Обреченный мир Рейнольдс Аластер
Вдруг нос гондолы поднялся.
– А вот и восходящие потоки, – объявила Куртана. – Сейчас мы над…Что это за убогая местность внизу?
– Конеград. Он не так убог, как сверху кажется.
– Вообще-то, он еще ужаснее, – вставила Мерока.
– Сейчас начнется качка. Господствующие ветра схлестнутся с восходящими потоками и дадут нам интересную турбулентность. Корабль у нас большой, на ветру мячиком болтаться не должен, но будет.
– Что нам с этим делать?
– Истово молиться.
Кильон покинул мостик, не сомневаясь, что Куртана полностью контролирует ситуацию и справится. Невредимые, но явно испуганные пережитым Калис с Нимчей ждали на том же месте. Кильон сообщил, что Клинок рядом, и, не желая пугать сильнее, заверил, что в течение часа все прояснится. Восходящие потоки хлестали «Репейницу», швыряя то вверх, то вниз, тошнота от качки перекрывала остатки зонального недомогания. Мать и дочь неплохо приспособились к переходу и, вопреки страху и неудобствам, хотя бы не нуждались в кислородных масках.
– Ты, наверное, рад вернуться в город, – проговорила Калис. – Не чаял ведь увидеть его снова, да?
– Я покинул город, потому что меня собирались убить, – осторожно пояснил Кильон. – Те, кто охотился за мной, убили или санкционировали убийство очень близкого мне человека. Ничего не изменилось. Мои враги по-прежнему на Клинке. Возможно, я уже не так им интересен, но уповать на то, что они вдруг решили забыть о прошлом, точно нельзя.
– Они тебя убьют? – простодушно спросила Нимча.
– Надеюсь, они поймут и примут, что сейчас я не такой, как раньше. На большее рассчитывать не стоит, верно? – Кильон постарался улыбнуться ради девочки, но у него не получилось. – В любом случае я чувствую себя другим человеком. Когда уезжал, друзей у меня почти не было, а теперь кажется, что за мной целая армия.
Что-то со звоном ударилось о днище гондолы, и все трое вздрогнули. Казалось, выстрел грянул прямо у них под ногами, но Кильон знал, как хорошо металлические части каркаса проводят звук.
– Вполне ожидаемо, – проговорил он. – Черепа контролируют нижние ярусы города и не хотят, чтобы мы там высаживались. Но они нас не остановят.
Легко изображать уверенность, куда сложнее ее чувствовать. «Репейница» вплотную подобралась к цели, но окончательного успеха это не гарантировало. Так уж устроен мир: самоуверенных он наказывает с удовольствием.
– Пойду проведаю раненых, – сказал Кильон и неловко поднялся: восходящий поток снова накренил пол.
– Много погибших? – спросила Калис.
Он кивнул:
– «Репейнице» повезло. «Киноварь» упала, на «Хохлатке ольховой» пострадавших больше, чем у нас.
– Нимча несет смерть и удачу, – изрекла Калис. – Так всегда говорили про тектомантов.
– Те, кто так говорил, глупые невежды, – отозвался Кильон. – Нимча – просто девочка с необычными врожденными способностями.
Он навестил и наскоро осмотрел пациентов, поправил повязки и шины. Состояние пострадавших не изменилось. Каждый из них лежал на носилках, готовый к выносу из корабля. Кильон уже прикинул, кто выживет, кто нет, но самые оптимистичные прогнозы он связывал с отправкой раненых на Неоновые Вершины. Здесь, в лазарете, было слишком мало места и слишком много раненых. Сам воздух словно загустел от инфекции и гниения.
Когда Кильон вернулся на мостик, пули уже стучали о гондолу каждые несколько секунд. Обстреливали с выступа, который сейчас был ниже «Репейницы»: его контролировали черепа. Нужный ройщикам для посадки выступ теперь оказался совсем близко: на краю виднелись крошечные фигурки, за ними, ряд за рядом, – дома с темными окнами, которые, словно пытаясь отвоевать себе место, тянулись к строениям-небоскребам, поддерживающим верхний выступ. Виднелись дороги и мосты, по которым брели люди; трассовых машин, автобусов, поездов, лифтов и фуникулеров не наблюдалось. Тальвар упоминал о наличии электроэнергии, но ее, очевидно, было так мало, что большую часть Неоновых Вершин обесточили и довели до уровня Конеграда без коней.
– Сейчас до выступа меньше половины лиги, – объявила Куртана. – А мы теряем скорость. У города ветер слабеет. Надеюсь, он дотянет-таки нас до конца.
– А если нет? – спросил Кильон, потрясенный тем, что успех миссии зависит от полнейшей случайности.
– Да нужно только ближе подойти, потом абордируемся.
– На сколько близко?
– Лучше тебе не знать, доктор, а то нервы могут не выдержать.
– А нам это не нужно, – проговорил Кильон.
