Звездный лед Рейнольдс Аластер

Глава 25

«Экспресс Поддырья», как обычно, плавно набрал скорость и мягко пошел между куполами окраин Крэбтри. Белла пристегнулась к сиденью и удостоверилась, что все ее вещи надежно зафиксированы на складном столике.

– Перед тем как вы заснете, мне нужно ваше согласие, – сообщила Лиз Шен, передавая Белле живой флекси.

Белла пробежала взглядом по документу: разрешение на исследовательские работы по проекту «Второй ярус» – заселение внешней поверхности «железного неба». Белла подписала его с обычной размашистостью и вычурностью, хотя из-за артрита писать становилось все трудней. Конечно, разрешение – формальность. У проекта «Второй ярус» были влиятельные сторонники в Крэбтри и наиболее значительных форпостах, и простого нежелания Беллы поддержать проект не хватило бы для его прекращения.

– Еще что-нибудь? – осторожно спросила она.

– То, что Эвери Фокс хотел обсудить с вами. Могу вкратце рассказать.

– Не сомневаюсь, он мне расскажет все до последней мелочи, когда я прибуду в Поддырье. Но полагаю, основы знать нелишне.

– В общих чертах: они кое-что обнаружили, загоняя вглубь сваи для новых построек. Никто не знает, что именно, но мы почти не сомневаемся: найденное лежит там не так давно. Скорее всего, его спрятала Светлана перед тем, как ей пришлось убираться из Поддырья.

Белла вспомнила те события. После стольких лет, право же, описание их можно уместить всего в несколько слов.

– С какой стати ей что-то прятать? Я дала ей достаточно времени, чтобы собраться. Надеюсь, это не бомба?

– Эвери сказал, что не бомба. Чем бы это ни было, оно просто лежит там. Штука очень тяжелая даже при гравитации Януса. Может, потому Светлана и оставила ее.

– Ладно, детали расскажет Эвери. Скорее всего, ничего особо важного. Есть что-нибудь, требующее моего вмешательства? Ведь есть?

Элегантная девушка переключила флекси в режим экономии и сунула его под жакет, расшитый цветами.

– Вы проницательны. У меня с собой бумажная черновая версия последнего отчета по делу Бэгли. Хотите взглянуть?

– Заходим на очередной круг? Покажите мне ее, когда в ней окажется что-нибудь пригодное для суда. Тогда я и подумаю насчет возобновления следствия.

– Очень многие надеются, что следствие так и не возобновят. Конечно, если вы не хотите и взглянуть, то им точно не о чем будет беспокоиться…

– О, ладно, давай сюда, – проворчала Белла, зная, что Шен права.

Пока поезд несся к Поддырью на приличной скорости – сто восемь километров в час, лишь чуть ниже первой орбитальной, – Белла просмотрела отчет об убийстве Бэгли. Бумага слегка пахла мятой. Прошло двадцать восемь лет с тех пор, как Мередит Бэгли нашли мертвой, раздавленной огромной шестерней зубчатой передачи во время рутинного техобслуживания. А пять лет назад Хэнк Дуссен из прежней шахтерской команды Перри сознался, что он – один из троицы убийц. Признание Хэнк сделал на смертном одре, в агонии от карциномы, развившейся от многих лет облучения в открытом космосе. Адепт одной из самый дремучих ветвей секты символистов, он отказался довериться омолаживающей медицине «фонтаноголовых». Предпочел покаяться, чтобы получить отпущение грехов, но соучастников так и не назвал.

Дело застопорилось из-за отсутствия других улик. А потом, неожиданно, Аш Меррей обнаружил журнал учета неисправностей с записями о трех скафандрах, выданных в день убийства. Записи были сделаны разными почерками. Один совпадал с почерком на документах, подписанных именем Хэнка Дуссена. Другие тоже совпали с почерками подозреваемых. Проработав всю жизнь в скафандрах, эти люди чисто автоматически, бездумно заполняли журнал учета после каждого выхода.

Вздохнув, Белла отложила документ.

– Ты и в самом деле думаешь, что мне стоит ковырять старую зарубцевавшуюся рану как раз тогда, когда мы смогли помириться и зажить спокойно и все наконец улеглось?

– Это нужно.

– Да знаю, знаю. Просто… – Белла тяжело вздохнула. – Начнется сущий ад. Двумя именами дело не ограничится. Черт знает сколько людей помогало скрывать правду столько лет.

