Темные (сборник) Гелприн Майкл

Лиза уселась рядом с Гошей и взяла на колени Зайку. Дрянной клоун, посигналив-таки еще раз, нажал на газ.

Девочка огляделась. В темном салоне они были не одни. Трясущиеся на кочках полуистлевшие фигуры были невозмутимы и выражали крайнюю степень равнодушия. Казалось, они путешествуют в этом автобусе уже не одно десятилетие, никак не могут сойти – давно забыли, куда и зачем отправились…

Наконец автобус резко затормозил возле большого белого здания, окруженного высоким кованым забором. Лиза поспешила к выходу, однако двери открылись только после того, как Гоша отвесил внушительный подзатыльник заметно поскучневшему клоуну.

Лиза испытывала новое странное чувство, пока Гоша вел ее за руку через больничный парк. Сожаление? Благодарность? Любовь?

– Гоша, мы еще увидимся когда-нибудь? – спросила девочка, когда они остановились перед массивной, обитой железом дверью.

Парень тепло улыбнулся и кивнул.

– Я буду ждать, – сказал он, – буду ждать тебя в самом начале пути. Только не скоро. Очень не скоро.

Лиза потянула на себя дверную ручку.

– И знаешь, – добавил Гоша на прощание, – я думаю, что Зайка все-таки мальчик.

Ушастый обернулся к нему и благодарно сощурил глазки.

***

– Ой, часы посещений уже скоро. Она всегда раньше времени приходит!

– Ага, как будто ее здесь ждут!

– Да еще книжку опять новую принесет, ту ведь дочитала уже…

– Ага. Как будто ее здесь кто-нибудь слушает!

Одна из медсестер, та, что помоложе, заканчивала устанавливать капельницу. Другая протирала пыль с подоконника и меняла воду в стеклянной вазе с разноцветными розами. Солнечные лучи бесцеремонно пробивались сквозь жалюзи и ложились на пол палаты ровными ярко-желтыми полосами.

– А вообще, жаль ее, конечно, – дочка-то уже полгода в себя не приходит.

– Ну да, вообще-то… Только вот книжки эти вслух… как-то… Надежды ведь нет никакой… Ой! Здрассте!

В палату вошла женщина и приветливо улыбнулась медсестрам грустными глазами.

– Я рано? – как бы извиняясь, спросила она.

– Да чего уж! – великодушно махнула рукой сестра помоложе, и обе вышли.

Женщина с тихой улыбкой присела рядом с койкой, на которой лежала худенькая бледная девочка. Ее глаза были плотно закрыты, пшеничные волосы разметались по подушке, пижама в клеточку была расстегнута и приоткрывала заострившиеся ключицы. Одной рукой девочка приобнимала старого плюшевого зайца, наполовину скрытого под одеялом.

– Лиза, я принесла «Русалочку» Андерсена, – поглаживая девочку по руке, сказала женщина, – Знаю, я ее тебе уже читала…

И тут женщина осеклась на полуслове и уронила на пол большую книжку с красивыми картинками.

– Мама? – Девочка смотрела на нее удивленными голубыми глазами.

Женщина пыталась сделать вдох и не могла. Слезы полились из ее глаз, не дожидаясь, когда она сможет дышать, чтобы заплакать по-настоящему.

– Мама! – радостно прошептала девочка и улыбнулась.

Олег Кожин

Памятка юного бродяжки

1

Юный бродяжка никогда не выходит из дома налегке. Даже если за окном жарит солнце, а на календаре середина июля, юный бродяжка берет с собой теплые вещи, непромокаемую обувь и запасные сухие носки. Потому что для покинувшего дом – непогода всегда внезапна, и без теплых вещей юный бродяжка так же уязвим, как последний «енот», потерявший свои рукавички…

***

К вечеру Галка совершенно отчаялась. До сегодняшнего дня, и даже до конкретного момента, наступившего примерно в четверть шестого, она и помыслить не могла, насколько далеки ее представления от истинного значения этого слова. Плащ, не предназначенный для такой погоды, совершенно не спасал от пронизывающего ветра, который хоть и пах весной, но все еще оставался по-зимнему лютым. Ноги, по щиколотку утопающие в рыхлом снегу, промокли насквозь. Щеки потеряли всяческую чувствительность. Виски ломило от холода. А спешащие с работы домой люди по-прежнему пробегали мимо, не задерживаясь ни на секунду. Точно не замечая ее протянутой руки. Так что, да, Галка была в совершеннейшем отчаянии. Настолько, что впору сесть в подтаявшую снежную кашу и разрыдаться от бессилья.

Возможно, именно так она бы и поступила. В конце концов, когда исчерпаны иные варианты, жалость к себе приносит хотя бы видимость облегчения. К счастью, от полной потери самоуважения Галку спас голос. Незнакомый, тонкий, явно девчачий, он раздался откуда-то из-за спины:

– Так ты до завтра даже на коробок спичек не натаскаешь.

На скамейке, еще минуту назад занятой лишь холмиками спрессованного снега, стояла девочка лет тринадцати. Остренькая лисья мордочка утыкана пирсингом, как булавочная подушка. Промозглый мартовский ветер треплет рваные пряди волос, обнажая высоко выбритые черные виски. Крашеная. Не бывает на свете волос настолько огненно-рыжих, что о них хочется погреть озябшие руки. Галка спрятала онемевшие ладони в карманы, а вместе с ними постаралась спрятать и зависть к экипировке незнакомой девчонки. Молния «косухи» застегнута под горло, воротник высоко поднят. Толстая черная кожа надежно защищает и от ветра, и от мокрого снега. И где только эта пигалица отыскала куртку своего размера? На тощую шею намотан зелено-бело-оранжевый шерстяной шарф, напоминающий какой-то флаг. На ногах теплые гетры в той же цветовой гамме, надежно заправленные в здоровенные, чуть ли не до колен, ботинки со шнуровкой. Сама Галка выскочила на улицу, набросив на плечи тонкий плащик, сезон для которого наступит, в лучшем случае, через месяц. Ни шапки, ни шарфа, ни даже перчаток. Перед тем как покинуть дом, Галка была так занята, забивая просторную холщовую сумку «самым необходимым», что попросту забыла их взять. Среди нужных вещей оказался маникюрный набор, отцовская зажигалка, мамин ободок, пачка сухариков со вкусом сыра, два яблока и пяток книжек по психологии. Сейчас Галка с радостью обменяла бы все это на пару шерстяных носков и кружку горячего какао.

