Печенька, или История Красавицы Уилсон Жаклин
– Нет, черт побери, не собираюсь я заходить! И не лезь не в свое дело, шустрый больно! Кто ты такой вообще? – разорялся папа.
– Я – друг Дилли и Красавицы, – сказал Майк.
– За дурака меня держишь? Друг нашелся! Нечего из меня посмешище делать!
И папа стукнул Майка кулаком по носу. Хлынула кровь.
– Черт! – прогнусавил Майк и осторожно пощупал нос. – Вы с ума сошли?
– Майк, простите, все из-за меня! – вскрикнула мама. – Вот, возьмите платок!
– Думаешь, я вчера родился? – бушевал папа. – Давно вы с ней знакомы? Все ясно, вы заранее сговорились! Дилли, я так и знал, что у тебя кишка тонка просто так от меня уйти куда глаза глядят. Неужели получше ничего не нашла? Ты посмотри на него, он уже в пенсионном возрасте! И ни гроша за душой, судя по всему.
– Вы угадали, – сказал Майк. – Но вы совершенно неправы насчет наших отношений. Мы с Дилли просто друзья, к тому же она у меня работает.
– Что? – изумился папа. – Кем работает, позвольте спросить?
– Поваром. Готовит завтраки для постояльцев, – ответил Майк.
Папа вытаращил глаза… А потом захохотал на весь дом.
– Ну, если вы решили свести постояльцев в гроб, то, конечно, пустите Дилли на кухню! Кулинар из нее никакой. Она только и умеет делать, что дурацкое печенье.
– Очень хорошее печенье, – сказал Майк. – Может, все-таки зайдете? Успокоитесь, выпьете чаю, заодно и печенье попробуете…
– Нечего мне указывать! У нас личный разговор с женой.
Папа шагнул к маме. Майк тоже придвинулся ближе.
– Дилли, слушай меня внимательно. Я понимаю, ты удрала, потому что думала, мой бизнес вылетит в трубу и я вместе с ним. Но у меня есть знакомые там, где надо. Историю со взяткой благополучно замяли, а один приятель шепнул мне словечко про участок, где собираются сносить муниципальные дома. Еще выгодней, чем «Заливные луга», и я практически уверен, что контракт достанется мне. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Ты заработаешь еще больше денег, – сказала мама.
– Так что, девочка моя, даю тебе последний шанс. Возвращайся – будешь как сыр в масле кататься. А не то оставлю тебя без гроша с девчонкой.
– Джерри, мне не нужны твои деньги, – сказала мама. – Я не ради них выходила за тебя замуж, а потому что думала, ты будешь обо мне заботиться. Но я уже не та глупая девочка. Пора научиться самой о себе заботиться – и о Красавице, конечно.
– Тогда идите к черту! – сказал папа. – Найду и получше тебя. Все равно ты уже теряешь товарный вид. – Тут он посмотрел на меня. – А у тебя вообще никакого вида отродясь не было. Зря только время потратил, искал вас еще. Протухайте в этой убогой хибаре, мне плевать!
Папа харкнул на порог и зашагал прочь. Мы с мамой смотрели ему вслед, все так же держась за руки.
– Уфф, – сказал Майк. – Ну что ж, мои дорогие, входите в мою убогую хибару. Выпьем все-таки чаю с печеньем – и я суну свой несчастный нос в пакет с замороженным горошком!
– Ох, Майк, простите! Мне ужасно стыдно. Может, вам показаться врачу? Вдруг перелом? – всполошилась мама.
– Незачем. Я уже дважды ломал нос, когда играл в регби. Одним разом больше, одним меньше… Заживет. Все у нас с вами будет хорошо, вот только успокоимся немножко.
Мы пили чай с печеньем и болтали с Майком обо всем на свете – только не о папе. Но, когда мы поднялись к себе, мама жалобно посмотрела на меня.
– Получается, назад дороги нет…
– Мы здесь будем протухать вечно, ура-ура-ура! – крикнула я. – Мама, теперь наш дом здесь?
– Да, наверное.
– Значит, можно написать Роне и рассказать, где я?
– Конечно, солнышко.
Я достала самую лучшую бумагу и фломастеры тети Авриль и нарисовала, как я рисую рядом с Майком. На мольберте Майка я нарисовала свою картину – ту, где Сэм и Лили, – совсем крошечную. А на своем холсте я нарисовала, как Рона держит на руках бедного Деньрожденья.
