Дневная битва Бретт Питер

Ахман немного подумал и тоже пожал плечами:

– Набирай свою сотню.

На сей раз Аббан склонился, сколько позволил костыль.

– Мне понадобится наставник для продолжения их обучения.

Ахман покачал головой:

– На это, мой друг, я пойти не могу.

Аббан улыбнулся:

– Я подумал, что мастер Керан вполне подойдет.

Керан был наставником Аббана и Ахмана, когда они учились в шарадже. Он суров, фанатичен и страстно ненавидел хаффитов. Вдобавок полевой демон так прокусил ему ногу, что дама’тинг пришлось ее ампутировать. Наставник поправился, но его гордость – нет.

Ахман удивленно взглянул на Аббана:

– Керан? Который избил меня за то, что я не дал тебе упасть и погибнуть?

Очередной поклон.

– Он самый. Если сам Избавитель решил пощадить меня и разглядел во мне способность принести пользу, то и наставник, быть может, сподобится. Похоже, он переживает нелегкие времена. Продолжает преподавать в шарадже, но най’шарумы не уважают его, как раньше.

– Най’шарумы дурные, пока не пустишь им кровь, но крови скоро хватит на всех, – проворчал Ахман. – Если хочешь, чтобы Керан на тебя работал, – попроси его, но приказа я не отдам.

Аббан поклонился еще раз:

– Изменятся ли твои планы после обещаний, данных госпоже племени Лощины?

Ахман мотнул головой:

– Мои обещания ни на что не влияют. Моим долгом остается объединить народы севера перед лицом Шарак Ка. Весной мы пойдем на Лактон.

Аббан поджал губы, но кивнул.

– Думаешь, это ошибка, – заметил Ахман. – Предпочитаешь, чтобы я ждал.

– Вовсе нет, – склонился Аббан. – Мне сказали, ты уже начал собирать войска.

Ахман кивнул:

– Мы убили князя демонов и разозлили Алагай Ка. Следующий Ущерб ознаменуется началом Шарак Ка. Я чувствую это сердцем. Мы должны подготовиться.

– Безусловно, – согласился Аббан. – Чины подавлены и не окажут особого сопротивления, даже если ты выведешь с их земель большую часть воинов. Лица их женщин подобающим образом скрыты, их сыновья забраны для Ханну Паш, а мужчины порабощены. Но пройдут годы, пока мальчики созреют для испытания на звание даль’шарумов, а их отцы, чи’шарумы, как я слышал, не сильно преуспели в подготовке.

Ахман выгнул бровь:

– Ты многое услышал из шатра шарумов, хаффит.

Аббан только улыбнулся:

– Друг мой, нога у меня искалечена, но слух остер.

– Мальчиков, набранных для Ханну Паш, разлучили с родными, и они достаточно юны, чтобы забыть былые обычаи, – проговорил Ахман. – Из многих получатся отличные даль’шарумы, а из некоторых – полезные дама, и мы пошлем их обращать землепашцев в нашу веру. Но их отцы помнят слишком много, а усваивают слишком мало. Большинство из них никогда не откроется сердцем чести, которую мы предлагаем им, обучая сражаться на Шарак Ка.

– Но сперва ты предложил им сразиться на Шарак Сан с их братьями-землепашцами, – заметил Аббан. – Это любому нелегко.

– Дневная война была предсказана, – возразил Ахман. – Без нее не обойтись, если мы собираемся победить алагай и навсегда избавить мир от их мерзости.

– Пророчества невнятны, Ахман, и часто истолковываются ошибочно, пока не становится поздно. Об этом сказано во всех преданиях Эведжаха. – Аббан показал счетную книгу – увесистый том с большущими страницами, испещренными аккуратными и мелкими строчными знаками шифра, который недоступен для непосвященных. – Размеры прибыли яснее говорят правду.

– Тогда превратим их в тупое орудие, – решил Ахман. – В корм для вражеских стрел и пращей. Они станут щитом моей армии, как истинные шарумы – ее копьем.