Малолетняя неформалка грызла фисташки, разламывая их аккуратными черными ноготками. Скорлупки усеивали снег, точно высушенные панцири неведомых жуков. Отправляя орешки в рот, рыжеволосая нагло пялилась на продрогшую Галку, а та неуютно ежилась под ее взглядом, неожиданно цепким, циничным и наметанным. Так опытная домохозяйка смотрит на рыбу, прикидывая, какая часть пойдет на котлеты, а какая на уху.

– Я с вас просто фигею, – девчонка с хрустом разгрызла фисташку. – Люди годами нормально аскать учатся, а вы… пять минут на улице, а все туда же! Дайте-подайте!

– Я не… – начала было Галка, но осеклась. Чтобы произнести это слово, потребовалось приложить некоторые усилия. – Я не… не побираюсь! – с вызовом закончила она.

– Врешь. Врешь. Врешь, – с каждым словом девчонка щелчком посылала в Галку нераскрытые фисташки. – Глупо. Зачем врешь, если не умеешь?

– Ты обо мне ничего не знаешь! – с вызовом буркнула Галка. И тут же устыдилась своих слов, настолько беспомощно, по-детски они прозвучали. Да с какой вообще стати она тут распинается перед этой припанкованной малолеткой?! Стоит тут, от горшка два вершка, взрослую из себя корчит! А сама, по виду, года на четыре младше Галки! Она ничего о ней не…

– Я про тебя все знаю. Поверь. Ты – Галя Евсеева. Учишься в гимназии, выпускной класс. Собираешься поступать на психфак. Любишь, когда тебя называют Галкой. Ты даже вместо росписи галочку ставила, пока взрослые не объяснили тебе, что «так нельзя». Ты часто летаешь во сне, а еще… – наглая девчонка с задумчивым видом сгрызла последний орешек фисташку, – а еще ты только что ушла из дома. Без оглядки и, если я не ошибаюсь, без денег. Достаточно?

Вопрос был явно риторическим, поэтому Галка поспешно захлопнула отвалившуюся челюсть. Рыжая деловито отряхнула руки и легко спрыгнула со скамьи.

– Пошли, проведу, – бросила она через плечо, и, не оборачиваясь, двинулась к выходу из парка. – И да, меня зовут Лиля. Спасибо, что спросила. Можешь не запоминать.

Понадобилось несколько секунд, чтобы зудящее любопытство побороло-таки стыд и злость на маленькую нахалку. Евсеева стремглав кинулась догонять удаляющуюся странную девчонку. Ходила пигалица быстро. Догнав ее у самого выхода из парка, Галка пристроилась сбоку, стараясь идти в ногу. В учебниках по психологии она читала, что, синхронизировав движения, можно расположить человека к себе. Это тоже было унизительно и стыдно – подстраиваться под эту наглую… Но все же не настолько, как стоять с протянутой рукой под равнодушными взглядами прохожих.

– Ку… – Мерзкий ветер дунул Галке прямо в рот, затолкав обратно слова, вместе с деловым тоном. Уже через секунду Галка откашлялась, но эффект оказался безнадежно испорчен: все заранее подобранные интонации звучали фальшиво и глупо. – Куда мы направляемся?

Впрочем, Евсеева не была до конца уверена, что ее психологические крючочки подействуют на новую знакомую. Девочка танком перла навстречу лихорадочному ветру. Черные ботинки месили кашеобразный снег, точно гусеницы.

– Искать твое место в этом мире.

Фраза, сулящая новые открытия и головокружительные приключения, в исполнении Лили звучала избитым зазубренным рефреном. Так разговаривают вышколенные консультанты крупных компаний, вынужденные проталкивать набившую оскомину слова сквозь широкую, радушную и насквозь фальшивую улыбку. И еще роботы сотовых операторов. «Здравствуйте, вас приветствует компания „бла-бла-фон“, если вы хотите „найти свое место в этом мире“, нажмите „один“».

– Что искать? Кто ты? Куда ты меня ведешь? Как ты все обо мне…

С неожиданной властностью Лиля вскинула ладонь, разрубая поток вопросов. Вжикнул молнией карман «косухи», и черные ноготки протянули Галке сложенный вчетверо, изрядно помятый и запачканный лист бумаги.

– Это что? – настороженно принимая лист, поинтересовалась Евсеева.

– Памятка юного бродяжки, – не сбавляя шаг, ответила провожатая. – Я уже семь лет в деле. Поверь, отвечать на ваши вопросы только в первый раз весело, а по…

– Ваши? – перебила Галка. – Ты сказала «ваши»?!

– Да, я сказала «ваши», – резко остановившись, Лиля устало прикрыла глаза и тяжело вздохнула. – Не строй иллюзий о собственной уникальности. Вы каждый март косяками валите! Просто прочти, и все вопросы сами отпадут. Не боись, там немного… хотя такую начитанную барышню объемами не напугаешь, да?!

Пожалуй, впервые в жизни Галке нестерпимо захотелось ударить человека. Только нахальная уверенность спасала Лилю от хлесткой пощечины. Галка проглотила злость и раздражение. Вкус у них оказался островатым, но терпимым. Принимая условия игры, Евсеева кивнула. Однако, разворачивая листок, все же не удержалась и нарушила молчание:

– А почему именно в марте?

– Весна, – Лиля неопределенно пожала плечами. – У психов обострение.

