Обреченный мир Рейнольдс Аластер

Глава 30

Робот принял путников – выдвинул из себя какие-то части, и получились платформы, на которых люди могли стоять, как на подножке лимузина. Кильон и Фрей, Нимча и Калис забрались на платформы, держась за неровные выступы Джаггернаут и друг за друга. Робот загудел, его движение стало относительно ритмичным. Путникам казалось, что их несет набирающая ход лавина. Внизу, под ногами у них, крупные части Джаггернаут отделялись от основы, смещались вверх-вниз, вперед-назад вроде бы беспорядочно, хотя в итоге робот двигался вперед, словно на колесах или гусеничном ходу.

Путников везли по туннелям, достаточно широким, чтобы вместить не только поезда, но и пару воздушных кораблей. Склон стал круче – туннель то поднимался, но нырял, порой превращаясь в вертикальный ствол. Джаггернаут защищала пассажиров, безостановочно крутилась, дергалась, меняя свою беспорядочную конфигурацию, чтобы держать людей в вертикальном положении и обеспечивать безопасность.

Зоны менялись стремительно, переходы напоминали волны, накатывающие одна за другой. Кильон старался компенсировать недомогание, раздавая морфакс-55 из своей докторской сумки, хотя усилившиеся побочные эффекты мешали рассуждать здраво. Его зональная выносливость проходила суровые испытания, то же можно было сказать о состоянии Калис и Нимчи. Что касается Фрея, и думать не хотелось о происходящем с его истрепанными, расшатанными нервами. Сам Фрей, конечно, понимал, что с ним творится. Кильон уповал лишь на то, что лошадиная доза антизональных немного поддержит беднягу, пусть даже с ущербом для его общего состояния.

Тем не менее путешествие получилось просто фантастическим. Их несли по участкам Клинка, которые тысячелетиями не видел почти никто из людей. Кильон подозревал, что из немногих увидевших лишь единицы сумели об этом рассказать. На каком-то этапе широкая галерея, по которой двигалась Джаггернаут, с одной стороны стала прозрачной. Кильон догадался, что они находятся в центральной галерее Клинка – вроде той, на которую они с Рикассо смотрели из шара-наблюдателя. Прозрачный участок закончился, Джаггернаут свернула в галерею без окон, и смена зон стала еще резче, чем прежде.

На одном этапе Кильон почувствовал, что вектор смещения направлен в противоположную сторону, – они попали в слаборазвитую зону, недомогание ослабло, хотя не исчезло окончательно. Остановилась Джаггернаут в месте, по зональным характеристикам мало отличавшемся от пещеры, где путники впервые встретились с роботом. Зоны, которые они пересекли, не могли не сказываться, как и количество морфакса-55, которое они приняли. Но вот представилась передышка, которая всех обрадовала.

Путники очутились в пещере, размером с предыдущую, а то и больше. Она освещалась, и Кильон без проблем огляделся по сторонам. Джаггернаут опустила платформы почти до самой земли, и путники сошли с них самостоятельно, все, кроме Нимчи, которой помогла мать. Стук и гул Джаггернаут влились в громкий рокот – в пещере было еще с десяток роботов.

Как и Джаггернаут, они в основном состояли из металлолома, набранного и скомпонованного как попало. Шесть или семь были размером с Джаггернаут, некоторые больше, а один раза в два выше, длиннее и шире остальных. Роботы обступили великана, и Кильон сразу понял: перед ним лидер, по крайней мере тот, кто пользуется наибольшим уважением. Вот и Джаггернаут высадила людей и, пыхтя и стуча, отошла в сторону.

– Ведите ее! – велел великан.

Этот голос показался Кильону громче и настойчивее, чем у Джаггернаут. Тоже женский, он разительно отличался тембром и интонацией. Пока робот говорил, беспорядочные элементы его передней части двигались так, что среди хаоса мелькало женское лицо.

– Ты ее знаешь? – шепотом спросил Кильон у Фрея.

– Впервые вижу, Мясник, – отозвался тот. – Так глубоко я еще не спускался.

На лбу у Фрея проступил пот, он сильно дрожал и опирался рукой на колено, чтобы не упасть.

– Ведите ее! – снова приказал робот, на сей раз еще настойчивее.