– По крайней мере, скакуны у твоих копий будут хороши, – отозвался Аббан. – Мы гордимся красийским коневодством, но наши кони – позор по сравнению с дикими табунами, которые носятся по лугам Дара Эверама. Чины зовут этих лошадей мустангами. Огромные, могучие зверюги!

– Иначе им ночью не выжить, – буркнул Ахман.

– Даль’шарумы отлавливают и объезжают их с исключительным мастерством. Твои войска полетят стрелой, и мало кто устоит у них на пути.

Ахман удовлетворенно кивнул:

– До весны далеко. Каждый день, покуда мы ждем, враги умножают силы.

– Согласен. Именно поэтому тебе и не следует ждать. Напади на Лактон с первым снегом.

Ахман изумленно взглянул на него, но лицо Аббана осталось бесстрастным. Ему было приятно потрясение друга.

– С каких это пор трус Аббан советует наступление? – осведомился Ахман.

Тот поднял счетную книгу:

– Когда это выгодно.

Ахман долго смотрел на него, затем встал, наполнил кубок фруктовой водой и вернулся на трон. Жестом предложил Аббану присесть.

– Отлично. Поделись своим пророчеством выгоды. Откуда мне знать, когда выпадет снег? Ты теперь дама’тинг и прозреваешь будущее?

Аббан с улыбкой взял кубок, сел за стол и раскрыл том:

– Первый снег не событие, а особая дата в тесийском календаре. Наступает через тридцать дней после осеннего равноденствия. В Лактоне это важный день, когда герцог взимает с деревень оброк.

– И ты хочешь, чтобы мы его отобрали, – догадался Ахман.

– Копья бесполезны, Ахман, если они в руках людей с пустыми желудками. В минувшую зиму твоей армии грозил голод – особенно после того, как недоумок-дама спалил запасы зерна. Впредь такие промахи недопустимы.

– Согласен. Но сейчас мы владеем большей частью северных угодий. Зачем нам еще?

– Верно, – согласился Аббан, – но выросла и твоя армия. Теперь у тебя тысячи чи’шарумов, и тебе придется содержать и кормить растущее население. Более того, ты должен лишить Лактон зимних припасов. Город построен на столь широкой реке, что, говорят, с ее середины не видать берегов.

– Это кажется невозможным, – и Ахман указал на огромную настенную карту, – но землепашцы, наверное, согласятся.

– Ни скорпионы, ни луки не достанут до города с берега, – продолжил Аббан. – Если они сумеют доставлять продовольствие кораблями, тебе понадобится год, чтобы выкурить их, а то и больше.

Ахман сложил пальцы домиком.

– Что ты предлагаешь?

Аббан тяжело встал, оперся на костыль с верблюдом-ложем и захромал к карте. Ахман с интересом развернулся к хаффиту.

– В Лактоне, как и в Даре Эверама, есть одноименный город. – Аббан указал костылем на большое озеро и город невдалеке от западного берега. – А также десятки селений, разбросанных по всему герцогству. – Он обвел концом костыля намного больший участок. – Земли, на которых стоят селения, плодородны не меньше, чем Дар Эверама, а урожаи такие же поразительные, и собранное совершенно не охраняется.

– Тогда почему нам не аннексировать селения, и делу конец? – спросил Ахман.

Аббан покачал головой и вторично обвел костылем территорию:

