Звездный лед Рейнольдс Аластер

Майк Такахаси проснулся под журчание воды и перезвон колокольчиков на ветру.

– Привет – проговорила Линд, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал тепло и ободряюще. – Майк, это я, Белла. Все в порядке.

Она помнила, как после пробуждения поначалу все плыло, но затем будто щелкнуло и встало на свои места. Тогда не было ни головокружения, ни дезориентации, ни ощущения лихорадочного поиска своего «я», ни трудностей со связным выражением мысли либо способностью различать и определять предметы – ничего. Оно и походило-то скорее не на пробуждение, а на открывание глаз после нескольких секунд интенсивной медитации. Правда, секунды эти включали бесконечные пространство, и время, и загадки, которые придется еще долго разгадывать.

Такахаси шевельнулся, желая сесть. Белла предложила ему одеяло, прикрыться.

– Где я? – Он оглядывался по сторонам и выглядел всего лишь слегка встревоженным. – Я не помню этого места.

– Мне трудно определить, что ты можешь узнавать, а что – нет. Потому давай начнем с самого начала. Ты помнишь «Хохлатый пингвин»?

– Конечно, – ответил он тотчас же.

– А Янус?

Майк посмотрел удивленно. Впрочем, замешательство миновало быстро.

– Да, помню.

– Мы гнались за ним. Шли на полной тяге из Солнечной системы. Ты помнишь это?

Он посмотрел на нее и проговорил очень тихо, так что пришлось напрягаться, разбирая шепот на фоне журчания и плеска воды:

– Что-то пошло не так. Я помню: что-то пошло не так.

– Да, – подтвердила она, обрадованная тем, что теперь объяснять стало гораздо проще. – Не так пошло с одним из толкачей. Он сорвался с крепления и полетел вниз, сбив по дороге второй толкач. Корабль выдержал, но баки изрядно помяло снаружи. Нам пришлось чиниться, прежде чем продолжать погоню на полной тяге. Майк, ты состоял в ремонтной бригаде.

– Что-то случилось, и очень скверное.

– Ты помнишь?

В его лице промелькнули тревога и озабоченность, будто на мгновение он все-таки вспомнил. Но затем Майк покачал головой.

– Нет. А что произошло? Почему я здесь? – Он окинул себя взглядом. – Со мной все порядке?

– Ты более чем в порядке. – Белла улыбнулась.

«Фонтаноголовые» восстановили его тело, но не стали омолаживать в сколько-нибудь заметной степени. Майк был молодым и здоровым человеком, когда его жизнь забрала камнепена.

– Все-таки я не помню случившегося, – сказал он потерянно.

– Ты упал в камнепену, застрял, скафандр стал перегреваться. Мы не могли вытащить тебя. Перри сделал все возможное, но не сработало ничего. Времени оставалось в обрез.

– Перри… с ним все хорошо?

– Да. И вы скоро увидитесь.

– И что со мной случилось?

Белла потянулась к его руке, сжала, думая, что если у нее был бы сын, то так, наверное, она утешала бы его, растерянного, отчаявшегося.

– Нам пришлось кое-что проделать с тобой. Процедуру, способную спасти тебя. Она называется «ледяной ангел». Ты помнишь ее?

– Нет, – тут же ответил он, но по мгновенно расширившимся его зрачкам Белла поняла: в глубине души Майк помнит все пережитые ужасы.

Они с самого начала опасались, что переживание успеет отпечататься в долговременной памяти.

– Райан Эксфорд заморозил тебя. У нас остался единственный выход. Другого пути не было.

– Нет, – проговорил он, и Белла ощутила, как его захлестывают отчаяние и ярость вместе с приходящими воспоминаниями. – Я не хотел умирать!

– Выбора не осталось. Нам пришлось.

Такахаси вздрогнул. Правда о произошедшем ворвалась в его рассудок и ударила, как порция яда.

– Нет! Я не умер! Этого не могло быть!

– Майк, ты умер, – повторила она со всей суровостью, которую смогла изобразить. – Но мы воскресили тебя. И теперь все в порядке.

– Нет, – проговорил он снова, но уже спокойнее.

– С тобой все хорошо. И все уже в порядке.

Такахаси вздрогнул, кутаясь в одеяло:

– Где я?

– На корабле.