Нимча и Калис стояли, держась за руки. Фрей, по-прежнему опираясь на колено, сделал шаг, другой, третий, пока не предстал перед огромным движущимся лицом робота-великанши.

– Приведем, когда сочтем нужным. Сперва не мешало бы узнать, с чем… или с кем мы имеем дело.

Робот зарокотал, как вулкан, словно внутри него закипал дикий гнев. Казалось, он так зол, что в любую минуту сотрет их всех в порошок. Хотя, как старательно убеждал себя Кильон, это могло быть лишь звуковым сопровождением мощного мыслительного процесса.

– Я… последняя, – объявила великанша.

– Что значит «последняя»? – не унимался Фрей. – Извини, не понимаем.

Лицо робота рассыпалось. Оно перестало двигаться, трещины вскрылись, как лепестки цветка, показалось пылающее нутро. Кильону вспомнилась пасть Джаггернаут, топка, в которой исчезли подношения Фрея. Здесь просматривалось иное. Внутри робота что-то хранилось – на первый взгляд усложненное колесо, поднятое вертикально, широкой стороной к путникам. Осью колеса был стеклянный саркофаг, внутри него, едва различимое под толстым матовым стеклом, лежало тело взрослой женщины, лысой, в белом платье. По отношению к путникам, тело не лежало, а стояло вертикально, головой вверх. Глаза закрыты, руки скрещены в запястьях, поза, как у святой, само достоинство. Вокруг женщины, на концах спиц колеса, было еще десять саркофагов, пять из них – занятые.

Фрей посмотрел на Кильона, потом перевел взгляд на робота:

– Вот вы где! Это ведь вы в середине спите, да? В прошлом вы женщина, а теперь… это. И вы подключены к той же системе, что и остальные.

– По-моему, они такие, как Нимча, – вмешался Кильон. – Тектоманты.

– Расскажите нам, что случилось, – попросил Фрей.

Ни шевелений, ни другой заметной реакции. Впрочем, ни Кильон, ни Фрей не сомневались: контакт идет.

– Мы ошиблись, – проговорила женщина. – Открыли не ту дверь. И выпустили ее.

– Что выпустили?

– Метку, – подсказал Кильон. – Око Бога.

– Сеть рухнула под напором, ветвь за ветвью, прямо досюда, до самых Врат Земли – контрольного ядра, из которого мы отдали команду открыть дверь.

– Дверь куда? – не успокаивался Фрей. – Какую дверь?

– Минули тысячелетия. По нашим расчетам, она восстановилась, нормализация завершилась, канал открылся вновь. Но наши расчеты были ошибочными, трактовка неверной, а решение… катастрофическим. Оно принесло беду Вратам Земли, этому древнему, некогда мертвому миру. То, что сама Земля уцелела, – незаслуженная удача. Наша гордыня не знала предела. А наши ошибки погубили эту планету и покрыли позором нашу родную гильдию.

– Мясник, ты что-нибудь понимаешь? – Фрей, изо всех сил сдерживая дрожь, посмотрел на Кильона.

– По-моему, она говорит о том, что они ошиблись и выпустили Око Бога.

– Ничего себе ошибочка!

– Еще она говорит о том, что в их гильдии состоят по праву рождения. У них вроде семейного бизнеса, – с улыбкой добавил Кильон. – Жаль, Рикассо не с нами, он сообразил бы, о чем спрашивать.

– Десять тысячелетий… Десять тысячелетий минуло с тех пор, как мы внедрились, – проговорила женщина. – Большую часть этого времени мы могли только поддерживать теплящуюся жизнь, пока не началось восстановление. И вот оно началось. Канал претерпел изменения, которые нам совершенно неподконтрольны. Он восстанавливает целостность, как тысячелетия назад сулили наши ошибочные расчеты. Нашей заслуги здесь нет, какая уж тут заслуга? Однако отзвук тех изменений пронесся по сети. Демпферы и глушители перезапускаются и осуществляют определенный контроль. Внедрение можно повторить, сеть – заново сделать проходимой. Но эта работа требует тщательного контроля.

– Иными словами, нужны тектоманты, – подытожил Кильон.