– Край слишком обширен, чтобы просто его забрать. Тебе не хватит людей, а жатвой придется заняться самостоятельно, если местные не пожгут поля, едва завидят на горизонте твою армию. Многие протекут у тебя меж пальцами и доберутся до города, прежде чем его наглухо запрут, когда докмейстеры сгрузят припасы и выберут якорь. Лучше дождаться первого снега и атаковать здесь. – Он указал на большое селение на западном берегу озера. – Это Доктаун. Чины привезут оброк именно сюда. Докмейстеры сочтут его, перенесут на корабли и отправят в город у озера. Весь докмейстерский флот станет в доках или на рейде, пока не загрузится. Доктаун плохо укреплен и не ждет внезапного нападения в столь позднее время года. Но твоя армия пересядет на мустангов и нагрянет стремительно. Элитный отряд способен захватить весь урожай, большинство лактонских доков и половину флота. А следом пусти свои тупые орудия, чтобы сокрушить деревни после налета. Сосредоточься сперва на тех, что на побережье, лиши лактонцев безопасной гавани, и они окажутся запертыми на острове на всю зиму и без продовольствия. Весной небось сдадутся без боя, а если нет, у тебя будут свои корабли, которые можно набить шарумами и захватить город.

Ахман нахмурился и долго изучал карту.

– Я обдумаю это.

«То есть посоветуешься с костями Инэверы», – мысленно уточнил Аббан, но он был достаточно умен, чтобы промолчать. Перед такой авантюрой всегда полезно посоветоваться с хора.

Вооруженный письменным распоряжением Ахмана, Аббан приковылял на тренировочную площадку и устремился в Каджи’шарадж.

Его тотчас заметил Джурим, с которым они детьми проходили подготовку. Джурим посмеялся над Аббаном, когда тот упал со стены Лабиринта и раздробил ногу за что наставник Керан сбросил оттуда самого Джурима. Но если Аббан остался калекой, то Джурим полностью выздоровел. И ничего не забыл.

Воин отдыхал с другими шарумами возле шатра Каджи, развлекался кузи и игрой в шарак. Аббан удивился, когда обнаружил, что землепашцы не менее искусны в этой игре, хотя называют ее «убежищем» и придерживаются иных правил. Один шарум встряхнул кости в стаканчике, метнул и победно взревел, к неудовольствию остальных.

– Что ты делаешь среди мужчин, хаффит? – крикнул Джурим.

Воины подняли взгляды. Сердце Аббана екнуло при виде двоих, Фахки и Шустена.

Своих родных сыновей.

Джурим выпрямился, ничем не выдав, что не прошло и недели, как его выпороли кнутом. Все заживало на нем быстро, так было всегда, даже когда он еще не впитывал по ночам магию демонов.

Воин приблизился, навис. Аббан далеко не коротышка, но стройный Джурим превосходил его и ростом, и худобой, тогда как тучный Аббан сгибался под собственным весом, будучи вынужден опираться на костыль.

Джурим не осмеливался тронуть Аббана даже в отсутствие Ахмана, но, как и Хасик, не упускал случая оскорбить и унизить бывшего однокашника. Если Хасик вымещал злость на женщинах, то Джурим и Шанджат взялись за сыновей. В конце концов, старшие были Копьями Избавителя – самыми славными и беспощадными воинами шар’дама ка, закаленными в боях и неизменно молодыми и сильными благодаря магии, которой насыщались еженощно. Фахки и Шустен прислуживали им.

Юноши последовали за Джуримом, однако не поздоровались с Аббаном, даже не выдали взглядом родства. Смотрели под ноги, друг на друга, вдаль – куда угодно, только не на отца. В цивилизации, где отцовское имя важнее собственного, не придумаешь большего оскорбления.

– Из твоих сыновей получились хорошие воины, – поздравил его Джурим. – Сначала были неженками, как и положено крови и плоти хаффита…

Фахки при этих словах сплюнул в пыль, а Джурим продолжил:

– Но я взял их под мой щит и обнаружил в них сталь. – Он ухмыльнулся. – Должно быть, досталась от матери.

Все три воина рассмеялись, а Аббан до боли стиснул костыль из слоновой кости. Потайной клинок отравлен, можно вонзить его в ступню Джурима раньше, чем тот заметил бы надвигающийся удар. Но уважение, которое мелькнет в глазах сыновей, не продлится долго. В конце концов, яд – оружие труса, а ударивший шарума хаффит все равно не жилец. Не будь Аббан главным советником Избавителя, он получил бы копьем в грудь даже за непочтительные речи.

