Звездный лед Рейнольдс Аластер

Глава 23

Возвращаясь в Крэбтри, они уложили Джима на пол «Крестоносца». Чисхолм был жив, дышал ритмично, но оставался без сознания. Не сняв скафандр, едва ли можно было помочь ему.

– Попробуем разрезать? – предложила Дениз вполголоса, будто опасаясь лежащего на полу Чисхолма. – Если будем медленно… ведь не придется беспокоиться о разгерметизации?

– Главное, соблюдать осторожность, – ответил Эксфорд, коснувшийся горла Джима, проверяя пульс. – Если начнется сердечный приступ – будем резать. И с ножом к нему только я подойду. Пока его состояние стабильно. Если придется, я, наверное, смогу подвести к нему капельницу.

– Согласен с Райаном, – подал голос Перри. – Должен быть способ достать его из скафандра, не разрезая. Не следует повреждать скафандр без крайней нужды.

Он опустился на колени возле Джима и провел рукой вдоль сглаженного бугра нагрудника. Там не было экранов, выходов или розеток, но сверху, у слияния нагрудника с основным материалом, виднелась мозаика фигурных панелей. Конечно, они могли оказаться лишь украшением, но почему именно здесь, а не в другом месте? Самое логичное место для управления – как раз поверх нагрудной панели. Туда удобно дотягиваться одетой в перчатку рукой, тыкать небрежно пальцем. Перри тронул самую левую кнопку в форме равностороннего треугольника.

– Осторожно, – прошептала Светлана. – Тут может быть и кнопка самоуничтожения.

– Интересно, как же мне определить эту самую кнопку? – Перри глянул на жену.

Затем он снова посмотрел на скафандр и прижал большим пальцем треугольник. Послышалось несколько фраз на незнакомом языке. Голос женский, спокойный и властный.

– Кто-нибудь понял? – осведомился Перри.

– Не-а. – Надис взяла шлем и держала его у самого уха, чтобы лучше слышать.

– Попробуй еще раз, – посоветовала Светлана.

Перри опять нажал. Шлем заговорил, похоже повторяя ранее сказанное, но суровее. Перри выждал пару секунд и снова нажал. Голос прозвучал еще тверже и суровее, будто предупреждая: он повторяет в самый последний раз.

– Не иначе, она говорит: не то нажал, – резюмировал Перри. – Так и кажется, что она выговаривает: «Я уже три раза сказала».

– Зачем на панели делать кнопку, если ее нельзя нажимать? – поинтересовалась Света.

– Я вот что думаю, – сообщила Дениз, постукивая пурпурными ноготками по серой поверхности шлема, – быть может, ее имеет смысл нажимать только в том случае, когда шлем наденут?

– Не исключено, – согласился Перри.

– Дай-ка мне посмотреть, – сказала его жена, опускаясь рядом на колени. – Ты же давил на треугольник?

– Угу. Он может значить что угодно.

– Или что-то весьма специфическое и очевидное, – сказала она и обвела взглядом всех в каюте. – Народ, треугольник. Три стороны.

– Что-то не доходит пока, – пожаловался Перри.

– Три газа: СО₂, О₂, N₂. Нет смысла регулировать тримикс, если шлема нет! Может, она и говорит: «Надень шлем, болван, тогда я и смогу помочь тебе».

Перри рассмеялся.

– Ну, не иначе!

– А какой следующий символ?

– Три горизонтальные полоски друг над другом.

– Нажми.

Голос зазвучал снова – на этот раз спокойнее, и фразы другие.

– Кто-нибудь узнал это? – спросила Светлана.

– Я – нет, – ответил Перри. – Хотя звучало похоже на японский. Но не японский.

– Может, китайский? – предположила Надис. – Наверное, стоит позвать Вана…

– Вряд ли это китайский, – ответила Света, покачав головой. – Но кажется, мы на верном пути. Это что-то восточное, азиатское, язык, который слышали мы все. Чужое наречие, невольно западающее в память во время отпуска, когда слышишь его вокруг. Мы распознаем звучание, структуру, но не содержание.

– Отчего именно «во время отпуска»? – спросил Перри.