– Это нужно, – повторила Шен сурово.

Как всегда, она казалась слишком уж мудрой и рассудительной для своего возраста – будто старшая сестра, какой у Беллы никогда не было.

– И мы доведем дело до конца, – добавила она. – Может, именно этого нам и не хватало, чтобы распрощаться с прошлым и двинуться вперед.

Теперь в колонии было много таких, как Лиз Шен, – быстро взрослеющих детей Януса. Многие уже обзавелись и своими детьми. Земля ничего не значила для них – будто невообразимо далекая, экзотическая, загадочная и не совсем понятная страна. Такими для Беллы в детстве были Япония и Китай. Дети Януса с радостью брали все доступное оттуда: моду, музыку, одежду, безделушки, но не испытывали особого желания посетить ее. Если поколение Шен и ощущало ностальгию, то по Янусу времен своего детства, с обманчиво простой жизнью и легко забывшимися невзгодами.

Все очень изменилось в лучшую сторону с тех пор, как «фонтаноголовые» просверлили дыру в «железном небе». После месяцев осторожных переговоров инопланетянам позволили погрузить энергозаборы в озаренные светом подвалы Януса. Взамен «фонтаноголовые» дали поселенцам доступ к технологиям, артефактам и данным, собранным при контактах с людьми. Ничто из этого не датировалось временем позже 2135 года – «Порогом», как его назвали колонисты. Но все же это восемьдесят лет человеческого прогресса. Не желая перегружать людей, «фонтаноголовые» выдавали новинки понемногу – само собой, за право все более активного доступа к недрам.

Лиз Шен являла собой наглядный пример того, насколько новинки вошли в жизнь нынешней колонии. Флекси девушка брала исключительно ради Беллы. К нему Лиз относилась с суеверным ужасом, с каким Белла, наверное, смотрела бы на паровую пишущую машинку. Вычислительные потребности Лиз удовлетворяла «умная» одежда и ядра «пограничного интеллекта», спрятанные в неброские, скромные украшения. И одежда, и бижутерия получали ту ничтожную энергию, какая им требовалась для жизни, от движений Лиз. Вычисляющие ткани обменивались сигналами со средой, неуловимо для глаза меняя узор и окраску. А окружающая среда так же незаметно кипела неистовым хаосом закодированных данных.

Одежда была прошита сверхпроводящими волокнами, воспринимающими миоэлектрические сигналы нервной системы. Она так поднаторела в считывании движений Шен, что девушке не требовалось доводить жест до конца. Когда Шен занималась делами, ее мускулы непрерывно сокращались, будто при терапии несильным электрошоком. У Лиз был мускульный тонус балерины. Как ни странно, люди вроде Лиз теперь заполнили колонию. Белла и прочие старики с их нелепой привязанностью к флекси казались живыми окаменелостями. Белла пыталась угнаться за новшествами, но к моменту встречи с «фонтаноголовыми» ей уже исполнилось шестьдесят восемь – трудный возраст для восприятия новинок. А теперь она стала на двадцать лет старше. Таких, как она, все еще было много. Они застряли в прошлом, одевались, как призраки исчезнувшей эпохи, и изумленно моргали, глядя, как жизнь проносится мимо.

Шен сняла противосолнечные очки и вздрогнула – приняла данные.

– Приближаемся к Поддырью. Пару часов назад была тревога, но теперь все в порядке.

Белла вернула черновик:

– Пока придержи у себя. Думаю, если подтянуть третью часть, получится как надо.

– Нужно вызвать Аша Меррея повесткой, – заметила Шен. – Если хотите, я могу начать оформление бумаг. Правда, ему это не слишком понравится.

– Конечно, ему не понравится. Мне кажется, он хотел пролежать мертвым не четыре года, а немного больше.

– Так ему и надо за то, что сделался «прогульщиком».

Шен оторвала лист черновика, запихала в рот и сообщила, не переставая жевать:

– Надо же, они зовут свою лень «экспортированием опыта в будущее». А по-моему, это социальная трусость.

– Не будь так жестока к ним, – посоветовала Белла. – Всем нам пришлось пережить далеко не лучшие времена. Людям вроде Аша… просто им уже хватило с лихвой.

– Я все-таки рада, что вы перекрыли эту лазейку. С какой стати нам волочить их мертвый вес десятилетиями? – Она оторвала угол от черновика и предложила Белле. – Вы не ели с утра. Хотите?