Фахки и Шустен взглянули на него с плохо скрытым отвращением. Если ударит, они не колеблясь сдадут его ближайшему дама, а тот вынесет приговор даже раньше, чем прознает Ахман.

Аббан сохранил лицо, заставил себя поклониться и воздел свиток с печатью Избавителя. Джурим, как многие воины, не умел читать, но хорошо знал, что означают Копье и Корона.

– Я пришел по делу шар’дама ка.

Джурим посуровел:

– И что за дело, коли оно такое важное, что ты оскверняешь территорию воинов?

Аббан выпрямился:

– Тебя не касается. Отведи меня к наставнику Керану, и поживее.

– Не смей так разговаривать с высшими, хаффит! – зарычал Шустен.

Аббан послал ему ледяной взгляд:

– Ты, мальчик, возможно, и унаследовал от матери сталь, но определенно не мозги, если мешаешь исполнить волю шар’дама ка. Иди и займись чем-нибудь полезным, иначе при следующей встрече я доложу Избавителю, как прохлаждаются его шарумы – играют в шарак и пьют кузи, когда должны упражняться.

Юноши побледнели, переглянулись и поспешили убраться. Аббан испытал холодное удовлетворение, но оно не закрыло кровоточащую рану от ножа, который проворачивался в его сердце. Аббан уже привык к насмешкам из-за увечной ноги и трусливой душонки, однако мужчина, которого не уважают сыновья, – не мужчина.

«Скоро, – пообещал он себе. – Скоро».

Многие шарумы пренебрегали запретами Эведжаха и по ночам пили кузи для храбрости, а днем – чтобы забылась ночь. Правда, некоторые имели глупость напиваться так, что не могли встать по струнке при виде дама.

Керан был пьян именно настолько, и даже сильнее. Наставник сидел на грязной подушке, привалившись к центральному шесту палатки, а его черные одежды пропитались и провоняли блевотой. Рядом лежало острое меченое копье, дополнительно оснащенное крестовиной, чтобы использовать оружие как костыль. Левая нога заканчивалась ниже колена, штанина подколота. К культе пристегнута простая деревяшка.

Он зыркнул на Аббана с ненавистью в маленьких глазках.

– Явился позлорадствовать, хаффит? Теперь я бесполезен почти как ты, но мне хоть обеспечено место на Небесах.

Аббан отпустил полог, тот упал и отрезал обоих от внешнего мира. Тогда он плюнул Керану под ноги:

– Я не бесполезен, наставник. Я ежедневно служу нашему господину и никогда не ныл из-за своей участи, как баба, а тем более не напивался до того, чтобы валяться в луже, которую сам напрудил. Эверам благословил тебя сильным телом, но без него твое сердце слабо.

Лицо Керана исказилось от ярости, он схватил копье, намереваясь вскочить и поразить Аббана в сердце. Но он не привык к деревянной ноге и шатался от кузи, а потому споткнулся, и проволочки хватило, чтобы Аббан с силой врезал костылем по деревяшке и сшиб ее начисто. Керан упал, а гость ударил еще раз и отшвырнул копье.

В костыле Аббана щелкнуло, и клинок нацелился Керану между глазами.

– В свое время, наставник, ты истребил много демонов, – проговорил Аббан, – но сохранишь ли ты место на Небесах, если погибнешь в своей блевоте от руки увечного хаффита, которого с позором изгнал из шарумов?

Керан надолго замер; его свирепые глаза почти сошлись к переносице, следя за клинком.

– Чего ты хочешь? – наконец спросил он.

Аббан с улыбкой отступил, втянул клинок и в поклоне оперся на костыль. Он вынул из-за цветастого жилета свиток с печатью Избавителя.

– Как чего? Вернуть тебе величие.