– Мясник, да ты меня переплюнул! – посетовал Фрей. – Что за Врата Земли, так их и разэтак? Почему она не говорит просто «Земля», и делу конец?

– Не знаю. И почему, по ее словам, Земля уцелела, тоже не знаю. Вряд ли это важно прямо сейчас: мы пробрались сюда однажды, проберемся снова и новые вопросы зададим. Сейчас главное Нимча и то, что она должна сделать.

– И что же? – спросил Фрей.

– Уподобиться этой женщине. Она ведь тоже тектомант, точнее, была когда-то. Как Нимча, она родилась для этой миссии, устройства в голове у нее позволяли общаться с тем… что ей… им… следовало контролировать. То есть с сетью, или как там это называлось. Но что-то пошло не так, и тектоманты либо вымерли, либо разбрелись по свету.

– Но все это до появления нового тектоманта, верно?

– Верно. Нимче пора занять ее место, не то она погибнет, сопротивляясь. – Кильон виновато глянул на девочку, но ведь от правды не убежишь, и сама Нимча наверняка понимала это не хуже его. – Она родилась для этого, Фрей. Чтобы навести порядок в существующем хаосе.

– То есть… залезть в эту штуковину?!

– Это должно случиться, – заявила женщина-робот. – Она пришла, как пришли другие, она не первая и не последняя. Придут и другие, благо зов набирает силу. Они явятся, и тогда исцеление будет подконтрольным, а ошибки исправятся.

– Я мать Нимчи, – вмешалась Калис. – И хочу лишь убедиться, что моя дочь выздоровеет.

– Существует один-единственный способ, – начал Кильон. Он старался успокоить Калис, хотя понимал, что любые слова и действия бесполезны. – Нимча должна занять свое место, иначе внутренний конфликт ее погубит.

Калис посмотрела на дочь, потом на пустые саркофаги, один из которых явно предназначался Нимче.

– Могу я лечь с ней?

– Нет, в композит способны войти лишь носители знака.

– Почему?

– Тебе он навредит, ты же не избранная. А место, которое ты займешь, рано или поздно понадобится другому тектоманту.

– А это надолго? – спросил Кильон. – Если Нимча присоединится к вам, если займет свое место в композите, как быстро пойдет дело… то есть исцеление?

– Точно не скажу. Но пока композит не заполнен, работа предстоит сложная.

Кильон посмотрел на Калис, потом на Нимчу:

– Выбор за вами. Неволить тут нельзя. Медицинское заключение я уже озвучил: либо композит, либо Нимча погибнет. Лекарства из моей сумки ее не спасут. А это, – он показал на ждущие саркофаги, – это может спасти. Вполне вероятно, мы зря боимся, и процесс займет не так много времени.

– Этого ты не знаешь, – сказала Калис.

– Да, не знаю и обещать ничего не буду. Но в последнее время ситуация меняется быстрее, и это определенно знак. Своим существованием, Нимча, ты уже внесла вклад в перемены. Клинок прочувствовал это и ответил задолго до твоего прибытия сюда, так что представь, что может произойти при твоем личном участии. Зоны уже сдвигала. Я даже предположить боюсь, на что еще ты способна.

– Нам же сказали, что должны прийти другие, – напомнила Калис.

Кильон кивнул:

– Вот мы и поможем. Отправимся их искать. Рою, точнее, остаткам Роя нужна новая цель. А если нам странствовать по миру в поисках других тектомантов? Гоняться за ними не как за ведьмами, которых нужно бояться, а как за самыми ценными из живущих?

– Мясник прав, – заявил Фрей. – Нужно сделать именно так. А ты должна помочь Мяснику. У тебя огромный опыт, ты тектоманта вырастила.

– Я дочь не брошу.

– Одна Нимча не будет. – Фрей попробовал выпрямиться, не опираясь на колено. – Я останусь здесь. Шансов пережить дорогу обратно у меня не много, так что я мало чем жертвую. Вот и проторчу здесь, сколько получится.

«Пока не умрешь», – подумал Кильон, но даже Фрей не мог оценивать свои шансы так хладнокровно.