Он мысленно притягивал к себе город и блокировал в сознании пальбу. Чем ближе они подлетали к месту высадки, тем чаще звучали выстрелы. Наверняка черепа заняли самые высокие здания предыдущего уровня, то есть чем меньше оставалось лететь «Репейнице», тем проще им было стрелять. У ройщиков отказало все оружие, кроме самого примитивного, как же тут отбиться? Авиаторы стреляли из мушкетов и арбалетов с пилонов двигателя и трапов, но практически безуспешно. Пули черепов особого вреда не причиняли: большинство отскакивало от толстой брони гондолы или пробивало оболочку, не задевая баллонеты. Но потом полетели ракеты – они взмывали с крыш, волоча за собой змеящиеся хвосты пламени. Это были, скорее, петарды, превращенные в зажигательные снаряды, они в большинстве своем летели мимо корабля, даже теряющего высоту. Но по мере того, как «Репейница» приближалась к выступу, число промахов сокращалось.
– Твари! – выругалась сквозь зубы Куртана.
Кильон знал: огня авиаторы боятся, пожалуй, больше всего.
Аэродинамическое управление к этому времени отказало окончательно, ветер толкал «Репейницу» боком на выступ. Темные здания стояли плотной стеной и не давали разглядеть, куда Куртана намеревалась посадить корабль. Если, конечно, она позволяла себе забегать так далеко вперед. Улицы и площади были запружены людьми, завороженными зрелищем. Некоторые держали факелы, разбавляя сгущающиеся сумерки колышущимися островками тусклого света. Кильон удивился, что Тальвар позволяет собираться на месте предполагаемой высадки, но потом напомнил себе, что Клинком сейчас не управляет никто, даже Тальвар.
Раздался звон – не как от удара пули, а словно колокольный, – ракета чиркнула по обшивке гондолы. Попадание, наверное, было случайным, но не оставляло сомнений, что «Репейница» теперь досягаема для черепов. Кильон напрягся, чувствуя, что нормально дышать сейчас удается с трудом. По его подсчетам, менее четверти лиги отделало «Репейницу» от выступа. Видимо, это поняли и клиношники: они отступили с площади, которая лежала прямо перед авиаторами. С обеих сторон ее плотно окружали здания, втиснуть без повреждений между ними корабль казалось невозможным. Хотя сейчас это было уже не важно. Только бы «Репейница» дотянула до выступа, пусть даже покорежит свой некогда величавый корпус!
Еще она ракета достигла цели, на этот раз удар получился еще мощнее.
– Неужели ничего нельзя сделать? – взмолился Кильон. – Разве нет никакой защиты?
– Вообще-то, есть. Суть ее в том, чтобы не попадать в пределы досягаемости ракет черепов. Нам обычно помогает.
– А если в оболочку попадут?
– Она загорится, – отрезала Куртана и повернулась к Поатралю. – Абордажники готовы?
– Все на местах, – доложил тот.
– Только бы не подкачали. У нас есть один-единственный шанс, пока восходящие потоки снова не потащили «Репейницу» за собой. Тогда без двигателей до Клинка нам не добраться. – Куртана потянулась к трубке переговорника и, прежде чем поднести ее ко рту, стерла с губ засохшую слюну. – У аппарата Куртана. Может, это последнее объявление, которое я делаю в ранге капитана «Репейницы», так что постараюсь не затягивать. К Клинку мы приближаемся стремительно, плавного снижения и мягкой посадки не обещаю. Добрые люди на выступе жаждут получить наш препарат, но раздавать его, как конфеты, нельзя. Лекарства должны пройти по распределительной сети Тальвара и попасть ко всем нуждающимся, а не к тем, кто ухватить изловчится. У нас на борту больные и раненые, которых необходимо выгрузить с корабля и пристроить в больницы. Потребуются дисциплина, тщательное планирование, а лучшая команда Роя должна работать как часы. «Репейница» дала нам повод для гордости, доставив нас в такую даль. Покажем ей, что она для нас значила! – Куртана повесила трубку.
– Если это не поможет, то нам не поможет никто и ничто, – заявил Кильон.
Мимо гондолы пронеслась ракета, из хвоста которой валило пламя. Кильон уже слышал рев ждущей на выступе толпы, треск ружейных выстрелов, палящих вниз, в черепов.
– Когда абордируемся, корабль больше не будет самым безопасным местом, – предупредила Куртана.
– В каком смысле?
– Ты уже достаточно нам помог и дальше рисковать не обязан.
– Я что, больше не ройский доктор?
– Формально от обязанностей тебя не освобождали.
– Тогда, если не возражаете, я продолжу их исполнять.
– Ничуть не возражаю, доктор Кильон. – Куртана одарила его усталой улыбкой.
– Когда клиношники выяснят, кто я такой, боюсь, они не раскроют мне объятия.