Майк осмотрелся. Ничто здесь не выдавало инопланетного происхождения. Белла даже попросила «фонтаноголовых» затенить стекло и не наблюдать слишком уж заметно из-за него. Вряд ли Такахаси выдержал бы сразу все новости.

А Белла хотела, чтобы они поступали к нему в очень щадящем режиме. Ей всегда нравился Майк – с того самого момента, как тот ступил на борт «Хохлатого пингвина». Такахаси был надежным работником наружной команды – как все его коллеги. Но чувствовалось в нем кое-что, помимо профессионализма: особенная спокойная скромность, так нравившаяся Белле в Гаррисоне. Они даже смеялись одинаково.

– А после Януса мы нормально вернулись? – спросил он настороженно.

Она натянуто улыбнулась. Наконец приступили к самой трудной части. Белла кивком указала на стопку одежды на ближайшем сухом камне. Стопка походила на миниатюрную плавильную печь. Большую часть вещей Такахаси давно уже утилизировали – ведь в тяжелые времена начала колонии всякий ресурс был драгоценен. Но люди сохранили кое-что как залог возвращения Майка. За оставшейся одеждой тщательно ухаживали все это время, и на ней были не слишком заметны следы старости.

– Одевайся, – велела она. – Потом я расскажу тебе все, что стоит узнать.

Такахаси плотнее завернулся в одеяло:

– А что случилось с Янусом?

– С ним случились мы, – ответила она и помогла ему встать.

Потом она рассказала ему все, отмеряя правду аккуратными щадящими дозами, как всегда поступала с людьми Крэбтри. При всякой возможности Белла уверяла, что бояться нечего, все в порядке, у него очень много друзей, которые будут вне себя от радости при виде его. Такахаси говорил очень мало. Временами повторял за ней, просил чуть подробнее пояснить, и, в общем, казалось, что услышанное его особо не волнует.

– Мы точно как швейцарская семейка Робинзонов,[4] – подытожила она рассказ о прибытии на Янус и трудностях первых месяцев.

Но Такахаси не рассмеялся.

Такахаси и Белла ехали вниз, в Поддырье, на скоростном лифте, неслись по стеклянной трубе с проложенными вдоль нее, сверкающими хромом индукционными кабелями. Они были вдвоем в кабине – за исключением, конечно же, систем безопасности, просматривавшими каждый кубический миллиметр убранства кабины.

– Но это все случилось уже давно, – продолжила Белла. – Мы прилетели на Янусе до Спики, что заняло тринадцать лет. Большую часть этого времени летели почти со скоростью света. На Земле прошло двести шестьдесят лет.

Белла пригасила огни кабины, чтобы виднелся пейзаж за окном. Под «железным небом» всегда было темно. Снизу раскинулось Поддырье – составленный из огненных драгоценностей осьминог. Каждое щупальце протянулось вдоль своей ветки скоростного поезда к поселениям на Янусе. Хотя поезда прибывали на один вокзал и отбывали с него же, вдоль путей постоянно возникали новые строения. За горизонт убегали восемь линий, излучающие синий свет из-за встроенных неоновых ламп. Когда-то такая бесцельная растрата энергии ужаснула бы Беллу. Но уже миновали годы с тех пор, как люди перестали волноваться из-за потери лишнего киловатта.

– Вы же не за тринадцать лет построили все это, – уточнил Такахаси.

– Нет. Нам потребовалось больше времени.

– Насколько больше?

– Спустя тринадцать лет явились инопланетяне.

Он кивнул. Прежде всего ему стоило рассказать о «фонтаноголовых», хоть он и не видел их пока.

– И как давно они явились?

– Тридцать пять лет назад. То есть люди живут на Янусе уже сорок восемь лет. Мы здесь почти полвека. И нас теперь уже без малого полтысячи.

– Белла, и сколько же тебе сейчас лет? – Он посмотрел на нее.

– Я слишком стара, чтобы отвечать на этот вопрос. – Она отвела взгляд. – Впрочем, да – мне уже больше века. Я иногда и ощущаю себя ровно на столько. – Белла замолчала, предчувствуя его следующий вопрос. – Когда мне исполнилось восемьдесят восемь, а это было пятнадцать лет назад, я отправилась к «фонтаноголовым». Они омолодили меня, переставили биологические часы на время, когда мы начали гнаться за Янусом.

– Но ты не выглядишь намного старше, чем тогда.

