наша команда будут знать. Ему придется лгать всем, кого он знает, потому что я знал, что его связь с Бенни помогла мне с его назначением. Я его гребаный брат. Что за человек делает подобное со своим братом?
Было тяжело видеть ненависть Томаса к себе, особенно зная то, что у него не было передышки в этом деле.
— Ты сделал это не только для назначения. Ты мог сказать себе так, но я не куплюсь на это, — я сжала его руку, — его страдания были настолько тяжелыми, что даже я могла почувствовать их, — И ты не заставлял его заниматься противозаконной деятельностью. Ты всего лишь пытаешься объяснить ему последствия его действий.
— Он ребенок, — сказал Томас сбившимся голосом, — Ему вот-вот исполнится двадцать один, Господи. Он хренов ребенок, и я несу ответственность за него. Я уехал в Калифорнию, не оглянувшись, а теперь он в серьезном дерьме.
— Томас, послушай меня. Ты вбил это себе в голову. Если ты не веришь в причины для вербовки Трэвиса, то он уж точно не станет этого делать.
Он обхватил мои руки своими.
Затем он поднес мои пальцы ко рту и поцеловал их. Все мое тело потянулось к нему, словно это было притяжение, которое я не могла контролировать.
Наблюдая за тем, как его губы греют мою кожу, я позавидовала собственным рукам.
Я никогда не хотела нарушить собственные правила так сильно, что совесть бушевала в моей голове. Даже половины этих противоречивых эмоций не было в ту ночь, когда я решила уйти от Джексона. Эффект, который на меня производил Томас, был чудесным, сводил с ума и пугал меня.
— Я помню того парня, которого встретила в мой первый вечер здесь, того, который без труда управляет региональным отделом или принимает решение защитить своего брата. Не важно, что ты говоришь сам себе, ты хороший человек, Томас.
Он взглянул на меня и в возмущении убрал свою руку от моей.
— Я не святой, черт возьми. Если бы я рассказал тебе историю о Камилле, ты бы не смотрела на меня так.
— Ты упоминал, что она девушка Трента. Я могу догадаться.
Он покачал головой:
— Все хуже, чем ты думаешь.
— Я бы сказала, помощь Трэвису избежать тюрьмы — это твое искупление.
— И близко не стоит, — он встал.
Я потянулась к нему, но промахнулась. Я не хотела, чтобы он уходил. У меня был целый день, и распаковывать было нечего. Когда Томас был в моей гостиной, казалось, он заполнял собой пустое пространство. Я боялась, что мне будет одиноко, когда он уйдет.
— Мы можем сделать это, ты же знаешь, — сказала я.
— Трэвис будет свободен. Он может оставаться дома со своей молодой женой, и у него будет хорошая работа. Все получится.
— Так было бы лучше. Бог задолжал мне.
Его не было в моей гостиной. Он был за много миль от меня.
— Мы должны быть сосредоточены, — сказала я, — Это будет самой лучшей хренью, которую мы когда-либо делали.
Он кивнул, подтверждая мои слова.
— А что насчет Камиллы? — спросила я, — Ты справился с этим?
Томас пошел к двери и опустил ладонь на ручку.
— В другой раз. Я думаю, на сегодня достаточно откровений.
Когда дверь захлопнулась, мои плечи дернулись к ушам, и я закрыла глаза. Прежде чем несколько картин, которые Сойер повесил на стены прошлым вечером, перестали грохотать, я в гневе откинулась обратно на подушки. Возможно, Томас мог бы сделать так, что мне было бы легче его ненавидеть, но после всего того, чем он со мной поделился, это было невозможно.
Мне было интересно, кто в Бюро знал о его личных трудностях — с его братом и делом Вегаса, и о том, что он скрывает свою карьеру от семьи. Может, Маркс, возможно спецагенты и точно директор.
Томас сделал меня своим партнером в этом. По какой-то причине он доверял мне, и это было так необъяснимо, что мне хотелось работать еще больше, чтобы распутать это дело.
Вэл говорила раньше, что у Томаса был круг преданных ему людей, и я должна была быть осторожна со словами. Теперь я была частью этого круга, и мне было любопытно, было ли это потому, что ему нужно было использовать мои способности, как он делал это с Сойером, или просто потому, что ему нужна была я.