– Спасибо, нет, – ответила та, приложив руку к животу. – Я не перевариваю официальные бумаги.

Лиз вручила Белле пластиковый респиратор, когда женщины вышли из поезда на недостроенную вокзальную площадь Поддырья. Пыль висела в воздухе, плыла ленивыми обширными простынями, никогда полностью не оседая. Немногие рабочие управляли строительными машинами, шевелясь медленно всем телом, словно мастера тайцзицюань.

Подбежал запыхавшийся Эвери Фокс, на ходу сдирая респиратор, извиняясь за опоздание. Эвери был двадцати шести лет от роду. Он родился на седьмой год человеческой колонизации Януса – единственное дитя Реды Киршнер и Малколма Фокса. Они сошлись, несмотря на политическую рознь. Реда поддерживала Беллу, Малколм – Светлану.

– Мне сообщили, ты что-то нашел, – заговорила Белла.

– Я подумал, вы захотите это увидеть. Мы заказали тяжелый трактор, чтобы отволочь его в Крэбтри, но он вряд ли прибудет раньше чем через неделю.

– «Фонтаноголовые» уже очень долго ждут меня. Думаю, еще пару минут они потерпят.

– Так это правда? – спросил Эвери. – Вы и в самом деле собираетесь пройти процедуру?

– Даже старухи иногда меняют мнения, – ответила она и чуть улыбнулась.

В последние годы Белла стала подозревать, что ее лицо временами выглядит уж слишком суровым и мрачным.

– Эвери, годы нагнали меня. Посмотри на эти бесполезные старческие руки.

– Надеюсь, все пройдет как надо.

– Конечно. Они уже накопили изрядный опыт.

Фокс повел гостей в недра вокзального комплекса, сквозь заслоны, не дающие распространяться пыли, и через шлюзы. Вскоре показалась обширная пещера во льду, с дырой в полу. В пещере никто не работал. На льду лежала наспех сооруженная дорожка, закрепленная гекофлексом. Белла стиснула поручни слабыми старческими руками и посмотрела вниз.

– Это и есть ваша находка? – спросила она разочарованно.

Тут и смотреть не на что: черный куб размером с транспортный контейнер.

– Он тяжелее, чем кажется, – проговорил Эвери, от растерянности произнося слова в странной певучей, ритмичной манере, распространенной среди молодых. – Тонн двести, не меньше. На Янусе он весит полтонны. Даже если люди Светланы и хотели забрать его, нужна была целая толпа, чтобы погрузить на трактор. Проще выкопать яму и похоронить штуку там.

– Если Светлана не хотела, чтобы я нашла это, почему не уничтожила? – спросила Белла, не ожидая ответа.

– Кстати, а что это? – поинтересовалась Лиз Шен.

– Никто не знает. Там есть странность: гравюра на одной грани. Голый парень, вписанный в квадрат.

– Понятия не имею, что это такое, – отозвалась Белла, хотя память ее тревожно шевельнулась. – Насколько хорошо вы обследовали этот куб?

– Мы его тыкали и просвечивали достаточно, чтобы убедиться: это не бомба. Похоже, он сплошной от и до.

– А состав?

– Удивитесь, но мы так ничего и не отодрали для анализа. Штуковина тверже старых сапог. Может, потому Светлана ее и не уничтожила. Просто не смогла.

– И он лежит здесь уже двадцать лет?

– Наверное. Рассказывать про него не торопится пока никто. Если уж нужны факты, полагаю, лучше расспросить Светлану. Вы все еще хотите, чтобы мы отвезли куб в Крэбтри?

– Мы рискнем, если это даст больше возможностей изучить объект. Но прошу пока не распространяться о находке. Не хочу, чтобы весть о нем разошлась по всему городу к моменту, когда мы привезем куб туда.

– Я уверен, мы справимся без утечек информации, – пообещала Шен с самодовольством человека, трезво оценивающего свои исключительные способности и высочайший профессионализм. – А как насчет Светланы? Вы хотите привезти ее из Форпоста для допроса?

– Нет. Сначала выясни имена всех, кто был в Поддырье непосредственно перед сменой власти. С этого и начнем.

– Вы и в самом деле хотите заниматься этим одновременно с расследованием дела Бэгли? Вам недостаточно одного осиного гнезда?

– Очень хорошее замечание. Когда ты возьмешься за кого-нибудь – все равно за кого, – намекни, что это в рамках расследования дела Бэгли. Если понадобится, без сомнений садись на поезд до Эддитауна, но ни в коем случае не позволяй Светлане догадаться, что расследование имеет отношение к найденному кубу.