Такахаси не принадлежал к числу типов, выдающих льстивые комплименты. Плюс к тому она не забывала смотреть в зеркало и знала, на сколько выглядит.

– Я знаю, что должна выглядеть на семьдесят, но ведь не выгляжу. Вид у меня лишь чуть более старый по сравнению с тем, как я выглядела пятнадцать лет назад, выйдя с корабля «фонтаноголовых». – Она подняла руку. – Но я недавно ощутила, как возвращается артрит. Если бы я уже не испытывала его, то вряд ли распознала бы первые признаки.

Майк рассматривал ее с нескрываемым любопытством.

– Конечно, моя память еще полностью не вернулась, но, если не ошибаюсь, на корабле ты оставалась одна.

– Да, – ответила она просто.

– Что-то изменилось за эти годы?

– Я все еще одна, – сухо проговорила Белла.

– Но ведь столько лет… – Он покачал удивленно головой. – И никого не было?

Она могла бы солгать себе и ему, но Майк заслуживал большего, чем банальная ложь.

– Однажды я попыталась. Он был хороший человек. Один из лучших в Крэбтри. Мы были вместе всего несколько месяцев…

Наверное, Такахаси услышал неладное в ее голосе, поскольку спросил тут же:

– Что с ним произошло?

– Ничего. Он жив, здоров и поблизости. У нас просто не получилось.

– Извини.

– Извиняться не за что. Моя вина. Я тащу слишком много прошлого за собой.

Кабина замедлилась над вокзальной площадью Поддырья, с ее променадами, рядами бутиков и ресторанов. После долгого молчания Такахаси спросил:

– Они омолодят тебя снова?

– Лучше бы, если бы омолодили, – ответила она. – Впереди еще столько работы.

Такахаси восстанавливался хорошо, и на шестой неделе после воскрешения Белла подумала, что уже безопасно ввести его в колонию. И решила организовать вечеринку в его честь.

Праздник устроили вечером в самой большой оранжерее Крэбтри. Лампы чуть приглушили, купол потолка усеяли огоньками в виде звезд. На самых высоких деревьях висели гирлянды бумажных фонарей: красных, золотых, зеленых. Из скрытых динамиков лилось хоровое пение. Белла выбрала Арво Пярта из каталога записей – она нашла запись этого эстонского композитора среди вещей Такахаси.

Белла посчитала жизненно важным не исключать никого, и потому на вечеринку явился почти каждый взрослый колонист, не занятый срочной работой. Люди бродили и разговаривали среди душистой спокойной летней полночи. Летучие фонарики следовали за гостями, пока те добродушно не отмахивались, прогоняя летунов. Роботы-дворецкие держались незаметно, выступая из сумрака меж деревьями лишь затем, чтобы предложить напитки и сладости либо при случае помочь.

Хозяйка слишком уж нервничала, чтобы радоваться вечеринке, но время шло, и стало ясно, что все удалось. Такахаси отлично справлялся с обрушившимся на него общим вниманием, спокойно переходил от одной группки к другой, повторял одни и те же истории, терпеливо смеялся тем же добродушным шуткам. Он временами отходил к подвернувшемуся дереву, в тень, побыть немного в одиночестве, но всякий раз, когда Белла заговаривала с Майком, тот заверял: все отлично и вечеринка ему в общем и целом нравится. Его зачаровало разнообразие костюмов – восемьдесят лет моды, какой он еще не видел. Несмотря на разницу стилей, вечерняя атмосфера и мягкий свет фонарей создавали чувство общности.

– Как тебе музыка? – спросила Белла, когда они вдвоем с Майком уселись на скамью в компании лишь одного летучего фонарика. – Мы нашли твой старый шлем, посмотрели на статистику запросов. Ты много слушал Арво Пярта.

– Он замечательный. А главное, он не Пуччини.

– Пуччини?

– Я умер, слушая «Турандот». Кто еще может похвастаться таким?

Белла коснулась рукой его колена:

– Майк, я знаю: это все нелегко для тебя. Но ты обязательно выдержишь. Ты же шахтер.

– И толкаю лед, – ответил он с уверенностью, показавшейся чуть нарочитой.

Он смотрел на молодую женщину рядом с ближайшей группкой гостей. Светящееся, с рисунками неонового сияния платье с очень глубоким вырезом на спине. Оно скорее раскрывало, а не прятало тело. Свет фонарей играл мягкими бликами на плечах и изгибе спины. Белла попыталась вспомнить имя женщины, но не смогла.