Я закрыла лицо руками, думая о его губах на моей коже, и я знала, что надеялась и на то, и на другое.
Глава 8
— НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ, — сказала я Агенту Дэвису.
Она стиснула зубы, сидя натянуто в моем офисе.
— Вы не получите три миллиона долларов денег налогоплательщика для какой — то неподготовленной схемы.
— Это не неподготовленная схема, Линди. Это прямо здесь, в документах. Если мы переведем три миллиона на этот счет, то у нас будет доверие Вика. Вы знаете, сколько стоит для меня доверие посредника?
— Три миллиона? — спросила Дэвис, в ее больших глазах появилась надежда.
— Нет. Прекрати тратить впустую мое время, — Я продолжила печатать на моем ноутбуке, сверяясь с графиком.
У Вэл и меня будет ланч в «Фаззи», а затем я должна буду спросить Томаса, смогу ли я поговорить с другим языковым экспертом, агентом Гроувом, о некоторых несоответствиях в его отчете.
Дэвис стукнула по моему столу и встала.
Еще один любитель покомандовать, Ее ворчание стихло, когда она подошла к двери
— Агент Дэвис, — окликнула я ее.
Она резко обернулась, ее длинный коричневый "конский хвостик" издал щелкающий звук.
Раздраженное выражение на ее лице стало сильнее, когда ее взгляд встретился с моим.
Уясните для себя раз и навсегда. Я не любитель покомандовать. Я ваш чертов начальник.
Строгий взгляд Дэвис смягчился и она моргнула.
Хорошего дня, агент Линди.
— Аналогично, Агент Дэвис, — Я двинулась в ее сторону, чтобы закрыть дверь, но поскольку она уже закрылась, я надела наушники и включила цифровой файл, который Томас прислал мне этим утром.
Перевод, сделанный агентом Гроувом несколько дней назад, был точен, за исключением некоторых моментов. Я собиралась обсудить это с Томасом гораздо раньше, но что — то не сложилось. В основном, нестыковки выражались в цифрах, но потом агент Гроув начал перечислять подозреваемых неправильными именами, искажая общую картину.
Я сбросила наушники и вышла в комнату команды, по пути заметив, что агента Гроува нет на рабочем месте.
— Вэл, — позвала я, — Ты видела Мэддокса?
Она подошла ко мне, держа маленькую упаковку чипсов в одной руке и слизывая соль с пальцев на другой.
Он кого — то допрашивает в Центре Обслуживания Талибан.
Я нахмурилась.
— Серьезно? Мы действительно собираемся назвать его так?
— Его все так называют, — сказала она, пожав плечами.
Вэл говорила о здании напротив нас, которое можно оценить в миллион долларов, наше стоит намного дороже. Это здание используется как контрольно — пропускной пункт безопасности для посетителей, и здесь мы допрашиваем интересующих нас людей. На тот случай, если они или их друзья попытаются принести взрывчатые вещества, главное здание будет в безопасности.
Кто — то назвал этот контрольно — пропускной пункт как Центре Обслуживания Талибана, и по какой — то странной причине, прозвище закрепилось. Я щелкнула своим идентификационным значком — привычка удостовериться, что я его нигде не забыла — и вышла. Как обычно это была милая прогулка через автостоянку к зданию контрольно — пропускного пункта, но небо неожиданно затянуло серыми тучами, и крупные капли дождя начали падать, стоило мне только выйти на улицу после того, как я ступила на бетон.
Воздух пах металлом, я сделала глубокий вдох. Прошлая неделя была проведена, в основном, в закрытом помещении. Это было что — то, к чему я не была готова. Было легко работать за столом в низких Чикагских температурах. Работать, когда за окном светит солнце, оказалось гораздо сложнее, а такие дни шли один за другим. Подняв голову, я увидела вспышки молнии на окраине города.
Гораздо проще работать в ненастную погоду. Я прошла сквозь стеклянные двери, встряхивая руками, капли дождя одна за другой падали на ковер. Несмотря на то, что я промокла, настроение было отличное.
Я посмотрела на агента за стойкой регистрации с широкой улыбкой. Ее не впечатлила ни мое настроение, ни мои манеры, ни даже то, что я решилась на долгую прогулку под дождем.