Белла вдруг обнаружила, что снова глядит на зловещий черный куб. Он будто магнетически притягивал мысли, завладевал вниманием.

– Кстати, кто-нибудь касался этой штуки? – проговорила она.

– Да. Я, – признался Фокс стыдливо. – Глупо, конечно, – надо было дождаться окончания тестов. Но мне это никак не повредило.

– И как он на ощупь?

– Очень холодный. И очень, очень старый. Намного старше двадцати лет.

Белла вздрогнула. Она ощущала неимоверную древность куба, даже не касаясь его. Но это же абсурд!

Глава 26

Белла с Шен взошли по крутому временному пандусу к ожидающей кабине лифта. Там же стояла небольшая группа охраны. Теперь состарившимся мышцам и суставам Беллы было легче передвигать тело. Гравитация пока оставалась обычной для Януса. Когда строительство завершится, машины под нею заставят создать локальную зону повышенной гравитации – в половину земной. Этой несложной хитрости обращения с Янусовыми машинами научили людей «фонтаноголовые».

В Крэбтри гравитацию уже довели до нормального уровня. Последнюю центрифугу остановили и демонтировали три года назад. Люди ворчали и жаловались, но медицинские преимущества постоянной высокой гравитации были слишком уж весомы, чтобы отказаться от них из-за удобства. К тому же рождаемость повышалась, и центрифуг все равно бы не хватило надолго.

Белла и Шен зашли в кабину вместе с охранником и уселись в кресла. Вскоре кабина тронулась и пошла под звякающий жестяной перепев «Девушки с Ипанемы». Кабина вышла через шлюз в открытое пространство. Белла посмотрела в окно на раскинувшееся внизу Поддырье, представляя шахты его основания, протянувшиеся сквозь километры льда к спиканской породе. Если сторонники «Второго яруса» добьются своего, Поддырье станет жизненно важной артерией колонии, мостом между внутренними и внешними поселениями, которые возникнут на наружной стороне «неба».

А пока там дела, мягко говоря, не впечатляли. Кран пронес кабину над двадцатикилометровым провалом, развернулся и поставил ее у группки куполов, едва ли большей давнего поселения под дырой в «небе». Белла и Шен прошли сквозь шлюз в гостиную. Мебель потекла, меняя форму, стараясь угодить гостям. В ногу Беллы со щенячьей простодушной назойливостью ткнулось кресло. Та раздраженно его отпихнула. Ник Тэйл ожидал их – седовласый и величественный, будто древний мудрец. Он уже подбирался к шестому десятку, но отказывался от всех предложений омолодиться, говоря, что лучше уж выждать еще двадцать лет на случай непредвиденных осложнений с процедурой.

– Белла, давненько не виделись! – изрек он. – Тебе следовало бы почаще заглядывать к нам.

– Вы бы знали, как трудно вытащить ее из офиса, не говоря уже про Крэбтри.

Белла искоса глянула на девушку. Это что, попытка сострить или беспардонная констатация факта? Может, стоит переменить свое мнение о Шен?

– Ник, у меня очень много работы. Надеюсь, ты держишь под контролем дела этой стороны «неба»?

– Стараюсь как могу. Что там в Крэбтри?

– Тебе следовало бы заглянуть к нам, пройтись по новым биомам. У нас теперь деревья – настоящие от корней до последнего листочка. Можжевельник, дубы. Я и представить не могла, что снова увижу живое дерево.

– Сделанное генетической инженерией из материала оранжереи?

– Нет. С теми растениями не получилось ровно ничего. Оказалось, что все взятое нами с собой уже было генетически модифицировано, чтобы защитить патенты «Глубокой шахты». Длинные куски кода удалены, генетика обеднена. Работать практически не с чем.

– А деревья?

– Созданы напрямую из данных, выменянных у «фонтаноголовых». Коды растений оказались в последних порциях переданных сведений, добавленные словно бы в нагрузку, будто инопланетяне не надеялись, что мы заинтересуемся этой информацией.

– Хотел бы я снова прикоснуться к дереву, – мечтательно выговорил Ник.

– Тогда приезжай в Крэбтри. Я сама устрою тебе экскурсию. Там жизнь кипит. Крэбтри стал настоящим городом.