– Мне упорно вспоминается поездка на дайвинг много лет назад. Кажется, одна инструктор так говорила со своим приятелем. Я тогда была совсем зеленой – ни сертификата, ничего. В общем, забава для чайников… черт возьми, где ж это было? Наверное, Пхукет.

– Пхукет… Это который в Таиланде? – осведомилась Дениз.

Перри вдавил кнопку снова, заставив скафандр повторить те самые фразы. В интонации теперь не чувствовалось ничего бранящего либо сурового.

– Это тайский, – заключил он. – Чертов скафандр говорит по-тайски.

– Ради бога, с какой стати?.. – начала Светлана и запнулась. – Хм, этот символ на кнопке… Я, наверное, пальцем в небо, но все-таки: может, они должны представлять радиаторные решетки или вроде того?

– Угу. Пальцем, – сказал Перри.

– Если первая кнопка – управление тримиксом, то вторую, наверное же, логично сделать терморегуляцией. Если уж устанавливать кнопки на скафандре, эти две должны быть в первую очередь.

– Третий символ напоминает солнечные лучи.

– Может, включение коммуникаций? Хорошо, это уж точно мимо. Подавайте на меня в суд за дезинформацию. Что дальше?

– Э-э… восьмилучевая звезда. Напоминает компас.

– Контроль направления? Мы же видели: у скафандра есть встроенный движок, достаточный, чтобы справиться с притяжением Януса.

– Нет. Контроль направления – слишком сложно, – возразил Перри. – Здесь всего один символ. Нельзя одной кнопкой ввести достаточно информации, чтобы задавать направление.

– Необязательно только ей задавать направление. Мы же не знаем, что произойдет, когда шлем вернется на место. Может, эти символы просто вызывают меню шлемного экрана, или канал голосовой связи, или даже мысленной.

– Ладно, не исключаю, – согласился Перри, ведя пальцем по нагруднику. – Тут последний символ: просто квадрат. Хотите, чтобы я нажал?

– Давай, – предложила Надис, глянув нервно на шлем.

Перри нажал. Шлем говорил меньше обычного. Не произошло ничего очевидного. Нажал еще раз – услышал ту же короткую последовательность фраз.

– Как-то оно бессмысленно, – заметила Света. – Почему тайский? Насколько я знаю, Джим не лучше владел тайским, чем любой из нас. Вряд ли спикане выудили тайский из его головы.

– Согласен, странно, – сказал Перри, – но не странней, чем его появление из корабля. Мы тут вообще на территории странностей. Скафандр просто часть их.

– Что-то неладно с этим скафандром, – заметила Светлана.

– И меня он сбивает с толку. На наши он совсем не похож. Уж точно не похож на тот, надетый на Крэйга, какой могли видеть инопланетяне.

Перри на всякий случай погладил квадратный символ еще раз – вдруг что-то изменится? Услышал то же самое сообщение на тайском.

– Этот скафандр далеко превосходит все имеющееся у нас, все, что могло быть у китайцев или что Ван может создать для нас. На чужом корабле мы не видели ничего подобного. Но превосходство не того рода, от какого шарахаешься с благоговением.

– Возможно, он вовсе не инопланетный? – предположила Надис. – Вдруг это просто скафандр? Сделанный людьми, может даже тайцами, но не из нашего времени, а более позднего.

– Ты имеешь в виду, скафандр из будущего? – спросил Перри.

– Уж прости, если ошарашу тебя новостью, но мы уже в чертовом будущем, – ответила Надис, все еще держа шлем около уха. – А если точнее, на двести шестьдесят лет. Наверное, не стоит слишком уж удивляться, если мы там и сям наткнемся на куски этого самого будущего. Мы можем обманывать себя, считая, будто сейчас две тысячи семидесятый год, но ведь все понимают: это большая ложь, выдуманная для того, чтобы мы не пошли по дорожке Боба Англесса.

– Пожалуйста, подтвердите, что английский – ваш предпочтительный язык, – произнес равнодушно шлем.

Надис чуть не выпустила его.

– Ага! – воскликнула она, улыбаясь смущенно и радостно.

– Пожалуйста, подтвердите, что английский – ваш предпочтительный язык, – произнес шлем уже настойчивей.