– Смирятся. В конце концов все смиряются. – Куртана глянула в боковой иллюминатор гондолы.
Выступ, еще недавно такой далекий, стремительно приближался, словно черная приливная волна с пеной в виде фигурок собравшихся. Сильный боковой порыв ветра в последний момент развернул корабль, и выступ появился в переднем иллюминаторе. Корабль Куртане не повиновался, но выпустить рычаги на пульте управления она не могла.
– Сто пядей, – чуть слышно объявила она. – Пятьдесят.
Казалось, «Репейницу» легонько сжимают в кулаке и не дают плыть вперед. Чтобы удержаться на ногах, Кильону пришлось схватиться за поручень.
– Бросить захваты! – Куртана словно не командовала, а молилась.
Кильон считал, что для успешного выброса захватов нужны меткость и удачно выбранный момент, с капитанского мостика такое не контролируют. Возможно, в последний раз Куртана целиком положилась на свою команду.
Захваты вылетели из пружинных пусковых установок и запели, рассекая воздух. Первый не долетел, металлические крюки соскользнули с черной поверхности выступа. Сматывать трос, целиться и бросать снова не позволяло время. Второй захват зацепился за ограду, и трос натянулся: абордажники заработали ручной лебедкой. Третий захват перелетел ограду и упал, видимо, в толпу.
– Просила ведь не занимать место нашей высадки! – горестно сказала Куртана, словно ничего иного не ждала. – Объясняла: если соберется большая толпа, получится черт знает что.
– Не прилети мы, через месяц эти люди и так погибли бы.
– Весьма прагматичное замечание, доктор. По-моему, ты провел с нами слишком много времени.
У «Репейницы» окончательно отказал передний ход, и на миг она неподвижно повисла в воздухе. До выступа – расстояние корпуса, смельчак-ройщик переберется, если клиношники схватят его за руки. Но вот ветер потащил корабль прочь от Клинка. Туго натянутые тросы стали не крепче проволоки. Под весом «Репейницы» ограда выгнулась вперед. Лебедки едва справлялись с нагрузкой: их скрип и стон слышались даже в гондоле. Раз – и захват сорвался с ограды, унося с собой тяжеленный груз. Корабль сильно дернулся, когда второй захват целиком принял его вес. На глазах у Кильона крюк скользнул по ограде, которая превратилась в волнистую линию. Кильон уже решил, что абордироваться не удастся, когда еще два захвата попали в цель и спасли «Репейницу». Тросы натянулись, корабль пополз к выступу, но невыносимо медленно: единственной движущей силой были мышцы авиаторов. Ветер беспощадно трепал корабль, но Кильон наконец поверил, что опасность миновала.
– У вас получилось, – сказал он Куртане, увидев, как выбрасывают еще два захвата. – Вы доставили нас на Клинок.
– Мы еще не сели, – раздраженно напомнила Куртана, словно Кильон нарушил священное табу воздухоплавания.
– Вас ведь это не радует? Не пострадай ваш корабль, чувства, наверное, были бы иные.
– Я беспокоюсь за «Репейницу», ты беспокоишься о больных и сыворотке-пятнадцать. Я хочу, чтобы ящики с препаратом приготовили к выгрузке через шестьдесят секунд. Миссия не завершена, пока мы не передали груз, ясно?
– Конечно.
Авиаторы покрепче, не занятые у лебедок, собирались в гондоле. Одни держали носилки, другие – огромные ящики, чтобы передать через подфюзеляжный люк, едва корабль сядет на Клинок. Кильон понял, что эти ящики – тот редкий груз, который не выбрасывали за борт, чтобы облегчить корабль. Он и сам взял один и отступил от подфюзеляжного люка, когда авиатор приоткрыл его, и в проеме показался прямоугольник далеких крыш. Черепа никуда не исчезли – они по-прежнему стреляли и запускали ракеты, но лишь при невероятном везении могли попасть в маленький люк под фюзеляжем. Тем не менее Кильон держался подальше от люка и молился, чтобы время шло быстрее. Крыши проползали мимо, но корабль тащили к выступу медленно, невыносимо медленно.
Потом черная стена выступа начала приближаться, корабль миновал изогнутую ограду, нижний люк гондолы едва не задел ее верх. Не важно, на какой высоте они летели, когда бросали крюки, – натянувшиеся тросы опустили гондолу почти вровень с площадью. «Репейница» проплывала над беснующимися людьми, которые тянули руки, пытаясь схватить все, что удастся. В оглушительных воплях слышалось не только ликование, но и что-то болезненно-отчаянное, способное при малейшей провокации превратить клиношников в безумную, неуправляемую толпу.
С гондол и пилонов, вдобавок к захватам, сбрасывали анкерные тросы. Корабль остановился так резко, что Кильон чуть не вылетел в отрытый люк. Наверное, тросы натянулись слишком туго или оболочка застряла меж окружающими зданиями – сейчас это значения не имело. Благодаря туго натянутым анкерным тросам и баллонетам, до сих пор державшим гондолу в воздухе, пока «Репейнице» опасность не угрожала.