– Так города выглядят воскресным вечером, когда все, вплоть до продавцов мороженого, уже разбрелись по домам.

– Он заполняется с каждым годом. Ник, ведь появляются дети. И внуки. Моргнуть не успеешь, а появятся и правнуки, ребятишки, для кого и «Год железного неба» – древняя история. Земля для них будет… ну, не знаю. Как Спарта или Месопотамия – места и времена, про которые читают в книжках с картинками, а потом улыбаются и переворачивают страницу в поисках чего-нибудь поинтересней.

– Белла, ты меня порой пугаешь.

– Я ощущала, как мир ускользает из-под ног еще до «Хохлатого пингвина». Теперь это ощущение усилилось, только и всего.

Тэйл повел ее по стеклянному коридору в посольство «фонтаноголовых», а Лиз Шен осталась в куполе-приемной. Белла надеялась, что ее волнение не слишком заметно, но с каждым шагом к инопланетянам ее решимость слабела. Она долго откладывала визит туда и продолжала бы откладывать, если бы Чисхолм не потребовал явиться немедленно. Хотя технически он оставался ее подчиненным, но она уже давно усвоила: иногда лучше послушаться его ради своей же пользы.

Посольство занимало место, где впервые сел корабль «фонтаноголовых». В некотором смысле оно и оставалось тем самым кораблем, но из-за волшебной пластичности инопланетной техники и постоянных изменений трудно было определить степень отличия одного ее варианта от другого.

Хотя, без сомнений, посольство размерами значительно превосходило корабль, в поперечнике достигая половины расстояния до отверстия в «небе» и будучи намного выше. Но оно сохранило прежний слоистый архитектурный стиль, с множеством похожих на канделябры выступов, выгибающихся вверх, утончающихся, превращающихся в шпили, образующих густую рощу светопреломляющих башен вокруг эллипсоидного ядра. Иногда от посольства отделялись или приставали к нему сходные по архитектуре структуры, временами не уступающие величиной прежнему кораблю. Способ их перемещения, как и все прочее в технике «фонтаноголовых», говорило о научном прогрессе, намного опередившем человеческий ко времени «Порога».

Стеклянная труба коридора вывела в купол у нижнего яруса посольства. Его окружали слои прозрачного материала, излучающие мягкий, успокаивающий фиолетовый свет. Перед гостями из пола выдвинулись два цилиндра – гладкие, без какого-либо зазора между собой и полом. В них открылись двери, и Ник с Беллой ступили внутрь – каждый в свой цилиндр. Белла замерла, ожидая, пока дверь закроется, затянется без следа. Тут же цилиндр сжался так, что до тела осталось всего несколько сантиметров. Через прозрачные стены было видно, как цилиндр Ника тоже сжался, став чем-то вроде толстопузой бутыли.

Гости пошли – и каждый ужавшийся цилиндр менял форму, приспосабливаясь к движениям рук и ног, причем так стремительно, что Белла не могла коснуться стенки. Тэйл вывел Беллу из купола на покатый спиральный пандус, поднимающийся к верхней части посольства. Очевидно, атмосфера снаружи менялась на плотный ядовитый коктейль газов и химикатов, необходимый для жизни «фонтаноголовых». Гравитация тоже возрастала, но ни давление, ни тяжесть не ощущались внутри защитной стеклянной оболочки-скафандра. Спиральный подъем вывел гостей к помещению, которое Белла всегда считала посольской гостиной: обширной, занимавшей, наверное, треть внутреннего пространства ядра. Так выглядел бы изнутри лишенный этажных перекрытий небоскреб. Излучающие мягкий пастельный свет стены казались Белле огромными витражами с причудливым абстрактным рисунком. С потолка свисали колючие остроугольные сталактиты, пронизанные неяркими светящимися нитями. Спокойно, умиротворяюще. Но лучше не думать о том, какая вокруг гравитация. «Фонтаноголовые» еще не явились, но, как Белла и предполагала, встречать гостей вышел Джим.

Он еще выглядел человеком, хотя, возможно, сходство было лишь поверхностным. Ему не требовалось никакой визуально заметной защиты в присутствии «фонтаноголовых». В Крэбтри он наведывался все реже. Однажды во время такого визита Эксфорд сумел убедить его пройти тестирование. Доктор не обнаружил аномалий, не открыл ничего, указывающего на негуманоидную природу, вплоть до клеточного уровня, а инструменты и приборы Эксфорда стали куда совершеннее прежних, с «Хохлатого пингвина». Но ведь проверялся Джим, явившийся в Крэбтри, а не Джим из посольства. И один не обязательно равнялся другому.