Я очень долго раскрашивала рисунок, потому что не знала, что написать. Я даже раскрасила море на заднем плане в разные цвета – синий и зеленый, и оставила белые промежутки – пену на гребнях волн.
Когда бумага стала совсем блестящей от краски, я перевернула листок и взялась за письмо. Я его долго сочиняла в голове, и все равно было трудно. В конце концов я написала так:
«Дорогая Рона!
Ох, наверное, ты очень удивишься, когда получишь это письмо. Мы с мамой переехали к морю. Кроличья бухта очень красивая. Мы живем в пансионате Майка, и Майк учит меня рисовать (см. рисунок). Мне здесь очень хорошо, только грустно, что нельзя с тобой увидеться (вот было бы ЗДОРОВО, если бы ты приехала сюда на каникулы!). Я очень надеюсь, что ты по-прежнему хочешь со мной дружить, хоть я здесь, а ты там.
Передай от меня Алджернону Алоцвету горячий привет и ложечку меда!
Целую,
Красавица
P. S. С Деньрожденьем случилось что-то очень, очень плохое. Такое плохое, что я не могу об этом написать. Но все равно он был самым лучшим подарком на свете».
Я написала обратный адрес – коттедж «Лилии», хотя на самом деле не ждала, что Рона мне ответит. Не в ее характере писать письма. Но через два дня мне пришла от нее посылка – маленький мягкий пакетик. Я просунула палец под обертку и почувствовала что-то мохнатое.
Я подумала, что Рона прислала мне Алджернона Алоцвета. Развернула обертку и увидела малюсенького потрепанного медвежонка в мятом полинявшем костюмчике в темно-синюю полоску.
– Маврикий Мореход! – прошептала я. – Ты же утонул!
В свертке была еще записка. Вот что написала Рона:
«Дорогая Красавица!
Я буду по тебе очень скучать! Представляешь, папа вчера стал чистить бассейн, спустил воду, и оказалось, что Маврикий Мореход застрял в сливной трубе!!! Мама его постирала и отпарила, но вид у него немножко странный. Надеюсь, он тебе все равно нравится.
Целую,
твоя лучшая подруга Рона
P. S. Надеюсь, с Деньрожденьем не случилось ничего слишком ужасного. Ну ладно, не будем об этом».
Глава 17
– Красавица, надо бы устроить тебя в школу, – сказала мама.
Мы уже закончили разносить всем завтрак и пили в кухне чай.
Я пришла в ужас.
– Не хочу в школу! Я не могу! Я же тебе помогаю и еще рисую с Майком. Я работаю!
– Не говори ерунды! Дети должны ходить в школу, ты же знаешь.
– Ну, может, когда-нибудь, только не сейчас! Все равно скоро каникулы. Пойду в школу в сентябре, если так уж нужно.
– Пойдешь сейчас! Я хочу, чтобы все было как полагается. А то вдруг папа в суд подаст, чтобы тебя отдали ему под опеку, а в суде всплывет, что ты у меня в школу не ходишь. Скажут, что я не гожусь быть матерью! Нет, моя дорогая, ты пойдешь в школу, и никаких разговоров. Спросим Майка, где в Кроличьей бухте начальная школа.
– Ответ простой, – сказал Майк – он пришел загрузить посуду в посудомоечную машину. – Нет у нас начальной школы. Ее пять лет назад закрыли, потому что учеников не хватало.
– Ура-а! – завопила я. – Видишь, мам, я не могу пойти в школу!
– Можешь, можешь. Запишем тебя в ближайшую, только и всего, – решительно сказала мама.
Оказалось, ближайшая начальная школа – в Сихейвене и до нее целых шесть миль.
– Все-таки я не смогу туда ходить, – сказала я.
– Сможешь, раз надо, – сказала мама. – Закон такой.
– А как туда добираться?
– Я буду возить тебя на машине.
– Ты же должна завтрак разносить!
– Может быть, здесь автобус ходит? Но мне не хочется отпускать тебя одну на автобусе. Господи, не разорваться же мне?
– Не волнуйтесь, Дилли, – сказал Майк. – В двух домах на нашей улице – номер два и номер семнадцать – дети ездят в школу на автобусе. Красавица может ездить с ними.
– Так нечестно! – возмутилась я. – Не пойду в школу! Ты меня не заставишь!