– Не стоило так уж стараться ради меня.

– Думаю, стоило.

– Конечно, я признателен, но разве все возвращающиеся удостаиваются такого приема?

– Ты – не все, – сказала Белла с ноткой легкого упрека. – Мы не ожидали твоего возвращения. И потому оно стоит праздника.

– Вы все пережили столько трудностей. Честное слово, я почти ощущаю себя мошенником, отлынивавшим от всей важной работы.

– Брось это, а то я специально буду резка с тобой, если заподозрю, что ты и в самом деле так думаешь.

Такахаси принял предложение робота-дворецкого долить вина в бокал. Их сделали в наноплавильне: чудеса хрустального изящества, ножки сплетены из десятков нитей не толще волоса, легких, как инверсионный след реактивного истребителя.

– Когда ты привезла меня с корабля, – заговорил он, имея в виду посольство «фонтаноголовых», – то сказала, что на «Хохлатом пингвине» мнения разошлись и команда отнюдь не единодушно согласилась опускаться на Янус.

– Все это случилось давным-давно. Нет смысла ворошить старое.

– Я слышал, именно ты привела «Хохлатый пингвин» сюда и решила не пробовать вернуться домой.

– А что бы ты сделал на моем месте?

Такахаси посмотрел сквозь стекло бокала на привлекательную женщину.

– Думаю, в то время я бы не согласился, но сейчас, глядя с высоты прошедших лет, уверен: ты поступила правильно. Вы бы не вернулись домой. «Глубокая шахта» и ООЭ не стали бы спасать нас.

– Да, взгляд из будущего очень помогает здравомыслию. Жаль, что не все проявили его в нужное время.

– А Светлана посадила тебя в тюрьму. Наказала за спасение всех нас.

К горлу Беллы подкатил ком. Она редко теперь упоминала про изгнание и про былые распри.

– У Светы были свои причины, – проговорила Линд, наслаждаясь мгновенным ощущением величия и силы, какое дает великодушие. – Если бы я послушала ее, мы бы, скорее всего, вообще не попали в «зону захвата».

– Но у тебя были не менее веские причины не слушать ее.

– Да. Но мой поступок все же ошибка. Я надеялась искупить ее позже, но…

Она умолкла. Сказать что-либо еще в свою защиту показалось бестактным.

– Это стоило тебе дружбы со Светланой.

– Мы обычно смотрели на все одинаково. И я привыкла считать ее хорошей подругой, – произнесла Белла и замолчала, наблюдая за неторопливой жизнью вечеринки. – Но знаешь, дружбу начальника с подчиненным трудно поддерживать даже в гражданской организации. Удивительно уже то, что наша дружба продержалась так долго.

Она пожала плечами, пытаясь сделать вид, что это уже прошло, забыто и не важно.

– И как давно ты говорила с ней в последний раз?

Белла улыбнулась – вопрос совсем нетрудный:

– Мы не обменялись ни словом с тем пор, как «Хохлатый пингвин» сел на Янус.

Он покачал головой, пораженный и ужаснувшийся:

– Это почти столько же, сколько я лежал мертвым!

– Да. Кажется, так.

– Белла, это неправильно.

Она ощутила легкое раздражение. И зачем ему, едва вернувшись из мертвых, читать ей мораль? Но Белла постаралась не выдать досады.

– Майк, я пыталась. Конечно, я не просила вернуть нашу дружбу. Я даже не просила ее поговорить со мной, послать письмо. Я всего лишь хотела, чтобы она позволила мне хоть крупицу человеческого достоинства, хоть тень признания того, что я не просто зло, каким Света, очевидно, считала меня. Но я не получила ничего.

– Думаешь, она ненавидит тебя?

– Когда вдруг заканчивается по-настоящему крепкая дружба, такое часто случается.

Майк повернул бокал, глядя на вино:

– Вряд ли у мужчин бывают такие отношения. Конечно, если они не любовники. У меня никогда не случалось настолько крепкой дружбы с парнями. С одним я состоял в напарниках восемь лет. Помогал ему со скафандром, ходил с ним на вахты снаружи, напивался вместе с ним – и только через восемь лет узнал, что он женат. – Такахаси рассмеялся, качая головой. – У нас не возникало желания узнавать подобное друг о друге. А ведь мы были лучшими напарниками по наружным работам, каких я только знаю.