Толпа расступалась перед шагающими к подфюзеляжному люку милиционерами в красных шляпах и с ружьями. Стражи порядка целились в небо, но были готовы остановить любого, кто окажется на пути. Следом, расчищая широкую полосу, ехал паровой грузовик с еще одним отрядом милиционеров на подножках. Милиция освободила место вокруг гондолы – оттеснила толпу, размахивая ружьями. Собравшиеся подчинились без долгих препираний – они даже сами отступали, подпуская грузовик к открытому люку.
Куртана покинула мостик. Она забрала из арсенала заряженный двуствольный пистолет и, оттянув его кремневый ударник, спустилась по трапу: в одной руке – пистолет, другая – на поручне. Куртана обратилась к милиционерам в красных шляпах, но перекричать толпу не смогла. Стиснув зубы, она прицелилась в небо так, чтобы не повредить оболочку, и выстрелила.
На площади воцарилась зловещая тишина.
– Я капитан Куртана. Где Тальвар?
– Тальвар не смог прийти, – ответил один из милиционеров.
– Мы договаривались о встрече.
– Состояние здоровья не позволило ему прийти. Он велел привести вас в купальню «Красный дракон».
– Неужели? Я должна довериться тем, кого знать не знаю?
– Меня зовут Каргас, – представился милиционер. – Этим на данный момент ограничимся. Препарат у вас?
– Часть на этом корабле, – ответила Куртана. – Пока вам хватит. У вас ведь уже есть план распределения?
– Тальвар все продумал, – заверил Каргас. – В каждом районе, в каждом округе есть глава. Между ними и распределим груз, в зависимости от того, сколько человек у них под началом. Постараемся никого не обделить.
– Не будет ни взвинчивания цен, ни продаж через черный рынок? – осведомилась Куртана.
– Я не стану обещать того, за что не ручаюсь. В городе анархия, твердого порядка нет. Могу только заверить, что, если передадите препарат, Тальвар и все мы постараемся распределить его среди нуждающихся.
– Ах, постараетесь? Выходит, я прилетела с другого конца света, а у вас даже четкого плана нет? Так, какие-то убогие задумки?!
– Мы стараемся, как можем.
– По-моему, стоит поверить ему на слово, – негромко предложил Кильон. – Стопроцентные гарантии исключены в принципе, а этот человек, по крайней мере, с нами честен. Рано или поздно нам придется кому-то довериться.
Куртану он явно не убедил.
– Лично мне определенные гарантии необходимы, – заявила она.
– Скажите, какие именно, – отозвался Каргас.
– У меня на корабле много раненых. Хочу, чтобы их переправили туда, где гарантированы покой и уход. У вас больницы еще работают?
– Больницы… Им сейчас не позавидуешь. В большинстве нет электричества, горячей воды и специалистов. Если честно, в купальне вашим людям будет не хуже. Там и уход есть, и чисто, и безопасно.
– Я там был, – понизив голос, признался Кильон. – За безопасность не поручусь, а за чистоту – вполне.
– Это все ваши грузовики или есть еще? – спросила у милиционеров Куртана.
– Еще два ждут неподалеку, готовые въехать сюда, как только этот загрузится, – ответил Каргас.
– В качестве жеста доброй воли отдам вам четыре ящика, но не больше, пока всех моих раненых вместе с доктором не посадят на первый грузовик.
– Нам нужны препараты.
– Вы получите их, едва я удостоверюсь, что мои люди в безопасности. Очень жаль, что кто-то из клиношников пострадал, когда мы абордировались, но, если мой экипаж хоть пальцем тронут, я перебью тару с остатками препарата, и глазом моргнуть не успеете.
– Ваши люди будут в безопасности. Только скорее передайте нам препарат.
Куртана повернулась к Кильону и распорядилась:
– Выгружайте раненых. Пусть кто-нибудь приведет Калис и Нимчу. Доктор, ты впрямь не прочь с ними поехать?
– Рано или поздно мне придется встретиться с Тальваром.
– Ну вот, нас уже двое! – заявила Мерока, протискиваясь к Кильону.
– Доберетесь до купальни – пришлите весточку, – попросила Куртана. – Я присоединюсь к вам, как только наведу порядок на корабле.
– Капитан на сто с лишним процентов, – проговорил Кильон, чуть заметно улыбаясь.
Он надеялся, что Куртана оценит его комплимент.
Несмотря на слаженную работу, спустить раненых в грузовик оказалось непросто. Старались и милиционеры, и Кильон, и дюжие авиаторы, но не потревожить пострадавших не вышло. Их хрипы и стоны говорили о том, как дорого «Репейница» заплатила за доставку груза. Кильон надеялся, что клиношники поймут: настрадались не они одни, хотя трудности ройщиков начались позднее.