– У тебя с собой ничего нет, – произнес он вслух. – Могу отдать тебе докторскую сумку со всем содержимым, но даже так…

– Справлюсь. Я ведь с Джаггернаут справился, правда? Она найдет еду, воду и все, что мне понадобится. Главное, я буду жив и Нимчу не брошу. Обещаю, Калис! Ясно, тебе от этого не легче, но знай: одну ты Нимчу не оставляешь, я за ней присмотрю.

– Обещаешь?

– Конечно, жутко хочется перекрыть Тальвару пар и посмотреть, как он откинет коньки. Только, боюсь, это не лучший вариант. Предоставлю это Мероке и Малкину. Я уверен, они меня не подведут.

– Не подведут, – подтвердил Кильон.

– Мясник, это касается и тебя, – предостерегающе сказал Фрей. – На поверхности Клинка легкой жизни не жди. Однако до сих пор ты держался, значит кое-чему у меня научился. Теперь насчет поисков подобных Нимче… Не подведи меня, ладно? Собирай их, как редкие жемчужины, и вези на Клинок. Что дальше делать, тебе уже известно. – Фрей поднял палец. – Запомни, стараешься ты не только для меня, но и для Калис. Чем скорее разгребешь этот бардак, тем скорее она воссоединится с дочерью.

– Мы разыщем тектомантов, слово даю.

– До сих пор мы с тобой не нарушали обещаний друг другу, так ведь? Наверное, и сейчас начинать не стоит.

– Конечно нет.

– Нимча! – Фрей подозвал малышку к себе. – Попрощайся с мамой. Нас с тобой ждет работа.

Он обнял девочку за плечи, на миг перестал дрожать и показался Кильону самым сильным из друзей, которые у него были.

Из Зала безумных роботов Джаггернаут проводила Кильона и Калис в пещеру, где впервые с ними встретилась. На обратном пути женщина молчала, потрясенная расставанием с дочерью. Чем больше Кильон обдумывал случившееся, тем больше убеждался: выбора у них не было, и Калис это наверняка понимает. К этой цели она шла с тех пор, как прибилась к Рою, возможно еще дольше, и, несомненно, предчувствовала, что конец будет страшный. Хотя, как твердил себе Кильон, могло получиться еще страшнее. Разлука не смерть, она оставляет надежду. Клинок они еще не спасли, но начали работу, которая должна привести к спасению и открыть двери, закрытые на протяжении всей истории.

– Мы вернемся, – пообещал Кильон несчастной матери. – Разыщем других тектомантов и приведем сюда. Вы с Нимчей обязательно воссоединитесь.

– Не давай обещаний, которые не сможешь исполнить.

– Я таких не даю. Ни сейчас, да и вообще никогда.

Калис кивнула, пожалуй, не потому, что ему верила, а потому, что хотела верить, а это лучше, чем ничего.

При расставании Фрей вручил Кильону комплект ключей, чтобы открывать нужные двери, но лишь вкратце объяснил, как добраться до выхода, к которому ранее направились Мерока и Малкин. Кильон уныло смирился с тем, что они заблудятся, хотя объяснения Фрея слышала и Калис. Впрочем, волновался он напрасно.

– О, явился! Я уж думала, мне придется долго ждать, – сказала Мерока. – Думала, что надоела тебе до смерти.

Кильон рассмеялся. Он искренне обрадовался встрече. Казалось, целый век прошел с тех пор, как Джаггернаут унесла его в Зал безумных роботов.

– Где Малкин?

– Я выслала его вперед. С меня не убудет, а Малкин хоть пулеметы зарядит. Они наверняка пригодятся. – Мерока остановилась. – Э-э-э… не могу не заметить, что вас только двое.

– Фрей и Нимча решили задержаться, – ответил Кильон.

Пояснений не потребовалось. Мерока взглянула на него и поняла все сама.

– У них получилось?

– Думаю, да, время покажет. – Кильон понял, что держит Калис за руку. – Это хорошо. Нам ведь еще нужно привезти и распространить сыворотку-пятнадцать. Закройся сейчас Метка, было бы страшнее, чем при шторме. Полагаю, эта опасность ненадолго миновала. Мы должны набраться сил.

– Нас ждет работа, – громко и четко проговорила Калис, повторяя сказанное Фреем Нимче. – Каждого из нас.