– Как его звали?

– Не помню уже.

Несколько минут они сидели в тишине, наедине с собственными мыслями. Белла позволила себе сигарету, первую за много недель. Люди шутили и смеялись в полумраке, лица светились возбуждением от хорошего вина и приятного общения. Малейший проблеск воспоминания о подобном празднике очень помог бы ей выдержать чернейшие дни изгнания…

Такахаси указал на мальчишку с волосами песочного цвета, стоящего вместе с группкой взрослых:

– Что за парнишка?

– Эксфорд?

– У Эксфорда – сын? – Майк нахмурился.

– Нет, этот мальчик – сам Эксфорд, – терпеливо пояснила Белла. – При последнем омоложении он пустился в крайности.

– И теперь вы доверяете лечить себя мальчишке?

– У него остались опыт и память взрослого. Думает как мужчина – просто выглядит мальчиком. Он сказал мне, что хотел по возможности отложить новый визит к «фонтаноголовым» на как можно большее время, – пояснила Белла и добавила лукаво: – К тому же Эксфорд говорит, что теперь его руки пролазят в такие отверстия, в какие никак не могли поместиться раньше.

– А они, ну, знаешь… исправили его?

– Исправили? В каком смысле? – повторила Белла, изобразив удивление.

– Эксфорд был геем.

– Насколько я знаю, он и сейчас гей. Вряд ли он находит это дефектом, подлежащим исправлению.

– Ну ладно. – Такахаси пожал плечами.

– Майк, он – прежний Эксфорд. Просто иначе упакованный. Ты привыкнешь к нему. Когда я теперь смотрю на него, едва могу вспомнить, как он выглядел раньше.

Вдруг группка людей неподалеку разошлась, и Белла увидела Светлану. Та стояла в двух десятках шагов спиной к ней и разговаривала с Перри Бойсом и молодой парой, чьих имен Белла не смогла вспомнить.

Она не удивилась, завидев бывшую подругу. Ведь ее тоже пригласили. Хотя, скорее, просто не исключили намеренно из списка. К тому же Такахаси в равной мере принадлежал и к ее кругу общения.

Но все же видеть ее было неприятно. Впервые за полвека они оказались в одном помещении, пусть и в огромном зале оранжереи. Если бы захотели, могли бы и позвать друг друга.

– Ты тоже видела ее, – сообщил Майк тихим заговорщицким голосом.

– Чему тут удивляться? Я не изгоняла ее, не запрещала ей появляться в Крэбтри.

– Вы двое собираетесь заговорить?

– Думаю, мы уже сказали друг другу все необходимое.

Светлана оглянулась, будто ощутив напряженно изучающий ее взгляд Беллы. В профиль Света казалась старше, чем Белла помнила ее, даже с учетом льстящего лицам приглушенного освещения, – однако не на полвека. Барсегян по меньшей мере однажды посетила «фонтаноголовых», как и Перри. Подобно Белле, она одевалась по старинке: свободные синие джинсы, ковбойские сапоги, тенниска, на плечи наброшена коричневая кожаная куртка. Рыжая шевелюра подстрижена коротко и торчит, блестя в свете фонарей.

Женщины едва не встретились взглядами, но их закрыла друг от друга бредущая компания гостей.

Над головами акробат – Белла не смогла определить, андроид или человек, – кувыркнулся, сделал сальто, испуская из щиколоток и запястий золотистую нить. А когда он исчез за деревьями, Светлана успела уйти.

Такахаси поднял голову – к ним по аллее катилось что-то огромное.

– Эй, это же…

– Да, это Маккинли, – подтвердила Белла, довольная тем, что миновал неловкий момент. – Я надеялась, что он примет приглашение.

«Фонтаноголовый» явился в четырехметровой прозрачной сфере, не содержащей заметных глазу инструментов или систем жизнеобеспечения. Сфера перемещалась за счет колебаний двигательных щупалец. Белла подумала о давлении за стеклом и вздрогнула.

Несомненно, Маккинли заметил ее. Он – а Белла привыкла думать о нем как о мужчине – сформировал окуляр высокого разрешения и остановился рядом.

– Здравствуйте, – приветствовала она, понимая, как до смешного банально звучит это слово.

Маккинли качнулся вперед – так «фонтаноголовые» изображали кивок.

– И вы здравствуйте. И вы, Майк, тоже.