Он улыбнулся, разведя гостеприимно руками, приглашая пройти дальше в гостиную.

– Белла, я очень рад, что мы смогли наконец убедить тебя, – проговорил он нормальным четким голосом, будто его от гостьи отделял лишь кофейный столик, а не метры плотной токсичной атмосферы.

– Ты всегда умел убеждать, – ответила Белла.

– Бояться нечего. Абсолютно. Со времен моего воскрешения они стали намного искуснее в обращении с нами. Представляешь, тогда им потребовалось целых три дня!

– Большая практика помогает стать искуснее.

– Надо думать.

Его одежды, свободные, развевающиеся, бежево-кофейные, напоминали Белле облачения младшего служки какого-нибудь религиозного ордена. Джим теперь носил волосы длиннее, чем на «Хохлатом пингвине», зачесанные назад, пышные. За двадцать лет он практически не постарел. Добавилась складка-другая у рта, пара морщин на лбу – и все. Все омоложенные и воскрешенные старели гораздо медленней обычного, по крайней мере внешне. Очки с линзами-полумесяцами Джим носил лишь по старой привычке.

– Белла, когда все закончится… когда они омолодят тебя…

Она по тону определила, к чему он клонит.

– Джим…

– Знаешь, никто и ничто не запрещает тебе жить дальше…

– Я понимаю: ты желаешь для меня только хорошего.

Он говорил так, будто остался наедине с нею.

– Конечно, никто и не ожидал, что ты начнешь новую жизнь спустя пару дней после возвращения из ссылки, но сколько уже прошло лет? – Он развел руками. – Извини, риторический вопрос.

– Да, риторический.

– Разве есть закон, обязывающий тебя провести остаток жизни в одиночестве?

– Никто и никогда не говорил, что он есть.

– Но ты иногда ведешь себя так, будто он существует.

Джим не впервые заводил такой разговор, и Белла знала: он говорит не об их возможных отношениях. Он имел в виду то, что ей следует выбрать спутника среди доступных мужчин. Как будто так легко создать семью и вытащить давнюю боль, засевшую внутри, так глубоко, что она почти уже сделалась своей, родной, временами даже утешающей и успокаивающей.

Чисхолм вернулся от чужаков одаренный странной мудростью, знанием, о каком не осмеливался говорить. Но иногда казалось, что о людях он теперь знает меньше, чем в прошлой жизни.

Наверное, он заметил что-то в ее лице.

– Я не хотел навязывать тебе свою волю. Просто напомнил.

– Джим, я – это я. Я была такой до того, как попала на Янус. С тех пор не случилось ничего, что заставило бы меня изменить себе.

– Прости.

– Да не за что. Может, как-нибудь со временем.

– Никто не знает, сколько нам дано времени. Меняется все. То, что мы представляли вечным и постоянным, оказывается жертвой времени. Но иногда, а в особенности сейчас, нам всем стоит ловить момент. Белла, конечно, непростительно с моей стороны лезть в твою личную жизнь и читать лекции, но, надеюсь, ты понимаешь мою озабоченность.

– Значит, что-то случилось? И это заставило тебя посоветовать мне брать от жизни все в самое ближайшее время?

– Кое-что появилось на горизонте.

– Плохое или хорошее? – спросил Ник Тэйл.

– Точно не хорошее, – ответил Джим, глянув косо на Тэйла. – Но пока по его поводу тревожиться не стоит.

Разумеется, Белла предпочла бы приятные новости, но обрадовалась возможности поговорить не о своей скудной личной жизни. Что угодно лучше, чем это.

– Твои попытки успокоить нас производят в точности противоположный эффект, – заметила она.

– А в чем дело? – спросил Ник.

– Они взбудоражились. Не знаю, отчего именно. До сих пор мне удалось вызнать лишь то, что их встревожила находка в глубине трубы. «Фонтаноголовые» нашли объект, какого не видели раньше при обследовании ближайшего пространства.

– И что за объект? – не отставал Ник.

– Пусть лучше сами расскажут. Они уже направляются сюда.

Сталактит опустился на пол, из отверстия луковичной формы на конце вышли трое «фонтаноголовых» и двинулись через зал. Они приблизились, скользя, будто призраки, издавая множеством нитей-щупалец шелестящий шепот.