Аббан и Керан привлекли к себе множество взглядов, когда захромали по тренировочной площадке к хаффит’шараджу Каджи. Дживах’шарум раздела наставника, вымыла и облачила в чистые черные одежды. Аббан не сомневался, что голова у Керана трещит от кузи, – слишком красноречиво тот сощурился на ярком дневном свету, но наставник сохранил толику прежней выдержки и не выдал страданий. Он шел расправив плечи и с высоко поднятой головой. Аббан, как положено, держался на шаг позади, хотя без труда мог обогнать Керана, которому приходилось двигаться медленно, чтобы идти с достоинством.

Они дошли до участка, где тренировались ха’шарумы в бурых одеждах – их насчитывались тысячи в одном лишь племени Каджи. Многие отрабатывали простые действия с копьем и щитом, которые Аббан выучил так давно, что с тех пор, казалось, прошла целая жизнь. Ха’шарумы дружно поворачивались и прикрывались щитами, одновременно делали выпад копьями. Отряд поменьше упражнялся в приемах более сложных.

Керан сплюнул:

– Большинству из них следует остаться в бидо, а лучше – подносить воду и надраивать щиты…

Строй обходила горстка молодых шарумов. Они были в черном, но покрывала, которые свободно обвивали шеи, оставались бурого цвета и изобличали в юнцах хаффитов-наставников.

– Щенки точат зубы на хаффитов, надеясь заслужить красное, – осклабился Керан.

Один юный наставник заметил их и подошел, глядя с презрением, но спустя миг его глаза зажглись – узрел красное покрывало Керана. Он поднял взгляд и узнал наставника, чья репутация была хорошо известна, ибо он некогда числился в Копьях Избавителя. Они с наставником Кавалем учили самого шар’дама ка.

Юнец поклонился, напрочь игнорируя Аббана.

– Я Хамаш асу Гимас ам’Тезан ам’Каджи.

Керан ответил легким кивком.

– Я обучал твоего отца. Гимас был неистовым воином. И принял славную смерть в Лабиринте.

Хамаш поклонился снова, на этот раз ниже.

– Что привело тебя в хаффит’шарадж, достопочтенный наставник?

Аббан, хромая, выступил вперед и показал предписание. Подобно кай’шарумам, наставники получали специальную подготовку, куда входили чтение и рисование меток, но, судя по тому, как Хамаш сдвинул брови при виде бумаги, он был нерадивым учеником.

Аббан не заострил на этом внимания. Оно и к лучшему.

– Избавителю нужен десяток ваших лучших ха’шарумов. Отбор поручили мне.

– Ты, хаффит, собрался отбирать воинов? – изумился Хамаш и бросил взгляд на Керана.

– А кому же еще? – улыбнулся Аббан. – В конце концов, они тоже хаффиты.

– Но все равно воины, – проворчал тот.

– Наставник Керан убедится в их готовности к бою. А я прослежу, чтобы у них имелись мозги.

– Всего десяток? – негромко спросил Керан, чтобы не услышал Хамаш. – Ты сказал, шар’дама ка велел набрать сотню.

– У Избавителя нет племени, наставник, – ответил Аббан. – Мы возьмем по десять из каждого.

– Но это больше сотни, – заметил Керан.

В Красии было двенадцать племен.

«Умен для шарума», – подумал Аббан.

– Я хорошо помню твои методы, начальник. Выживут не все, а некоторые станут негодными для сражения, когда ты закончишь. – Он многозначительно постучал по ноге костылем. – Мы начнем со ста двадцати, чтобы ты убил или отверг недостойных.

Керан хрюкнул, а Хамаш, что наблюдал за беседой, перехватил его взгляд и чуть скривил губы в отвращении.

– Даже увечный наставник не должен позволять хаффиту такие наглые речи.

Глаза Керана ничем не выдали намерений, но древко его копья скакнуло вверх и ударило Хамаша между ногами. Юный наставник согнулся пополам, и Керан сбил его с ног мощным ударом того же древка в висок.