Перед уходом с корабля Кильон натянул тяжелую куртку, постаравшись спрятать крылопочки. Он надел шляпу, авиаторские очки, сбежал по трапу и проверил раненых, удостоверившись, что при выгрузке ни один перелом не осложнился смещением. За Кильоном спустилась Мерока, следом Калис в авиаторской куртке и шапке, скрывающей татуировку. Кто теперь скажет, что Калис не ройщица? Мерока помогла ей спуститься, потом они вместе помогли Нимче. В последнюю очередь выгрузили четыре ящика с обещанным Куртаной препаратом. Каргас поднял крышку одного и осмотрел переложенные соломой бутыли сыворотки-15.
– Вообще-то, я не доктор… – Он покрутил одну бутыль в руках.
– Я доктор, а это тот самый препарат, – перебил Кильон. – Его нужно развести один к пяти и можно использовать как морфакс.
– Слышу клиношный выговор.
– Я с Неоновых Вершин, – пояснил Кильон. – Надеюсь, этого достаточно, чтобы заручиться вашим доверием?
– Зависит от того, как ты оказался в Рое.
– Полагаю, так же, как вы стали работать с Тальваром, – по стечению обстоятельств.
– Кто та женщина с ребенком?
– Мои друзья и пациентки, – ответил Кильон, а Калис с интересом взглянула на Каргаса. – Теперь, может, поедем, куда вы там хотели? В купальню?
По сигналу Каргаса водитель завел шипящий грузовик и повел его прочь с людной площади. Кильон оглянулся на гондолу, на миг перехватил взгляд Куртаны, и они поняли друг друга без слов. Они могли больше не встретиться с учетом происходящего на Клинке: твердый порядок здесь отсутствовал. Претензий друг к другу у них не осталось. Кильон помог ройщикам, Куртана выполнила свою часть соглашения, доставив Кильона и его спутниц на Клинок. Если они сейчас расстанутся, то как равные, связанные узами дружбы и пережитым вместе, а не долгом или обязанностью. Кильон надеялся, что они еще встретятся, но понимал: рассчитывать на это не стоит.
Пока грузовик пробирался сквозь толпу, милиционерам Тальвара приходилось отбиваться от пытавшихся заскочить в кузов за препаратом – молотить прикладами, стрелять над самыми головами. Раз за рукав схватили и Кильона, силясь вытащить его в море беснующихся. Каргас удержал Кильона от падения и наверняка спас ему жизнь.
– Люди у нас неплохие, – заверил он, оттаскивая Кильона подальше от бортика. – Просто они прошли через ад.
– Окажись я в шторм на Клинке, сегодня наверняка был бы с ними.
– При условии, что дотянул бы, – хмыкнул Каргас. – А это было нелегко. Все мы потеряли друзей, тех, кто изначально не мог похвастаться высокой зональной выносливостью. Им особенно досталось.
– Сейчас ситуация исправится, – обнадежил его Кильон.
– Исправится временно. Пойми меня правильно: мы благодарны за любую помощь. Но лекарства вечно не действуют, в итоге мы придем к тому, с чего начали. Сперва мы надеялись, что зоны восстановятся, вернутся к изначальному состоянию. Но сейчас в это верится с трудом. Похоже, надо привыкать.
– Мы постараемся помочь, – пообещал Кильон, отводя взгляд от Нимчи.
Грузовик Каргаса ехал к краю площади, прочь от выступа, к которому приближались два других грузовика, чтобы забрать остатки препарата. Кильон оглянулся и увидел, как один припарковался под гондолой, как ящики выгружаются по слаженной цепи рук от авиатора к авиатору. Лишь сейчас он понял, что стало с «Репейницей», сколь опасна, сколь чревата необратимыми последствиями высадка на Клинок. Оболочка застряла меж зданиями, бронированный материал треснул по бокам, обнажив нелепые тайны корабельной анатомии: кольца жесткости, боковые рейки-лонжероны, похожие на ребра, мягкие, уязвимые баллонеты, развешанные по истерзанному кораблю, словно гирлянды черных легких, частью надутых, частью бесполезных и обвисших. Пилоны выгнулись и торчали перпендикулярно гондоле. Хвостовое оперение, выпуклые профили на киле, до сих пор стояли прямо.
Внезапно он ахнул.
Хвостовое оперение горело!