– Думаю, тебе следует ответить этой штуке, – заметила Светлана.

– Да, – сказала Надис внутрь шлема. – Английский, мой… э-э, предпочтительный язык.

– Язык предпочтения переключен с тайского на английский. Чтобы переключиться назад либо выбрать иную языковую базу, пожалуйста, выберите опции в меню либо обеспечьте статистически достаточный набор образцов.

– Он слушал нас, ожидая, что мы скажем что-нибудь на тайском, – предположил Перри. – Когда мы не сказали, он определил наше желание из слов Надис.

– Но почему так долго определял? – удивилась Надис. – Она все еще, глупо улыбаясь, глядела на шлем. – Наверняка ему требуется большой объем языковой информации, чтобы выудить нужные данные. Это и имелось в виду под «статистически достаточным набором образцов».

– Значит, он знает английский. Это я понимаю, – заметил Эксфорд. – Но тайский? С какой стати кому-то вписывать тайский язык в космический скафандр?

– Погоди-ка, – попросила Света, лукаво улыбаясь. – Дай-ка мне шлем.

Надис кинула. Шлем описал медленную пологую арку. Светлана с легкостью поймала его и начала говорить в него что-то гортанно звучащее, похоже восточноевропейское, сперва запинаясь, но затем все быстрее и увереннее.

– Что это за чертов язык? – спросила Надис у Перри.

– Армянский. По крайней мере, мне так кажется.

Шлем заговорил со Светланой. Та замерла, открыв от удивления рот.

– Надо же, отвечает! Я этот диалект не слышала раньше никогда, но звучит он вполне связно и осмысленно. И говорит скафандр лучше меня. – Она покачала головой. – Невероятно! Эта чертова штука говорит по-армянски! Сколько же в него забито языков?

– Не знаю, – ответил Перри. – Отчего бы тебе не спросить у него?

Они заставили шлем переключиться на английский. Светлана встала, держа его у подбородка, точно суповую миску.

– Э-э… могу я тебя спросить кое о чем? Ты же скафандр?

– Да, я – космический скафандр универсального применения.

– Кто тебя сделал? Где сделал? Когда тебя собрали? – выпалила Светлана.

Скафандр молчал не более секунды.

– Я универсальный скафандр серии «Чакри-пять». Меня собрали в производственном комплексе компании «Канчанабури», Новый Дальний Бангкок, Тритон. Зарождение началось в пятнадцать, двенадцать, тридцать четыре по Гринвичу, двадцать седьмого июля две тысячи сто тридцать четвертого. Созревание завершилось ноль четыре, двадцать два, одиннадцать по Гринвичу девятого августа две тысячи сто тридцать четвертого.

– Две тысячи сто тридцать четвертого… это год? – уточнила Света.

Скафандр не ответил.

– А что случилось после твоего созревания? – спросила Света уже не так уверенно, как раньше. – Кто владел тобой? И как ты попал сюда?

– После двух месяцев адаптивной тренировки с людьми меня посчитали пригодным к работе в космосе. Пятнадцатого октября две тысячи сто тридцать четвертого года я стал собственностью корпорации «Сурин». Третьего февраля две тысячи сто тридцать пятого года меня доставили на космический корабль «Спирит хаус», принадлежащий корпорации «Сурин», в числе партии из тридцати скафандров серии «Чакри-пять». Я остаюсь собственностью корпорации «Сурин индастриз». Поскольку я не содержу пригодных к использованию отдельных частей, меня следует вернуть на производственный комплекс «Канчанабури» для ремонта и усовершенствования. – Скафандр запнулся на мгновение, затем продолжил: – Поскольку я не могу установить свои координаты по навигационным маякам, инерциальному векторному отслеживателю курса либо по архиву памяти, я не могу сказать, как я попал сюда, – где бы это «сюда» ни находилось.

– Значит, ты потерялся, – заключила Светлана.

– Пожалуйста, помогите мне внести уточнения в файл записи местоположения. На данный момент мне не требуется высокой точности. Сообщите мои координаты в любом из следующих допустимых форматах данных…

– Это подождет, – прервала его Света. – Нам нужно, чтобы ты сделал кое-что для нас. Ты еще понимаешь меня?