Они выбрались из скрытого выхода в туннель у огромной, безмолвной, как могила, Второй газоэлектрической подстанции. Ветер хлестал в лицо. Кильон понял: направление ветра то же, что накануне. Ему казалось, прошло много часов, но день только клонился к вечеру. Улицы пустовали, но чуть ниже по пологому склону выступа послышалась короткая перестрелка. Завязался бой. Кильон не знал, кто контролирует этот район, ангелы или милиция Тальвара, но очень надеялся, что скоро это не будет иметь значения.

– Можно вернуться в купальню, – предложила Мерока. – Я знаю достаточно лазеек и проулков, где относительно спокойно. Легкой прогулки не получится, но добраться сможем.

– Разве мы не должны сначала подать сигнал? – уточнил Кильон.

– Давайте верить в лучшее и надеяться, что мы сделаем это потом. Кстати, мне кажется, с крыши купальни роскошный вид.

– Ты ведь не намерена врываться туда, строча из пулемета? Этак мы дальше гардеробной не проникнем.

– Такую горячку не стал бы пороть даже Фрей, – заметила Мерока. – К тому же зачем нам горы невинных жертв? И что нам делать? Просто подойти и попросить разрешения войти в купальню? Вежливо так? А Тальвару достаточно пальцем шевельнуть, и нам конец.

– Нет, – проговорил Кильон, – это нам ни к чему. Если повезет и «Хохлатка ольховая» не разгружена до конца, способ проникнуть в купальню есть.

– Мясник, а можно еще раз специально для меня? – прищурившись, попросил Малкин.

Кильон объяснил еще раз, а когда закончил, у них созрел план. Больше всего его порадовало, что план одобрила Мерока.

– Ставьте сюда, – велел Тальвар милиционерам, которые, обливаясь потом и кряхтя, таскали ящики.

Эти три – остатки груза, выпавшего с корабля, как бы он ни назывался. Пока не прилетят другие корабли – если они вообще прилетят, – новых партий препарата клиношникам не видать. Тальвар оглядел полную пара комнату и расколотые ящики, гадая, какая часть лекарств уцелела. Препарат очень пригодится – без него город в узде не удержишь, – но для Тальвара это был типичный пример случая «чем меньше, тем лучше». Удивительно, как легко Кильон и остальные поверили байке о том, что груз ему нужно досмотреть лично: вдруг, мол, препарат заражен или испорчен черепами. На деле чистота препарата не особо волновала Тальвара. Куда важнее для него было, чтобы на Клинок не попало слишком много сыворотки-15. Разумеется, милиционерам нужны лекарства, чтобы сдерживать черепов, а вот транжирить остальное на больных и нуждающихся совершенно не обязательно. Нет, со временем препарат получат и они, но только когда это понадобится Тальвару, а не им. Пока он решил складировать уцелевшие фляги в купальне и ждать удачного момента для распространения препарата. Груз выпал с корабля ройщиков, значит им отследить его будет сложнее, а для Тальвара это неожиданная удача. Порой в жизни так получается. Вопреки всем бедам, вопреки тому, что его лишили половины человеческой ипостаси, Тальвар считал себя удачливым. Удачу каждый хватает за хвост сам. Фрей это так и не просек, дурень убогий.

– Можете идти, – сказал Тальвар милиционерам. – Кочегару велите вернуться через двадцать минут.

– Вы продержитесь? – спросил милиционер.

– Давление в норме, справлюсь.

Едва закрылись тяжелые двери, Тальвар придвинулся к первому ящику. Кабель натянулся, каллиопа поползла следом. Тальвар проверил датчики у себя на животе. Повторяющиеся мелодии приелись настолько, что он едва их замечал. Если доживет до тишины, она покажется пустотой, которую прежде заполняла музыка.

Тальвар откинул крышку и, порывшись в соломе, нащупал стекло. Вытащил бутыль и осмотрел прозрачную жидкость, наполняющую емкость до самой пробки. Он держал в руках человеческие жизни, причем в самом буквальном смысле. Тальвар хотел отставить бутыль в сторону – что с ней делать, он решит потом, – но, поддавшись порыву, разбил ее о ящик. Препарат потек меж деревянными пальцами. Уничтожать сыворотку-15 оказалось не очень приятно, хотя значимость своего поступка Тальвар чувствовал.