2

Юный бродяжка никогда не упускает возможности заговорить с незнакомцем. Особенно если незнакомец выглядит странно, безумно или даже потенциально опасно. Тем лучше. Потому что покинувший дом никогда не знает, кем окажется его проводник и на каком пути им суждено встретиться…

***

Они появляются, едва утихнут студеные февральские ветра. Вместе с началом весны они приходят, как проталины на асфальте, как обрывающиеся с крыш сосульки, как солнце, яростно пожирающее сугробы. Заполоняют улицы и переулки, бродят, потерянные, попрошайничают, крадут, убегают, прячутся, ищут. Дорогу к… нет, не к дому. Дом у них уже был, и им там не понравилось. Это вовсе не означает, что дома их обижали! Просто однажды, выглянув в форточку и вдохнув поднимающийся от земли запах талого снега, каждый из них внезапно понял, что должен быть совершенно в другом месте и заниматься совершенно другими делами: покорять неприступные горы, искать забытые клады, дрейфовать на льдинах. Да мало ли? Именно за этим уходят они, второпях, налегке, боясь тратить время на сборы, – а вдруг выветрится, ускользнет странный, звенящий зов?

Им неуютно в бетонной рубахе Города, тяжелой и грубой. Их уход такое же естественное явление, как массовое самоубийство леммингов. Около пятидесяти тысяч детей пропадает каждый год. Пятую часть потеряшек так никогда и не находят. И если отбросить убитых и закопанных в лесах, утонувших в болотах, украденных цыганами, сожранных тварями, чьи глаза никогда не видели дневного света, останется одна пятая от одной пятой. Это и будут они – потенциальные читатели Лилиной «Памятки юного бродяжки».

В исполнении Лили все выглядело далеко не так поэтично и красиво, но Галка, окрыленная осознанием собственной значимости, еле сдерживалась, чтобы не побежать вприпрыжку. Следуя за проводницей, она больше не замечала промокших ног, не чувствовала бьющей в затылок мелкой ледяной шрапнели. За плечами ее вырос незримый белый парус невообразимых размеров. Вырос и развернулся, наполняясь попутным ветром.

Галочка Евсеева всегда знала о своей уникальности. Всегда! Чувствовала ее, как чувствуется включенный телевизор, даже когда он без звука работает в другой комнате. Верила, что такой необычной девочке не место среди заурядных людей. Она слишком хороша для обычной школы и хрущевской двушки! И пусть сварливая Лиля несколько раз делала акцент на том, что Галка у нее далеко не первая «бродяжка», что с того? Ведь пятая часть от пятой части! А то и того меньше! Не серая масса – индивид!

– …инвалид, – в рифму ее мыслям буркнула Лиля.

– Что, прости? – Осознав, что думала вслух, Галка залилась краской.

– Я говорю, инвалид ты, а не индивид, – хмыкнула Лиля. – И все вы такие… недоделанные. Башка вроде на месте, а пользы от нее – только шапку носить! Да и ту…

Окинув критическим взглядом непокрытую голову Евсеевой, панкушка вновь неодобрительно хмыкнула.

– …уходите в самое неподходящее время, так еще и одеваетесь как на бал! Ни перчаток, ни обуви нормальной! Про сменное белье вообще молчу… как можно уйти из дому куда глаза глядят, и не взять с собой ни денег, ни еды? Ка-а-ак!?

– Еду я взяла, – в робкой попытке реабилитироваться, Галка вынула из сумки одно яблоко. – Вот.

– Ого! – Лиля выпучила глаза в притворном удивлении. – Ну угощай тогда!

Неестественно красное яблоко легло в требовательно протянутую ладонь. Лиля с хрустом отгрызла кусок, скривилась и, не дожевав, сплюнула под ноги. Практически целое яблоко на ходу зашвырнула в первую подвернувшуюся урну.

– Все. Нету у тебя еды. Дальше что? Молчишь? Тогда давай я тебе расскажу. Ты ведь неспроста там подаяние выпрашивала. Билет на межгород нужен, правильно? Пра-а-авильно. А денег нет! А ведь билет – это еще полбеды. Ты удивишься, но даже дивные феи вроде тебя иногда хотят есть. И писать хотят. Ты сможешь пописать в подворотне? Я тебе больше скажу, руки у феи мерзнут точно так же, как у последнего «енота», потерявшего свои рукавички. Да в общем-то с твоими навыками выживания только в «еноты» прямая дорожка, баки потрошить…

– «Еноты» – это кто? – рискнула спросить Галка.

– Ну, знаешь – «еноты», – Лиля неопределенно покрутила рукой в воздухе. – Такие маленькие жулики. Поют песни про улыбку, жрут осоку и – в муль-тиках, конечно, не показывают, но, вообще, это их основное занятие – роются в помойках. Бомжи, короче. Великий Случай, ты даже этого не знаешь!

– Вроде этой? – шепнула Галка, незаметно ткнув пальцем в сторону мусорных баков, застывших в бетонной оградке недалеко от дороги.

Нависнув над грязными металлическими коробками сломанным фонарным столбом, спиной к девочкам стояла высокая фигура, замотанная то ли в черное вязаное одеяло, то ли невероятных размеров шаль. Ни рук, ни ног видно не было, отчего складывалось ощущение, что над «мусоркой» склонилась гигантская скрюченная гусеница. Лишь лопатки и плечи, активно шевелящиеся под тканью, выдавали, что какие-то конечности у нее все-таки имелись. Невидимые руки обшаривали баки, расшвыривая в стороны мусор. Ветер тут же подхватывал обрывки газет, дырявые полиэтиленовые пакеты и пластиковые бутылки, играючи утаскивая их за собой.

Лиля до боли сжала Галкин локоть. С неожиданной силой поволокла ее через дорогу, не обращая внимания на нервные гудки проносящихся мимо автомобилей. По исколотому пирсингом остренькому личику расползлась холодная бледность. Поддавшись ее настойчивости, Евсеева позволила перевести себя на другую сторону. Уже там она с интересом обернулась, пытаясь понять, что же так напугало ее проводницу.