– Да, – ответил он с легкой ноткой раздражения в голосе.

– Тогда раскройся, чтобы мы могли добраться до человека внутри тебя.

– Вы просите меня освободить вас?

Светлана глянула на остальных. Перри кивнул. Похоже, шлем не понимал, что разговаривающий с ним человек не находится внутри нижней части скафандра.

– Да, – подтвердила Светлана. – Давай освобождай меня.

– Мои сенсоры указывают, что шлем отсоединен, а окружающая среда вполне дружественна. Однако присутствует небольшая, но значимая вероятность ошибочности этих наблюдений. Если я выпущу вас, вы можете пострадать либо погибнуть. Вы готовы принять этот риск?

– Да. Откройся. Выпусти меня.

– Вы хотите, чтобы я спросила это снова в аналогичных обстоятельствах?

– Просто откройся!

– Пожалуйста, немного подождите. Учтите: любой изданный вами резкий отрывистый звук будет истолкован как желание отменить процедуру открытия. То есть, если вы не хотите отменить процедуру, воздержитесь от издания каких-либо резких звуков в течение следующих десяти секунд. Я открываюсь.

Перри отступил на шаг. Скафандр раскрылся неожиданным образом: спереди на кольце-креплении шлема появилась трещина, стала расширяться, удлиняться, достигла нагрудника, пошла вбок, на левую сторону нагрудника, нырнула под него, протянулась до паха. Верхние половинки разошлись и осели, асимметричная выпуклость нагрудника осталась справа. Чисхолм оказался нагим: ни внутреннего слоя одежды, ни наклеек с датчиками биомониторинга. Перри с Надис высвободили его руки из рукавов и выволокли из нижней части скафандра. Несмотря на то что тот плотно обтягивал тело, ноги выскользнули без труда. Тело Джима было бледным, совершенно безволосым – даже в области гениталий, – без каких-либо шрамов и пятен, неизбежных, когда проводишь большую часть жизни в космосе. Сплошь сухие мышцы, жира так мало, что кожа обтягивает ребра. Джим умер в возрасте пятидесяти двух лет, но это тело принадлежало двадцатилетнему юноше.

– Они хорошо поработали, – отметил Эксфорд с одобрением, когда Джима уложили в пассажирское кресло.

– С ним все будет в порядке? – спросила Света.

– Он был мертв, – объяснил Райан терпеливо. – Любое живое состояние – значительный прогресс по сравнению со смертью.

– Но ведь он только что разговаривал с нами – и вдруг опять…

– Остается уповать на удачу и надеяться, что он вернется, – ответил Эксфорд.

– Уповать на удачу и надеяться – это лучшее, что ты нам можешь предложить?

– Я сделаю все, что в моих силах, но если ты хочешь чуда – пожалуйста, ищи другого доктора.

Трижды в день, в конце каждой восьмичасовой вахты, Светлана получала на свой флекси доклады о состоянии Джима, посланные Эксфордом либо его дежурными медсестрами. По результатам предварительного обследования Райан заключил: Джим в глубокой коме, но без каких-либо признаков повреждений центральной нервной системы. Эксфорд поместил его на капельное питание, сочтя более агрессивное вмешательство в работу организма неразумным. Лихорадка постепенно отступала, хотя высокая температура пока не спадала. Сканы ничего особо не прояснили. Не обнаружилось признаков глиобластомы, но мозг кипел биохимической и электрической активностью, что не давало возможности оценить степень его повреждения.

Потому осталось лишь надеяться и уповать на удачу.

Минул день, другой, неделя. Лихорадка прошла. Эксфорд снова просканировал мозг и обнаружил, что бешеная активность тоже утихает, картинка проясняется, из хаоса проступают знакомые структуры. Глиобластома исчезла. И не просто исчезла – ее будто и не было никогда. Мозг выглядел абсолютно симметричным. Эксфорд сравнил новые сканы с прежними, хранившимися в архиве медотсека. Новые сканы показывали молодой мозг задолго до начала болезни. Никакой хирург по ним не догадался бы о чудовищной деформации, какую претерпел мозг Чисхолма в последние месяцы перед тем, как Джим стал «ледяным ангелом».