Из соломы кто-то вылез.

Отреагировать Тальвар не успел. Фигура выпрямилась в полный рост, еще с головы до ног в соломе, но вполне узнаваемая.

– По-моему, мы с тобой не закончили, – проговорила Мерока.

Она вскинула ружье и выстрелила в датчик давления пара. Потом выстрелила еще и еще, каждый раз целясь в разные части Тальвара. Тот отшатнулся, натяжение кабеля ослабло. Из живота вырвалась струйка горячего белого пара, хотя в комнате пара и так хватало.

– Первые три пули за Фрея, – заявила Мерока, затем выбралась из ящика и вытащила второе ружье, бросив первое. – Остальные – от меня лично.

Прицелившись из чего-то черного, полуавтоматического, она открыла огонь. Теперь Тальвар пускал пар из шести-семи дыр и свистел, как закипающий чайник. Он попытался заслониться деревянной рукой, но Мерока вмиг превратила ее в беспалый обрубок. Тальвар рухнул на свой толстый кабель.

Двойные двери распахнулись. Со своего места Тальвар разглядел: на шум в комнату примчались несколько милиционеров. Глаза у него слезились, четко он ничего не видел. Один милиционер отгонял пар от лица, второй – слепо прицелился в него, потом в Мероку.

– Стреляй! – крикнул Тальвар.

Милиционер – Тальвар не знал его ни по имени, ни в лицо – успел выстрелить лишь раз. Мерока быстро обезвредила и его, и тех, кто вернулся вместе с ним. Трупы – Тальвар насчитал три – повалились на пол, ружья загрохотали по деревянному настилу.

– Фрей мертв, – объявил Тальвар, харкая кровью.

В трахее забулькало.

– Нет, – возразила Мерока, остановившись, чтобы сменить магазин. – Фрей переквалифицировался в няньки. При нашей последней встрече у него было все пучком. Вот непруха, да? Не такую новость ты хотел услышать на смертном одре.

Она подошла к дверям, пинком захлопнула их и тщательно заперла изнутри. Потом снова принялась стрелять, на этот раз по ногам Тальвара.

В одном его глазу застрял осколок, из другого бил пар, оба дико болели, но Тальвар разглядел, как открываются еще два ящика. Из них вылезали двое тощих мужчин. Обоих Тальвар знал и обоих не рассчитывал увидеть живыми. Первым оказался Малкин, вторым – Кильон.

– Нет! – завопил Тальвар, размахивая в воздухе уцелевшей рукой, словно отгоняя кошмарное видение.

Малкин вытащил из соломы винтовку с массивным стволом. Прямо из ящика он прицелился в каллиопу и выстрелил сквозь туман. Нарочито медленно снова взвел курок, прицелился и выстрелил. Пар так и валил из Тальвара. С музыкой творилось неладное: мелодии теперь звучали быстрее. Потеря давления или выстрелы Малкина вывели из строя регулятор каллиопы.

Кильон выпрямился и, перебирая длинными ногами, соскочил с края ящика на пол. Похоже, он один был безоружным.

– Довольно! – скомандовал он, перекрикивая зачастившую мелодию.

– Мясник, ты в своем амплуа. Веселье нам портишь, – посетовала Мерока, но демонстративно убрала свой полуавтомат, сунув его под куртку.

Малкин стоял у нее за спиной, держа винтовку стволом вверх.

Кильон медленно подошел к Тальвару и опустился на колени, выбрав место так, чтобы на него не валил пар.

– А ведь все могло сложиться иначе, – проговорил он негромко и спокойно, будто не слышал музыку. – Мы спешили сюда, готовые тебе довериться. Тебе следовало лишь помочь людям, когда они в этом особенно нуждались. Луну с неба никто не просил. Никто не просил того, что ты не мог дать.

Тальвар харкнул кровью и еще чем-то ужасным, неизвестно как попавшим в горло.

– Будто тебе не все равно, ангел. Можно подумать, ты печешься не только о собственной шкуре.