– Красавица, прекрати! У меня голова уже раскалывается, – сказала мама.
Майк сказал:
– Красавица, дай маме отдохнуть, а мы с тобой пройдемся по магазинам, хорошо? Мне нужно закупить муку, сахар и еще разные продукты. Печенье, которое делает твоя мама, пользуется огромным успехом. Наша соседка миссис Брук о нем прослышала и хочет закупить целую партию, чтобы угощать своих постояльцев, представляешь!
Майк болтал без умолку всю дорогу до супермаркета. И в магазине то и дело спрашивал у меня совета, просил достать что-нибудь с нижней полки или сосчитать в уме цену. Страшное слово на букву «Ш» он произнес, только когда мы уже плелись домой, нагруженные тяжеленными сумками.
– Насчет школы… – пропыхтел он.
– Думаешь, я уже успокоилась и образумилась? Но мое решение… – я искала подходящее слово. – Несокрушимо, вот!
– А тебе не кажется, что девочка, которой хватает ума правильно употреблять такие трудные слова, как «несокрушимо» и «образумилась», должна бы учиться в хорошей школе?
– Хороших школ не бывает!
– Тебе в прошлой школе было плохо?
– Ужасно! Хуже некуда! Школа была такая пижонская – а я нет.
– Но ты наверняка хорошо училась?
– В том-то и беда, – мрачно ответила я. – Когда учишься лучше других, еще больше дразнят. И Ботанкой, и Заучкой, и Профессоршей. Я в новой школе сначала пробовала тупой притворяться, но учительница сердилась и говорила, что я не стараюсь. Я не могла видеть, как она расстраивается, и стала работать добросовестно. Она обрадовалась, а меня еще и подлизой звать стали, и учительским любимчиком.
– Ну, могли и похуже придумать.
– Ага, они и придумали! Там была одна девчонка, ее звали Скай, – такая хорошенькая, только вредная, просто ужас. Она каждый день придумывала мне новое обидное прозвище. Игра такая. А самое мерзкое прозвище… – Мне до сих пор было трудно его произнести. – Уродина, – прошептала я, и глаза тут же защипало.
– Как-как? Извини, я не расслышал.
– Уродина! – повторила я, дрожа от стыда.
– Боже ты мой, – сказал Майк, но как-то довольно спокойно. – Не очень приятное прозвище.
– Это из-за имени. Скай все время смеялась, что меня зовут Красавицей, а на самом деле все совсем наоборот. Я же и правда уродина.
– Боже ты мой! – На этот раз в голосе Майка звучало сочувствие. – Ни капельки ты не уродина. Ты не из тех миленьких кудрявеньких девчоночек, это правда, но, по-моему, ты выглядишь умной, живой и очень интересной. Да что там, не буду тебя переубеждать. Знаю я вас, женщин! Эта змеюка Скай, видно, очень постаралась отбить у тебя уверенность в себе. А предыдущая школа тоже была пижонская?
– Не настолько, хотя там тоже все были крутые и надо мной тоже смеялись. Особенно над именем.
– И ты боишься, что в Сихейвене будет то же самое?
– Ага. Разве только я как-нибудь добьюсь, чтобы меня прозвали Печенькой.
– Печенька – отличное прозвище, но, по-моему, лучше зваться Красавицей. Необычное имя – это же здорово. Больше ни у кого такого нет.
– Ох, Майк, ты такой хороший, но иногда говоришь ужасные глупости! Вот если бы тебя звали Красавец – понравилось бы тебе?
– Еще как понравилось бы! – засмеялся Майк. – А что такого, собственно? Разве я не красавец?
Он встал в позу, как будто снимался для обложки журнала, еще и живот выпятил. Я не удержалась и захихикала, а ему только того и надо. Но все равно было не по себе.
Майк сказал:
– Я думаю, тебе там понравится, когда освоишься.
– Про ту школу папа то же самое говорил. А я так и не освоилась.
– Красавица, смотри на жизнь позитивней! Наверняка в Сихейвене хорошая школа.
– Майк, а твои дети тоже в ней учились?
– Нет, когда я сюда переехал, они уже были взрослые.
– Тогда откуда ты знаешь, что школа хорошая?
– Иногда нужно верить в лучшее, – сказал Майк. – Вы с мамой ничего не знали о Кроличьей бухте, но были уверены, что вам здесь понравится.
Мне наконец-то полегчало.
– Ну ладно, сдаюсь! – засмеялась я.