Вопросы отпали сразу, стоило ей увидеть черные глазами «помоечницы». Начисто лишенные радужки, будто выточенные из обсидиана, они были посажены так широко, что казалось – еще немного, и сползут на виски. Абсолютно нечеловеческие глаза. Длинный, мясистый, невероятных размеров нос дернулся, принюхиваясь, и…

…Галку вырвало на асфальт. Проходящая мимо толстая тетка с набитым продуктами пакетом неодобрительно покачала головой. Видимо, решила, что девочка пьяна. Галка и чувствовала себя пьяной, шатаясь из стороны в сторону, с трудом преодолевая головокружение.

– Быстрее, быстрее, – поторапливала ее Лиля. – Прекрати блевать и шевели поршнями!

– Это, это… – преодолевая вновь подползающую к горлу рвоту, выдавила Галка, – у нее во рту… это…

– Не знаю. Неважно, – Лиля говорила рассеянно, односложно, что-то лихорадочно обдумывая. – Ходу, Галка, ходу!

– Кто это?! – Вспомнив дергающийся нос, Галка всхлипнула. – Что за… за… хрень?!

– Мора, – перехватив девушку за ладонь, Лиля увлекла ее в неприметный дворик, образованный двумя сталинскими пятиэтажками. – Это ж надо было так лохануться… Теперь каждая мора в Городе о тебе узнает…

– Каждая!? – взвизгнула Галка. – Она еще и не одна?!

– Стой, – перебила ее Лиля, резко останавливаясь.

Галка затравленно огляделась. Заброшенная детская площадка, забитая машинами парковка, газовая колонка на отшибе, небольшой пустырь, на котором, судя по характерным признакам, выгуливают собак. Прямо перед девочками, вплотную прижавшись к бетонному забору, опоясавшему какое-то административное здание, высился громадный тополь, узловатый и наполовину высохший.

– Дай-ка, – Лиля бесцеремонно сорвала с Галки сумку. Раскрутив холщовый мешочек над головой, лихо запустила его в голые кусты, захватившие половину пустыря.

– Вот так, – отряхивая ладони, пробормотала она. – Пусть поползают, поищут. Пошли.

– Куда? – слабо спросила Галка.

– Подальше отсюда, – отрезала Лиля, протискиваясь между деревом и забором.

Юркая фигурка Лили исчезла за изгибом ствола и… Обойдя дерево, Галка непонимающе оглядела выход из зазора. Там никого не было.

– Лиля? – робко позвала она. – Лиля?!

Не совсем понимая что она делает, подстегиваемая страхом перед кошмарной морой, Галка обогнула дерево и с разбегу ввинтилась в узкий ход, в конце которого маячил нездешний свет ласкового солнца.

***

Завернутая в черный саван фигура меланхолично дожевала толстую крысу. Словно макаронину, втянула голый чешуйчатый хвост между мелкими острыми зубками. Широченные ноздри зашевелились, избавляясь от острой крысиной вони. Нос, похожий на утиный клюв, затрепетал, силясь найти то, что так смутило его обладательницу несколько мгновений назад. Уловить странно будоражащий аромат. И когда ему, наконец, удалось вычленить этот запах среди сотен других, наполняющих весенний Город, в потухших глазах моры вспыхнуло пламя охотничьего азарта. Запрокинув уродливую голову, она распахнула безгубый рот и неслышно завыла в пасмурное небо. Отражаясь от низких туч, зов ее полетел по переулкам и дворам, пробуждая беззвучные всхлипы и рыдания.

Оставляя за собой индевеющий след и замерзшие лужи, черная фигура настороженно поплыла по исчезающему запаху. Мора вышла на охоту.

3

Более всех других тварей юный бродяжка опасается мору. Есть существа более злобные, лютые и коварные. Есть сладкоголосые призраки и отчаянные сборщики удачи. Есть неупокоенные мертвецы и твари, чьи глаза никогда не видели солнца. Но во всех обитаемых мирах нет преследователя более целеустремленного, когда дело касается души юного бродяжки. Потому что покинувший дом лишается и защиты, что дают ему родные стены, а без защиты юный бродяжка – законная добыча моры…

***

Галка боялась открыть глаза. Непривычно яркое солнце выжгло на сетчатке фиолетовые круги, и теперь они плавали под сомкнутыми веками. В ноздри полез густой смолянистый аромат свежей хвои. Подушечки пальцев утопали в опавших иголках и маленьких шишках. Здесь, где бы это «здесь» не находилось, было ощутимо теплее.

– Ты, конечно, можешь до вечера стоять в позе взявшего след спаниеля, – раздался над ухом насмешливый Лилин голос, – но я предлагаю зайти в дом.

Пошатываясь, Галка встала на ноги. Хмурый весенний город исчез. Перед ними лежала небольшая поляна, окруженная густым хвойным лесом. Галка обернулась через плечо. Так и есть – тополь превратился в невероятных размеров ель.

– Где мы? – Галка захлопала глазами, пытаясь сморгнуть наваждение.

– В лесу, – пожала плечами Лиля. – Яга любит, чтобы чаща потемнее да елки погуще. Чтобы у всех новеньких сразу коленки тряслись. Позерка старая… Ладно, пошли, нехорошо заставлять пожилую женщину ждать…

Робко семеня следом за проводницей, Галка неуверенно поглядывала на невысокий плетень, украшенный битыми глиняными горшками и… черепами. Рогатыми – коровьими, и зубастыми, вероятно волчьими. Она старательно делала вид, будто не замечает избу с разлапистыми лосиными рогами вместо конька, что возвышалась на толстом, рассеченном ромбиками естественного узора столбе, подозрительно напоминающем… Черт! В таком месте не поверить в реальность сказочной Яги просто невозможно!

– Привет, Крис! – громко крикнула Лиля. – Помнишь меня?

Невысокая светловолосая девушка пронеслась мимо них, что-то бормоча под нос. Галка разобрала лишь «еловый корень с южной стороны» и «муравьиный сок».

– Видала?! – гордо кивнула ей вслед Лиля. – Я ее сюда пару лет назад привела. Ей тогда сколько тебе сейчас было. И тоже – ни украсть, ни покараулить. А теперь – без пяти минут ведьма!

Галка проводила недоверчивым взглядом удаляющуюся спину. Крис было никак не меньше двадцати пяти лет. При самом щадящем подсчете.