Хамаш проворно откатился, но Керан предвидел маневр и припечатал его металлическим навершием копья, едва тот подставился. Он раскроил ему щеку и выбил несколько зубов. Хамаш выхаркнул кровь вперемешку с обломками и попытался встать, но тщетно, избиение еще не закончилось. Керан твердо стоял на ногах, наносил все новые и новые удары. Болезненные, хотя без стойких увечий, но молодой наставник не прекращал сопротивляться, и вот раздался резкий хруст: навершие раздробило ему правый локоть. Хамаш взревел от боли.

– Прими боль и молчи, болван! – прошипел Керан. – Твои люди смотрят!

Наставники и ха’шарумы действительно бросили свое занятие и разинули рты.

Керан повернулся к наставникам.

– Раздеть людей до бидо и построить отряды для смотра! – заорал он, и все засуетились, будто команду отдал сам Избавитель.

В мгновение ока копья были аккуратно составлены, одежда сложена, и будущие воины встали навытяжку в одних набедренных повязках бурого цвета.

Керан вдавил навершие копья в Хамаша, который корчился на земле.

– Встать и марш за мной! Я уже отобрал у тебя бурое покрывало. Если отстанешь или опять оскорбишь меня – заберу и черную одежду.

Аббан подавил улыбку, когда Хамаш кое-как поднялся с бледным и окровавленным лицом. Наставник выбран правильно.

Они заковыляли к первому отряду; ошеломленный Хамаш поплелся сзади, по его мертвенному лицу текла кровь. Перед ними вытянулся в струну еще один наставник с бурым покрывалом. Затем поклонился Керану так низко, что чуть не коснулся земли бородой.

Они двинулись вдоль строя. Керан поочередно выкрикивал каждого и обращался с ним не лучше, чем с рабом на невольничьем рынке.

– Хилый, – ущипнул за руку первого, – но это пройдет, когда несколько месяцев поест жидкой каши да побегает с камнями вокруг городских стен. Покажи первый шарукин.

Тот, покрываясь потом, медленно выполнил серию движений.

Керан сплюнул:

– Жалкое зрелище даже для хаффита.

– Кем ты был до того, как отозвался на призыв Избавителя к шараку? – спросил у мужчины Аббан, раскрыл счетную книгу и взялся за перо.

– Я делал лампы.

Аббан хмыкнул.

– Мастер или подмастерье?

– Мастер. Делом владел отец, но передал его мне, чтобы я научил сыновей.

– Что это меняет? – осведомился Керан, но Аббан не ответил и задал еще несколько вопросов, после чего перешел к следующему в строю.

Тот оказался настолько тощ, что просвечивали кости. Когда к нему приблизились, он прищурился.

Аббан выставил три пальца:

– Сколько я показываю?

Мужчина сощурил глаза сильнее.

– Два, – ответил неуверенно.

Аббан отступил на несколько шагов, и прищур исчез.

– Три, – уже увереннее сказал мужчина.

Керан толкнул дрыща, и тот опрокинулся в пыль.

– Встань, собака! – заорал очередной юный наставник и замахнулся навершием копья, мужчина быстро вернулся в строй.

– Этому и здесь-то нечего делать, куда ему в элитный отряд Избавителя! – произнес Керан.

Аббан снова проигнорировал его слова, разглядывая хаффита.

– Читать умеешь? На счетах считаешь?

– С линзами, – кивнул тот.

Так они продолжили: Керан щипал и толкал, а Аббан расспрашивал. Перспективным велели выстроиться отдельно для окончательного отбора.

Они приблизились к тому, что стоял во главе и был выше других, с широкой грудью и буграми мышц. Аббан улыбнулся.

– Этот вам ни к чему, – вмешался юный наставник. – Силен, как стадо верблюдов, но не слышит сигнального рога – да и вообще не слышит, если на то пошло.

– Тебя не спрашивают, – отозвался Аббан. – Я помню его. Он в числе первых откликнулся на призыв Избавителя. Как зовут?

Наставник пожал плечами:

– Никто не знает. Мы кличем его Глухим.