Эксфорд воздержался от соблазна гипотез и предположений о том, как именно инопланетяне исправили повреждение. По всему выглядело: они добавили недостающие мозговые ткани, как закладывают каменщики пролом в кирпичной стене. Хотя, возможно, они попросту вырастили новое тело, используя как образец замерзший труп, принесенный Светланой на корабль.

Что бы инопланетяне ни сделали, Светлана не сомневалась в одном: они вернули Джима Чисхолма. Но лицо человека, сидевшего напротив нее за столом в Поддырье, принадлежало не тому, кого она знала многие годы, а его младшему брату. А этого младшего брата Светлана Барсегян не знала совсем.

Глава 24

Джим Чисхолм вышел из комы на девятый день. Он открыл глаза и попросил дежурную медсестру – ею оказалась Джуди Сугимото – принести стакан воды. Сугимото разбудила Эксфорда. Тот еще протирал заспанные глаза, когда явились Светлана и Перри.

– Джим, как чувствуешь себя? – спросил Райан, после того как Сугимото помогла больному сесть в постели и промокнула ему губы.

– Отлично. Гораздо лучше, чем раньше, – ответил он, глядя на встревоженные лица собравшихся.

За девять дней питания через капельницу кожа уже не так туго обтягивала череп. Даже щетина проросла. Эксфорд брил его так, как всегда делал Чисхолм.

Джим виновато улыбнулся:

– Простите, что всполошил всех.

– Ты нас нисколько не напугал. Джим, просто мы очень озабочены твоим состоянием, только и всего, – сказала Светлана. – Ты помнишь произошедшее в Поддырье?

Он вздохнул шумно.

– Ну да. Как вчера. Хотя оно, конечно, случилось не вчера. Кстати, а как давно?

– Девять дней назад.

– А ведь и не скажешь… Я помню, как падал с «неба», сидел за столом, спутал тебя с Беллой.

Он в крайнем смущении закусил губу:

– Мне так жаль. Но ты выглядела немного старше той Светланы, которая осталась в моей памяти. А вы ведь всегда были похожи с Беллой.

– Джим, все в порядке, – заверила Света, улыбаясь, чтобы показать: она не обиделась.

Так странно было говорить с ним. Настолько странно, что, честно говоря, вовсе не казалось приятным. Как относиться к этому знакомому незнакомцу? К его неловким речам, поведению, самому его невообразимому существованию? Чем дальше, тем растерянней себя чувствуешь.

– Как хорошо, что ты вернулся к нам, – проговорила она, надеясь, что слова прозвучали искренне.

– И вдвое лучше ощущать самому, что вернулся, – добавил Джим, кивая. – И снова ощутить себя здоровым. Вот уж не думал…

Рука со стаканом воды застыла на полпути ко рту. Чисхолм посмотрел на гладкую, безволосую кожу без единой морщинки или выпирающего сосуда. Светлане на мгновение показалось, что он содрогнулся от ужаса.

– Эти существа тебя починили, – сказала она.

– Я знаю. Они сообщили мне. И как-то поместили в меня знание о том, что делают, но понимать их знания я начал только сейчас. Я был бы благодарен за зеркало, хотя не сейчас, а попозже. Ведь они изменили мое лицо?

– Они всего лишь отвели стрелки назад. Ты по-прежнему выглядишь Джимом Чисхолмом.

Он осторожно потрогал чисто выбритый подбородок – так пробуют на ощупь стены, пробираясь в темноте. Затем коснулся щетины на темени.

– Что-то у меня появились сомнения насчет зеркала.

– Приятель, ты выглядишь здорово, – проинформировал Перри. – Круглеешь день ото дня. Ты всегда был симпатичнейшим засранцем. Жаль, они тебе не срезали малость харизмы.

– А-а, как говорят, стал крутой и тощий, – отозвался Джим, грустно улыбаясь. – Ну, это я как-нибудь переживу. Главное тут – что переживу, а уж как сделали, так сделали. Не хочу показаться неблагодарным.

– Нашей заслуги здесь уж точно нет, – добавил Перри.

– Но кто-то же отважился затащить меня в их корабль. Тут стальные нервы нужны. И кому выпала короткая соломина?