Но в понедельник утром смеяться мне опять расхотелось. Мама позвонила в школу, и ей сказали, что для меня найдется место. Мама спросила насчет школьной формы, а ей ответили, что приходить можно в чем угодно, форменная только безрукавка для парадных случаев. Мы с мамой долго обсуждали, что мне надеть.
У меня и выбора-то особого не было. Не надевать же выходное серое платье с фартучком и башмачками на шнуровке – это слишком нарядно для школы. Я хотела пойти в джинсах и футболке, но мама сказала, что это уж слишком затрапезно. Оставались только джинсовая юбка и рубашка в синюю полоску.
– Мам, я не могу ходить каждый день в одном и том же!
– Я понимаю. На той неделе съездим в Сихейвен, купим тебе еще одежды. Я уже скопила немножко денег из зарплаты. – Мама потрепала меня по голове. – Заодно в парикмахерскую зайдем, а то ты у меня обросла, как шетландский пони!
– Мам… А можно их вообще обстричь?
– Что, совсем под корень? С ума сошла? – испугалась мама.
– Да нет, просто сделать короткую стрижку, чтобы не мучиться с дурацкими бантиками и заколочками. Они все равно не держатся. Мам, пожалуйста!
– Папа ни за что не позволит… – Мама запнулась.
– Мы теперь не с папой, мы сами по себе! Ты же не против?
– Ну хорошо, если тебе так хочется.
– Ура-а-а! Пострижешь меня? Сейчас принесу ножницы!
– Нет уж, если стричься – то как следует. Я видела в газетном киоске карточку с телефоном парикмахерской. Позвоним и запишемся.
Парикмахершу звали Дон. Это была очень симпатичная полная женщина, а рядом сидел в детском стульчике пухленький малыш. Он улыбался и болтал ногами. Его пушистые волосики торчали смешным чубчиком.
– А можно мне такую прическу? – спросила я.
– Лучше не стоит, – быстро сказала мама. – По-моему, тебе подойдет пажеская стрижка. Дон, вы как думаете?
Дон подобрала мои волосы, загнув книзу.
– Да, прекрасно! Садись в кресло, дорогая, и приступим.
Когда первая отстриженная прядка упала на пол, мама так и вздрогнула, но к тому времени, как Дон закончила, мама уже улыбалась.
– Красавица, получилось чудесно! Вот посмотри!
Мама поднесла мне раскрытую пудреницу. Я посмотрелась в зеркальце – и не узнала себя. Даже язык показала для проверки, и девочка в зеркале тоже высунула язык. Я невероятно изменилась. Лицо словно стало меньше под шапкой волос медового цвета. Я не казалась ни взрослой, ни особенно модной, но впервые в жизни я выглядела собой.
Мама улыбалась, Дон улыбалась, малыш улыбался – а Майк сделал вид, что сражен наповал моей неземной красотой.
Я подумала – может, я и сама изменилась? Теперь буду совсем другая – спокойная, уверенная в себе Печенька…
Но в понедельник утром я чувствовала себя все той же насмерть перепуганной Красавицей – и выглядела чудовищно. Даже новая стрижка не спасала. Я ночью так ворочалась, что к утру по всей голове торчали вихры. Они никак не хотели нормально укладываться, сколько я ни мочила их водой.
– Красавица, надо поесть хоть немножко. Тебе выходить без десяти восемь. Поторопись, мое солнышко! – уговаривала мама.
А я, стоя перед зеркалом, отчаянно драла щеткой волосы.
– Не ложатся как надо! – Я чуть не плача топнула ногой. – Вид такой дурацкий!
– Тихо, тихо! Только щетку не швыряй! – сказала мама. – Нормальный вид. Знаешь что – давай я тебе волосы гелем намажу? Не бойся, я немножечко, на панка похоже не будет.
– На рвотину будет похоже!
– Не надо такие слова говорить. – Мама принялась возиться с моими волосами.
– А меня правда сейчас вырвет! Не буду завтракать, меня тошнит. – Я потрогала свой лоб. – И жарко очень. Мам, пощупай, какой лоб горячий! Наверное, у меня температура. Ты же не отправишь меня больную в школу? Подумают, что ты плохая мама.
– Солнышко, ты не больна. Тебе просто не хочется в школу, и я это очень даже понимаю, но ехать все равно надо. Вот, смотри, твои волосы чудесно выглядят, честное слово!