Кильон понял это одновременно с толпой. Он не думал, что беснующийся народ может шуметь еще сильнее, пока не услышал вопль ужаса. Люди отпрянули от корабля, а горящие клочья оболочки уже летели на них дождем. Пламя безжалостно пожирало хвост «Репейницы». Сначала клиношникам было куда отступать, но вскоре они начали спотыкаться, падать, налетать друг на друга – на площади образовалась безумная куча-мала. К тому моменту о пожаре наверняка узнали и авиаторы в гондоле. На глазах у Кильона они через боковые двери выбирались на балконы. Быстро, но без паники ройщики доставали трапы и веревки, спускались по ним либо рисковали и прыгали. Огонь уже сожрал хвостовое оперение, оставив лишь пламенеющий на фоне темного неба остов. Балки и опоры венчал мерцающий сине-оранжевый нимб. Пламя двигалось дальше и уже лизало оболочку за хвостом гондолы. Ящики до сих пор выгружали из подфюзеляжного люка, но теперь гораздо быстрее – их практически бросали от авиатора к авиатору, хотя все действовали по-прежнему слаженно и дисциплинированно. Один грузовик уже заполнили, другой готовился занять его место. Хвостовая часть «Репейницы» начала провисать, металл терял жесткость. В люке появилась Куртана, она передавала ящик стоящему ниже авиатору. «Выбирайся! – чуть слышно прошептал Кильон. – За это умирать не стоит». Да, ценен каждый ящик, но парой больше, парой меньше – ощутимой разницы клиношники не почувствуют.
Очевидно, Куртана считала иначе. Ящики с препаратами теперь сбрасывались вниз один за другим, но капитан явно собиралась довести работу до конца. Забот у Кильона хватало – и раненые, и Калис с Нимчей, но ему хотелось вернуться в гондолу к Куртане и помочь ей с выгрузкой ящиков.
Вопли толпы заглушил другой, совершенно нечеловеческий звук – рев, стон корежащегося металла. Задняя часть корабля отвалилась полностью. На глазах у Кильона лонжероны один за другим гнулись и отламывались. И медленно, как во сне, падали, исчезая в пустоте за краем выступа. Горящие лонжероны рухнут на черепов? Сначала Кильон надеялся, что так и выйдет, потом представил, как бандиты корчатся в огне и понял: есть такое, чего не пожелаешь и врагу.
Из-за неожиданного дисбаланса уцелевшая часть корабля наклонилась вперед, приблизив гондолу к земле. Но оболочку по-прежнему удерживали на месте здания – по крайней мере, пока ее остатки не уничтожило пламя. Изменившийся ракурс обзора скрыл от Кильона подфюзеляжный люк: его заслонила толпа. Но пламя уже охватило большую часть оболочки и лизало броню гондолы.
– Выбирайся! – снова шепнул Кильон.
Тут грузовик свернул в проулок меж зданиями, и горящий корабль скрылся из вида окончательно.
Глава 25
Наступала ночь, город погружался в темноту, лишь тусклый свет редких огней напоминал о цивилизации, некогда существовавшей на Клинке. Грузовик ехал по территории, считавшейся Пароградом, до того как шторм стер привычные границы зон. Мерока одолжила или отняла винтовку у милиционера и теперь целилась в каждую тень, попадающуюся по дороге. После заката большинство граждан сидели дома, оставив улицы бандам мародеров, численностью сильно превышавшим милицейские отряды. Следы пожара виднелись на каждом доме, повсюду на улицах валялись обломки паровых машин и карет. Конские трупы под зловонными покрывалами гнили на земле, прямо там, где лошади пали. Нечистотами воняло так сильно и мерзко, что Кильона замутило. Он подумал, что никогда не привыкнет к такому запаху: разве это нормальные условия для жизни?
Насколько мог судить Кильон, такая ситуация наблюдалась на большей части Клинка. Лишь в считаных анклавах сохранилось электричество, а мест, где теоретически могли работать технологии Небесных Этажей, осталось еще меньше. Электричество – энергия, которую нужно вырабатывать, а для этого требуется квалифицированная рабочая сила. Из-за господствующей на Клинке полуанархии – за исключением зон, уже погрязших в безвластии, и районов боевых действий, которым грозило вторжение черепов, – не представлялось возможным организовать людей и заставить их выполнять прежние обязанности. При массовом распространении сыворотки-15, если клиношникам не придется страдать от изнурительных последствий зонального недомогания, ситуация могла измениться в лучшую сторону. Пока в Парограде существовали только отдельные места, где восстановили электроснабжение и создали элементарные удобства. Одним из таких мест была купальня «Красный дракон», вне сомнений, благодаря тому, что сама обеспечивала себя паром. Купальня осталась единственным освещенным зданием на улице, других изменений Кильон не заметил. Грузовик привез их к главному входу, у которого и сейчас толпились местные жители, словно привлеченные светом мотыльки. Бледно-зеленый фасад до сих пор украшала гирлянда разноцветных фонариков. Дохлых коней вокруг хватало, значит и в сале недостатка не было.