– Я принесла тебя, – ответила Света. – И не было никаких соломинок. Кто угодно на Янусе сделал бы то же самое.

– Света, но ведь сделала ты.

Она подумала, что Джим может и знать о случившемся с Крэйгом Шроупом. Возможно ли, что знание об этом как-то передалось в ходе операции?

– Ты заслужил, – ответила она. – Для меня нести тебя было привилегией… и честью. Во всяком случае, я не боялась чужого корабля. Я боялась того, что случится, если мы не сделаем ничего.

– Ну, ты поступила верно. И опять: извините меня за случившееся в Поддырье. Я не хотел пугать вас. Думаю, я еще полностью не проснулся. В смысле, я помню, что происходило и как, но ощущение такое, будто тогда с вами говорил не я.

– А сейчас?

– Сейчас все видится яснее. Намного. Будто воздух после грозы. Теперь все прошло.

– Нет, еще не прошло, – твердо сказал доктор Эксфорд. – По любым объективным критериям, ты пережил череду событий, приводящих к чрезвычайно сильному стрессу, – даже если ты и не помнишь их на сознательном уровне.

– Честно говоря, мне хотелось бы вспомнить их. Но только когда инопланетяне починили меня, появилась возможность хоть как-то запоминать.

Светлана вздохнула с облегчением, довольная тем, что Джим сам произнес слово «инопланетяне». Теперь, по крайней мере, не нужно опасаться этой темы, бояться, что он от шока снова провалится в кому.

– Ты их помнишь? – спросила она.

– От и до. Они дали знать о себе перед тем, как выпустили меня с корабля. Чтобы сэкономить вам время на вопросы, скажу то, что вы хотите от меня услышать больше всего: они дружелюбны. И не хотят нам вреда. Нам ничем не угрожают, а научить могут очень многому.

Светлана подумала, что его слова звучат искренне. Но ведь инопланетяне заново собрали его голову. Они могли запрограммировать его сказать что угодно, с какой угодно степенью искренности.

– Я целиком за то, чтобы учиться у них, – проговорила она с сомнением. – Но я не вижу, что они надеются получить от нас взамен.

– От нас самих – почти ничего. Но у нас есть то, что для них представляет немалую ценность: Янус. Они не хотят вторгаться, подчинять нас либо творить что-нибудь столь же банальное. Но на Янусе есть ресурсы, полезные для них: энергия и материалы. Фактически они хотят того же, что и мы, но на более продвинутом уровне.

Светлана нахмурилась. Она хотела многое спросить, но слабо представляла, о чем лучше расспрашивать сначала и о чем – потом.

– И что с того нам?

– Наше положение уж точно не ухудшится. До сих пор мы извлекли лишь крохотную часть того, что Янус предлагал нам. Инопланетяне хотят забраться в него глубже, основательнее, никак не мешая нашей работе с ним. Мы сможем продолжать работу, какой занимались с момента прибытия сюда. Знаю, мне еще нужно толком узнать о нынешнем положении дел, но я бы предположил, что особых изменений за последние девять лет не произошло.

– Да, тут уж хвастаться особо нечем, – отозвался Перри.

– То есть мы не теряем ничего. Даем им право доступа к недрам, взамен они дают нам то, чего мы и вообразить не могли.

– Ладно, – согласился Перри. – Если они жаждут Янус настолько – хотя я не понимаю, зачем он им, раз они такие уж продвинутые, – почему просто не забрать его у нас? Мы должны казаться им, ну, вроде малыша с огромным леденцом.

Чисхолм покачал головой:

– Эти существа не ведут дела так. Из опыта своих странствий они вынесли простую истину: всегда лучше договориться.

– А если мы скажем «нет»?

– Они примут наше решение, – с улыбкой ответил Джим. – Я понимаю, вам трудно поверить и понять, но для них силовой вариант видится неразумным по двум причинам. Во-первых, хотя мы технологически очень отсталые по сравнению с ними, но, как и большинство встреченных ими культур, способных на путешествия в космосе, мы обладаем зачаточными знаниями о термоядерных реакциях. Даже если прямо сейчас у нас нет ядерного оружия – мы можем изготовить его. А его наличие исключает силовой захват – и не потому, что мы эффективно используем оружие против них, хотя попытка не исключена. Ведь мы тогда уничтожим то единственное, чего они хотят от нас. Видите ли, ядерные заряды – абсолютный козырь. Это как в игре «Камень, ножницы, бумага». Ядерные заряды всегда побеждают материю, причем безоговорочно.