Аббан отрывисто показал руками, и великан присоединился к остальным кандидатам.

В столице числилось свыше тысячи ха’шарумов из племени Каджи. Когда дама пропели с минаретов комендантский час, Аббан и Керан едва ли осмотрели половину. Кандидатов постепенно отбраковывали, но все равно за ними шло больше пятидесяти человек. Их отвели в шатер, где снова подвергли проверке и расспросам, и вот отряд уменьшился сперва до двадцати, потом до десяти человек, пока не сошлись на четверых, включая глухонемого великана.

Против него Керан возражал:

– Воин, который не слышит рог, – слабое звено!

– На алагай’шарак – возможно, – согласился Аббан, – но дама’тинг содержат немых евнухов, а мне пригодится человек, который не подслушает лишнего.

На следующий день они вернулись и до заката только и делали, что осматривали, испытывали, расспрашивали и спорили, пока не оставались довольны. Керан шесть раз грозился уйти, когда Аббан отклонял того или иного воина.

– И ступай! – не выдержал Аббан на седьмом, каменоломном псе из Песчаника.

Это был могучий детина, но со стеклянными от тупости глазами, едва способный пересчитать свои пальцы.

– Мне не нужны солдаты-недоумки.

Детина свирепо глянул на него, но предпочел промолчать, поскольку за Аббаном возвышался со скрещенными руками Глухой.

Керан гневно зыркнул, и Аббан ответил тем же. Наконец наставник пожал плечами:

– Я сделал бы из тебя мужчину, будь в тебе столько стали по юности.

Аббан с улыбкой отвесил легкий поклон:

– Она всегда со мной, наставник. Но не для боев.

– У тебя зоркий глаз, – недовольно заметил Керан в конце, осматривая десять новых рекрутов. – Я превращу этих людей в воинов.

– Прекрасно, – сказал Аббан. – Завтра отправимся в хаффит’шарадж маджахов и начнем заново.

Следующий день посвятили Маджахам, третий – Мехндингам. После дело пошло быстрее: племена становились все мельче, по мере того как Аббан и Керан продвигались вдоль шатров по тренировочной площадке. Самым малочисленным оказалось племя Шарах, в которым насчитывалось всего три дюжины полноправных даль’шарумов, а ха’шарумов не набралось и ста.

– Мы отвергли сотни достойных мужчин-Каджи, – заметил Керан, когда они отобрали лучших среди шарахов.

Керан, как многие старшие воины, которые прошли обучение до объединения Ахманом племен, был фанатично предан родному и желал, чтобы большинство рекрутов оказалось его крови.

Аббан кивнул:

– Зато шарахи мастерски арканят алагай.

И в самом деле: они насмотрелись, как воины-шарахи управляются с диво-оружием – длинными полыми копьями с навершиями, откуда выступали обручи из крученой стали, которые набрасывались на шею демона или человека. При помощи рычага у крестовины можно быстро расширить или сузить петлю. Укротить жертву удавалось благодаря особым приемам шарусака, которые регулировали рычажное воздействие.

– Я прилично знаю это оружие и могу научить, – сказал Керан.

– Прилично не значит хорошо, наставник, – возразил Аббан.

– Я обучал самого Избавителя, – оскалился тот. – Недостаточно хорошо?

Это не произвело впечатления на Аббана.

– Ты научил его многому, но дама – большему, и подлинное мастерство родилось благодаря вашим совместным усилиям. Теперь Ахман изучает шарусак всех племен, и ты этим тоже займешься. Будешь учить людей, но и сам научишься всему, что знают они. Освоишь цепь и копье Нанджи. Лестницы Кревахов. Все. А если не справишься, я найду того, кто сумеет.

– Я научусь уловкам малых племен! – прорычал Керан.

– Безусловно, – согласился Аббан. – И несомненно, улучшишь многие. Я неспроста выбрал величайшего наставника среди живущих. Ты превратишь последнего из этих людей в достойного противника для любого кай’шарума.