– У Яги время немного с прибабахом, – точно услыхав ее мысли, продолжила Лиля. – Бывало, приведешь к ней человека, а на следующий год – бац! – он, оказывается, уже выучился и дальше пошел или вообще от старости помер…

Лицо ее стало серьезным и сосредоточенным.

– Плохо, что Кристинка еще здесь. Яга двух учениц за раз не берет, – Лиля сомкнула пальцы на перекладине лестницы. – Ладно, зайдем уж, раз пришли…

Лиля по-обезьяньи ловко вскарабкалась в избу. Евсеева, пыхтя, забралась следом. Взрывшие землю когти гигантской куриной ноги не внушали ей доверия. Галка была готова к тому, что изнутри избушка окажется необъяснимо больше, к черепам «добрых молодцев», горкой сложенных у выхода, к бурлящему колдовским варевом котлу. Едкое чувство разочарования поднялось со дна желудка, когда ничего подобного в жилище Яги не оказалось.

Одинокую комнату, больше похожую на медицинский кабинет, так и тянуло обозвать студией. Единственным элементом, напоминающим, что дом все же стоит посреди непроходимого леса, оказалась русская печь, выбеленная так, что слепило глаза. Возле окна примостился широкий стол, погребенный под пробирками, ретортами и змеевиками. За столом оказалась не горбатая карга с бородавкой на носу – высокая женщина в белом медицинском халате. В возрасте, но очень хорошо сохранившаяся.

– Привет, старая, – развязно поздоровалась Лиля.

– Ох, Лиля, Лиля… С тобой я начинаю жалеть, что исключила человечину из рациона.

Сделав пометку в журнал, женщина оторвалась от наблюдений и повернулась к гостьям. Заметив, как побледнела Евсеева, Яга подмигнула ей:

– Не обращай внимания, это шутка такая…

Впрочем, от Галки не укрылось двойное дно этой «шутки». Пойди пойми, то ли Яга действительно пошутила про человечину, то ли… то ли ничего она не исключала. Пожевывая нижнюю губу, ведьма смерила Галку взглядом. Глаза Яги оказались глубокими, яркими, точно контактные линзы, и такими… по-доброму волшебными. Сказочные глаза. Глядя в них, хотелось верить, что все будет хорошо или, в самом худшем случае, нормально. Все бродяги найдут свое пристанище, все потеряшки вернутся до…

– Нет, не возьму, – сказала Яга. – Добро б способности были какие выдающиеся, а так… у меня Криська еще недоучена.

– Я и не рассчитывала, – буркнула Лиля. – Думала, присоветуешь, кому ее сплавить?

– А чего тут советовать? Это ведь не только ее путешествие, Лиля. Пора уж, тебе не кажется? – туманно вопросила Яга. – Сколько можно жить на две жизни?

– Ну спасибо, блин, за помощь, старая, – внезапно окрысилась Лиля. – Пойдем-ка мы, пожалуй.

Галка позволила увлечь себя к выходу, хотя уходить не хотелось до чертиков. Хотелось остаться с Ягой и до самой зари выспрашивать про чудеса и тайны, распивая ароматный чай. У Яги наверняка очень вкусный чай!

Ведьма поднялась со стула и неловко поковыляла провожать незваных гостей. Правая нога ее при этом не гнулась и стучала по полу так, что никаких сомнений в ее природе не оставалось.

– Достала уже со своим двоежизнием! – зло фыркала Лиля, спрыгивая на землю, рядом с Галкой. – Ты, старая, хоть обратно нас подкинь, раз толку от тебя никакого.

– Это можно, – благосклонно кивнула Яга. – Избушка-избушка! Повернись к лесу передом, к нашим дорогим гостям… кхмм… задом!

Заметив, что Галка не сводит с нее доверчивых восторженных глаз, ведьма наклонилась вперед.

– Что-то хотела спросить, дитя? Ну так не тяни. Время еще есть.

– А что вы здесь делаете? – выпалила снедаемая любопытством Галка. – Ну, со всей этой химией?

– Кристина думает, что лекарство от рака. А Лиля, что героин, – Яга хитро прищурилась. – Тебе что больше нравится?

Галка смешалась и покраснела. Пока она лихорадочно соображала, как лучше ответить, избушка внезапно подпрыгнула, лихо крутанулась на сто восемьдесят градусов и… Галка даже не успела испугаться, как вокруг них выросли серые городские стены, а в едва просохших сапожках вновь стало холодно и мокро.

4

Юный бродяжка ничему не удивляется. Он сталкивается с невероятными явлениями и фантастическими событиями, но встречает их с холодной, расчетливой решимостью. Потому что покинувший дом понимает: во всех обитаемых мирах нет ничего невероятнее и фантастичнее человека, добровольно покинувшего родной дом.

***

– Доброго-предоброго дня, Лилечка! Тебе и твоей прелестной спутнице!

Он появился из ниоткуда. Только что рядом сновали раздраженные, усталые люди, отряхивались от липкого снега, шмыгали носами, шумные и нервные. А уже в следующую секунду вокруг ни души, и даже ветер утих. На опустевшем тротуаре, перегородив девочкам дорогу, стоял долговязый хиппи с длинными по-русалочьи рыжими волосами, шторками спадающими на узкие плечи. Вытертые джинсы заправлены в тяжелые ботинки, куртка-ветровка распахнута настежь. Под ней – грубой вязки зеленый свитер со странным узором: то ли замком, то ли католической церквушкой, над которой латиницей вышито «HAMELN 1284».

Пропустив приветствие мимо ушей, Лиля ответила довольно грубо:

– Мы спешим, Дудочник. Освободи проезд.

Хиппи проигнорировал дерзкий тон девчонки, бывшей лет на двадцать моложе и килограммов на сорок легче. Продолжил как ни в чем не бывало:

– Давно тебя не видел, – Дудочник говорил с едва заметным акцентом, похожим на прибалтийский. – Я смотрю, сезон уже начался?

Он деликатно поклонился Галке. Та не удержалась, ответила шутливым книксеном. Лишь лицо Лили, омраченное нескрываемым недовольством, портило атмосферу всеобщей вежливости.