Каргас и другие милиционеры окружили вход кордоном, чтобы спокойно занести внутрь раненых и ящики с лекарствами, а Калис и Нимча вошли без проблем. До того как выбраться из грузовика, Кильон поправил куртку: полумрак под гондолой позволял оставаться незаметным, но сейчас крылопочки явно выпирали из-под ткани. Пока он шел по портику «Красного дракона», кто-то даже схватил его за спину, но за дерзость тотчас получил прикладом по лицу – вероятно, от Мероки. Кильон очень надеялся, что злоумышленника интересовала куртка, а не скрытое под ней.
Вскоре они попали в специфически пахнущее, душное чрево купальни. Прежде оно угнетало Кильона, сейчас же он радовался всему, что разгоняло городскую вонь. В купальне стало темнее, чем он помнил, но она явно работала и клиентов не растеряла. Каргас подвел их к кабинету мадам Бистури в конце длинного коридора, который упирался в дверь подвала. Навстречу им попалась девушка – восковая фигурка, посмотревшая на них с профессиональным безразличием: они ведь прибыли по делу, а не развлекаться. Когда они вошли в кабинет, мадам Бистури оторвалась от диграфического гроссбуха.
– Рада, что вы вернулись, доктор! – проговорила она, скрывая удивление, словно он отлучался на минуту. Кильона она узнала мгновенно. – И ты, Мерока. Как… неожиданно.
– Нам здесь очень понравилось, вот мы и вернулись, – заявила Мерока.
– Благодарю, – вежливо отозвалась мадам Бистури. – Как видите, купальня выжила. Мы перенесли больше перемен, чем любое другое заведение на Клинке, и не сомневаюсь, что перенесем еще немало. Не стоит недооценивать недавние события: мы стали свидетелями одного из самых тревожных эпизодов в истории купальни. Однако мы его пережили, а теперь, когда прилетели вы, у нас появилась надежда.
– Что бы вы делали, если бы мы не прилетели? – полюбопытствовал Кильон.
Мадам Бистури равнодушно пожала плечами и что-то исправила в расчетах.
– То, что делали всегда. Приспосабливались бы.
– Часть препаратов мог уничтожить пожар. Сколько еще кораблей прорвутся через заслоны черепов, мы не знаем.
Новость не слишком заинтересовала мадам Бистури: возможно, ей уже сообщили о пожаре.
– Вы ведь пришли к мистеру Тальвару, – проговорила она, окунув перо в чернильницу. – Это вполне ожидаемо. Он был нам очень полезен, отрицать бессмысленно.
– Без кочегара в котельной никак, – подхватил Кильон.
– Я не это имела в виду. Деловые связи мистера Тальвара… – Мадам Бистури взглянула на Каргаса, наверное гадая, как лучше выразиться. – Скажем так: они оказались полезными для обеспечения безопасности купальни… в трудный период. Я всегда знала, что он влиятельный человек, но даже не представляла насколько. Он как цветок, который расцвел в темноте.
– Полагаю, он там же, где мы с ним встречались в прошлый раз?
– Нет, мистер Тальвар, что называется, поднялся, соответственно своему возросшему влиянию. Каргас вас проводит. Не пугайтесь тому, что стало с Тальваром.
– Мы и так знаем, что с ним стало, – сказала Мерока.
– Я имела в виду – с тех пор. Есть определенные перемены, и кое-кого они… шокируют. – Мадам Бистури снова бросила взгляд на Каргаса. – Понимаете, мистер Тальвар не любит, когда люди смотрят на него и обсуждают его внешность. Сейчас ему лучше, он не заперт в маленькой котельной.
– Меня в этой жизни уже ничего не шокирует, уверяю вас, – проговорил Кильон.
– Глядя на вас, почему-то думаю, что вы не преувеличиваете. Солоно там пришлось, да?
– Непросто.
Мадам Бистури вытащила ручку из чернильницы и посмотрела на Калис, потом на Нимчу, словно только что их заметила.
– По-моему, мы не знакомы.
– Калис и ее дочь Нимча – наши друзья, – пояснил Кильон.
– Не с Клинка ведь?
Кильон кивнул, понимая, что ложью здесь ничего не добьешься.
– Мы вместе странствовали, потом оказались гостями Роя. Обо всех нас отлично заботились.
– Впервые на Клинке? – спросила мадам Бистури, обращаясь не к Калис, а к Нимче.
– Да, – ответила та.
– Он, наверное, кажется тебеочень странным?
Девочка немного подумала и сказала:
– Нет.
– Однако ты же раньше ничего подобного не видела?
– Видела во сне, – возразила Нимча. – Но во сне у меня город был лучше. Во сне у меня он работал.
– Он и сейчас работает. В определенной степени.
– Нет, не работает. Город сломан. Он сломан давным-давно. Сейчас он хочет починиться.
– Пролетело несколько дней, а девочка говорит «давным-давно», – заметила мадам Бистури, неуверенно улыбнувшись.
– Я имела в виду – тысячи лет, – возразила Нимча.