Голос показался Белле громче обычного и более похожим на человеческий. Но возможно, дело в усиливающей аппаратуре сферы?

Инопланетянин повернул окуляр к Майку:

– Я рад видеть вас здоровым и бодрым.

– Это хорошо быть здоровым и бодрым, – согласился тот. – И не верьте никому, кто станет спорить с этим. Мертвые не веселятся на вечеринках.

– И по лесу не гуляют,[5] – выговорил Маккинли, расплетая окуляр.

– Да, не гуляют, – подтвердил Такахаси, улыбаясь.

– Все очень рады вашему возвращению. Наверное, в свое время вы были весьма популярны.

– Я уж постараюсь на этот раз не огорчать народ, – пообещал Такахаси и решительно встал с пня. – Пойду-ка я потусуюсь немного. Вы двое оставайтесь и побеседуйте, а я позже вернусь, ладно?

– Договорились, – произнес Маккинли.

Майк постучал по стеклянной сфере:

– И никаких сплетен обо мне за моей спиной!

Белла проводила его взглядом, пока Майка не обступила публика, наперебой желающая ему всего наилучшего. Хоть присутствие Такахаси и радовало, она испытала немалое облегчение, когда он оставил ее наедине с Маккинли.

– Они так рады за Майка, – поделился наблюдением пришелец. – Ему повезло, что у власти именно вы.

– Он того заслужил.

– Вы удивитесь тому, сколь многие цивилизации отнюдь не придерживаются настолько милосердных взглядов на своих слабейших членов, – выговорил Маккинли, перебирая лениво двигательными щупальцами.

– Я знаю, вы подводите меня к чему-то. И я бы сказала, это весьма логичное развитие темы разговора, как мне кажется имеющего непосредственное отношение к другим цивилизациям.

– Белла Линд, вы очень проницательная женщина, – проговорил Маккинли, странно крутанув щупальцами.

Такого она не наблюдала раньше в репертуаре его движений. Казалось, он словно оглядывается через плечо – не подслушивает ли кто? Он заговорил так тихо, что Белле пришлось наклониться к нему, – иначе не расслышать шепота на фоне хорового пения из динамиков.

– Мы кое-что обсуждали с вами недавно… до вашего омоложения…

– Недавно? Маккинли, это было пятнадцать лет назад.

Человеческое восприятие отрезков времени все еще оставалось загадочным для «фонтаноголовых». Из разговоров Белла заподозрила, что они измеряли время плотностью событий, а не количеством прошедших интервалов определенной длины. Для «фонтаноголовых» сотня ничем не примечательных лет длилась меньше, чем одна наполненная событиями минута.

– Но вы ведь понимаете, о чем я.

Подошел робот-дворецкий, настойчиво пожелавший сменить ее бокал. Белла махнула рукой, отгоняя машину.

– Наверное, «мускусные собаки».

– Я рад, что вы вспомнили. Они опять заинтересовались этой областью Структуры. Мы считаем, что их прибытие сюда в ближайшее время уже неизбежно.

– Когда мы в последний раз разговаривали об этом, «ближайшее время» насчитывало от нескольких лет до десятилетий. Надеюсь, сейчас появился шанс уточнить оценку?

– Теперь я имею в виду месяцы. Вам следует приготовиться к визиту «собак».

– Быть может, мы уже готовы. Если помните, вы говорили, что нам не стоит оставаться в состоянии раздробленности. Возможно, тогда мы и были раздробленными, но мы никогда не бывали так дружны, как теперь. Только взгляните на эту вечеринку. Здесь представители всех фракций и групп Януса – и до сих пор я не замечала ссор.

– Конечно, это вселяет надежду.

– Ваши слова звучат не слишком оптимистично.

– «Мускусные собаки» найдут тончайшую щель и разорвут вас по ней. Из обычных соперников они могут сделать смертельных врагов и перессорить лучших друзей.

– Но склонность делиться на группы – в сути нашей натуры. – Белла была слегка озадачена.

– Наверное, вы правы, – проговорил инопланетянин с ноткой уныния, какую та не могла не заметить. – По крайней мере, сейчас дела обстоят лучше, чем раньше. Возможно, этого окажется достаточно.

– Если «мускусные собаки» так плохи, почему вы просто не заставите их уйти?

– Мы можем разубедить их, но лишь если нас попросите об этом вы.

– Что значит «разубедить»?