– Губу закатай, – вместо ответа огрызнулась Лиля. – Эта не из твоих.

– А вот сейчас мы и узнаем…

Галка с интересом следила за их перепалкой, не понимая правил игры, но чувствуя, что уже стала ее частью. Или же была ею с самого начала. С ловкостью фокусника хиппи извлек из воздуха продолговатый футляр. Щелкнула плотная крышка, и в длинных пальцах застыла тонкая, побелевшая от времени дудка. Узкие губы обхватили мундштук, и по полой трубке потек воздух, превращающийся по пути в нереальные, чародейские звуки. Дудочник заиграл.

Галка никогда не думала, что играть можно так. Она словно присутствовала при акте творения. Не простого «придумывания», а самого настоящего созидания, оставляющего после себя извилистый след на широкой ладони Вселенной. Странным образом вместе с волшебной музыкой из флейты вырывались слова незнакомой песни, грустной, но при этом яростной и непримиримой. А еще немного страшной:

  • Дети уходят из города к чертовой матери.
  • Дети уходят из города каждый март.
  • Бросив дома с компьютерами, кроватями.
  • В ранцы попрятав Диккенсов и Дюма…[5]

Он знал о детях все, этот долговязый хиппи, бродячий уличный музыкант в свитере с растянутым горлом. И он знал все о ней, Галке Евсеевой. Все ее маленькие секреты, интимные тайны и глупые мечты. Лукавые зеленые глаза-рентгены просвечивали Галкину душу насквозь, наполняя ее тягучим, малинового цвета стыдом. Ей хотелось оказаться в этом чудном домике у него на груди, стать поближе к его огромному, гулко стучащему сердцу, и в то же время она до смерти боялась этого. Но томительная музыка тянула за собой, точно впившиеся под кожу рыболовные крючки. А двери то-ли-замка-то-ли-церк-ви распахивались, выпуская на зеленую шерстяную поляну свитера подозрительно молчаливую ребятню, и хмурые сутулые взрослые следили за своими чадами сквозь витые узоры кованых решеток, украшающих арочные окна, и плясал, отбивая языческий такт раздвоенными копытами, рогатый флейтист с кошачьими зелеными глазами…

Слова песни растворялись в вечернем воздухе, звеня комариным облаком. Галка удивленно утерла рукавом набежавшую в уголок рта слюну. Дудочник уже давно не играл. Деловито убирая удивительную поющую флейту в футляр, он разочарованно мотнул патлатой головой:

– Да, Лиль, твоя правда – не моя она… Слишком сильно сопротивляется. Что-то их с каждым годом все меньше и меньше. – Дудочник печально вздохнул. – А жаль, эта симпатичная…

Нечто в его голосе или во взгляде, которым он мазнул по ее открытым коленкам, осело в Галкином животе куском льда – тяжелым и угловато-острым. Дудочник вынул из заднего кармана джинсов зеленый берет. Неприятный ощупывающий взгляд гулял по Галкиному телу, пока музыкант небрежно разглаживал мятый фетр у себя на макушке. Сунув футляр под мышку, Дудочник элегантно отсалютовал двумя пальцами от виска:

– Auf Wiedersehen, meine Frаulein!

Девочки молча провожали нескладную фигуру глазами, пока та не пропала за очередным изломом уличной архитектуры. Как только зеленый берет исчез, Лиля подхватила Галку под локоть и настойчиво потащила по улице. Вновь поднялся улегшийся было ветер.

– Хорош, чертяка, – неожиданно по-взрослому отметила Лиля. – Чертовски хорош, черт возьми! Будь у меня мозгов чуть поменьше, сама бы за ним ушла…

Совершенно внезапно Галка задумалась: а куда и зачем уводит детей безработный взрослый мужик с неприятным взглядом?

– А что происходит с теми, кто не сопротивляется?

– Какая теперь разница? Ты же не пошла.

– Это ведь он, да? Крысолов из Гамельна? – не отставала Галка. – А что он здесь-то делает?

– То же, что и я, – помогает вам уходить отсюда. Двадцать первый век на дворе. Самолеты, пароходы, интернеты. Что ему, до конца дней своих в этом зачуханном Гамельне сидеть?

Лиля отвечала рассеянно, невпопад. Взгляд подозрительно впивался в темноту появившегося на пути арочного перехода, в котором смутно угадывалось какое-то движение.

– Давай-ка обойдем…

– Ты не ответила.

Евсеева сама не ожидала от себя такой настойчивости, но сейчас она твердо намеревалась получить внятный ответ. Добродушный, мудрый и все понимающий взгляд Яги соткал вокруг Галкиных приключений атмосферу доброй сказки. А скрытая злоба красивых зеленых глаз Крысолова разъедала ее, как кислота.

– Слушай, отстань, а?! – огрызнулась Лиля. – Уводит и уводит, мне-то что? Мое дело – помочь вам отыскать то, чего хотите вы сами. А дальше вертитесь, как умеете. Вас на Лилю – вагон и маленькая тележка, а Лиля на всех – одна!

От неожиданности Галка остановилась посреди улицы. Пробежав по инерции несколько шагов, остановилась и Лиля. Круто развернулась, раздраженно уставившись на внезапную помеху из-под рваной челки.

– И тебе даже не интересно?

Галке неприятно было это признавать, но… да, равнодушие проводницы сильно ее задело. А та, неожиданно озлившись, вдруг закричала так, что сидящие на мостовой вороны, вяло дерущиеся из-за оброненного кем-то рогалика с маком, проворно взмыли в воздух, подальше от шумных двуногих.

– Топит он вас! Ну?! Что непонятного?! Топит, как котят!

– За… за… чем…? – заикаясь, тихо спросила Галка, враз потерявшая не только веру в добрую сказку, но и весь апломб.

– За городом, – буркнула Лиля. – Откуда я знаю? Может, этот больной сукин сын просто любит топить маленьких детей…

– И ты бы отдала меня? – Потрясенная Галка почувствовала, как по спине, перепрыгивая с позвонка на позвонок, побежали мурашки, не имеющие ничего общего с холодом. – Вот так запросто отдала, зная, что он… что меня…

– Эй-эй, не надо делать из меня монстра! – Лиля отгородилась раскрытыми ладонями. – Я просто помогаю вам уходить из Города, только и всего!