– Какая необычная девочка! – Мадам Бистури испытующе глянула на Кильона – правда, мол? – В ней какая-то особая сила. Смотрит на меня, как на стеклянную. В жизни не чувствовала себя такой уязвимой.
– Нимча многое вынесла, – пояснил Кильон. – Отсюда и сила.
– Вы тоже многое вынесли. Похудели, побледнели, осунулись. Стали похожи на свою тень.
– На моем попечении больные и раненые. Меня заверили, что здесь о них позаботятся, – сказал Кильон.
– Разумеется. Все для наших великодушных благодетелей! Я велю девушкам освободить второй этаж, сейчас мы можем им пожертвовать. Ваши подопечные нуждаются в каком-то особенном уходе?
– Чуть позже я их осмотрю, пока особых проблем быть не должно. Лежачие наверняка обрадуются еде и питью, воде и мылу.
– Лично прослежу, чтобы их всем обеспечили. Пока же вы наверняка хотите поговорить с Тальваром?
– Вы позволите? – спросил Кильон.
На миг мадам Бистури смутилась.
– Раз вы с мистером Каргасом, моего разрешения не требуется.
– Я провожу их, – пообещал Каргас. – Мои люди занесут на второй этаж препараты и раненых авиаторов.
– Отлично. – Мадам Бистури перегнулась через стол и пожала Кильону руку. – Рада, что вы вернулись, доктор. Удивлена, но рада. Знала, что вы не бросите город. Мы ведь все его дети, правда? Где бы ни была наша родина.
– Где бы ни была наша родина, – повторил Кильон, ожидая, когда мадам Бистури выпустит его руку.
– Мать с дочерью останутся со мной, если у них нет дела к мистеру Тальвару.
– У нас есть дело, – решительно заявила Калис.
Кильона со спутницами повели в другую часть купальни, на одном этаже с кабинетом мадам Бистури, но в нескольких извилистых, без единого окна, коридорах от него. Для Кильона обшитые деревом стены не отличались друг от друга, и, когда их привели к тяжелым двойным дверям, он окончательно потерял ориентацию. Из-за дверей доносилась музыка – повторяющиеся аккорды простой мелодии, которую выводили духовые. Каргас постучал, и секунду спустя дверь приоткрылась. Милиционер переговорил с кем-то внутри, музыка полилась сквозь щелку и стала громче. Пара купальне хватало, но через щелку его валило столько, что Кильон изумился.
– Сейчас он нас примет, – сообщил Каргас.
Двери распахнулись. Располагалась за ними наверняка самая большая комната купальни, хотя ее истинный размер скрывал пар, клубящийся до невидимого потолка. «Не только пар», – поправил себя Кильон. В помещении ощутимо пахло древесным дымом, хотя ароматы, витавшие в воздухе, заглушали его.
– Заходите! – прогудел голос, перекрывая музыку. – Не стесняйтесь.
Они переступили порог. Тальвар ждал их – окутанной туманом статуей он возвышался в центре комнаты. Кильон вытер пот рукавом куртки. Насколько он разобрал, Тальвар не слишком изменился. Он был все тем же паровым киборгом с массивным низом, где большая часть туловища окружена системой жизнеобеспечения, как у человека в костюме чайника. Правый глаз до сих пор отсутствовал, глазницу скрывала повязка из чугуна, кожи и дерева. На черепе по-прежнему красовались пластины, а за механической левой рукой все так же тянулся секционный кабель. Кильону показалось, что теперь Тальвар стоит и что сил у него прибавилось. Других внешних изменений не просматривалось.
– Доктор Кильон! Если честно, в гости я ждал не тебя. И не Мероку. Воистину жизнь не устает нас удивлять.
– Рад вас видеть, – отозвался Кильон.
– Ты, конечно, врешь, – загудел Тальвар, перекрывая музыку. – Никто не рад меня видеть. Просто то, что я выжил, полезно и выгодно – это ты имеешь в виду. Тем паче в нашем Богом забытом городе я сохранил обширные связи, и они существенно облегчат распространение препарата.
– Разве это не одно и то же?
– Такое не исключено, – признал Тальвар. – Не думай, что я не благодарен тебе за помощь. Мы не чаяли увидеть Рой, не говоря уже о том, что приведешь его ты. Обсудим это позже, тебе наверняка есть что рассказать нам. Пока решим, что ты, если можно так выразиться, был весьма убедителен.
– Рано или поздно ройщики прилетели бы на помощь Клинку, – заверил Кильон. – Они такие же люди, как мы, не лучше и не хуже, просто долго не могли освободиться от гнета прошлого.
– Ты говоришь о ройщиках так, словно тут их нет.
– Их и нет, строго говоря. – Кильон показал на своих спутниц. – Мероку вы знаете. Калис и Нимча – гостьи Роя, так же как и я. Обращались с нами хорошо, мы практически стали гражданами Роя. Но и Калис с Нимчей, и я родились не в Рое.