– Возможно, когда-то так и было, – отозвался Кильон. – Но я изменился. Понял, что я не центр Вселенной. И что я даже не рядом с центром. Жаль, ты не сумел стать лучше. – Кильон повернул голову из стороны в сторону, оглядывая то, что осталось от Тальвара. Увиденное не слишком обнадеживало. – Что же, дело прошлое. Хочешь, мы валик сменим?

Музыка превратилась в дикую какофонию.

– Ты же доктор, – напомнил Тальвар. – Облегчи мои страдания.

Кильон начал подниматься.

– Извини, – проговорил он, и на его обычно невозмутимом лице мелькнуло сожаление. – Похоже, я не захватил сумку.

Кильон уже почти выпрямился, когда боль сделала свое дело. Он снова рухнул на колени, и его вырвало кровью Тальвару в лицо. Кильон прикрыл рот рукой, и новый приступ кашля согнул его пополам. Он сконфуженно посмотрел на окровавленную ладонь, будто грубо нарушил этикет.

– Эй, Мясник! – встревоженно окликнула его Мерока. – Не нравится мне твой кашель.

– Чувствую, нам обоим повезет, если дотянем до заката, – прохрипел Тальвар.

– Я, может, и дотяну, – отозвался Кильон, вытирая рукавом окровавленный рот. – А вот тебе дай бог минут пять продержаться.

– Целых пять минут? – вскинула брови Мерока, вытащила ружье и прицелилась.

Следом произошло множество событий, но теряющий сознание Кильон лишь машинально фиксировал звуки и движения. Он чувствовал важность происходящего, но мозг отказывался анализировать информацию. А потом и вовсе наступила темнота.

Кильон лежал на полу, под голову ему подложили чью-то куртку. Его собственная куртка распахнулась на груди, и друзья увидели рану, которую он старательно скрывал. Будто в полусне Кильон слышал стрельбу, такую громкую и гулкую, что доносилась она явно из купальни, хотя и не из комнаты Тальвара, слышал возбужденные голоса, крики и ругань, слышал обеспокоенный шепот друзей. Снова и снова он проваливался в черное забытье, но каждый раз приказывал себе держаться. Раненный, может смертельно, он не желал умирать. Он начал дело и хотел довести его до конца. Дав обещание, он боялся нарушить его больше смерти.

Только от огнестрельных ранений не отмахнешься, и Кильон слабел. В редкие моменты просветления он понимал, что друзья в отчаянии. Еще Кильон понимал, что лучшие человеческие лекарства ему не помогают.

Он снова впал в забытье, а когда очнулся, перед ним маячил чей-то силуэт.

– Кильон, идиот несчастный, что же ты молчал?!

– Потому что мы могли повернуть назад. – Собственный смех удивил Кильона.

– Из-за твоей раны?

– Да, я так подумал.

– Только не со мной! Мы так далеко зашли, что я лучше на месте тебя пристрелила бы.

– Значит, не зря я молчал?

Мерока посмотрела в сторону. Пара в комнате не осталось, но Кильон то и дело терял ее из вида.

– Нашли его сумку?

– Да, вот она.

Кильон увидел забинтованного призрака, который, здравому смыслу вопреки, оказался Куртаной. Ясно, у него галлюцинации. Разве Куртане с ее ранениями под силу встать с кровати? Значит, он бредит… Но, несмотря на его мысли, призрак стал материальнее. Он приблизился к Кильону и негромко заговорил:

– Кильон, слушай внимательно. В твоей сумке наверняка есть лекарства, которые тебе помогут. Ты должен сказать, какие именно и что с ними делать.

– Бесполезно, – ответил Кильон, улыбаясь настойчивости призрака. – Внутреннее кровотечение. Тут ничем не поможешь.

– Разве я официально освободила тебя от обязанностей доктора «Репейницы»?

Стало быть, и призраки ошибаются. Этому невдомек, что случилось накануне ночью. Жаль разрушать иллюзию, но Кильон проговорил:

– «Репейницы» больше нет. Она сгорела.

– Да, верно. Только это не важно, если мой экипаж со мной и хоть одному его члену нужен доктор. Вот сумка, вот лекарства. Говори, что мне делать.

– Тут ничего не поделаешь.

Спокойный голос превратился в рычание:

– Я Куртана, капитан ударной разведгруппы «Репейница». Ты мой корабельный доктор, я приказываю тебе лечить себя.