Я мрачно уставилась на свое отражение. Мама меня замечательно причесала, что правда, то правда, но в остальном я все равно выглядела неважно.
– Не хмурься! – сказала мама. – Иди в новую школу с улыбкой, тогда все захотят с тобой дружить.
– А я не хочу с ними дружить, – ответила я. – У меня уже есть подруга, Рона.
– Может, в новом классе ты найдешь себе подругу еще лучше.
– Мам, не тупи! – буркнула я.
– А ты не груби! – Мама схватила меня за плечо. – Ты все это время так разумно себя вела, так по-взрослому. Пожалуйста, хотя бы попробуй, вдруг в этой школе будет неплохо!
– Ну ладно, попробую, только все равно ничего не выйдет, я же знаю.
Мама в отчаянии слегка встряхнула меня.
– Знаешь что? Возьми-ка свой диск с Сэмом и Лили, иди в гостиную и посмотри запись минут пять, успокойся немножко. А я тебе принесу кукурузных хлопьев и сок, ладно?
Я так и сделала. Майк был занят в кухне, так что гостиная досталась мне в полное владение. Я прокрутила к началу последнего выпуска – он назывался «Идем в школу». Специально для малышей, которые идут в школу в первый раз, но я и чувствовала себя совсем-совсем маленькой. Даже не смогла подпевать Сэму и Лили.
– Эй, привет! – сказал Сэм.
Лили смотрела на меня, подергивая носом.
– Скоро в школу? – спросил Сэм.
Я уныло кивнула, зачерпывая ложкой кукурузные хлопья.
– Радуешься? – спросил Сэм.
Я изумленно уставилась на него. Сегодня даже Сэм тупит!
– Наверное, боишься чуть-чуть, – мягко сказал Сэм. – Красавица, тебя можно понять. Вот если бы ты ходила в ту же школу, что Лили, тебе бы там сразу понравилось! В классе, кроме нее, всего пять кроликов, и уроки совсем простые. Крольчата учатся расчесывать шерстку, стелить постельку и аккуратно лакать воду, чтобы не забрызгать животик. Еще они бегают наперегонки вокруг огорода и каждые десять минут останавливаются перекусить.
– Лили поначалу стеснялась и не разговаривала с другими крольчатами. На перемене сидела одна в уголке и грызла от огорчения свое ушко, но скоро она подружилась с остальными. Теперь у них самый дружный класс! Крольчата играют все вместе, устраивают куча-мала, только белые пушистые хвостики торчат в разные стороны.
– Сэм, а как она с ними подружилась? – прошептала я.
– Она подошла к самому симпатичному веселому крольчонку и потерлась носом о его нос.
– Гм… Если я в школе подойду к симпатичному веселому мальчику и потрусь носом о его нос, он решит, что я совсем того.
Тут в комнату вошел Майк с большим бумажным пакетом в руках. Я страшно покраснела и поскорее отключила диск.
– Привет, Красавица! Мама беспокоится. Ты доела кукурузные хлопья? Готова выходить?
– Да, наверное.
– Дай посмотрю на тебя. О-о, классная прическа, симпатичная футболка, очаровательная юбочка… Вот кроссовки подкачали – обшарпанные какие-то.
– Знаю. Я их щеткой чистила, а они все равно ужасно выглядят.
– Примерь, может, эти подойдут? – Майк бросил мне пакет.
Я заглянула внутрь – а там красные бейсбольные бутсы, точь-в-точь как у Майка, только маленькие.
– Ой, Майк! Какие классные! Правда можно в них в школу пойти?
– Я их для того и принес, детеныш. На ноге как, нормально? Я взял на полразмера больше, чем твои кроссовки, чтобы подольше хватило.
Бутсы подошли идеально, а выглядели просто потрясающе.
– Ну и отлично. Может, твое новое прозвище будет Бутса? – усмехнулся Майк.
Я повисла у него на шее. Потом расцеловала маму, схватила пластиковую сумку из супермаркета – мой школьный рюкзак и коробка для завтраков остались дома, так что пришлось пока обойтись тем, что есть. Мама хотела вместе со мной зайти в дом номер два и дом номер семнадцать, но я испугалась, что местные дети станут смеяться – большая уже, а с мамой за ручку хожу. Поэтому я пошла одна.