– Но ведь он бы меня убил! Ты сама так сказала!

– Послушай, никто не обещал, что в конце путешествия тебя ждет земля обетованная. Некоторым Божьим детям суждено к Богу и вернуться. Они не доходят до конца дороги. Некоторые путешествия заканчиваются смертью, и, возможно, именно в этом и состоял смысл и цель этого путешествия, понимаешь? Ваши миры и ваши проводники уникальны. И Дудочник еще не самый плохой, уж поверь мне. Ты еще Некрополита не видела…

Она помолчала и философски добавила:

– К тому же, может быть, он не стал бы тебя убивать. Оставил бы для забавы. Кажется, ты ему действительно понравилась.

Воспользовавшись тем, что остолбеневшая Галка совсем потеряла дар речи, Лиля уверенно потянула ее обходить подозрительный переход по широкой дуге.

Из арочной темноты вслед за ними скользнули шустрые чернильные кляксы. Одна. Две. Три. Каждая выше человеческого роста. Отмечая их путь, по стенам домов расползался пухлый белесый иней.

5

Юный бродяжка никогда не возвращается туда, откуда начал свой путь. Он идет вперед, без колебаний и сомнений. Ведь для покинувшего дом обратная дорога немыслима. Дом примет его обратно, но примет ли бродяжка то место, что когда-то было его домом? Впереди лежат тайные тропы и неведомые миры, и новые звезды станут освещать пыль под его ботинками. Поэтому юный бродяжка никогда не оглядывается на то, что осталось за спиной…

***

К вечеру они исколесили весь Город. Из одного конца – в другой, порой даже не один раз. Неутомимая Лиля таскала ее тайными тропинками, знакомыми лишь проводникам да сумасшедшим бродягам, окончательно утратившим связь с реальностью. Галка встречалась с существами столь же необычными, сколь и опасными. При мыслях о некоторых из них у Евсеевой до сих пор съеживалась кожа на затылке. Волна эйфории, вызванная появлением Лили, давным-давно схлынула, оставив после себя выброшенные на берег водоросли растрепанных чувств. Хотелось пить. Хотелось есть. Хотелось в тепло. И совершенно не хотелось переставлять непослушные, промокшие, оледеневшие ноги. Все бы ничего, и можно было передохнуть на скамейке или заскочить в какой-нибудь магазинчик погреться, но… над Городом то и дело сигнальной ракетой взмывал неслышный вой идущей по следу стаи. Галка вновь стала самой собой – испуганной, замученной, уставшей девчонкой. А для Лили этого бесконечного дня будто и не было. Она все так же неслась вприпрыжку, и рыжее пламя на ее голове развевалось от встречного ветра.

– Обычно все дня за три решается. Реже – за пять. Если б не моры, то бродяжничай ты хоть всю жизнь! Но с тобой надо что-то делать прямо сегодня. Желательно до заката… Что ты там бубнишь?

– Я устала, Лиль, – Галкин язык ворочался с трудом, будто тоже набегался за день. – Это бесполезно все… Меня даже эти не взяли…

Она запнулась, вспомнив неприятную троицу из фастфудной забегаловки. Три отъевшихся, заплывших жиром существа, с лицами скорее свиными, чем человечьими, подъедали остатки за многочисленными посетителями. Кроме Галки и Лили, их никто не видел. Уборщики со стеклянными глазами раз за разом вываливали перед «невидимками» объедки, полагая, что сбрасывают их в ящик для отходов. А еще с кухни то и дело выскакивал тощий как жердь грузин с гнусной улыбочкой. Он ставил перед толстяками широкое блюдо и тут же уносился обратно. Галка старалась не смотреть на обжаренные тушки, чтобы ненароком не определить, кому они принадлежали.

– Может, мне лучше домой вернуться, а?

– Невнимательно читала, – недовольно проворчала Лиля. – Домой тебе ходу нет. Юный бродяжка никогда не возвращается обратно. Моры теперь от тебя не отстанут.

В подтверждение ее слов над Городом проплыл голодный вопль. Абсолютно бесшумный, он заставлял прохожих неуютно ежиться и недовольно ковыряться в звенящих ушах. На этот раз вопль раздался непозволительно близко от беглянок.

Галка не сразу заметила, как изменилась местность. Перестали попадаться каменные дома, а те, что еще встречались, жались к земле, редко поднимая черепичные кровли выше второго этажа. Больше стало обглоданных кустов, неухоженных деревьев и некрашеных заборчиков. Девочки вошли в частный сектор.

– Ну а здесь-то мы что ищем? – безнадежно спросила Галка.

Из ближайшего двора, захлебываясь слюной от ярости, залаяла мелкая шавка. Лиля предпочла отмолчаться. Здесь пахло печным дымом и сырыми дровами, а лес подступал непозволительно близко к жилью. Проходя мимо домов, можно было разобрать, как внутри ходят, гремят посудой и разговаривают невидимые люди. Иногда слышался колючий шум работающего телевизора или треск радийных помех. А еще откуда-то с окраин доносилось невнятное блеяние.

За очередным поворотом раскисшей грунтовки Город окончательно уступил место Деревне. Почти невидимый с дороги, здесь стоял небольшой одноэтажный домик, а за ним, вдаваясь глубоко в лес, лежала поляна, похожая на черный вывалившийся язык. Вплотную к домику примыкал большой сарай с открытым загоном, по которому топтались овцы.

– Где мы? – удивилась Галка. – Даже не думала, что у нас в Городе ферма есть…

– Что лишний раз говорит о том, что нихренашечки ты не знаешь про место, в котором живешь, – припечатала ее Лиля и бодро направилась к домику. – Пошли, попытка не пытка…

Но двести метров до фермы оказались именно что самой настоящей пыткой. Стоило пересечь какой-то невидимый рубеж, как на Галку навалилось какое-то неприятное гнетущее ощущение. Не будь этого нескончаемого изматывающего дня, она, вероятно, давно бы послушала внутренний голос и повернула обратно. Но, списав все на усталость, покорно поплелась за Лилей.