Скрыв улыбку, я прочистила горло
Где спец агент Мэддокс?
Она долго разглядывала мой пропуск, а затем указала себе за спину.
Во второй допросной.
Спасибо, ответила я. И прошла через защитные двери, слегка наклонившись, чтобы приложить пропуск к черному квадрату в стене. Со стороны это выглядело смешно, и, похоже, мне в срочном порядке стоит обзавестись подвижным держателем для пропуска.
Дверной замок щелкнул и впустил меня внутрь. Я прошла вдоль коридора, прежде чем прошла через двери и увидела Томаса, который наблюдал, как агент Гроув допрашивал неизвестного человека, это был мрачный долговязый азиат, в спортивном костюме.
Агент Линди, сказал Томас.
Я скрестиа руки на груди, боясь замерзнуть в промокшей блузке.
Как долго он здесь?
Не особо долго. Он решил сотрудничать с нами.
Прислушиваясь к разговору на японском языке, я практически моментально нахмурилась.
Почему ты здесь? Спросил Томас.
У меня появилось несколько вопросов по переводу Гроува. Мне нужно разрешение от тебя, чтобы поговорить с ним
По делу Якудзы?
Да.
Он безразлично хмыкнул.
Твое пребывание здесь конфиденциально.
Кто — то оставил его отчеты под моей дверью. Предполагаю, агент Гроув узнал, что я тоже языковой специалист и захотел узнать мое мнение.
Предположения могут оказаться очень опасными для жизни, Лиис. Я оставил эти файлы у тебя.
Оу.
Ты что — нибудь нашла?
Много чего.
Я посмотрела через окно на трех мужчин, что были внутри допросной. Второй агент сидел в углу, делая записи, и он казался скучающим.
А это? спросила я
Питтмен. Он разбил третий внедорожник и теперь назначен на бумажную работу.
Я взглянула на Томаса. Его лицо было безразличным.
Тебя совсем не удивило, что я нашла нестыковки, — сказала я, глядя на Гроува через односторонне стекло. Я указала на него
— Вот сейчас. Он перевел, что одиннадцать бывших членов Якудзы проживают там же, где и подозреваемые бюро.
Ну и?
Но этот человек утверждает, что в том здании проживают действующие члены мафии, и их восемнадцать, а не одиннадцать. Гроув ошибается. Либо он не знает японский, либо пытается дезинформировать нас.
Агент Гроув поднялся со своего места, оставляя незнакомца со вторым агентом. И медленно вышел, прикрывая за собой дверь. Увидев нас, он вздрогнул, но быстро пришел в себя.
Агент Мэддокс, произнес он
Кто — то не такой внимательный, мог не заметить легкое дрожание его пальцев, когда он поправил свои очки. Это был полноватый мужчина, с желтоватой кожей лица. Глаза выглядели почти черными, а тонкие усы постоянно шевелились, стоило ему открыть рот.
Томас указал на меня той же рукой, которой держал стакан кофе.
Это агент Линди, новый руководитель группы пять.
— Я слышал о вас, — ответил Гроув, смотря на меня, — Вы из Чикаго.
Родилась и выросла.
Гроув посмотрел на меня и в его взгляде читался немой вопрос: Корейка я, японка или киатаянка. Он пытался понять, могу ли я поймать его на лжи.
— Может быть, вы поможете мне? У него странный акцент, который сбивает меня с толку, — предложил Гроув
Я пожала плечами.
Я? Я не знаю японский. Правда, думала взять пару уроков.
Томас подыграл.
Может быть, поможешь ей, Гроув?
Как будто у меня есть на это время, — проворчал он, потирая потные ладони, друг о друга
Это просто предложение, ответил Томас.
Схожу за кофе. Увидимся.
Томас приподнял подбородок, ожидая, пока агент Гроув покинет комнату.
Отлично сыграно, начал он, рассматривая каракули Питтмена.
Как давно ты догадался?
У меня были некоторые подозрения еще три месяца назад. В итоге убедился, когда с ордером ввалился в пустую квартиру, в которой за несколько дней до этого обитали члены Якудзы
Я выгнула бровь.
Томас пожал плечами.