В доме номер семнадцать дверь открыл мальчишка примерно моего возраста, рыжий и весь в веснушках. Я раньше видела, как он катался на роликах по нашей улице и каждый раз корчил мне страшные рожи.
Он и сейчас скорчил страшную рожу и спросил:
– Гр-р, это с тобой мне теперь надо в школу ездить?
Вот уж с этим мне точно не хотелось тереться носами! Хотелось зареветь и убежать, но я удержалась. Я сама ему скорчила страшную рожу и сказала:
– Гр-р, это с тобой мне теперь надо в школу ездить?
– Ну, пошли тогда! Мама говорит, тебя зовут Красавица. Правда?
– Правда, а что?
Я притворилась, будто мне все равно, хотя внутри все переворачивалось.
Рыжий промчался по улице и заколотил в дверь дома номер два. Оттуда выскочил еще один мальчик, помладше, с кудрявыми волосами.
– Тоби, привет! – крикнул он.
– Привет, Бен! – ответил Тоби, и они по-дурацки шлепнули друг друга по ладони.
На меня Бен вообще внимания не обратил. Я не могла решить, хорошо это или плохо, но перспектива ездить каждый день с этими мальчишками в школу и обратно меня не радовала. Тут из дома номер девять вышла девочка постарше, лет четырнадцати, – высокая, энергичная, с торчащими во все стороны, как шипы, волосами и сильно подведенными глазами. Я даже заморгала, на нее глядя. А она мне улыбнулась.
– Привет, я Энджи. А ты Красавица из коттеджа «Лилии»? Мама сказала, ты будешь с нами ездить. Надеюсь, Бен и Тоби не в твоем классе? А то они тебя доведут! У меня от них мозги в трубочку сворачиваются. Здорово, что теперь будет девчонка, с кем в школу ездить! Я учусь в девятом классе, в старшей школе – это рядом с начальной. Ух ты, какие ботинки! Где купила?
– Мне подарили, – несмело ответила я.
Я опасалась, что Энджи меня просто разыгрывает – хочет усыпить бдительность, а потом начнет издеваться, – но нет, она болтала все так же приветливо до самой автобусной остановки. В автобусе оказались девочки из старшей школы. Они стали звать Энджи, но она им помахала и сказала, что сядет со мной.
Я промямлила:
– Да ничего, тебе не обязательно со мной сидеть.
– Я сама хочу! Терпеть не могу этих девчонок, они разговаривают только о своих мальчиках. Скучища! У тебя же нет мальчика, а, Красавица?
Теперь она и правда дразнилась, но совсем не зло.
– Нету! – сказала я.
– Может, хочешь встречаться с Тоби? Так мы это устроим! Или с Беном, если тебе нравятся парни помладше.
– Нет уж, спасибо! – Я помолчала немножко, а потом решилась: – Вообще-то, мне нравятся те, кто постарше. Есть такой Сэм… Но он даже не знает, что я живу на свете.
– А, ясно. Ты, наверное, будешь в том же классе, где Тоби, – их учитель мистер Петит как раз постарше, только вряд ли он тебе понравится. У него очки всегда грязные, и он носит вязаные галстуки и кошмарные штаны на резинке.
Я скривилась, а потом спросила:
– Он строгий?
– Да нет, он хороший, на самом деле. Когда в настроении, смешные истории рассказывает. Знаешь что, давай я тебя провожу. Тоби поручили тебе помогать, но на него надежды мало.
Энджи сдержала слово – она вышла на одну остановку раньше и проводила меня, даже в школу со мной зашла. А Тоби с Беном тут же умчались в разные стороны, даже не оглянулись. Энджи отвела меня в учительскую, а потом мы поднялись на третий этаж, прошли по коридору, дальше через двустворчатую дверь и еще несколько раз свернули за угол.
Я не привыкла к таким большим школам. По коридору носились толпы детей. Мне хотелось уцепиться за руку Энджи, как маленькой.
– Я тут наверняка заблужусь!
– Да ну, привыкнешь, запросто, – сказала Энджи. – О, вон класс мистера Петита. Смотри, видишь на стене рисунки с подсолнухами? Там и мой есть!
В классе тоже толпились дети, болтая между собой. На учительском столе сидел человек в замызганных очках, вязаном галстуке и кошмарных штанах. Он читал газету, а ноги в удобных ботинках на толстой подошве поставил на низенький стульчик.
– Привет, Энджи! – улыбнулся он, оторвавшись от газеты. – Выросла-то как!