Это странное место выглядело как классическая ферма. Квинтэссенция сельской местности с неистребимым запахом прелого сена и навоза. Летом, должно быть, здесь просто пастораль! Склоны покрываются сочной зеленой травой и цветами, пахнет клевером, солнцем и медом, и среди этого благолепия бродят комки белой шерсти на черных копытцах. Однако сейчас в окружении голых деревьев да облетевших кустов, нацеплявших за зиму летучего мусора, загончик с овцами выглядел как тюрьма самого строгого режима.

Но Галка упрямо топала вперед. Не обращая внимания на то, что тяжеленное серое небо навалилось на плечи, что далекие деревья как-то резко приблизились, враз став недосягаемо высокими, что стылый ветер приносит едкий запах скотобойни: протухшей крови, животного страха и гниющей за амбаром требухи. Она шла, методично вколачивая в землю каблуки промокших сапожек. Только одна мысль не давала ей свалиться от усталости – образ зеленого, заросшего клевером луга, блестящего росой в свете утреннего солнца. На минуту эта картина заслонила собой реальную. Перед внутренним взором отупевшей от усталости Галки плыли висящие в воздухе стрекозы… и колышущиеся на ветру листья… и густая прохладная тень, разлитая под кронами высоких деревьев… и взъерошенная волчья морда в густых, разросшихся кустах, разбойничья, оскаленная, жуткая…

Отчаянно вскрикнув, Галка подалась назад. Исчезли летний луг и пряный цветочный аромат, пропали стрекозы и клевер. Остался только матерый волчара, грязно-серый, как небо, как земля под ногами, как все вокруг. Наклонив лобастую голову, он следил за Галкой немигающими желтыми глазами. Масивные челюсти зверюги сжимали перебитую ягнячью шею. Аккуратно, почти нежно, так, что всего несколько капель крови запятнали вытянутую морду. Здоровенные острые уши подрагивали, и Галка с удивлением заметила, что в левом у волка болтается тяжелое золотое кольцо. И почему-то эта маленькая деталь показалась ей страшнее даже, чем желтые клыки длиной с палец.

Месиво из грязи, снега и ледяной воды неприятно обожгло руки. Поняв, что стоит на четвереньках, Галка испытала такой дикий, иррациональный страх, что, забыв обо всем, заорала что было сил. Чувствуя, как от напряжения трещат мышцы на спине, как противоестественно выгибаются суставы, через боль, через крик она все же поднялась во весь рост. Только тогда, наконец, решилась посмотреть вниз. Руки как руки… а пальцы, должно быть, просто замерзли, вот она их и не чувствовала… Все вокруг перестало казаться гигантским. Деревья стали ниже, и даже волк немного уменьшился. Совсем немного. На миг Галке показалось, что в желтых глазах мелькнуло сожаление. Но уже в следующую секунду волк скрылся за амбаром, унося в пасти зарезанного ягненка.

– Пашка! Пашка, у тебя волк безобразничает!

Лиля откровенно потешалась, ничуть не переживая, что где-то рядом бродит опасный хищник. На крики из-за амбара выскочил невысокий крепкий парень, кучерявый, черноглазый – цыган цыганом. Да еще эта золотая серьга в ухе…

Чувствуя, как подкашиваются ноги, Галка изо всех сил впилась ногтями в ладони. Не отрываясь, она смотрела на эту проклятую серьгу, думая об одном: только бы не упасть. Не коснуться земли руками. Не встать на четвереньки. Потому что тогда уже может не хватить сил на новый рывок. Потому что тогда…

– Ах ты ж сучий хвост! – громко, но как-то неискренне выругался парень. – Ягненка утащил, сволочь серая! Ну, зараза, попадешься ты мне… с двух стволов башку разнесу!

– Пашенька, а я к тебе гостью привела, – невинно пропела Лиля. – Не посмо…

– Посмотрел уже, – огрызнулся Пашка. – Век бы не видеть… Мне вообще сейчас не до вас, клуши вы этакие! Этот живоглот мне опять все стадо перепугал!

Причитая и вяло матерясь, Пашка разглядывал крупные отпечатки волчьих лап. Овцы уныло топтались вокруг, тычась мордами в карманы пастуха. Кажется, они даже не заметили, что в загоне побывал серый хищник. Им было не страшно, в отличие от Галки, которая уже еле сдерживалась, чтобы не рвануть отсюда со всех ног.

– Лиля, – хрипло выдавила она, – Лилечка, милая, давай уйдем… Сейчас же… Пожалуйста. Я не хочу. Это не мое место…

Она ожидала, что язвительная панкушка срежет ее жестокой шуткой или едким замечанием, но та лишь кивнула. Но все же перед уходом не удержалась:

– Паш, у тебя это… – Лиля как бы невзначай потрогала свои щеки. – На лице…

И расхохоталась, глядя, как Пашка воровато стирает со щеки начавшие подсыхать капельки овечьей крови. Этот искренний смех заразил Галку, вдохнул в нее силы. Оставив за спиной ферму, глупых овец и застывшего в недоумении пастуха, девочки, хохоча в голос, вернулись на дорогу. Здесь Лиля оборвала смех, вновь став серьезной и собранной.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Черный бриллиант «Нуар Де Ла Рош» – «Черный утес» – был похищен у князя, который в XIX веке прибыл в...
Волшебный мир кино! Две подруги-соседки, Настя и Света, невольно оказались втянуты в это суматошное ...
Диана и Роман жили в одном доме, сидели за одной партой, дружили, вместе занимались спортом. Внезапн...
Двоюродная сестра поручила Марише временно опекать свою дочку-первоклассницу Катюшу. В один из дней ...
Через многие испытания пришлось пройти графу Федору Шумилину, некогда вмешавшемуся в политику по мол...
Впервые на русском – новое панорамно-лирическое полотно современного классика Денниса Лихэйна, автор...