– То есть инопланетяне боятся, что мы взорвемся, не желая отдавать им Янус? – уточнил Перри.

– Именно так. Подобные саморазрушающие действия они наблюдали уже не один раз. И потому едва ли прибегнут к силовому варианту, пока не исчерпают все другие возможности.

– Ты сказал, причины две, – напомнил Эксфорд.

– Вторая такова: хоть мы и выглядим слабаками, но эти инопланетяне в прошлом – либо они сами, либо контактировавшие с ними культуры – иногда натыкались на цивилизацию, сознательно занижающую свой видимый технологический уровень. Вряд ли стоит грозить большой дубиной, если у предмета агрессии спрятана дубина намного большая.

– Но все-таки, если мы скажем «нет», они просто уйдут прочь?

– Нет. Я сказал, что они примут наше решение, но это не остановит их в поиске других возможностей для переговоров и торга. Видите ли, у них предостаточно времени испробовать буквально все возможное. Янус-то им нужен, но не прямо сейчас. Они просто делают долгосрочный стратегический ход, закрепляя поле за собой, пока не пришли другие.

– Пока не пришли другие, – повторила Светлана с ноткой тревоги в голосе. – Там они не одни?

– Уж поверьте, Вселенная очень велика, и не все в ней так дружелюбны, как наши гости. – Чисхолм подался вперед. – Потому нам стоит внимательно прислушаться к ним. Они оживили меня. Мы уже кое-чем обязаны им.

Чисхолм все еще оставался пациентом Эксфорда, и доктор не позволял утомлять его долгими расспросами. Светлана не стала спорить, но постаралась организовать свой рабочий день так, чтобы почаще попадать к Чисхолму в часы, разрешенные для визитов. И всякий раз, когда Света входила в комнату Джима, тот выглядел чуть здоровее, меньше походил на призрака. Узнавая ее, непременно ободряюще улыбался, всегда старался, чтобы она не ощущала неловкости. Он говорил о всяких мелочах, рассыпал шутки, хлопал себя по лбу. Но время от времени в его словах и жестах проскальзывало нечто такое, отчего в комнате повисал чужой ледяной холод.

Когда Света решила, что пришло время расспросить его хорошенько, то сказала:

– Скафандр, в котором ты вернулся, разговаривал на тайском языке и утверждал, что произведен на Тритоне в две тысячи сто тридцать четвертом году. Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Если скафандр сам сказал, что произведен на Тритоне, то я склонен верить ему.

– Джим, этот скафандр очень тревожит нас.

До того Джим делал пометки шариковой ручкой на листке выращенной в наноплавильне бумаги. Теперь же отложил бумагу.

– Не стоит беспокоиться. Это всего лишь скафандр. Он не причинит вреда.

– Не в этом дело. Нас беспокоит то, как он попал на Спику.

– Его нашли инопланетяне. Кстати, они не спикане. Но вы, должно быть, уже выяснили это сами.

Перри уже рассказал жене о подозрениях Беллы. Свете было до крайности неприятно хоть в чем-то соглашаться с Беллой, но пришлось признать: бывший капитан, похоже, верно определила ситуацию.

– Мы пока называем их «фонтаноголовые». Если окажется, что это все-таки спикане, то поменяем название.

– «Фонтаноголовые», – выговорил он задумчиво, затем кивнул. – Мне нравится. Думаю, им понравится тоже.

– Название фактически придумал Крэйг Шроуп. Он увидел их первым.

Джиму уже рассказали о том, что случилось со Шроупом. Чисхолм к известию отнесся с удивительным спокойствием, почти равнодушием.

– Молодец Крэйг.

– Нас тревожит то, каким образом инопланетяне вступили в контакт с людьми, сделавшими этот скафандр.

– «Фонтаноголовые» летают от звезды к звезде. Это их работа.